О любви и нежности

Машкевич Эдуард
                Традиции,  это  передача  из  поколения  в  поколение  формы  поведения, повторение  одних  и  тех  же  привычек  и  поступков.  Может  быть,  все  так  и  есть,  однако  традиции,  а  вернее  привычки   могут  возникнуть в  одной  семье  и  в  одно,  определённое  время.  Я  был  маленький  и  поэтому  уже  не  помню,  когда  так  сложилось  в  нашей  дружной  семье.  Нас  было  четверо  папа, мама,  моя  старшая  сестра  и  я.  У  нас  был  четырёхугольный  обеденный  стол,  за  которым  я  под  светом  керосиновой  лампы со  стеклянным  абажуром  обычно  делал  уроки.  Но  стол  был  обеденный,  и  когда  приходило  время  обеда,  мама  стелила  на  стол  скатерть  и  накрывала  к  обеду.  У  каждого было  за  столом  своё  постоянное  место.  Так  было  привычно  и  удобно  всем. Прямо,  как  в  сказке,  про  Машу  и   медведей.  Наш  дорогой  глава  семьи  папа  часто  задерживался,  и  никто  не  хотел  начинать  кушать  без  него.  Он  был  руководителем  серьёзной  организации  и  часто  не  укладывался  в  рабочее  время.  Потом,  уже  взрослым.  Я  часто  бывал  у  него  на  работе.  Я  тихо  сидел  в  уголочке  и  наблюдал,  как  отец  быстро  решал  различные  производственные  вопросы.  К  нему  заходили и  выходили  инженеры,  и  между  производственными  делами  он  успевал решить  и  чьи-то  личные  дела,  узнать о  чьём-то  здоровье  и  благополучии.

                Выходные  и  праздничные  дни, было  совсем  другое
дело.  Сложившийся  семейный  уклад,  очень  мило,  нарушался.  Папа  ходил  со  мной,  то  в  цирк,  то  в  зоопарк. То  вместе  с  мамой  в  кинотеатр  или  в  филармонию.  Иногда  всей семьёй  ходили  в Тбилисский  русский  драматический  театр  имени  Грибоедова.  По  вечерам  в  субботу  или  воскресенье  приходили  гости.   Часто  это  были  близкие  родственники.  Иногда  друзья  отца  по  работе  или  знакомые  нашей  семьи.  Папа  с  мамой  умело  вели  домашнее  хозяйство,  отец  и  на  это  находил  время.  Мы  очень  хорошо  принимали  гостей.  В  один  из  таких  вечеров,  помнится,  была  суббота.  У  нас  собралась  очень  милая  компания  наших  друзей.  Кажется,  отмечали  какую-то  дату.  Это  было  очень  давно, но  моя  память  очень  хорошо  сохранила  имена  и  образы  этих  друзей.  Наверно  потому  что  они  в  нашем  доме  бывали  часто.  Это  были  сослуживцы  отца, Борис  Кацабашвили  и  Соломон  Витензон, наша  ближайшая  соседка  Тамара  Дарчинян,  друг  нашей семьи,  дочка  опального  генерала  Ирина  Бурова  и  Нина  Георгиевна  Емчинова  ,  дама лет   пятидесяти.  Она  была  загадкой,  но  наверное  только  для  меня.  Когда-то  она  получила  два  высших  образования  и  преподавала  Статику  сооружений  в  Политехническом  институте.  Но  это  было  давно.  Потом  случилось   невероятное.  Как-то  утром, её  престарелая  мама  сидела  за  столом  и  по  обычной  своей  старческой  привычке  ворчала  на  дочь  и  на  зятя. Это  бывало  часто,  и  к  сожалению  привычно.  Нина  Георгиевна  в  двух  шагах  гладила белье.  Вдруг  она  подошла  к  маме  и  ударила  её  утюгом  по  голове. Мама скончалась  на  месте,  а  Нина  Георгиевна  была  приговорена  к  восьми  годам  строгого  режима,  было  учтено  состояние  аффекта.  Она  часто  рассказывала  о  ужасах тех  лет, проведённых  среди  матерых  убийц.  С  тех  пор  прошло  много  времени.  Нина  Георгиевна   смогла  выдержать  все  испытания  и  сейчас,  к  моменту  событий  этого  рассказа,  никто  бы  не  сказал,  что  эта,  хорошо  ухоженная  дама,  в  прошлом  сидела  за  уголовное  преступление.

                Между  тем,  мама  покрыла  стол  скатертью  и  стала  накрывать. одновременно  приглашая  гостей к  столу,  но  гости  не  торопились.  Устроившись  на  вальяжном  диване,  Борис  с  Соломоном рассказывали  друг другу  о  своих  детях,  хвастались  их  успехами.  Тамара   с   Ириной,  на  веранде,   беседовали   о  моде  и  фасонах,  а  Нина  Георгиевна в  кресле  у  окна,  читала  какой-то  журнал.  Все-таки  надо  было  откликнуться  на  мамин  призыв  и  сели  за  стол.  Стол  был  вкусный,  но   за  столом  было  скучно.  Это  был  не  тот  случай,  когда  люди  бросаются  на  еду.  И  тут,  Нина  Георгиевна  вспомнила,  что  не  так  давно  в   русском  драматическом   театре,  смотрела  интересный спектакль – Кардиограмма  любви,  по  новелле  французского  писателя  Анри  Барбьюса,  Нежность.  Все  встрепенулись,  подняли  головы  от   тарелок.  Это  была  общая,  всем  интересная  тема.  Тамара  сказала-" Какая  жестокая  женщина,  зачем  она  сказала  Луи, что  уходит  из  жизни",  что  Вы,  возмутился  Борис-" Она  пронесла  свою  любовь, через  всю,  оставшуюся  после  разлуки  с  Луи  жизнь".   Ирина,  даже,  вскочила  со  стула  от  возмущения-" Боря,  Вы  что  не  знаете, что  на  самом  деле,  она,  полив  Луи  своими  слезами, в  тот  же  день  покончила  счёты  с  жизнью,  оставив  ему  эти  четыре  письма,  как  глупо  это  с  её  стороны".   Нина  Георгиевна  выдержала  паузу  и  улыбнувшись,  сказала-" Конечно,  очень  красиво,  но  истинная  любовь,   как  у    Пушкина-"Люби  так  искренне,  так  нежно,  как  Вам  дай  бог  любимой  быть  другим" ". 

              Я  до  сих  пор  вежливо  помалкивал,  но  у  меня  была  своя  точка  зрения-" К  сожалению   Анри  Барбьюс  в  своей   новелле  Нежность  не  сделал  предисловия  или  вступления  перед  письмами.  Теперь  читателям  приходится  самим  домысливать,  зачем  любимая  женщина  Маленького  Луи  так  поступила,  а не иначе.  Как  Вы  считаете,  Нина  Георгиевна",   спросил  я,  обращаясь  к  Емчиновой.  "   Родители  Луи  запретили ему  эту  связь ",  вместо  Нины Георгиевны  сказала  Тамара,  а   Борис  с  Соломоном  в  один  голос  заявили-" Если  бы  она  не  ушла  из  жизни, неизвестно, на  сколько  бы  хватило  её   любви,  и  верить  её  чувствам  на  двадцать  лет  вперёд  невозможно ".  Долго  молчавшая,  умудрённая  жизненным  опытом  Нина  Георгиевна,  заговорила-" Я  думаю,  что  она  была  значительно  старше  Луи,  наверное  по  возрасту  она  почти  годилась  ему  в  матери.  Ведь  неспроста  она  его  называла – "Мой  маленький  Луи".  Однако,  любви  все  возрасты  покорны,  и  она  любила  этого  Маленького  Луи  сильной,  прекрасной,   возвышенной   любовью,  переходящей  в  нежность,   нежность  так  свойственную  материнству.  Так  она  чувствовала  сейчас,  то  есть  тогда, когда писала  эти  письма,  она  чувствовала  великую  любовь  безвременно,  ведь  ЛЮБОВЬ  вечна,  ну,  она  написала  всего  на  двадцать  лет,  потому что  торопилась.  Она  боялась  не  выдержать  и  вернуться  к  нему".  Слушая  ,  Нину  Георгиевну, все  притихли.  Чай с  конфетами  и  пирожными  грустили,  почти  не  тронутые,  дискуссия  затихала.  Я   решил  подлить  масла  в  огонь.  Обращаясь ко  всем,  я  спросил-" А  что  мы  знаем  о  Маленьком  Луи,  ведь  в  новелле  о  нем  ни  слова  не  сказано – " Как  не  сказано, с самого  начала  мы  узнали,  что    это  юный,  плаксивый  молодой человек ",  сказала  Тамара,  почти  не  участвовавшая  в  обсуждении.   Все  заулыбались,  согласные  с  ней,  потому  что  образ  Луи,  на  фоне  великой   любви  этой  женщины,  был  жалок  и  ничтожен.   Но  изредка  бывает  так ,  что  жизнь  отданная   во  имя  любви,  отдана  во  имя  спасения,  во  имя  победы  или  во  имя  другой  любви,  но  это  уже  другая  история,  о которой  на  последок  это  стихотворение:

Баллада  о  любви            
               
В  доме с  тихим  садом,
Где  цветет  сирень,
Сразу  за  оградой
От  деревьев  тень.

Притулясь  к  забору,  ива  наклонилась,
Чуточку  в  сторонке  сам  красавец  клен.
В  доме  с  тихим  садом  что-то  изменилось,
Счастьем  и  любовью  засветился  он.

В  доме с тихим  садом  детский  плач и  лепет,
Родила  их  мама  милых  близнецов,
Ветерком  на  окна  одуванчик  лепит,
Вырастут  с  годами  двое  сорванцов.

Пролетают  зимы,  пролетают  вёсны,
А  следы  былого  замела  пороша,
Подрастают  дети,  вырастают  сосны,
Выросли  большими  Саша  и  Алёша.

Наступило  время  встреч  и  расставаний,
Полюбили  парни  девушку  одну,
Сколько  им   досталось  горя  и  страданий,
Как же  разделить им горькую  судьбу.

Наблюдала  ива,  вместе  с  ней  и  клён,
Братья  на  свиданья  приходили,
Под  кустом  сирени  раздавался  стон,
Это,  о  любви  её  молили.

Девушка  любила  братьев  обоих
И делить никак их не  хотела,
Ненаглядных,милых,дорогих,
Обнимала  и  ласкала  смело. 
 
Видела, как мальчики страдали,
Не могла их боль перенести
И любовной полная печали
В мир иной надумала уйти.

17. 12. 2014.

                Эдуард  Машкевич