Талисман, Или Камень Бодхидхармы

-- ... Я вам рассказал только разве сотую часть всей его истории. Что было в прежние
                века, на какие преступления, на какое вероломство пускались из-за него прежние
                люди, я уж не говорю: даже подумать страшно. Долгие годы служил он верой и
                правдой силам преисподней...
                (Р. Л. Стивенсон "Алмаз раджи")


Предисловие.

В 1995 - 96 годах, имея в активе несколько написанных рассказов, автор решил попробовать свои силы в более крупной форме и начал одновременную работу сразу над тремя произведениями - "По ту сторону сна" (первоначально - жанр фэнтези); "Монстр" (приключенческо- криминальная сага) и "Талисман" (Историко- авантюрная повесть, которую вы сейчас сможете оценить сами). Скоро выяснилось, что работать сразу над несколькими произведениями не очень-то удобно, так как толком не продвигалась ни одно из них. Тогда автор выбрал самое интересное из них, на своё усмотрение, и сконцентрировался на нём. это оказался "Талисман".
Теперь немного о самом произведении. В то время автор увлекался вестернами Луиса Ламура и ему пришла в голову мысль попробовать написать "вестерн" на российском материале, ведь у нас имелся свой собственный "Дикий Запад", то есть, пардон, Восток. Да-да, наш Дальний Восток не менее интересен, чем американский. Автор позаимствовал у Ламура  форму - то есть здесь тоже действует банда опасных преступников, которым противостоит главный герой, но зачастую не в силу каких-то высших идеалов, а волею обстоятельств. К тому же автор дополнительно поместил в произведение некий таинственный артефакт, за которым ведут охоту несколько, условно говоря - сил. Для этого пришлось сделать экскурс в Историю и заглянуть в средневековую Японию. Затравка была сделана, но развивающиеся события надо было как-то уравновесить с исторической частью, и пришлось её несколько расширить. Получилось, в общем-то, увлекательно, и не менее интересно, чем более современные события (вокруг села Камышино). История получилась в духе Роберта Штильмарка ("Наследник из Калькутты") и вестерна стало в нём меньше. Прочитав то, что получилось, автор решил всё оставить так, как Вы сейчас увидите.
И ещё. Повесть была написана, повторимся, в 1995- 96 годах. Это для отсчёта - 500 лет назад, 100 лет назад и так далее. Добавим ещё, что отсчёт порой условен и исторические события могут быть сдвинуты на пару лет в ту или другую сторону. Ведь всё-таки это не учебник истории, а приключенческая повесть, кстати - весьма занимательная! Итак...

Глава 1. 500 лет назад.

Сато Исихара, наконец, всё-таки решился изловить эту проклятую лису. Плутовка за несколько последних дней умудрилась перетаскать весь куриный выводок. Оставлять это далее было никак нельзя. Куры приносили хоть и небольшой, но стабильный доход в бедном крестьянском семействе Исихара и лишаться его Сато был никак не намерен. Должно быть эта зловредная лиса поселилась где-то неподалёку, потому как наведывалась в деревню с удручающим постоянством, а по случайности крайний дом занимал Сато со своим семейством и потому лиса наведывалась к нему гораздо чаще, чем к остальным. Можно было обратиться за защитой к божественной силе Ками, а можно попытаться что-то сделать самому. Сато попробовал и то, и другое. Всё оказалось напрасным. Хитрая лиса обходила всяческие ловушки и делала своё чёрное дело, не обращая внимания на помехи, которые, возможно, чинило ей божественное Провидение. Даже старший сын Сато - Кано, продежуривший в кустах за курятником всю ночь, не выпуская сучковатой дубинки из рук, не смог выследить лисицу.
И вот теперь Сато Исихара, вместе с не выспавшимся хмурым сыном, углубились в лес, чтобы поставить новую западню возможно ближе к норе, где обитала рыжая бестия. По их расчётам и прикидкам для логова этого дьявольского создания подходило только одно место, где широкая каменная осыпь полосой углубилась в лес. Там, с самого края, у большого замшелого валуна и расположился крестьянин. Там он и стал свидетелем зрелища, изменившего всю его дальнейшую жизнь.
Чтобы не спугнуть лису, Сато затаился и собирал из ремешков и палок ту ловушку, которая должна была укротить распоясавшегося хищника. Прямо перед ним виднелось лесное пространство и разделяющая его дорога, по которой чрезвычайно редко кто-нибудь проезжал. Но только не в этот раз. Впереди показалось несколько точек, а скоро крестьянину стало ясно, что это едут кавалькадой несколько конных воинов, человек в пять или шесть. Они ехали строго гуськом, друг за другом, и имели вид людей, с которыми лучше не шутить. Больше всего они походили на ронинов, наёмных воинов, какие помогают вести боевые действия богатым сановникам, имеющим достаточно средств, чтобы иметь дополнительную группу опытных воинов. Так подумал Сато, заползая в узкую щель между серыми ноздреватыми глыбами базальта. таким попадаться на глаза явно не стоило. Может, они едут скрытно и им ни к чему лишний свидетель их поездки по этим местам. Или ему могут просто снести голову, если кому-то из воинов вдруг захочется продемонстрировать товарищам искусство иаи-дзюцу, когда мгновенно выхваченный меч наносит  молнией единственный удар и столь же быстро возвращается обратно в ножны. Только настоящий профессиональный фехтовальщик может совершать такие точные выпады. со стороны это выглядит очень эффектно. Кажется, что в воздухе мелькнула молния, разрубленный от плеча до пояса человек ещё только валится на землю, а буси (воин) , как ни в чём не бывало продолжает свой путь. Именно так погиб приятель Сато - Мицу Доимора, шедший по обочине, когда там проезжал отряд самураев. Потом господину сообщили, что погибший Доимора не был достаточно почтителен  с воинами. На этом тогдашний инцидент был исчерпан.
Поэтому опытный в делах подобного свойства Исихара предпочёл спрятаться поглубже в камни и переждать, пока отряд удалится подальше, сетуя на то, чтобы они не насторожили и не спугнули лисицу  раньше времени. Крестьянин не видел, как конная группа спустилась с пригорка и вошла в лес. дорожка, если не сказать - тропа, проходила под сводами листвы, дающей обильную тень даже в самый солнечный полдень. Копыта лошадей, глухо цокающих по утоптанному грунту вошли на устланную прошлогодней листвой землю и дальше двигались почти что бесшумно, если не принимать в расчёт тяжёлое дыхание утомившихся мохнатых лошадок, закутанных в стяжённые попоны, редкое позвякивание постромок да шорох раздвигаемых ветвей. Скоро они проедут мимо затаившегося крестьянина и уедут по своим воинским делам. Вот тогда и можно будет заняться ловушкой для поимки лисы. шкуру он отнесёт господину в центральную усадьбу, а из мяса жена приготовит вкусное кушанье. В предвкушении грядущего пиршества у Сато потекли слюнки, но гастрономические фантазии были внезапно прерваны сильными криками и ржанием лошадей.
Крестьянин решился выглянуть из-за каменных глыб и увидел, что всадники сгрудились вместе, ощетинившись оружием, а на них нападают какие-то люди, затянутые в чёрные костюмы. Лица их были закрыты широкими повязками. Они выскакивали из-под прелой прошлогодней листвы, спрыгивали сверху, из-под крон деревьев, стараясь сбить самураев из седла. Один из нападавших, с помощью верёвки, прицепленной к соседней сосне, спрыгнул, описал полукруг над всадниками, целясь коротким мечом в голову предводителя, но был сброшен тем на землю ловким ударом длинного меча- катаны.
По всей видимости, это были ночные убийцы- ниндзя, о которых, шёпотом, люди передавали страшные легенды, которые представляли убийц настоящими демонами, обладающими сверхчеловеческими силами и умениями. Сато видел их своими глазами в первый раз в своей нелёгкой жизни, но это обстоятельство его не порадовало. Ниндзя ни на миг не задерживались на одном месте, всё время перебегая по поляне, прыгали на деревья, исчезали из вида самым непостижимым образом и вновь появлялись как бы из ниоткуда, и наносили ужасные удары. Один из нападавших вращал на цепи раздвоенный кинжал, который, казалось, мог проникнуть в любую точку на этой ограниченной лесной полянке. Это было страшное оружие в столь умелых руках. и лезвие его уже было обагрено чьей-то кровью. Прошла минута, может быть - две, а один из самураев уже лежал на земле с разрубленной головой и ещё один, с бледным лицом, держался одной рукой за окровавленное плечо, а другой размахивал своим мечом с неослабевающей силой. Один из убийц прыгнул к нему, нацелившись в горло боевым серпом- кусаригамой, но самурай умудрился отрубить ему эту руку, но тут его карающий меч попал в зацеп кинжала с двумя лезвиями и, мощным рывком, вывернут из руки. Через мгновение его бездыханное тело падало на землю.
Сейчас схватка разбилась на отдельные поединки. Каждый из самураев был далеко не новичком в ратном деле. Все прошли высочайшую школу в искусстве фехтования - кэндзюцу и очень даже умело пользовались катаной и малым мечом - вакидзаси. Крестьянину, сидевшему в камнях, казалось, что сами боги сошли на землю и встретились здесь, на этой поляне, в поединке, чтобы решить таким образом вечный как мир спор, кто из них сильнее.
Впрочем, всё-таки это не были боги, так как то там, то здесь тела обагрялись кровью и кто-нибудь из сражающихся падал, продолжая размахивать в ожесточении боя мечом, но скоро замирал в неподвижности смерти. Оставались на ногах самые искусные, самые ловкие бойцы.
Таких оказалось пятеро. это были двое из группы самураев и трое ниндзя. Один из самураев был легко ранен, кровь сочилась из проколотой ноги, но он был готов к завершающей схватке, катана высоко поднят, а более короткий вакидзаси он держал как кинжал, готовый или отбить им удар или ударить самому по скрывающемуся где-то позади или сбоку неуловимому врагу. Второй самурай, настоящий гигант, закованный с ног до головы в латы, свой меч с необычайно длинным клинком держал обеими руками, склонив лезвие таким образом, что лучи солнца высветили выгравированные там священные символы.
Двое ниндзя, стоявшие напротив самураев, так же приготовили для поединка свои мечи - ниндзя-то, чёрные ножны которых были традиционно укреплены за спиной. Третий убийца раскручивал над головой верёвку с грузилом, предназначенную для спутывания конечностей противника. Над его головой круг описывал, издавая жужжащий звук, круг за кругом, всё шире и шире. Казалось, что огромный чёрный шмель кружит над поляной, выискивая цветок под стать себе. Никто из противников не начинал этого, решающего, поединка. Все чего-то выжидали.
И вдруг, не сговариваясь, два лесных "оборотня" кинулись с мечами на гиганта, подобно бронзовой статуе возвышающегося перед ними. Меч его, в два раза длиннее ниндзя-то, как бы ожил, сверкнул молнией и отбил одним искусным манёвром оба удара атаковавших противника, откидывая их на первоначальную позицию.
В это же время верёвка с грузом обвилась вокруг руки второго ронина. Последовавший затем сильный рывок чуть не сбил его с ног, но парирующий удар вакидзаси успел перерубить верёвку, и самурай с громким воплем напал на своего противника. тот отбросил прочь обрывок верёвки, ловким акробатическим кульбитом увернулся от катаны, упал на землю, колесом откатился в сторону и, попутно, в его руках очутился шест, заранее спрятанный в ворохе прелой листвы. На конец бамбукового шеста был насажен наконечник в виде небольшой тяпки, какими пользуются крестьяне на полевых работах. Но это было всё же не сельскохозяйственное орудие, а один из предметов хитрого арсенала тайного клана убийц.
Опираясь на наконечник и используя шест в качестве опоры, ниндзя взлетел над землёй, в полёте ногой отбил удар катаны и приземлился рядом со своим противником. Удар закованной в металлическую перчатку руки пришёлся в грудь самурая. Острые когти пробили кольчугу и вонзились в тело.
Крик боли и ярости слился с торжественным воплем победителя, но тот не долго торжествовал победу. Вопль его закончился бульканьем, когда меч гиганта описал сверкающую дугу и голова ниндзя покатилась по земле, орошая её каплями крови, а самурай снова повернулся ко своим противникам, которые, по очереди и одновременно, атаковали его, осыпая сериями коротких быстрых ударов. Безрезультатно, ибо защита латника была непробиваема. Похоже, ниндзя столкнулись с настоящим сэнсеем - учителем фехтования одной из школ кэмпо. Даже изощрённое мастерство ночных убийц перед ним пасовало.
Оба нападавших переглянулись, и один выбросил перед собой руку. Самурай прикрыл рукой глаза от яркой вспышки. Над поляной закружилось облачко дыма, но тут же и рассеялось под порывами ветра. Воин, закованный с головы до ног в доспехи, с лязгом поворачивался во все стороны, приготовив меч для удара. За ним вздувался парусом длинный плащ длинный плащ, прикреплённый к плечам и шлему. Каким-то странным образом этот плащ не мешал воину во время того стремительного поединка, не закручивался в ногах и не отлетал далеко в сторону. Напротив, он служил воину защитой, условным подобием щита, ибо по самурайскому кодексу Бусидо спину воина не прикрывают латы, так как он стоит к противнику всегда грудью и никогда - спиной. И вот сейчас лишь плащ прикрывал самурая, защищая его спину от стрел и особых метательных звёзд- сюрикенов коварного противника, не считающегося с законами боёв по Бусидо.   
Этот увлекательнейший бой привлёк внимание крестьянина и Сато Исихара вытянул шею, стараясь, тем не менее, оставаться под защитой камней. Оба ниндзя как свозь землю провалились. По слухам они обладали умением мгновенно закапываться, во что было трудно поверить, но ведь факт был налицо - только фигура стоявшего, с мечом в руках, самурая возвышалась в центре поляны, да ещё один его товарищ стоял неподалёку на коленях, зажимая руками страшную рану на груди. Несмотря на все его усилия, сквозь пальцы струилась кровь, окрашивая кимоно, видное сквозь прореху в кольчуге, в багровый цвет. Он стонал и скрежетал зубами от боли и злости, пытаясь всё же подняться на ноги. Его оружие валялось под ногами. Руки уже не могли держать его.
Озираясь по сторонам, гигант направился к своему раненому товарищу. Когда до того оставалось не более двух шагов, охапка листьев перед самураем как бы взорвалась, выбрасывая из своих  недр  затянутое в чёрный костюм тело. Застигнутый врасплох воин всё же успел парировать удар и отступил, вставая в нужную для фехтовального поединка позицию, а тем временем чёрный убийца пронзил своим мечом раненого ронина и снова бросился на латника.
Начался новый этап поединка, быстрый и яростный. Никто не желал отступать. Оба фехтовальщика топтались почти на одном месте, то опираясь на замшелые стволы спиной, то с рёвом устремляясь на противника. Зрелище боя увлекло даже Исихару, далёкого от воинских традиций.
Он успел позабыть про своего спутника, старшего сына Кано. То есть он надеялся, что подросток достаточно сообразителен, чтобы убежать отсюда как можно дальше. Но Кано, тем не менее, был здесь. Он прятался в соседней расщелине и оказался более сдержанный, чем умудрённый годами отец. Именно Като первый заметил оставшегося ниндзя. подросток осторожно коснулся плеча отца. тот подпрыгнул от неожиданности, с трудом удержавшись от крика, а Кано ему указал на дерево. Там, тесно прижавшись к шершавому стволу, головой вперёд, спускался второй ниндзя, посматривая на грозного противника суженными глазами. только сейчас крестьянам стала понятна тактика убийц, когда один из них пытается подвести противника под удар второго.
До того дерева оставалось несколько шагов. Верхний убийца уже осторожно вытягивал из ножен короткий клинок ниндзя-то. Сейчас всё будет кончено... И тут крестьянин не выдержал. Неожиданно для самого себя и сына, он высунул из камней голову и громко закричал: "Сзади!" Точнее, это он думал, что крикнул громоподобно, но в самом-то деле это был нечленораздельный хрип. И этот хрип был услышан и истолкован как и положено. Самурай сделал шаг в сторону, взмахнул мечом, и разрубленное тело рухнуло в траву. Может, это был нужный миг для второго убийцы, но тот предпочёл поступить по другому. Он повернулся в ту сторону, откуда послышался полукрик- полухрип и махнул рукой, а потом, почти что одновременно,  что-то бросил себе под ноги.
Снова поднялись клубы дыма и неуловимый "оборотень" пропал. Исихара юркнул обратно в свою каменную  нору  и очень даже вовремя, потому как над его головой щёлкнуло, посыпалась каменная крошка, а затем на них скатилась металлическая звезда с шестью остро заточенными лезвиями. Именно в эту секунду Сато Исихара пожалел, что вообще ввязался в это дело. Лучше бы он остался дома. Ему не надо было начинать охоту на проклятую лисицу и махнуть рукой на глупых кур. Ведь теперь ниндзя придёт и убьёт его. Ночью. В любой время. и ничто не спасёт его. Даже если бы у крестьянина был такой же меч, как у тех ронинов. Для ночного убийцы не существует преград.
Крестьянин сжался и заскулил было, но удивлённый взгляд сына придал ему сил. Сато сделал вид, что его поранило каменной крошкой, и снова выглянул из-за камня. Самурай заметил его и властно махнул рукой, подзывая. Тут уж ничего не поделаешь. Генетическая привычка, всосанная вместе с молоком матери, подняла Исихару с земли,
 и он зашагал к самураю.
Тот стоял, опустив страшную катану так, что кончик клинка касался земли, а запятнавшая его кровь соскальзывала с полированной поверхности сама собой, и это зрелище завораживало. Поднялся ветер, разворошивший раскиданную листву. когда воин дёрнулся, крестьянин решил, что из-под листьев опять сейчас выскочит чёрный убийца и остановился, готовый помчаться назад что есть мочи, понимая, что от смерти убежать невозможно. Крестьянин крутил головой, озираясь, но ниндзя не появлялся, а ронин шатался всё сильней и вдруг упал кучей гремящего железа.  Порыв ветра отбросил в сторону полу плаща и тут Исихара увидел, что из спины самурая торчит короткая чёрная стрела.
Убийца добился наконец своего! Воспользовавшись порывом ветра, он послал пробивающую панцирь стрелу из небольшого лука- ханкю. Теперь он появился и сам, вынырнул из-за дерева и неторопливо направился к Исихаре, вынимая из-за пояса длинный кинжал- трезубец.
-- Кано, -- шевельнул крестьянин губами. -- Беги...
Сам он упал на колени, чтобы сын успел, спрятался подальше, если возможно затаиться от всёвидящих глаз. Сато смотрел, как неумолимо, неспешно к нему приближается смерть в виде тёмной безликой человеческой фигуры, как солнечный луч вспыхивает и гаснет на гранях кинжала, жаждавшего напиться его крови. Когда он увидел, что рука упавшего последним гиганта- самурая шевельнулась, глаза его распахнулись. Он подумал, что вот сейчас буси поднимется и своим длинным мечом зарубит ужасного ниндзю и испытал какое-то злорадное удовлетворение от этого. Подумал и испугался, что убийца всё прочитает в его глазах. тот и прочитал, но посчитал это последней предсмертной уловкой врага. он бы и сам попытался отвлечь внимание, чтобы нанести внезапный удар.
А в следующий миг было уже поздно. В затылок его вонзился нож- судзука, брошенной рукой приподнявшегося ронина. Ещё мгновение ниндзя прислушивался к себе, не желая верить, что для него всё уже в этой жизни закончилось и всё это время сверлил ненавидящим глазом обомлевшего крестьянина, а потом упал лицом вперёд, на камни, среди которых стоял на коленях Сато Исихара. Позади него поднялся Като, который, конечно же, никуда и не думал бежать, прятаться и лежать, считая минуты. Оба они замерли и даже почти что не дышали. И никто на поляне больше не шевелился. Снова запели распуганные криками птицы, и побежал по поляне барсук, принюхиваясь насторожённо к неподвижно лежащим телам.
Немного успокоившись, Исихара выполз из осыпающихся камней. Осторожно оглядываясь, как был, он  подполз на четвереньках к лежавшему лицом вниз высокому самураю. По тому, как поднимались и опускались плечи лежавшего, можно было определить, что он ещё жив. Сато подполз к нему вплотную и осторожно перевернул его на бок, стараясь не касаться стрелы, так как зачастую ниндзя обрабатывают своё оружие страшными ядами, от которых нет спасения.
Самурай открыл глаза и, сосредоточившись, перевёл взгляд с мокрой грязной куртки на вытянутое лицо крестьянина, поросшее редкой бородёнкой, обрамлённое всклоченными волосами, и нахмурился. Должно быть он ожидал увидеть своего собрата. воина, буси, а перед ним сидел на корточках грязный, всеми презираемый простолюдин с запавшими глазами, объект постоянных унижений сильных мира сего. Прогнать его прочь? Но критическое положение самурая подталкивало его к общению с лицом низшей касты.
-- Остался ли ещё кто в живых? -- прохрипел воин. Изо рта его брызнула струйка крови и потекла по подбородку, но никто не обратил на это ни малейшего внимания.
-- Нет, господин, -- ответил ему крестьянин, ещё раз оглядевшись по сторонам. Все тела вокруг были страшно изрублены. На каждом было по несколько смертельных ран, не считая кровоточащих порезов и ссадин. здесь, вблизи, картина побоища больше напоминала бойню и Сато сделалось ещё страшнее. Если бы он стоял в полный рост, то опустился бы сейчас на ослабевших ногах и перемазался непременно в одной из кровавых луж, коих здесь было предостаточно.
-- Где Мусаши Ямура?
-- А кто это, господин?
-- Тот воин, что сражался рядом со мной.
-- Он лежит возле сосны. У него отрублена голова, господин.
-- Подойди к нему и посмотри - нет ли рядом с телом какой-нибудь вещи.
-- Сейчас, господин.
Сато Исихара постарался ничем не выказать своего удивления. По его разумения, самурай должен был приказать ему срочно сделать носилки и везти раненого в усадьбу сюзерена. может, у ронина уже началась горячка от полученных ран? Но самурай никак не походил на безумца. Напротив, он поднялся, опираясь на локоть, внимательно наблюдая за ним. Сато ещё раз поклонился и спешно направился к обезглавленному трупу. Сначала он не заметил ничего необычного, если считать обычным лужи сворачивающейся крови, покрывающей едва ли не всё пространство полянки. А потом он увидел торчавший из-под пояса краешек чёрной лакированной шкатулки, потянул её и на ладони его очутился маленький сундучок, покрытый толстым слоем прозрачного лака. На крышке была искусно изображена многоступенчатая пагода, растущая из центра облака. Исихара уже собирался открыть шкатулку, но хрип раненного вновь привлёк его внимание.
-- Слушай, я умираю...
Сато подошёл поближе. Самурай действительно тяжело дышал. Видно было, что каждое слово ему приходится выталкивать из себя.
-- Здесь находится реликвия. Я не советовал бы тебе заглядывать в шкатулку, но, боюсь, что ты не послушаешь. В этой шкатулке лежит великий рубин Бодхидхармы...
-- Господин, сейчас мы с сыном поможем вам... 
Сато внезапно сделалось жутко. Кругом валялись трупы, кровавые дорожки пересекали полянку в разных направлениях и, вот- вот, кто-нибудь мог появиться в этом проклятом месте. К примеру, тот, кто организовал нападение и всю эту бойню.
-- Не перебивай меня, -- самурай попробовал было возвысить голос до приказного тона, но попытка закончилась новой струйкой крови, испачкавшей ему губы и грудь. -- Я никогда не открыл бы тайны тебе, но у меня нет выбора. Слушай же. это не простая драгоценность. Человек, завладевший рубином, может принести величайшее горе для всех. А может и прославить своё имя в веках. Этим камнем уже владели многие. Кто-то созидал, другие воевали. Его носил Пифагор и Аристотель, который одарил им своего воспитанника Александра из Македонии, названного впоследствии Великим. Потом он достался Дарию. Я плохо знаю историю камня, ведь я всего лишь воин, его охраняющий. К нам он попал из сердца Азии, где им владел хромец Тимур. До него им обладал Потрясатель Вселенной Чингисхан. Но всё это день вчерашний. Сейчас камень хранится в храме Дайтокудзи. Вернее, хранился, так как сёгун Есидзуми Асикага захотел взять его силой. Камень не должен ему принадлежать. Человек с такой плохой кармой может натворить больших бед...
С каждой минутой лицо воина становилось всё бледнее. Жизнь вытекала из раненного тела, и ронин спешил. отдышавшись, он снова открыл рот:
-- Мы собирались переправить рубин в Поднебесную империю и спрятать его в горах Тибета, в одном из древнейших монастырей, но нас, к сожалению, выследили. вся наша школа кэмпо, созданная для охраны этого камня уничтожена. Те, кого ты видишь здесь, были последними. Прошу тебя, спрячь камень как можно надёжней...
Вдруг лицо ронина исказилось и он попытался схватить Исихару, но силы его тут же оставили и он опрокинулся на спину, сломав стрелу. тело его вытянулось и Сато решил было, что воин скончался. Он склонился над ним, пытаясь услышать (или не услышать) дыхание и тут глаза буси вновь открылись. Сато отшатнулся и с трудом сдержался, чтобы не закричать. Он собирался было бежать отсюда, бросив всё, как есть , но тут обнаружил, что воин его крепко держит за рукав.
-- Отнеси, -- послышалось из окровавленных уст. -- Отнеси камень обратно в Дайтокудзи. они снова попытаются вывести его из страны, а тебя хорошо вознаградят. Только никому не говори о нашей встрече и не доверяй... тоже никому. Они повсюду! иначе тебя убьют. Да поможет тебе Будда! Запомни, камень не должен попасть в руки...
Тут кровь брызнула изо рта ронина фонтаном, он захрипел, пытаясь ещё что-то сказать, но лишь забрызгал Сато. Буси закатил глаза и уронил голову в кровавую лужу. Рука его сжалась на куртке, а потом нажим начал слабнуть. Осторожно Исихара разжал пальцы и освободил рукав. руки ещё раз дёрнулись в агонии и тело вытянулось.
К Исихаре подошёл заплаканный Кано. Лицо его было покрыто слезами и он всё ещё всхлипывал. парнишка всё ещё переживал ужас, который охватил его при виде настоящего ниндзя из его детских кошмарных сновидений. Крестьянин  взял сына за руку, успокаивающе погладил по голове, не замечая, что на лице подростка остаются кровавые следы от его перепачканных рук. Взгляд Сато был прикован к шкатулке, которую он продолжал сжимать другой рукой.
Внезапно кроны сосен зашумели от сильного порыва ветра, и Исихара испуганно огляделся по сторонам, инстинктивно пряча шкатулку за пазуху. Куда же спрятать попавшую ему в руки реликвию? Ведь любой человек может отобрать у него драгоценность, а бедного крестьянина просто убить.
Надо было камень спрятать, и спрятать по-настоящему надёжно. Сато вспомнил о заброшенном храме Аматэрасу-но микото, куда водила его мать ещё ребёнком. Когда-то, во время конфликтов между влиятельными самураями из рода Минамото, храм был намеренно или случайно сожжён. Война со временем закончилась, но храм так и не восстановили. В качестве своеобразного утешения для монахов разрушенного храма сановники победившего клана построили новый, поближе к Киото, куда повеселевшие монахи быстренько перебрались. Теперь на старом месте обитали лисы, барсуки, ласки и другая лесная живность. Путь туда был не близкий, но к утру можно было обернуться домой, если не промедлять.
-- Смотри, отец, лиса! Наша лиса.
Из-под корней старой сосны выскользнул узкомордый зверёк и кинулся прочь, распушив великолепный рыжий хвост, на конце которого торчали белые волосы. Сато совсем уже позабыл про утреннее решительное намерение наконец-то расправиться с плутовкой. Но с тех пор произошло столько событий, что дела с какой-то там лисой казались мелкими и даже ничтожными. Так что лисица осталась здесь жить дальше, а Исихара решительно углубился в лес, посматривая на солнце и вспоминая дорогу, ведущую к храму.
Дорогой давно уже никто не пользовался, и она заросла вездесущим бамбуком. Протискиваясь сквозь упругие заросли, Сато спешил поскорее добраться до места. необходимо спрятать сокровище и подумать, как быть дальше. Такое случается раз в жизни! Событие это должно изменить жизнь семейства Исихара. Камень принесёт им свой дом, крытый дранкой или черепицей, а не гнилой соломой. Ещё будут козы, свиньи, несколько коров, лошадь, чтобы возить продукты на продажу. Подумать только, у него за пазухой лежит целое состояние! Сато с сожалением вспомнил об ускакавших лошадях, напуганных боевыми воплями воинов и ужасающими криками ниндзя. если бы он изловил хотя бы одну, то обернулся в два раза быстрее, да и лошадь та стала бы первым звеном в цепочке приобретений, а это весьма  согревало .
Уставший сын едва поспевал за отцом, но потом начал отставать и ныл где-то позади. Сато с раздражением ему отвечал. Наконец сквозь суставчатые стволы бамбука он увидел замшелые стены монастыря. Крикнув сыну, чтобы он его ждал здесь, крестьянин направился к развалинам. Да, это были скорее руины, нежели чем то величественное здание, какое он видел два десятилетия назад. Пустые окна зияли проломами, крыша провалилась, а внутренний двор зарос тамариском. Посреди площадки, которая ранее была прикрыта навесом, теперь частично рухнувшим возвышалась треснувшая статуя богини . Одна рука у неё отпала и лежала сейчас на каменных плитах двора отдельными разваливающимися кусками, которые почти потеряли формы.
Уж здесь точно никто не бывает, до такой степени это место было запущено и заброшено. Большая сетчатая паутина затянула весь угол. Паутина колебалась под порывами лёгкого ветерка. крестьянин присел на остаток каменной скамьи, достал шкатулку и, с чувством благоговения приоткрыл наконец крышку ларца. Там, в гнезде из чёрного бархата, лежал большой широкий перстень. Венцом его служил огромный рубин, сверкавший тысячью граней.
Чтобы разглядеть его получше, Сато вышел на открытое место, где навеса не было, и подставил его лучам заходящего солнца. Тут же, кругом его, по стенам побежали солнечные зайчики, окрашенные в красный цвет. Казалось, на стенах проступали пятна крови, вскрывая следы разгрома и преступлений тех времён, когда сюда пришла война. Исихаре сделалось жутко и одновременно ему спирало дыхание от красоты камня. В его руках действительно лежало настоящее сокровище. только может ли им владеть один человек?
Исихара захлопнул крышку, и сразу же в помещении стало заметно темнее. Или это ему показалось? Сато ещё раз внимательно огляделся. нет, лучше камень спрятать прямо сейчас. О будущем подумать можно будет дома, когда уйдут лишние эмоции Когда уйдут из памяти те сумасшедшие глаза ниндзя, неторопливо шагавшего к нему со страшным трезубым кинжалом в руках.
Крестьянин достал из-за пазухи кусок плаща ронина, позаимствованного у мертвеца, завернул в него лаковую коробочку и запихнул свёрток поглубже в неприметную щель под постаментом богини. Затем посыпал щель пылью и успокоился. Сейчас драгоценность никто, кроме него, не найдёт.
Всё это время Кано терпеливо сидел снаружи храма, где его оставил отец. Он ёжился от холодного вечернего ветра. Временами он начинал озираться по сторонам, чувствую себя на редкость неуютно в этом заброшенном месте. По коже бегали мурашки, и подросток придвигался всё ближе к руинам, куда ушёл отец. Когда он уже совсем решился пойти на поиски запропастившегося родителя, тот возник в проломе, зиявшем на месте рухнувших обгорелых ворот. Хмурый отец взял сына за руку и они двинулись в обратный путь.
Кано был молодым и всё прекрасно видел. Он видел, как отец разговаривал с тем самураем и как что-то от него принял, старательно спрятав предмет за пазуху. Осторожно он попробовал расспросить отца, но тот, задумавшись, на вопросы отвечал невпопад, либо и вовсе молчал. Тогда Кано стал канючить, что голоден.
Пришлось делать остановку, чтобы разделить тот кусок лепёшки, который планировался на приманку для лисы. Время летело до обидного быстро и стемнело до того, как они вернулись, но Сато не сетовал, ибо они двигались по хорошо знакомым местам.
Кано уже перестал ныть и с упоением думал о той бобовой похлёбке, которую для них, наверняка, припрятала мать. И пусть охота на лису не удалась, он полакомится варевом. Кано сказал это вслух, но отец опять промолчал и дальше они уже шли молча. Кано думал, что мать и сестрёнки их уже заждались и сильно волнуются. Хотя, нет, младшие девочки уже давно спят и видят во сне кукол и сладкие рисовые шарики.
Деревня их была в нескольких шагах, и Кано зашевелил носом, принюхиваясь. Насторожился и Сато. Невольно ускоряя ход, он вбежал во двор их домишки, который располагался на самом краю их небольшого селения. Домик их уже догорел, только кое-где багровели угли. Под ногами, пучками горелых перьев, валялись те несколько куриц, которых не успела утащить лиса.
-- Что это?!
Сато оглянулся на крик сына. тот стоял у кустов и крестьянин подошёл к нему, склонился над лежавшим там мешком. Но то был не мешок. Это была женщина. Сато поднёс схваченную им головню к её лицу и узнал жену свою, Юкку. она уже окоченела. Волосы, её гордость и предмет забот, лежали на траве чёрным покрывалом. Один глаз был открыт и смотрел куда-то через плечо Сато. рядом закричал и заплакал Кано, подняв тельце двухлетней сестрёнки. Исихара медленно, со стоном, поднялся и осмотрелся вокруг. Соседние дома тоже были сожжены, судя по доносящимся запахам.
Внезапно в кустах зашуршало. Исихара замахнулся, чтобы запустить туда недогоревшей головнёй. Там мелькнула кривая тень.
-- Это я, старая Исида.
Тень поднялась и в свете луны, что выглянула в проём между мрачными тучами, Сато узнал престарелую соседку. Скрюченная от старости, она выступила из темноты. Седые космы её торчали во все стороны, сухие травинки смешались с седыми волосами.
-- Солдаты сёгуна днём напали на нашу деревню. они искали здесь группу каких-то ронинов. спалили несколько домов. Остальные спрятались в лесу. Юкка скрыться не успела. Солдаты начали погром с вашего дома, так как вошли в деревню по этой дороге. Я осталась здесь, пряталась в яме. Пойдём, я отведу тебя к остальным...
Но Исихара не стал слушать бормотание старой женщины о никчемных жителях деревни, спасающихся в лесных норах, как зайцы. Он отвернулся, отошёл от старухи и сел на землю, поднял голову Юкки и положил себе на колени. Сато закрыл жене глаза и наклонился к ней, нежно погладив чёрные волосы, словно эта ласка могла бы поднять его ненаглядную Юкку. Несколько слезинок упали на холодный, бледный, как воск, лоб умершей. Затем крестьянин поднялся, нашарил в кустах сои лопату и принялся рыть могилу здесь же, в огородике. Рядом пыхтел присмиревший Кано. В меру своих сил, глиняной суповой миской, Он тоже выгребал землю, помогая отцу.
Исида наблюдала из кустов за действиями соседа. тот похоронил тела жены и дочерей, а затем обнял сына.
-- Он не достанется никому! -- громко закричал он. -- Я оставляю его себе, буду стеречь и накажу детям и внукам беречь его!
Исида покачала головой. У соседа явно нарушилась голова. Это бывает, и это должно пройти. Жизнь крестьян трудна, полна жестоких неожиданностей и лишений. Главное в том, чтобы не отчаиваться. Раздумывая о жизни, Исида задремала, а, когда лучи утреннего солнца разбудили её, она обнаружила, что Сато Исихара исчез, вместе со своим сыном. больше в этих местах его не встречали и скоро про них все позабыли.


Глава2. 100 лет назад.

Воистину Дальний Восток можно смело отнести к одному из чудес света. Судите сами.
На сравнительно небольшой территории сплелись несколько климатических зон. Флора состоит из 1800 различных видов и включает в себя четыре флористических элемента: восточносибирский (даурская лиственница), охотский, или аянский (аянская ель, каменная берёза, почкочешуйная пихта), маньчжурский (монгольский дуб, клёр, липа, граб, корейский кедр, лианы, цельнолиственная пихта и др.), даурский степной (сибирская пижма, ковыли, сон- трава). В составе флоры имеются реликтовые виды, жившие в конце Неогена и в начале Четвертичного периода: амурское бархатное дерево, лианы- актинидии и лимонник. На территории Дальнего Востока встречаются все виды растительности умеренных широт и растительность арктических областей северного полушария.
Имеются целые горные системы: Янкан- Тукурингра- Джагды, Буреинский хребёт, Сихотэ- Алинь, Западно- Сахалинские и Восточно- Сахалинские горы. Если посмотреть высоко сверху, то можно увидеть, что горные хребты образуют своеобразный  веер , крайними хребтами которого являются Тукурингра- Джагды и Восточно- Сахалинские горы. Рука, которая могла бы держать этот колоссальный горный веер, находилась бы севернее острова Сахалин, где-то в Охотском море.
Склоны тех хребтов покрыты в основном лиственничной тайгой с примесью осины и берёзы. На южной стороне произрастают леса из чёрной берёзы с примесью дуба. В долинах и на пологих склонах гор растут высокоствольные леса. Под пологом лиственницы развивается подлесок из разнообразных кустарников: смородины, татарского кизильника, рябинолистника. Между лесами простираются обширнейшие травяные поля, состоящие в основном из злаков (вейника Лангсдорфа), высокого разнотравья и папоротников.
Рядом соседствуют лесостепи и карликовые берёзы, стелющиеся по каменистым вершинам горных образований. Между горами тянется  безбрежная тайга, населённая животными  и птицами бесчисленного количества. Природа Дальнего Востока представляет собой удивительное сочетание суровой сибирской тайги и исконно пышных восточноазиатских субтропиков. Белая берёза и кедр соседствуют здесь с маньчжурским орехом и бархатным (пробковым) деревом, еловые леса перевиты виноградом и лианами. В реках рядом плавают сибирский хариус и китайский тропический змееглав. В лесах обитает дрофа, а также тетерев и фазан. Здесь, с незапамятных времён, сохранились реликтовые формы растений и животных. Например, из листопадных колючих кустарников - морозостойкая китайская принсепия. Из водных растений - бразения и эвриале. Всё это - жалкие остатки настоящего  разгула  Природы, какой царил здесь до наступления Четвертичного оледенения, которое выморозило наиболее теплолюбивые растения и животных, и наложило на субтропики присутствие представителей северной флоры и фауны.
После ухода ледника многие теплолюбивые виды вернулись  на свои территории и заняли наиболее удобные места по климатическим особенностям. Многие, но далеко не все. От того и получилось то интересное и удивительное соседство северных и южных растений и животных.
В лесах бродят северные олени и чёрные уссурийские медведи, уступающие в размерах своим бурым, а тем более белым сородичам, но гораздо более резвые, лазающие по деревьям с ловкостью белки. Охотятся здесь тигры и пантеры, а также хищники поменьше - росомаха и соболь, колонок и бурундук, в чащобе бродят енотовидная собака, пятнистый олень, лось, заяц- беляк и многие- многие другие.
В хвойно- широколиственных лесах обитает пернатое племя, включающее в себя, среди прочих, сизоворонку, японского козодоя, голубую мухоловку, индийскую иволгу. Встречаются здесь даже чёрные аисты, цапли и журавли.
В реках плещутся как северные рыбы - кета, хариус, налим, сиги, так и южнокитайские - толстолобик, китайский окунь, и даже индийские - касатка, змееголов.
И, конечно, над всем этим миром непрерывно гудит сплошным слоем гнус - та самая мошка, какая отравляет жизнь и животным и местному населению, спасение от которой - или дым костра, или вода реки. Много здесь также всяческих клещей, несущих со своими укусами разные болезни. Конечно, не всё столь ужасно и рядом соседствуют вполне  мирные насекомые, разнообразные по видовому составу: многочисленные бабочки, к примеру - красавцы махаоны, летающие ночные жучки- светлячки и др.
Как же хорошо и вольготно должны жить местные, коренные народности - эвенки, нанайцы, удэгейцы, орочи. Ведь в таком обильном краю можно жить и богатеть. Так, да не совсем. Малочисленные народности постоянно обманываются американскими и канадскими купцами, от которых не отстают русские и японские промышленники, задёшево скупающие ценные меха, а взамен разливающие моря  разных алкогольных напитков, от джина и рома до водки и спирта, которыми бедные таёжные охотники упиваются вусмерть.
В 1858 году российские военные основали на реке Амур два крупных военных поста - посёлок Хабаровка, названный в честь русского землепроходца Хабарова Ерофея Павловича по прозвищу Святитский, и Благовещенск, с 1856 года известный как Усть- Зейнский военный пост, но за два года разросшийся до посёлка за счёт различных служб, призванных облегчить жизнь военного человека. Вот и появились питейные заведения, выросла церковь, открылись мануфактурные склады для торговли с гольдами и нанями, которые издревле жили в этих местах. Обосновались здесь же различные авантюристы, торгующие с туземным населением или сами промышляющие различными варварскими способами. Иные не брезговали и разбоем.
По этому случаю появился в Благовещенске и свой острог. Командовал тем острогом уже около двадцати лет отставной майор Кузьма Нилыч Двинский, по немилости царской закинутый на край русской земли. Правда, благодаря своему настырному характеру пристроился он здесь на  тёплой  должности - комендантом острожной крепости и, одновременно, начальником караульной стражи числом в два десятка человек. Точнее, число это колебалось от полутора до двух с половиной десятков красномордых стражников. К примеру, число то увеличили после побега двух колодников вместе с бомбистом- анархистом, матросом с эсминца "Кречетъ".
История та долгое время не давала спать отставному майору. Он частенько вспоминал беглецов и обстоятельства того побега. Попавший в острог буйного нрава матрос накоротко сошёлся с уголовными преступниками - Фомой да Егором Близняками. Это были два брата- близнеца, точная копия друг друга. Занимались они грабежом рыболовецких лодок, но не брезговали и судами крупнее, торговыми. На свою беду, как-то раз, влезли на борт карбаса, который перевозил казачий патруль, который их и скрутил.
Были братья здоровенного вида мужиками, заросшими до бровей жёстким волосом, с бородами веником, с чёрными злыми глазами. Крепкими пальцами оба, на спор, разрывали подкову и перекидывались трёхпудовыми мешками с пшеницей.
Когда к ним, в острог, бросили матроса с эсминца, гоношистого до безобразия, они схотели отделать его по свойски, для науки, но не знали, с кем решили связаться. Алексей Бовыкин славился на весь Порт-Артур своим кулачным боем. На ту драку сбежались поглазеть не только кандальники, но и стража. Даже сам майор Двинский соизволил полюбопытствовать, как записные буяны Фома да Егор крепкими мячиками отскакивают от литых кулаков новичка. Уже на следующий день все трое ходили закадычными приятелями, не-разлей-вода. Удивительное дело, ведь до этого братья ни с кем дружбы не водили.
Колодники валили лес поблизости от Амура, по которому потом плоты из ценных пород уплывали до устья реки. Далее путь их расходился от фабрик Хонсю до перерабатывающих заводов Сиднея и Сан- Франциско. Словом, охотников до богатств здешних хватало, впрочем, как и в любом другом месте.
Близняки и Бовыкин валили вековые сосны, под которыми, возможно, отдыхали ещё Ерофей Хабаров или Василий Поярков, а может и ещё кто из российских землепроходцев. Друзья смотрели на амурские воды и мечтали очутиться где-нибудь далеко. Свобода манила, и сотоварищи решили бежать, пользуясь летними месяцами, когда природа не столь сурова, а сторожа млеют под жаркими солнечными лучами.
В один прекрасный день свою задумку они воплотили в реальность. Разбежавшись, они бросились с крутого откоса в Амур. Поднимая длинный шлейф пыли, они скатились на песчаную косу, что намыло у самого крутояра, и кинулись в набегающую волну. Их даже по первости преследовать не стали. Если ищет человек смерти, имеется в виду - такой вот,  лихой  человек , то мешать ему не надо. Если поплыл он с кандалами на ногах через многоводную широкую реку, то пусть себе плывёт. До середины, или уж как получится. А дальше - на корм калуге или там хариусу. Сторожа даже пари принялись заключать, кто первый ко дну пойдёт, но беглецы были люди упорные, сильные. Головы их то ныряли под воду, то снова появлялись среди пенистых гребней. Мокрые волосы облепили головы, и уже непонятно было, кто из них кто. Всё же вышли две лодки, чтобы догнать беглецов, но погода, как назло, испортилась, небо затянуло и сразу сделалось темно и сумрачно.
Самый зоркий из стражников, Чулков, ещё некоторое время видел пловцов, но скоро и его глаза устали различать тёмные точки среди поднявшихся мельтешащих волн. на солнце набежали тучи, а ветер, набирая силу, погнал волну. В таких условиях даже на лодке плыть опасно, а тем более вплавь, да с кандалами на сбитых ногах...
Вечером составили рапорт о смерти трёх уголовных преступников через утопление. Майор Двинский плохо спал несколько ночей, обмысливая дерзкий побег отчаянных голов, но потом постепенно успокоился. Смерть списала все их грехи, а перед Всевышним они ответят сами, когда предстанут перед ним.
А эти самые "представившиеся" , в то время, как Двинский их видел во сне, лежали на противоположном, чужом берегу в состоянии полного изнеможения, что называется - полуживые . Но, даже если бы кто всёзнающий шепнул бы им перед побегом о шторме, о пущенной в погоню лодке со стражниками, об заливающей раззявленные рты воде, об тянущем на илистое дно железе и об десятках иных трудностей, они всё равно рискнули бы  попробовать .
Было всё это несколько лет назад. братья, вместе с матросиком, долго странствовали по чужим местам. История их злоключений могла бы составить занимательную книгу, поучительную для Читателя, который сидит дома в удобном кресле, прикрыв ноги тёплым клетчатым пледом. Прямо перед ним, этим привередливым Читателем, горит камин, слева на столике стоит стакан с горячим глинтвейном и блюдо бисквитов. Так что же там дальше с этими окаянными громилами?
А они, по  маньчжурской земле, после многочисленных стычек с местными жителями, всё же нашли свой место. Будь они помоложе, да и окружение их хотя бы на чуток помягче, получились бы в таком случае из братьев отличные таёжные охотники, удачливые да умелые лесные ходоки, опытные читатели звериных следов да различных предметов. Но судьба их сложилась иначе и братья, а вместе с ними и Бовыкин, который всюду следовал за Близняками в условиях чужбины, тянулись по привычке к лихим разбойным людям, пусть даже те оказались чужой крови и иного вероисповедания.
Словом, братья пристали к одной из самых опаснейших шаек самых закоренелых убийц, грозе всего маньчжурского населения, к хунхузам, или "краснобородым". Хунхузы по достоинству оценили отчаянность троицы, дотоле разбойничавшей в одиночку, и приняли их к себе. Братья показали себя великолепными стрелками и следопытами, а Алексей Бовыкин, чрезвычайно умело пользовался динамитными шашками, мог, казалось, из  ничего  соорудить взрывное устройство и так его замаскировать, что найти мину было практически невозможно. Эти таланты и убедили грозных хунхузов принять к себе чужаков.
Среди бандитов были в основном китайцы и маньчжуры, изгои и отщепенцы, а также несколько корейцев и даже вьетнамец, неизвестно как сюда прибившийся и частенько вспоминающий о Кохинхине, отвергнувшей его.
Заправлял этой бандой чрезвычайно жестокий человек, японец по национальности, сам себя именующий Футо. Он всегда ходил в шубе из волчьей шкуры, изнутри которой был прицеплен длинный самурайский меч с длинной чёрной рукоятью, перевитой тончайшим кожаным ремешком. Когда он начинал скалить свои редкие жёлтые зубы, сообщники его уже знали, что скоро им предстоит  дело  и добыча не заставит себя долго ждать.
Его всегда сопровождали два корейца, Ким Чень Ун и Ким Син Чу, которые и прибыли когда-то в эту страну с ним. Частенько они встречались с разными людьми и затем докладывали о результатах тех встреч, с глазу на глаз, своему начальнику и господину.
Банда нигде надолго не останавливалась. Хунхузы Футо кочевали по всей Маньчжурии, Северо- Восточному Китаю, делали набеги на российскую сторону, пользуясь ротозейством пограничной стражи и необозримыми пространствами, а затем молниеносно исчезали. Вот и сейчас они готовились к переходу через Амур на русскую сторону. Син Чу позаботился о нескольких джонках с чёрными перепончатыми парусами для перехода под завесой ночи.
Бовыкин сидел на камне и прилаживал короткий бикфордов шнур к узкому длинному цилиндру динамитного патрона. мало кто узнал бы старшего матроса- минёра с эсминца "Кречетъ" в этом коренастом заматеревшем здоровяке в узких штанах, высоких кожаных сапогах и кожаной же безрукавке. голову его прикрывала широкополая войлочная шляпа, которая закрывала смуглое загорелое лицо с длинными густыми усами, подковой висящими над узкогубым ртом. В одном ухе висела большая золотая серьга. Из-за широкого кожаного пояса с двумя пряжками торчала внушительного револьвера "Смит- Вессон". Этот револьвер центрального воспламенения сразу понравился бедовому матросу и он всё же выменял его у одного из бандитов за браслет из золотых бусин. Обе стороны остались довольны обменом. Сначала анархиствующий Лёха собирался завести себе французский револьвер "Галан" с гранёным стволом, какими были вооружены офицеры на "Кречете", но приличного калибра разломчатый "Смит" перетянул. Бравый Лёха не ограничился револьвером. В сапоге был спрятан узкий трёхгранный стилет, и ещё один кинжал - здоровенный германский тесак в металлических ножнах висел на ремне. Бовыкин чувствовал себя героем, сам чёрт был ему не брат. Десяток динамитных патронов, рассованных по узким кармашкам на жилетке, превращал его в живую бомбу. Во время боя Лёха кидал петарды, что было надёжней новомодных гранат, частенько отказывающихся взрываться.
Фома и Егор ходили в длинных куртках, испещрённых разнокалиберными кожаными заплатами. За красные кушаки заткнуто по топору, которым любой из братьев за полтора десятка саженей расщеплял ветви на деревьях. Пользовались братья русскими винтовками системы Сергея Мосина, надёжным и мощным оружием. Остальные были вооружены германскими и американскими винтовками. Только вьетнамец носил французскую винтовку Лебеля, с подствольным трубчатым магазином, тяжёлую и неудобную. Но он никогда с ней не расставался, рассказывал о том, как эта винтовка не раз спасала ему жизнь. О подробностях он обычно умалчивал.
Фома поднялся с замшелого пенька, сидя на котором он чистил канал ствола своей винтовки, положил ружьё возле брата и, одёргивая загнувшиеся от сидения полы куртки, углубился в лес. Справив нужду, он уже собирался вернуться, как вдруг сдавленный крик неподалёку привлёк его внимание. Положив руку на пояс, рядом с топором, он раздвинул колючие ветви элеутерококкуса, прошёл под кроной чёрной берёзы, едва не наступив на большой крепкий гриб, демонстрирующий свою тёмно- оранжевую шляпку из травы, и очутился на краю поляны.
Там стоял, замерев в боевой стойке, главарь шайки, японец Футо. Он был раздет по пояс. Покрытое сложной многоцветной татуировкой мускулистое тело блестело от пота, струйками стекающего с плеч. В правой руке, вытянутой вперёд, он держал свой меч, а в левой - другой, поменьше, которым он прикрывал, защищая, живот. Фома присел на корточки и огляделся, выискивая противника. Но никого более на поляне не было. Похоже, Футо просто тренировался. С криком он развернулся на месте, длинный меч свистнул, разрезая воздух, а короткий одновременно описал дугу, отбивая воображаемый удар невидимого врага.
По поляне перемещался человек- демон. Мечи мелькали, вздымаясь и опускаясь, подобно крыльям мельницы в ветряный день. Японец поворачивался на месте, падал на колено, затем подпрыгивал, чтобы нанести поражающий удар сверху. нет, это был, определённо, вихрь стали, жаждущей крови. Время от времени слышался треск и одно из деревьев, растущих по краю поляны, валилось в траву, а Футо, двумя- тремя взмахами, срубал наиболее толстые ветви на падающем дереве ещё до того, как ствол коснётся травы.
Таёжник замер, как зачарованный, не в силах оторвать глаз от этого зрелища. Внезапно ему показалось, что на руке фехтовальщика сверкнула звезда, словно крошечный цветок распустился на пальце, или капелька крови... неужели демон поранился? Но в уже следующее мгновение сверкание пропало, чтобы вновь повториться. Фома протёр глаза и опять выглянул сквозь кустарник. Футо продолжал свой стремительный поединок и Близняк, так же безмолвно, как появился, отступил и ветки лесной калины снова закрыли от него упражнявшегося со своими мечами японца.
На подходе к разбитому бандитами лагерю Фома снова насторожился. Его остановил короткий шум в кустах. Конечно, он мог произойти от суетливой енотовидной собаки, вспугнутой шагами человека. Мог быть это и чёрный гималайский медведь или даже изюбр, но что-то подсказывало бывалому таёжнику, что шум этот от человека. Подобравшись тихой бесшумной тенью, он двинулся туда, умудряясь при всей своей громоздкости и видимости неуклюжия, не наступать на сухие, мёртвые ветки, рассыпанные повсюду, где их свалил порыв ветра или куда упали они, сломленные прыжком зверя, лазающего по деревьям.
В кустах больше уже не шумело, лишь где-то пискнула испуганно мышь- полёвка. Фома подошёл поближе и увидел У Чонга, хунхуза из шайки Футо. Он лежал во мху, раскинув руки, соскользнувши со пня, рядом с которым устроился. Голова его откинулась, редкая бородёнка задралась кверху, из открытого рта доносилось хрипение, переходящее в храп. Одна рук его всё ещё сжимала чубук, длинную курительную трубку, немного изогнутую, в маленькой деревянной чашечке которой, на коротком стерженьке, ещё курился крохотный шарик из серого опия. Похоже было, что У Чонг опять тайком накурился опиума, вот и свалился без сил. Фома брезгливо плюнул на землю, рядом с китайцем, и двинулся к лагерю, уже видневшемуся в прогалины между кустами.
В лагере царила суматоха. Каким-то образом Футо опередил Фому и уже находился рядом со своей палаткой. Подле него стоял Ким Чен Ун, придерживая за плечо связанного туземца, похожего видом своим на удэгейца. Тот стоял, опустив голову и закусив губу, крепко связанные за спиной руки были выкручены так, что туземцу приходилось сильно нагибаться вперёд. Футо налетел на него, схватил за тронутые сединой волосы и швырнул пленника на землю, затем принялся таскать его за косу и пинать ногами, при этом выкрикивая что-то визгливым голосом. Из криков Фома понял, что туземец сидел на дереве и наблюдал за лагерем. несколько раз прозвучало слово "шпион". Туземец сперва пытался оправдываться, возражал на обвинения, но потом замолчал и только старался уклонять от ударов голову.
Китайцы- хунхузы окружили жертву кольцом и гоготали. Наконец несчастного пленника поставили к дереву, перекинули верёвку через сук и подтянули повыше связанные за спиной руки. Теперь пойманный туземец стоял в позе ныряющего человека, лишь голова его была поднята, и глазами он скользил по лицам бандитов. Но ни одного сочувствующего взгляда он не встретил и голова его поникла.
Футо выхватил из костра дымящуюся головню, по которой ещё скользили язычки пламени, и поднёс её к лицу туземца. тот дёрнулся, попытавшись отклониться в сторону, но верёвка вернула его обратно к мучителю и послышалось шипение. В воздухе запахло палёным, а пленник зашёлся в крике. Футо прижёг ему ухо и снова громко на него закричал. Фома разобрал, что атаман требовал назвать цель слежки. Но пленник закрыл глаза и опустил голову. Снова шипение и новый крик, ещё более отчаянный и продолжительный. Ноги несчастного подкосились, и он обвис на верёвке. Видно было, что один глаз полностью закрыт сильнейшим ожогом.
В бешенстве Футо отбросил прочь головню в сторону и кинулся на пленного. Пальцы его впились в плечо, продавливаясь в плоть так, что казалось, будто японец протыкает пальцами кожу. Удэгеец задёргался, закричал и заплакал. Футо перебирал нервные окончания его тела, подобно музыканту, щиплющему струны своего инструмента, чтобы извлечь оттуда звуки музыки. Только здесь вместо мелодии раздавались лишь крики боли.
Импульсы нестерпимой боли пронизывали тело пленённого человека. Наконец он что-то выкрикнул, затем ещё и ещё. Видимо, ответ удовлетворил японца, и он осклабил в усмешке свои редкие жёлтые зубы, а затем вдруг неожиданно выхватил из-за плеча длинный клинок, молниеносно рубанул им и тем же движением вернул меч в ножны. Казалось, что движение то длилось не долее секунды, до того всё произошло быстро и ловко. тело туземца распалось на две части. Руки и голова остались болтаться на дереве, а остальное тело упало на землю, подёргивая ногами. Не оглядываясь, Футо переступил через труп и пошёл навстречу Ким Син Чу, который тащил У Чонга, осоловевшего от опиума так, что еле шевелил ногами.
Надо сказать, что до появления Футо эта шайка хунхузов не признавала никакой дисциплины. Каждый творил что хотел, и только совместная жажда лёгкой наживы удерживала их вместе. Властно и жёстко Футо заставил их подчиниться своей воле. Первое время почти каждый день ему приходилось вступать с ними в драку. Ему помогали сноровка и хорошее владении разными школами единоборств, а ещё два брата, корейца, всюду следовавших за ним. Втроём их не мог одолеть никто, хунхузы вынуждены были признать их силу и дела шайки сразу пошли на лад. Перечень запретов был короток. Перед походом не дозволялось удаляться от лагеря, пить без меры, а также курить опиум. Поэтому застигнутый врасплох У Чонг должен был быть наказан, чтобы остальным его товарищам преподать новый урок.
Ким Син Чу отпустил китайца и тот зашатался, хлопая глазами. Футо кивнул корейцу, показывая глазами на опиекурильщика. Син Чу взмахнул головой и длинная коса, уложенная обычно в кольцо, упала на плечо. Приятели У Чонга почуяли новую забаву и, довольные, загомонили, показывая друг другу на косу. Фома уже видел такие штуки. Корейцы вплетали в косу крепкий шнур с металлической гирькой на конце. Резко взмахивая головой, они могли действовать косой, как наши казаки - плетью. Можно было серьёзно ранить противника, а отдельные умельцы умудрялись даже резкими и быстрыми ударами  утяжелённой  косы ломать небольшие деревья. Искусство это называлось у них пакчхиги.
Ким Син Чу взмахнул головой и У Чонг полетел на землю, завывая от боли, но тут же вскочил на ноги. В руке его теперь был зажат кинжал, поблёскивающий на солнце. Клинок мелькнул в воздухе, навстречу ему рванулась чёрная  змея  косы, послышался звонкий щелчок и вот уже китаец приплясывает на месте, размахивая ушибленной рукой, нож валяется далеко в траве, а Син Чу довольно скалит зубы. Приём проведён, как всегда, ловко, быстро и эффективно. Столь же быстро и неуловимо кореец мог замотнуть косу вокруг горла противника и задушить его сильным рывком. У Чонг получил своё и бандиты снова вернулись ко своим обязанностям.
Дело в том, что банда частенько меняла места своей дислокации. Совершив несколько ограблений или каких-либо других криминальных дел, хунхузы или скорым маршем переходили в другое место, или разбегались попарно, а то и по одиночке, чтобы собраться затем в заранее оговорённом месте. Кто в тайге поймёт, бандит это идёт или свой брат, таёжный охотник? Частенько китайские "промышленники" грабят друг друга или туземцев. Местное же население, разозлённые кровавыми набегами, собирались в отряды самообороны и устраивали охоту за своими мучителями, поэтому бандитам приходилось быть подвижными и бдительными.
Вот и сейчас, обнаружив шпиона, Футо сделал надлежащий вывод, что нужно спешить. Корейцы ему рассказывали об одной из деревушек, где живут собиратели женьшеня, корня жизни. Футо решил напасть на деревню и покинуть затем эти края, где становилось слишком горячо. И вообще с этой бандой разбойников пора распрощаться. Футо подумывал о том, чтобы забрать награбленные деньги и перебраться в Шанхай, где у него были связи с береговыми пиратами. Те работали масштабно и потому всегда имели добычу. А хунхузы жили одним днём. Кровь человеческая для них была развлечением, и уничтожение всей шайки будет делом нескольких недель, стоит исчезнуть их атаману со своими помощниками.
Но, чтобы убраться, хотелось провернуть какое-либо дельце покрупней, да поприбыльней. Добытчики женьшеня  люди небедные. Это подтвердил и лазутчик перед смертью, но хотелось чего-то более существенного. Например, золото, какое намывали старатели. Нужно только найти деревушку, жители которой занимаются этим промыслом, и отобрать весь драгоценный металл. А потом можно и бросить этих тупых хищников, пока они празднуют, упиваются ханжой и курят опиум.
Когда ночь опустила своё тёмное покрывало на истомившуюся полуденным зноем землю, от китайского берега бесшумно отошли несколько джонок, набитых "краснобородыми". Тихо поднялись окрашенные в чёрный цвет паруса, натянутые на несколько диаметрально расположенных рей. Казалось, что над водной гладью, планируя низко над плещущимися волнами, летят на боку огромные летучие мыши, подняв к небу одно крыло.
Проплыв таким образом по течению Амура с десяток вёрст, джонки незаметно вошли в небольшую бухту и пристали к берегу. Необходимо добавить, что за пару вёрст до бухты часть бандитов сошла на берег, во главе с Ким Син Чу. С ними же отправились и трое русских. Алексей Бовыкин проверил, сухи ли запальные шнуры, которые он ещё в лагере заботливо укутал куском оленьей шкуры. Всё было в порядке и группа ночных налётчиков исчезла в береговых зарослях, а члены бандитской экспедиции отправились вперёд, к намеченной укромной бухточке.
Теперь к селению добытчиков корня жизни с двух сторон двигались два вооружённых отряда. Среди зарослей, полных ночных обитателей, пробирались хищники, не менее опасные, чем уссурийские тигры или пантеры. Руки разбойников сжимали ложа винтовок или рукояти тесаков.
На удачу жителей, один из туземцев бодрствовал. Неизвестно, чем он там занимался, но, когда хунхузы поползли из леса ко глинобитным фанзам, окна которых были затянуты промасленной бумагой, их встретил выстрел. С криками бандиты вскочили на ноги и бросились вперёд, стреляя на ходу из винтовок по узким окнам. Пули пронизывали полупрозрачную от жира бумагу, пробивали глиняные стены, разбивая самодельную посуду, раня и калеча проснувшихся обитателей.
Всё же некоторые жители успели выскочить из глиняных домиков и встретить ружейным огнём наступающих. Пули теперь летели в обоих направлениях. В это время подоспела с тыла группа Син Чу и несколько выстрелов, а также взрыв динамитной шашки, разнёсшей на куски дом самых активных защитников, оказались настолько убедительными, что туземцы отказались от дальнейшего сопротивления и побросали ружья. Хунхузы быстро заняли деревню, а уцелевших жителей загнали в две самые крупные фанзы. Фома с Егором сторожили их.
Было подожжено дерево в центре селения и огонь, охвативший просмолённые ветви маньчжурской сосны, рассыпающей целые снопы искр, заставил отступить ночь за границы села. Тени скакали по кустам и кронам деревьев, заставляли волноваться бандитов, которые несколько открывали огонь по шевелящимся кустам, ведь несколько человек успело исчезнуть в ночи.
А в это время Футо, вместе со своими помощниками допрашивал старосту туземцев, седобородого старца. С него стащили прожжённый ватный халат и поставили на колени.
Корейцы вывернули ему руки и лицо старца исказилось.
-- Мы знаем, что в твоей деревне хранится корень жизни. Отдай его нам и тогда мы уйдём, Панцуй. Ведь тебя так называют? Наши люди обыскали ваши фанзы. Корня там нет. Что же ты молчишь, Панцуй?
Корейцы задрали руки старика так, что борода его почти достала до горящего дерева и задымилась.  Кора обгорала и целые тучи искр с треском рассыпались по сторонам. Футо хлопнул рукой по рукаву куртки, сбивая упавший туда уголёк.
Ким Чен Ун пнул старика в бок и тот упал, задыхаясь и открывая рот. Глаза его закатились. Футо дал знак своим подручным отпустить старца.
-- Не надо его бить. мы сделаем по другому. У Чонг, подойди сюда.
Из-за глинобитной фанзы выдвинулся хунхуз, любитель опиума и опасливо подошёл к своему начальнику. Его узкие глаза прятались в складках. Привычка щуриться совсем их прятала. Редкие усы, пожелтевшие от частого курения, шевелились над верхней губой. Он угодливо наклонился к японцу.
-- У Чонг, дай старому уважаемому человеку отведать волшебного зелья. Пусть он познакомится с теми картинами, которые так прельщают тебя.
Китаец торопливо достал из сумки, висевшей на сыромятном поясном ремне, тряпицу, в которую была завёрнута сероватая лепёшка. Он отщипнул от неё кусочек, скатал в пальцах маленький шарик и нанизал его на шпенёк, торчавший в чашечке трубки для курения опиума. Трубка была у китайца за пазухой. Затем он поджёг шарик и, прикрывая чашечку ладонью, принялся тянуть воздух через чубук. Скоро гортань его обжёг терпкий дым и всё во рту чуть онемело, приятное онемение побежало дальше, и голова зазвенела. Футо выхватил чубук из рук наркомана и грубо всунул трубку в рот старика. Тот попытался вытолкнуть наконечник языком, но Футо держал его рукой, а второй зажал старейшине нос. Тому поневоле пришлось втянуть в себя дым. Через некоторое время трубка выпала изо рта, голова склонилась на плечо, а расширенные глаза уже ни на что не реагировали. Корейцы бесцеремонно растолкали старика.
-- Где вы прячете женьшень? -- спросил его Футо.
Старик медленно поднял голову, приоткрыл глаза и вытянул руку, указывая на горящее дерево. С проклятиями японец выхватил из-под шубы меч и рубанул по дереву. Меч, без особого усилия, рассёк полусгоревший ствол, показывая силу удара и - в большей степени - остроту и крепость клинка. Крона зашаталась, и дерево рухнуло на стоявшую поодаль фанзу. Запертые там туземцы закричали, испуганные ударом и снопом искр, осыпавших дом. Стороживший их Егор отскочил в сторону, закрывая локтем лицо от горящих ветвей. Рядом дико захохотали хунхузы, показывая на таёжника.
При падении, от удара, дерево рассыпалось на части, так как оказалось внутри пустым, и перед бандитами появилась груда дымящихся мешочков, хитроумно спрятанных в замаскированном дупле внутри ствола. Корейцы кинулись доставать мешочки из остатков пылающего дерева, но было поздно. В руках они рассыпались в труху и пепел. они уже успели истлеть внутри горящего просмолённого сухого ствола. Лишь один корень, действительно напоминавший собой человечка, нелепо растопырившего свои отростки- конечности в разные стороны, лежал теперь на ладони Футо, как память о сгоревшем сокровище, панацее тибетских знахарей, готовых платить за человека- корень золотыми самородками.
-- Старик, у тебя должны быть плантации корня. ты покажешь их нам!
Но старик уронил голову на грудь и лишь что-то бессвязно бормотал, не открывая глаз. Сегодняшняя ночь, гибель всей партии женьшеня, уничтожение селения подействовали на него и разум его помутился. Пустые глаза его ничего не выражали, струйка слюны стекала из открытых губ. Футо поднял свой меч.            
-- Нет!! Не убивай отца! Пожалей его!
Японец стремительно повернулся на крик, вздёрнув меч так, что клинок расположился параллельно земле. он наблюдал горящими глазами, как к старику подбежала молоденькая женщина в платье из синей дабы. На голову её была натянута небольшая коническая шляпа, свёрнутая из бересты. Женщина выскочила из той фанзы, на какую упало горящее дерево. Когда Егор отскочил в сторону, туземцы воспользовались этим и выскочили из глиняной хибары, спасаясь от огня, который попал туда через узкие окна и трещины, образовавшиеся от упавшей сосны.
-- Оставь отца! -- продолжала кричать туземка, обнимая голову старика с обгоревшей бородой. -- Он старый, мало что помнит.
-- А ты нам покажешь, где вы выращиваете корень жизни?
-- Да. Утром я отведу вас туда, -- ответила женщина, с ненавистью оглядываясь на окруживших её "краснобородых".
Утра долго ждать не пришлось. Скоро на востоке, где находилась родина Футо, небо заалело, первые, ещё робкие лучи осветили облака, собравшиеся в большие кучи, но ещё не дошедшие до стадии туч. Ещё через несколько минут из-за леса показался краешек солнечного  диска  и наступила утро, не принёсшее с собой ничего хорошего для деревушки собирателей женьшеня. Сейчас были хорошо видны все разрушения, какие получило селение во время ночной атаки. На земле, здесь и там, лежали тела убитых туземцев. Возле них тихонечко всхлипывали женщины дети, оплакивая погибших. жестокие победители расхаживали по деревне с оружием в руках.
Футо повернулся к женщине, всё ещё обнимавшей старца.
-- Вставай. Нам пора идти.
Когда она поднялась, оба корейца рывком поставили Панцуя на ноги. Он зашатался, но устоял.
-- Он тоже пойдёт с нами, -- громко заявил японец, не спуская с женщины пристального взгляда.
-- Но он же старый, больной, не может ходить.
-- Ничего, небольшая прогулка ему не повредит. К тому же будет гарантия, что ты не заведёшь нас куда-нибудь в топь.
Скоро разбойничья экспедиция оставила разрушенное и разорённое селение. Местные жители, уцелевшие во время стрельбы, разошлись по своим пострадавшим домишкам, чтобы оценить убытки и заняться ремонтом.
Вереница людей, увешанных оружием, гуськом двигалась по лесу. Впереди шла молодая туземка. Талию её обвивала верёвка, конец которой держал в руках Чен Ун. За ним двигался Футо в своей куртке мехом наружу. Из-за плеча его торчала длинная чёрная рукоятка меча. Дальше следовали остальные. В конце колонны двое хунхузов несли на носилках старика, ноги которого действительно отказывались идти.
Кедровник сменился монгольским дубом, затем  пошла  маньчжурская сосна, перевитая лианами, орешник, каменные берёзы. Путь проходил через лощину, склоны которой росли всё выше, превращая лощину в довольно большой овраг, или даже целое ущелье, увитое кустарником. Потом стены снова стали уменьшаться, зато ручей на дне оврага перевоплотился в полноводную речку, брызгавшую на ноги каплями холодной воды. Тропинка шла по самому краю потока, а временами пропадала вовсе. Тогда бандитам приходилось прыгать с камня на камень, пока из воды не выныривала песчаная коса, годная для движения. В таких местах с особым трудом перемещали носилки со стариком, который лежал с закрытыми глазами и тяжело, с хрипом, дышал. Над головами их коротко крикнула голубая сойка, покачиваясь на ветке криво растущей осины.
Для Читателя средней полосы дальневосточные леса показались бы пустынными. Так кажется из-за малого числа певчих птиц, посвист и щебетание которых привыкло слышать наше ухо. Такое здесь наблюдается крайне редко. Но это вовсе не означает отсутствия должного количества птиц или зверей. Вот и в нашем случае за колонной бандитов незаметно следовал полосатый хищник - уссурийский тигр, бесшумно ступавший большими лапами по следам людей.
Банда снова вступила под своды деревьев. Откуда-то налетели целые тучи гнуса. Мошкара жалила без всякой жалости. Разбойники ругались сквозь зубы, били себя изо всей силы по лицу и рукам. Быстро появились из сумок и мешков сетки, которые укрепляли на плечах для защиты лиц. Фома и Егор достали из-за пазухи короткие трубки и скоро их окутали клубы табачного дыма. мошка дым не любит, а табачный - в особенности. Теперь кавалькаду сопровождал гул и жужжание гигантского облака насекомых. Спрятаться от них можно было только в воде, но от реки они уже отошли. Приходилось терпеть, поэтому пошли быстрее, почти бегом. Женщина, шедшая впереди отряда, упала вдруг на колени.
-- Отец! Панцуй! Пожалейте отца. Надо его закрыть, мошка заест его, выпьет кровь. Он не должен умереть.
-- Скоро ли мы придём? -- рявкнул Футо на туземку.
-- Скоро- скоро, будет поляна, там женьшень. Прикройте отца.
-- Смотри, только от тебя теперь зависит, будете вы с отцом жить или вашей смерти ужаснётся и узник камеры пыток.
Японец махнул рукой своим помощникам. Ким Чен Ун достал из заплечного мешка свёрток, развёрнутым представляющий собой мелкую марлевую сетку- накидку. Он прошёл в конец процессии и наклонился над стариком, набрасывая на него защитную сетку. Старик был в полубессознательном состоянии и в бреду повторял:
-- Японец... Японец... Он предупреждал нас, он говорил нам...
Дальше речь его стала совсем уж невнятной, а потом он и вовсе замолчал, видимо, потеряв сознание. Кореец заспешил было к начальнику, чтобы передать тому слова старика, но был остановлен маньчжуром, который нёс носилки со старейшиной. Он шёл замыкающим, и время от времени испуганно оглядывался.
-- Послушай, Чен Ун. За нами кто-то идёт. я только что слышал, как позади хрустнули ветки.
Голос его дрожал от напряжения, волосы слиплись от пота, и противомоскитная сетка прилипла к лицу. Кореец приказал идущим рядом китайцам сменить своих уставших товарищей и расспросил его подробней. Оба замыкавших подтвердили, что и до них доносился шорох от тех кустов, что оставались позади.
Чен Ун выслушал всё внимательнейшим образом и подозвал к себе несколько человек. Корейцев, сопровождающих атамана, в отряде слушались и подчинялись им, как если бы те командовали шайкой. Бандиты попрятались по кустам и затаились, а остальные пошли дальше, ни на миг не замедлив шага. Скоро шум шагов и шорох колеблющихся кустов замер вдали и вот тут на тропе, проложенной отрядом, появился великолепный образчик тигра. Сильные мускулы играли под пушистой полосатой шкурой. Кончики шерстинок  играли , отливая на солнце. Хвост, длинный и мощный, бил по бокам, когда животное припало на все четыре лапы, задевая брюхом траву. Видимо, тигр почуял засаду. Он оскалил свою пасть, показывая длинные блестящие клыки, и капли слюны упали с морды на траву.
Зверь зарычал. Один из бандитов, не выдержав, выстрелил и в тот же миг тигр прыгнул. Казалось, что два этих разных событий слилось в одно действие. Рычание хищника и испуганные вопли человека смешались в одну безумную какофонию. Рычащий и воющий клубок покатился сквозь кусты, сминая ветки. Остальные разбойники в испуге отшатнулись, оглядываясь, куда лучше отпрыгнуть, если зверь бросится в их сторону. Чен Ун, навскидку, выстрелил из винтовки в ворочающуюся кучу, затем ещё раз. От разорванного тела отпрянул обезумевший от боли тигр и, сделав прыжок не менее пяти саженей в сторону, исчез среди лесной чащи.
-- Не стреляйте, не стреляйте, нельзя!
К ним бежала туземка, размахивая руками. За ней спешил Ким Сен Чу с германской винтовкой в руках.
-- Это амба! Его нельзя трогать...
Женщина упала возле того места, где тигр только что терзал человека. Всё здесь было залито кровью. вот ещё несколько капель запятнали лист лимонника, затем дальше ещё кровь, ещё. Тигр тоже был ранен, но успел убежать.
-- Амба! Не сердись на нас. Мы тебя не трогали. Это чужие люди. Они скоро уйдут. Больше в тебя не будут стрелять. Мы принесём тебе козлёнка. Жирного козлёнка. только не сердись на нас!
Туземка протягивала руки в ту сторону, куда убежал тигр, которого местное население считало настоящим хозяином тайги, точно так же, как в средней полосе считают хозяином лесных угодий медведя. Здешние обитатели верили, что если тигр рассердится, то жителям деревни уже не видать удачи в своих делах, что в охоте, что в земледелии, что в добывании корня жизни. Конечно, бывали случаи, когда в тайге объявлялся зверь- людоед, который нападал на людей и поедал их. Как правило, это были старые и больные животные, которые были уже не в состоянии охотиться на оленей или лосей, а человек ведь не может ни убежать от хищника, ни укусить его, чем такой тигр и пользовался. такого зверя общими усилиями ловили и убивали, но потом всей деревней плакали и просили прощения у духа амбы, объясняя ему, что были вынуждены убить его тело и задабривали его обильными жертвоприношениями. Обычно духи были милостивы, и на головы тигриных убийц не падало особых бед. Потому были понятны слёзы и волнение таёжной жительницы, на которой мог сорвать свой гнев хозяин тайги, ведь это она привела к нему жестокосердных чужаков, открывающих огонь  по любому поводу.
Тигра поискали, но найти не смогли. Легко раненый, он уже скрылся в дебрях уссурийского края, унося в себе пулю и злобу против двуногих хищников, вторгшихся в его охотничьи угодья.
Догнать основной отряд было делом нескольких минут. Они стояли на лесной поляне, которая и была основной женьшеневой плантацией деревушки. Несколько длинных грядок были заботливо прикрыты берестяными навесиками, сделанными над драгоценными кустиками. Навесы были сделаны, чтобы летнее солнце своими жгучими лучами не подпалило капризное растение. Сбоку были посажены рядками папоротники, тоже для защиты. Несколько узеньких канавок подводили воду к корешкам от родничка, чтобы удовлетворить все природные потребности растения.
Алексей Бовыкин присел на корточки, чтобы разглядеть удивительное творение природы. Он увидел небольшое травянистое растение ростиком в пять вершков, с четырьмя листьями. Каждый лист состоял из пяти листочков, из которых средний был длиннее, а два крайних - короткие. Алексей принялся пальцами разрывать землю, а затем продолжил работу узким стилетом, осторожненько, чтобы не повредить нежный корень. Бовыкин вспомнил откровения "знающих" людей, что корни женьшеня, почувствовав, что их выкапывают из земли, оживают и стараются спрятаться или начинают кричать так, что у неопытного сборщика лопаются барабанные перепонки и начинается мозговое кровотечение, заканчивающееся мучительной смертью. Но Лёха понимал, что всё это досужий вымысел, а что правда, так это чрезвычайная нежность корешков, поэтому и действовал  со всей возможной деликатностью.
Вокруг него, там и сям, сидели хунхузы и тоже рыли корни. К лежавшему старику прижалась его дочь и плакала, глядя на разорение плантации. А Футо и Чен Ун стояли рядом и слушали бред старца, в котором он то и дело поминал какого-то японца, который был накануне в деревне и расспрашивал там о банде хунхузов, называя приметы главаря, то есть его, Футо.
Глаза японца горели.

Глава 3. 400 лет назад.

В стране уже который год бушевала жестокая война. Кампаку (канцлер) Хидэёси Тоётоми возрождал в Японии единую империя под властью микадо. Этому яростно сопротивлялись феодалы, чувствовавшие себя царьками в собственных владениях и не желающие никак быть чьими-то вассалами. Они вооружали своих крестьян в попытке создать из них армию, чтобы противостоять войску такого отличного полководца, как Тоётоми. Но эти жалкие ополчения были разбиты и тогда феодалы попрятались по своим каменным замкам, понастроенными за годы междоусобиц и разброда, пытаясь отсидеться за высокими стенами или отбиться, уж как получится. Но перед войсками кампаку те замки сдавались, один за другим, как падают перезрелые груши с материнского дерева осенью, во время сильного ветра. И этот ветер  звали Хидэёси Тоётоми.
Кампаку, наделённый особыми полномочиями микадо, которому надоела бесконечная череда междоусобиц, сделал сильный ход. Он поставил карту на  кон  государственной игры и сделал ставку на самураев. Дальнейшее развитие событий показало его мудрость и дальновидение. Такая, в общем-то, низовая фигура, как самурай, вновь повысился в статусе и начал влиять на политические подвижки в государстве. Теперь , как и когда-то в прошлом, звание самурая освобождало носителя его от работы, от налогов, перемещало его на высшую ступень иерархии. Конечно же, такие перестановки польстили гордым воинам и они пошли за своим полководцем. Пошли, чтобы поставить противников его и величия всей Японии на колени.
Выходец из крестьянской среды, полководец Хидэёси Тоётоми пришёл к настоящей власти в 1582 году, когда опекавший его Нобунага Ода пал жертвой покушения от своего же ближайшего соратника Акэти Мицухидэ. Глава небольшого княжества, что находилось в провинции Овари, центрального Хонсю, и большой патриот своего государства начал военные действия 1558 году и, постепенно, собрал под своей рукой около трети территории. Огимати, микадо Японии, оценил самоотверженность Оды и назначил его своим личным военачальником, противопоставив тем Еситэру Асикага, тогдашнему сёгуну, то есть настоящему правителю империи. Это очень щекотливый вопрос, при решении которого пролилось море крови, и полетели тысячи, десятки тысяч голов. В конце концов, пал и сам Ода, уступив дорогу своему протеже.
После смерти Оды Хидэёси Тоётоми поклялся продолжить его дело и довести до конца. Ту клятву он выполнил, низложил последнего сёгуна Есиаки и прекратил тем правление рода Асикага Японией, вернув власть в руки Огимати, Божественного Императора страны Восходящего Солнца. Какова же была цена этих действий? Увы! Весьма плачевной. Страна была поставлена на шаткий край разорения. Тоётоми, уже как кампаку- канцлеру, пришлось проводить реформы.
Всё население разбили на четыре касты. Первую, самую высшую, составили самураи. К касте, кроме самих воинов, относились также правительственные чиновники, князья и разные мелкие феодалы. Ко второй касте относились земледельцы, которые выполняли существеннейшую роль кормильца империи, задыхающейся от войн и междоусобиц. Так что для более или менее стабилизирующей обстановки в обществе, земледельцам был предоставлен ряд привилегий. Сыграло ли свою роль то обстоятельство, что Тоётоми сам был выходцем из народа, нам неизвестно и мы не будем заострять на том внимание. К третьей касте относились люди искусства - художники, актёры, певцы. В те времена правители, входившие в касту самураев, , считали должным владеть искусством стихосложения, пятистрочия, танка, или рисовать кисточкой и тушью. К людям, занимающимся тем же самым, но не имеющим самурайского звания, относились с пренебрежением. На самом последнем месте, в четвёртой касте, стояли купцы и различные торговцы. Но они мало горевали по этому поводу, торговали себе в удовольствие, понемногу богатели и привилегии себе попросту покупали. В том числе и звание "самурай". Делалось это просто - "бедного" купца усыновляла какая-нибудь самурайская семья и новоявленный "пасынок" автоматически становился самураем. За соответствующее вознаграждение, естественно.
Особняком стояли монахи. Сразу условимся, что мы говорим о монашестве, а не о религиозно- политической  системе . Жизнь людей монашеского звания Востока и Запада имела мало сходства. В то время, как европейские монахи посвящали свою жизнь молитвам и осанне Господу, прославляя Его жизнь и рассказывая о Его чудесах и подвигах, монахи азиатского континента вели жизнь в единении с Природой, учили послушников гармонии, изучали различные способы и стили оздоровления человека, в том числе - единоборства различного вида, как способ человеческого самосовершенствования. Слыханное ли дело в средневековой Испании или Франции, чтобы монах, к примеру - францисканец, проповедовал бы стиль боя - "Пьяная обезьяна"? Да его забросали бы камнями свои же собратья. В Азии же, монах, достигший высот в искусстве цзуйхоуцюань, получает уважение не только своих собратьев, но и известность среди народа.
Семейство Исихара проживало в Киото, "Столичном городе", на самой окраине, в небольшом поместье, которое было куплено отцом нынешнего главы семейства. Он нажил деньги торговлей вином и фарфоровыми изделиями. Дела у семейства шли в гору. Глава дома Имаи Исихара даже имел покровителей при дворе императора Гоедзея, а брат его - Кисо Исихара жил в Храме Золотого Будды, где ему, как настоятелю, подчинялось полсотни бритоголовых монахов в оранжевых одеяниях.
Храм украшала восьмиметровая статуя сидящего Сиддхартхи Гаутамы, который смотрел с высоты на читающих священные тексты монахов и загадочно улыбался. В золотых глазах его читались мудрость и всепрощение. Во дворе храма находилось додзё, где послушники, с утра и до вечера, занимались тренировками с посохами, деревянными мечами и алебардами. порой и сам настоятель выходил туда, на площадку, чтобы продемонстрировать своё искусство в будзюцу. Но основным своим занятием он считал размышления.
По утрам, когда соловей начинает насвистывать, закатив глаза, свои переливчатые трели, Кисо Исихара выходил в "чайный сад", расположенный позади храма. Сад занимал не так уж много места, но тропинка, выложенная из круглых и овальных плоских камней, была столь извилиста, что создавалась иллюзия увеличенных пространств. Среди кустов мимозы прятался маленький прудик, заросший тростником, где плавали большие карпы, лениво шевеля плавниками, среди лотосов и лилий. приятно было погрузиться в размышления о сущном, особенно когда лёгкий ветерок перебирал стебли камыша, как пальцы музыканты щиплют струны виолы.
Кисо Исихара являлся хранителем камня Бодхидхармы. Точнее, хранителем было семейство Исихара. Из поколения в поколение, от отца к сыну, передавали историю, как раненный воин передал Сато Исихаре шкатулку. в которой лежал перстень, являвшийся оправой для камня удивительной красоты и свойств. Этот камень, как объяснил умирающий ронин, делает человека, владеющего им, великим. Если человек плохой, то он становится гением зла, если хороший - то легенды о его добродетели  и деяниях не затеряются в веках. Его носили на своей руке в разное время Бодхидхарма и Ассуна, Аттила и Чингисхан, Аристотель и Пифагор. Александр Македонский и Карл Великий создали огромные империи, которые позднее превратились в  развалины , после того, как перстень терял владельца.
Сёгун Асикага , прослышав о камне, пытался завладеть им. Но не он один пытался наложить на камень свою жадную руку. За ним охотился и клан ниндзя "Акуза-рю", но и их усилия пропали даром. Служители синтоистского храма, где находилась в то время реликвия, и воины школы кэмпо тайно взялись переправить камень в глубь страны, где он и попал в руки Сато Исихары. Бедный крестьянин дал клятву охранять дар самурая и обещание своё выполнил. Всю свою жизнь он прожил возле храма Аматэрасу, где он запрятал шкатулку. Затем сын его, Кано Исихара, увёз её в Киото, где стал торговцем, быстро разбогател и, через несколько поколений, род Исихара был уже довольно известен. все начинания их были успешны, финансовые и торговые операции проходили на редкость удачно и прибыльно, но члены семейства старались держаться в тени, насколько это возможно было делать.
Такой порядок был устроен неспроста. Люди из клана "Акуза-рю" в течении всего этого столетия продолжали искать утраченную реликвию. Со временем настойчивость поисков снизилась, но лидер клана не позволял эти поиски прекратить совсем. Почти у каждого, кто добился выдающихся успехов или большого богатства на пустом месте, среди приближённых находился один, а то и несколько лазутчиков, так или иначе связанных с сектой дьявольских убийц. Для них в последние годы наступили трудные времена.
В результате успешно проведённых реформ власть его императорского величества заметно укрепилась. Самовольные вассалы были вынуждены признать его своим господином. Правда, реальная власть продолжала принадлежать роду Асикага, но они демонстрировали императору свою преданность и зорко следили за наведением порядка в Стране Восходящего Солнца. Поэтому крупным феодалам пришлось соответствовать веяниям нового времени и отказаться от собственных армий и, по большей части, прекратить контакты с кланами профессиональных убийц, в том числе и ниндзя. На них устраивались массовые облавы. Пойманный ниндзя убивался на месте, а если ему и оставляли жизнь, то лишь затем, чтобы подвергнуть чрезвычайно жестоким пыткам. В таких случаях пойманные "с поличным" предпочитали покончить жизнь самоубийством, чем влачить жалкую жизнь "человека- свиньи", с отрубленными руками и ногами, с выколотыми глазами и отрезанным языком. Преследовались также и те, кто пользовался услугами кланов ниндзя.
Поэтому и скрывались четверо невозмутимых убийц на борту трёхмачтовой грузовой джонки- чуань, перевозившей из Китая в Японию шёлковые ткани, фрукты, лекарства, людей, и обратно - рыбу, одежду, продовольствие. И среди садков с рыбой, клеток с курами, лежали вокруг больного старика четверо его спутников. Старика трепала лихорадка, которая угадывалась по испарине и тяжёлому дыханию.
Никто не догадался бы, глядя сейчас на него, что это патриарх клана "Акуза-рю", вынесенный через подземный ход из тайной крепости в горах, расстрелянной из пушек и разрушенной до основания. Часть рядовых ниндзя - гэнинов, спрятались в каменных норах, где терпеливо пересидели двухнедельное прочёсывание местности, а часть, под руководством рюнинов, пожертвовали собой, отвлекая на себя силы армии Асикага, чтобы дать время вынести с поля боя дзёнина Карагаёси Акамацу, раненного осколками разорвавшегося ядра. Они все полегли там, предоставив небольшой группе достаточно времени, чтобы проскользнуть сквозь прорубленный в скалах тайный ход, используя выбитый в скале сток воды.
И вот сейчас Акамацу лежал на отполированных телами пассажиров досках палубы и, в перерывах между провалами сознания, давал наставления своим верным помощникам - тюнинам. Хозяева джонки обещали доставить своих пассажиров к берегам благословенной Кореи, Страны Утренней Свежести.
Для того, чтобы клан снова встал на ноги и обрёл былую мощь, хотя бы отчасти, необходимо много времени. Нужно подобрать учеников, основать тайные школы постижения науки ниндзюцу, процесс обучения которой растягивался на долгие- долгие годы. И лучше, чтобы прошли они вдали от глаз императорских шпионов. Корея для этого подходила наилучшим образом. Отделённая от островной империи водами Японского моря, она лежала в стороне от самурайских разборок и в то же время давала возможность курьерам "Акуза-рю" иногда наведываться на родину для связи с теми, кто остался там, пусть и с риском для жизни.
Джонка- чуань медленно проходила Корейский пролив. Ветер плохо надувал перепончатые паруса. Матросы, закутанные в просолённые от морской воды куртки, развернули главный парус, но корабль не увеличил скорость. Вдали смутно виднелись очертания земли. Это были острова Цусима. Они оставались далеко по левому борту. Волны толкали судно, брызги порой долетали до палубы. Потихоньку ветер набирал силу. Куры хлопали крыльями и испуганно кудахтали.
Джонка следовала вдоль побережья Корейского полуострова, не слишком удаляясь в глубь Японского моря. После того, как прошли мимо мыса Чингигап, судно вновь пристало к берегу. Немногочисленные пассажиры сошли на берег по доскам, обвязанным верёвками, чтобы не скользили ноги. Среди них были и четыре неприметные фигуры, стащившие по сходням носилки со своим господином. Носилки те погрузили на повозку, запряжённую длинноухим ослом. Высотой чуть более метра, он прядал ушами и косился назад. Закутанные в длинные накидки японцы сунули старику- возчику несколько медных монет и скоро повозка, с протяжным скрипом, сдвинулась с места и покатила по каменистой дороге. Удивительное дело, но приземистое животное без труда сдвинуло доверху нагруженную тележку и теперь резво катило его к серым домишкам небольшого городка, где решили остановиться путники.
Они поселились в небольшом строении с низкими потолками. Акамацу лежал на соломенной циновке. Рядом с ним поставили каменную плошку, куда Дзенкуро, один из его спутников, насыпал измельчённое растение, сверху посыпал серым порошком и бросал уголёк из жаровни. Поверхность чащи наполнялась язычками пламени, но Дзенкуро быстро набросил на плошку платок и убрал его только тогда, когда из-под края вырвался клуб пахучего дыма. Платок отодвинули в сторону и поставили плошку так, чтобы ветер, сквозивший по комнате, относил дым прямо в лицо больному.
Через некоторое время желтизна ушла с лица. Тогда Дзенкуро что-то  насыпал в чашу с молоком из коробочки, которая была до того спрятана у него в поясе. Придерживая рукой голову старика, он поднёс чашу к его губам. Тот сделал глоток, ещё один. Через некоторое непродолжительное время он открыл глаза. Спутники его приблизились ближе к ложу больного.
-- Где мы? -- спросил Акамацу, оглядев спутников.
-- В стране Чосон.
-- Мне стало лучше. Завтра же надо двигаться в горы Тэбэксан. Купите лошадей и повозку для меня. Мы двинемся...
Голова его упала на твёрдую плоскую подушку и глаза закрылись. Дзенкуру прикрыл его плащом. когда старик проспится, силы вернутся к нему и он выдержит длинную дорогу. Дзенкуру уже бывал в Корее. Клан "Акуза-рю" планировал устроить здесь запасную базу, но только внешние события обогнали внутренние желания.
Двое тюнинов прилегли поодаль от патриарха, охраняя его сон, а Дзенкуру и ещё один, направились к торговцам, чтобы купить всё им необходимое. Дзенкуру, готовясь к путешествию сюда, научился корейскому языку. Он должен был изображать из себя китайского купца, везущего товары Серединной империи. Он достал кошель, где хранились большие прямоугольные китайские монеты с дыркой посередине. На них он и купил четырёхколёсную телегу, а также полдесятка низкорослых лошадок, привычных к горным дорогам.
На следующее утро чужеземцы погрузили на тележку всё, что они закупили накануне, помогли туда подняться старцу и выехали в глубь острова. Местные жители проводили их равнодушными взглядами и каждый занялся своим делом.
Тем временем группа ниндзя углубилась в горную страну Тэбэксан. В течении нескольких месяцев они кочевали то здесь, то там, выискивая подходящее место. За время скитаний все они поднаторели в корейском языке и даже иногда выдавали себя то за простых крестьян, а то и за чиновников Корё. Акамацу оправился от полученных ран и, как и прежде, руководил четвёркой помощников.
В конце концов, поиски благополучно воплотились в тайную долину. Вход в неё вёл через расщелину, скрытую среди каменной осыпи. Здесь они и остановились. скоро в долине выросла первая хижина, где поселился патриарх. По распоряжению Акамацу Дзенкуру выехал в Японию, чтобы распознать о судьбе остатков клана.
Оставшаяся троица постоянно пропадала в горах, проводя время в изнурительных многочасовых тренировках среди скал, или выискивая в близлежащих городках и деревушках изгоев и отщепенцев. Никто не подозревал, что по улицам корейских селений шныряют японские убийцы- невидимки. Полностью слившись с местным населением, они слушали разговоры, запоминая всё, что было им необходимо знать.
К тому времени, когда вернулся Дзенкуру, в долине уже хлопотала община, численностью в несколько десятков человек. Вся долина перевоплотилась в один большой укреплённый тренировочный лагерь- полигон, устроенный таким образом, что на первый, неискушённый, взгляд, нельзя было заметить никаких сооружений, так всё было подогнано к естественным условиям. 
Вместе с Дзенкуру прибыла группа молчаливых суровых японцев, закутанных в чёрные плащи до самых глаз. Все они заперлись в хижине патриарха, где Дзенкуру рассказал о результатах разведки. Почти полгода прошло с тех пор, как войска кампаку разбили крепость клана "Акуза-рю". Уцелели единицы, часть из них пыталась как-то организоваться, но большинство объединились в самостоятельные банды, сотрудничающих иногда друг с другом. В память о клане они продолжали называться совокупно "Акуза", но централизующую приставку "рю" уже не употребляли, так как они решили заниматься именно разбоем и убийствами, а не совершенствоваться в различного рода воинских искусствах, что и составляет в общем целом систему ниндзюцу.
С Дзенкуру прибыла та часть, что желала непременно быть рядом с патриархом. Остальным приказано было быть наготове, чтобы не терять связь с метрополией. Акамацу не терял надежды вернуться в Японию, после того, как клан укрепится на территории Тэбэксан, умножит свои ряды и просочится сквозь всяческие кордоны в свои земли, где снова займёт достойное для себя место. Число их, после великих битв императорской армии с ниндзя, стало ничтожным, так что мести со стороны конкурировавших с "Акуза-рю" кланов Акамацу не опасался.
Беспокоили только привезённые Дзенкуру слухи, что Хидэёси Тоётоми желает расширить границы империи. готовился поход на Корею, Китай, а также некоторые острова. Сейчас ниндзя никто не мешал, но если войска кампаку появятся на континенте, то их долину могут и обнаружить. И неважно, кто это сделает.
Слухи полностью подтвердились - японская армия вторглась на территорию западного соседа. Началась война, которая вошла в историю под названием Имджинской ("имджин" - 1592 год). Самураи, всю свою жизнь отдающие тренировкам, пожалуй, были на то время лучшими в мире воинами, и, поначалу, японские войска пронизывали отряды корейских ополченцев подобно разогретому ножу, погружающемуся в масло. Но на борьбу с захватчиками поднялся весь народ. "Ыйбён" ( армия справедливости), так называли себя корейские партизанские отряды. Год за годом они сражались с японцами, изнуряя их частыми наскоками, Тогда раскрылся весь военный талант корейского флотоводца Ли Сунсина, выдающегося государственного деятеля, который хоть и был убит в ходе сражения, в самом конце Имджинской войны, но всё же был объявлен национальным героем Кореи.
В двоякое положение попали зарождающиеся школы "Акуза-рю". Казалось бы, только- только они начали подниматься  на ноги, а теперь - война. Да ещё с теми, кто подпитывал их кадрами и ресурсами, и это обстоятельство начало проявляться. Акамацу развил лихорадочную деятельность, но годы взяли своё и скоротечная лихорадка свела его в могилу. дело принял в свои руки новый патриарх Дзенкуру Ашаси. Его давно уже прочил в свои заместители Акамацу, ещё когда они только очутились в Стране Утренней Свежести. Теперь же это был опытный во всех отношениях воин и политик, тактик и стратег.
Дзенкуру тренировал в горной долине местных мастеров боевых искусств, которые считали, что обучает их монах из Шао- Линя. Таких монахов в стране появилось немало. Китайцы не желали, чтобы самураи закрепились на Корейском полуострове. Они понимали, что Корея - это только плацдарм, трамплин, с которого армия микадо прыгнет в Серединную империю. Поэтому и прибывали в страну китайские инструкторы партизанской войны и искусства тайных поединков из засад.
Разведчики- ниндзя появлялись то здесь, то там. Они вроде бы участвовали в общей патриотической войне с агрессором, но действовали по своему, то есть на пользу самим себе. Партизанский отряд из учеников Дзенкуру нападал сегодня на японцев, а завтра - находили мёртвым инструктора хёльдо, который как раз сам начал формировать свой отряд из учеников.
Не прекращалась связь и с теми сообщниками, что оставались на территории метрополии. Корейская джонка шла под флагом Ли Сунсина, а когда углублялась в нейтральные воды, поднимался жёлтый флаг с красным солнечным диском, и партизаны перевоплощались в рыбаков, которых занесло в открытое море.
Члены отрядов ,а точнее - банд, носивших название "Акуза", упорно стремились закрепиться поблизости от Киото, столицы Японии и местопребывания императора- микадо. Такова была тактика бандитов. Сюда стекались награбленные в Корее сокровища, толика которых перепадала и различного рода тёмным дельцам. бандиты потихоньку перебирались из районов трущоб, поближе к роскошным дворцам. Награбленное не тратилось ими бесцельно, а собиралось и вкладывалось в строительство бань, увеселительных заведений, домов, где сановники могли отдохнуть в обществе искушённых в искусстве любви и беседы гейш.

+ + +

Кисо Исихара сидел в "чайном саду". место было выбрано таким образом, чтобы была видна восьмиметровая фигура сидящего Буллы, глаза которого смотрели в сторону Кинкакудзи ("Золотого павильона"), место обитания сёгуна Есимицу Асикага, как если бы в каменных зрачках отражалась мирская суета. Губы статуи чуть кривились в улыбке. Будда знал, что было здесь столетия назад и что ещё предстоит через столетия. Он усмехался над тщетными усилиями людей, копошащихся у его подножья. Люди грабили друг друга, строили дома, чтобы разрушать их и снова отстраивать.
Время от времени землю качало от внутренних толчков, как будто, глубоко под землёй, ворочался огромный дракон и зловонное огненное дыхание его вырывалось сквозь трещины наружу. Тогда бритоголовые монахи падали на колени и протягивали руки к Будде, чтобы он защитил их и усмирил дракона. Будда улыбался, каменные зрачки его смотрели поверх склонённых голов, и дракон успокаивался, усмирял свою силу и засыпал снова на годы. Во время одного из таких пробуждений и пошла трещина по телу владыки духа. Скоро она дойдёт ему до плеча.
Исихара смотрел на трещину, затем в лицо сидящего гиганта и мысли его потекли по направлению в вечность, а глаза закрылись. Казалось, что тело его поднялось над каменным сидением и начало медленно поворачиваться вокруг оси. Ветер то обдувал лицо, то дул в ухо, то шевелил короткий ёжик волос на затылке. Накатило необыкновенное ощущение лёгкости, мысли двигались необычайно быстро и глубоко. Исихара любил эти ощущения и старался не шевелиться. Стоило открыть глаза и чувство полёта уходило.
Послышались глухие шлепки. Кто-то ступал босыми ногами по камням, которыми были выложены дорожки сада. Исихара услыхал, как идущий ступил на мостик, сложенный из бамбуковых стволов, плотно пригнанных друг ко другу. медленно- медленно он открыл глаза. Со стороны казалось, что он медитирует. Или просто задремал на солнышке. Это была всего лишь иллюзия, а на самом деле Кисо вглядывался в приближающегося к нему юношу в оранжевом облачении послушника.
Юноша подошёл и преклонил перед настоятелем обритую наголо голову. на лбу виднелась наколка, свидетельствующая, что юноша посвятил себя Будде и отказался от мирской жизни.
-- Отец- настоятель, сэнсей приглашает вас посетить наше занятие. Перед вами предстанут лучшие из лучших, защитники реликвии.
Кисо Исихара поднялся на ноги и направился за послушником, оглядываясь по сторонам. По поверхности маленького, в несколько метров, прудика плавали большие круглые листья лотоса и маленькие жёлтые цветы кувшинки. вот один из бутонов качнулся. Это рядом со стеблем проплыла рыбка с большим прозрачным хвостом. Отец настоятель кивнул головой, соглашаясь со своими мыслями, вышел из садика, прошёл мимо жилых домиков, приподнятых на сваях над землёй, и подошёл к Храму Постижения Пути.
Перед ним раздвинули двери и он поднялся по ступенькам. Двое монахов поклонились и отодвинули ширму, затянутую китайским шёлком с изображением священной Фудзи, окутанной облаками. перед ним раскинулся большой зал- додзё, где проводились тренировки в зимнее время. Также использовался зал для торжественных церемоний.
У задней стены высилась ещё одна статуя Будды, тщательно выкрашенная жёлтой краской под "золото". Рядом расположился алтарь, на котором курились благовония. Лёгкий дымок от них обвевал статую. Позади алтаря висел большой портрет с изображением человека, основавшего Орден хранителей Камня. Облачённый в тёмно- синее кимоно Сато держал в руках чёрную шкатулку. По обе стороны от алтаря висели таблички в рамках из вишнёвого дерева, с изречениями из канонических книг. вдоль стен выстроились монахи и послушники, готовые приступить к показательным поединкам.
Исихара прошёл между шеренгами монахов и вознёс молитву Будде для одобрения тем их соревнований. Затем повернулся лицом к присутствующим и взмахнул рукой.
Вышла первая пара. Два послушника. Молодые японцы. Оба встали наизготовку. Один был чуть повыше, с большими руками. Он принял "стойку китайской восьмёрки" и вытянул перед собой руки. Второй, коренастый и кривоногий, присел в стойке "всадника". Исихара ударил деревянной колотушкой в гонг. Начался поединок. То один, то другой нападали. резкие вскрики. стремительные удары руками и ногами. Наконец один из послушников исхитрился, крутанулся волчком и попал пяткой в затылок соперника. тот упал навзничь. Победитель поднял руки. поклонился настоятелю, сэнсею и своим товарищам, пока что выполнявшим роль зрителей. Вышла вторая пара послушников. Третья.
Затем начались поединки между монахами. Здесь уже сражались не только голыми руками. Пошли в ход деревянные мечи- боккены, связанные палочки- нунчаки, узкие кинжалы- трезубцы. Применялись длинные гибкие шесты, широкие китайские мечи, а также алебарды- нагинаты. бои с оружием требовали мастерского владения телом, чтобы избежать ранений.
Отец- настоятель наблюдал за поединками, сидя на специальном решетчатом возвышении. Сколько они обучили искуснейших воинов для охраны реликвии, бесценной для посвящённых. много хранителей - с одной стороны - это хорошо, а с другой - известие о Камне может выйти за пределы храма. И тогда... Нет, даже думать не хотелось, что будет.
Японию все последние годы лихорадили бесконечные войны. Вперёд выдвигалось семейство Токугава, видный представитель которого - Иэясу, обещал стать, в скором времени, влиятельнейшим лицом и заменить Хидэёси Тоётоми, который приблизил к себе Иэясу и сделал его своим ближайшим помощником, как в своё время Ода. Токугава устранили всех возможных соперников, укрепили своими действиями центральную, императорскую власть. теперь их неуёмная воинская энергия выплеснулась с японских островов. Захвачено уже часть Кореи, проходят стычки с китайским флотом, занято несколько островов. снова заходит речь о восстановлении сёгуната и ясно, кому прочат этот пост. Иэясу Токугава доказал как свою преданность императору, так и свои таланты полководца- стратега и деятеля политики  Если им попадёт в руки Камень, военная машина нового сёгуна раскрутится на полную мощность. Сколько тогда прольётся человеческой крови, включая и кровь японских воинов? А мир велик, и навряд ли поместится под пятой сёгуна. И тогда Японии припомнят все обиды. Нет, Камень надо охранять, как зеницу ока.
Удачное соединение торговой и религиозной ветвей семейства Исихара хорошо играло им на руку. Имаи Исихара послал одного из сыновей - Удо, основать в Нагасаки представительство торгового дома. Хлынул поток товаров из империи Мин. Посуда тончайшего фарфора, изысканные сорта шёлка, многие предметы роскоши. Всё это обогатило Удо, а вместе с ним остальных Исихара. К тому же умудрённый Удо завёл дружбу с португальскими купцами, насколько можно было назвать дружбой добрые отношения с гэндзинами- чужеземцами. К тому же это позволяло выгодно продавать японские товары и выгодно же закупать иноземные, европейские вещи.


Глава 4. 100 лет назад.      

Футо Шёл впереди своего отряда. Хунхузы готовились к набегу на небольшое селение, числом десятка два дворов, может чуть того более. Село Камышино населяли духоборы, забившиеся в самую глубь тайги, подальше от глаза человеческого, чтобы вести свою жизнь и справлять обряды в своём привычном духе.
События в нашей жизни переплетаются порой самым причудливым образом. Кто бы мог подумать, что дочь петербургского вице- губернатора Софья Львовна Перовская спасёт жизнь большинства жителей деревушки Камышино, расположенного за тысячи и тысячи вёрст от проспектов Санкт- Петербурга. Конечно, сама Железная Софья  не думала о духоборах, живущих на самой окраине Российской империи. Все её чаяния вращались вкруг самодержца Александра Второго, покушения на которого молодая барышня устраивала с упорством фанатика. Здесь и подкоп полотна Курской железной дороги, и попытка минирования улицы в Одессе через подкоп из сырной лавки, а также поход бомбистов, что в конечном итоге привело к ожидаемому результату - самодержец Российской империи был убит. Группа террористов, в очередной раз, повернула  страну с европейского, почти что демократического пути развития. Не помогла и довольно мощная система охраны, спасовавшая перед решимостью молодых фанатиков из "Народной воли", которых японцы назвали бы "камикадзе".
Итак, дело свершилось, 13 марта 1881 года, не успев довести до логического конца всей системы задуманных реформ. Силы реакции взяли верх, и в Сибирь потянулись конвои с каторжниками - итог работы судов, ужесточивших переговоры. Появились новые остроги, где кандальники политические смешались с уголовными, и где начал зарождаться пресловутый ГУЛАГ, развившийся через полвека в полной мере и пожравший миллионы человеческих жизней.
Таким вот образом и появились в остроге Благовещенска окаянные архаровцы, поднявшие руку на царя и его людей служивых. Кузьма Нилыч, со своим немалым жизненным опытом не мог припомнить времени, когда столько кандальников сразу отбывали свой назначенный срок наказания. Вестимо ли, если раньше привозили всё больше душегубов уголовного свойства, державших в руках преимущественно кистень или топор, по крайности - револьвер, то сейчас приходили студенчешки, собиравшие своими руками адские машины, начинённые динамитом либо гремучей ртутью, с въевшимся в тела и души запахом  горького миндаля. народец в основном худосочный да телом хлипкий, в пиджачках да шляпах.
Подошёл к одному такому, аспиранту Боярову, уголовный преступник, конокрад и убийца, по прозвищу Фима Бельмо, хотел отобрать у интеллигента часы с цепочкой. Подошёл вполне уверенно, недаром ведь была косая сажень в плечах, да и роста он был сурьёзного, протянул волосатую руку за добычей  и даже успел цапнуть ту заманчивую цепочку, как вдруг аспирантишка, интеллигент чистой воды коротко двинул ему рукой в корпус. Убийца дёрнулся, глаза от неожиданности выпучил, а политический быстро так в сторону шагнул, крутанулся на стоптанных каблуках и ребром ладони ударил громилу по кадыку- адамову яблоку. Фима завалился на бок, глаза его закатились, на губах появилась пена, он хрипел и катался по земле, пытаясь подняться, но только силы вдруг улетучились из этого огромного тела и он сделался слабее ребёнка.
Увидев такое несправедливое безобразие, приятель Фимы, такой же беспардонный убийца, Ванька Каин, взревел, выхватил из-за пазухи впечатляющий косой тесак, старательно выточенный им из обломка косы- литовки, и, держа его на отлёте, бросился на обнаглевшего фраера. Но тот, вместо того, чтобы слёзно взмолиться о пощаде, кинулся встреч и, высоко подпрыгнув, пинком в грудь повалил и этого уркагана. так несколько приёмов джиу- джитсу, доселе невиданных в здешних местах, продемонстрированных в компании, признающей только грубую силу, восстановили равновесие между политическими и уголовными каторжанами.
Стражники делали вид, что не замечают конфликты между преступниками. Да и стоит ли марать руки, ведь и так они разберутся между собой, а если и прольётся между делом чтя-то кровь, так что с них возьмёшь - душегубы, и законы у них свои - волчьи.
Политические - анархисты там или народовольцы, соцдоки или чернопередельцы, забыв про свои споры и разногласия, поселились в одном бараке, оставив два других для воров, налётчиков и мокрушников, которые не стали чинить препятствий к такому разделению. На этом конфликт и утих. Заключённые в остроге, как и прежде, продолжали выполнять свою работу - валить ли лес, строить ли дорогу, то есть искуплять свою вину перед обществом, посредством тяжёлых работ для блага этого самого общества, влиться в ряды которого предстояло им по окончанию  срока заключения за высокими бревенчатыми стенами острога.
Бежать отсюда так никто и не пытался  после гибели Близняков и Алексея Бовыкина в водах Амура. Вот были мужики, отчаянные, первые атаманы среди лихих людей. Про них рассказывала друг другу удивительные истории уголовная братия всего Дальнего Востока, от благовещенского острога до хабаровской крепости. Подробности побега со временем обрастали вымыслом и, постепенно, перевоплотились в воровскую легенду, где братья, с помощью лихого бомбиста, взорвали стену острога, перебили команду, посланную вдогонку, и уже было спаслись на шлюпке, но бронированный монитор, зашедший с устья Амура, в упор расстрелял их из пушки, пустив ко дну лодку, приблизиться к которой опасались даже флотские.
Такие вот дела!
Неверующим показывали вновь отстроенный участок стены. Старожилы знали, что меняли несколько прогнивших брёвен, но помалкивали, усмехаясь про себя, чтоб не противоречить красивой легенде. А молодые, начинающие воры замирали в восторге, слушая опытных паханов, травящих байки про развесёлую, вольготную житуху на воле, про лихих парней, всякий раз облапошивавших  тупых и трусливых городовых, разгоняющих отряд жандармов как отару кудластых овец.

+ + +

А братья Фома да Егор, не подозревающие своих подвигах при побеге, готовились вместе с Бовыкиным- Бомбистом и всей остальной шайкой "краснобородых" под командой японца Футо к набегу на село старообрядцев под красивым названием Камышино. Имя села таило в себе сухой шелест камыша под порывами игривого ветра, реку, дарующую рыбу, икру и водоплавающую птицу для людей, уважающих труд, живущих этим трудом. И на них, этих людей, этих людей, банда хунхузов готовилась напасть, чтобы поживиться лёгкой добычей и исчезнуть в дебрях дальневосточной тайги, кануть в горы, затеряться в необъятных просторах. Во всяком случае, таковы были планы негодяев, коими предводительствовали опытные бойцы - Футо со своими помощниками, корейцами.
По планам Футо, это было его последнее дело в этих местах. Он планировал отправиться в город Шанхай, где у него были свои связи, а дальше дорога открыта. Перед ним раскинулся весь мир! К примеру, можно податься в Сидней, в Австралию, где нашли золото и, значит, есть масса людей, сумевших разжиться и которые ну просто мечтают отдать это золото человеку, имеющему достаточно смелости, чтобы забрать его силой. Или алмазные берега Южной Африки, а там, став богатым, очень богатым, Футо вернётся в Японию и тогда прольётся много, ой, как много крови...
Футо сжал кулаки с такой силой, что из-под посиневших ногтей выступили бусинками капельки крови. У Футо там имелись враги и горе им, если они доживут до его возвращения. Единственное, что беспокоило бесстрастного японца, это бегство туземной девушки, которую он оставил в живых для утехи своих людей. Её вели привязанной на верёвке, опутывавшей ей руки, обвивавшей талию. Конец верёвки находился в руках самого нетерпеливого, который тащил её в лес сразу, как только объявляли привал. Футо не нравилось присутствие в отряде чужого человека. Это влияло на дисциплины в шайке, состоявшей из людей, которые не привыкли кому-либо подчиняться и держались японца, пока ему везёт. Мысленно он уже бросил эту банду тупых идиотов, видевших перед собой только одну задачу - стрелять и грабить, не задумываясь о завтрашнем дне. Поэтому лишь он допускал теперь такие вещи, о которых раньше не дал бы даже подумать.
Вот и сейчас он позволил увести туземку, чтобы дать бандитам возможности немного разрядиться перед новым налётом. В конце концов она должна была умереть, но получилось так, что она сбежала от вечно сонного У Чонга, опять накурившегося опиума и потянувшего девушку в кусты. Скоро оттуда донеслись крики и подбежавшие бандиты нашли своего сотоварища застрявшим в колючих зарослях элеутерококка, со спущенными штанами, всего в кровоточащих царапинах. Пока его вытаскивали оттуда, гоготали и обменивались шутливыми предположениями, прошло довольно много времени и, когда вспомнили о пленнице, её уже и след простыл.
Несколько маньчжур, с германскими винтовками наготове, кинулись разыскивать беглянку. С ними вместе отправился и Фома. Но поиски те, как ни странно, ни к чему не привели. Жительница тайги умудрилась забиться в такую щель, что даже такой опытный следопыт, как Фома, не нашёл ни малейшего следа, который бы указал, куда могла пропасть сбежавшая. Злополучный У Чонг, пытаясь выбраться из кустарника, утыканного острейшими шипами, наломал там столько ветвей, что уже невозможно было разобрать, где прошёл он, а где ступала лёгкая нога девушки, обутой в облегчённые летние торбаса.
Пока хунхузы, под предводительством Фомы, осматривали ближайшие заросли маньчжурской сосны, туземка лежала под откосом у небольшого ручья, полузасыпанная осыпью, обрушившейся на неё после падения с обрывистого берега. Услыхав короткий шум от обвала, двое маньчжур выглянули из кустарника и успели заметить, как небольшой чёрный медведь, увидав их, бросился наутёк через ручей, поднимая веер брызг от быстро накатывающего течения. В воде мелькнула розовая спинка форели, за которой  косолапый  и охотился. Приняв шум от осыпи за прыжок медведя в воду, маньчжуры снова удалились в лес, прочёсывая все направления, ведущие в деревню орочей, откуда они увели беглянку с её ныне покойным отцом, престарелым Панцуем.
Потерявшая сознание девушка лежала под откосом берега ручья, частично засыпанная обвалившейся землёй, частично закрытая свисающими плетями травы. Стебли травы колебались от ветра так, что то и дело легонько касались её лица, как бы поглаживали её, отлетая и снова ложась на смуглую кожу.
Такой и застал её человек, заметивший в сумраке бледное пятно лица. Рыскавшие кругом хунхузы к тому времени исчезли, ни с чем вернувшись в лагерь и поэтому не могли видеть, как в вечернем тумане, полупрозрачной дымкой поднимавшегося от холодных быстрых струй речки, подсвечиваемом сверху лучами полной луны, внезапно появился силуэт человека. Он шагал по каменистому дну речушки и лишь лёгкие всплески выдавали его движения. незнакомец был закутан в длинную накидку, из под которой виднелись мягкие кожаные сапоги. Длинные чёрные волосы были завязаны сзади в узел и плетью спадали на спину. Выглянувшая из-за тучи луна осветила бесстрастное скуластое лицо характерного японского типа. За спиной человека висел мешок из плотной синей ткани китайского производства. Казалось, что человек плывёт в тумане, еле слышно всплёскивая водой.
Человек этот явно скрывался от постороннего взора и был настороже. Только поэтому он и обнаружил тело туземки, подошёл к ней, присел и положил руку на голову. На виске пульсировала тоненькая жилка, показывая, что жизнь ещё не покинула измученное тело. несколькими движениями японец освободил засыпанную девушку, поднял её на руки, минуту вслушивался в окружающую их тишину и исчез в тумане с ношей в руках.
Через час женщина пришла в себя и увидела склонившегося над ней человека, по виду похожего на японца. Связанные узлом на макушке чёрные волосы свешивались через плечо, лохматые брови частично закрывали неожиданно голубые глаза, суровый взгляд которых был сконцентрирован на лице туземки. В руках он держал пучок тонких, как волос, иголок, поблёскивающих от бликов маленького костра, обложенного со всех сторон камнями.
Незнакомец отделил от пучка одну из иголок, длиною сантиметров в десять, прокалил тело иглы в огне и, придерживая её двумя пальцами, поднёс к точке шао- цун, чуть кольнул и, быстрым движением, ввинтил иглу в тело. Точка укола занемела и боль, терзавшая изнутри тело туземки, как бы притупилась. Японец отделил от пучка новую иглу и снова наклонился к лежавшей женщине. и эта игла, так же быстро и безболезненно, вошла за угол нижней челюсти и почти сразу отступила боль шеи и затылка.
Девушка зажмурила глаза. только лёгкий укол и онемение указывало место введения новых игл. После очередного укола внезапно захотелось спать и, не открывая глаз, ороченка заснула и уже не чувствовала дальнейшего процесса акупунктуры. Только на следующее утро, открыв глаза, она обнаружила себя сидящей под дубом в полном одиночестве. Кто-то заботливо прикрыл её большой ветвью, спрятав от посторонних взглядов и вездесущей мошкары. Странно, но ни усталости, ни боли от побоев и того падения уже не ощущалось, только сильный голод давал о себе знать спазмами желудка, вырабатывающего желудочный сок. Немного утолив голод несколькими плодами лимонника и пригоршней лесной малины, туземка двинулась сквозь лес в сторону разорённой деревни, вспоминая странный сон про японца, втыкавшего в неё золотые иголки.
Так бы и дошла ороченка до своего селения, если бы не встретила казачий разъезд, двигавшийся навстречу ей по логу.  Казаки окружили испуганную туземку, поправляющую на себе разорванное платье из толстой грубой материи. Командовавший разъездом усатый казачий вахмистр Михаил Гордиенко устроил ей допрос, куда и зачем идёт одинокая ороченка. Та, всхлипывая и путая русские и орочские слова, сбиваясь и начиная сначала, рассказала про набег хунхузов на деревушку собирателей женьшеня, смерть отца, издевательства бандитов. Конец рассказа захлебнулся в рыданиях. Казаки, сочувственно поглядывали, нахмурившись, на жертву насилия. кто-то сунул девушке в руку краюху ржаного каравая, в которую та сразу же вцепилась зубами.
Девушку усадили на лошадь, и команда казаков повернула в сторону поста, чтобы предупредить о предполагаемом пути банды. Весть о нападении на деревушку, а также прочие деяния хунхузов, заставили местные власти пустить в разных направлениях несколько конных отрядов уссурийских казаков, чтобы разведать о бандитах подробнее, а при случае и приступить к преследованию, дав знать при этом и основным силам.
Так, случайно, обнаружили они и свидетельницу, ороченку Айгуль. Опасения Футо после побега девушки оправдались полностью. Было решено выслать сильный казачий отряд в направлении староверческой деревни Камышино, разговоры про которую не раз слышала туземка во время путешествия среди "краснобородых".

+ + +

За несколько дней до описываемых событий, в одну из ночей в барак к политическим заключённым в благовещенском остроге скользнула тень. Сквозь приоткрытую щелястую дверь заглядывал месяц и освещал спавших на нарах людей. После пилки огромных деревьев каторжане спали крепким сном.  Прикрывшись тонкими дерюжными одеялами, они видели сны, в которых каждый из них вырывался за пределы охраняемого пространства острога. Время от времени кто-нибудь шумно переворачивался, и снова устанавливалась тишина, если можно назвать сопение, сип, хрип и храп десятков смертельно уставших людей. И в этой "тишине" вдруг послышались осторожные шаги. Вошедший крался вдоль ряда нар, всматриваясь в смутно видные лица спящих, и, временами, воровато озирался. Наконец он остановился и склонился над одним из политических.
-- Студент, слышь, студент, проснись, -- прокуренный хриплый шёпот не очень-то выделялся среди храпа и посапыванья населения барака.
Спящий заворочался и открыл глаза. Рот его закрыла мозолистая рука, покрытая синим узором татуировок.
-- Шершень я. Помнишь, ты от меня Каина оттащил? Он "мочить" меня тогда собирался.
-- Вроде помню, -- "студент" отодвинул руку собеседника в сторону, вглядываясь в заросшее лицо с низко надвинутым арестантским колпаком.
-- Тогда ты мне помог, а теперь тебе помощь требуется. Шершень добро помнит, -- хрипел мужичонка, оглядываясь воровато по сторонам. -- Каин у нас заместо атамана, "пахан" по нашему. Так они теперь, с корешем его, Бельмом, воров на тебя поднимают. Кончать тебя хотят. Сейчас в нашем бараке игра идёт. На твою жизнь. Кто проиграет - тот тебя и порешить должен.
Хрип становился всё тише и тише и в конце был уже почти не слышен. Видно, что хлипкий мужичонка совсем оробел, ведь в любую минуту в барак могли ворваться уголовные и, если бы застали его здесь, то участь его была бы тут же решена. И дурак поймёт, что пришёл он в такой час предупредить студента о готовящемся на него нападении.
-- Дело сделано, я тебе сказал, -- прошептал колодник и скользнул в тень. Скрипнул несколько раз настил и дверь тихонько прикрылась, отрубая полосу лунного света, длинным прямоугольником пересекавшую пол барака.
Андрей Бояров натянул на голову грубую куртку, продевая руки в рукава. Вот оно! Стычка с урками даром не прошла. Они только сделали вид, что отступают, а сами тайком готовятся посчитаться с человеком, посмевшим ответить ударом на удар. Что ж, посмотрим, чем всё закончится. Андрей растёр руки и лицо и двинулся в угол, где стояла бадья, наполненная водой. Он попил и сполоснул себе лицо.
Не успели обсохнуть брызги на лице бывшего аспиранта, как снова заскрипела дверь и в помещение проникли, одна за другой, четыре фигуры. Тени их, подчёркнутые лунным светом, вытянулись до спящих на нарах и изгибались там, как бы пародируя движения вошедших. Те пытались двигаться как можно тише. Двое остались у дверей, а ещё двое, один - высокий, сутулый, а второй - низенький, суетливый, двинулись к нарам, осторожно ступая по рассохшимся плахам пола. Тени перечёркивали помещение, освещаемое сейчас лишь через полуоткрытую дверь. Наконец высокий наклонился над нарами, где только что лежал аспирант, мелькнула рука, и глухой стук вонзившегося сквозь дерюгу в доску ножа достиг ушей Боярова. Шершень не обманул. Убийцы не заставили себя долго ждать.
-- Каин, здесь нет его, -- зашипел длинный, ощупывая руками пробитое одеяло. Короткий присел на корточки и заглянул под нары.
-- Как нет? -- захрипели от двери. -- Рядом посмотри.
Длинный снова поднял нож. Дальнейшего развития событий аспирант дожидаться не стал. Сейчас проигравшийся уголовник пронзит, не задумываясь особо, любого из его товарищей. Из угла полетел ковш и угодил в одну из фигур, замерших у двери. Том охнули, скорей уж от неожиданности, и ковш шумно покатился по полу. Поднялись несколько человек, разбуженные грохотом. Тем временем из затенённого угла выступил Бояров, за жизнью которого явились четверо урок, стоявших сейчас перед ним. Исполнители - высокий и коротыш, теперь уже не скрываясь, с рёвом бросились на него, выставив перед собой ножи.
Всё решали мгновения, и эти секунды аспирант не потратил даром. Он быстро прыгнул навстречу нападающим, пригнулся, уворачиваясь от ножа верзилы, успев схватить того за ноги, тут же распрямился и - перекинул через себя громоздкое тело. высокий с грохотом врезался в пол за его спиной, а Бояров уже крутанулся, боком обходя набегающего вора, низенького, но чрезвычайно шустрого. Очутившись за его спиной, Андрей не дал ему времени развернуться, а ударом ребра ладони под затылок отправил шустрилу на почти поднявшегося длинного. короткий затих, вырубленный точным движением. Верзила же барахтался на полу, пытаясь спихнуть с себя тело товарища.
Андрей направился к Каину и Бельму, утирающему кровь с разбитого ковшом лица. С нар соскакивали разбуженные политические и тоже пошли за аспирантом, выспрашивая друг друга о том, что же случилось, и кто здесь устроил драку. Верзилу подняли с пола. он пытался драться, но несколько тычков успокоили его, тем более, что ножи свои урки в драке растеряли, а обезоруженные, они быстро присмирели.
Воспользовавшись шумом и неразберихой, Каин и окровавленный Бельмо, хлюпавший разбитым носом, кинулись за дверь и исчезли в темноте. Из барака, один за другим, повалили заключённые. Почти каждый из них что-то кричал. Кое-кто просто ещё не до конца проснулся и пребывал ещё во власти ночных кошмаров, и это только добавляло сумятицы. От караулки побежали вооружённые солдаты охраны, не понимающие, с какой стати преступники вдруг начали посередь ночи бузу.
Внезапно за спиной Боярова послышался знакомый хриплый шёпот.
-- Здорово ты их отшил, студент. Но они ещё вернутся. Если сможешь, беги отсюда, здесь для тебя не жизнь. Или ты, или Каин. У него здесь дружков много, которые "перьями" лучше работают, чем Калмык со Шкетом.
Андрей оглянулся. Сквозь толпу гомонящих людей протискивался Шершень, уходя в сторону. От уголовных бараков осклабился Каин, а с караулки набегали стражники с винтовками. вот старший из них дал знак и ружья залпом пальнули вверх. Толпа преступников отшатнулась назад, ближе к баракам.
Пользуясь минутой озарения, темнотой и верой в свою удачу, Андрей прыгнул вперёд, сбил с ног крайнего солдата, выхватил у него винтовку и кинулся к воротам. Там стоял лишь один пожилой урядник, раскрывший рот от такого нахальства. Стражники повернулись к воротам, вскинули ружья, но Андрей уже протаранил всем телом урядника, который полетел на землю, раскинув руки и ноги, и вылетел за ворота.
Перед ним протянулась земля, бесконечная в своей протяжённости, залитая лунным светом. Бояров кинулся к ближайшим кустам, не выпуская из рук ружья, выхваченного у зазевавшегося солдатика. Вслед ему уже грохотали сапоги стражи, но, к тому времени, как они выскочили за ворота, на луну нашла туча и в темноте разглядеть беглеца уже не представлялось возможным. солдаты дали по кустам залп, другой, третий, и под командой унтер- офицера вернулись в острог наводить там порядок, чтобы и остальные преступники не разбежались.
Утром Кузьма Нилыч Двинский устроил форменным образом разнос ночному командиру унтер- офицеру Даниле Логинову. Тот лишь разводил руками в стороны и просительно что-то там бурчал сквозь густые усы. В смутные времена политических волнений ночной переполох в остроге мог стоить осторожному начальнику кой- каких привилегий, в том числе и пенсионного пансиона.
Вот скажем, переполох. И раньше среди преступного люда возникали конфликты. Не надо забывать, что сюда им посылают всё больше из категории лихих да отпетых. Бывают, что и задирают друг друга. Вот и сегодня найден задушенный шнурком от нательного креста мещанин Алексей Прокопьич Луняшкин, осужденный за воровство, известный среди уголовной братии под кличкой Шершень. Это Кузьма Нилыч ещё мог понять и как-то оправдаться в глазах начальства, но одновременный побег ещё и политического заключённого, Андрея Боярова, аспиранта при Санкт- Петербургском горном институте, осуждённого за призывы к свержению самодержавия и за пособничество группе нелегалов. Одно слово - опаснейший преступник, требующий самого бдительного надзора. И вот, несмотря ни на что, этот субъект сбегает прямо из-под самой что ни на есть стражи, то есть в присутствии всего состава ночной смены караула. Мало того - он ещё и табельную винтовку с собой утащил, стервец. А они говорят - студент...
Кузьма Нилыч метался по своему кабинету- канцелярии, окна которого, забранные, по Уставу караульной службы, решёткой, смотрели во двор, где и разыгралось ночное событие. Двинский приблизился к окошку и даже прижал разгорячённый лоб к прохладному стеклу. Он переводил взгляд с одного барака на другой и думал.
Сговор между уголовными и политическими преступниками начальник острога отмёл прочь, ибо преступники те находились между собой в непримиримой вражде. Скорей побег Боярова Двинский мог отнести, в процессе раздумий, как средство спасения от нападок воровской шайки, в последнее время совсем обнаглевшей, после того, как в острог попал известный преступник Ванька Каин, начавший собирать вокруг себя группу единомышленников едва ли не с первого дня. Вот и ближайший дружок его - Бельмо, под стать Каину, клеймо ставить некуда. И куда это он, прости Господи, попал на старости лет...
Офицеру его императорского Величества гвардии сделалось вдруг настолько тоскливо, что он отворил створку окна и плюнул, сквозь прутья решётки, во двор, достал из шкафчика полуштоф зелена вина и глотнул оттуда солидную толику. Проверенный метод успокоения расшалившихся нервов или против угрызений совести! Делать нечего, надо идти докладываться начальнику благовещенского гарнизона полковнику Александру Сергеевичу Соколову, чтобы выправить у него казачий отряд для поимки беглого преступника.
Этот самый отряд и наткнулся на ороченку Айгуль, которая сообщила подробности о банде хунхузов, направляющийся для грабежа старообрядческого селения Камышино. Это уже посерьёзней какого-то беглого институтишки, пусть и утащившего с собой винтовку с несколькими боевыми патронами. Что он перед большой группой китайских бандитов, пресловутых хунхузов?

+ + +

Над уссурийской дальневосточной тайгой пролетал орёл, способный увидеть крадущуюся мышь- полёвку с высоты своего полёта, и если бы он мог говорить, то рассказал бы, что несколько групп людей, большой или малой численности, конных или пеших, двигаются к одной точке, которой было селение Камышино. Одной из этих групп были хунхузы во главе с Футо, другой группой был конный казачий отряд под командой усатого вахмистра Михаила Гордиенко, одинокой букашкой перемещался  аспирант при Горном институте Андрей Бояров, немного дальше шагал, неслышно раздвигая ветви кустарников, таинственный голубоглазый японец, спасший ороченку Айгуль. Ещё несколько человек проходили в тех же местах, сжимая в руках ружья и насторожённо оглядываясь. Бесстрастный орёл принял их за охотников и, тяжело размахивая крыльями, направил свой полёт в другие, более спокойные места, где меньше людей, а значит и меньше шансов получить свинцовую пулю в голодный живот, к которому тесно прижаты чешуйчатые лапы с длинными когтями, готовыми схватить какого-нибудь зазевавшегося зайчонка.
Проводив орла взглядом, Андрей в очередной раз поправил винтовку, всё время пытавшуюся съехать с плеча и, раздвигая кусты, направился на запад. После долгих раздумий ранним утром, на берегу лесного ручья, он решил держать путь в глубь тайги. Во- первых, подальше от возможной погони, а во- вторых, ему рассказывали, что лесные дебри скрывают многочисленные староверческие поселения. жили там старообрядцы, то есть люди, настроенные оппозиционно к нынешнему режиму. Поэтому Андрей надеялся получить у них убежище и помощь. Ещё вчера Андрей и не помышлял о побеге, но обстоятельства сложились так, что вчерашний заключённый шагал сейчас в арестантских бахилах по высокой траве, сбивая росу, и тяжёлая берданка оттягивала его плечо. С каким удовольствием он вдыхал сладкий воздух свободы и искренне потешался над Каином, невольным пособником его побега.
В обойме винтовки лежали два патрона. Можно было подстрелить какое- нибудь животное и, поджарив его на огне, устроить пир. конечно, спичек у беглеца не было, но имелось кое-что более ценное - именные часы, которые и были причиной первой стычки с Каином. Урки хотели поживиться, но получили тогда достойный отпор. и вот теперь Бояров оглядывался в поисках подходящей дичи. Хотелось подстрелить нечто существенное, чтобы хватило насытиться, да и запас небольшой был бы совсем не лишним.
Скоро желание его исполнилось. откуда-то выскочила лесная козочка - косуля с маленькими рожками, остановилась и тут же отскочила назад, скрывшись из виду. Видать, кто-то спугнул её. Бояров насторожился. И точно, из кустов скоро вылез мохнатый таёжный боров - кабан. Коротко хрюкнув, он принялся оглядываться по сторонам маленькими круглыми глазками и шевелить длинным рылом, принюхиваясь.
Осторожно Андрей стянул с плеча винтовку, намотнул ремень на кисть руки и прицелился, тесно уперев приклад в плечо. Кабан повернул в его сторону длинное клыкастое рыло и в это время грянул выстрел. Облачко порохового дыма тут же развеяло порывом ветра. Боров дёрнулся, прыгнул вперёд и налетел на дерево. Несколько раз дёрнув длинными задними ногами и пронзительно взвизгнув, он затих. Андрею опять повезло. раненный секач опасен не менее разъярённого быка или даже медведя. Он бросается на своего обидчика, не обращая ни на что внимания. А если поблизости окажется целое стадо таких животных, то охота может иметь и печальный исход. Бывали случаи, когда от охотников ничего не оставалось. Кабаны их разрывали на части и поедали. Это очень злобные и злопамятные звери. Аспирант, как новичок в жизни лесного обитателя, над этим не задумывался, может, поэтому рука его не дрогнула и пуля вошла точно в цель.
Бояров подошёл к убитому кабану. Теперь можно было подумать и о желудке. Разделывая тушу отобранным у верзилы ножом, аспирант дивился необычайной твёрдости шкуры. Он отрезал от задней части несколько сочных кусков и пошёл собирать хворост.
Когда уже целая куча топлива громоздилась на полянке, ставшей местом гибели этого грозного обитателя таёжных дебрей, Андрей занялся изготовлением зажигательного устройства. Наверное, каждый в детстве пытался прожечь бумажку с помощью линзы концентрированным солнечным лучом. Так вот, как здесь уже упоминалось, у Боярова имелись именные часы, подаренные ему профессурой Горного института, как лучшему выпускнику года. Часы- брегет были замечательные, с крышечками, на которых факт дарения был запечатлён гравировщиком. С одной стороны были сами часы, а с другой - крутилась стрелка компаса. И обе стороны, под крышечками, закрывались выпуклыми крепкими стёклами. Эти самые стёкла аспирант сейчас осторожно освободил из обода, вставил между ними две соломины и обмазал глиной, найденной у ручья. Когда всё это сооружение  подсохло. Он опустил его в воду таким образом, чтобы одна соломина скрылась под поверхностью, а сквозь другую он начал высасывать воздух, оставшийся между стёклами. Природа, как известно, не терпит пустоты, а потому через вторую соломину во внутреннее разряжённое пространство побежала вода и - пожалуйста - через минуту у него в руках была двояковыпуклая линза.
Признаться, это была не его идея. Ещё в одном из романов Жюля Верна изобретательный инженер Сайрус Смит проделывал нечто подобное, а Бояров лишь воспроизвёл опыт так, как ему вспомнилось. Теперь развести огонь было делом техники, было бы только под рукой солнце. А оно имелось и жарило очень даже старательно и умелый аспирант, проявив мало- мальскую сноровку, скоро уже любовался на первые язычки пламени , осваивающее кучку хвороста. Получилось, что разведение костра заняло каких-то десять минут.
После того, как костёр прогорел, Андрей толстым слоем нанёс глину из ручья на облюбованные куски, а затем расчистил место, где только что пылал огонь. Затем он вырыл здесь же небольшую ямку, положил туда облепленное глиной мясо, присыпал всё землёй, подкинул новую охапку хвороста и скоро огонь вновь весело пылал, жадно поглощая сухой корм. Выждав необходимое, по его мнению, время, Андрей вновь раскидал костёр и обнажил самодельную жаровню, откуда были извлечены куски обожжённой глины. Один из этих кусков Андрей немедленно разломил на части и над всей поляной заструился аромат запечённого мяса. Глотая слюну и обжигаясь, изголодавшийся Андрей быстро насыщался, глотая мясо большими кусками. По его подбородку и рукам струился мясной сок, в котором жарилось кабанье мясо. Остальные куски Бояров оставил в глине, завернув их в куртку. Это будет его запас в дорогу, этакие походные  консервы с ароматной мясной мякотью. Куртку он привязал ко стволу ружья.
И снова шагал он сквозь тайгу, поглядывая время от времени на синюю стрелку компаса, указывавшую на север, где рождаются муссоны и клубятся сполохи северного сияния. Каждый шаг приближал его к селению, жители которого занимались своим делом и не подозревали, что к ним приближаются беда и спасение, яд и противоядие.
Что-то заставило жителя Камышино Александра Глущенко взять охапку капканов, одноствольное охотничье ружьишко и направить свои стопы навстречу опасности. Время от времени он останавливался, налаживал капканы, то есть раздвигал металлические  челюсти , укреплял пружину спуска, клал приманку, маскировал ловушку охапкой листвы и двигался дальше, задевая плечом лапы ели.
А навстречу ему двигалась колонна вооружённых людей. Всё ближе и ближе. Вот уже всего несколько вёрст разделяет их. Установлен последний капкан. Усталый Глущенко уселся на замшелый поваленный ствол кедра, достал из котомки завёрнутую в тряпицу снедь и стал подкрепляться краюхой ржаного каравая, печёной картошечкой и варёными яйцами, складывая шелуху обратно в тряпку. Учуяв запахи, из ветвей кедра выглянула белочка и выставила голову, шевеля крошечной пуговкой носика.
Насытившись, Глущенко развалился поудобней и даже задремал, расслабившись, и потому прослушал, как треснула сухая ветка, другая, вспорхнула вспугнутая пичуга, исчезла любопытная белка, а на поляну шагнул черноволосый азиат с длинными космами и злыми глазами. Несмотря на летнее время, на него была одета длинная меховая тужурка. За ним следом появился ещё один узкоглазый, затем ещё, и скоро вокруг полулежавшего охотника столпилась большая группа людей в лохматых папахах, замшевых шляпах и кожаных шапчонках, а некоторые вообще косматые, но все были при ружьях.
Глущенко продолжал непринуждённо сидеть, не подавая виду, что смущён или испуган. Только ружьишко свой положил, как бы машинально, себе на колени таким образом, чтобы сподручней его было сразу схватить, если понадобится. Он чуть успокоился, углядев среди азиатов несколько русых бород. Да, трое из них, несмотря на загар, походили на славян.
-- Откуда путь держите, родимые? -- обратился к толпе охотник, покосившись на злого азиата, который не спускал с него цепкого взгляда.
-- Вестимо откуда, из тайги, -- откликнулся один из двух одинаковых бородачей. -- А ты что здесь делаешь? Али на промысле?
-- Да. Вот на зверя вышел. Куницу там, колонка, -- продолжал охотник, пересчитывая попутно обступивших его подозрительных незнакомцев. Выходило тех поболе двух десятков. Внезапно у охотника заныло сердце. Очень уж они на лихих людей были похожи. И лица нехорошие, особенно у первого. И оружие у них всё больше боевое, не для лесной охоты.
-- А с не Камышина ли ты, приятель, случайно будешь? -- вдруг спросил его другой славянин, в кожаной безрукавке. За широким ремнём у него размещался огромный револьвер.
И тут Глущенко окончательно посерьёзнел. Эти люди определённо направлялись к ним, в деревню. И навряд ли с добрыми намерениями.
Пауза затянулась. Футо заметил, как побелели пальцы, вцепившиеся в ложе ружья, и вдруг выхватил его из рук опешившего охотника, опередив его действия на несколько ничтожных мгновений. Александр свалился с трухлявого пня, но тут же вскочил на ноги. В руке его очутился клинок охотничьего ножа. Футо осклабился в улыбке. Редкие крупные зубы показались между узких губ. Но глаза его оставались такими же холодными, как и прежде. И это были глаза убийцы.
Футо шагнул к охотнику, тот отступил и вытянул вперёд руку, вооружённую ножом. Люди, его окружившие, наблюдали с равнодушным любопытством, словно знали заранее, чем закончится поединок между японцем и русским.
Футо медленно наступал, шевеля пальцами и примериваясь для броска. Александр, Лексашка, как называла его мать, отступал, оглядываясь в сторону русых голов славян, но те с холодным любопытством смотрели перед собой, ничем не показывая своего отношения к происходящему.
И Глущенко прыгнул на японца, взмахнул ножом. Неуловимым движением Футо оттолкнул его руку и ударил локтем в висок охотника. У Александра всё поплыло перед глазами и он упал на одно колено, но нож свой держал твёрдо. Видимо, подумалось ему, лихие люди решили вот так, ни за что, зарезать его здесь, в лесной глуши, вдали от родного дома. И злость влилась в руки молодого охотника. Точным движением он послал клинок в сердце японца, но, чудо, тот на лету перехватил нож, будто повис тот в воздухе, а не брошен был молодой и сильной рукой. Ощерившись, японец пнул его под короткую бороду, поймал за уши, рванул в сторону, выкручивая. Громко хрустнули шейные позвонки и тело вытянулось. Но Футо не закончил свою работу. Рванул сукно рубашки, обнажая мускулистый торс, и погрузил нож охотника в живот, затем сделал длинный и широкий разрез. Хунхузы вытаращили глаза, когда он засунул обе руки в рану и выдернул оттуда кусок мяса.
В первый раз Бовыкин и Близняки видели своими глазами древний японский обычай Бусидо, заключавшийся в поедании самураем печени своего врага. Самураи верили, что они таким образом получают храбрость и умения поверженного соперника. Футо вцепился зубами в тёплую печёнку, сочившуюся свежей кровью, и глотал кусок за куском. Бовыкин закрыл глаза, чувствуя, как из желудка поднимается неприятная волна, требующая выхода наружу, и бросился в кусты.
А над поляной метались птицы, вспугнутые последним криком охотника.

Глава 5. 300 лет назад.

Указы Иэмицу - третьего сёгуна из дома Токугавы, в 1633 и в 1636 годах, несколько подкосили дела семейства Исихара. многочисленные завистники припомнили добрые отношения с испанцами и португальцами. С большим трудом удалось прекратить дело, которое могло кончиться падением торгового дома. Сайко Исихара, тогдашний глава торговли в семействе, многочисленными подарками сумел вернуть к себе расположение бакуфу (правительства сёгунов Токугава) и получить лицензию на торговлю с голландцами - единственными европейцами, которые имели право торговать с Японией, одним из самых закрытых государств мира.

+ + +

Сакё Исихара, какэя (оптовый торговец и банкир), только что вернулся из Осаки, где он лично решал дела с обменом риса на деньги у вассалов князя Накамацу. По приезду он незамедлительно сделал запись о проделанной работе в особой книге с толстыми страницами. Надо отметить, что дела у него снова начали улучшаться и идти в гору. Ежегодные посещения Храма Сидящего Будды в Эдо давали свои  плоды. Тайна семейства Исихара, тщательно оберегаемая на протяжении вот уже двух столетий, работала по пользу семейства. Если бы не интриги и завистники, не желающие иного, как обобрать более удачливого в делах торговых или ещё каких... Несколько купцов пытались даже объединиться в борьбе против Сакё, но не смогли договориться и союз их развалился, так и не начав действовать. Всё это наводило на размышления.
Сакё решил отправиться к брату Исиого, настоятелю Храма. дела в Осаке несколько задержали встречу, но теперь можно было собираться в дорогу. Путь предстоит неблизкий. Чтобы вести дела, нужные для торговли, необходимо личное присутствие в Киото или Осаке, и до Нагасаки не в пример ближе, но чтобы добраться до Храма Сидящего Будды, приходилось совершать целое путешествие через хребёт Кисо и горы Канто. Хотя можно было плыть и морем. Опасности являлись неприятным приложением к любому путешествию.
Требовалось переправить в Эдо партию товаров. прикинув возможности, склонились к варианту движения морем. По прошествии определённого промежутка времени несколько тяжело гружёных джонок следовало вдоль побережья Хондо. Попутный ветер задувал в паруса и джонки двигались вперёд, поднимаясь и опускаясь на тихоокеанской волне. Сакё просил о поддержке Будду, чтобы не нахлынуло цунами и не выбросило его груз на скалистые берега Кии, чтобы не появились пираты, с которыми до сих пор ещё не расправился  до конца императорский флот, и - конечно - чтобы не утих попутный ветер. Милостивый Будда внимал тем просьбам, ибо путь продолжался без неприятностей.
Солдаты, вооружённые мушкетами, поглядывали на полупрозрачные водяные  холмы , то и дело вздымающиеся едва ли не над бортами джонок. Иной раз из волны выныривали любопытные дельфины и высоко подпрыгивали, чтобы заглянуть на палубу парусника и тут же плюхнуться обратно, подняв фонтан брызг. Иногда проплывала стая морских котиков. Кое-кто бросал за борт сетку на крепкой верёвке. Когда её вытаскивали обратно, бывало, что в ней оставалась трепыхаться рыбина, зацепившаяся жабрами за ячеи сетки. Рыб тех оттаскивали поварам, а те возвращали их, уже вкусно приготовленными, залитыми белым соусом и с кучкой рисовых шариков. Бывало, под хороший соус ели даже сырую рыбу, не тратя времени на её приготовление.
Так, незаметно, миновали остров Осима с горой в центре, и вереница джонок втянулась в горловину залива, в конце которого находилась цель путешествия - город Эдо, место пребывания сёгунов Токугава, к семье которых принадлежал и нынешний сёгун - Ёсимуне, начавший перестройку сельского хозяйства всего японского государства. Принялись за строительство больших плотин, чтобы повысить урожаи риса. В стране вот- вот должны были начаться перемены. Наконец-то прекратятся голодные волнения крестьян, которые вынуждены отдавать половину урожая в императорскую казну, а затем ещё своему сюзерену, а на жалкие крохи, которые оставались после поборов, прожить можно было только чудом. Теперь же им будет оставаться гораздо больше живительного риса - основного мерила силы и власти, денежный эквивалент и основа жизни.
Джонки пристали к берегу и, по сброшенным сходням, Сакё перебрался на берег. К нему уже спешили чиновники, чтобы узнать - чьи это суда и что они привезли. Но это дело привычное, несколько подарков настроят таможенников на доброжелательный лад. Как всегда, проверенный способ не подвёл. Таможенники осмотрели груз, выдали разрешение на дальнейшее продвижение товара и удалились, унося по небольшому свёртку блестящего переливчатого шёлка. Сакё свернул полученную от них грамоту и спрятал её под верхним праздничным кимоно.
В порту стоял гомон. Туда- сюда перебегали носильщики, перетаскивающие рогожные мешки и коробки с товарами. В порту Эдо скопилось довольно много джонок и сампанов. Японских, китайских, малайских, индийских судов, сменяющих друг друга, всегда хватало в портах Японии. Некоторое количество уменьшалось во время войн, но всегда находился рисковый человек, готовый ради прибыли рискнуть и головой, и кораблём, набитым товарами.
Сакё был здесь частым гостем, встречные с ним уважительно раскланивались и бежали дальше, переговариваясь на ходу. Дела торговые в спешке не делают, но после того, как сделки заключены, и все формальности соблюдены, только поспевай поворачиваться.
Когда Исихара покинул порт, ему попалась лёгкая повозка дзинрикися. Он уселся на лёгкую скамеечку и человек, толкавший повозку, сначала зашагал, а потом постепенно перешёл на быстрый и ровный бег. Сакё смотрел перед собой, как это и полагается серьёзному человеку, на которого работают по всей стране сотни людей.
Когда-то, гласило семейное предание, род Исихара шёл от крестьян- подёнщиков, гнувших спину на сельского помещика. Но Сакё считал это не более, чем легендой. он верил, что произошёл от мелкого самурая, кочующего от одного сюзерена к другому, романтика дороги, наёмника, игрока и бабника. Он даже ясно представлял себе этого воина, в плаще, с двумя мечами за поясом, с причёской - "сакаяки", обдуваемой всеми ветрами.
Возчик замедлил шаг и остановился. Сакё огляделся по сторонам. Нет, до аристократического квартала ещё не близко. Они всё ещё находились в рабочем предместье. Возчик, видимо недавний крестьянин, отдышался и снова схватился за оглобли. Чтобы наверстать упущенное время, рванулся излишне резко и Сакё качнулся назад, но возмущаться не стал. Всё-таки бедный люд и без того живёт отнюдь не сладко. Рисовые плантации, разросшиеся после реформ Ёсимуны. Кроме рисового изобилия, дали побочный эффект - цены упали, и часть землеробов разорилась. Пришлось людям искать себя в другом промысле. Хорошо, что этот занялся полезным ремеслом, а мог бы, подобно многим другим, останавливать с пикой в руках торговые караваны.
Снова возчик перешёл на шаг и остановился. Сакё Исихара достал сен, потом прибавил ещё столько же и сунул бедному дзинрикисе. Пусть сегодняшний день для него будет более удачливый. В аристократическом квартале он найдёт ещё богатых клиентов, желающих прокатиться. А сам Сакё направился к приближённому Ёсимуны, начальнику мэцукэ, секретной службы сёгунов, наблюдавшей за феодалами и их поместьями. С людьми, приближёнными ко двору владыки, лучше держать дружбу, особенно с такими, как Асигава Рюнески. Маленький и кругленький, с пучком волос на макушке, перевязанным шнурком, он мало походил на вельможу, однако пользовался большим влиянием. Находящиеся в его ведении мэцукэ вынюхивали заговоры по всей стране и верно служили тем делу Токугавы.
Сакё привёз подарок Асигаве - красивый кубок из заморской страны. По ножке, выточенной из червлёного серебра, завивался змей, свешивавший свою голову через край кубка и сверкавший изумрудами загадочных глаз. По краю бокала бежала арабская вязь. Были искусно вычеканены купола, украшенные топазами и рубинами. И, в довершении, там же сияло солнце, сработанное из золота с ещё более мелкой вязью, инкрустированной золотой проволокой. В лучах солнца бокал сверкал и переливался, представляя собой истинное сокровище как для любителя украшений из драгоценных металлов, так и для знатоков старинных вещей. Рюнески оценил подарок по достоинству. Сакё видел, как засверкали глаза Асигавы, ценителя прекрасных предметов. При деятельном участии Сакё у него уже скопилось целая коллекция драгоценностей. В знак признательности он создавал особые условия для семьи Исихара. Сюда входила и охрана.
Дело в том, что в последнее время, несмотря на самурайские патрули, в Эдо участились случаи разбоя и грабежей. Неизвестные люди в масках появлялись неизвестно откуда и так же бесследно исчезали. В районе проживания аристократии дежурили специальные отряды самураев, разгуливавших в полном боевом снаряжении. Конечно, от бряцанья металла спалось плохо, но уж лучше проснуться и снова заснуть, чем хрипеть в  объятиях  волосяной удавки.
Такой же отряд прохаживался возле дома Исихара. Начальник отряда заметил Сакё и высокомерно кивнул ему. Самурайская гордость давала знать о себе. Исихара вошёл в ворота. Навстречу кинулись, кланяясь, слуги. Вся семья двоюродного брата высыпала во двор. Застучали гэта (деревянные туфли- колодки на высокой платформе) по каменным плитам, которыми был выложен двор. Завизжали детишки.  Ведь дядюшка Сакё всегда привозил им иноземные сладости. Взрослые радовались хоть и не так шумно, но и не менее искренне.
Беготня и суетня родных всегда по душе, если все эти хлопоты ради вас, как признак радости, которая входит в дом с дорогим гостем.
Из кухни потянулись восхитительные запахи. Гость втянул носом воздух. Это же хананская курица. Вроде бы обычная кура, но, после специального приготовления в маленькой духовке, сдобренная десятком сортов специй, она принимает необыкновенный вкус. Знают, чем потчевать гостя!
Но пока, до обеда, Сакё отправился в домашнюю мыльню. На заднем дворе, в небольшом дощатом домишке с низкой крышей находилась японская ванна - огромная бочка, куда, при желании, можно было забраться почти что всей семьёй. Она уже была заполнена подогретой водой. Младшая служанка помогла ему раздеться и поддерживала его под руку, когда он переступал через низкий бортик. Внутри стояла скамеечка. Можно было сидеть по горло в чистой тёплой воде или стоять, по пояс возвышаясь над поверхностью воды. Служанка скинула кимоно, чтобы не замочить его и склонилась над ним, намыливая голову. Исихара попросил её действовать поживее, так как надо было успеть на встречу с братом.
Через полчаса он появился из мыльни, раскрасневшийся и улыбающийся. Служанка вычерпала воду, отскоблила жёлтые стенки бочки и убежала в хижину для слуг. Всё семейство тем временем сидело перед низеньким столом, уставленном угощениями. Все ждали, когда Сакё, как глава рода, начнёт трапезу первым. Он воздал похвалу Будде и оторвал ногу у курицы. Один за другим к угощениям потянулись домочадцы.
Служанка, только что помогавшая Исихаре в мыльне, лежала на постели. Со стороны казалось, что она прилегла отдохнуть, но на самом деле она пересказывала всё, что заметила человеку, неслышно заползшему под дом, приподнятый на сваях над землёй. Выслушав короткий рассказ, тот человек, как змея, скользнул среди травы и исчез под забором. Рядом неспешно прошёл самурайский патруль. Воины несли на плечах пики и привычно потели под чешуйчатой бронёй, оглядываясь по сторонам. Вот ближе к вечеру, а тем более ночью - надо держать ухо востро, чтобы выследить стремительные тени ночных бандитов из новых преступных группировок.
Обед прошёл на редкость удачно. Хотелось сидеть так и болтать с родными о пустяках, смотреть, как радуются малыши крохотным фарфоровым фигуркам воинов, тигров и драконов, но дела требовали его присутствия у брата Исиого, настоятеля Храма Сидячего Будды. Недаром ведь тот послал гонца с бумагой, в которой просил о встрече. Хотя тревожный сигнал, что реликвия в опасности, отсутствовал, Сакё посчитал своим долгом прибыть как можно скорее.
Снова он вышел из дома. теперь его сопровождал слуга, который держал в руке фонарь. Скоро наступят сумерки, и негоже солидному человеку шагать в темноте, а большой свитой Сакё не желал привлекать  к своей особе внимания. А сейчас со стороны это выглядело, как будто горожанин направился на вечернюю прогулку. Закутавшись в тёмный плащ, Сакё обмахивался тёмным веером, как бы ненароком прикрывая лицо. Пусть встречные думают, что знатный человек идёт к любовнице и не желает этого  афишировать .
Исихара не заметил, что за ним наблюдают с крыши дома, мимо которого он только что прошёл. Так, гуляючи, он почти добрался до замка Эдо, сердца города. Поблизости от него находилась пагода храма Будды, сидящего в позе лотоса. Идея одного из первых отцов- основателей Ордена хранителей Камня, заключалась в том, чтобы построить храм, где будет сокрыта реликвия, рядом с властьимущими. Сначала это был Храм Золотого Будды в Киото, поблизости от дворца микадо. Теперь же Камень лежал в храме рядом с резиденцией сёгунов. Это была замечательная идея - искать настолько близко реликвию им просто никогда не придёт в голову. И вот уже почти век шкатулка с драгоценным перстнем лежала в пределах видимости Токугава, которые смотрели на каменное изваяние Будды и читали про себя молитвы о благосостоянии семьи и империи.
Слуга обогнал Сакё и постучал рукояткой меча в ворота, окованные металлом. Тут же распахнулось окошечко и в отверстии показалась обритая голова.
-- Кто здесь беспокоит обитель Будды? -- послышался хриплый голос.
-- Господин Сакё Исихара желает встретиться с настоятелем.
Ворота тут же, со скрипом, начали открываться. Два монаха в жёлтых одеяниях с усилием откатили массивную створку. Монастырь строился во времена бесконечных войн и потому имел вид небольшой крепости.. А если принять в учёт то, что монахи при постоянных тренировках могли оборонять свою обитель длительное время, то это и была крепость, хотя она и терялась перед внушительным многоярусным замком Токугава.
Видать Исиого брата уже поджидал, так скоро появился на ступеньках, по которым поднимался Сакё. Братья обнялись и направились во внутренние покои. Монах, открывавший ворота вместе с привратником, повёл слугу в помещение, где спали послушники. Впрочем, слуга бывал здесь не раз и знал дорогу не хуже провожатого.
-- Сакё, я послал тебе сообщение с просьбой о встрече, -- начал Исиого, когда они вошли в комнату, отгороженную от коридора не раздвижной ширмой из рисовой бумаги, как это бывает обычно в японских домах, а настоящей каменной стеной. Рядом со входом высилось изваяние Будды, поблизости размещалась подставка с курящимися благовонными палочками. -- У меня неспокойно на душе. Я ощущаю беду. В монастыре появились  чужие . Может - один, но может таких и несколько. Я ни разу никого не видел, но ощущаю всем телом зловещую ауру. Ведь мы многие годы готовились к  этому . Кажется мне, что ожидаемая нами минута близка, как никогда.
-- Брат, ты предлагаешь их спровоцировать на нападение известием, что монастырь переходит в другое место?
-- Да, Сакё.
-- А если они нападут на вас, на нас по дороге, где- нибудь в горах?
-- Истинного маршрута не знает никто, кроме нас с тобой. Кроме всего прочего, нас будут сопровождать самураи из гвардии сёгуна.
-- И ещё мэцукэ, тайные соглядатаи.
-- Да. Задача у противника будет не в пример сложнее, чем теперь. Но ведь и здесь мы на своей территории. Мы не даром обучали столько времени монахов- воинов. Все они являются хранителями реликвии, хотя и не ведают, где же она спрятана.
Братья вели свою беседу, а за стеной стоял человек в тёмном облачении, помогавшем ему сливаться с камнями, из которых стена была сложена. В коридоре висело несколько факелов, но человек этот умело пользовался тенью и неподвижностью. Вдруг рядом послышались шаги. Таинственный человек с закрытым лицом, не желая выдавать своего присутствия, упёрся в противоположную стену ногами и, быстро перебирая конечностями, почти что взлетел под потолок. Там он снова затих, распластавшись неподвижной тенью. Сейчас он, пожалуй, больше всего напоминал паука, затаившегося в ожидании добычи. По коридору, под лазутчиком, прошёл монах, бдительно огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, скрылся за углом. Тень под потолком начала точно так же, упираясь руками и ногами в противоположные стены, бесшумно продвигаться к выходу. Это сложнейшее упражнение неизвестный лазутчик выполнял легко, если не сказать - изящно. Достигнув выхода, он легко спрыгнул и неслышно скользнул в темноту.
-- В своих братьях по вере я не сомневаюсь. Опасность может исходить со стороны послушников. Конечно, мы берём к себе не первых попавшихся, но и враги наши дьявольски хитры. Я установил за послушниками наблюдение. Особо доверенные монахи- хранители день и ночь не смыкают глаз, но так долго продолжаться не может. Врага необходимо выявить. Я считая, что не даром активизировались новые преступные группы. Они называют себя "акудза". Неизвестно откуда они появились в Эдо, но самурайские патрули не могут с ними соперничать. Если так дальше будет продолжаться, сёгун введёт войска в Эдо и перевернёт всё вверх дном, чтобы найти гнездо этих преступников. Доберётся и до монастыря. Не помогут и связи, заведённые в бакуфу, если за дело возьмётся сам сёгун. И кто знает, не обнаружится ли реликвия, ведь здешние сыщики не новички в деле поиска спрятанных, порою весьма далеко, улик. Нет, надо серьёзно обдумать это дело.
-- Давай не будем спешить. Я приду завтра, и мы ещё раз всё обговорим.
Братья Исихара вошли в дом, где спали послушники и куда проводили слугу Сакё. Настоятель привычно взглядом окинул помещение - все места были заняты. Все послушники спали, кто на спине, кто на боку. В углу, на бамбуковой циновке, сидел монах. Должно быть, он присматривал за молодёжью или выполнял какие наставнические функции. Спиной он прислонился к стене, голова его чуть откинулась. Казалось, что это он так спит, с открытыми глазами. настоятель встревожился, взял фонарь с подставки в руку и подошёл ближе. Монах действительно спал, но спал он вечным сном. Длинная игла торчала у него из уха. Враги сделали свой ход первыми.
Второй монах, на другом конце спальной комнаты, лежал, завернувшись с головой в одеяло. Настоятель сдёрнул накидку. В свете лампы показалось посиневшее лицо с выпученными глазами. В шею впилась волосяная удавка, затянутая узлом. Начали просыпаться и вскакивать на ноги послушники. Поднялся шум, суматоха. Настоятель глазами ещё раз пересчитал послушников. Все были здесь! Так  кто  же из них? Кто?! Поднялся с испуганным видом слуга Сакё, трясущимися руками достал из под тюфяка меч и держал его в руках, не зная, что же делать дальше.
До утра монастырь лихорадило. Обнаружено было ещё два убитых монаха. Оба со свёрнутыми шеями. Они должны были регулярно обходить монастырь по внутренним коридорам. Должно быть, во время  патрулирования  они столкнулись с убийцей и в результате короткой стычки оба же и остались там.
Утром все монахи и послушники сами собрались на площадке перед массивными воротами. На открытой террасе лежали четыре трупа с лицами, закрытыми жёлтыми накидками. Все молчали. Наконец настоятель выступил вперёд и начал речь:
-- Братья! Мы все здесь жили жизнью маленькой буддистской общины. Все наши помыслы устремлены к Будде, -- он показал жестом руки на каменную статую сидящего божества. -- И Бог охранял нашу обитель. Но в наши ряды проник чужой. Мысли и деяния его черны, как черна пропасть преисподней. И Будда отвернулся от нас. Больше не простирается над нашим храмом Его божественная десница, защищавшая доселе наши жизни. Нет нам больше спасения. нашему монастырю пришёл конец. Эти стены осквернены дьявольскими деяниями одного из вас.
Послушники и некоторые из монахов зароптали, но тишина тут же восстановилась после того, как настоятель поднял руку.
-- Я ухожу сегодня из монастыря и отпускаю всех вас с миром.
-- А как же мы, отец- настоятель? -- послышался вопрос из группы монахов.
-- Я дам вам письма к настоятелям других монастырей. Вы найдёте там себе пристанище и продолжите жизнь, посвящённую Будде.
Все опустили головы. Послушники посматривали друг на друга, подозревая во вчерашних товарищах шпионов. Но враг затаился действительно слишком хитро.
Исиого окинул суровым взглядом опущенные бритые затылки и скрылся в глубине храма. За ним потянулись наиболее доверенные и приближённые братья. Потихоньку, поодиночке и группами, начали расходиться и остальные. Все ходили удручёнными, потрясённые последними событиями, всколыхнувшими размеренную жизнь монашеской обители. Каждый делился с соседом своими мыслями и сомнениями. Как быть и что делать дальше? Часть братьев вообще решила остаться. Ведь монастырь никуда не девается, и Будда так же, как вчера и прежде, будет сидеть здесь, перед воротами.
Братья Исихара порешили, что Исиого, во главе группы особо доверенных монахов, будет двигаться на север Японии, на остров Хоккайдо, где более суровые нравы и где легче будет затеряться в лесных дебрях. Там, в лесах, уже готова срубленная как в России изба. Хватит для размещения нескольких человек на первых порах, чтобы начать жизнь отшельников. Скоро буддистский  скит  начнёт действовать, а реликвия вновь будет надёжно спрятана как от посягательств неизвестного врага, так и от соглядатаев Токугавы.
Монахи суетливо собирали пожитки, складывали канонические книги, как вдруг потянуло дымом и почти одновременно снаружи послышались испуганные крики. Один за другим монахи принялись выскакивать наружу. Занялся пламенем спальный дом послушников, языки огня вырывались также из окон кухни и трапезной. Исиого бросился в свою комнату. Из открытой двери валил дым. Он ворвался в помещение, за ним - ещё два монаха, взявшие на себя добровольные обязанности личных телохранителей настоятеля.
Пылал стол, заваленный бумагами. Сквозь окно, со двора, влетел белый шар, ударился о стену и завертелся огненным клубком. Один из монахов- телохранителей кинулся к окошку, там что-то свистнуло и монах повалился мешком на пол. В правой глазнице торчала короткая чёрная оперённая стрела.
Не обращая внимания на разгорающийся огонь, настоятель налёг на каменное изваяние Будды высотой в человеческий рост. Второй монах всё понял без слов и присоединил к нему свои усилия. Будда, заскрипев, откатился в сторону, открывая узкий проход. Вниз вели ступеньки, скрывающиеся дальше в темноте.
Исиого зажёг от горящего стола факел и исчез в проходе. Монах- телохранитель извлёк из-под накидки две палки, соединённые цепью и повесил это сооружение, именуемое нунчаками, себе на шею. В комнату настоятеля вбежали ещё несколько человек. Сейчас здесь была вся группа, что должна была следовать в северные леса Хоккайдо.
На задней стене монастырского здания появилось отверстие, когда целый участок каменной кладки откатился в сторону, и оттуда появился настоятель в испачканном копотью одеянии. Метавшиеся по двору люди заметили его и сообщили, что к монастырю быстро приближается самурайский отряд. Надо отметить, что в те времена в Эдо, как и почти что в любом японском городе, за пожарной опасностью бдительно следили. Специально выделенные самураи сидели на различного вида вышках и просматривали все городские направления. Если где-то появлялся дым, густой дым начинающегося пожара, поднимали тревогу, для чего били в большой гонг, висевший тут же, и к пожару кидался уже целый отряд всё тех же самураев, в полном боевом обличии. Пожар гасили. Впрочем, скорей не давали ему распространиться на соседние здания, ведь кругом находилась масса деревянных строений. Чуть зазевайся, оплошай, и весь город может сгореть в считанные часы, особенно в засушливое лето. Очень следили за этим в аристократическом Эдо, где проживал фактически глава империи, сёгун Токугава.
Исиого, окружённый группой монахов, чудом успел спастись из объятой пламенем комнаты. Во дворе уже кричали самураи, некоторые из них секирами рушили догоревшие остовы построек, другие носили из пруда воду и заливали пламя, вырывавшееся из всех отверстий Храма Сидящего Будды. Никто не обратил внимания на группу монахов, пробиравшихся к открытым воротам. Самураи суетились, всем своим видом демонстрируя чрезмерное усердие. Ведь они действовали в пределах прямой видимости от многоярусного дома сёгуна. В окнах замка маячили лица любопытных. Видимо, там проявили какое-то участие, потому что скоро из ворот появился новый отряд спасателей, состоявший преимущественно из слуг и всякой хозяйственной обслуги. Они тащили с собой топоры, багры и вёдра.
Перед монастырём и внутри его сновало столько народа, что никто не обратил внимания, что настоятель, со свитой из ближайших помощников, спешно уходит прочь. Но, наверное, так казалось лишь на первый взгляд, ибо скоро путь Исиого преградили несколько человек, взявшихся непонятно откуда. Казалось, что они выросли прямо из земли, о чём говорили стебли травы, прилипшие к их костюмам, пятнистым то ли по причине соответствующей расцветки, то ли всё же от налипших листьев и иной растительности. В руках у них сверкнули короткие мечи.
Но монахи не даром ведь тренировались почти всю свою жизнь. Они тут же рассредоточились. Каждый из них теперь держал в руках какое-нибудь оружие. Кто - кинжал, кто - меч, кто - длинную цепь. И вдруг все они пришли в движение и одновременно кинулись друг на друга. Если кто и наблюдал это столкновение, то едва ли он смог разглядеть каких-нибудь подробностей, настолько быстро все двигались и перемещались относительно друг друга. Улица огласилась криками. Сталь столкнулась со сталью. Булыжники мостовой обагрились кровью. Удивительно, но никто из сражавшихся не упал. Движения поражали своей быстротой и отточенностью. Нападавшие отскочили и перестроились. Если раньше они пытались уничтожить окружение настоятеля и сделать это сразу, то теперь они сгруппировались и целью следующей атаки должен был стать настоятель горящего монастыря, который прижимал ко груди свёрток, завёрнутый в плащ. Монахи встали стеной перед своим патроном и подняли оружие на изготовку. Короткая лающая команда и нападающие кинулись вперёд.
Но тут утреннюю тишину разорвали выстрелы и двое из врагов, завертевшись, повалились. Остальные прыснули в разные стороны и исчезли, как будто их и не было. На улице появился запыхавшийся Сакё Исихара во главе целого отряда домашних слуг. Он и некоторые домочадцы держали в руках дымящиеся мушкеты.
Отец- настоятель склонился над телом одного из убитых. Он перевернул его на спину. Перед ним лежал его недавний послушник, один из лучших учеников, Иокомото. На него возлагались большие надежды за успехи как в канонических занятиях, так и в воинских искусствах. Теперь стало понятно, что все эти науки он постигал уже ранее в одной из тайных школ.
Монахи потянули за одеяние второго убитого налётчика, ткань одежды затрещала и перед их глазами предстало окровавленное тело, покрытое искусно выполненной сложной татуировкой. На груди скалился синий тигр, кроваво- красная пасть его была открыта, когтистая лапа вытянута вперёд, а из ощерённой пасти капала кровь. Одна из пуль угодила как раз в пасть тигру и кровь толчками выплёскивалась на землю. Он был ещё жив, но жить ему оставалось несколько мгновений. Вот враг захрипел, пытаясь что-то сказать, и глаза его закатились.
Раздались крики, и из ворот сгоревшего монастыря повалили обезумевшие самураи. Сначала пожар, а теперь ещё и стрельба. И где?! перед дворцом сёгуна! Самураи кинулись с поднятыми мечами на вооружённую толпу. Те сразу побросали оружие, а подоспевшие мэцукэ убедили воинов, что вооружённые люди - это личная охрана какэя Сакё Исихары, на которого напали ночные бандиты. Самураи подобрали трупы убитых и уволокли с собой для установки личности.
Уже днём их тела выставили на площади, привязаными к шестам, чтобы каждый проходивший мимо мог их видеть. Объявили награду тому, кто укажет их имена и место, где они проживали. Все приходили смотреть. Внезапно оба тела вспыхнули и быстро сгорели, как будто их облили маслом. Стражник потом говорил, что один из прохожих бросил в них по камню, похожему на яйцо. Но в панике, начавшейся, когда вспыхнул огонь, прохожий исчез, как сквозь землю провалился. В городе увеличилось количество самурайских патрулей.

+ + +    

Такэда получил известие из Японии, что задуманная операция близится к завершению. Настоятель Храма Сидящего Будды заволновался и послал своему брату пакет с просьбой о скорой встрече. Такэда возрадовался и постарался сделать всё, чтобы как можно скорее очутиться в первых рядах зрителей в намечающемся театре действий.
Долина, где обосновались остатки воинского клана "Акуза-рю", в горах Тэбэксан, со временем превратилась в настоящую крепость. Местные жители давно перестали ходить в ту сторону, называя "проклятое" место Долиной смерти. Это название прижилось, так как забравшиеся туда или срывались в пропасть, или тонули в горной речке, а то и становились добычей хищников. Храбрецы быстро смекнули, что не стоит связываться с  непонятным , а доказывать свою доблесть лучше где-нибудь в другом месте.
Под видом нищих монахов, Такэда, со своими лучшими воинами, проследовал на побережье и нанял там рыболовецкое судно для доставки их в Японию. Теперь это был уже не нищий монах, а увешанный драгоценностями авантюрист, прожигающий жизнь в поисках острых ощущений.
Рыбаки всю дорогу приглядывались к молчаливой компании. Похоже, они, в свободное от рыбной ловли время, занимались и грабежами, но, если у них и появились какие-то  фантазии  относительно своих новых пассажиров, то суровый вид незнакомцев смутил и остановил их. Судно благополучно пристало в укромном местечке побережья Страны Восходящего Солнца.
Спустившись по узкому трапу на берег, Такэда встал на колени, сжал горсть земли и прижал её ко лбу. Он снова стоял на родной земле! Спутники выстроились за его спиной и терпеливо дожидались, всяк придерживая рукой рукоятку меча.
Через несколько дней им удалось нанять джонку с грузом рыбы, крабов и других продуктов моря, следующую до Осаки. Им оказалось по пути и капитан пустил компанию чужаков на борт, соблазнившись пригоршней золотых монет, которые посулил ему богатый самурай. Конечно, его свита вела себя довольно бесцеремонно, пожирая крабов и громко пересмеиваясь, но когда самураи вели себя по- другому, к тому же золото должно было окупить это неприятное соседство сторицей.
Возле Сикоку джонку изрядно потрепало налетевшим ветром. капитан ожидал, что сухопутные спутники  его спрячутся в трюме, но они весь шторм провели на палубе, подставляя загорелые лица под брызги пены и струи ветра. Что ж, самурайский кодекс- Бусидо не дозволяет им показывать спину никакой опасности..
"Что ж, это хорошо, -- вздохнул про себя капитан, -- но то же Бусидо не позволяет им и трудиться на земле. Часть обнищавших самураев ушла в города и сделалась там торговцами, художниками, поэтами. Но эти, судя по всему, живут безбедно".
Наконец судно вошло в акваторию Осаки и пассажиры тут же покинули порт. Казалось, что всё складывалось удачно, но уже через несколько часов Такэда скрежетал в досаде зубами. Они опоздали! Сакё Исихара, во главе целого каравана был уже на пути в Эдо. Пришлось снова отправляться в порт и болтаться там в поисках подходящей посудины. Хотелось бы нагнать караван, чтобы лично присутствовать, контролируя задуманную им операцию.
Наконец судно было найдено, и молчаливая команда снова поднялась на палубу. Двухмачтовая бригантина ранее принадлежала голландцам, но была ими оставлена, после того, как едва  пережила  тайфун. Кое-как бригантину подлатали и она теперь выполняла роль наблюдателя, контролируя появление пиратов, чтобы вовремя позвать помощь у местных властей. Капитан парусника пожелал получить богатое денежное подношение и подрядился доставить их в Эдо за максимально короткое время.
Снова качались они на водах Тихого океана. Это вам не Корейский пролив и не Японское море. Океан хоть и получил от Фернана Магеллана именование Тихого, но, тем не менее, порой рождал многометровую волну, именуемую цунами, которая, с рёвом и яростью демона, разбивалась о побережье Японии. Наверное, где-то глубоко в пучине пробуждается временами древнее морское божество и шлёт своё проклятье тем, кто забыл о нём и перестал приносить сладостные жертвы.
Юркая бригантина разрезала вытянутым носом океанскую волну и, с помощью наполненных ветром парусов, споро двигалась к цели своих пассажиров. И, надо добавить, что двигалась она быстрее тяжело нагруженных джонок Исихары.
Вот только не помогла им та повышенная скорость. Такэда попал в порт Эдо, когда караван был уже разгружен. Он отпустил бригантину и пересел на лодку, подошедшую к борту, как только они очутились в границах порта. Обрадованный перевозчик честно заработал свою монету, доставив молчаливую группу пассажиров на берег.
Беспромедлительно Такэда и спутники направились в предместье. То и дело на пути им встречались отряды самураев в шлемах, в чешуйчатых панцирях, с копьями в руках.
Компания Такэда свернула в трактир, где они и узнали последние новости.
Оказывается, ночью сгорел монастырь Храма Сидящего Будды. Это монастырь располагался рядом с замком Эдо. Ночью в храме вспыхнул пожар. Мало кто уцелел. К тому же появились ночные грабители и поубивали всех, кто остался в живых. Но подоспели доблестные самураи из дома Токугавы, окружили грабителей и дали им настоящий бой. Грабителей там было убито неизвестно сколько. Они забрали убитых с собой, оставили только два тела. На них можно посмотреть. Тела выставлены на площади. И если кто-то узнает их или укажет сообщников, то получит награду - сто мер риса.
Такэда почувствовал ярость. Они опоздали в очередной раз. Акудза, хотя и вышли из разбитых остатков клана, действовали всё более и более самостоятельно. У дзёнина появилась мысль: взять и вырезать верхушку акудза. Вот прямо сейчас. Но пришлось усмирить желание - акудза сильны, а для того, чтобы перевезти из Тэбэксан достаточное количество людей, нужно иметь в запасе много времени. К тому же объявлено особое положение. Хватают и проверяют всех, чтобы выявить незнакомцев, которые, возможно, и являются преступниками.
Такэда со своими спутниками отправился туда, куда они, собственно, и направлялись с самого начала. В квартале, где находились увеселительные заведения, от мылен и до театров включительно, они вошли в один из многочисленных кабачков, хозяин которого почтительно поклонился и любезно проводил их во внутренние помещения. На ходу он перевоплощался: из маленького угодливо улыбавшегося полненького купчика он стал серьёзным уверенным в себе воином. Теперь глаза его смотрели твёрдо, губы сжались, появились складки, ранее незаметные из-за ямочек на щеках. Никто из постоянных клиентов не узнал бы сейчас Котоку, хозяина сети трактиров. Сейчас это был тюнин клана "Акуза-рю", вернее - остатков клана. Клан так и не смог встать на ноги. Его корейская ветвь, обосновавшаяся в горах Тэбэксан, находилась слишком далеко, чтобы контролировать ситуацию в Японии в полной мере. Поэтому дочерние ветви - акудза и те рюнины, что не пожелали к ним присоединиться, действовали всё более обособленно.
Котоку представлял тех людей, что остались в стране после ухода Акамацу. Когда он умер, передав власть патриарха Дзенкуру, как своему наследнику, связь между Японией и Кореей была пррерывистой по причине усиления эффективности действий императорского флота. Конечно, помощь периодически оказывалась с обеих сторон, но времена беспрекословного подчинения ушли безвозвратно, особенно когда дело касалось непокорных акудза. Они брали под свой контроль всё большую территорию и отвоёвывали у неорганизованных банд сферы влияния. Для этого они поступились той тайной, которая веками овевала кланы ниндзя, то есть действовали всё более легально. Потихоньку акудза начали теснить и людей Такэды.
Ему с большим трудом удалось внедрить людей в семейство Исихара, привлёкшее внимание клана своими многолетними успехами. Оказалось, что и акудза имели там своих людей. Это они начали пожар в монастыре, не дожидаясь приезда Такэды, а может, и специально, пока тот не приехал.
Прислуживавший им человек из зала вместе с одним из спутников Такэды, дождавшись темноты, скользнули в тень и исчезли. Город бурлил, встревоженный новой проделкой акудза, когда те, не обращая внимания на стражника, сожгли тела своих сообщников.
Монахов разместили в одной из служб семейства Исихара. Исиого ночевал вместе с Сакё в своей комнате, где они, запершись, вели долгую беседу, неслышно шевеля губами. Две тени бесшумно перемахнули через забор и затаились среди травы. Убедившись, что появление их никем не замечено, оба поползли, неслышно раздвигая перед собой стебли, опираясь только на пальцы рук и ног. Это позволяло сводить к минимуму трение тел о траву, что делало путешествие их совершенно бесшумным. Тени переместились под платформу, на которой размещался домик слуг. Официант потёр пальцем дно платформы. Послышался еле различимый шорох. Снова потёр пальцем. Тишина. Переместился чуть правее и снова едва слышный треск. Вдруг сквозь щель в глаз ему упала капля, просочившаяся сквозь доски пола. Он дёрнулся в сторону и ощутил, что в этом месте уже скопилась лужица. Окунув в неё палец, он выкатился из-под площадки. В свете факела, горевшего у входа в дом, было видно, что пальцы у официанта вымазаны чем-то тёмным. Он понюхал их, тяжёлый запах убедил его, что это совсем не вода.
Теперь им не от кого было узнать, что творится в усадьбе. Посовещавшись, оба неурочных  гостя  расползлись в разные стороны. Две тени неприметные разошлись - слуга пополз в сторону подсобных помещений, а спутник Такэды направился к основному дому семейства Исихара.
Официант прокрался вдоль мыльни, где не было никого, мимо туалета с выгребной ямой, кухня была тоже пуста, но запахи недавнего ужина ещё не до конца улетучились. Ужинали тунцом, залитым красным соусом, и тушёной курицей необычного приготовления. Следующим строением было жилище садовника. Сквозь закрытые бумагой стены пробивались блики. Внутри горела масляная плошка. Ниндзя прижался к стене, проткнул промасленную бумагу маленьким острым стилетом, спрятанным в рукаве, и, сквозь дырочку, заглянул внутрь. На полу там было устроено несколько постелей, у ближайшей из-под накидки выглядывал краешек жёлтого одеяния. Официант усмехнулся. Монахи находятся ещё в усадьбе и теперь вся задача состоит в том, чтобы не упустить их из под наблюдения. Ещё с минуту официант обозревал сквозь отверстие помещение, а потом опустился в траву и пополз обратно.
Через несколько минут подполз и его спутник. Он проник в дом, но подходить к комнатам хозяев не решился. там не спали, внутри горел светильник и, к тому же, нельзя дать понять находящимся здесь, что их персонами кто-то так пристально интересуется, равно как и их разговорами. Оба соглядатая двинулись обратно, к тёмному углу, чтобы там перескочить стену. Между тем официант чувствовал беспокойство, как будто он что-то упустил из вида.
Через несколько часов они докладывали Такэде и Котоку всё, что они заметили. Теперь только официант высказал, что его подспудно мучило. Слишком уж неподвижны были тела монахов. Или они забылись в тяжёлом сне после прошедшей бурной ночи, или... Затем, что же случилось со служанкой, вот уже который месяц поставлявшей им сведения о семействе Исихара. Кто её убил? Если, конечно, она убита. А если всё же не она, то кто? Исихара? Акудза? Что сделают Исихара, когда обнаружится смерть служанки?

+ + +

Дело закрутилось, подобно главной пружине в карманных часах. Ещё один поворот ключа и она может непоправимо лопнуть. Брат Исиого вынес ларец с реликвией из объятого пламенем Храма и доставил его в дом Сакё. Сейчас решалось, сумеют ли они обхитрить врагов, которые обложили их со всех сторон. Враг далеко не прост. Это было видно: с каким искусством он действует, как легко он их заставил принять свои условия игры. Сейчас нужно приложить все усилия, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу.
Хорошо, что один из монахов заметил за собой слежку. Следил не какой-то посторонний человек, а молодая служанка, полгода назад принятая на службу. Следила настолько профессионально, как может следить только настоящий шпион. Пришлось ею пожертвовать, чтобы не сорвался окончательно план побега. Ночью монах скользнул к ней в постель. Она было рванулась в сторону, но он обхватил её сильной рукой, плечом зажимая рот, а другой рукой вонзил в ухо длинную иглу. Служанка несильно дёрнулась и вытянулась в постели.
Никто из слуг ничего не заметил. Монах тенью выполз из домика прислуги и направился в хижину садовника. Там он приготовил несколько постелей, положил свёрнутые тюфяки, прикрыл их одеялами. У двух высунул наружу края монашеского облачения, чтобы создать впечатление спящих здесь людей. Когда он направился сообщить господину Сакё, в усадьбу проникли две тени.

+ + +

Утром дело пошло своим чередом. Повар с подручными направился на рынок, чтобы закупить продуктов. Ведь у господина Исихары гостит брат, настоятель Храма. Поэтому угощения должны быть разнообразны. Днём в поместье появился врач. Прошёл слух, что тяжело заболела одна из молодых служанок. Доктор так ничем ей и не помог, так как было на следующий день было объявлено, что она умерла. Видимо, отравилась плохо приготовленной рыбой.
На следующий день лазутчики Такэда снова проникли в усадьбу. Никого из монахов там уже не было. Такэда пришёл в ярость. Несмотря на все ухищрения, его опять провели. Исихара каким-то образом сумели исчезнуть вместе со священной реликвией.


Глава 6. 100 лет назад.

Постучавшись, Марфа Захаровна вошла в горницу, переступив высокий порог. Староста Камышина Макар Богодеев взглянул на вошедшую женщину сквозь пряди прямых выбеленных солнцем и временем волос. Перебирая натруженными руками платок, Марфа то поднимала глаза, то снова опускала, волнуясь.
Староста ободряюще кашлянул, улыбнулся благосклонно и первый произнёс:
-- Доброго тебе утра, Марфуша. Какое-то дело у тебя, али кручина на душе приключилась?
-- Муторно мне, Макар Иванович. Сын мой, Сашко, в тайгу ушёл, капканы на зверя лесного налаживать.
-- Обычное это дело, Марфа Захаровна. Вернётся скоро дитя твоё, чай третий десяток его не за горами.
-- Не сидится мне, не работается. Сжимает внутри всё, тоска чёрная сердце гложет. Беда с Сашком моим случилась, -- запричитала вдруг Захаровна. Слёзы заструились по морщинистым щекам. Пожилая женщина смотрела на посуровевшего старосту и ждала от него ответа. Поделившись своими мыслями, она почувствовала, что часть груза сомнений как бы слетели с её плеч, но тяжести от этого не уменьшилось.
Староста размышлял, сидя за вместительным столом, на котором лежала большая "амбарная" книга, куда он вносил все расходы и доходы маленькой деревенской общины раскольников. Собственно говоря, работу он уже закончил и сидел теперь, обдумывая свой сегодняшний сон, который явно перекликался с сомнениями Захаровны. Приснилось ему, что часовенка их загорелась и, несмотря на все усилия, никак не тушилась, хотя все сельчане заливали пожар водою. Не к добру это, ей-ей не к добру. Да тут ещё Захаровна со своими сомнениями...
-- Вот что, Марфа Захаровна. Возвращайся-ка ты домой, а я вот прямо сейчас схожу к Пришлёпкину Тимофею и поговорим мы с ним, порешаем, про Сашка твоего.
-- Уж поговорите вы, порешайте, -- Марфа Захаровна вытерла передником лицо, поклонилась старосте и, перескочив через высокий порог, стукнула дверью о притолоку.
-- Не к добру это, не к добру, -- шептал камышинский староста, повязывая длинную домотканую рубаху мягким кожаным ремешком. Хозяйка его, Авдотья, где-то запропастилась с гусиным выводком, сыновья же - Тихон и Савелий, отправились на рыбную ловлю, потому и сидел сейчас Макар в горнице в одиночестве.
Что ж, медлить далее уже непростительно, пора идти к Тимофею. Тимофей Пришлёпкин был лучшим охотником Камышина. Даже ночью он с лёгкостью читал звериный след, зная особенности и повадки каждого из обитающих в окрестностях зверя. Для него секретов в лесу просто не существовало. Он лично соорудил в тайге несколько укромных тайников, где жители таёжного селения могли переждать непогоду или спрятаться от случайного человека, ведь всякий- разный люд по тайге промышлял, а некоторые не гнушались и разбоя или даже душегубства.
Хотел Макар попросить Тимофея пройтись по следам Сашка, да что уж там - Александра Глущенко, не последнего человека в староверческом селении. Макар по-отечески относился к Сашку, ведь отца его лет так с десяток назад загрыз тигр, невость как забравшийся в их медвежий угол и скоро ушедший дальше, искать подругу и свою территорию, свободную от людей и соперников. Охотники пустились было за ним вдогонку, но тигр запутал след и ушёл. В те дни Тимофей лежал дома, в болезненном состоянии, после падения с лодки в холодную амурскую воду, и не смог участвовать  в преследовании тигра- людоеда, а не то исход погони был бы другим.
Макар Богодеев стукнул деревянной колотушкой по двери и тут же вошёл в избу. Перед печкой сидел Тимофей, довольно высокий и широкоплечий мужик, с волосами, перевязанными синей тесьмой, чтобы в глаза не лезли. На мускулистое тело был надет брезентовый передник. Перед охотником лежал разобранный американский "ремингтон", а так же несколько капканов. Тимофей занимался своим охотничьим снаряжением, смазывая некоторые детали или очищая от нагара и грязи другие. Маслёнка, пробойник, шомпол лежали перед ним на тряпице, чтобы не испачкать белую чищенную песком лавку.
Увидев входящего в горницу старосту, охотник поднялся с дощатого пола и поклонился, прижав ладонь ко груди.
-- Исполать тебе, брат Макар.
-- Здравствуй, брат Тимофей. На охоту готовишься?
-- Да вот, проверяю ружьишко, капканы. Хорошая вещь, она заботы требует, как и человек.
-- Правильные слова гуторишь, Тимофей. А я вот к тебе зашёл с просьбою.
-- Слушаю тебя, брат Макар.
-- Сейчас ко мне Марфа Захаровна заходила. Причитает, что беда с её Лександром случилася. Давеча ушёл он капканы на зверя ставить и задержался чуток. Обычное дело, а она слёзы льёт, просила сходить в тайгу, найти Лександра. Что с ним случилось?
Охотник почесал в затылке и начал собирать винтовку.
-- Это можно. Это мы сделаем. По лесу пройтись - это одно удовольствие. Заодно схожу, посмотрю на "бархатное" дерево. Скоро пора будет пробку снимать.
Так, переговариваясь, Макар с Тимофеем вышли сквозь дощатые сени во двор, где бегали несколько лаек, словно почуяв о предстоявшем походе в лес. Из-за угла выглянула испуганная курица, наклонила голову набок, мигнула и снова исчезла за углом. Из соседнего двора слышался голос соседки Меланьи. Жизнь в деревне шла своей накатанной колеёй, не подозревая, что несёт ей день завтрашний.
Тимофей закинул за спину клеёнчатую котомку с небольшим запасом еды и пригоршнею патронов. Макар, разговаривая, проводил его до околицы и вернулся с тем, чтобы зайти в часовенку, куда он заглядывал на дню по несколько раз, по праву руководителя небольшой общины старообрядцев- духоборов. По праздникам здесь собиралось всё население Камышина и слушало благочестивые речи, льющиеся из уст старосты. Народ здесь был свой, пообтёршийся в быту через каждодневное общение. Конечно, как и везде, в Камышино имелось несколько горячих голов, но это сдабривало однообразие лесной жизни колонии единоверцев, а в общем-то жизнь протекала в обстановке взаимопонимания и дружелюбия.
Поэтому и откликнулся сразу Тимофей на просьбу вдовы Захаровны и отправился в тайгу на поиски её сына Лександра, который, в своё время, осваивал науку звериного лова во многом со слов опытного охотника и, многократно, они пропадали вместе в охотничьих походах, но всё же особой мужской дружбы у них не сложилось. Как бы нутром Тимофей ощущал свою  вину  за неучастие в погоне за тигром- людоедом, задравшим отца Сашка, а Лександр глубоко внутри не раз спрашивал, а отчего ты, Тимофей, не удержал отца от того похода? Но, повторимся, всё это было в глубине души и оба ощущали некоторое стеснение, которое и было той зыбкой стеной, мешающей окончательному сближению.
Тимофей оглянулся. Возле часовенки всё ещё стоял Макар, провожая своего товарища. Конечно, можно было прихватить ещё пару человек с собой, но никакого такого предчувствия у охотника не было и отрывать кого-либо от дневной работы по хозяйству без нужды не хотелось, и Тимофей, махнув Макару рукой, исчез в кустарнике, вспугнув попутно зазевавшуюся птаху. Перед ним простиралась необъятная дальневосточная тайга, где можно путешествовать неделями, не встретив ни одного человеческого существа, лишь признаки того, что вот кто-то здесь был - кострище или обрубленные ветки, а то порой и холмик с вырезанным крестом на ближайшем дереве, как знак того, что ещё одна христианская душа сгинула.
Редко, но порой Тимофей забредал довольно далеко, вот только условия жизни гонимого обществом движения старообрядцев не дозволяли по большому счёту входить в те новые города, что появились вдоль Амура или его притоков. Вот и в Благовещенск никто из камышинских не хаживал. Так, иногда встречались с жителями других селений, староверческих и новохристианских. Жили тут и бегуны, и поповцы, и молокане, даже язычники- огнепоклонцы встречались, прятавшие своих идолов, деревянные статуи Перуна, Даждь- бога, Велеса и других истуканов, стоявших на тайной полянке, забросанные буреломом и листвой, выглядывавших на  свет  лишь звёздными ночами, да в редкие языческие праздники, когда девки и парни вместе со взрослыми мужиками и бабами, украшенными венками из папоротниковых листьев, кружат хороводы и поют свои протяжные песни, а потом, упившись самодельной брагой, настоянной на лесных ягодах и меду, бегают друг за дружкою, и кто кого поймает, но том месте и проводит буйную ноченьку. непотребство конечно, но однако же верят язычники, что после  этого  урожай будет богатым и щедрым, ибо так угодно их лесным богам.
После 10-го века, когда великий князь Владимир Святославич, в целях укрепления Руси, как общеславянского государства, привёз с Византии новую религию - православие, за что, вкупе за успешные войны с печенегами, вошёл в историю под именем Ясно Солнышко. Так вот и начались на большой территории, от Днепра до Волги, народные волнения. Не все так сразу отказывались от своих богов, с которыми за века свыклися. Тогда слуги княжеские, под защитой дружины воинской, налетали на кумирни, рубили секирами деревянных богов, сжигали их нещадно или бросали на самосплыв в реку, а недовольных сим  самоуправством  секли нещадно, а самым упрямствующим в языческом поклонстве пришлось и с головою своей неразумной расстаться окончательно. Для науки и назидания соплеменников. Пришлось людишкам перед силою княжеской голову свою склонить верноподданно, правда кое-кто ночной порой назад вернулся да попрятал статуи идолов в подпол, чтобы потом устроить новые, уже тайные лесные кумирни.
Но, если брать в целом, то народ российский отнёсся с одобрением к новым храмам, богатым своей росписью, обильными золотыми украшениями и образами- иконами, с которых на них смотрели печальными мудрыми глазами истощённые праведной жизнью люди - Иисус Христос, сын Бога, и апостолы, ученики его. Здесь же присутствовала и мать Иисуса - дева Мария, столь же страдающая за грехи людские. Красота эта растрогала русские души, красота, а также богатство и убранство храма, дома Божия, превышающие порой роскошь князей, а также то, что князья не покушаются на драгоценности храмов, признавая тем главенство веры над своею силой и куражом, а ходят в храмы вместе с простолюдинами, пусть хоть таким образом ровняясь с ними.
Всё так и было, а далее начались активные завоевательные походы, с мечом и крестом. Воевали с вятичами, печенегами, булгарами, затем - с татарами. Медленно и упорно православие продвигалось сначала за Урал, а потом и  сквозь  Сибирь, завоёвывая и осваивая территории, невообразимые по своей протяжённости, оставляя за собой крепости- остроги с немногочисленными гарнизонами, состоявшими из казаков, а также людей, каких позднее обозвали авантюристами.
Скрывались на вновь занятых землях различные инакомыслящие и просто беглые. Так отошли от официальной православной церкви, прошедшей через обновление никоновских реформ, люди, не признавшие церковных нововведений, так называемые староверы, или старообрядцы, отдававшие жизнь за право креститься двумя перстами, а не тремя пальцами- "кукишем". Так вот и появились селения старообрядцев, рассеянные по всей Сибири и Дальнему Востоку. Через какое-то время вылавливать и ковать в кандалы их перестали и староверы зажили своей степенной размеренной жизнью, вот только властям доверять перестали,  не знались , что называется.
Вот к таким людям и направлялся Андрей Бояров с винтовкой Бердана за плечами и завёрнутыми в арестантскую куртку кусками печёного мяса под мышкой. Шагалось легко, тем более, что просвещённый горняк хорошо ориентировался в лесных дебрях.
Шагал Андрей по зелёной траве прогалин, по скользким многолетним напластованиям прелой листвы вперемежку с валежником, шёл между вековых стволов кедров и сосен, где то и дело мелькнёт и исчезнет бесследно силуэт пятнистого оленя или дикого мохнатого кабана, а то замечал, как колеблется ветка, откуда только что взлетел вспугнутый им глухарь, или слышал стук дятла, настойчиво добирающегося до жучка- древоточца. Шагал Андрей и думал о том, как попал он сюда за тысячи и тысячи вёрст от своего дома, где остались престарелые родители, а также братья и товарищи.
Как случилось, что способный молодой специалист, не согласный с политикой русского самодержавия очутился на задворках величайшей мировой империи, в компании с убийцами и ворами, для которых жизнь человеческая не дороже истёртой полушки и служит предметом азартной карточной игры. Если обладать хорошим воображением, то путь от шумного Санкт- Петербурга с роскошными театрами, праздной публикой, каретами и новомодными авто, до Благовещенского острога, окружённым потемневшим от времени частоколом, похож путешествие странника во Времени из произведения господина Уэллса.
Вообще, жизнь человеческая построена на контрастах. Вот маленький Андрюша бегает в матросском костюмчике с синим воротником, вокруг пускающего водяные струи фонтана, распугивая толстых сизых голубей, под присмотром вечно сонной нянюшки. Затем он же, но уже подросший и с разбитым носом и порванной шинелью после драки между учащимися гимназии и реального училища, рядом - причитающая и охающая нянюшка и расстроенная молчаливая мать. Вот Андрей в студенческой тужурке, в компании молодых людей и барышень, на террасе возле чайного заведения, где они азартно обсуждают дела политические.
Сначала всё это походило на забавную игру, где проходили соревнования в красноречии, и зачастую главенствующую роль играл юношеский максимализм, который отметал напрочь надоевшие традиции предков, чтобы дать взрасти  чему-то  новому. На этих собраниях, за чашкой чая, и увлёкся левыми марксистскими идеями студент Бояров. В то время, как другие студенты, пошумев и закончив институт, исчезали в недрах государственной  машины , переженились и занимались бытом, карьерой и другими привычными делами, Андрей, поступив в аспирантуру, не порвал связей с кружком изучения трудов Маркса, а даже сам теперь читал речи для вновь вступающих в ряды инакомыслящих. Как-то незаметно дело дошло и до реальных поступков. К аспиранту подошли несколько его давних знакомых и попросили взять на хранение пачку запрещённой литературы. Бояров не смог отказать старым приятелям. И через несколько дней в его дом ввалились жандармы в белых мундирах, с ними был усатый бочкоподобный околоточный, а также неприметный человек в гражданском костюме и соломенной шляпой канотье. Ко глазу его был прицеплен монокль, соединённый цепочкой с жилетным карманчиком, где он и хранился, когда надобность в нём пропадала. Наверное, в их компании он играл немаловажную роль, так как жандармы кидались в те углы, куда показывала изящная трость с металлическим наконечником. пачку запрещённых газет и брошюр быстро сыскали на чердаке и Андрея увели. В памяти остался недоумённый взгляд отца, далёкого от политики человека, вечно занятого своими мыслями, и вскрик матери, повалившейся в обморок, когда затянутыми в перчатки руками жандармы крепко схватили Андрея и повели- поволокли к выходу.
Андрей мотнул головой, откидывая непослушную прядь волос и огляделся. Вечерняя тайга громоздилась вкруг него сплошной стеной. Высокие сосны слева, справа, со всех сторон. Казалось, что человек- муравей смотрит со дна особого  древесного  колодца .Лишь качающиеся кроны несколько сглаживали впечатление.
Аспирант задумался. Кажется, он уже перепрыгивал через этот поваленный замшелый ствол. Нужно срочно сориентироваться на местности. Мысль, что всё последнее время кружит по одному месту, вместо того, чтобы углубляться в лес, подстегнула беглеца. Можно предположить, что погоня из стражников уже выслана. Провожатого себе они, наверняка, подберут из опытных таёжников, так что нужно держать ухо востро. Для начала следовало выбрать ориентир, куда держать путь. Для этого достаточно вскарабкаться на сосну и заприметить какую-либо характерную особенность местности, чтобы двигаться в том направлении без ошибки.
Вскарабкаться...
Андрей глянул на ближайшую сосну. Почти гладкий ствол и - где-то на высоте саженей этак 8-10 - появляются первые, ещё тонкие веточки, затем, по мере роста в высоту, ветки всё крапче, основательнее, и венчает верхушку шапка - крона, усыпанная смолистыми шишками.
Ага! Андрей присмотрелся. Кое-где на стволе виднелись потёки смолы. Это обстоятельство можно использовать при подъёме. Конечно, вокруг было много всяких разных деревьев, в том числе и более удобных для подъёма, но сосны поднимались на большую высоту и, значит, являли собой лучшую наблюдательную вышку. Итак, Андрей прислонил берданку к стволу соседней сосны, бросил рядом куртку с остатками печёного мяса, поплевал на руки, как это делали мужики на Масленицу, прежде чем ползти на столб с висевшими там подарками, и точно так же обхватил руками и ногами ствол сей немаленькой сосны. Кое-как, перебирая руками и ногами, он с трудом, но поднимался, опасно соскальзывая временами.
Прошло этак с полчаса для стороннего возможного наблюдателя и бесконечно долгое время для "верхолаза". по истечению которого Андреё добрался до первых достаточно крепких ветвей. Сейчас дело пошло на лад и скоро уже беглец покачивался вместе с верхними ветвями от порывов ветра. Сосновые иголки покалывали тело. Усталые руки, покрытые слоем смолы и измельчившихся кусочков коры, еле держались, исцарапанное тело неимоверно чесалось от трухи и укусов вездесущей мошкары, но Андрей с энтузиазмом оглядывался по сторонам, стараясь не глядеть, по возможности, вниз. Спуск ещё только предстоял, не менее, а скорей всего, ещё более опасный, чем подъём.
Среди деревьев, впереди, аспирант заметил верхушки скал или каменных нагромождений. Приметив направление по уже заходящему солнцу, Бояров уже начал было спускаться, но внезапное рычание остановило его. Далеко внизу, у подножия сосны, стоял огромный тигр и, подняв большую голову, смотрел на человека. Андрей похолодел. Вспомнились рассказы про тигров- людоедов, специально выслеживающих человека, чтобы напрыгнуть и разорвать его.
По поведению опасного хищника было видно, что он явно не прочь отведать человечины. Тигр вцепился передними лапами в дерево и зарычал. Андрею показалось, что дерево тряхнулось, и он вцепился со всех сил в соседствующие ветви, зажмурив глаза. Ведь тигр из семейства кошачьих, а кошки ведь лазают по деревьям с удивительной лёгкостью.
Но этот тигр лазать по деревьям не желал. Порычав немного, он разорвал клыками куртку, ударом лапы разломал высохшую глину и мигом проглотил те несколько кусочков печёного под углями мяса. Затем начал было облизывать длинным языком выпачканную морду, но тут заметил стоявшее неподалёку ружьё, понюхал его, ощерился и - внезапно - ударил по нему лапой. Винтовка отлетела прочь, ударилась о соседствующее дерево. От приклада отлетела длинная щепка, а тигр завыл, тряся по-видимому ушибленной лапой, после чего, прихрамывая, скрылся в зарослях. Сколько получилось, Андрей провожал взглядом полосатую спину, и лишь выждав достаточно много времени, решился на спуск.
Человек, попавший в тайгу впервые, да ещё в одиночку, подвергает себя тысячам опасностей, о множестве которых он порой даже и не подозревает. Ровно до тех пор, пока не столкнётся с ними нос к носу. Лесные дебри усеяны костями незадачливых путников, скрытыми под кучами листвы, завалами валежника, да и просто растащенными диким зверьём. Охотник- новичок, гордый от собственной смелости, оказавшийся рядом с медведем, сдёргивает с плеча двуствольное ружьецо и палит крупной дробью в оскаленную морду зверя, а через несколько часов только несколько окровавленных клочков от тулупчика, да пара покорёженных обломков ружья остаются  памятником  самонадеянности и глупости. Или глухие, вязнувшие в листве крики путника, сунувшегося сдуру через торфяную хлябь небольшого болотца, где ни до, ни после него, никто не проходил, потому как невозможно это. скоро ряска сомкнётся над чёрным мёртвым "окном" болотной воды... А сколько гибнет беглых людей, сбежавших от притеснений, из кандальных оков или обид товарищей.
Вот и теперь Андрей спускался с "наблюдательной вышки", стараясь всеми силами не сорваться с пятнадцатисаженной высоты. Ведь это верная смерть, быстрая ли, от пробитой головы или сломленного хребта у подножия сосны, или долгая и мучительная, от сломанной ноги, когда каждое движение отдаётся сильнейшей болью, а вокруг никого, желающего и способного помочь, если не считать таковым  того тигра, который окончил бы агонию в считанные секунды.
Но на этот раз всё обошлось, Андрей разжал руки и спрыгнул в зелёную траву, пересыпанную сухими сосновыми иголками, отряхнул руки с приставшими кусочками шершавой коры. Поодаль валялась злосчастная берданка с расщепленным ложем. Бояров поднял её и осмотрел повреждения. Что ж, как огнестрельному оружию винтовке пришёл конец, но как дубинка, она ещё вполне годилась для применения. Остался даже ремень, чтобы покалеченное ружьё можно было повесить на плечо. А куртку, точнее несколько обрывков от неё, не стоило даже поднимать. Андрей поднял ветку, упавшую во время спуска на землю, и отмахнулся от целого облака мошкары, вьющейся вокруг да около. И шагнул в заросли, в сторону намеченной цели - скалы.
оставим пока нашего героя, бывшего каторжника, а ныне - человека, завоевавшего себе свободу быстротой ног и скоростью мышления. До намеченной скалы ему идти и идти, сквозь залежи бурелома, через каменистые осыпающиеся овраги, мимо пещеры, где росомаха ухаживает за своим детёнышем, требующим пригляда и усиленной кормёжки. Перенесёмся через несколько десятков вёрст, пользуясь авторским правом не пересекать буквально таёжные дебри, а лишь переместить  перо  с одной строчки на другую.
Отряд хунхузов оставил истерзанное тело молодого духобора, таёжного охотника Лександра Глущенко, и снова вошёл в лес, принимающий под свои своды любое существо - двуногое ли, четвероногое, так ли уж часто их действия сильно различаются?
Алёха Бовыкин ещё раз мысленно пережил ту картину, когда рука их предводителя, страшного японца, называющего себя Фуко - "человек- волна", вошла в грудь славянина, только что заглядывавшего в глаза ему, Алёшке. Ничего ему не ответил бравый матрос, и теперь падал сей человек с разорванной грудью, а ухмыляющийся главарь внезапно впился зубами в сочившуюся кровью печень. Это тигр, понял Лёха, тигр в образе человеческом, подобно тому, вслед которому кричала пропавшая ороченка. Не пожалеет этот японец никого, ни жителей деревушки, к которой направляется шайка, ни китайцев из их разношёрстной компании, ни его, Лёху, ни братьев Близняков, шагавших всегда рядом, заросших по самые глаза чёрными кудлатыми бородами.
Вот так подумать, размышлял на ходу Бовыкин, придерживая рукоятку большого револьвера, и не нужны мы этому дьяволу с косыми глазами. Ограбим мы эту деревушку и порубает он нас вместе со своими корейцами, да ещё и внутренности сожрёт. С него станется.
И не договоришься ведь ни с кем. Здесь каждый за себя. При грабеже каком, налёте, сначала каждый себе добычу хапает, за пояс попрячет, за пазуху, а потом уж, что спрятать невозможно уже, в общий котёл тащат. Да и какой это общий котёл, когда корейцы всю добычу с собой носят, глаз с неё не спускают, и попробуй, пикни что супротив, тут же порешат.
Поэтому и увешался Алёха динамитными патронами. В тесных карманчиках, нашитых по всему жилету, они размещались, ряд за рядом, выставляя на свет белый лишь головки, заканчивающиеся запальными шнурами. У него всегда наготове был тлеющий трут. Поднеси его ко шнуру, брызнет сноп искр и, через несколько секунд, ахнет громкий взрыв. На месте того, кто дурное слово Лёхе скажет, останется только дымящаяся воронка. Вот и держались "краснобородые"  чуть- чуть поодаль от человека- бомбы, и к костру близко он не подходил. Не дай Бог, стрельнет смолистый корень, взовьётся быстрая искра. И - поминай, как звали. Ну, и половина шайки, частями - туда же. Но этот пуд динамита вселял кое-какую уверенность  в счастливом завершении текущего дня и начале следующего. А там уж как Бог решит.   
Но, несмотря на это, Алёха всё же держался братьев Близняков. Они всё-таки свои, русских кровей. Да и братья не протестовали, не отгоняли прочь Лёху, как другие, на динамитные шашки руками показывая. Сами братья почти никогда не разговаривали. Нескольких фраз в день им вполне хватало. Понимали они друг друга с полуслова, а чаще всего и вообще без слов обходились. Ведь прожили они друг с другом, рядом, целую жизнь, и ход мыслей у них сливался, как если бы это был один человек.
Да они и были - близнецы - тем  одним  человеком. Так, одновременно, без обсуждений, решили они покинуть банду. Уж на что слыли братаны душегубами, но столько крови, сколь пролилось за эти два последние года на их глазах, можно было бы залить ручей до краёв. И, пока дела те кровавые творились в Китае да Маньчжурии, братья как-то терпели. Но сейчас терпение перевалило через край. Правда, играло здесь свою роль и то обстоятельство, что в поясах у каждого было припрятано немало золотишка, да в шапках зашито  камешков , а ещё были забиты тайно высверленные дыры в прикладах ружей. Да, ещё имелся тайник, хорошо примеченный на берегу полноводного Амура, куда можно было наведаться за "барахлишком" хоть через десять лет, если живы останутся к тому времени. А становилось с каждым следующим днём всё  горячее . Японец со своими дружками совсем озверел. Вот уже человечину есть начал. Того и гляди окончательно с ума сойдёт, если уже не сбрендил.
Братья между собой переглянулись. Видимо и сейчас их мысли сходились. Рядом с ними шагает в прошлом бравый матрос с эсминца, а теперь уголовный преступник - убивец, швыряющий динамит направо и налево. Но, видимо, и он кровью пресытился, потому, как в последнее время в его глазах тоска стояла, как щука в летний полдень в центре омута.
Шагали друг за дружкой бандиты, вразнобой одетые и вооружённые всё больше германскими и американскими ружьями. Большинство из них не думало ни о чём, узкие раскосые глаза смотрели в спину впереди идущего, и лишь голова дёргалась, чтобы увернуться от ветки, потревоженной плечом сотоварища. Впрочем, так всё выглядело лишь внешне. Большинство, но не все, кучка впереди идущих, давно уже договорились сбежать от сумасшедшего японца и заняться разбоем самостоятельно, как это было прежде.
Собрал их вокруг себя вьетнамец, Нгуен Ван Трак. Первое время, когда он только очутился среди хунхузов, Ван Трак всё больше отмалчивался, держась в стороне от остальных. У "краснобородых" даже сложилось мнение, что тот просто беглый крестьянин, случайно прибившийся к шайке, но участие его в налётах быстро убедило их в обратном. "Крестьянин" набрасывался на жертвы, совершенно спокойно забивал тем под ногти бамбуковые щепки, вливал в нос мутную горячую воду, добиваясь от пленных сведений, куда они прячут добро. Так крестьяне себя не ведут. Видно было, что вьетнамец уже побывал в переделках, поднаторел в делах налётных, про которые он упорно отмалчивался. Это было странно для шайки, где каждый хвастал, скольких человек он убил. И чем больше стояло за его спиной окровавленных трупов, тем больший  вес  он имел в глазах своих сообщников.
Но, постепенно, и вьетнамец разговорился. И перед потрясёнными хунхузами предстал мир азиатских тайных обществ - триад. Самой многочисленной и мощной считалась триада "Тянь-ди-хой", численность которой достигало тысяч и тысяч членов сообщества. Именно с ними и столкнулось тайное общество, в котором состоял и Ван Трак. Общество Красного Бамбука. "Красный Бамбук" процветал в своих землях и считал себя серьёзной организацией, с которой обязаны считаться  все . Но жизнь сложна и получилось так, что общество покусилось на кусок, который встал ему поперёк горла. И "Красный Бамбук" исчез. Был. И нету. А ведь это сотни людей, живущих в десятках мест. Даже в Сайгоне  имелись сторонники "Красных бамбуков". Но отцам- патриархам общества показалось мало земли, где они проживали, поблизости от Хай Фонга, и они послали людей осваивать земли соседей. И в Аомыне они повздорили с китайцами, которые, как потом выяснилось, состояли в местной ложе "Тянь-ди-хой". Оттуда послали своих бойцов и они уничтожили всех. Осталось несколько выжженных деревушек, да подвешенные за ноги к пальмам обезглавленные трупы. Головы лежали здесь же, сложенные горкой возле камней, которыми выложили иероглиф "Тянь-ди-хой", а в расщелины между камнями кто-то сунул несколько обломанных бамбуковых палок, вымазанных кровью. Это был конец Общества Красных Бамбуков. Они имели глупость перейти дорогу настоящей китайской триаде.
Тогда Нгуен Ван Трак, которого обстоятельства удалили из родных мест в дни трагедии, кинулся в Сайгон, где у него были друзья. Они-то и посоветовали ему не мешкать и сесть на английский пакетбот и плыть на нём подальше, если ему, конечно, дорога жизнь и имеются какие-то планы на будущее. Ван Трак внял советам знающих людей, купил билет и плыл до Тяньцзыня, где сошёл на берег и, чтобы не искушать лишний раз судьбу, решил идти дальше и спрятаться за Великой Стеной, во Внутренней Монголии.
Огромная стена, высотой в 4 - 5 человек, если они встанут друг другу на голову, и длиной в тысячи ли, потрясла Ван Трака. Рядом с ней он почувствовал всю ничтожность человеческого существа перед чем-то значительным. Далее он много скитался, чуть не погиб в песчаной буре в одном из районов великой пустыни Гоби и только возле озера Хулунчи он нашёл было покой, но повстречался там с людьми из шайки Футо и пошёл за ними, чтобы уберечься от гнева родственников убитого им в драке монгола. Жизнь среди хунхузов отчасти ему напоминала те времена, когда Красные Бамбуки утверждались на Аомыне. Он как бы мстил китайцам за смерть своих братьев, друзей и соседей. Тогда и возникла у него мысль снова возродить Общество Бамбуков, только далеко на севере от тех мест, где оно появилось первоначально. И "краснобородые" должны были послужить ему в этом. Поэтому и зачаровывал он их души рассказами о делах Бамбуков в прошлом и настоящем.
Восточному человеку, точнее - азиату, всегда по сердцу жизнь в общине, когда чувствуешь плечо соседа и знаешь, что он тебе поможет, как и ты ему. Отчасти это напоминает жизнь муравьёв или термитов, когда маленькие создания, почти невидимые глазу, создают огромные сооружения. Точно так же и азиаты неспешно создают такие вещи, как Великая Китайская Стена, протянувшаяся на 10000 ли и довольно хорошо сохранившаяся в течении двух тысячелетий. Или канал Юньхэ - от Пекина до Ханьчжоу, пересекающий Хуанхэ, Хуайхэ, Янцзы. Неисчислимое количество кули прорыли его на протяжении 3123 ли (1780 км). Где встречаются ещё такие масштабы, такие сооружения, перед которыми бледнеют пирамиды Мемфиса и Суэцкий канал с его длиной в 280 ли (160 км).
Но жизнь в общинах сильно отличается от жизни в тайных обществах. В последних человек отдаёт себя полностью, то есть без  остатка  делу общества, ради которого он, не задумываясь, расстанется с жизнью. Религиозный фанатизм прагматичных христианских сект ничто, по сравнению с воззрениями участников азиатских тайных обществ. Именно по этой причине они столь быстро "пускают корни" и выкорчевать их оттуда по силе разве что другому обществу, моральные и философские  силы  которого оказываются гораздо крепче структур первого. Поэтому и трепещут перед иными обществами даже императорские дворы. трепещут, но ежели получается с ними справиться, то выявленных служителей вырезают без всякой жалости и до последнего человека.
Нгуен Ван Трак даже и место выбрал, где у них будет главная база. Там он планировал построить Храм Бамбука, убежище и школу бойцов защитников Бамбуков. Это место возле озера Хулунчи, где он закопал священные дары отцов- основателей Красных Бамбуков. Первое время ему помогал местный житель, монгол Ганьчжу, но его не удалось увлечь рассказами о будущей общине до такой степени, чтобы он решился посвятить этому делу всю дальнейшую жизнь. Пришлось Ганьчжу там остаться, навсегда, охранять те самые дары, которые он так неудачно осмеял. Жаль, что труп его нашли встревожившиеся родственники, и Ван Траку пришлось спешно покинуть так приглянувшееся ему место. Но и сейчас, во сне, он частенько видел поляны, где встанут хижины будущих Бамбуков, возвысятся стены пагоды, а сам Ван Трак станет для них живым богом. Всё это впереди. Всё это будет...
Вот только Футо. Японец сильно смущал его. Ван Трак не понимал, чего тот добивается. В его действиях отсутствовала видимая система. Помимо налётов и набегов, он имел связи с другими людьми, посредством своих подручных- корейцев, но упорно оставался здесь, на границе между Китаем и Россией. Похоже было, что он здесь прячется и чего-то выжидает, но к чему тогда все эти кровавые  следы , которые он регулярно оставляет за собой? Похоже было, что Футо догадывается о тайной деятельности вьетнамца, но не подаёт пока что виду. До какой поры?
На всякий случай, Ван Трак окружил себя сторонниками, которые постоянно находились рядом, но только помогут ли они, если Футо набросится на него, один или вместе со своими подручными? А бежать прочь не хотелось. Набегался уж он за свою жизнь, и предостаточно. Оставалось ждать, пока вся шайка не перейдёт под его начало, вот тогда он и поговорит с японцем "на равных".
Шагали сообщники и соперники, друг за другом, по дальневосточной тайге, лениво отмахиваясь от мошкары, тучей вьющейся вокруг цепочки людей. Гнус настырно лез всюду, садился на лица и руки, вонзая хоботки под кожу и успевали хлебнуть каплю- другую живительной  влаги , чтобы потом раздавленными хлёсткими ударами, пасть в траву и освободить место для другой, жаждущей крови, волны мошкары. Только звучные хлопки по рукам, телам и лицам показывали. что здесь, в этих зарослях, находится группа людей, так как бандиты удвоили осторожность и всеми силами пытались не дать понять местному населению о своём здесь пребывании.
Близняки шли по следам Глущенко, которые должны, рано или поздно, вывести их к нужному месту.

Глава 7. 200 лет назад.   

Зима в том году на Хоккайдо, в общем-то, мало отличалась от предыдущих зим. Маленькая колония в предгорьях Асаки жила своей обычной жизнью. Сегодня несколько монахов отправились рубить большую ель. Настоятель посчитал, что заготовленного топлива может не хватить. Ожидалась затяжная снежная буря.
Закутавшись в меховые дохи, водрузив на бритые головы тёплые колпаки из лисьих шкур, лесорубы отправились в лес. За ночь опять поднавалило снегу и они проваливались по колено, хотя и двигались по утоптанной ранее тропе. если задеть локтем разлапистую ветвь ели, нависающей над тропой, то позади идущему обрушится на голову настоящая снежная лавина. Таким вот образом они подшучивали друг над дружкою. Развлечения в монашеской общине, как вы понимаете, вещь довольно редкая. Разве что развлечением посчитать нечастые поездки в близлежащий городок за продуктами или купить там что-то необходимое для общины.
Иногда к ним забредал охотник- айн, редкие представители племени которых проживали на северной оконечности острова. Когда-то айны заселяли весь Хоккайдо и почти весь Хондо, но выходцы с южной части Корейского полуострова - нихондзин, оттеснили миролюбивых айнов, охотников - звероловов и рыбаков, на север и продолжали теснить всё дальше и дальше. Айны приходили в монашескую общину, когда кто-то заболевал в их деревушке. Тогда настоятель брал с собой набор серебряных иголок и отправлялся вместе с охотниками. Через несколько дней он возвращался, прятал иглы в большой сундук, и дни обители текли дальше своим чередом.
Никто из монахов не догадывался, что через то селение айнов настоятель связывался со своей богатой роднёй, проживавшей в Эдо, Киото, Осаке, Нагоя, Нагасаки, в других городах Японии, а также в Корее, Китае, Индонезии. Никто не догадывался, что бесследно исчезнувший в своё время Исиого, вместе со своими помощниками, обосновался в таёжных предгорьях Асаки, самой высокой точки Хоккайдо.
По Японии прокатилась волна крестьянских голодных бунтов, но здесь, на острове Хоккайдо, слышны были лишь отголоски волнений, а тем более в глубине лесов, где поют свои песни птицы, роют рылом землю кабаны, а вчерашний день, как брат- близнец, похож на завтрашний.
Глава- настоятель монашеского  скита  Хантаро Исихара, являлся хранителем древнейшей реликвии - перстня с большим драгоценным камнем, называемым Камнем Бодхидхармы, одного из наиболее известных носителей этого перстня. Семейные предания гласили, что этот перстень получил настоятель Храма Золотого Будды Кано Исихара за свою добродетель. Даритель вручил ему реликвию с условием, что Кано будет хранить её в тайне, дабы не попала она в недобрые руки, ибо Камень сей делает злого человека гением Зла, а хорошего - совершенством Добродетели. Для этого перстень надо носить на среднем пальце левой руки, и первые лучи утреннего солнца, попадая на грани Камня, вселяют в человека божественную силу.
С тех пор перстень сделался реликвией семейства Исихара, что позволило им подняться на голову выше других, как на торговом поприще, так и в канонических делах. Но злые силы желали завладеть Камнем и его приходилось прятать со всевозможными ухищрениями. Охотились за реликвией как сёгуны Токугава, мечтающие загнать всю Азию под крышу дворца Эдо, так и тайные кланы невидимых убийц- ниндзя для неизвестных, дьявольских целей.
Почти два столетия Исихара скрывали реликвию сначала в Киото, а потом в Эдо, но враги ухитрились прознать тайну. Только помощь Будды спасла чудесную реликвию, и теперь только несколько человек знали, где же она находится на самом деле. В первую очередь, это главный Хранитель, настоятель общины буддистов Хантаро Исихара. В курсе всего были и его двоюродные братья - Ясухиро, банкир и оптовый перекупщик в Киото, и Токусукэ, глава финансовой службы Нагоя. Они получали письма, отправляемые в Шанхай, а оттуда - в Нагасаки. Таким образом след отправителя запутывался, на тот случай, если враги ещё не потеряли надежды заполучить Камень.
Вместе с монахами рубить ель отправился и настоятель. Он решил размять свой организм. Хантаро любил физические упражнения и различного рода нагрузки. С лёгкостью он поднимал огромный глиняный кувшин, наполненный песком. Раз за разом он приседал, не выпуская тяжёлой посудины из вытянутых рук. Также, с большим удовольствием, отправлялся настоятель бродить по окрестностям скита. Доходил и до берегов Исикари. Как-то раз Хантаро вышел на берег озера Куттяро и долго любовался рябью на воде. Казалось, что солнце разбилось на бесконечное количество ломтиков и вот все они суетятся, трутся друг о дружку, желая вновь соединиться в светило.
Вот так, на природе, Хантаро постигал гармонию мира, где всё взаимосвязано, а если и есть нарушения, то от неразумной деятельности людей. По мыслям Хантаро выходило, что жизнь, сплетённая с жизнью всего, что нас окружает, может принести людям счастье. Жить, окружённому силами Природы в мире и согласии со всем и всеми. Брать сколько надо и ничего сверх. Уважать жизнь и обычаи окружающих, будь это человек или даже муравей, живущий под кочкой. Трудиться каждый день, не лежать в лености и праздности, тогда и жизнь твоя будет насыщенной и радостной.
Размышления о месте человека в этой жизни составляли одно из увлечений настоятеля. волновали его и события, творившиеся в остальном, далёком от них, мире. Особенно известия о революции в далёкой европейской стране - Франции. Там народ сверг своего императора, захотел жить свободно и вольно. Это заинтересовало Хантаро. Правда, известия о событиях в мире доходили до них трудно, миную многие передаточные инстанции.
Всеми услышанными новостями Хантаро делился со всей общиной. Некоторым это было неинтересно, но двое- трое с удовольствием выслушивали настоятеля. Особенно выделялся молодой монах Сандо Нарита. Он прибился к общине несколько лет назад при весьма необычных обстоятельствах. После участия в бунте против зарвавшегося помещика он, испугавшись прибывших в поместье помещика солдат, сбежал оттуда, долго шёл пешком, скрываясь в лесах. Затем сделал плот и умудрился на нём преодолеть пролив Цугару. Дальше снова начались скитания, он подрабатывал случаями, то здесь, то там, пока не прибыл в город Асакигава, где подрядился участвовать в охотничьей экспедиции. Экспедиция именовалась охотничьей, вот только вместо зверя целью были айны. Сандо снова бежал, а айны отвели его в обитель, где Хантаро его долго лечил. Охотники наградили Нариту пулей за то, что он не давал им стрелять по айнам. Так и остался Нарита в буддийском ските. Настоятелю понравился этот молодой человек за готовность отстаивать свою правоту, за жажду жизни. Он напомнил настоятелю его самого, каким он был лет двадцать назад.
И вот настоятель, Сандо и ещё двое подступились к огромной ели. Другие монахи удовлетворились бы деревом поменьше, но Хантаро хотелось  схватиться  именно с этим. Полдня они обрубали многочисленные нижние сучья, чтобы к стволу. Временами с потревоженного на них сваливались массы снега, падали на голову шишки. Дело потихоньку продвигалось.
Вот уже острые топоры начали вгрызаться в обнажившийся ствол. Раз за разом. Всё глубже и глубже. Полетели белые щепки. Вот только на снегу они не казались уже такими белыми.  Всё подножие дерева было усыпано жёлтым ворохом щепы. Оба монаха утомились и отошли в сторону. теперпь лишь Хантаро и Сандо махали топорами. Настоятель скинул шубу и остался в длинной рубахе. Рукава были засучены на мощных мускулистых руках.
Монахи засмотрелись на своего патрона. Несмотря на немалое количество прожитых лет, он двигался на диво легко и свободно, мускулы глыбами перекатывались под рубахой. на минуту он остановился, взглянул на дерево и крикнул монахам, чтобы они привели остальных. Дерево оказалось ещё больше, чем даже он думал. Чтобы успеть управиться до темноты, нужны все рабочие руки. После того, как дерево повалится, необходимо обрубить все ветви, распилить ствол на две- три части и оттащить всё это ко скиту.
Замёрзшие братья убежали, а Хантаро с новой силой принялся рубить дерево. Они с Сандо устроили своего рода соревнование: кто первый отступит и бросит рукоять тяжёлого топора. Оба с силой вонзали лезвия в ствол, рывком выдёргивали и вонзали снова. Кто первый сдастся? Хантаро с улыбкой искоса поглядывал на парня. тот упрямо прикусил губу и мерно рубил, отбрасывая только слипшиеся от пота волосы. Как послушнику, ему разрешили не брить головы.
Соревнование закончилось неожиданно. Внезапно лесорубы услышали над собой треск. Огромная ель, основательно подрубленная, начала крениться в сторону. Хантаро бросил топор и отпрыгнул в сторону. Глянув на ходу через плечо, он остановился и закричал. Сандо всё ещё стоял там и силился вырвать топор из дерева. Услышав крик, он наконец выпустил топорище и со всех ног кинулся в сторону. Но, сделав пару шагов, снова упал, поскользнувшись на раскиданных всюду щепках. Хантаро прыгнул к нему, ухватился за шиворот и изо всех сил швырнул его вперёд. С грохотом их в тот же момент накрыло рухнувшей елью.
На поляне установилась тишина. Со всех близлежащих деревьев вниз посыпался снег. Через несколько бесконечных мгновений ветви упавшего дерева зашевелились и оттуда выполз Сандо. Лицо его было расцарапано ветками и хвоей. Рубашка была порвана в нескольких местах, но он на это не обращал ни малейшего внимания.
-- Отец Хантаро, где вы?!
Но напрасно молодой послушник взывал к упавшему дереву. Ответом ему была тишина. Сандо кинулся к ели, стал поднимать мохнатые лапы, заглядывать под них. Разобрать в этой мешанине снега и веток было ничего невозможно. Наконец он услышал стон. Кинулся туда, поднял массивную ветвь. Под упавшим стволом, на спине, лежал настоятель. Глаза его были закрыты. Сандо подобрался поближе и тронул старика за плечо.
-- Отец, как вы? Как вы себя чувствуете?
Он не знал, что и делать. Ель падала на него, но настоятель оттолкнул его прочь, приняв удар на себя. Из глаз Сандо потекли слёзы. Он схватился за многопудовый ствол и попытался его приподнять. Хантаро застонал и открыл глаза.
-- Сандо, не трогай его. Тебе не поднять. Сейчас сюда подойдут братья...
Изо рта настоятеля потекла струйка крови. Лицо его было засыпано снегом, упавшим с соседних ветвей. снег медленно стекал с лица, подтаивая. Сандо стёр с лица влагу, размазывая кровь по щеке, затем скинул с себя тулуп и, сложив его вчетверо, подсунул под лицо настоятеля.
-- Посмотри, Сандо, не идут ли братья.
Парень сделал несколько шагов в глубь леса, остановился и даже привстал на цыпочки, напряжённо прислушиваясь. Тишина. Никого. По-видимому, если братья и были где-то неподалёку, не слышали падения дерева и не торопились.
-- Я сейчас. Я приведу их.
Сандо одним движением вскочил, чтобы бежать изо всех сил и привести, притащить помощь и тем спасти настоятеля. Но тот знаком руки остановил его.
-- Погоди. Я могу не дождаться их. Послушай меня. Слушай внимательно. Я вынужден открыть тебе великую тайну. Я - не просто настоятель скромной общины, я ещё и Хранитель величайшей драгоценности. Это такой перстень. Но не простой. Человек, который владеет им, может прославить своё имя на века. Но если этот человек держится стороны злых сил, то он принесёт миру величайшие страдания, а если нет - то мир познает блага. Я - потомок семейства Исихара, последний Хранитель этого перстня. Кольцо находится в пещере Плача, под плитой с письменами. Сандо, ты хороший человек и я в тебя верю. Достань перстень, отвези его в Киото, где проживает Ясухиро Исихара, богатейший человек. Он тебя отблагодарит по достоинству. Ты больше никогда не будешь ни в чём нуждаться. Вот тебе медальон с адресом...
Дрожащими пальцами Хантаро потянулся к вороту рубахи, но внезапно его сотрясла дрожь, изо рта хлынул пенный поток крови.
-- Отец, от- е- е- ц! -- завопил что есть мочи Сандо.
Послышались крики. Сандо повернул лицо, искажённое судорогой душевной боли. К ним бежали стайкой испуганные монахи. Они только что вышли из леса, как услышали вопль своего молодого товарища. Сразу несколько человек подсунули под упавший ствол толстые палки - носилки. Все разом рванули, приподняли массивный и тяжёлый донельзя ствол и обломок сука, обагрённый дымящейся кровью, вышел из раны. По разорванной рубахе заструилась кровь. Хантаро вздохнул облегчённо, на лице его, залитом стынущей кровью, появилась улыбка. Когда его подняли на руки, он был уже мёртв.
В большой скорби вернулась процессия назад. Тело настоятеля, с осторожностью, завёрнутое в шубу, внесли в скит. Когда труп Хантаро раздели и отмыли от крови, монахи увидели огромную страшную рану на груди, сквозь которую белели обломки рёбер. Толстенный сук пропорол настоятеля насквозь и упёрся в землю. непонятно, как он ещё жил те несколько минут, а не скончался в тот же миг, как дерево на него рухнуло.
Тело, одетое в монашеское облачение, положили перед алтарём. Вокруг курились сандаловые палочки. Все монахи сидели здесь же и бормотали, читая вслух тексты из священных книг. Одного лишь Сандо не допустили к телу. Как-то сразу братья решили, что в смерти настоятеля повинен молодой человек. Не надо было ему рассказывать, как он поскользнулся на щепках, а Хантаро его оттолкнул. Все отвернулись от бедного парня. Прибавьте к этому безмолвному бойкоту ещё и муки собственной совести и вы отчасти поймёте страдания Нариты. Промаявшись неделю, Сандо собрал мешок: положил туда варёной рыбы, сушёного мяса, рисового хлеба и покинул скит. Он отправился выполнять последнюю просьбу своего покровителя.
О тайне Хантаро парень не рассказал никому. Не даром ведь пожилой словоохотливый человек за все эти годы никому из них не намекнул и полслова. Значит, секрет стоил того, чтобы быть скрытым и далее. Никто из монахов ничего не спросил у Сандо, не вышел с ним попрощаться. Молодой человек постоял под деревьями, глядя на деревянные постройки, окружённые частоколом, на струйку дыма, курившуюся из печной трубы, на нахохлившуюся большую синицу, сидевшую на крыше, вздохнул тяжело и решительно повернул в глубь леса.
Автор не станет здесь описывать, как Сандо шагал по лесам, сидел у костра, размышляя о прошлом и будущем, а потом снова пробирался по глубокому снегу. этот путь он уже как-то проделывал вместе с Хантаро, но только в этот раз дорога растягивалась , казалась гораздо тяжельше, чем в тот, прошедший раз. Может быть потому, что рядом уже не было самого лучшего спутника - святого человека, Хантаро Исихара, а может и просто по случаю обильных снегопадов. Но, так или иначе, а парень нёс с собой реликвию в холщовом мешочке, который он повесил на грудь, на шнурочке, под дохой.
В течении нескольких дней он ползал по пещере Плача. Сквозь щели сюда задувал ветер и, действительно, казалось, что кто-то оплакивает здесь смерть старого настоятеля буддистского скита. Кто-то? Это у Сандо слёзы струились из глаз, когда он всё же нашёл плиту с письменами древних иероглифов, сделанных для того, чтобы отпугнуть злых духов, а в большей степени даже - злых людей. Сандо сунул в щель между полом и плитой палку, нажал на неё... Никакого толку. Тогда он опустился к лесу, выломал самый большой сук, какой только смог дотащить до пещеры, где с большим трудом он всё же приподнял плиту, просунув сук дальше. Там, в углублении, и хранилась шкатулка, завёрнутая в плотную ткань. Шкатулку он вернул на место и опустил аккуратно плиту. пусть плита продолжает хранить её...
Получив перстень, Сандо, как и обещал своему покровителю, направил свои стопы в Киото. Это сказать вот так легко - он направился... Две недели он пробирался по лесам и не замерзающим болотам, заходя временами в небольшие селения. Крестьяне, видя парня в монашеском облачении, давали ему поесть, пускали переночевать.
Вот только не всякий раз его встречали так уж доброжелательно. Весь измученный дальней дорогой и лишениями, добрался он до города Муроран. Теперь нужно было переправиться через пролив, отделяющий Хоккайдо от Хонсю. А затем? Можно не один месяц путешествовать по горам, лесам, дорогам острова. Сколько впереди его ждёт имперских чиновников и самураев, вылавливавших беглых крестьян? А разбойничьи шайки, которые не гнушаются одиноким путником? А лавины, засыпающие горные дороги?  Сколько ещё различного рода опасностей встретит путешественник, движущийся почти что по тысячевёрстной дороге. Есть, правда, ещё один путь - морской, но бедному послушнику нечем было заплатить за проезд. А кто возьмётся перевезти бедного монаха даром? Легче столкнуть его за борт, на потраву к акулам.
Сандо задумался. Обет, данный им перед смертью настоятелю, требовал конкретных действий. Он скинул тёплую поизносившуюся доху, стащил с себя монашескую жёлтую тогу и спрятал её в заплечный мешок. Монах Сандо теперь исчез, но снова появился молодой крестьянин Сандо Нарита. Он бродил в порту, поглядывая на большие и относительно маленькие корпуса морских судов, а если видел кого на борту, окликал и просил взять его с собой. Парень брался за любую работу, самую грязную и неблагодарную: стирать команде бельё, прислуживать, носить, таскать, помогать на кухне... Но капитаны или смеялись над ним, или гнали прочь с руганью. Кому нужен в море новичок, который наверняка свалится с ног в первый же шторм.
Самому Сандо скоро надоели эти глумливые насмешки и, когда матросы в очередной раз принялись смеяться над ним, схватил за грудки самого здоровенного из них, приподнял его над палубой и выкинул за борт. Команда моментально затихла, затаив дыхание от неожиданности. Сандо тем временем прислонился к борту, приготовившись защищаться, но неожиданно все вокруг засмеялись. Видимо, забияка- здоровяк крепко всем насолил. Он бултыхался в грязной воде, среди различного рода обломков и огрызков, какие постоянно плавают возле борта стоявших в гавани кораблей, и пытался вскарабкаться обратно по якорной цепи, но всякий раз соскальзывал и с шумом плюхался обратно. Когда над бортом показалась его сырая голова с обрывками водорослей, запутавшихся в волосах, все притихли, ожидая новой забавы. Здоровяк завыл и кинулся к парню. Сейчас последует жестокая расправа, на которую так горазды одичавшие в океанских просторах "морские волки".
Но его остановил сердитый крик сверху. На рубке, возле штурвала, стоял капитан. Он видел всю потасовку и ему приглянулся новичок. Здоровяк, сверкая в раздражении глазами, отошёл в сторону, а затем и вовсе исчез, пошёл заменить мокрую одежду на сухую.
Капитан окликнул Сандо сверху:
-- Кто такой? Почему шум поднял на борту моего корабля?
-- Я бывший крестьянин. Меня зовут Сандо Нарита. Наш хозяин умер, и мы разбрелись в разные стороны. Хочу попробовать себя в морском деле. Берусь выполнять любую дорогу только за порцию похлёбки. Я вам не буду в тягость. Мне надо добраться до Киото. Там у меня работает дядя у богатого человека. Он поможет мне найти работу и заплатить вам, если потребуется.
Сандо принял самую просительную позу, какую только смог изобразить. Капитан задумчиво смотрел на него, оценивая и размышляя. Видно было, что перед ним не слабак - вон как приподнял Танаку над палубой. И не из пугливых. Не бросился бежать, когда Танака влез обратно, на борт. К тому же согласен на любую работу. На разбойника, бегущего от правосудия, тоже не похож. Можно было взять его прислуживать на кухне, а там будет видно, куда повернётся дело.
-- Иди на кухню, будешь при ней. Слушайся повара. Если что, выкинем тебя за борт, пикнуть не успеешь. Вон, Танака выкинет, -- капитан указал пальцем в сторону кухни и удалился обратно, к штурвалу под мачтой, где он сидел, до появления Сандо на борту.
Сандо повеселел, поднял свой мешок и направился ко клетушке, откуда его давно уже манил приятнейший на свете запах. В небольшой кухоньке, набитой котлами, чашками, другой самой разной посудой, возле раскалённой плиты суетливо сновал коротышка, блестевший от пота, несмотря на царивший снаружи холод подходившей к концу зимы.
Китаец Джу Чи, повар на японском паруснике, готовил тушёного поросёнка. И, когда наступил ответственейший момент приготовления красного соуса чжау, открылась дверь и на кухню вошёл незнакомый парень. Джу Чи бросил на него мимолётный взгляд, боясь упустить момент закипания. Парень торчал столбом и оглядывался по сторонам с видом простолюдина, впервые очутившегося в ярмарочном балагане. Видать, при всей его непосредственности, он был ещё и сильно голоден, судя по тому, как раздувались его ноздри, поглощая ароматы, струящиеся от котлов. Джу Чи отодвинул жаровню в сторону и насыпал на блюдо горку риса.
-- Ты как сюда попал? -- задал наконец вопрос маленький китаец.
-- Капитан меня сюда послал, -- парень сдёрнул с головы шапку, показывая короткую причёску.
-- Что капитан сказал?
-- Что я буду работать на кухне, помогать тебе, -- парень сглатывал слюну, оглядываясь и "поедая" взглядом развешанные и разложенные по столам и полкам различные продукты и приправы. -- Меня зовут Сандо Нарита. Капитан взял меня до Киото.
-- Работать хорошо будешь - хорошо заживёшь.
Джу Чи положил новому помощнику полную чашку риса, облил сверху соусом чжау и отдал. Сандо торопливо схватил чашку, присел с ней в уголок и быстро опустошил, закидывая палочками большие комья риса в рот. Затем до самого вечера не вылезал из кухни. Чистил, мыл, скоблил, оттирал. Так же точно прошёл следующий день. Когда вся кухня засияла, и солнечные зайчики отражались от блестящей посуды, Сандо вышел из тесной каморки. Судно шло в открытом море. Конечно, это для сухопутного крестьянина оно было открытым. Для профессиональных мореходов это было и не море вовсе, а пролив Цугару, который, кстати, Нарита уже проходил, да ещё и на самодельном плоту. Но это было давно, чуть ли не в прошлой его жизни и некоторые подробности уже стёрлись из его памяти.
Справа по борту виднелись берега полуострова Симокита, а слева... слева был Тихий океан. Джонку поднимало и опускало на морской волне. Она двигалась довольно быстро, парус был наполнен в полной мере. Матросы дружно работали, подтягивая крепёжные концы, чтобы парус не болтался на ветру и не расшатывал тем мачты. Один из матросов громко стонал при каждом рывке. Вдруг он отпустил трос и повалился на палубу. Это был тот самый Танака. После пребывания в ледяной воде у него пробивало поясницу спазмами нестерпимой боли. И теперь эта боль, словно раскалённым буром, раз за разом пронизывала его.
Сандо подошёл к нему и помог встать на ноги. Сначала матрос попытался оттолкнуть парня, но попытка закончилась новой  вспышкой  боли, и он снова опустился на колени. Сандо не ушёл, он снова поднял матроса и, поддерживая его под руку, помог добраться до трюма, где в гамаках спали по ночам свободные члены экипажа.
Не в силах вскарабкаться в качающийся гамак, Танака упал на доски обшивки. Под этими досками журчала вода, обтекая днище парусника. Сандо прикоснулся к воспалённой пояснице лежащего матроса. Тот вздрогнул и ударил кулаком по доскам.
Парень удалился в каморку, где он ночевал вместе с китайцами. Там рядом с его гамаком, на крючке висел мешок с его личными вещами. В мешке, завёрнутый в кусок мягкой кожи, хранился комплект лечебных серебряных иголок. Его подарил Сандо настоятель, когда обратил внимание на любознательность послушника. Десятки раз Сандо был свидетелем лечения с помощью акупунктуры. Сандо самостоятельно несколько раз успел провести лечение подаренными ему иглами.
Теперь этот навык ему пригодился. Танака, с оханьями, скинул куртку, и Сандо приступил к делу. Обтерев насухо спину, он выискивал нужные точки, которые ему показал Хантаро, и тихонько ввинчивал туда длинные серебряные иголки. Один за другим в трюм- кубрик спускались матросы и наблюдали, как Танака превращается в дикобраза, ощетинившегося иглами. Он давно уже перестал стонать и смирно лежал, прислушиваясь ко своим ощущениям. Спина уже не казалась обсыпанной углями. Немного пощипывало в местах уколов, но и это скоро прошло. Немного погодя, когда Сандо закатал коробочку с магическими иглами обратно в кусок кожи, Танака уже поднимался, очень осторожно, с настила. Он несколько раз повернулся в разные стороны, с каждым разом всё смелее, и рот его разъехался до ушей. Иступляющая недавно боль ушла бесследно, как дым от костра.
Уже с новым интересом все в кубрике разглядывали новичка. Тот показал себя с другой стороны, необычной для бедного забитого крестьянина. Отношение к нему команды совершенно изменилось. Никто не посмеивался над Сандо, не подначивал его, незнакомого с шутками закоренелых мореходов.
Новоявленный матрос, только что отдраивший палубу, сидел и думал о своей прожитой жизнью. Сколько несправедливостей свалилось на его голову в этой жизни. Голодное детство, ранняя работа на помещика, слёзы родителей, когда приходилось отдавать почти что весь собранный ими урожай, затем, после их внезапной смерти от болезни, самостоятельная работа в поле, по колено в воде. Как-то раз, изведённый вечными придирками учётчика проделанной работы, он учинил с ним драку. Этого оказалось достаточно, чтобы его объявить бунтовщиком и запереть в сарае. Сандо ещё тогда ночью выломал доску в сарае и сбежал. Затем эти постоянные его  спутники  - скитания и унижения. До встречи со святым человеком - Хантаро Исихара, настоятелем крошечной буддистской общины. Это произошло как раз тогда, когда Сандо почти что добрался до края земли, где суровые зимы и таёжные леса готовы были принять его душу. Но Хантаро тогда вернул ему веру, что есть ещё на свете справедливость, что существует место, где можно жить спокойно, весело, с  удовольствием . Всё это он получил в буддистском ските, у подножия Асаки. И всё это рухнуло в одночасье. Притом, можно сказать, при участии самого Сандо. Если бы он тогда не поскользнулся, если бы настоятель не упал, если бы...
Он опустил голову. Сейчас он плывёт на парусном корабле по морю, чтобы выполнить последнюю волю отца и учителя - Хантаро. Надо передать реликвию - драгоценный перстень, его родственникам, живущим в большом городе Киото. В большом городе, где снуют тысячи и тысячи людей. Работают, любят и умирают. Где нет никому дела до одинокого сына бедных крестьян, положивших жизни на благо помещика. Знали бы они, что теперь сын их скитается по свету, терпит лишения и страдания.
Есть ли место на земле, где простой человек может трудиться себе на благо, чтобы не отбирали плоды его труда, чтобы быть уверенным в благоприятном завтрашнем дне? Тут он вспомнил рассказы настоятеля про далёкую страну, где крестьяне прогнали своего императора, где нет князей и помещиков. И захотелось ему вдруг, чтобы вот сейчас прямо джонка повернула в тот необыкновенный край. Но, вздохнул он, всё это не более, чем несбыточные мечты...
Капитан был доволен новоприобретённым матросом. Он быстро сумел ужиться с командой. Даже буян Танака уважал его. Чем он, интересно, сумел укротить его необузданный норов? Танака в своём прошлом был слугой самурая, а потом попал в переделку, в которой его хозяина убили, и слуга поклялся найти убийцу, шатался с этими намерениями по побережью, пока вконец не обнищал. Таким его и взяли на судно.
Наконец, джонка вошла в огромный порт Нагоя. Судно прошло мимо длинного ряда различного рода парусников, от больших океанских джонок, плавающих на Филиппины, Малайзию или Китай, до крошечных, по сравнению с ними, каботажных сампанов. Найдя свободное место и причала, парусник встал под разгрузку. Вместе со всеми Сандо включился в трудоёмкую работу. он сбился со счёта тех мешков, что протащил от трюма по доскам сходен к отдалённому складу. Назавтра ожидалась погрузка, то есть снова придётся таскать такие же мешки, ящики и корзины. Но это будет завтра, а пока они с Танакой и ещё двумя матросами пошли прогуляться по портовому городу..
Танака громко рассказывал про свою жизнь, когда он был слугой у самурая. С одной стороны - работа эта не очень-то тяжёлая - вычистить оружие, да сбегать за продуктами, чтобы приготовить какой-нибудь обед. Хозяин Танаки был довольно бедным, часто сидел дома и сочинял пятистишия- танка или рисовал картины тушью. За службу на сюзерена самурай получал специальный рисовый паёк- року. Часть риса самурай тут же обменивал на деньги у оптового торговца.
У самурая много денег уходило на краски, кисти, тушь, бумагу, поэтому он одевался довольно бедно, вот только оружие у него было самым дорогим. Довольно странно выглядело со стороны, когда он гулял возле реки, любовался зарождающейся луной в довольно потёртом кимоно с широкими рукавами. За пояс- хакан был заткнут богатый меч- катана в чеканенных ножнах. Некоторые даже посмеивались, уж слишком разителен был контраст между костюмом и мечом.
Как-то раз пьяные простолюдины принялись насмехаться над задумавшимся самураем. Он не сразу ответил на насмешки, заканчивая в уме строфы про вишню, цветущую при лунном свете, а пьяницы уже решили, что он их боится. Они бросили в него камнем и хохотали, довольные собственной смелостью и вседозволенностью, даже показывали на него пальцем. Тут самурай вспылил, выхватил меч и до пояса разрубил того, который посмел кинуть камень. Остальные тут же протрезвели и кинулись наутёк.
В Японии в те времена никого не удивляло, что самурай убивал на улице простолюдина. Кодекс самурая - Буси гласил: "Если лицо низшего сословия, такое, как горожанин или крестьянин будет виновно в оскорблении самурая речью или грубым поведением, его можно тут же зарубить". Что и было сделано.
Но люди те оказались служащими очень богатого человека, в богатстве своём решившего, что для него Буси - не указ, особенно если дело касается столь бедного человека, как хозяин Танаки. его стали всячески преследовать, изводить придирками, подначивать на улицах. На что он, конечно же, снова вспылил и выхватил богатый свой меч. На беду свою схватился он с опытным фехтовальщиком, и скоро его голова покатилась по улице, а обидчики скрылись, прихватив с собой богато изукрашенный меч, что выпал у убитого из руки. Из всего выше изложенного Танака решил, что против его хозяина совершён настоящий заговор, пытался найти убийц, но всё было бесполезно. А жаловаться на одного из самых богатых людей Киото было бесполезно.
-- Так это было в Киото? -- всплеснул руками Сандо, выслушав исповедь товарища.
-- Да. там проживал мой господин, и я сам долгие и лучшие годы провёл именно в Киото.
-- А как звали того богатого человека?
-- А зачем тебе нужно его проклятое имя?
-- Дело в том, что я имею поручение одного святого человека, его звали Хантаро.
-- Ну, и причём здесь я?
-- Он просил доставить послание одному своему родственнику в Киото.
-- Ну и что?
-- Он сказал, что его родственник очень богатый и пользуется в городе большим влиянием. Он должен вознаградить меня и взять к себе на работу.
-- А я-то тут причём?
-- Если он такой богатый и влиятельный, то я могу его попросить помочь тебе, наказать обидчика.
-- Это вряд ли, мой враг слишком опасный и влиятельный, чтобы с ним стал связываться хоть один человек в Киото.
-- Хантаро сказал, что за эту услугу его родственник будет мне  многим  обязан. Ты понимаешь меня?
-- Ну хорошо. Раз ты так настаиваешь. Моего врага, обидчика и убийцу моего хозяина зовут Ясухиро Исихара. Все деньги и товары города, так или иначе, проходят через него.
У Сандо закружилась голова и он пожелал присесть. они заглянули в портовую харчевню, где заказали кувшинчик рисовой водки- сакэ. Хозяин тут же притащил им кувшин с подогретой водкой и целую кучу ломтей хорошо пропечённого рыбного пирога.
-- Ну, -- с любопытством вопросили приятели у Сандо. -- Что же ты замолчал?
-- Я думаю, -- ответил им парень, -- что же мне делать дальше. Расскажи-ка, Танака, что ты ещё знаешь о Ясухиро?
-- О, я немало успел узнать об этом человеке, пока меня не стали гнать отовсюду. Он самый богатый, как я уже говорил, житель города. Многим он даёт в долг деньги под большие проценты. А для князей- даймё никаких процентов нет, а то и вообще про долги "забывают". Оттого-то он и творит, что захочет. Деньги эти все он нажил за счёт ростовщичества, а также когда он покупал у самураев року риса, а перепродавал его втридорога голодным и нуждающимся. У него целая армия слуг и прихлебателей, которые выполняют все его желания и прихоти. А кто посмеет пойти поперёк его воли... Судьба моего хозяина могла бы послужить примером.
-- А как же самурайский кодекс? Нужно было всё рассказать вашему сюзерену, а он с отрядом подчинённых ему самураев навёл бы тут порядок.
-- Ты думаешь, я не пробовал? Да кто поверит слуге бедного воина, да к тому же ещё и мёртвого? Официальное расследование решило, что на него напали разбойники. А тех так и не нашли. Да и не найдут никогда!
В сердцах Танака ударил кулаком по столу. Противень с кусками пирога подпрыгнул и чуть не упал на пол. Сандо еле успел подхватить кувшин с водкой. Они разлили остатки в глиняные стаканчики и выпили.
-- Сандо, друг мой, ты обещал, что поможешь мне. Так ли это? И каким способом ты собираешься сделать это?
-- Знаешь, Танака, я теперь не знаю, что и делать.
-- А что такое? Или твой знакомый не захочет связываться с проклятым семейством Исихара? Я ведь тебе с самого начала это говорил.
-- Нет, тут дело в другом...
-- А в чём же ещё может быть?
-- Да подожди ты перебивать.  Я же тебя до конца выслушал. теперь и ты меня послушай. Всю жизнь я маялся, а когда встретил по настоящему хорошего человека, великого в своей доброте, он умер, и можно сказать - с моей помощью, точнее - из-за меня. Я тебе про него уже рассказывал. Звали его Хантаро. Хантаро из семейства Исихара. Святой человек. И он попросил меня доставить одну вещь, реликвию семейства Исихара.
-- Неужто Ясухиро?
-- Ему. Если верить Хантаро, а я не могу ему не верить, то для их семейства вещь эта необыкновенной ценности, и настоятель являлся её хранителем. Всю свою жизнь провёл он в окружении лесов и гор Хоккайдо, оберегая ту вещь от глаз людских.
-- Что же это за сокровище такое?
-- Перстень с необыкновенным камнем.
-- И ты отдашь его этому негодяю Ясухиро?
Сандо опустил голову. Взял в руки чашку, но она оказалось пустой. На столе уже стояло несколько пустых глиняных пузатых кувшинов из-под сакэ. Оба их товарища спали, опустив головы на стол. Зал харчевни был почти пуст и на них никто не обращал внимания.
-- Я не знаю, Танака, что и делать. С одной стороны, я обещал перед смертью человеку, равного которому не знаю, а с другой стороны, Хантаро говорил, что эта вещь сделает злого человека гением зла, а доброго - совершенством добродетели.. Стоит ли возвращать кольцо Исихара, ведь они растеряли доброту в делах торговли, а торгашеской алчности. Хантаро долгие годы не встречался со своими родственниками. Знал ли он, какими они стали? Как бы он поступил сам на моём месте?
-- Если они получат твой перстень, то кто знает, что из этого получится.
-- Я думаю про то же самое.
Тут оба товарища заметили, что возле их столика стоит бродяга. Длинные спутанные волосы закрывали его лицо. Рубище, в которое он был одет, едва прикрывало его наготу. Увидев, что матросы обратили на него внимание, бродяга выставил вперёд руку и заканючил.
-- Подайте бедному человеку. Ноги уже не держат меня от голода. Я не ел несколько дней. Пара кусков хлеба спасут меня от голодной смерти.
Друзья сунули ему всё, что ещё оставалось на их столе. Бродяга тут же исчез, схватив свёрток. Интересно, как долго он стоял поблизости и слушал их разговор, ведь ни один из матросов так и не вспомнил, когда и откуда бродяга появился. Должно быть, винные пары уже совсем сильно затуманили их головы.
Сандо и Танака растолкали своих уснувших товарищей и, всей гурьбой, держась друг за дружку, они отправились на свой парусник. За эту ночь на улицы города намело немало снега. Днём, конечно же, всё это растает и превратится в грязь. Весна всё больше напоминала о своём скором появлении. Но, пока что, ноги скользили по камням булыжной мостовой, пытаясь зацепиться за любую неровность. Впрочем, скорей всего здесь было намешано слишком много алкоголя... Несмотря на все неровности дороги, друзья благополучно взошли на борт, вымазавшись в грязи самую минимальную малость, а через несколько минут уже мирно похрапывали, всяк в своём гамаке.
Вот тогда тз тьмы выступил бродяга, которому они недавно милостиво позволили унести шикарные остатки рыбного пирога. Но он давно уже избавился от свёртка, а теперь внимательно вглядывался в парусник, запоминая каждую деталь, какую только можно разглядеть ночью, при свете корабельных фонарей. Лишь после этого он снова растворился в ночи.
Глава клана акудза в славном городе Нагоя сидел за чайным столиком. поглядывал на танцующую гейшу и пил подогретую рисовую водку. Гейша ловко переступала крошечными ножками по яркому восточному ковру и строила Томито глазки. Тот возжелающе поглядывал на контуры тела, умело скрытого под несколькими кимоно тончайшего китайского шёлка. Огромный бант, повязанный на широком поясе и напоминающий собой огромную сладострастную бабочку, эротично колыхался, когда гейша покачивала бёдрами. Оно призывно поглядывала на Томито, кокетливо прикрываясь белоснежным веером из костяных пластинок. Главный акудза Нагоя всё больше и больше возбуждался, доходя до нужной  кондиции. Проклятье, но именно в этот момент к нему подошёл человек и шепнул на ухо. Томито злобно отмахнулся, не спуская глаз с гейши, но человек зашептал снова.
Акудза встал и удалился из комнаты. Сейчас же прекратили играть лютня и флейты. Гейша разочарованно остановилась, прекратив танец.
-- Стеклянный глаз доложил это только что.
-- Где он услышал разговор?
-- В портовом кабачке. Хозяин выплатил ему еженедельную дань, но Стеклянный Глаз услышал вдруг слово "Исихара" и задержался там. Двое матросов из компании забулдыг рассказывали друг другу интереснейшие вещи. Из их разговора он понял, что в руки одного из них попала ценная реликвия, за которую Исихара отдадут, якобы, что угодно. Оба собеседника были предельно пьяны, но, увидав стеклянного глаза, закончили разговор и удалились на своё судно.
-- Проследил ли он за ними?
-- Конечно. Это же Стеклянный Глаз. Хоть он и одноглазый, но видит за двоих. Матросы поднялись на каботажный парусник, следующий из Мурорана в Кобе. Здесь они разгрузились, завтра загрузятся снова и отправятся дальше. Вполне вероятно, всё это не более, чем треп двух портовых забулдыг.
Нет. Похоже, что нам попалось то  зерно , с которого могут взойти богатейшие всходы. Я это чувствую, не будь я ойябуном. Завтра капитан этого судна получит выгодный фрахт. Доставить срочный груз на остров Осима, что находился в заливе Исеноуми.
На следующий день капитан джонки вернулся на борт в приподнятом настроении. К нему в городе подошёл незнакомый человек и предложил за большое вознаграждение перевезти саркофаг с умершим родственником на остров Осима, где находился родовой склеп в их семейной усадьбе. Капитан было думал отказать, но незнакомец существенно увеличил плату за срочность и они тут же "ударили по рукам".
Действительно, он не заставил себя ждать, и скоро в порту появилась короткая процессия из прачных людей в траурном облачении. Они с трудом подняли массивный каменный ящик, отклонив предложение капитана помочь крепкими людьми. и в самом деле, слуги, сопровождавшие выгодного клиента и сами были, как на подбор. Должно быть, мелькнула у капитана мысль, этот человек много путешествует и нуждается в сопровождении вышколенной прислуги, умеющей постоять за себя. Ящик погрузили в трюм, а слуги заняли места поодаль и большую часть пути не отходили от ящика.
-- Почему мы до сих пор ещё стоим?
Наниматель парусника, заплативший столь щедрую плату за пустяковую, в общем-то работу, имел право задать свой вопрос, если не забывать, что она была увеличена именно за скорость доставки. Он и вопрошал, хмуро разглядывая капитана сквозь длинные пряди волос, закрывающие часть лица, видимо для того, чтобы скрыть уродующий его шрам. Искоркой отразилось солнце от стеклянного шарика, вставленного в пустую глазницу.
-- Да куда-то запропастились два матроса, -- нехотя, сквозь зубы ответил капитан и, словно чувствуя ничтожность своих оправданий, повернулся к замершей команде и повелительно махнул им рукой.
-- Отчаливай!
Отчасти капитану было жаль терять вот так просто своих людей, далеко не самых худших людей, но клиент показал, что торопится и капитан сделал свой выбор. В конце концов, в Кобе он найдёт им достойную замену, а часть платы он решил оставить себе, как компенсацию за моральные унижения. Он не привык оправдывать свои действия или бездействия перед кем бы то ни было.
К вечеру судно подошло к побережью Осимы. К тому времени клиент успокоился, даже повеселел и проявил чрезвычайное любопытство ко всему, связанному с морскими переходами. Он облазил парусник вдоль и поперёк, нашёл время поговорить с каждым из матросов, шутил и совал им всякие безделицы в подарок, чем ушлые мореходы и воспользовались в полной мере. Не в пример своему хозяину, спутники его держались хмуро и отчуждённо. Они не отходили от своего массивного ящика, который им предстояло в скором времени выгружать. Видимо, это обстоятельство и мешало им предаваться маленьким жизненным радостям. А может, здесь сыграла свою роль бортовая и килевая качка, к которым столь чувствителен организм сухопутных людей. Во всяком случае, матросы посматривали на них чуть свысока и не пытались начать общение.
Всей кучей слуги подняли ящик и потащили его к борту, а потом - на берег. Кое-кто из матросов, запомнив доброе обращение гостя, пытался по собственному наитию подставить крепкое плечо, но мрачные слуги доброхотов почти что грубо и бесцеремонно отодвинули и потащили ящик сами. Заметно помрачневший "родственник" что-то пробормотал нечленораздельное капитану на прощание и удалился, по-видимому готовясь к церемонии будущего погребения покойного. Капитан поморщился и приказал немедленно отчаливать. Дорогу он уже окупил, но хотелось бы попутно ещё что подхватить...
Через несколько часов, когда паруса джонки исчезли за горизонтом, к берегу подгребла большая шлюпка с ватагой лихих молодцов. Из середины, прямо в воду, прыгнул их предводитель.
-- Ну, Стеклянный Глаз, узнал ты своих знакомых?
-- Получился казус, ойябун. Те два матроса, про которых я рассказывал, накануне сбежали с парусника. Я разговаривал со многими их товарищами. По их ответам я понял, что утром они о чём-то друг с другом договаривались, а перед нашим появлением исчезли, прихватив личные вещи.
-- И куда они исчезли?
-- Один слышал слово "Шанхай", но относилось ли оно к теме разговора, неизвестно.
Томито покраснел от злости. Вещь, за которую Исихара отдадут "что угодно", уплывала из рук. Необходимо было срочно возвращаться в порт Нагоя и проследить, чтобы ни одно судно, следующее в Шанхай, не ушло не проверенным людьми акудзы.
У каменного ящика отвалили плиту, закрывающую внутренность и выгрузили оттуда целую кучу мушкетов, пик, мечей и топоров. Затем вся эта лихая братия уселась в объёмистую шлюпку и направилась в сторону побережья Хонсю. Томито размышлял, вдыхая ароматы, несомые солёным морским ветром. Если получится задуманное, Исихара придётся поделиться кое-чем. А вдруг это... Ойябун похолодел и оглянулся, как бы проверяясь, не читает ли кто его мысли? Сообщники его налегали всем весом на вёсла, рывками проталкивая лодку всё ближе и ближе к далёкому пока ещё берегу.
А вдруг это то самое, за чем долгие годы охотился клан ниндзя "Акуза-рю" - Камень Бодхидхармы, который привёз его из Индии то ли сначала в Китай, то ли сразу в Японию, чтобы передать его в божественные руки императора? Было это несколько веков назад. Тогда за обладание камнем проходила битва за битвой. Свою руку хотел  наложить  на него не только император, но и новоявленный верховный военный вождь - сёгун, а также различного рода религиозные общины и тайные кланы. Камень часто тогда переходил из рук в руки, нигде подолгу не задерживаясь, но потом внезапно исчез, как в воду канул. Негласно несколько сторон прочёсывало всю страну вдоль и поперёк. Но всё было бесполезно. Постепенно все поиски почти что сошли на нет, а история камня начала перевоплощение в легенду, но сто лет назад всё  всколыхнулось. Оказалось, что всё это время Камень был в руках семейства Исихара, получившей при его помощи богатство и силу. Но видимо Будда распростёр над ними своё невидимое покровительство и охранял, потому как задуманная досконально операция  изъятия провалилась и Камень снова исчез буквально из-под носа новых претендентов.
И вот сейчас, возможно, Камень снова появился в поле деятельности акудза. В прошлый раз он сгинул из-за соперничества клана ниндзя "Акуза-рю" и вышедшей из его недр, а потом и контроля новой организации - акудза. Сейчас люди клана почти не появляются в Японии. Они ведут непостижимую тайную жизнь в горной долине страны Тэбэксан. И хорошо делают, что не появляются здесь. Акудза за последние десятилетия  окрепла и расширила зоны своего влияния во всех крупных японских городах. Если Камень окажется у него в руках, то можно будет собрать общий совет ойябунов, где у Томито будет  весомый  шанс стать главным ойябуном Японии.
У Томито захватило дух от видимых перспектив. Но, пока что, афишировать этого дела было никак нельзя. Он решил поручить проведение всей операции Стеклянному Глазу.. Во-первых. он знал обоих матросов в лицо, во-вторых, сообразительность его и быстрота реакции увеличивали шанс успешного завершения миссии, а в-третьих, нужно было убрать его на время из Нагоя, чтобы не проболтался про Камень. Таким образом, Томито убивал сразу несколько зайцев.
Стеклянный Глаз принял задание с удовольствием. Уж очень сильно было разочарование Томито, когда обнаружилась пропажа обоих матросов. Если бы их обнаружили на борту парусника, то тогда был бы вскрыт тот громоздкий ящик, что с большим трудом погрузили на борт. Люди Стеклянного Глаза, вооружившись, в мгновении ока захватили бы корабль... Потом пропажу корабля списали бы на пиратов, которые появлялись здесь, время от времени, со стороны бесчисленных островов, лежавших южнее Индокитая.
Единственным напоминанием о той неудачливой операции остался пустой каменный ящик, наполовину ушедший в береговой песок. Сандо и Танака, сбежавшие с джонки, сами того не ведая, своим поступком спасли жизнь не только себе, но и всей остальной команде каботажного парусника.
А сами беглецы тем временем смотрели на уходящие берега родной земли. Путь их лежал в Шанхай. Им повезло затаиться на стоящем поблизости грузовом паруснике. Лёжа рядом с Сандо под сеткой, удерживающей спасательную лодку, Танака попросил друга рассказать ещё раз про необыкновенное государство, лежащее на другом конце света, где крестьяне получили свободу и работают теперь не на жадных помещиков, а на себя, на свои семьи, где дети уже не плачут ночью от голода, где не кичатся богатством, а люди радуются друг другу и завтрашнему дню.
Когда Сандо в первый раз пересказал ему рассказ Хантаро о Франции, Танака ему по первости не поверил, а когда приятель заверил его, что всё это не выдумки, а самая чистая правда, весь загорелся и предложил махнуть в заманчивое  далёко. Сандо задумался, а потом решился. Итак, решение принято, реликвию он передаст не разъевшимся Исихара, не достойных больше владеть чудесным перстнем, а тем людям, которые борются за свою и чужую свободу, давая тем надежду и другим народам о светлом и счастливом будущем. С мыслью об этом они и проникли на чужое судно. Танака. только жалел, что задал кое-кому лишние вопросы, не бывал ли он в Шанхае? Но потом успокоился: навряд ли кто свяжет их побег с теми расспросами.
На следующий день они вылезли из своего укромного местечка и смешались с пассажирами, вышедшими из кают подышать свежим воздухом и позабавиться видом охотившихся за рыбой чаек. Запаса продуктов у наших друзей, как уже догадался Читатель, не оказалось, поэтому скоро прошлось идти "сдаваться". Они спустились в кубрик, к матросам, а те уже привели их к капитану. Сандо и Танака рассказали, как отстали от своего корабля в Нагоя, как, совершенно случайно, узнали, что это судно тоже идёт в Шанхай и тайком проникли на его борт, чтобы таким образом догнать своих товарищей.
Капитан слушал их болтовню и разглядывал их бесстыжие рожи. Дорваться до берега, нажраться водки в первой же попавшейся харчевне и пуститься во все тяжкие - по бабам да портовым питейным. Пока не пропьют последний грош. только после этого они вспоминают "про своих товарищей" и ползут в порт. И что там их ждёт? Да ничего и никто их там уже не ждёт. Судно давно уже в пути и два идиота начинают ворочать мозгами, отупевшими от пьянства, в попытке как-то выпутаться из тупика, в который сами же и залезли.
Так думал капитан, разглядывая их сверху вниз и наоборот. Один из этой пары бездельников был ничего себе, лицом на пропойцу не похожий, и тело крепкое, плечи налитые, чувствуется в нём природная сила. Второй - толстые губы, маленькие глазки под большими мохнатыми бровями, волосы затянуты назад в хвост, как это делают бывалые, просоленные мореходы. Этот больше похож на настоящего моряка. Ишь, как на палубе стоит, хотя волна уже изрядно парусник качает. Ладно, посмотрим, как будут себя вести. Сегодня у него хорошее настроение.
-- Перевозку отработаете, -- наконец процедил капитан сквозь зубы и отвернулся. Танака с шумом выдохнул воздух. Он уже настроился на худший вариант. Помощник капитана тут же нашёл им работу и они рьяно взялись за дело, всеми силами демонстрируя рвение и завидную работоспособность.

+ + +

Стеклянный Глаз всё утро  обдумывал, как бы провернуть дела таким образом, чтобы они сработали с максимальной для него пользой. Он не подозревал, что в это же время то же самое делает и ойябун.
Стеклянный Глаз устроился на носу самого быстроходного парусника, какой только смогли раздобыть в Нагая, и рассуждал. В голове его постепенно  выкристаллизировался  грандиозный план, который должен был поднять негодяя на самую верхушку жизненной пирамиды.
"Что я имею, -- рассуждал акудза. -- Я работаю на самого опасного человека в Нагая, каждый день хожу по лезвию меча и малейшая ошибка может стоить мне жизни. Сегодня я собираю дань с хозяев кабаков и мылен, завтра расправляюсь с недовольным, а что будет послезавтра? Через месяц? Через год? Смерть от меча более сильного противника? А если нарвусь на отряд самураев? А если сам Томито заподозрит меня в чём-то? Бокал отравленного сакэ и - Стеклянный Глаз закатится навеки. -- Он сам мысленно усмехнулся своей шутке и продолжал размышлять. -- А что я могу иметь? Да что угодно и уже ничем не рискуя. тем более, что Ясухиро Исихара мне кое-чем обязан. Надо напомнить ему одну старую историю.
Стеклянный Глаз как бы заново всё это пережил, ведь память о той встрече осталась на всю жизнь. У Ясухиро Исихара, тогда молодого ещё, горячего человека, наследника крупнейшего торгового дома, простой самурай, несущий службу по охране города, зарубил слугу. Слуга, надо признать, был так себе: пьяница, да и на руку нечист, но он принадлежал сему почтеннейшему семейству и оставлять этого молодой Исихара не желал. Он обратился к даймё- сюзерену самурая, но тот, выслушав от самого героя все обстоятельства дела, только развёл руками, ведь дело коснулось Буси- самурайского кодекса, который чтут даже сёгуны и который является основой устоев государства. Тогда Ясухиро подступился к проблеме с другой стороны. Теперь его слуги подпаивали разных негодяев, а те подсмеивались и подшучивали над бедным самураем. С безопасного расстояния, само собой. И, когда тот дошёл до предела, за дело взялись несколько головорезов, с главарём которых договорился лично молодой Исихара. Когда бедный самурай выхватил меч, в ответ на замечание в адрес излишне поношенного кимоно, вся шайка тоже ощетинилась мечами и кинулась на него. Отбиться сразу от нескольких нападающих самурай не смог и скоро пал с отрубленной головой. Вся шайка тоже немало пострадала. Кто баюкал раненую руку, кто шёл, припадая на повреждённую ногу, оставляя за собой пятна крови на мостовой, царапинам вообще счёта не было, а главарь и вовсе лишился глаза. Так как это он отрубил голову противника, то и забрал с поля боя главный трофей - богато разукрашенный меч, настоящее сокровище редкой ручной работы. Меч этот он отдал Ясухиро, так как не решился продать такую редкую и заметную вещь, а Ясухиро помог ему за оказанную  услугу  перебраться в Нагая, да ещё одарил изрядной суммой, золотыми монетами. Убийца часть тех денег пропил, а на остальные заказал себе у огранщика стеклянный шарик, который вставлял в пустую глазницу. Когда деньги кончились, он снова начал заниматься лихими делами и скоро попал в подручные к самому Томито, который и прозвал его Стеклянным Глазом.
Эту историю он и решил напомнить повзрослевшему Ясухиро. До того, как судно подошло к Киото, Стеклянный Глаз продумал весь дальнейший ход событий. как ему казалось, до мелочей.

+ + +

К отдыхавшему после шумных дневных дел Ясухиро подошёл слуга и сообщил, что возле ворот стоит человек подозрительной наружности и просит позвать хозяина дома.
-- Гони его прочь, а если будет упрямиться, то спусти на него собак, пусть они развлекутся.
-- Господин, он упоминал имя Хантаро.
-- Хантаро?
Ясухиро задумался. Про своего дальнего родственника, посвятившего всю свою жизнь делу  сохранения семейной реликвии, в семье не распространялись. Частью ради тайны, а частью из-за слишком уж показного, по мнению семейства, благочестия. Хантаро не требовал для себя доли денежных средств, жил трудом своим, ни в малейшей степени не зависел от них и ничего никогда не просил. Почему? Этого они никак не могли понять.
Про Хантаро знали, кроме самого Ясухиро и его брата Токусукэ, живущего в Нагоя, только несколько самых преданных слуг, переправлявших послания на Хоккайдо и обратно, разными окольными путями. Поэтому, услышав, что незнакомый человек ссылается на Хантаро, Ясухиро удивился и встревожился.
-- Проводи его в мою комнату и посмотри, чтобы в этой части дома никого не было. Совсем никого!
Стеклянный Глаз прошёл в центр комнаты и остановился напротив развалившегося в непринуждённой позе хозяина. Тот, желая показать своё спокойствие, держал во рту мундштук османского кальяна и втягивал в себя дурманящий дым, прошедший сквозь воду в колбе. Дым помогал ему расслабиться после напряжённого дня. Стеклянный Глаз откинул пряди волос с лица и уставился прямо в глаза Ясухиро. У того выпал мундштук изо рта.
-- Ты?! Сколько лет прошло... Банкир непроизвольно отодвинулся от убийцы подальше и тот это отметил про себя.
-- Лет прошло немало, но, как я вижу, ты не забыл меня.
-- Конечно. Но я тебе заплатил тогда сполна.
Стеклянный Глаз усмехнулся в ответ, глядя на растерянное лицо финансового магната. Но тот быстро взял себя в руки.
-- Ты упоминал сейчас имя Хантаро. Откуда ты его слышал?
-- От одного человека.
-- А почему ты пришёл ко мне?
-- Он называл и фамилию - Исихара. Это твой родственник.
-- А что ещё говорил этот человек?
-- Этот человек, -- Стеклянный Глаз сделал многозначительную паузу и опустился рядом с хозяином, расположившись непринуждённо, как у себя дома, если можно предположить наличие столь роскошной комнаты у проходимца. -- Этот человек рассказывал о реликвии семьи Исихара.
-- Какой реликвии? -- приподнялся хозяин, не пытаясь оспорить излишней бесцеремонности гостя.
-- Это некий камень, величайшей ценности и, наверное, не только для членов уважаемой семьи Исихара.
-- Что ты ещё знаешь обо всём  этом?
Хозяин заметно встревожился и напрягся, но его собеседник только оскалил зубы в широкой улыбке. Он принялся с любопытством оглядываться по сторонам, не обращая никакого внимания на рассерженный вид финансиста.
Комната была богато и пышно убрана. Сразу было видно, что место обиталища по настоящему богатого человека. Здесь и обилие цветастых ковров, коих в Японии почти не встречалось, большая китайская лежанка, к которой был пристроен лаковый поднос с горой разнообразнейших фруктов, сложное сооружение турецкого кальяна с мундштуком, связанным резиновой трубкой с ёмкостью, заполненной водой. А также обилие картин на тонкой шёлковой ткани.
-- Отвечай!, -- почти что взревел банкир, сжимая кулаки. -- Отвечай, не то крикну стражу.
-- Кричи, громче кричи, -- внезапно повернулся к нему Стеклянный Глаз. -- Давай сюда стражу. Кстати, куда ты дел тот меч, что я снял с трупа убитого по твоему поручению самурая?
-- Он здесь, -- машинально ответил на вопрос Ясухиро, а потом опомнился и заорал на бандита.
-- Спокойно, или ничего не узнаешь про камень, -- сбил его с толку злодей.
-- Где он?
-- Он у того человека, который рассказывал про Хантаро.
-- Где этот человек? -- почти хрипел Ясухиро, сжимая и разжимая от бешенства кулаки.
-- А вот тут-то я тебе и нужен, Исихара. Здесь без меня тебе не обойтись. Только я знаю, куда делся человек, укравший у Хантаро камень.
-- Что ты хочешь получить?
-- Хм-м... Тут надо хорошенько подумать. Я оказываю тебе важную услугу уже второй раз. придётся опять рисковать своей шкурой. Я не хочу мелочиться, как в прошлый раз.
-- Хорошо, получишь столько, сколько сможешь унести. Когда привезёшь камень, естественно.
Похоже, банкир начал приходить в себя от неожиданности. В денежных делах он чувствовал себя, как рыба в воде.
-- Для того, чтобы найти того человека, нужны деньги. Он покинул пределы Японии.
-- Куда он скрылся?
-- Только я знаю это. Не забывай.
-- Откуда я знаю, что ты меня не обманываешь?
-- А откуда я узнал про камень, про семейную реликвию? От Хантаро?
-- Нет. Он будет молчать и на пороге смерти.
-- Вот видишь. А я, между тем, про многое уже знаю и разговариваю здесь с тобой, пока незнакомец всё дальше удаляется от берегов Японии. С каждым днём, с каждым часом, с каждой...
-- Ладно, ты получишь столько, сколько сам скажешь. И, в придачу, я дам тебе двух своих людей. Они помогут в этом деле.
-- Нет уж, я справлюсь сам, со своими людьми, как в прошлый раз, только вместо меча привезу тебе камень. Взамен на награду.
-- Можешь взять и этот меч с собой. Чтобы он не напоминал мне о той давешней сделке.

+ + +

Стеклянный Глаз прошёлся вдоль борта курьерского парусника. Действительно, ход у него гораздо лучше, чем у плоскодонных грузовых посудин. Настроение у него было великолепное, и он дерзко подставлял лицо встречному ветру. Лохмы длинных чёрных волос развевались, открывая взору изборождённое складками глубоких морщин лицо, выдубленное ветром.. Левую щеку пересекала багровая борозда застарелого шрама и терялась в волосах, прочертив лоб. По причине столь заметного шрама и закрывал лицо бандит. Но сейчас опасаться ему было некого. все враги его остались далеко позади. На борту парусника были его люди. Правда, Ясухиро настоял на том, что один его человек всё же поднимется на бот парусника. Что ж, если ему не жалко своих людей...
Всё-таки он не дурак, далеко не дурак. так удачно повернуть дело на пользу себе. Отличным быстроходным парусником его обеспечил Томито, равно как и различного рода припасом. Огромную сумму на поимку беглецов выделил Ясухиро, пообещав заплатить ещё больше, гораздо больше. Пусть обещает. В собственных мыслях Стеклянный Глаз подсчитывал барыши. Занятие очень даже приятное, хочется повторять его снова и снова.
Когда камень будет у него в руках, хитрец ещё подумает, кому его отдать - можно отвезти его в Нагая и тогда Томито, как обещал, сделает его своей правой рукой, то есть вторым, после него, человеком в сообществе акудза центральной части империи, а в перспективе и до первого лица расстояние не так уж и велико. Другой вариант - камень получит Ясухиро. В этом случае он заберёт изрядную долю богатств Исихара и проведёт остаток жизни в роскоши и излишествах, от предвкушения которых уже сейчас захватывало дух. А ведь возможен ещё и третий вариант, пожалуй, самый хлопотный - оставить камень себе, ведь если за ним гоняется столько народа, если обещают за него такие богатства, значит, он всего этого стоит. Нужно только узнать, чем этот камень так ценен. А у кого узнать? Ясно же - у того, кто сейчас им владеет. Ведь сделал же он ноги в Нагая, значит, уверен, что сам воспользуется плодами реликвии.
Стеклянный Глаз потёр от радости руки. Над морской гладью всё выше стояло солнце. скоро наступит полуденное весеннее тепло, а пока что приятный лёгкий бриз обвевает судно, идущее вдоль извилистого берега острова Кюсю. Ещё самое большее - неделя пути и они войдут в Шанхай. Курьерский парусник легко обгонит тяжёлый грузовоз с беглецами и Стеклянный Глаз успеет поразвлечься в этом крупном азиатском городе, ожидая их. У него имеются рекомендательные письма к представителям торгового дома Исихара в Шанхае, где он представлен, как богатый самурай со свитою, прибывший в китайский торговый порт с важной миссией, задевающей помимо прочего ещё и торгово- финансовые интересы Исихара в империи Цин. Когда же появятся беглецы, он объявит их беглыми преступниками, совершившими многочисленные убийства в Японии. Затем препроводит их в снятый заранее домик где-нибудь на отшибе и там будет пытать, пока они всё не расскажут. А они расскажут обязательно, уж себя-то он знал хорошо.
Так думал сын нищего и портовой шлюхи, всю жизнь прозябавших в трущобах Киото. Там, на задворках жизни, они и умерли, а вот сын их вознамерился вступить на дорогу, обещавшую счастье и благополучие в полной мере. И никто не посмеет встать у него на пути к этой цели.
  Шанхай поразил акудза, ещё когда они входили в устье Хуаенту, являвшейся частью дельты великой Янцзы. Шанхай сами китайцы именуют по этой причине "Головой дракона", то есть "дракон" есть огромный континентальный Китай. Когда-то из крохотной рыболовецкой деревушки Хуту вырос огромный порт и примыкавший к нему город, богатевший не только за счёт развитой собственной текстильной промышленности, но и массивного освоения продукции  заморской. Здесь встречались корветы и фрегаты недавних противников - молодых Североамериканских Соединённых Штатов и владычицы морей Великобритании, заходили крейсера России и Испании, а также голландские и португальские купцы, турецкие и индийские суда. Глаза разбегались от многообразия товаров, сгружаемых и загружаемых в порту. Всё перекрывал многоголосый гомон толпы, живущей в буквальном смысле слова в этом крупнейшем порту Азии. Все и каждый старались провернуть своё дело с максимальной выгодой для себя, что-то доказывали, кому-то грозили, с кем-то торговались. Торговля и внутренняя жизнь порта кипела, подобно воде в котле, перемещая горы товаров из одних складов в другие.
Пользуясь глубоководной системой реки Хуанпу, Шанхай расположился в стратегически выгодном отдалении от побережья восточно- Китайского моря на расстоянии почти что 100 ли (50 км). На левом берегу Хуанпу и её притока - реки Усунзян, которая обещала в будущем превратиться в рукотворный канал, находился Наньдао, или Южный город, та историческая часть города, что родилась из рыболовецкой деревушки. В Наньдао проживают все местные купцы, крупные чиновники и большая часть местного населения. Здесь можно полюбоваться на храм Чэнхуанмяо. или храм Городских Богов, а также красивейший храмовый комплекс Лунхуа со знаменитой пятиярусной восьмигранной пагодой, где можно видеть церемониальную службу буддистских монахов. А если вы устали бродить по насыщенным различного рода магазинчиками, то можно направить свои стопы в Сад Юйюань, то есть "Сад Удовольствий", занимающий обширную зону с искусственными озёрами, населёнными декоративными породами рыб, а также облагороженными островками и насыпными холмами с удобными беседками и павильонами, где продают прохладительные напитки и сладости. На противоположном берегу, в сторону района Пудун начали выстраивать первые строения нового города, где будут выстроены новые текстильные заводы, а также пакгаузы европейских торговых компаний. Там же находилась крупная иезуитская миссия с католическим приором. В будущем эта часть города обещала стать главной, оставив далеко позади её историческую часть - Наньдао.
Стеклянный Глаз даже растерялся в те, первые мгновения. Как же в такой вавилонской суете совершить свою миссию, да ещё без малейшей ошибки, которая может стоить ему жизни. Он заметил, что человек, приданный ему Ясухиро Исихара, по прибытии в Шанхай подозвал лодочника, и первый исчез в портовой толпе. Пока Стеклянный Глаз пытался столковаться с китайскими таможенниками, нахальными сверх всякого приличия, с берега вернулся представитель Ясухиро, и уже не один, а в сопровождении нескольких людей. Они тут же вступили в переговоры с чиновниками, завёрнутыми в длинные халаты, и те сразу, как по волшебству, изменились, сложив перед собой ладони, а затем быстро удалились, поклонившись на прощание.
Человек Ясухиро привёл представителей торгового дома Исихара, которые пользовались большим уважением в деловом мире Шанхая из-за торговых размахов заключаемых сделок, а также свободными средствами на подкуп местного чиновничества.
-- Для тебя и твоей команды компания сняла дом. Можете сойти на берег и отдохнуть. Наш человек, -- стоявший рядом доверенный Ясухиро молча поклонился, -- доставил бумаги, подтверждающие твои особые полномочия в важном деле, касающемся благополучия компании Исихара, -- Представитель Исихара в Шанхае окинул невозмутимого Стеклянного Глаза долгим подозрительным взглядом. -- В бумагах не объясняется существо дела, только подчёркивается важность миссии.
-- Я лично отвечаю за всё и, по окончании всей затеи, отчитаюсь перед самим господином Ясухиро.
-- Мы получили указание от хозяина всячески содействовать тебе и твоей команде. Приказано даже выделить специальную охрану из числа людей, приписанных к шанхайской компании Исихара.
-- Нам не нужна охрана. Мы можем постоять за себя и сами, -- гордо заявил Стеклянный Глаз, окидывая взором своих людей.
-- Вы не знаете местных особенностей, господин, -- заявил представитель, -- здешний народ не промах, а охрана не повредит, а только добавит солидности.
На этом этап ознакомительных переговоров закончился и представитель японской торговой компании с помощником уселись в лодку и удалились к берегу.   
Стеклянный Глаз спустился в свою каюту, чтобы обдумать положение. Для начала он вынул из навесного шкафчика плоскую бутылку и распечатал её. Позади скрипнула дверь.
-- Налей-ка и мне глоточек, -- послышался хриплый голос. Акудза оглянулся. За спиной стоял один из его людей, бандит Сантари.
-- Садись, -- кивнул ему насторожённо Стеклянный Глаз. Он покосился на чуть приоткрытую дверь. Словно почувствовав его взгляд, она снова скрипнула и проём сделался чуть шире.
-- Знаешь, Стеклянный Глаз, а мне Томито поручил приглядывать за тобой, чтобы тебе никто не всадил нож в спину. Или чтобы ты не вздумал оставить Томито в дураках.
-- Да как пришла ему в голову такая мысль? -- Засуетился главарь. Положение всё больше и больше усложнялось.
-- Ему известно про твою необыкновенную ловкость, поэтому и попросил меня присмотреть. И ещё кое-кого. Ведь всякое случается. Хорошо, когда спина в бою прикрыта.
-- Что тебе ещё приказал ойябун?
-- Защищать тебя и приглядывать. Я видел, как ты посетил дом Исихара. Томито будет удивлён, узнав об этом.
-- Я сделал это для пользы нашего общего дела. самим нам навряд ли справиться в таком столпотворении. А так нам оказывают помощь и даже охрану.
-- Знаем мы такую помощь. Для большей безопасности нас свяжут и засадят в крепость.
-- Нет, ты, Сантари, многого не знаешь, оттого и ходишь в маленьких людях. В своё время я оказал Ясухиро Исихара одну деликатную услугу и теперь просто напомнил ему об этом.
-- Какую услугу мог оказать уличный грабитель торговому магнату?
-- Только такую, какую и мог сделать. Я убил его врага.
-- И он в благодарность дал тебе рекомендацию своим людям в Шанхае?
-- Можешь понимать это так. Я проявил хитрость и сейчас многие проблемы для нас решились смами собой.
-- Смотри, Стеклянный Глаз, если ты задумал самостоятельную игру, Томито тебе не простит. Я здесь не один. Мы не спустим с тебя глаз, -- с этими словами бандит выскочил из каюты. Дверь захлопнулась.
"М-да. Вот те раз. А ведь я был уверен в своих парнях, -- размышлял акудза, попивая водку прямо из бутылки. -- Интересно, кто ещё, кроме Сантари, присматривает за мной. За дверью явно стоял кто-то ещё. Надо хорошенько подумать, как выпутаться из этой истории".
К концу бутылки кое-что начало в его голове проясняться.
Скоро появится грузовая джонка с двумя беглецами. Стеклянный Глаз, под видом богатого самурая, будет прогуливаться в порту и, когда увидит нужных людей, подаст сигнал Сантари, тот со своими людьми схватит беглецов и доставит их на судно. А Стеклянный Глаз тем временем даст знать людям Исихара, что те, кто им нужен, находятся на паруснике. Пусть акудза и люди Исихара сами разбираются между собой и беглецами, а Стеклянный Глаз исчезнет из Шанхая вместе с реликвией. Для этого придётся вспомнить  ремесло, с которого он когда-то начинал - искусство карманника. Убийца захохотал. Знатный самурай, крупный сановник скоро должен будет обокрасть мелкого матроса, гуляющего в порту. Да до этого никто никогда не додумается. Их будут трясти, допрашивать, пытать, но никто никогда не узнает, куда пропал камень. Конечно, потом они догадаются, когда исчезнет Стеклянный Глаз, но будет уже поздно. Ищи, как говорится, ветра в поле.

+ + +

За время, пока парусник шёл до Шанхая, друзья ломали головы, как же им попасть в благостный край - во Францию - царство свободы. Наконец договорились сесть на любой европейский корабль, а там уж как судьба повернёт. На это они сильно рассчитывали. Сандо обратил внимание, что как появился у него камень, ему начало везти. Сначала его взяли в Муроране на борт каботажного судна, потом он подружился с Танакой, сейчас вот - плывёт в Шанхай. Всё получалось на удивление легко и просто. Должно было повезти и на этот раз. А почему бы и нет?
Сандо тайком показал перстень с чудесным камнем Танаке. Тот взял его в руки, благоговейно осмотрел и так же осторожно вернул обратно. парень сунул драгоценность обратно в полотняный мешочек и повесил на шею. договорились, по приезду разделиться и поискать европейское судно, где нужен доктор или повар. Сандо вспомнил искусство иглоукалывания и то, как он помогал на кухне Джу Чи. А Танака завербуется простым матросом. Так они и решили. По приезде в порт, они отправились на берег, чтобы немедленно заняться выполнением намеченного плана. Разделились и ходили от корабля к кораблю, предлагая свои услуги.
Танака весь загорелся идеей товарища попасть в страну, выбравшую свободу. Там он заработает себе на дом, вернётся в Японию, непременно сделается большим человеком. С такими вот обещающими мыслями он гулял по порту, переходя от парусника к паруснику.
Он машинально отступил в сторону, уступая место процессии, во главе которой шёл какой-то богатый сановник в окружении сонма слуг. Один держал над ним открытый зонт по случаю моросящего дождика, другой тащил значок с обозначениями титулов и привилегий хозяина, ещё были носильщики, загруженные какими-то коробками, охрана. Вельможа важно шёл впереди, держа руку на рукоятке богато расписанного меча.
Танака вытаращил глаза. Этот меч он узнал бы из тысячи. Сколько раз ему приходилось чистить и полировать его, ведь его так любил хозяин, господин Танаки. Он оторвал глаза от меча и взглянул в лицо сановника. Тот тоже увидал его и невольно попытался отвести глаза в сторону. Значит, и он его узнал. Так это же.. Танака с воплем кинулся вперёд. В руке его оказался кинжал и он вонзил нож в грудь поражённого Стеклянного Глаза.
-- Я узнал тебя, -- вопил Танака, повторно вонзая кинжал в грудь акудза. -- Ты убил моего господина в Киото!
Стеклянный Глаз захрипел и повалился на руки собственной охраны. Сантари прыгнул на Танаку и они покатились прямо по дорожной грязи, разбрызгивая её по сторонам. В следующий миг Сантари был уже на ногах и исчез в толпе, а Танака остался лежать на земле, из-под лопатки у него торчала рукоятка ножа. Из-под его неподвижного тела начала выползать лужа крови и скоро она смешалась с лужей, вытекающей из-под хрипящего и взбрыкивающего Стеклянного Глаза. Тот силился что-то сказать, таращась в толпу, но так ничего и не смог, а в результате потуг лишь из глазницы выскользнул шарик. Вокруг быстро собиралась толпа. Все спрашивали друг друга, что случилось, и пара очевидцев охотно пересказывали о нападении и убийстве.
Одним из таких слушателей был Сандо. Выслушав, он отошёл прочь от места происшествия. Бедный Танака, он нашёл свою смерть на пороге свободы. Но всё же он отомстил убийце своего господина. Под ногой Сандо что-то хрустнуло. Он посмотрел на осколки стеклянного шарика и исчез в портовой сутолоке.

+ + +

Революционные генералы Франсуа- Амеде Доппи и Жан- Франсуа Карто безуспешно атаковали тулонскую крепость. Город предательски сдался объединённой англо- испанской армаде под командованием адмирала Худа. И теперь тулонские форты Мальбоскет, Боланн и Эгильет ощетинились мощными орудиями против тех, кого они должны были защищать, то есть против граждан Франции, вставших под трёхцветные знамёна революции.
Карто и Доппи осадили крепость со всех сторон, уточним - на суше, но на этом все их успешные  начинания  закончились. Тулон мог защищаться сколь угодно долго, ведь у берега крейсировала эскадра. регулярно поставляющая защитникам форпоста боеприпасы, людей и провизию, а ещё она обстреливала осаждающие город войска из бортовых пушек фрегатов. революционные армии оказались меж двух огней и несли большие потери.
Конвент прислал из Парижа инспектора капитана Буонапарта, маленького корсиканца с огромным самомнением и большими амбициями. Он обещал Конвенту научить генералов воевать. Начавший военную карьеру с младых ногтей, корсиканец был уже в шестнадцать лет младшим лейтенантом артиллерии и к двадцати четырём годам считал себя равным умудрённым опытом ветеранам. Он появился среди осаждавших и теперь обдумывал, как поменять систему нападения.
Страстные агитаторы революции Доппи и Карто были один врачом и литератором, а второй - талантливым художником. Звание генералов принёс им скорей язык, чем воинское дарование, поэтому и осада была налажена из рук вон плохо. Но новоявленные генералы считали, что главное здесь это горячее сердце революционера и желание победы и они были обижены недоверием столичного Конвента, приславшего им в помощь желторотого капитана, выразившего наглую уверенность в одночасье переменить ситуацию в свою пользу.
Развитие революции в стране шло полным ходом. Буквально только что якобинское крыло Конвента победило более умеренных жирондистов и теперь соседние государства начали проявлять волнение. В воздухе запахло революционным террором. Спешно создавались армии, вчерашние агитаторы получали генеральские эполеты и выступали тут же в поход. Вспыхнул роялистский мятеж в провинции Вандея. Миазмы восстания витали в Бретани. Революционные войска спешно двинулись на запад Франции, где внезапно высадившая десант эскадра Худа захватила Тулон. Складывалось удручающее положение...
Но маленький корсиканец не унывал. Он действительно пытался найти выход из тупика, куда впихнули свои войска новоявленные "стратеги". Молодой капитан желал утереть нос двум без-году-неделя-генералам. Каждый день он, в сопровождении денщиков, изучал позиции, свои и неприятеля, зачастую под пулями и ядрами. Сколько раз его обдавало грязью от разорвавшейся рядом бомбы, но артиллерист, привыкший к пушечному грому, не обращал на пальбу слишком много внимания.
-- Господин капитан, ночью задержан перебежчик, -- доложил утром денщик, рядовой Жан Лурье.
-- Посадить его в камеру, потом военный трибунал решит, как с ним поступить. Если окажется шпионом - расстреляем.
-- Господин капитан, это... китаец.
-- Что? Гм-м. Любопытно. Что могло понадобиться китайцу в Тулоне?
-- Он говорит, что сбежал с английского фрегата. Желает попасть в революционные войска. Говорит, что в него стреляли из пушки, но не попали.
-- Любопытно. Приведи его ко мне, пока я завтракаю. Затем отправимся снова на позиции.
Дверь отворилась и два солдата в мундирах пехотинцев ввели невысокого, но крепкого азиата с мокрыми чёрными волосами, облепившими голову. Перебежчик взглянул в худощавое, смуглое, резко очерченное безусое лицо артиллерийского офицера. Тот был невысок и даже хрупок, но твёрдые глаза на неподвижном лице выдавали внутреннюю силу. Офицер откупорил бутылку, плеснул в стакан и поднял тёмные глаза на перебежчика.
-- Ну. Ты, мне сказали, китаец?
-- Я прибыл из Страны Восходящего Солнца, господин.
-- У нас сейчас нет господ. Называй меня - гражданин капитан.
-- Наконец-то я прибыл, куда стремился попасть уже целый год. Я узнал про страну, где жители прогнали императора и взяли сами себе свободу, трудятся и живут в счастии и согласии.
-- Об этом говорить ещё рано. Над нашей свободой собираются грозные иноземные тучи. Надо собрать все силы для борьбы с врагами... но об этом потом. Как ты оказался в эскадре англичан? Откуда ты знаешь английский язык?
-- Я нанялся на английскую торговую бригантину, но её мобилизовали для подвоза боеприпасов для защитников этого города. Ночью я сбежал с корабля.
-- Что-то больно уж легко у тебя получается.
-- Меня охраняет Будда. Я дал обет.
-- Какой же?
-- Передать одну вещь человеку, которого эта вещь сделает великим.
-- Этот человек в Тулоне? -- нахмурился корсиканец.
-- Нет. Я хотел попасть к людям, завоевавшим себе свободу.
-- Считай, что ты к ним попал. Что ты собираешься делать у нас?
-- Я хочу жить у вас, работать, воевать, если потребуется, за лучшую светлую жизнь.
-- Да, нам сейчас необходимы бойцы. Много солдат.
-- А ещё я буду искать человека, достойного для получения... одной вещи.
-- Какой вещи?
Вместо ответа перебежчик сунул руку за пазуху. Солдаты направили на него ружья с примкнутыми штыками. Капитан прищурился, но остался стоять на месте, широко расставив ноги в тяжёлых ботфортах. Одну руку он спрятал за обшлаг мундира, в другой держал стакан с тёмным коньяком. Рядом на столе лежал нарезанный хлеб, полголовы сыра и кусок печёного мяса в глубокой тарелке - походный завтрак.
Перебежчик достал из-за пазухи холщовый мешочек и вытряхнул из него на ладонь что-то, завёрнутое в тряпицу. Он быстро развернул её и протянул руку капитану. На ладони лежал тончайшей работы перстень с непонятной надписью. В оправе перстня переливался огромный драгоценный камень красной расцветки. Оба солдата опустили штыки и придвинулись ближе. На их зачарованных лицах играли блики камня.
-- Если надеть это кольцо на палец левой руки так, чтобы на него падал луч солнца, то носителю этого кольца придёт удача. Все его начинания кончатся так, как он того сам желает. Его будет охранять Всевышний. Это похоже на сказку, но это так.
-- Ты пробовал носить этот перстень?
-- Пробовал, госпо... гражданин капитан. Поэтому я и добрался до этих берегов с другой стороны мира. Я должен выполнить свою миссию. Передать кольцо достойному человеку.
-- Считай, что ты достиг своей цели. Я помогу тебе. я сам испытаю его  силу. Всё же твой рассказ напоминает мне арабские сказки "Тысяча и одной ночи". Для победы революции мне необходимо вернуть Франции этот город, захваченный иноземными войсками. Я должен это сделать, а ты пока что будешь находиться рядом. Чтобы получить свободу, надо за неё бороться.
Капитан Буонапарте надел перстень себе на палец и посмотрел сквозь окно на город, освещённый лучами встающего из-за высоких стен солнца.
Вместо неудачливых генералов Конвент на запросы Буонапарте прислал опытного Дюгомье. Тот выслушал указания корсиканца и, оценив его дельные предложения, приказал атаковать оборонительные сооружения, самонадеянно прозванные англичанами Малым Гибралтаром. После трёхдневной артиллерийской бомбардировки сей Гибралтар был взят.
Жители города запаниковали. Правдами и неправдами они пытались покинуть Тулон и спастись на эскадре лорда Хука. Пушки Буонапарте снова заговорили и почти 14 тысяч беженцев сразу кинулись в воду. Напрасно комендант Тулона О’Хара пытался задержать их. Водное пространство гавани усеяли  сотни лодок и лодочек, шлюпок и вельботов. Жители, сотрудничавшие с захватчиками, стремились покинуть Францию, испугавшись якобинского террора. С предателями там не церемонились. Орудие врача Гийотена, названное в его честь гильотиной, жестко расправлялось с врагами революции.
Взятие Тулона прославило капитана Буонапарте, и послужило для него первой ступенькой в лестнице, ведущей высоко вверх. Летописи не донесли до нас, как долго рядом с ним присутствовал иноземный ординарец Александр Нортье, известный на своей родине, в крошечной монашеской общине, как послушник Сандо Нарита. Про тот перстень ни от, ни тем более Буонапарте не упоминали ни разу.


Глава 8. 100 лет назад.

Андрей Бояров присел отдохнуть возле скалы, подножие которой обвивали заросли лимонника. Утолив плодами кустарника не только голод, но и жажду, он полез на верхушку скалы, где наметил новый ориентир для движения - высокое дерево с раздвоенной верхушкой. Затем спустился вниз по расщелине и двинулся в выбранном направлении.
За всё последнее время, что он провёл в лесу, чувство опасности несколько притупилось, поэтому внезапная встреча - что называется - нос к носу, заставила сердце подскочить к горлу и ухнуть обратно. Андрей ухватился рукой за ствол сосны, не спуская глаз с охотника, столь же удивлённого.. Да и было от чего. Встретить в глухом месте, в самых дебрях, человека - дело не самое обычное. Тем более если на этого человека напялены арестантская роба и бахилы, почти совсем распавшиеся. На всякий случай охотник скинул с плеча ружьё и Андрей мигом спрятался за деревом. Что же делать? Надо убедить охотника, что он не разбойник, не тать. И надо быть достаточно убедительным.
-- Эй, мил человек, -- крикнул охотник. Похоже, он был настроен миролюбиво и Бояров выглянул, придерживаясь за ствол обеими руками.
-- Ты из острога утёк? -- спросил охотник, показывая на разваливающиеся башмаки арестанта.
-- Из острога, -- ответил Андрей. Отрицать очевидное не стоило да и было бессмысленно. а то охотник насторожился бы и остальные ответы воспринимал априори с недоверием. -- Я не убийца, не конокрад. Мне бы одежонку какую, да хлеба каравай. Может, поможешь?
-- Отчего же не помочь, ежели ты не убивец. -- Охотник окинул незнакомца пытливым взглядом. -- А за что ж в царскую-то темницу попал?
-- Против царя пошёл.
-- Политический, значица. Ну что ж. Мы тоже вроде политических будем. С Камышина, значит, мы. Это село наше так прозывается. Духоборское. Духоборы мы, получается. Своя вера - она к сердцу ближе.
-- С этим я полностью согласен. Можно мне в ваше село попасть?
-- Отчего же нет? Пойдём со мной. Поможешь мне и оленя дотащить.
С этими словами охотник отступил в сторону и аспирант увидал неприметную сразу полянку, на которой лежала разделанная туша. Возле туши копошился паренёк, лет так четырнадцати- пятнадцати, в серой домотканой рубахе и в кожаных сапогах до колен. Парнишка ножом свежевал тушу, споро отделяя мясо от костей. Рядом на кустах висела шкура, чтобы просохнуть на солнце.
-- Вишь, паря, олень попал ногой в мышиную нору, да и поломал, ногу-то. Мы его и добили. Чтобы, значица, не мучился. А то волки кругом. Обратно и тигра появиться может. А тут и мясцом разжились и душу звериную на волю отпустили. Животина тоже ведь тварь божья. Зачем ей лишнее от боли маяться? Я вот как раз размышлял здесь, как мясо до села донесть, чтобы не пропало тут зазря. Видать тебя мне Бог послал. На подмогу, значица.
-- А тебя - мне.
-- Вот видишь. Бог полюбит, так не погубит. Значит, и ты человек неплохой.
С разговорами Андрей присел на какую-то колоду. Охотник, которого звали тоже Андреем, только фамилия у него была лесная, птичья - Грачёв, вместе с сыном Лёнькой вышли бортничать, но раненый олень нарушил их планы и они собирались теперь обратно, успев набрать лесного мёду совсем немного. Плетёная коробка- туес, наполнена была тягучей жёлтой массой едва на половину.
-- Далеко ли до вашего села? -- спросил Андрей, осматривая свои бахилы, подошва которых после всех приключений начала отставать, грозя в любой миг и вовсе отвалиться.
-- Да вёрст с двадцать будет.  С гаком, значица.
-- А велик ли гак-то?
-- Дойдём потихоньку. Ты вот что, -- охотник достал из матерчатой котомки тонкий ремешок, смотанный в клубок, и отрезал от него кусок. -- Прихвати подошву-то, привяжи то есть, а то не ровен час, совсем отвалится, а там и обезножеешь. Босиком-то не с привычки, да и несподручно будет.
Бояров взял ремешок и несколько раз обернул им ногу. Теперь подошва была надёжно притянута, и до селения можно было не волноваться. Лёнчик сноровисто засовывал сочащиеся кровью ломти в широкие заплечные мешки, которые он достал из котомки. Запасливые охотники носят их наряду со спичками, солью, патронами. Ведь никогда наверняка не знаешь, что тебя дальше ждёт и лучше приготовиться к неожиданности заранее. К какой неожиданности? А к какой угодно. В данном случае - олень перекочевал за плечи охотников, а на поляне осталась только куча костей да требуха, от которой за ночь ничего не останется - зверьё растащит по норам.
А Бояров и Грачёвы направились в сторону закатывающегося за горизонт солнца, спеша добраться до ночи до жилья. Бродить ночью по тайге, да хотя бы и по лесу серединной части России - занятие мало приятное и небезопасное. Бояров и Грачёв Андреи весело переговаривались, они быстро сошлись характерами, а Лёнчик шёл молча, сурьёзно нахмурив брови, чтобы показать, что и он человек взрослый, вишь, добытчик.
Мужчины разговаривали, на ходу перекидываясь шутками и не заметили стоявшего за кустами боярышника человека в длинном халате, со странной причёской - завязанными узлом иссиня- чёрными волосами. Мужчина проводил их глазами и опустился на землю. На траве лежал длинный меч- катана. Японец поднял его и погладил пальцами столбик иероглифов на дымчатом лезвии.
Что они подходят к окрестностям села, Андрей угадал без подсказки. То и дело им попадались деревья со снятой кольцами корой. Это древнейший русский промысел. С берёз кора шла на изготовление посуды, разного рода поделки, плелись даже лапти, с пробкового дерева получались великолепные поплавки для удочек и сетей. Кое-где на деревьях висели  приспособления для сбора сока или смолы. Похоже было, что идти оставалось совсем недалече.
Заметив, что Бояров на всё это уже обратил внимание, охотник заулыбался:
-- Скоро подойдём. Я тебя к нашему старосте отведу. Зовут его Макар Богодеев. Мы его зовём - брат Макар, а тебе придётся называть - Макар Елизарович. Поговори с ним. Он тебе поможет.
Андрей кивнул и перехватил мешок поудобней, чтобы не скатывался с плеч. Из-за кустов послышался гомон, и скоро к охотникам высыпала ватага ребятишек. Среди них было и несколько женщин. Все они держали в руках разного рода корзины и лукошки. Они были до краёв наполнены грибами. Торчали шляпки боровиков, оранжевыми пятнами светились красноголовики, попадались грузди, маслята, лисички. Брали только самые лучшие грибы. Грибники окружили охотников, похваляясь своим "уловом", и искоса поглядывали на незнакомого человека, который улыбался всем и каждому. так, в сопровождении эскорта, вся гомонящая компания и вошла в деревню.
Как и везде в России, дома в Камышино стояли по обе стороны натоптанной дороги. Правда, дома те были большие, справные, рубленые надолго и надёжно. Перед каждым домом имелась завалинка - скамеечка, на которой по вечерам отдыхали после трудового дня селяне. Вот как сейчас, перед каждым домом сидели молодые да старые, и делились друг с другом, а также соседями дневными впечатлениями. По этому  коридору  из людских глаз прошествовала бригада охотников и грибников. Правда, когда подошли к дому старосты села, добрая часть компании рассосалась по своим домам, чтобы заняться "снятым урожаем". Но взамен ушедшим подходили другие любопытствующие.
Из дома, находящегося рядом с небольшой часовенкой, увенчанной луковицей православного купола, вышел крепкий пожилой мужчина с широким длинным лицом, усыпанным оспинами. Пышная шевелюра и не менее пышные усы и борода составляли своеобразную рамку, центром которой было лицо. На гостя взглянули пытливые серо- голубые глаза, в которых светились ум и спокойная гордость. Хозяин, Это слово само просилось на язык, подошёл к гостю и внимательно оглядел его с головы до ног, прежде чем сказать:
-- Заходи в дом, гость любезный. Там ты найдёшь отдых и пищу для подкрепления сил.
Следом за старостой Бояров поднялся на высокое крыльцо и вошёл в сени, по коротенькой лесенке вошёл в короткий коридорчик и, повернув, шагнул в горницу. Через несколько окон на стены легли отблески от последних мгновений заката. Несколько алых бликов раскрасили потемневшие от старости иконы, больше похожие на доски, чем на предмет искусства. Казалось, что сквозь время смотрят глаза, отчётливо видимые с полустёршихся лиц святых угодников.
Хозяин несколько раз широко перекрестился двумя перстами и поклонился в сторону икон. Затем повернулся к гостю, который торчал столбом посередь комнаты и только вертел по сторонам головою.
-- Никак, в Бога не веруешь?
Вместо ответа Бояров выдавил из себя нечто невразумительное, не желая чем-то обидеть хозяев и, в то в же время, пытаясь защитить собственное мировоззрение. Богодеев только хмыкнул.
-- Напрасно. Это не помогло тебе избежать острожных колодок.
-- Однако же я здесь, а не в этих самых колодках.
-- Тоже верно. Ну что ж, прежде чем пытать истину, гостя сперва накормить надобно. Пища у нас простая, не обессудь. Попотчуем, чем Бог послал.
Супруга Макара Авдотья Никитишна внесла блюдо с густым грибным супом, ещё одно блюдо, но уже с окрошкой, на доску улёгся каравай, нарезанный крупными ломтями, горка аппетитных блинов соседствовала со жбаном сметаны, как бы приглашая окунуть туда свёрнутые трубочкой сочни. Кринка молока, зелёные перья лука, желтоватые огурцы, глиняные тарелки с морошкой, брусникой и клюквой. Несколько варёных стерлядок указывали остренькими рыльцами на плетёный туесок, наполненный до краёв душистым цветочным мёдом.
Глядя на все эти яства, едва поместившиеся на столе, Бояров проглотил слюну. Вымыв руки и обтерев их расшитым петухами рушником, он уселся за крепкий стол, сделанный из большой широкой доски, и со всей душой и стараниями отдал дань угощениям. Ах, что это был за суп! Ложка почти что стояла, если её выпустить из рук. Но выпускать-то совсем не хотелось, и аппетитное варево перемещалось из блюда в голодный бояровский желудок. Хозяин работал ложкой, неспешно, но и не очень отставая от гостя.
Снова открылась дверь. Вошли сыновья Макара - Тихон и Савелий, крепкие молодые парни, косая сажень в плечах. Один держал в руке берестяное ведро, наполненное рыбой, блистающей серебром чешуи. Второй придерживал на плече огромную рыбину с острой усатой мордой. Хвост её свисал почти до колен. Огромный осётр- калуга мог бы стать украшением стола любого столичного ресторана.
Вошедшие молодцы поклонились иконам и отцу, сидевшему рядом с гостем. Подбежавшая Авдотья заохала, схватившись за щёки. Действительно, улов был царский. Сыновья унесли рыбу в кухню- поварню, расположенную по другую сторону обширной печи, занявшей центральную часть избы. впрочем, скоро они вернулись и, подталкивая друг дружку плечами, уселись рядком на широкой лавке. Они активно включились в процесс трапезы. Тем временем хозяйка вынесла ещё горшок, только на этот раз с кашей, сваренной в грибном бульоне, с кусочками грибов и овощей. Каша дымилась, распространяя аромат по всей избе. Андрей снова почувствовал  приступ  энтузиазма и заработал ложкой с новой силой. Правда, уже через несколько минут он всё же отодвинулся от стола с миной сожаления на лице. Сил есть уже не было, хотя аппетита оставалась немалая толика.
Немного отдохнув и отдышавшись от столь обильной трапезы, семейство уселось пить чай из большого медного самовара. Чай наливали в блюдечки и шумно тянули через край. Признаться, это был самый горячий и ароматный чай, какой только пробовал Бояров в своей жизни. У него появилось чувство, что он сидит вот сейчас у себя дома, до такой степени ему было хорошо и покойно. По существу, ведь это был у него первый спокойный вечер в домашней обстановке за долгое время.
-- Как звать-то тебя, человече? -- наконец спросил хозяин, вытирая полотенцем пот. бусинками выступивший на лбу.
Андрей очнулся от сладкой домашней истомы и поднял глаза на собеседников, с любопытством разглядывавших его поверх блюдец.
-- Зовут меня Андреем. Андрей Бояров, аспирант Санкт- Петербургского горного института. Но всё это, к сожалению, осталось в прошлом, а ныне - беглец из благовещенского острога.
-- В острог-то как умудрился попасть? Не серчай, что допрашиваю, подобно жандармскому ротмистру, но знать необходимо, что за гость в дом пожаловал, особливо ежели он на плечах арестантскую робу носит.
-- Правильно поступаете. В острог я загремел по приговору царского суда за распространение нелегальной литературы, связь с марксистскими кружками, а также за оказание сопротивления агентам Охранного отделения.
-- Это значит - по делам политическим?
-- Совершенно верно. Пришлось отбыть спешным этапом на самую окраину Российской империи. Видимо опасаются меня царские чиновники. если даже апелляцию дожидаться не стали, -- Андрей усмехнулся.
-- Известное дело - против царя пошёл, -- то ли тоже усмехнулся, то ли укорил староста. -- А ты не смирился и сбёг, чтобы и дальше против самодержца бороться?
-- Да, если честно, побег случайно удался, -- смутился Андрей. -- Я с уголовными повздорил, вот они меня и решили на ножи поставить.
-- Это как?
-- Ну, убить, одним словом. Чтобы доказать свою силу. Ведь уголовные чувствуют себя хозяевами в острожных бараках. Ходят, где им хочется. Что им понравится - отбирают. А ежели какой человек против них что скажет, вообще убить могут.
-- Неужто жизни лишают за слово?
-- Всяко бывает. Иной раз мимо ушей пропустят, а ежели не в духе, в драку кидаются. Они ведь и друг перед дружкой форс должны держать, другими словами - себя показать. На ком крови больше, тот и король у них, паханом прозывается.
-- Ишь ты, душегубы, одно слово. Как же это ты с ними повздорил?
-- Пришлось. Совсем стыд человеческий потеряли. Вздумали жизнь на колодные карты поставить.
-- Как это?
-- Разыгрывали. Кто проиграет, идёт и убивает приговорённого ими же к казни.
-- Так ведь они и сами под приговором бывали.
-- Видимо, потому и хочется им самим кого-нибудь к смерти приговорить. Вот они меня и приговорили. Есть там такой - Ванька Каин. Клеймо ставить негде. Вот он у них и заправляет такими делами.
-- И ты сбежал с-под их приговора?
-- Случайно получилось, я повторяюсь. Я отбился, но шум получился изрядный. В барак ещё уголовники заскочили.
-- Для подмоги своим, получается?
-- Да.
-- А что же остальные твои товарищи по несчастью делали? Неуч то спокойно наблюдали за злодеянием?
-- Так то ж ночью всё было. Но от случившегося шума  людишки повскакивали. В бараке шум поднялся, гам, стражники прибежали. Я прикинул - и так смерть рядом ходит и эдак. Выскочил через приоткрытые ворота, мимо солдат, да и к лесу.
-- Небось стреляли вдогонку?
-- Не без этого. Но не попали.
-- Это тебя Бог спас. Что Богу угодно, то и пригодно. И к нам тебя Бог направил. Ведь свободно в тайге сгинуть мог. И не таких эти чащобы без следа  переваривали.
Авдотья, а за ней и сыновья перекрестились и в разнобой произнесли: "С нами Бог".
Андрей хотел было усмехнуться, но сдержался. Всёж-таки, как никак, гость, при этом - в доме, где Бог на первом месте.
-- Вот так и получилось, что я в ваше село попал. Попрошу у вас помощи. Мне бы только схорониться, пока меня ищут, а потом уж как получится.
-- Ну, насчёт этого можешь не сомневаться. Солдатам царским мы тебя не выдадим. А уж от себя никуда не денешься. Как жить-то дальше думаешь? Ведь против такой силы пойти вознамерился. Одних только солдат - миллион, а полиция, жандармы? А мещане, которые за царя- батюшку горой стоят? А Православная Церковь? Этот... это чудовище... -- чувствовалось, что обида у старосты на русскую обновлённую православную церковь была огромная. -- Ведь она все царские указы поддерживает, даже такие, что против собственного народа направлены. Крепостной строй... Она каждую войну благословляет. Миллионы христиан- славян на смерть шлёт. Вдумайся! За Веру, Царя и Отечество. Какое же это Отечество, без сынов своих?!
Макар Елизарович с горечью махнул рукой и отвернулся. Андрей глубоко вздохнул и ответил на монолог старосты:
-- Если бы один был, то не выдюжил. А нас, таких, как я, по всему государству российскому о-го-го сколько. Нас, к тому же, многие поддерживают. Пролетариат не желает больше терпеть деспотии самодержавия.
-- А ты кто будешь - из крестьян или рабочий сын? -- успокоился староста духоборов.
-- Да нет. Отец - литератор, а мать - домохозяйка. Обыватели то есть, или мещане. Даже довольно состоятельные.
-- Как же ты с политическими-то спознался?
-- Когда учился в институте, в кружок марксизма ходил. Изучали труды Маркса. Книга такая есть. "Капитал" называется. Вот её и изучали. Это величайшее политико- экономическое исследование, в котором Карл Маркс открыл экономический закон развития человечества, в завершающей стадии которого предрёк неизбежную гибель буржуазно- капиталистического строя и торжественную победу передовых, коммунистических отношений. Всё по закону диалектического материализма.
-- Будто про Библию рассказываешь, -- нахмурил брови Макар Емельянович.
-- Действительно, -- с вызовом ответил гость, -- для марксистов эта книга является своеобразной Библией.
-- Ну что ж, Бог вам судья, -- глухо ответил хозяин. -- А что этот ваш Маркс про Россию сказывает?
-- Да он, -- смутился Бояров, -- всё больше про взаимоотношения капиталистов и пролетариата, историческое развитие общества, постепенное пробуждение сознания угнетаемой части населения, пути прихода к торжеству коммунизма и царству всеобщего равенства.
-- Сказки всё это, -- махнул рукой как-то сразу постаревший староста. А может это наступившая темнота увеличила морщины на его лице. Авдотья Никитишна принесла и поставила на стол лампу, зажгла ей и сделалось светлее, но супруг её продолжал говорить, ничего не замечая вокруг. -- В народе говорят - "без труда не выловишь и рыбку из пруда". Работать надо, в труде обретёшь и радость, и жизненную цель. Вот к примеру. Скинули вы царя. Разогнали полицию, чиновников. Кто работать тогда станет на Рассею- матушку? Кто охранять нас станет от разной нечисти, что из тюрем поразбежится? От Каинов этих?
-- Внутреннее сознание рабочих, что теперь они - хозяева страны, что теперь сами на себя работать будут.
-- Как бы не так. Да рабочие первым делом в кабаки потянутся, чтобы  это  дело  отметить.
-- Пусть так. Но выпьют и за работу примутся.
-- Как бы не так. Ведь вы же им в уши напели о мировой несправедливости производства. Потом они пойдут отбирать добро у богатых. Чтобы всем поровну было, чтобы богатых не стало. А ведь это грабежом называется среди честных людей.
-- А среди революционеров - экспроприацией экспроприаторов.
-- Это как?
-- Забирать награбленное за долгие годы у народа.
-- А сумеет народ с умом добром тем распорядиться? -- внезапно спросил один из сыновей Макара Богодеева. До сих пор они лишь слушали речь- спор отца и гостя.
-- Сумеет, -- твёрдо ответил Андрей и даже, для убедительности, стукнул кулаком по столу. -- Сумеет, ведь для себя же, не для дяди чужого.
Все сидевшие за столом переглянулись, но ничего не ответили. а Бояров Андрей распалился и начал сыпать цитатами из "Манифеста коммунистической партии, рассказывать об историческом материализме и революционном развитии общества в духе политэкономии.
-- Ты вот что, мил человек, -- перебил его хозяин. -- Вот ты нам сказываешь про работы своего Карлы Маркса. Скдя по всему - германец он.
-- Ну, в общем-то, да. Он родился 5 мая 1818 года в городе Трир, а умер в Лондоне, 14 марта 1883 года. Всю свою жизнь он посвятил разработке идеи научного коммунизма.
-- Он разрабатывал его под Российскую империю?
-- Нет. Он старался для всего мира. Крах капитализма неизбежен повсюду, и на обломках старого мира мы построим свой, новый. Красное знамя труда будет видно отовсюду...
-- Да подожди ты со знаменем. Знаешь что, Андрей батькович, навряд ли учение германца на Руси  прорастёт.
-- Это почему же?
-- У России свой, особый путь. она несёт свой крест и, если изменит своему предназначению, то сгинет с глаз, с мировой карты держав.
-- Вовсе не обязательно...
-- Это как посмотреть, -- возвысил голос староста духоборов. -- ты всё пытаешься мыслить в отвлечённых, мировых масштабов, а надо бы зреть в корень. Россия стала одной из величайших империй мира благодаря огню и мечу. Покорила множество народностей, стала воистину Вавилоном. И, если вы объявите о всеобщем равенстве, то угнетённые народности вспомнят о былой самостоятельности и независимости. Тогда или Россия, как империя, рассыплется подобно карточному домику на десятки различных по форме правления государств, или начнётся кровавая война для нового усмирения восставших, и то, что завоёвывалось в течении веков, надо будет  удержать  за считанные месяцы. Это будет битва, подобная Армагеддону. Погибнут миллионы и во имя чего?! идеи, имеющей мало общего с действительностью.
-- Что-то больно уж безрадостная картина у вас получается, Макар Елизарович, -- пробормотал Андрей. мысль о грядущих войнах не очень-то его обрадовала.
-- Да. так уж получается. Война начинается легко, а вот заканчивать её бывает трудно. сколько взаимных обид накапливается, несправедливостей. А в конце кто остаётся наиболее обиженным да пострадавшим? да простой народ, крестьяне, фабричный люд. Ведь им же приходится всё порушенное восстанавливать. Здесь плюс ещё собственные беды да лишения. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Ведь не даром так сказывают.
Андрей открыл было рот, чтобы возразить и лихорадочно подыскивал нужную цитату и Маркса, Гегеля либо Плеханова, но тут хозяин замахал руками.
-- Оставим, пустое всё это. Было добро, да давно, опять будет, да уж нас не будет. Утро вечера мудренее. Смотрите, ночь уж на дворе, а мы всё спорите.
И правда, сквозь окна виднелись подсвеченные луной деревья близкого леса. Авдотьи в избе давно уже не было. как только она зажгла им керосиновую лампу, так сразу и вышла, чтобы домашней скотинке корму на ночь подкинуть. как всякой русской бабе, ей было не до лишнего трёпу.
Бояров вскарабкался по указке хозяина на печку, по лесенке, а уже оттуда перелез на широкие полати, где лежали тюфяки, набитые сухой луговой травой. Тюфяки шелестели, пока Андрей ворочался, устраиваясь поудобней. Наконец он задремал, скинув с себя опостылевшую тюремную робу, как будто тем оборвав последнюю нить, связывающую его с острожным прошлым.

+ + +

Тимофей Пришлёпкин в сумерках уже нашёл подходящую ложбинку, натаскал туда сушняка и развёл маленький костёрчик, такой только, чтобы поджарить чуток тушку зайца, который угодил в сашкину западню. Вот сидел он сейчас и смотрел, как заячья тушка, разделанная и нанизанная на шомпол, покрывается ароматной тёмной корочкой. Иногда Тимофей спрыскивал тушку водой, чтобы сбить запах, не дать ему распространиться и тем выдать чужим его присутствие здесь. Есть не очень-то и хотелось. перед глазами до сих пор стояла та полянка, где Сашко нашёл свою смерть.
Сначала охотник не поверил своим глазам и обошёл тело кругом два раза. Всё было залито кровью - и лицо, и слипшиеся в багровый колтун волосы, и скрюченные в какие-то крюки руки, и огромная рана на груди, до живота. Лужа крови уже подсохла, только тучи гудящих насекомых- кровососов суетились, облепив тело и всё вокруг. Тимофей отогнал их веткой и тряпкой протёр лицо убитого. Точно - Сашко. Эх, паря, как же тебя угораздило-то...
Тимофею пришла в голову сумасшедшая мысль - давно забытый тигр, казалось, навечно оставшийся в прошлом, снова вернулся и, как порвал он сашкиного отца, так теперь добрался и до сына. Вот он выпрыгнул из-за дерева, повалил Сашку и, одним взмахом острейших когтей, разорвал его грудь... Картина, которое нарисовало его воображение, была так ясно ощутима, что охотник сдёрнул винтовку с плеча и снял затвор с предохранителя. Припав к земле, он прислушался. Поблизости никого не было, стояла тишина, какая может быть в лесу, если не брать в расчёт скрипа качаемых ветром деревьев, гула вьющихся вокруг туч насекомых, и криков населяющих лес птиц и зверей, перекликающихся друг с другом, ведущих свою привычную каждодневную жизнь. Был заурядный, обычный день. после полудня, и ничто не предвещало того зрелища, ев какое наткнулся охотник на этой полянке.
Оглядевшись, он повесил карабин на сучок, чтобы не мешался под руками и присел возле трупа. Так, Сашка умер сразу, уже мёртвым он упал на спину, так как трава не потревожена под руками, как если бы он пытался подняться. голова у Глущенки смотрела в сторону, будто пытался посмотреть, куда он падает. Это было странно. Тимофей тронул голову, а та неожиданно легко повернулась. Такого не должно быть, ведь тело уже остыло и начало коченеть. Охотник прощупал шею. так и есть. Шейные позвонки хорошо ощущались чувствительными пальцами. Шея у Сашки была сломана. Хотя время было уже далеко за полдень, но Тимофей разглядел содранное ухо. Затем он присмотрелся повнимательней к ране. Удивительное дело - казалось, что кто-то лазил туда рукой. Рана была с разошедшимися краями и оттуда торчали лопнувшие кровеносные сосуды и обрывки мышц. Если бы это сделали звери, то Пришлёпкин застал бы здесь целую стаю хищников. Так бы просто они не сбежали от  добычи.
Но кто тогда мог нанести такую рану?   
Тимофей, как был, на корточках, не вставая, пополз кругами, от трупа Глущенки, осматривая поляну в поисках следов происшедшего. И сразу выяснилось, что следов здесь находится предостаточно. почти сразу охотник обнаружил след одного человека, другого, третьего. Вот лежит нож, скорей всего - сашкин. Да, ведь этот нож ему от отца достался, в наследство и память. Ещё через несколько шагов Тимофей поднял одностволку, тоже когда-то купленную Глущенками у американского купца. Дальше были ещё следы...
Похоже, по поляне прошла целая шайка. И это они убили Сашку. Жестоко убили. Набросились сразу несколько человек. Хотя, по следам получалось, что лишь один на Сашку нападал. Да как же так? Ведь и Лександр неробкого десятка. На сельских игрищах он шутя раскидывал сверстников и в работе управлялся более споро, чем здоровые крепкие мужики. И такой парень дал себя зарезать шайке каких-то архаровцев! Как-то мать переживёт ещё известие такое?
Охотник прошёл немного дальше по следу. Бандиты шли гуськом, друг за дружкой, что называется, след в след, чтобы не оставлять за собой широкой приметной тропы. Это на случай, если будут разыскивать. Пришлёпкин мысленно прикинул направление, встав на их следы и повернувшись к той страшной поляне. Получалось, что лихоимцы направлялись в сторону их селения. И наткнулись, попутно, на Александра Глущенко. Чем закончилась та их встреча, Тимофей уже знал.
Куда же направляются лихие люди? Неужто в их село?! Неужели до них дошёл слух о той  ценности, что хранится у них уже долгие годы? Тимофей не помнил точного количества лет, с каких пор жители Камышино хранят эту вещь, цены не имеющей. До сих пор ни один из них не открыл сей тайны чужакам. Но даже если, каким-то неведомым способом, они проведали об... (Тимофей даже в мыслях не называл эту вещь своим именем), то зачем она им? Разбойники, хунхузы, промышляют золотишком, деньгами, в крайнем случае - добром. которое можно спрятать в заплечном мешке, чтобы потом продать в каком-нибудь притоне узкоглазому китайцу за небольшие, но всё же деньги.
Надо предупредить односельчан о неожиданной опасности. Но, пока Тимофей всё здесь осматривал, оглядывал окрестности, просчитывая по следам все события и количественный состав шайки, прошло довольно много времени. а на полянку неслышно да незаметно вступили сумерки. На небе виднелись уже огоньки звёзд. Луна, бледным пятном оскаленного черепа, повисла над кедром, под которым Тимофей забросал камнями и ветками тело бедного Сашка. Где-то поблизости находились и бандиты. Вряд ли они успели далеко уйти по незнакомой местности. Дорогу к селу они не ведают и потому навряд ли ночной порой продолжат свой страшный путь.
Тимофею пришла в голову мысль сдёрнуть с плеча винтовку и пальнуть в воздух. Наверняка бандиты услышат выстрел и вернутся на поляну, к телу Лексашки, чтобы проведать, кто здесь появился. Тем временем Тимофей, спрятавшись где-нибудь на дереве, пользуясь тенью и тем, что полная луна достаточно хорошо освещает поляну, перестреляет душегубов, как рябчиков.
Подумал, да тут же и отказался от такой мысли. Если бы это были дураки, готовые подставить себя под пулю, то уж наверняка не новичок в охоте Лексашка Глущенко ухлопал бы пару- тройку лесных проходимцев. А, судя по следам, сколько их пришло на поляну, столько же и отправилось своей дорогой дальше. Так что от вредной мысли о немедленной мести охотник решительно отказался, тем более, что тучи уже закрыли луну. Сразу стало заметно темнее и Пришлёпкин решил найти удобное место, чтобы можно было передохнуть несколько часов, подкрепить силы и бегом, не дожидаясь рассвета, вернуться в село, опередив хунхузов, чтобы приготовиться достойно встретить незваных "гостей".
Уже лёжа у остывающего костерка, иногда постреливающего еловыми шишками, снова вспомнил Тимофей Марфу Захаровну и слезинка скатилась у него из уголка глаза. Как вынесет известие о столь страшной смерти сына эта пожилая женщина, когда-то так сразу и постаревшая после известия о смерти мужа. Завтра она узнает обо всём, а пока ещё мается в неизвестности, моля Бога о спасении её детища, а тот уже совсем остыл под грудой наваленных ветвей и камней, которые навалил на него Тимофей, чтобы уберечь тело от зубов ночных хищников. Скоро они вернутся за телом и похоронят рядом с отцом, за часовенкой, где ряд крестов протянулся от села к лесу.

+ + +

Отряд казаков - полусотня, расположился на ночлег. Ведь хотели же выехать сразу, так нет, пришлось задержаться. К казачьему атаману подкатил комендант острога и больше часа уламывал усатого старшИну в лихо заломленной барашковой папахе взять с собой несколько стражников.
-- Зачем мне нужны твои герои? Чай не доверяешь моим орлам?! Или твои люди в трудную минуту спасут всех?
Виктор Ханыков совсем раззадорился, ехидно посматривая в сторону взгромоздившихся на самых спокойных кобыл неуклюжих, с непривычки, стражников. Те испуганно поглядывали по сторонам, удерживая заволновавшихся лошадей. Видать они почувствовали неопытность наездников, а тех явно не устраивал будущий поход с казаками по тайге.
-- Сбежал опасный государственный преступник.
-- Ну и что? Лучше надо было охранять.
-- Заключённые забузили и, в суматохе, арестант выскочил на волю.
-- На волю... У нас бы не сбёг.
-- Ночь ведь была. Никто не ожидал...
-- Так вы ведь для того и приставлены, чтобы ожидать.
Стражники опустили головы, отчасти из-за справедливых упрёков, отчасти из-за насмешек казаков, которые потихоньку окружили охранную команду.
-- Мои люди будут сопровождать казаков. Если поблизости от вашего села будет обнаружен наш беглец, они его сопроводят обратно. Или вы его сами доставите?
Роль сопроводителей человека, алкающего свободу, претила казачьей вольнице, поэтому и присоединились к отряду всадники в полицейских фуражках. Потихоньку, во время похода, они перекочевали в самый хвост колонны. Опыта верховой езды у них явно был недочёт и казаки бесцеремонно их обгоняли. Стражники помалкивали, только переглядывались друг с другом.
Таким вот образом казачий отряд задержался в пути и пришлось им расположиться на бивак в небольшой балке, среди каменистых кряжей. Лошадям опутали задние ноги, чтобы не разбежались, но в то же время полакомились свежей лесной травой. Тем временем кашевар приготовил походную похлёбку и казаки загремели ложками и дно котелков. К костру присели стражники, достали свои котелки, чем снова вызвали смех у казаков - котелки у солдат были гораздо меньше солдатских. Но зато у них имелась припрятанная бутыль с шустовской анисовой водкой. Казаки одобрительно крякали, прикладываясь ко крошечной стопочке, услужливо поднесённую стражником, выпивали, занюхивали рукавом и отходили готовиться ко сну. Солдат он всё-таки приняли в свою команду.
Сотник Никита Голованов обошёл раскинувшийся на ночлег лагерь, проверил обоих парных часовых, расположившихся на возвышении. Выкатившаяся из-за туч полная луна залила окрестности серебристым призрачным светом, похожим на отблески сигнальной ракеты. Сейчас все окрестности и подходы к лагерю  просматривались замечательно.
Лошади хрумкали травой. Возле них, у маленького костерка, устроился кашевар, он же и конюх, кузнец и ветеринар к тому же.
-- Я уж посмотрю за лошадками, друже командир.
-- Последи- последи, Василь, да по сторонам посматривать не забывай. Если лошади всхрапывать начнут, значит чужого почуяли.
-- Да чай не в первый раз в походе с вами, разумею.
Голованов одобрительно кивнул и направился к своему костру. Там, на седле, сидел вахмистр Михаил Гордиенко и подкручивал свои густые залихватские усы. Глаза его весело блестели.
-- Солдаты-то острожные - своими людьми оказались. Стопочку анисовой поднесли. Так и захолонулось внутри всё.
-- В походе ведь ни-ни.
-- Да что вы, ваш бродь, стопочка-то была вот такусенькая.
Пальцы вахмистра сдвинулись настолько, что вряд ли между ними протиснулся бы и комар, разве что самый что ни на есть голодный. И непонятно было, как с такой крошечной дозы смогло "захолонуться" казацкое нутро.
-- Ну ладно, из медицинских соображений, пускай. Ночь-то прохладная, -- сказал Голованов и прилёг на расстеленный брезент, укрывшись колючей от ворса шинелью. -- Ты вот что, Михаил, раз сугреться успел, часика через три проверь караулы. Добро?
-- Хорошо, друже командир, не сумневайтесь.
Конечно, сотник был не слепой и приметил, как казаки прикладывались к стопке, но она была действительно небольших размеров да и стражникам надо было дать повод сдружиться со станичниками, к тому же военных действий не было. Та банда вряд ли примет бой с полусотней опытных бойцов. Как всегда в таких случаях, они кинутся кто-куда и казакам придётся вылавливать затаившихся хунхузов. Вот тут-то и надо держать ухо востро, чтобы не нарваться на пулю такого "обнаруженного". Обычно такие рейды заканчивались двумя- тремя ранеными бойцами и вереницей связанных бандитов, бегущей за колонной конников. Дай Бог, чтобы и на этот раз всё обошлось. Голова сотника опустилась на седло, и он закрыл глаза. Где-то поблизости надоедливо куковала широкоротая кукушка.
Немного в стороне кучка казаков прилегла возле стражников, и слушала их рассказы о беглеце, за которым они и охотились. Казаки одобрительно вскрикивали, слушая историю о стычках политического с уголовными. Уголовных колодников казаки особенно не любили, так как большинство из них сидели за конокрадство, худшее из всех преступлений, по общему мнению казачества. Правда и политических станичники, настроенные в своём абсолютном большинстве патриотически, в том числе и по отношению к царю- батюшке, не жаловали, но сильный человек, отстаивающий свои идеи и жизнь, пришёлся им по нраву. Но скоро разговоры те утихли, все придвинулись поближе к костру, поукрывались шинелями и заснули. Лишь время от времени слышалась ругань разбуженного гнусом казака.

+ + +

Футо сидел возле костра на упавшем замшелом дереве. он смотрел, как язычки пламени обвивают- обнимают чернеющие прутья, и перед его глазами корчились от боли и умирали враги в пламени его гнева. Он наберёт, да практически уже набрал достаточно сил. Он всё подготовил своими руками. У него уже много сторонников и покровителей, признавших его растущее влияние. Вот завершится последнее дело, и он приступит к заключительному этапу своего генерального плана. А с этой бандой хунхузов он расстанется. Вот только его беспокоили неизвестные люди, которые иногда появлялись в тех местах, где он как раз появлялся. Последний раз шпион был обнаружен на дереве верными помощниками. "Удэ" твердил, что он из местных, случайно заметил их и вот решил проследить. На свою беду. Пусть так, ер Футо обратил внимание, что он кого-то искал глазами среди хунхузов. Он явно специально околачивался поблизости. Неужели один из его людей - предатель, и с кем-то уже вступил в контакт? На совести Футо было столько чёрных дел, что он просто терялся в догадках.
Постепенно он утвердил себя в мыслях, что всё дело в этом странном вьетнамце, Нгуен Ван Траке, которого он подобрал возле озера Хулунчи. Его преследовали монголы, поэтому вьетнамец и попросил их о защите. Что-то подсказало Футо, что 2крестьянин" того же поля ягода, что и "краснобородые". И он взял его с собой, не вдаваясь в лишние подробности, каким же образом вьетнамец очутился столь далеко от своего дома. Тот держался особняком от остальных и лишь в последнее время начал действовать. Оказалось, по его словам, что он один из уцелевших членов тайного азиатского общества. Футо, не подавая виду, наблюдал за ним. Ван Трак показал себя опытным организатором и конспиратором, но смешила уверенность вьетнамца, что у него получится справиться с японцем и обоими его помощниками, чтобы встать самому во главе банды. Какая чепуха и нелепица! Футо отдал бы ему бразды правления над этой бандой идиотов, не желающих видеть дальше своего короткого плоского носа, хоть в эту же минуту. Останавливала уверенность, что Ван Трак запишет всё себе в  актив, а сначала хотелось бы проучить самоуверенного нахала и лишь после этого договориться с ним полюбовно.
Футо оставлял людей, готовых оказать ему всяческую помощь, в самых разных местах. Имелись такие люди в Китае, северном и Южном, в Макао, в Кохинхине, даже в Японии и Корее проживало его сторонников. В сфере его влияния оказались и острова Китайских морей. Все эти походы с хунхузами он использовал для создания сети опорных пунктов на границе с набирающей силу Россией. А затем наступит очередь Шанхая, где планировалось устроить штаб- квартиру и центральную организация тайной империи Футо. И тогда он встанет во главе крупнейшей в Азии преступной организации, сразу опередив всех конкурентов. Тем более, что в его руках имелась священная реликвия - Камень Бодхидхармы, который поможет положить последний,  базовый  камень в здание его организации - привлечь тайные кланы Акудза, пользующихся огромным влиянием не только в Японии, но и за её пределами.
Распаляя своё воображение, Футо захихикал, хлопая себя рукой по колену.

+ + +

Зудящий надсадливо комар разбудил Боярова. Где-то рядом шептались двое, скорей всего - сыновья сельского старосты. Разобрать шёпот было сложно да у гостя и не было такого намерения, но несколько слов донеслись до него.
-- ... А если он узнает про неё?
-- Да кто ему расскажет-то?
-- Ну, а всё-таки?
-- Уйдёт он завтра. Батька ему мяса даст на дорогу, хлеба, ещё чего потребно и покажет верную дорогу до Семёновки, а там его дальше направят.
Андрей зарылся с головой в подушку. И эти ему не доверяют. Что будет, если он про их сокровища дознается? Да нужны они ему очень! Как живу-то остаться, да назад в острог не вернули бы, под ножи Каина с компанией. Да что тут сделаешь, если попал в село беглый каторжник в арестантской одёже. Ясно, что добро в подпол прятать надо. С этими горькими мыслями он вновь забылся во сне.


Глава 9. 150 лет назад.

Ужасающе заскрипели деревянные ворота. Видимо, много лет никто здесь не смазывал петель. Одна створка медленно приоткрылась. Сквозь неё вошёл человек, японец, за сорок лет, широкоплечий, в добротной куртке, перепоясанный широким ремнём с серебряной пряжкой. На ногах - крепкие сапоги на толстой подошве, подбитые гвоздями. длинные чёрные волосы, просеянные паутиной седины, подвязаны кожаным ремешком.
Человек оглядел заброшенный двор, поросший высокой травой. Японец двинулся вперёд и прошёл к дому, служившему когда-то, в прошлом, буддистским храмом. Дверь с петель давно уже упала, но была кем-то поднята и прислонена к стене. Заскрипели доски пола под уверенными шагами. сквозь узкие окна внутрь пробивался свет, разгоняя тени, отпечатки сумрака по углам. У задней стены стоял, чуть покосившись от времени, деревянный Будда, глядевший перед собой пустыми глазами. Сбоку от него находился столик с большой открытой книгой с запылёнными страницами и несколько оплавленных свечных огарков на чугунной подставке. весь угол был затянут тенетами паутин.
Вошедший в это царство запустения человек огляделся и сорвал с ближайшего окна серые от пыли лохмы паутины. Стало чуть- чуть светлее. Вдруг тишину нарушило старческое кряхтение. Незнакомец оглянулся. В проходе стоял древний старец в жёлтом облачении буддистского монаха. От старческой слабости ноги его уже почти не держали и он придерживался жёлтой высохшей рукой за косяк двери, а другой опирался на сучковатый посох из обломка ветви.
-- Кто посетил нашу обитель скорби? -- наконец произнёс он дрожащим старческим голосом. -- Никто давно уже сюда не заходит. Разве что местные жители приносят мне рис за молитвы о хорошем урожае.
-- Я не местный житель. Я здесь в первый раз.
-- Давай выйдем на солнечный свет, а то мои глаза не могут разглядеть твоего лица, чужеземец, разговаривающий на нашем языке.
Пришелец вышел из храма и опустился на платформу. Монах вгляделся в него. Внезапно у него задрожали руки.
-- Я узнал тебя. Зачем сказал ты, что раньше не был здесь?
-- Я действительно появился здесь впервые.
-- Не надо лживых слов, Сандо. Мои глаза плохо видят, но разум остался прежним. Зачем вернулся ты, послушник Сандо? Наверное, полюбоваться, что сталось с нашей общиной с тех пор, как ты сбежал отсюда. Видишь, нам пришёл конец. Я остался один, последний монах общины Хантаро, старец Бака. так меня прозвали крестьянские мальчишки.
-- Я не тот, за кого вы меня принимаете.
-- Не спорь со мной, Сандо. Я прожил долгую жизнь и не совершил столько грехов, сколько висит на твоей совести. Но, вижу, ты хорошо сохранился. тебе должно быть гораздо больше лет, хотя и покинул ты нас в юношеском возрасте.
-- Меня зовут Каро.
-- Нет, ты - Сандо.
-- Я - сын Сандо. Он умер. Перед смертью он просил меня приехать сюда, чтобы я своими глазами увидел те места, где он провёл несколько лет, рядом со святым человеком.
-- Хантаро. Это наш настоятель. Он погиб из-за твоего отца. После смерти Хантаро дела наши пошли из рук вон плохо. Когда он был жив, откуда-то приходили деньги, должно быть пожертвования, а может, слали богатые родственники. Я занимал маленькое место в общине и до меня не доходили все секреты. После его смерти в общину наведывались разные люди. Одни давали нам денег, другие - отнимали. Как-то раз мы возмутились бесцеремонностью пришельцев, и они убили самых крепких наших монахов. Это окончательно подорвало нашу общину. Я - последний монах, оставшийся в живых. Но и мой срок скоро выйдет. Что хотел увидеть здесь сын Сандо?
-- Могилу Хантаро. мой отец завещал мне побывать на его могиле.
-- Это я тебе могу показать. Я знаю, где его могила. Но тела там нет, его увезли, или в Киото, или в Эдо. Я не знаю, я был маленьким человеком тогда, при твоём отце. Где он умер, в Киото?
-- Нет, это произошло в далёкой стране, во Франции.
-- Я не слышал о таком государстве.
-- Это очень далеко от островов Ниппон. Он дружил с людьми, равными императорам. Человек, завоевавший полмира, считал его своим другом.
-- Ты говоришь о мальчишке Сандо? -- недоверчиво переспросил монах, подслеповато щурясь от игривых солнечных лучей.
-- Он тогда уже не был мальчишкой. Его называли - "полковник Александр".
-- Он стал воином, человек, бывший монахом, -- возмутился старец.
-- В старину, когда на нашу страну нападали враги, многие монахи становились воинами.
-- Это было во времена больших потрясений.
-- В той далёкой стране было как раз такое время. Они защищали свою свободу и хотели принести свободу другим народам.
-- Неужели и Сандо участвовал в тех великих сражениях?
-- Ему пришлось повоевать, но война не стала его главным занятием. Он был и моряком, и врачом, написал несколько книг.
Старик молчал, смотрел в открытую дверь храма, где угадывался силуэт Будды, и думал о судьбах людей, остающихся дома и пустившихся в путь по свету.
-- Ну ладно, старик, я не буду отвлекать тебя от праведных размышлений в тишине и одиночестве. Я привёз для общины немного денег, пожертвование от нашей семьи, всё это я оставлю тебе.
-- Зачем они мне здесь, в пустыне? оставь лучше риса.
-- Тогда я пойду в деревню, которая ближе других, и договорюсь с кем-нибудь из крестьян либо торговцев. Я им оставлю эти деньги, а они будут приходить к тебе, приносить продукты и помогать в разных нуждах.
-- Я буду молиться за тебя, сын Сандо. Где ты нашёл пристанище?
-- Я посетил Ниппон по настоянию отца. Мой дом и моя семья находятся на Корсике, красивейшем острове, в море, которое окружает несчётное количество государств.
-- Хорошо. Прощай, Каро, сын Сандо. Я буду вспоминать тебя в молитвах.
Каро поклонился последнему монаху общины Хантаро и удалился, прикрыв скрипнувшую створку главных ворот скита. Он вернулся в деревню, где ему указали дорогу сюда. Самому ему, руководствуясь рассказами отца, вряд ли удалось отыскать это затерянное место.
Весь день и всю ночь мучительно кашлял и кряхтел старик, последний представитель буддистской общины. Ему не давала покоя мысль и последнем посещении скита незнакомцами. После убийства один из суровых людей, видимо, пожалев молодого монаха, записал на листочке белой бумаги несколько иероглифов и сказал, что если они что-либо узнают о Сандо, то пусть дадут знать в указанное место. Ежели Сандо вернётся сам, то монахи получат большую награду. И вот теперь монах мучился сомнениями. Если послать сообщение  по этому адресу, возможно его наградят и он купит домишко в той деревне, откуда в скит приходят крестьяне, заведёт себе слугу, будет ему приказывать... Но ведь сын Сандо оставил ему денег. Но что это - только чтобы не умереть с голоду. А если бы он в своё время не сбежал, кто знает, может, община бы сейчас процветала. И всё из-за него, Сандо! Он убил настоятеля, украл реликвию, из-за него погибла община.
Поразмыслив, монах встал, накинул на себя балахон и вылез наружу, еле-еле отворив створку ворот. Затем потихоньку зашагал в сторону деревни, придерживая за пазухой ветхий посеревший листок с выцветшими иероглифами.

+ + +

Через несколько дней к скиту прискакала на низких лошадках кучка людей. Они ворвались шумной толпой на территорию бывшей общины, прошли заросшим сорной травой двором, обшарили все помещения, но нашли лишь одинокого старика, лежавшего возле давно остывшего очага. Он ещё дышал, но, когда его растолкали, и он открыл глаза, то вместо слов лишь хрипел и шевелил губами.
-- Послушай, старик, ты послал нам сообщение. Говори скорее.
Старик еле дышал, грудь его слегка поднималась и опускалась от сиплого дыхания.
-- Мы приехали издалека. Рассказывай, что ты знаешь!
Говоривший схватил старика за грудки и потряс. Голова того болталась из стороны в сторону, как у куклы. Глаза его закатились.
-- Потише, Сумотомо, похоже, его разбил паралич. Он ничего не может сказать.
Здоровяк ещё раз злобно тряхнул старика и швырнул его обратно, на полуистлевший соломенный тюфяк. Старик лежал и больше не шевелился. Один из пришельцев достал нож и подержал полированный клинок возле рта монаха. Потом взглянул на лезвие.
-- Сумотомо, взгляни, лезвие не запотело от дыхания. Похоже, ты прикончил бонзу.
-- Он помер сам. Прожитые годы просто раздавили его своим количеством.
-- Что будем делать?
-- Вернёмся и расскажем всё ойябуну.

+ + +

-- Повторите ещё раз.
-- Мы спешили изо всех сил. Пославший бумагу сообщил нам, что к нему явился старик. Он еле двигал ногами, едва отдышался. Он отдал тому человеку выцветший лист пергамента и попросил передать: "Приходил сын Сандо, остров Корсика, дом, семья, полковник Александр умер. Вы обещали деньги, много денег". Он долго бормотал о будущем собственном доме, о своём слуге, что будет есть много риса, бормотал ещё о чём-то совсем уж непонятном, но потом всё же ушёл. Когда мы добрались до того места, где он проживал, а это самая настоящая  дыра  посреди дикого леса, он был уже мёртв.
-- Мёртв? Его убили? Кто его убил?
-- Нет. Здесь другое. Видимо, дорога туда и обратно высосала всю оставшуюся жизненную силу.
Ойябун клана акуза города Нагоя сидел в своей пышно обставленной резиденции. обширная комната  разделялась лёгкими передвижными бамбуковыми стенами- ширмами на отсеки. Около стены стоял низенький столик, на котором лежал самурайский меч. Маленькая гейша с напудренным до белизны лицом размешивала специальной деревянной лопаточкой чай в широкой пиале, добиваясь, чтобы в ней поднялась шапка чайной пены, что являлось апофеозом чайной церемонии. Ойябун созерцал грациозные движения маленьких ручек, быстрыми ящерками снующих в широких рукавах праздничного кимоно малинового шёлка. Наконец гейша подала, с глубоким поклоном, пиалу ойябуну и семенящей походкой зашла за ширму с изображением танцующих журавлей. Комната была полна людей, включая и ту команду, которая только что прибыла с севера империи. Появление их не позволило рассеяться туману неизвестности, который появился после того сообщения из тайги Хоккайдо.
-- Давайте ещё раз повторимся. Приходил некий Сандо. Стоп! От одного из моих предшественников, Томито, осталась запись в памятной книге. Это был его рассказ об одной операции, закончившейся полным провалом. Там шла речь о том, что разыскивали одного послушника, выкравшего из той самой общины вещь, реликвию одной из самых богатых семей Японии. Они готовы были отдать за неё любые деньги. Но парень оказался ловчее нас, а может, ему так помогал Будда, но он исчез из Шанхая из-под носа десятка проворных ребят. С тех пор прошло пять десятков лет. И вот снова появляется имя Сандо.
-- А что это может дать нам?
-- Старик недаром посылал за нами. Он надеялся, что дело это стоит больших денег.
-- Но сейчас они ему не нужны.
-- Да. Но нужны нам. Семейство Исихара вряд ли откажется, если мы привезём их реликвию.
-- А как мы найдём этого сына Сандо, когда никто из нас и самого послушника никогда не видел?
-- Старик упоминал остров Корсика. Говорил, что там у него семья и дом. В Японии нет такого острова. Значит, этот человек - чужестранец. Искать чужестранца, прибывшего в Японию, гораздо легче. Для иностранцев путь в нашу страну один - через Нагасаки, с помощью голландских купцов. Срочно надо послать туда наших людей. Сумотомо, надеюсь, тебе не надо повторять задачу снова?
-- Что вы, хозяин, если он в Японии, я привезу его в Нагая на подносе, залитым соевым сосом и обложенным рисовыми шариками.
-- Вези, и ты получишь двойную долю добычи.
Долгие годы понадобились акудза, чтобы занять то место в Японии, которое они занимают и поныне. Они начинали потихоньку, с малого. Сначала выбили разбойничьи шайки, грабившие в предместье Киото, затем - в самом городе. Шли годы и сфера влияния умещала уже несколько городов, в том числе и самых крупных. Как ни странно, но когда они организовались, в городах сразу стало спокойней жить. Гораздо реже нападали грабители, реже шумные отряды самураев, бряцая доспехами и оружием, устраивали ночные погони. императорский двор поздравил полицию с достигнутыми успехами, но мало кто догадывался об истинной причине снижения числа городских разбойничьих шаек. А сами акудза помалкивали и потихоньку забирали контроль над тёмным ночным  дном  всё новых городов, где сосредотачивались большие денежные запасы или другие материальные средства. Получалось так потому, что они не упускали практически ни одного шанса получения любых более или менее крупных сумм. Будь то похищение человека или убийства неугодных людей по заказу. Первыми в Японии именно акудза открыли из Китая притоны для курения опия. Акудза не даром славились умением чувствовать способ получить наживу.
Поэтому и заинтересовался данным случаем ойябун. Здесь пахло большими, очень большими деньгами.

+ + +

Искусство розыска заключается порой не в том, чтобы ходить и расспрашивать десятки людей о нужном человеке, а в том, чтобы те, кого расспрашивают, не догадались, кого именно разыскивают что кого-то вообще ищут. Местные жители начинают сочувствовать человеку, который попал в глупую историю - договорился встретиться со своим приятелем, а тот как в воду канул. Собеседник, желая помочь бедолаге, пусть и страшноватой наружности, вспоминает похожие случаи с собой или знакомыми и бывает, что нужные сведения достаются тому, кто показал себя "своим в доску". Люди любят оказывать помощь другим, если у тех имеются мелкие недостатки. При этом они кажутся себе чрезвычайно ловкими ребятами. "Гляди-ка, я не только оказался умным, раз сам не озираюсь по сторонам с дурацким недоумённым видом, но ещё и окажу ему посильную помощь. пусть видит - не все такие рохли".
Пользуясь подобными приёмами, Сумотомо и обнаружил лодочника, который отвозил на берег японца, одетого так, как одеваются иноземные торговцы. Но тут оказалось, что искомый человек уже вновь поднялся на борт голландского барка и несколько дней как отбыл из страны. Неужели опять неудача? С этими известиями Сумотомо, со своими людьми, вернулся в Нагая.
-- Я считаю, -- закончил свой рассказ Сумотомо, -- что в этом деле мы идём в хвосте событий. Для акудза это позорно. Чтобы не оказаться в заднице, лучше отвернуться в сторону и сделать вид, что нас это никак не касается.
-- Последнее слово остаётся за мной, -- ответил ему ойябун. -- Ты говоришь, что оказаться в хвосте событий, это позор. Мы докажем, что это не так. Свернуть это дело, вот способ показать всем своё бессилие. Наш враг пришёл в наш дом, показался во всей красе, пересёк всю страну, от Нагасаки до Асакигавы, точно так же вернулся и спокойно отбыл домой. Мы утрёмся и сделаем вид, что ничего не произошло. Ты это предлагаешь, Сумотомо?
-- Хозяин, видимо у тебя есть другое предложение?
-- Да. Он появился у нас, а мы появимся у него. Теперь слушайте дальше. Я открою вам свои мысли. Япония отгородилась от всего мира, подобно в своё время Китаю, построившему огромную стену, длиною в многие сотни и даже тысячи ли. Изоляция должна была дать внутреннюю устойчивость, преданность господину, касте, клану. Да, раньше так и было. Но вместе с тем и остановилось всяческое  движение, страна всё сильней начинает загнивать, отдушина в виде торговых связей с крошечной Голландией и соседскими государствами не даёт больших результатов. страна начала отставать в развитии от соседствующих стран, не говоря о сильных мира сего. С каждым годом Япония делается слабее. реформы, начатые бакуфу, топчутся на месте. Единственный способ спасти страну - поднять занавес, отделяющий нас от остального мира. Япония примет всё лучшее, что появилось в мире, и сделает скачок на запад, к старшему брату - Китаю. Ты говоришь, Сумотомо, что мы идём в хвосте событий. Я тебе скажу другое - мы опередим то, что неминуемо случится через год, два, пусть даже через пять лет. Но к тому времени у акудза должны быть связи с теми, кто придёт в нашу страну. Это будет нашей новой силой.
Теперь, Сумотомо, дошёл черёд и до твоего дела. Я не раз посылал тебя в Нагасаки для выполнения различных поручений, порой даже пустячных. Тебе пришлось изучить языки, на которых разговаривают иноземные торговцы. Ты обучался различным вещам. Настало время тебе покинуть землю метрополии. Реликвия Исихары - это не причина твоего будущего путешествия, а лишь повод. Ты посмотришь на мир и расскажешь мне всё, что увидишь. А потом мы будем решать, есть ли в том мире место интересам акудза и как то место занять.
Огласив свой замысел о проникновении за пределы страны, ойябун отпустил остальных своих приближённых, оставив лишь Сумотомо, считавшегося, несмотря на свой излишне звероватый вид, его правой рукой. он решил дать ему дополнительные инструкции перед походом.
-- Сумотомо, ты получишь небольшой, но надёжный парусник, который не будет бросаться в глаза там, далеко на чужбине - быстроходный клипер. Я не так давно приобрёл его, чтобы осуществить замысел, о котором вам сегодня поведал. Я назвал его "Камикадзе", "божественный ветер". Пусть он несёт тебя на парусах, наполняемых дыханием Будды. Команда, набранная мною с голландского торговца, будет подчиняться тебе. Для дел, которые ожидают тебя на том острове, именуемом Корсикой, возьмёшь с собой несколько человек. Хватит троих, самое большее - пятеро. Много брать не стоит. Где не справится целый отряд головорезов, проникнет тренированная одиночка, лазутчик. Есть у меня три брата, прошедших обучение в клане ниндзя "Акуза-рю" Они всё ещё существуют в горах Кореи. Дела в Японии их почти уже не волнуют. Они слишком заняты своими интересами в Корее, разными многочисленными связями с янбанями (корейскими феодалами).
Звёзды уже давно смотрели на землю из чернильной тьмы неба, месяц навевал тоску на городских собак, а ойябун всё ещё беседовал со своим помощником. Он долго инструктировал Сумотомо, рассказывая о вещах, которые того раньше не интересовали, но, как оказалось, крайне важны для выполнения задуманной операции. Сумотомо почувствовал, как перед ним приоткрылся краешек всей мудрости ойябуна, заглянувшего в день завтрашний Силён тот, кто может это делать, и вдвое силён тот, кто может это использовать.
Через неделю клипер "Камикадзе" покинул гавань порта Нагая. Сноровистые матросы поползли по вантам, поднимая фор- брамсель, грот- брамсель и крюйс- брамсель. Паруса наполнились ветром и "камикадзе" рванулся вперёд, рассекая узким телом морские воды. Матросы суетились, затягивая гитовы, чтобы паруса не давали слабины, иначе излишнее полоскание могло их сорвать с мачт.
Уход парусника наблюдала группа японцев самого зловещего вида. Это вышел в порт сам ойябун клана акудза города Нагая и его окрестностей. кроме них парусник провожал внимательными глазами старый нищий, просивший подаяние у моряков, опускающихся с кораблей на пирс. По виду он сам напоминал моряка, получившего увечья на службе и теперь живущий милостью тех, кто вчера ещё был его товарищем и собутыльником. Он знал многих по именам, и многим казалось, что и они его когда-то хорошо знали. Это обстоятельство позволяло ему как-то поддерживать собственное существование, а также держать связь с Кореей, где его сообщники уходили в горные долины Тэбэксан.

+ + +

Не будем утомлять Читателя описаниями путешествия от порта Нагая в Японии до далёкого острова Корсика, находящегося с Средиземном море, так как это увеличило бы объём данного произведения, по меньшей мере вдвое. Скажем лишь, что описание того путешествия клипера "Камикадзе", возможно, станет одной из следующих наших книг. скажем лишь ряд подробностей длиною в несколько строк о том плавании.
Жестокие штормы трепали клипер в Индийском океане, их преследовали пираты неподалёку от Малабара. Сумотомо предотвратил начинавшийся на борту бунт, а потом, во время стоянки в Капштадте пропало несколько матросов. В Дакаре их клипер проклял жрец- серер, что чуть не закончилось гибелью судна. Большое испытание их ожидало в Гибралтаре. Сошедший там на берег Сумотомо повздорил с английским офицером. перепалка едва не закончилась конфискацией парусника. Но вот все испытания остались позади. Наконец-то многострадальный клипер бороздил воды Средиземного моря.
Парусник вошёл в небольшой порт Аяччо, центра и столицы Корсики, провинции Франции, не имеющей сухопутных границ с другими французскими провинциями. По этой причине корсиканцы всегда чувствовали себя несколько обособленно от других французов. Впрочем, надо это специально отметить, и другие французские провинциалы любили подчеркнуть свои узкопатриотические чувства. Гасконец жизнь отдаст за свою Гасконь, провансалец горой будет стоять за Прованс, бретанец учинит драку, если кто дурно отзовётся про Бретань, а парижанин серьёзно будет утверждать, что Париж есть лучший город во всём свете. И каждый считал, что именно это и есть настоящий патриотизм и он - истинный патриот. Точно так же и корсиканцы искренне провозглашали первый тост за свой прекрасный остров.
Остров и в самом деле есть за что любить. Здесь имеются прекрасно разработанные сады и пляжи, усыпанные тончайшим песком, над водой нависают гранитные скалы, а дальше, в глубине острова раскинулся горный хребет, высочайшая гора которого, Монте- Чинто, достигает высоты 2710 метров над уровнем моря. Краса и гордость острова - виноградные плантации, поставляли на континент великолепные вина. Многие французы мечтали бы там поселиться, вдали от шумной беспокойной жизни, но корсиканцы плохо воспринимают чужаков. Корсиканцев всегда определял горячий нрав, в этом они ближе к итальянцам. Да и понятно, каких-то 85 километров отделяют их от Тосканы, что в два раза ближе, чем Прованс.
Остров и принадлежал ранее Италии, то есть - Риму, ещё со времён Первой Пунической войны, когда вместе с Сардинией Корсика составила отдельную римскую провинцию. Поднявшееся было восстание было жестоко подавлено римскими легионерами, а когда с Карфагеном было окончательно покончено. на этом красивейшем острове была устроена ссылка для противников Империи. Такое положение сохранялось на протяжении почти что пяти веков. Затем, как на всей территории бывшей Империи, на Корсику высадились вандалы. Потом пришла очередь византийцев. Красоты и удобное географическое положение острова привлекали к себе пристальное внимание завоевателей. Готов сменяли арабы, арабов лангобарды, тех - франки. Наконец это дело корсиканцам сильно надоело и они решили найти для себя сильного покровителя, лучшим кандидатом из которых они посчитали Римского Папу. Местные правители, с одобрения Карла Великого, послали делегацию к Стефану Второму и Папа принял в 754 году новую область под свою опеку, но то остров попадал под власть мавров, то дела политического и канонического характера не дозволяли слишком много внимания уделять Папской области, такой крохотной, по сравнению со всем христианским миром. И, в 1077 году папой Григорием Седьмым бразды правления  были переданы правителям города Пиза. Да-да, того самого, где имеется знаменитая кампанила, или падающая башня, часть обширного соборного комплекса. Кстати, этот собор отстраивался в течении двух столетий, потребовал массу расходов и, в конце концов, пизанцы посчитали лучшим выходом передать непокорный остров соседней самостоятельной области - Генуе. те несколько корсиканцев поприжали, лишив их большей части свобод и принялись черпать с остров дивиденд в вине больших партий вин. Свободолюбивые корсиканцы недолго терпели несправедливости генуэзцев и принялись бунтовать, да неоднократно. 1553 - 1570, 1729 - 1730, 1735 - 1741. И это только самые крупные восстания. Этим недовольством решила воспользоваться Франция. Дипломатические ухищрения принесли нулевой вариант, так как корсиканцы уже имели богатый опыт общения с "доброжелателями", и в 1768 году французские войска высадились на побережье многострадального острова, чему тут же воспротивились широкие круги населения и корсиканские феодалы. Разразилось восстание под руководством Паскаля Паоли, Генерала Нации. Всё оставалось по-прежнему, только вместо генуэзских багинетов на корсиканцев смотрели французские штыки. Сейчас уже Англия пыталась воспользоваться борьбой корсиканцев против Франции. В 1794 - 1796 и 1814 - 1815 Корсика находилась под властью англичан, воспользовавшихся политическим моментом, но каждый раз Франция возвращала свою провинцию под "отеческое" крыло. Все эти пояснения нужны, чтобы Читатель лучше понял характер корсиканского народа. Но пришло время вернуться к нашей истории.
Любопытствующие взоры не раз поворачивались в сторону клипера, который вошёл в залив Аяччо, где находился порт одноимённого города. Парусник был заметно потрёпан океанскими волнениями и нуждался в ремонте, какой мог получить только в доке. На каждом паруснике имеется плотник, который проводит ремонтные работы прямо во время движения или стоянки, но его возможности небезграничны, если судно имело слишком много повреждений. На борт судна поднялся представитель ремонтной мастерской при доке, чтобы предложить свои услуги. Видимо, они договорились с капитаном, так как парусник двинулся в сторону доков.
Скоро для жителей Аяччо появился новый повод для досужих разговоров. Скучающие горожане передавали друг другу слухи, что на паруснике прибыл китайский мандарин. Он разгуливает в сопровождении слуги, несущего над ним огромный зонт из жёлтого шёлка. За мандарином шествует охрана - три воина весьма свирепого вида и одинаковой наружности. Это либо братья, либо все азиаты удивительно похожи между собой. Воины были увешаны мечами и кинжалами и не подавали вида, что их как-то задевает то пристальное внимание, что их постоянно окружает.
Прибытие китайцев послужило темой для всяческих слухов. Появились известия, что китайцы ищут встречи с Луи Наполеоном Бонапартом, другие отрицали это, доказывая, что китайцы ведут переговоры с чиновниками Второй республики, третьи над этим смеялись, уверяя, что китайский богдыхан хочет построить здесь дворец на случай дворцового переворота, которые бывают там, у них, каждый год. Но скоро скучающие горожане нашли другие темы для разговоров. На новоприбывших иностранцев уже не обращали внимания, ведь в Средиземном море проложено столько торговых путей, что появлением иноземных гостей никого уже было не удивить. Здесь частенько появлялись и мавры, и тунисцы, и турки в высоких красных фесках, палестинцы, вечно конфликтующие с вездесущими евреями и многие- многие другие.
Азиатский чиновник поселился вместе со своими воинами в гостинице "Наполеон". Хозяин, показывая комнаты, рассказал, что знаменитый император Наполеон Бонапарт родом из этого славного города. Да-да, город Аяччо, это родина Наполеона Первого. Именно здесь он провёл свои младые годы. Дрался с ровесниками, ухаживал за своими кузинами, а когда подрос, исчез с Корсики, начав военную службу во Франции. Хозяин был чрезвычайно разговорчивый. Ему понравилось, что экзотичные гости пришли именно к нему. Важный азиатский чиновник разговаривал по-голландски и по-испански. Между собой азиаты переговаривались по своему, гортанными, отрывистыми фразами.
Беседа с хозяином явно понравилась гостю, так как он скоро вышел из своей комнаты, переодевшись в красный шёлковый халат с вышитыми драконами. Хозяин, Франко Муле, выставил бутылку бургундского, урожая 1832 года, и разлил вино по стаканам, рассказывая про своих знаменитых постояльцев, живших вот в этих каменных стенах. Если судить по его словам, так только германский кайзер и русский император ещё не посещали Аяччо и эту знаменитую гостиницу, но обязательно сделают это в самое ближайшее время.
Хозяин оказался горячим поклонником бывшего императора. "Его убили, -- шептал он, оглядываясь в сторону двери, и утирая полотенцем покрасневшее лицо с крупным пористым носом и густыми усами. -- Но племянник его ещё покажет себя. Ого! Вот увидите, ещё императорское знамя Наполеона поднимется над французской землёй".
-- А бывал здесь первый Наполеон? -- наконец спросил гость, глядя пронзительными глазами в помутневшие от выпитого вина глаза хозяина.
-- Разве у него было время? Всего себя он отдал делу величия Франции. Он лично возглавлял свои походы. Египет, Италия, Германия, Польша, Россия. О, эта огромная Россия, он завяз там среди снегов и грязи. Лучше бы он туда не совался. Он хотел мира во всём мире, мире, который пытается подмять под себя Британия. Хотел, но приходилось воевать. Чтобы покончить со всеми врагами. Но только тех оказалось слишком много...
-- А может после войны он хотел здесь поселиться? -- прервал гость рассуждения хозяина.
-- Да что вы, император должен сидеть в столице, вершить государственные дела. Иначе всё развалится. Страна, она, как уличная девка, за ней нужен глаз да глаз.
-- А может кто-нибудь из его друзей...
-- Ну конечно, к нам многие из них приезжали, некоторые пытались даже здесь обустроиться. Но, знаете ли, мы, корсиканцы, народ своеобразный, любим поговорить, но ощущать, что рядом поселился чужак, это не по нам... Не в обиду будет сказано...
-- И никто не остался?
-- Ну, двое или трое. Живут они обособленно. Конечно, за долгие годы они нашли общий язык с соседями. Но чужаки, они и есть чужаки...
Сумотомо видел, что хозяин несколько осоловел, так как наливал себе из большой тёмного стекла бутылки больше, чем гостю.
-- А кто из друзей Наполеона здесь поселился?
-- Генерал Луи Трентиньян, его сподвижник по походам в Италии. Суровый воин. Корсиканцы его уважали. Умер пятнадцать лет назад. Здесь живут его сыновья и внуки. Затем - полковник Морье, кирасир и гусар. Этот не умер от старости, скажу по секрету, -- хозяин громко икнул и оглянулся, затем прижал палец ко рту, зашептал: -- Его зарезали соперники. За амурные дела. Он не мог пропустить ни одной юбки, чтобы не залезть под неё.
Большое тело его заколыхалось от смеха. Затем хозяин закинул голову и выпил последние капли вина прямо из горлышка, после чего приставил бутылку ко глазу, и посмотрел сквозь неё за окну, словно то была совсем и не бутылка вовсе, а подзорная труба "морского волка". Неизвестно что он там разглядел, но скоро он опустил бутылку и, со вздохом, поставил её на стол, после чего продолжил рассказ.
-- Есть ещё такой полковник Александр. (Сумотомо насторожился). Загадочная личность. С Наполеоном был почти что с первых дней. Говорили, что они были не разлей вода. Когда наш император стал императором, полковник Александр не пожелал воевать, чем весьма разочаровал Наполеона, который всё же уговорил как-то приятеля участвовать в своих походах, если не в качестве воина, то хотя бы доктором. Он лечил людей, ты понимаешь? Другие убивали, а он лечил. Но их потом всё равно убивали. Война, знаешь ли, там так полагается. Этот полковник Александр взялся учить нашего дорогого Бонапарта...
Трактирщик внезапно поднялся и удалился. Сумотомо было решил, что на этом разговор закончился, но тут хозяин вернулся с другой, полной бутылкой. Откупорил её и долго булькал, вливая в себя очень даже солидную порцию. 
-- Рассказывали, -- продолжил он, усевшись устойчивей, -- что он тоже был вроде тебя, китайским гражданином, и прибыл помогать Бонапарту. но он хотел слишком многого, и Наполеон послал его сюда, жить здесь, -- хозяин ткнул пальцем в стену. -- Неподалёку. Он и жил. Людей лечил. Не поверите, достанет пучок иголок, длинные такие, блестящие. И втыкает их в живого человека. Бывает же такое... И помогало. Вот что самое удивительное. Ещё он, говорят, книгу написал. Или две. Но я их не читал. мне, понимаешь, недосуг, работать надо, люди тут у меня всякие, надо чтоб им...
Муле ещё пытался что-то говорить, но бормотал всё менее вразумительно и, наконец, положив голову на руки, захрапел.
Сумотомо брезгливо выплеснул остатки бургундского на пол и вышел. Вино ему не понравилось. горчило, вязало во рту, было каким-то шершавым. Иное дело - подогретая рисовая водка. Она проваливается в желудок и, сразу, приятная волна ударяет в голову, мысли убыстряют свой ход, настроение делается лучше и, вообще, он к ней привык.
Так. Часть дела выполнена, пусть и совершенно случайно. Вернее, Сумотомо так и рассчитывал, что хозяин должен знать человека, чуждого им по национальности, но, тем не менее, проживающего на острове. Теперь необходимо найти его жилище и решить, что делать дальше. Он посмотрел в том направлении - куда ткнул рукой трактирщик. Для начала надо прогуляться туда.
Спустя непродолжительный отрезок времени три человека вышли из гостиницы. Они переоделись в куртки и штаны, какие носили местные жители. Широкополые шляпы затеняли жёлтые лица с плоскими носами и раскосыми глазами. Пряди длинных чёрных волос лежали на плечах, но ведь и все корсиканцы были преимущественно брюнетами. Сумотомо, с двумя воинами в сопровождении, взяли в гостиничной конюшне трёх лошадей и отправились по дороге, ведущей в намеченном направлении.
Здания центральной части Аяччо были преимущественно каменными, нависающими над улицей. Много было навесов, защищающих от полуденных лучей солнца. На первых этажах размещались разные ремесленные мастерские или продуктовые и бакалейные лавки. Мостовая была чисто вымыта. встречалось много кустов, всяческой зелени  и цветов. Аяччо был городишкой невеликим, но ухоженным, благодаря стараниям населявших его людей. Скоро дома, окружённые купами плодовых деревьев, стали встречаться реже - это было уже городское предместье. Затем жилища перестали попадаться вовсе. Дорога, вымощенная булыжником, проходила мимо апельсиновых и мандариновых рощ. Спелые плоды висели в ветвях, жёлтыми и оранжевыми шарами украшая местность.
Сумотомо привстал на стременах, сорвал один плод с ветки и, на ходу, очистил от кожуры. Попробовав, он отшвырнул его с руганью прочь - плод ещё не созрел и был страшно кислым. Иногда им встречались крестьяне. Они или работали в поле возле деревни, или шли куда-то, с лопатами либо вилами на плече.
Сумотомо пожелал удостовериться, правильно ли они едут, вопрошая у них:
-- Дом полковника Александра?
Но крестьяне лишь разводили руками и поскорее сходили с дороги. Маленькая кавалькада всадников продолжала скакать вперёд. Сумотомо собирался уже поворачивать назад, когда на его уже опостылевший вопрос очередной прохожий показал рукой в сторону. Дорога здесь раздваивалась и они поскакали по менее протоптанной.
Когда деревья начали редеть, они остановили лошадей, и дальше Сумотомо пошёл с одним из своих воинов. Второй остался рядом с лошадьми, которые тут же принялись уминать сочную луговую траву, пользуясь благоприятным мгновением. Японцы тоже на ходу подкрепились хлебом с сыром. Жажду утолили из журчащего неподалёку ручейка, что весело перекатывал камушки в прозрачных холодных струях. Видимо где-то неподалёку, выше по течению, бил родник.
Сумотомо осторожно направился дальше по дороге, затем свернул в кусты и они с воином, бегом, пересекли поле, заросшего колосьями то ли овса, то ли чего то другого. Среди деревьев темнела черепичная крыша большого дома. Японцы скрылись в кустах и незаметно подобрались поближе. Дом действительно был немал. Два этажа. С одной стороны дома сделано что-то вроде башенки, надстроенный третий этаж с конической крышей. С другой стороны - терраса. окна нижнего этажа закрываются крепкими ставнями. Стены выложены из больших камней, сцепленных цементным раствором.
Возле дома разросся плодовый сад, незаметно переходивший в цветник у самых стен дома. Та стена, что смотрела в цветник, была покрыта виноградными лозами, вившимся по верёвкам до самой крыши. В саду работали два человека. Они подрезали лишние ветви, собирали мусор, по-видимому то были садовники. Среди цветов тоже кто-то копошился. Кто это, не было видно, так как человек сидел на корточках. Голову его прикрывала широкополая шляпа, служившая защитой от лучей солнца.
Хоронясь за кустами, японцы обошли дом и вышли на другую сторону, стараясь оставаться в тени. Сейчас перед ними открылся вид на службы, находившиеся за домом - конюшня, маленькая мастерская, а также стоявшая поодаль сторожка- флигель. Кроме них, здесь же, разместились несколько деревянных амбаров, служивших для хранения всяческих припасов. Во дворе работали люди. Видимо, если они не ошибаются и это действительно дом Сандо, полковника Александра, то у него, то есть у его сына, где-то около десятка человек обслуги - разные там конюхи, садовники. домашний люд, кухарки, служанки.
Ближе подходить днём Сумотомо не решился. Не стоит подавать вида, что кто-то интересуется домом и живущими в нём людьми. Внезапно с полянки, где они оставили лошадей, послышалось ржание. Японцы подались назад и исчезли в кустарнике. Люди, работавшие возле дома, увидали лишь колебавшиеся от ветра ветки. Ржанием лошади тоже никто не заинтересовался. Мало ли путников проезжает мимо по своим делам. А если бы Каро Нарита, он же - Карло Нортье, поинтересовался той лошадью, может, история нашего повествования повернулась как-то иначе, но только он не подозревал, что пришло для него время больших неприятностей. Если бы до поместья дошла весть о прибытии странного клипера, если бы кто из дома Каро за это время посетил бы Аяччо, если бы...Но всё получилось так, как получилось. Уж так устроена наша жизнь.
Сумотомо вернулся обратно в гостиницу. первая же прогулка принесла успех. С делом не стоило сильно затягивать. Если сын Сандо проведает о чём-либо, то выполнить своя задачу им будет намного сложнее.
Вечером акудза устроил военный совет с приданной ему в помощь троицей братьев. Они обсуждали, какой из способов наиболее приемлем для достижения их  цели. Наконец решили, что два брата отправятся на ночную разведку, а Сумотомо с оставшимся воином прогуляются по городу в сопровождении слуги. Знание местности всегда ведёт к успеху операции, если появится необходимость в срочном отступлении. К тому же, не помешает узнать, как обстоят дела с ремонтом судна. В ремонте участвовала и вся команда, кроме, разве что, слуги, который ухаживал за Сумотомо, а также выполнял роль курьера при случае.
По окончанию прогулки "мандарин" заглянул в каморку говорливого хозяина. Тот читал газету, разложенную на столе.
-- Вчера ты меня угощал, а сегодня я тебя, -- предложил он.
Муле тут же согласился, убрал газету со стола и принёс блюдо с кусками жареного мяса, залитого майонезом.
-- Вчера мы пили вино из высоких бутылок. Сегодня попробуем японскую водку, сделанную из первосортного риса, -- говорил японец, наливая Франко Муле и себе водку в глиняные стаканчики.
-- А почему она тёплая? -- спросил хозяин, почти погрузив в стопку крупный нос.
-- Сакэ всегда пьют немного подогретым. Это только на пользу. Быстрее опьяняет. А ведь это именно то, что мы в ней ищем.
-- Сейчас мы её.
Желая показать свою удаль, Муле замахнул одним духом стаканчик, тут же слёзы выступили у него на выпученных глазах и он беспромедлительно сунул в рот самый большой кусок жареной дичи.
-- Крепка, -- заявил хозяин, отдышавшись. -- Крепче, чем моё вино. Но у меня есть, 1812 года, особое, наполеоновское. пожалуй, по крепости никак не меньше будет.
Сумотомо налил ещё по стакану.
-- Что пишут в газетах? -- кивнул он на сложенные листы, которые трактирщик кинул на лавку.
-- О, городская новость номер один! Вчера поймали известного разбойника Кантино. Джузеппе Кантино- Кровавый Кинжал. Наконец-то его удалось изловить. Хорошо ещё, что он всегда действовал в одиночку. Представляешь, если бы у него была своя шайка? У нас, на Корсике, есть бандиты, ещё похлеще, чем где-нибудь на Сицилии или в Валенсии. Но Кантино, пожалуй, всех их обошёл по жестокости и удали. Недаром никто не хотел с ним связываться. Да и изловили-то его как. Он скорее сам попался. Он сорвался с дерева, где отсиживался во время облавы и сильно ударился об корни головой. Вот его и схватили в беспамятстве,а то бы им ни в жизнь его не поймать. Народ у нас такой. разбойника никогда солдатам не выдадут. доймёт он их, сами его убьют, но чтобы выдать, ни-ни.
Хозяин гостиницы обстоятельно рассказал поддакивающему Сумотомо об жителях Корсики, о своих родственниках, живущих в Бонифачо, о своих путешествиях на Сардинию, откуда он завозил контрабанду.
-- Но тише -- прижал Муле палец к губам, -- об этом никто не должен знать, хотя, -- тут же махнул рукой, -- и так все знают.
В коридоре загрохотали сапогами.
-- О, это мои новые постояльцы, -- хозяин поднялся и, пошатываясь на нетвёрдых ногах, направился к выходу.
Но то были воины Сумотомо, вернувшиеся с прогулки на лошадях, как они сообщили. Японцы удалились, все вместе, в свои комнаты на втором этаже гостиницы, а Франко Муле отправился в погреб за бутылочкой бургундского. Определённо, это вино лучше той подогретой мучнистой мочи, что угощал его этот азиат. Хотя и она здорово ударяет в голову, признал хозяин, сверзившись с порога в погреб.
-- Мы наблюдали за домом несколько часов. Кроме самого хозяина, там присутствует его жена, дочь, два садовника, конюх, кузнец, кухарка, горничная, двое слуг, работающих в доме, и трое, работающих в поле. Хозяин сидит дома, в кабинете на втором этаже, что-то пишет, его жена подстригала цветы, затем удалилась в свою комнату, рядом с кабинетом мужа, а дочь, в сопровождении одного из домашних слуг, ездила кататься на лошади. До ближайшей деревни - восемь километров. Недалеко протекает река.
-- Молодец, Соза, а я выяснил, что в городской тюрьме появился новый заключённый, известный корсиканский разбойник. Завтра его должны казнить на городской площади. Утром привезут и установят гильотину. Предлагаю ночью проникнуть в тюрьму, подбросить ему нож и предупредить, что в порту его будет ждать лодка. Одновременно с этим надо похитить у Каро жену, а ещё лучше - дочь, получится - так обоих. Вечером один из вас поплывёт на лодке по реке Прунелли, чтобы затаиться поблизости от дома Каро, со вторым мы поскачем вместе на лошадях, а третий отправится тем временем в тюрьму, чтобы передать заключённому инструмент для побега. Завтра он попытается сбежать, получится это у него или нет - не важно, внимание на себя он отвлечёт, и в этом будет заключаться его главная задача. А мы уйдём с пленницами. Оставим Каро записку, где будут определены наши условия возвращения пленниц. Разумеется, в обмен на камень. План наш довольно сложный в исполнении, но должен получиться, учитывая фактор внезапности.
Задерживаться дальше на Корсике не стоило. Всё здесь им было чуждо - земля, люди, дома, одежда, даже пища и напитки не те, к каким японцы привыкли дома. Миссия затянулась, пора подумать о возвращении домой. По возвращении Сумотомо доложит ойябуну о том, что жизнь европейцев слишком отличается от жизни подданных микадо. Даже крестьяне здесь укрывают разбойников, не скрывая этого. В Японии самураи уничтожили бы население всей деревни, до последнего человека, в подобной ситуации, если такое возможно было бы представить. В том случае, если бы акция устрашения не принесла бы своих плодов, то на следующую деревню так же бы обрушился стальной "молох". И так продолжалось бы до тех пор, пока жители не образумятся и не станут выполнять свой долг перед господином, переполненные уважения, от его силы и мощи. Преданность своему господину лежит выше любви к Родине. На этом построено государство. Если изменить основы, то государство зашатается, а может и вовсе рухнуть.
Ближе к вечеру Сумотомо спустился в зал трактира, где собирались покушать и выпить постояльцы, когда желали подкрепить свои силы. Также к гостеприимному Франко заходили завсегдатаи, проживающие поблизости и просто друзья хозяина, чтобы отдохнуть здесь от дневных трудов. Одни сидели у стойки, другие занимали несколько столов, шумно обмениваясь новостями, курили трубки и попивали вино из больших кружек.
Сумотомо поморщился. Здесь слишком сильно пахло луком и чесноком, до которых так охочи корсиканцы, да и все французы тоже. Японцы заказывали пищу в свои комнаты, куда приносил миски с едой слуга Сумотомо, а затем оттаскивал пустую посуду на кухню. Он уже примелькался здесь, маленький подвижный японец, пожилой, но похожий на мальчишку. Возраст определялся лишь по сетке густых морщин, покрывавших лицо. редкие волосы он затягивал лентой на затылке куцым пучком. Служка улыбался и кланялся каждому встречному, соединяя ладони вместе, когда руки не были заняты.
Слуга должен был создать впечатление, что постояльцы находятся в своих комнатах. Он будет шуметь то в одной комнате, то в другой, разговаривать, громко смеяться, бегать на кухню, чтобы принести ещё вина и закусок, то есть создавать то, что в будущей криминалистике назовут "алиби".
Сумотомо спустился по лестнице с галереи, прошёл по залу под взглядами посетителей и вышел на улицу.. Днём ещё он нанял тройку лошадей, которые должны уже стоять на опушке за предместьем. он мысленно проверил, всё ли предусмотрено. Так, они с Моритой скачут на лошадях по дороге, Соза на лодке в это время гребёт к перекату, ближайшему от усадьбы Каро. Место помечено тайным знаком, недоступным не посвящённому взгляду. Ямура отправится в тюрьму...

+ + +

Каро Нарита провёл целый день в кабинете. Он систематизировал записи путевых впечатлений о поездке на родину отца. Он испытал большие потрясения, ступая по тем местам, где ходил отец в молодости, а также великий человек Хантаро. Хантаро, по словам родителя, вроде бы ничего такого особенного не совершил, но был великим по силе духа, целеустремлённости и любви к людям. Все местные жители, от айнов и до даймё Хоккайдо, ценили и уважали пожилого настоятеля буддистского скита. всякая беседа с ним западала собеседнику прямо в сердце как истина, сошедшая свыше.
Всё увиденное и услышанное Каро записывал в дороге и вот сейчас сводил воедино. Жена Лоретта в такие ответственные минуты старалась ему не мешать и весь день пропадала в своём цветнике, где у неё росли различные сорта роз. Она скрещивала их, пытаясь получить свой, новый вид голубой розы, с которой собиралась поделиться своим именем. Роза "Лоретта". Не правда ли, это прекрасно... Её дочь, молодая и ветреная Элеонора хотя цветы и любила, но была не согласна подкармливать их навозом и обирать разных там вредителей, слизняков и червей. Гораздо лучше - лошади. Девушка была без ума от скачек. Вот и сегодня она отправилась с грумом и скоро должна была обернуться.
Настроение у Каро было превосходное. Вернулась Лео, раскрасневшаяся после быстрой езды, поужинала творожными лепёшками и паштетом, выпила чаю, настоянного на травах, с бисквитами, после чего удалилась поговорить перед сном с матерью поцеловав отца на прощание в щёку. Выждав пару минут, в комнате появился камердинер, рассказал обстоятельно обо всём, проделанном за день, поделился планами на следующий день. Каро одобрил его действия и отпустил.
Комнаты Каро и Лоретты находились рядом, чуть дальше, напротив, расположилась в небольшом мезонине Лео, на первом этаже жили горничные, кухарка и, в отдельной комнате, проживал управляющий имением, он же камердинер, Доминик, Дом, как его все называли. остальные работники жили во флигеле, расположенном на заднем дворе, поодаль с конюшней, кузней и амбарами.
Солнце незаметно опустилось, скрывшись за лесом, осветив на прощание последними закатными лучами облака над рекой. Каро показалось, что кто-то мазнул по облакам кистью, выпачканной кровью, что рождало тревожные аналогии. Он поморщился, рывком задёрнул портьеру, словно это обстоятельство могло вернуть приподнятость утраченного настроения, и прошёл в свою комнату готовиться ко сну. Раздевшись, он лёг, закинул руки за голову и задумался, глядя на скрытый темнотой потолок.
Перед глазами опять встал заросший по пояс сорной травой двор буддистской общины. Стоял лёгкий туман и казалось, что стена деревянного храма чуть колышется, готовая подняться и исчезнуть в небесах. Это, как-то незаметно, его сморил сон, в котором он продолжал путешествовать по заброшенному скиту. Во сне он пытался снова найти того, последнего монаха, чтобы ещё раз расспросить про настоятеля и отца. Он нашёл его лежащим в луже крови, нагнулся над телом и, внезапно, кто-то за спиной издевательски захохотал. Каро дёрнулся, поднимаясь. Со всех сторон мелькали тени, как будто множество людей, до того момента таившихся по тёмным углам, теперь перебегали с места на место, готовые напасть в любой миг. С грохотом упала сорванная с петель дверь.
Каро открыл глаза. Казалось, по коридору прокатилось эхо от звука упавшей двери. Но ведь это же был сон, пускай злой, нехороший, но всё же сон. Каро прислушался. стояла тишина. Чуть поскрипывал старый высохший паркет, за окном кричала ночная птица. Слышно было, как за стеной, в кабинете, отчётливо тикают большие напольные часы в футляре красного дерева. Каро закрыл было глаза, но тут же снова открыл их. Похоже, что паркет поскрипывает не от времени и состояния атмосферы, а от перемещающегося тела, хотя тот человек изо всех сил пытается сделать шаг легче. Любой другой не обратил бы на шорох внимания, но утончённый слух японского воина позволил ему  ощутить  это.
Каро бесшумно поднялся с постели, на цыпочках подкрался к стене, вынул из шкафа длинный меч- катану и подошёл к приоткрытой двери спальни Лоретты. Лишь одинокий луч луны проникал сквозь задёрнутые портьеры и освещал подушку с веером локонов на ней. В центре виднелся овал лица спавшей супруги. каро бесшумно прошёл по большому турецкому ковру и приник спиной к двери, ведущей из коридора в спальню Лоретты. Там, в коридоре, явно кто-то дышал, затем чуть шевельнулась ручка. На дверь нажимали с той стороны. Чуть- чуть.
Кто-то пытался войти в спальню жены, тайком проникнув в дом. Хозяин дома сконцентрировался, рывком распахнул дверь и рубанул мечом по силуэту человека. тот, чуть вскрикнув, отскочил в сторону и растворился в темноте коридора, как будто здесь никого и не было. испуганно вскрикнула, проснувшись, Лоретта, поднявшись с кровати во весь рост в длинном белом ночном пеньюаре, похожая на приведение. Каро, несколькими быстрыми шагами, ворвался в кабинет, схватил огниво, ударил кремнем, появился маленький огонёк, позволивший зажечь лампу.
Внизу кто-то истошно закричал, но крик тут же оборвался. В дверях кабинета появилась супруга и, с недоумённым видом осведомилась, что в доме происходит. Муж ей ничего не ответил и выскочил из комнаты, с лампой в одной руке и мечом в другой. В коридоре он заметил на стене капли крови. Значит, скользящим ударом он всё же зацепил неизвестного злоумышленника, тайком проникшего в дом. Кинулся дальше по коридору. Дверь, закрывавшая комнату дочери, лежала на полу. Выходит, от её-то падения он и проснулся. Заглянул наскоро в спальню. Никого. Постель сбита, одеяло лежит на полу, окно закрыто изнутри ставнями. странно. Обычно Лео не закрывает окон на ночь.
Каро кинулся к лестнице, ведущей на первый этаж. На ступеньках опять пятна крови. Быстро выскочил в большую залу- холл. У двери в свою комнату стоял полуодетый камердинер. У ног его лежал мушкет.
-- Доминик, зови скорей слуг из флигеля. кто-то украл Лео! -- бросил ему на ходу Каро, двигаясь к центральному выходу.
Камердинер ничего не ответил и даже не изменил своей позы. Хозяин дома остановился и вернулся к нему, поднял повыше фонарь. Всё сразу стало ясно. Доминик был мёртв, пригвождённый странным узким кинжалом к двери. Он не мог упасть и лишь поник головой.
Каро снова бросился к выходу и распахнул дверь. Залитую лунным светом опушку пересекали две тени, совместно державшие что-то, трепетавшее в их руках. Хозяин дома закричал, бросился вперёд, оступился на ступеньках, еле удержался на ногах. Лампа вылетела из рук и покатилась по дорожке, раскидывая снопы искр, а потом потухла, наткнувшись на дерево. Из-за дома уже бежали слуги, громко крича. В руках они держали, кто кол, кто вилы, кто факел. Всей гурьбой они кинулись к лесу, но там уже никого не было. Где-то вдали коротко заржала лошадь.
-- Карлос! Карлос, что происходит? Где Элеонора? Почему у неё сломана дверь? -- кричала жена сквозь открытое окно. Вместо ответа супруг лихорадочно озирался по сторонам, держа в руках обнажённый меч. Ничего не понимающие слуги отступили в сторону.

+ + +

Джузеппе Кантино лежал на охапке соломы. брошенной на каменный пол одиночной камеры. сквозь частые толстые прутья решётки смотрел он на полный белый диск луны. В последний раз она светит для него. Завтра его голова покатится в приготовленную корзину, чтобы потом собой "украсить" городскую стену для назидания иным, излишне ретивым гражданам, а застывший труп бросят в телегу и отвезут на кладбище, где закопают не среди прочих покойников, а за стеной, где хоронят иноверцев и самоубийц. А также обезглавленных преступников. Закатилась кровавая звезда Кантино. Больше никто не будет дрожать ночью, услышав его боевой вопль, и трусливые пьянчуги будут сплёвывать на его могилу, проходя в кабак или из него, пока не забудут его имени и где находится место последнего успокоения.
Несмотря на ожидавшее его завтра ужасное событие сердце Джузеппе билось ровно, а не трепыхалось в груди, пытаясь выскочить наружу, как у последнего труса. Джузеппе был и останется до последнего вздоха воином, объявившем войну всем и каждому. Кто убил его жену и детей, пока он плавал на своей лодке за контрабандными товарами на Сицилию? Он не нашёл убийц. И стал мстить всем. Крестьяне, вчерашние соседи, не выдали его солдатам. Он не посмотрел на это. Ведь ни один из них не помог ему ни единым словом найти и покарать обидчиков убиенного семейства. А потом они и мами устроили на него облаву, раздражённые постоянными набегами. Пустое! Трое из них больше ни на кого не поднимут руку, а значит и гипотетических убийц станет на несколько ножей меньше.
Но скоро его война закончится, вернее - уже закончилась. Успокоится его грешная душа в обществе Вельзевула. Кантано вздохнул. Никто ему не поможет выбраться отсюда. нет у него друзей. Завтра явится усиленный отряд солдат в мундирах и отведут его под конвоем к машине смерти. И надеяться уже не на что и не на кого.
Его скорбные мысли прервал шорох за окном. кто-то там скрёб металлом по камням, из которых выложена высокая стена. Башня, в которую посадили разбойника, поднималась на двадцать метров над землёй. Кто может быть там, за решёткой? Джузеппе поднялся и подошёл к стене с зарешёченным окном, насколько позволила ему цепь, одним концом вмурованная в стену. Точно, за окном кто-то находился, но, каким образом? Ведь там же ничего нет.
Внезапно полный диск луны исчез. Его заслонило что-то тёмное. Неужели неизвестный мститель пробрался сюда, рискуя жизнью, чтобы убить того, кто завтра и так расстанется с жизнью. Пускай! Джузеппе не станет прятаться и примет пулю открытой грудью.
Но... тут гортанный хриплый голос шепнул несколько фраз, из которых Кантано понял лишь "лодка" и "порт". Сквозь решётку сверкнул глаз, и что-то звякнуло о грубые камни пола. Джузеппе всмотрелся и не поверил своим глазам. Удивительное дело - на полу лежал нож. Кто-то решил оказать ему помощь! Джузеппе попытался вспомнить кого-нибудь из старых приятелей. Нет, никто из них не рискнул бы подняться ночью по отвесной стене, чтобы бросить ему вот этот нож. Для этого надо обладать дьявольской ловкостью. А может это... Но нет, он не заключал сделки с дьяволом, не продавал ему свою душу. Зачем? Она ему и так достанется за все те кровавые жертвы, что он принёс на алтарь своей мести этому несправедливому миру.
Джузеппе нагнулся и потянулся к кинжалу. Господи, рука не доставала до него. Кинжал упал под оконце и отскочил к стене. Надо пройти целый метр, чтобы дотянуться до клинка. Что делать? Стена заалела, словно на ней стала проступать кровь его жертв. Казалось, она просочилась сквозь поры камня, чтобы дымящимися каплями стечь на пол. Разбойник закрыл рукой глаза и потряс головой, а потом снова взглянул на стену. Тьфу ты, это же рассвет бросил свои первые отблески сквозь прутья решётки. Скоро принесут ему большое оловянное блюдо с последним завтраком. Смертнику не откажут в удовольствии последний раз плотно покушать, ведь у него не будет на это возможности уже никогда. Теперь уделом его будут страдания в геенне огненной на веки вечные. Так что даже последнего убийцу можно напоследок побаловать. Но, когда откроют дверь камеры, то первым делом увидят лежащий у стены кинжал и заключённого, тянущегося к нему из последних сил.
Кантано зарычал и прыгнул со всей силой вперёд. Цепь скрипнула, натянувшись, и разбойник полетел на пол. Нет, так ничего не получится. Джузеппе оглядел камеру. Ничего подходящего, только охапка соломы в углу да камень, который он выковырял из стены и использовал в качестве подушки, подкладывая его под голову, когда дремал.
Неужели он не использует данный ему кем-то шанс? Нет! Разбойник попытался успокоиться, снял с себя рубашку, когда-то белую, а сейчас посеревшую от грязи и пота. Тщательно нацелившись, Джузеппе метнул сорочку на кинжал, оставив конец рукава зажатым в кулаке. Рубашка накрыла клинок вторым рукавом, но тут же сползла, после того, как Кантано потянул её к себе. Нож остался на месте. Ещё раз, ещё попытка. Нож повернулся вокруг себя. Теперь он указывал остриём на Джузеппе. Он вытер набежавший пот и снова метнул импровизированный "невод". Нож подвинулся чуть ближе. в камере было уже совсем светло.
Время стремительно двигалось, как тот греческий воин, что спешил донести весть о победе от Марафона до Афин. Ещё бросок! Ещё!! и тут снизу послышались приближающиеся шаги. Это поднимаются по крутой лестнице, свернувшейся спиралью вдоль внутренней стены башни. Его камера находилась на самом верху. Шаги всё ближе. Заскрежетал массивный засов на двери, как Джузеппе обхватил пальцами рукоять ножа. Молниеносно накинул на голову рубаху.
Дверь распахнулась. В комнату вошли два солдата и подняли наизготовку мушкеты. Заключённый, сидя на ворохе соломы, смотрел, как в камеру, один за другим, вошли комендант тюрьмы, надзиратель, несущий завтрак, прикрытый салфеткой, и, следом за ними, вошёл священник в чёрном облачении. Джузеппе неспешно съел холодного цыплёнка, запил всё кружкой сидра. Надсмотрщик забрал тарелку с кучкой костей, кружку и отступил назад. Вперёд выступил пастырь и протянул заключённому Библию.
-- Не желает ли сын мой поведать мне что-либо на пороге вечности?
Остальные деликатно отвернулись, кроме солдат, продолжавших держать ружья наизготовку.
-- Мне нечего тебе сказать, святой отец, -- ответил Джузеппе, стараясь не поднимать глаз, чтобы по блеску их остальные ни о сём не догадались.
-- Поведай мне о своих проступках, чтобы я милостью Божьей облегчил твою душу от этой тяжести, -- терпеливо вопрошал священник, продолжая держать Библию в вытянутых к заключённому  руках.
-- Если я начну рассказывать о всех грехах и жертвах, то палач устанет ждать нас у машины смерти, -- хрипло ответил осужденный.
-- Бог тебе судья, -- прервал затянувшуюся паузу священник и отступил в сторону.
-- Вы видите, святой отец, -- с удовлетворением в голосе произнёс комендант, -- что этот мерзавец закостенел в своих деяниях и не желает раскаиваться. Наш приговор над ним состоялся ещё несколько лет назад и вот сегодня наступил час расплаты. Откладывать утверждённый приговор далее уже не разумно. Отсрочка и так затянулась чрезмерно долго. Выводи! -- кивнул он солдатам.
Пока он говорил, надзиратель куда-то утащил блюдо с костями, но тут же вернулся и массивным ключом отомкнул обруч, обнимающий талию Кантано, и соединённый толстой цепью с кольцом, вмурованным в стену. Все эти меры предосторожности сделаны были для преступников высокой степени опасности.
Зловещая процессия спустилась по винтовой лестнице. Джузеппе чувствовал спиной холодок штыка, который, время от времени, касался его. Солдаты добросовестно выполняли распоряжение коменданта - не спускать глаз с заключённого. Скоро вся процессия миновала тюремные ворота. Здесь заключённого посадили в тюремную карету - чёрный ящик на колёсах, с маленьким оконцем, забранным решёткой. И здесь с ним рядом уселись два солдата, краснорожие здоровяки, только уже без ружей. Ещё двое разместились на козлах, это не считая целого отряда на лошадях. комендант тюрьмы и священник, а также тюремный врач, следовали за ними в другой карете, более цивильного вида.
В те времена смертная казнь являлась одним из самых популярных зрелищ. Обычно она устраивалась на городской площади, где загодя шумно, не скрываясь, выстраивали платформу. Иногда её обивали чёрным либо красным материалом, если казнили высокопоставленную особу. на помосте устанавливали плаху либо виселицу. Зачастую это делалось таким образом, чтобы осужденный мог из своей камеры наблюдать эту подготовку жертвоприношения. Всё это делалось в открытую, при большом стечении народа. Все обсуждали личность преступника и способ казни. Затем вершилась сама казнь и тоже при полном столпотворении зевак. Часто весь город наблюдал за событием, включая женщин и детей. надо добавить, что соболезнования казнённому выказывались чрезвычайно редко. Такой публичный способ казни выполнял две существенные задачи. Во-первых, показывалась сила закона и неотвратимость наказания, а во-вторых, удовлетворялась нужда в зрелищах.
Чёрная карета вкатилась в центр площади, где на дощатом постаменте уже громоздилось зловещее сооружение. Два вертикальных бруса с направляющими, несколько поперечин, щит с вырезанным отверстием и тяжёлое стальное лезвие, отсвечивающее синевой. Рядом со страшной машиной копошились два человека. Они там что подкручивали, что-то подтягивали, проверяя и перепроверяя снова и снова. Один из них, с усилием, потянул верёвку, и плита лезвия бесшумно поднялась под верхний обрез щита. Второй сунул в отверстие толстый скрученный пук соломы и дёрнул за шнур. С грохотом рухнул нож, треснуло, и из отверстия вывалился обрезок соломенного пучка с ровным местом среза. Толпа одновременно охнула и оживлённо загудела.
Джузеппе наблюдал это сквозь отверстие между прутьями решётки. Пользуясь тем, что его конвоиры тоже с интересом разглядывали эту предтечу казни, он почти что перерезал верёвку ножом, ловко спрятанным в рукаве. Руки его были стянуты за спиной, что с одной стороны осложнило, но с другой, позволило проделать операцию незаметно от стражей. Теперь было достаточно сильного рывка и верёвка лопнет. а там уж спасут ноги, суета и  как  раскинутся кости удачи. Если суждено разбойнику Кантино и в этот раз уйти от стражи, то это будет подарок судьбы. Как будто бы новое рождение. Надо только всё рассчитать и бежать в последнюю минуту, когда все уже расслабятся. Ни раньше, ни позже.
Народ расступился перед осужденным на смерть. Он вступил в коридор из человеческих тел и глаз. Кто-то просто смотрел, кто-то показывал пальцем и улюлюкал. Джузеппе вдруг остановился среди толпы и широко улыбнулся. Так, что в лохматой бороде засверкали крупные зубы. Тут же ему в спину больно упёрся штык, протыкая рубашку.
Подручный палача торопливо тянул верёвку, подтягивая кверху тяжёлый нож гильотины. Сам палач, в красной блузе с капюшоном, подставил под отверстие круглую корзину, набитую опилками. В неё должна скатиться по жёлобу отрубленная голова. Джузеппе остановился у подножия лестницы, ведущей на помост. За спиной его встали солдаты. приставив приклады мушкетов к ноге. Чуть в стороне комендант тюрьмы вытирал пот, струившийся по лбу. Рядом с ним священник осенял себя крестным знамением перед казнью человека.
Сверху, к осужденному, застучали ноги помощника палача. По обычаю, жертве должны были срезать волосы с затылка, дабы ничто не мешало ножу отсечь голову. Конечно, это чистой воды казуистика, оставшаяся с тех времён, когда казнь совершалась вручную, и волосы мешали чётко видеть цель. Разве могут помешать волосы ножу, с лёгкостью разрубавшему толстый соломенный жгут, как если бы это была спичка. Но таков обычай.
Младший палач уже протянул руки к шее смертника, как произошло неожиданное. Одним рывком он освободил руки, схватил замершего от неожиданности злосчастного "цирюльника" и кинул его на оцепеневших солдат. Тут же перескочил через эту кучу тел и кинулся в толпу с обнажённым кинжалом в поднятой руке. Многоголосый вопль раскатом пронёсся над площадью. Все, стоявшие на пути разбойника, кинулись в разные стороны. Случилась самая большая давка, какую только можно себе представить. Беглец бросился и моментально растворился в человеческой мешанине. Залп ружей, разряженных в воздух, добавил паники. Крики и плач сбитых с ног перекрывали вопли солдат, бросившихся в погоню и завязших в толпе. Комендант тюрьмы ломал пальцы, не зная, что предпринять для спасения репутации, а священник слал слова благодарности Господу за данный грешнику последний шанс, а также за спасение сбитых с ног. Им нужна была эта помощь, так некоторые уже перестали взывать о помощи под ногами бегущих. Когда толпа рассеялась, легендарного разбойника простыл и след, что дало повод для многих сплетен и что стало причиной того, что комендант к вечеру окончательно поседел.

+ + +

Каро Нарита утром устроил расследование ночных событий. Кухарка и горничная ничего не слышали. Их разбудил крик камердинера. Этот же крик поднял и конюхов. Падение двери в доме все дружно приняли просто за удар грома далёкой грозы.
Каро обстоятельно осмотрел весь дом и двор. В дом проникли два человека. Они выбили дверь в комнату Элеоноры, так как комната была заперта изнутри на засов, а окна закрывали ставни. Затем один из воров схватил Лео и потащил её вниз, а второй попытался войти к Лоретте. В это время мз своей комнаты выглянул Доминик и, увидев спускавшегося злоумышленника с извивающейся жертвой на плече, снова исчез в комнате, чтобы схватить заряженное ружьё. Когда он снова появился в холле, бандит метнул в него кинжал с такой силой, что пригвоздил несчастного управляющего к двери. Ружьё выпало из рук Доминика, который в ту же секунду испустил дух. Тем временем сам хозяин ранил второго похитителя, собиравшегося войти к Лоретте, но тот успел сбежать по тёмной лестнице и выскочить из дома, где присоединился к своему сообщнику. Затем они вместе исчезли в лесу, где их ждало три лошади.
По их следам отправились слуги, а хозяин тем временем занялся изучением кинжала, которым был убит Доминик. Это была единственная веская улика в их руках. Каро вертел его в руках, всё больше и больше удивляясь. Оружие разительно отличалось от всего, с чем ему приходилось сталкиваться ранее. Кинжал был узкий и длинный и формой своей напоминал трезубец, чем какой-либо обычный нож. Среднее лезвие напоминало клинок стилета, но было остро заточено. По обе стороны его плавно изгибались ещё два клинка, гораздо короче первого. Всё это слегка напоминало вилы, конечно, в миниатюре. Незнакомец с такой силой метнул сей кинжал- трезубец, что его едва извлекли из двери и тела Дома.
Тем временем вернулись слуги. Следы вели к реке и исчезали в ней. или там их ожидала лодка, или они специально заехали в воду, чтобы запутать след.
-- Карлос, я ничего не понимаю, -- Лоретта, бледная, как лилия. в отчаянии ломала руки. -- Кто покусился на бедную Лео?
На несколько минут Каро пришла в голову шальная мысль, что это один из поклонников Элеоноры, какой-нибудь горячий корсиканец, решивший выкрасть девушку, чтобы завоевать её сердце романтичностью поступка. Но как же тогда объяснить жестокое убийство Доминика? И Элеонора вряд ли стала бы водить знакомство с человеком столь необузданных страстей. Хозяин решил сам лично ещё раз проехать по следам похитителей. Что они сделали, негодяи, с его дочерью?
Он скакал по следам копыт, отчётливо читаемым в помятой траве. Они вели прямо к берегу реки, как и докладывали слуги. И точно, следы терялись в крупнозернистом песке берега. Дальше плескались воды Прунелли. Каро поскакал вдоль берега против течения. Проскакав с четверть лье, вернулся и поехал уже по течению. И уже за поворотом осадил лошадь. К дереву был пришпилен свиток бумаги. Прибит точно таким же кинжалом, что и бедный камердинер.
Каро торопливо развернул пергаментный лист и онемел. Перед его глазами темнели столбики японских иероглиф, аккуратно выведенных тушью.
"Каро Норита, именуемый также доном Карлосом, или Карло Нортье. Мы вернём твоих родных в том случае, если ты передашь в наши руки известную тебе реликвию семейства Исихара - перстень с камень необычных свойств и размеров. Поднимая излишнюю шумиху излишнюю шумиху вокруг дел, касающихся только нас с тобой, ты рискуешь осиротеть, притом родные твои познают муки, которые тебе не дано даже представить. Сроку тебе для исполнения - день до вечера. Вечером встань у этого дерева, где и совершится обмен. В противном случае пошли свои молитвы Будде, чтобы он облегчил страдания твоих женщин".
Каро ещё раз перечитал послание. Конечно, они планировали также выкрасть и Лоретту, но замысел их сорвался. Жаль, что только на половину. Но что это за японцы, которые охотятся за Камнем Бодхидхармы? Откуда они здесь взялись, за тысячи и тысячи лье от берегов Японии, на другом конце света? Кто они -  члены семейства Исихара или ещё кто? Понятно, что их визит связан с его прошлогодним возвращением с родины отца. Что же делать? Судя по тому, как прошло похищение - это люди опытные и провести их вряд ли получится.
Тем временем вернулись слуги, посланные в Аяччо. весь город был полон слухов о дерзком побеге знаменитого разбойника Джузеппе Кантино. Если верить слухам, Кантино вывернулся от палача, порвал на себе верёвки и сунул самого палача в гильотину, приготовленную для него. Машина сделала своё дело, а разбойник сбежал, прикрываясь комендантом тюрьмы, который, чувствуя у горла лезвие ножа, приказал солдатам бросить ружья и лечь на землю. Кантино собрал все ружья в карету коменданта и угнал её, отрезав на прощание уши начальнику стражи.
Каро недоверчиво усмехался, слушая рассказы слуг. Конечно, с побегом знаменитого разбойника разворошилось змеиное гнездо полиции Корсики. Во все концы острова поскакали отряды солдат и стражников. Они хватали каждого встречного, хоть немного подходящего под приметы беглеца, а это - каждый второй корсиканец. Все они - чернобородые здоровяки угрожающей наружности.
Скоро конный отряд посетил и поместье Нортье. Они порасспросили хозяина и слуг, заглянули в амбары, прокололи все стога заготовленного на зиму сена, попробовали вина из каждой винной бочки и отправились дальше. Каро со слугами прочесали сами всю территорию поместья в поисках беглеца, а ещё больше - каких-либо следов похитителей Элеоноры.
С появлением первых признаков приближающегося вечера хозяин поместья выехал на своей породистой английской лошади в направлении условленного места. конюхи остались в пределах слышимости верхом на волнующихся лошадях и с заряженными мушкетами наготове. Все они любили маленькую госпожу и готовы были пожертвовать для её избавления многим.
Каро медленно продвигался по аллее, прислушиваясь к каждому шороху. Обострённый слух воспринимал сейчас любой звук, будь то шуршание мыши или полёт малиновки, задевающей крыльями ветки акации. но каких-либо неестественных посторонних звуков пока что не было.   
Каро объехал вокруг дерева, остановился, привстал на стременах, затаил дыхание. Затем он спешился, оставив поводья на гриве лошади, и та сразу потянулась шелковистыми губами к траве. Расстроенный отец уселся под деревом, воткнув меч- катану рядом с собой. Полы куртки он распахнул, желая показать, что не спрятал под ней пистолетов, что весь на виду. Конечно, не счтьая кинжала, заткнутого сзади за пояс. Прошло около часа, может и более. Каро неподвижно сидел, устремив взгляд прямо перед собой, но не упуская ни одного движения вокруг. Это такой способ наблюдения. Здесь важен ни на чём конкретно не сосредотачиваться и тогда поле зрения расширяется значительно.
Неужели похитители передумали или побоялись здесь появиться после широкой полицейской облавы?
Когда в темноте уже стали сливаться деревья, окружавшие его, Каро вдруг почувствовал движение. Только что рядом никого не было. Он это ощущал всеми порами своего тела и сознания. И вдруг из темноты поднялся чёрный силуэт.
-- Ты готов к обмену, Каро Нарита?
-- Где моя дочь?
-- Она неподалёку отсюда. Стоит мне подать нужный сигнал, как мои люди приведут её. Мы хотим сделать всё как можно быстрее.
Каро невольно оглянулся. Где-то поблизости, если верить этому типу, находится их Элеонора. Чуть- чуть, самую малость, но на душе стало легче. Только бы переговоры прошли должным образом.
-- Вам нужен перстень?
-- Да. Он у тебя с собой?
-- Нет.
-- Хорошо. Ты умный человек, раз опасаешься, что я отниму у тебя камень.
-- Нет. Даже если бы ты хотел отнять, у тебя бы ничего не вышло.
Каро услышал, что незнакомец усмехнулся.
-- Наши действия ты мог оценить несколько часов назад. Нас было двое и мы вошли в твой дом и свободно вышли оттуда. И не одни. А может ты рассчитываешь на помощь тех, что окружили это место?
-- Нет. Я надеюсь только на себя. Как себя чувствует твой товарищ, которого я поранил ночью?
-- Он чувствует себя превосходно. Но не будем спорить о несущественных вещах. Тебя интересует твоя дочь?
-- Верните её!
-- А как же камень?
-- Я его спрятал так далеко, как это возможно.
-- Придётся всё же извлечь его из своих тайников, если, конечно, судьба дочери тебя всё ещё волнует.
Каро заскрежетал зубами в бессильной ярости.
-- Ну хорошо, я расскажу тебе всё но наберись терпения. история моя долгая, про дела многих лет. Мой отец прослышал, что в далёкой стране - Франции, крестьяне взяли себе свободу, прогнали императора и там наступили свободные, счастливые времена. Он упивался этими рассказами и, когда ему попал в руки тот чудесный перстень, решился положить его на алтарь свободы. желание его было столь велико, что он пересёк множество морей и стран, прежде чем попал в те места, куда стремился всей душой. В то время там шла война. В пределы революционной Франции вторглись английские и испанские войска. Их поддерживали французские мятежники. казалось, что свобода повисла на тончайшем волоске. И в это тревожное время мой отец передал перстень с чудесным камнем капитану артиллерии, инспектору революционного Конвента по имени Буонапарте. Да, после этого капитану стало необыкновенно везти и он быстро выдвинулся в полковники, затем - в генералы. Он всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Он уже командует армией, а после переворота 18 брюмера стал первым консулом, то есть диктатором от революции. Высший республиканский чин, выше, кажется, некуда. Нет, есть куда! И скоро он становится императором Франции Наполеоном Первым. Всех этих событий свидетелем стал мой отец, он помогал маленькому корсиканцу, и тот его тоже не забывал. Полковник Александр, как чаще всего именовали отца в то время, отказался от звания бригадного генерала, когда наполеон начал свой итальянский поход. Больше он уже, разве что кроме одного раза, не надевал военной формы. Отношения с императором быстро охладели. У того появился другой круг почитателей - герцоги и князья. Вчерашние лейтенанты из гвардии Наполеона получали маршальские звания графские титулы, за что преклоняли перед патроном колени. чтобы успокоить свои мысли и муки совести, отец пошёл работать в полковой лазарет, где применял необычный для Европы метод лечения - иглами. Это было эффективно и часто приносило облегчение. Чем больше государств в Европе сдавалось перед армиями завоевателя, тем мрачнее становились мысли отца. В то время уже появился я и моя мать ухаживала за мной здесь, на Корсике, где Наполеон пожаловал полковнику Александру имение.
Каро замолчал, погрузившись было в воспоминания, но потом тряхнул головой и продолжал:
-- Когда Наполеон вошёл в Россию, отец задумал хитроумный план. После покорения России Наполеон планировал новые походы, уже на Восток. Афганистан, Индия и Китай. В случае успешного воплощения его планов подчинённая ему территория не имела бы исторических аналогов. империи Александра Македонского и Карла Великого проиграли бы в сравнении с ней. и всему виной - подарок японского паренька- матроса капитану артиллерии. Сандо решил действовать. Он вновь надел полковничий мундир и появился в штабе императора. непостижимым образом он сумел завладеть тем перстнем и исчез. Про то кольцо и его  возможности  Наполеон никогда не говорил никому. Все считали его таланты полководца и политика признаками врождённого гения и он, кажется, сам в это уверовал. Только этим можно объяснить то, что отца не преследовали. По видимому, Наполеон не хотел признавать, даже перед самим собой, влияние Камня на его успехи. Так или иначе, он продолжил войну и даже одержал ряд побед, пока, наконец, не произошло то, что должно было произойти. Коса нашла на камень. Бонапарту пришлось бежать из пылающей Москвы, затем - всё дальше и дальше. Французская армия гибла от голода и холода в снежных буранах России. От Москвы и до российских границ протянулись кладбища с павшими волонтёрами Наполеона.
Император планировал собраться с силами и вновь начать победное шествие, но битва под Ватерлоо побила его козырного туза джокером. Его звезда навсегда закатилась. пользуясь былой славой, он пытался ещё что-то сделать, писал письма своему бывшему другу Александру Нортье. Но тот ему не отвечал.
Когда Наполеон умер на острове святой Елены, умер и мой отец. Казалось, что с концом жизни бывшего императора иссякли жизненные силы и его старинного друга. Да, мой отец оставался до самой последней минуты другом артиллерийского капитана Буонапарте, Маленького Корсиканца, как он его называл. Его, а не Наполеона первого. Почувствуйте разницу. После смерти бывшего императора наше имение посетил его последний друг, офицер, исполнявший обязанности личного секретаря до последнего мгновения, Эммануэль Лас- Каз. Тогда-то мы и узнали, что умерли они в один и тот же час с Буонапарте...
-- А как же перстень? -- перебил Каро нетерпеливый голос его ночного слушателя.
-- История с перстнем на этом далеко не кончается. Есть на острове такое общество, называемое Союзом корсиканцев, или Корсиканским Союзом. Оно появилось ещё до того, как Корсика вошла в состав Франции, и служило поначалу делу борьбы с иноземными захватчиками. Здесь, на острове, этот Союз пользуется большим влиянием, чем все государственные власти Франции. Даже сам Наполеон числился в его рядах. Правда, он чем-то не угодил им, и ему пришлось спасать свою жизнь, спешно покинув Корсику. Он бежал тогда в Италию, затем - во Францию, где и начал строить свою военную карьеру. Корсиканский Союз не раз напоминал ему о своих притязаниях и каждый раз он им уступал. Лишь когда он стал императором, они оставили его в покое. Заметь, и тогда он не стал искоренять Союз Корсиканцев. Видимо, они что-то прознали, так как отец мой не раз замечал странное любопытство со стороны некоторых соседей. Но отец мой недаром слыл хитроумным человеком. Он сумел отвести всяческие подозрения от своей особы. Впрочем, почувствовав приближение смерти, он написал письмо- завещание, в котором поведал мне, своему наследнику, всё об этой тайне. До этого он не посвящал меня в неё, более того, ни разу даже речь не заходила о чём-то подобном. В письме отец предугадывал, что Корсиканский Союз не потеряет надежды заполучить талисман Наполеона и завещал, в случае необходимости, посетить места его юности и описал в подробностях место, где талисман будет надёжно сохранён до лучших времён. Два года назад такое время настало. я хочу сказать, что в поместье проникли злоумышленники и всё перерыли. Потом во всём обвинили шайку грабителей под управлением некоего Кантино, но я догадывался, чья это работа и отправился в длительное путешествие, во время которого, в моё отсутствие, скончалась и матушка... Вот сейчас вы знаете всю мою историю до конца.
-- Значит, перстень находится в Японии?
-- Да, и я готов детально описать место тайника, после чего вы, со спокойной душой, можете отправляться в обратный путь.
-- Боюсь, что путешествие нам придётся совершить совместно, во избежание недоразумений.
Каро помолчал, вздохнул и ответил:
-- Что ж, если это необходимо и за спасение жизни дочери я готов присоединиться к вашей компании.
-- Твоя дочь поедет в Японию тоже.
-- Нет, это исключено. Дорога слишком трудна для молодой девушки. И потом, если дочь во время путешествия погибнет, я не при каких условиях не раскрою тайны нахождения перстня.
-- Раскроешь. Условия уж позволь устанавливать нам. Твоя дочь будет той гарантией, что всё наше общее дело будет иметь благополучное для всех окончание, а также удержит тебя от неразумных поступков. И будь уверен - мы будем беречь вас обоих.

+ + +

Всю ночь верные слуги охраняли берег реки где их хозяин должен был встретиться с похитителями дочери. когда рассвело, они приблизились к этому месту, но никого не нашли. Не нашли и трупа его. Не вернулась также и Элеонора Нортье. Безутешной вдовой закончила последние дни своей жизни Лоретта Нортье. Нервная горячка сильно сократила отпущенный ей жизненный срок. После её смерти оставшиеся слуги, получив свою долю от наследства осиротевшей хозяйки, разошлись кто куда, а дом пришёл постепенно в унылое запустение. соседи поговаривали, что там нашёл пристанище беглый разбойник Джузеппе Кантино, и даже солдаты устраивали облавы, но каждый раз усадьба оказывалась пустой. Потом бродягу, если он там обитал, оставили в покое. Даже если это был Кантино, всё равно он уже больше ни на кого не нападал, а кормился плодами полей и садов опустевшей усадьбы. Больше об этом деле в этих местах никто ничего не слышал.


Глава 10. 100 лет назад.

Утром, после того, как бабы выгнали коров из хлева и стадо утянулось в лес, позвякивая колокольцами, после того, как стайка ребятни с удочками направилась на рыбную ловлю, после того, как девчушки с молодыми девками ушли за грибами да ягодами, в селе поднялась суматоха. Закричала, забилась в судорогах рыданий, Марфа Глущенко и соседские бабы дружно ей вторили. Это вернулся из лесу таёжный охотник Тимофей Пришлёпкин. он честно всё рассказал старосте Богодееву, а тот уж - безутешной матери.
Жестокая и неожиданная смерть сельского парня вывела всех из колеи. Смерть всегда неожиданна и безжалостна., особенно когда это касается молодого. Тем более, для жителей села, где все друг друга знают многие годы, где каждый другому если не родственник, так закадычный дружок. Поэтому все и оплакивали смерть Лексашки. Оплакивали и сочувствовали матери, не так давно потерявшей и мужа, столь же бессмысленно и преждевременно. Обоих их задрали тигры, только Сашку убил тигр двуногий, ещё более жестокий и кровожадный.
Андрей Бояров находился в этой нехорошей атмосфере и не представлял, как ему себя вести. Он не вписывался в картину всеобщих слёз и причитаний. Глупо оплакивать человека, которого он даже никогда не видел, вернее - не глупо, а показушно. Поверили бы ему жители, если бы он рвал на себе волосы вместе со всеми, не сняв ещё с себя арестантской куртки? В такой ситуации часть своего горя односельчане могли выместить и на нём, как на человеке, принёсшим своим появлением несчастье. Андрей попросил сыновей старосты помочь ему собраться, но те только отмахнулись и затесались в круг односельчан, окруживших Тимофея, чтобы ещё раз прослушать его рассказ. Он высказал догадку, что бандиты двинутся по следам Лександра в сторону Камышина.
Тут только жители вспомнили про детей своих, отправившихся, кто - на рыбную ловлю, кто - по грибы- ягоды. Камышинцы тут же засуетились, разбежались, отправились в лес, да на речку. Кричал им вслед Макар, часть всё же вернул, объявил общий сход, чтобы решить, что жителям делать в случае нападения. Потом решили дождаться сначала детей, попрятать их в тайных пещерах, расположенных под часовенкой, самим же засесть с ружьями на крышах и чердаках ближайших от часовни домов.
Вспомнили и про беглого арестанта, что дожидался своей участи в доме старосты. Некоторые, особо опечаленные смертью Глущенки, принялись кричать, что надо бы с ним разобраться, что он ещё за человек и не подослан ли той бандою к ним на разведку. Макар Богодеев отмёл те "догадки".
-- Я беседовал с этим человеком. Хоть он и каторжник беглый и Бога в душе его не нашлось покамест, но не верю я, чтобы он имел отношение к таким труднопредставимым зверствам. Скорей это подходит китайцам- хунхузам. Правда, те нападают всё больше на туземные деревушки, но ежели шайка числом поболе обычного, то могут решиться и к нам  наведаться.
Андрей в эту минуту как-то сразу решил остаться и помочь жителям Камышина, если на них кто-то и в самом деле вздумает напасть. Отблагодарить такм образом за оказанное ему гостеприимство. Показать своё расположение. Мелькнула мысль: "А не посчитают ли старообрядцы предложение помочь желанием бандита затесаться в ряды обороняющихся, чтобы в удобный момент начать стрелять в спину?" Но он отмёл эту мыслишку. Староста ясно, при всех, высказал своё расположение чужаку и сейчас всё будет зависеть от его действий. Придётся вспомнить всё, чему его научили. И в первую очередь - приёмы джиу- джитсу.
Вернулась одна группа, гнавшая перед собой стадо мычащих коров. Селяне нахлёстывали крутые бока неторопливых животин ободранными вицами. Коровы трусцой вбежали за околицу и начали разбредаться по стойлам, удивлённо поглядывая по сторонам. Сегодня их пригнали необычно рано, не дали вдоволь нахрустеться сочной травой в пойме реки. С крыши крайней избы крикнули и замахали руками. Со стороны реки приближалась группа людей, спешащих к селу. Наблюдатель было взволновался, но тут же спознал бригаду рыбаков, отправившихся на ловлю с самой зари. Они резво вбежали в село и мигом рассеялись по своим домам. Навстречу им уже двигались, целыми семьями, соседи, оказавшиеся более сноровистыми в сборах. Цепочки людей тянулись к бревенчатой часовенке, стоявшей рядом с домом старосты.
Андрей Бояров с удивлением наблюдал, как в небольшое по размерам строение входят всё новые и новые группы старообрядцев. Казалось, что внутри их должно скопиться столько, что скоро появятся спины ранее вошедших, но за дверями скрывались всё новые люди. Потом он понял, что внутри имеется какое-то подземное укрытие, куда прячутся селяне, чтобы переждать опасные для себя события.
Оставалось дождаться девичью группу из сборщиц ягод и грибов. Ни они, ни посланные им вдогонку ещё не вернулись. Тимофей Пришлёпкин решил использовать задуманный им в лесу план. Он забрался на скалу и устроился на вершине утёса, где в естественном углублении росла пучками трава. Теперь перед ним селение расположилось, как на ладони, равно как и подходы к нему. Сейчас, если какой чужак попытается приблизиться сюда с окаянными намерениями, то несдобровать ему.
Пришлёпкин положил рядом коробку с патронами, чтобы сподручней было заряжать винтовку. Подёргал затвор. Патрон входил в ствол без всяких задержек. Тимофей зажёг спичку и слегка подкоптил мушку прицела,  чтобы не блестела на солнце.

+ + +

Утром Близняки вновь вышли на след, оставленный молодым охотником. По всем расчётам, ещё несколько вёрст и покажется околица искомого села. Бандиты, шедшие ранее в затылок друг другу, теперь держались кучей, хищно вятягивая шеи, пытаясь что-то разглядеть впереди, в просветах между деревьями. Продвигались теперь они медленнее, но зато бесшумно, потому и не заметила их девичья стайка, весело перекликавшаяся между собой. Внезапно они заметили в кустах бородатые лица и повернули было скорей назад, но и там на них тоже  смотрели. они оказались в кольце незнакомых людей с крашеными хной бородами, увешанных ружьями и пистолетами. Некоторые маслянисто улыбались, поглядывая на девиц постарше.
Сзади закричали, незнакомцы пропали в кустах, а к сборщицам ягод подбежали два селянина - Тихон Богодеев и Лёнька Грачёв, оказавшиеся шустрее остальных в поисках ягодниц.
-- Скорее, бегом в село. Где-то поблизости появилась шайка, -- кричали они наперебой, не понимая, почему девочки не трогаются с места. Поняли они это минуту спустя, когда подбежали поближе, а люди, вновь появившиеся из кустарника, отрезали им обратный путь.
-- Ну что, орлы, набегались?
К ним подошёл бравый молодец с вытатуированной русалкой на выпуклом бицепсе. За широкий кожаный ремень он заткнул громадный чёрный револьвер.
-- Ку- у- уда, -- он сделал подсечку рванувшемуся в сторону Лёнчику и тот полетел вверх тормашками. Крепкий Тихон кинулся на лёнькиного обидчика и тут же опрокинулся в траву от меткого удара в подбородок.
-- Остыньте пока, орлы, вы своё отбегали. Сейчас мы все вместе пойдём к вам в село и попросим вашего старосту нас хорошо принять, -- весело сказал им Лёшка Бовыкин, присев на корточки. -- Чего вы суетитесь? Вы сейчас, получается, у нас в гостях. Вот и уважьте нас - отведите к себе. А там мы посидим, побалакаем, насчёт видов на урожай, да разных других житейских вещах.
-- Это вы Сашку Глущенко убили? -- вдруг спросил всё ещё лежавший на земле Лёнька Грачёв.
-- А вы уже всё прознали? Ну, молодцы ребята.
-- Охотник один наш из тайги вернулся, -- продолжал Лёнька, оглядываясь на окруживших их людей. Все они были звероватой наружности, заросшие кудлатыми бородами, с вонючим запахом давно не мытых тел.
-- Когда охотник ваш вернулся? -- спросил Бовыкин у паренька.
-- Утром сегодня.
-- Молчи, Лёнчик, не рассказывай им ничего, -- вмешался второй парень, постарше, вытирая с подбородка кровь, сочившуюся из разбитой губы.
-- А ты в разговор не встревай, до тебя очередь ещё не дошла. так что охотник вам рассказал?
Но Лёнька угрюмо оглядывался по сторонам, стараясь не встречаться взглядом с невысоким лохматым человеком с длинными чёрными волосами. У человека этого были глаза безумца, напугавшие пацана. Человек этот что-то коротко приказал Бовыкину, и все двинулись в сторону, с которой прибежали ребята. Парней держал за плечи скаливший зубы в улыбке азиат, только что говоривший с невысоким на его языке. Азиат носил странную длинную косу, лежавшую на плече, как их носили сельские девки. Лёнчик не удержался и фыркнул, но азиат так глянул на него, что у Лёньки исчезло всяческое желание веселиться. Деревья расступились, и они всей компанией появились в пределах видимости села. Там их увидели и закричали.
Бандиты остановились, пришлось остановиться и пленникам. Алёшка Бовыкин взял с собой Лёнчика, связал ему ремешком руки и они двинулись к селу. Там их молча ждали.
Неприятное чувство испытывал бывший минёр. Удовольствие малоприятное находиться под прицелом нескольких ружей и винтовок, стволы которых поворачивались за ним, пока он подходил к окраине села. Наконец Бовыкин и Лёнька подошли к околице.
-- Граждане сельчане, -- начал свою речь бывший моряк. -- Мы шли к вам в гости, но встретили странный приём. вместо хлеба и соли нам приготовили свинцовый горох. Как же так? мы рассчитываем совсем на другое обхождение. В качестве первого доброго шага я отпускаю вот этого молодого человека. Беседа с ним нам очень понравилась. Мы сделаем вашему селу крупный подарок. мы повстречали далеко в лесу компанию девиц, собиравших грибы и ягоды. Как смогли вы отпустить столь юные создания и так далеко от родного дома, в эти опасные таёжные дебри? Да здесь на каждом шагу встречаются хищные звери. А если бы они попали в руки разбойников? Это же страшно подумать, что они могли с ними сделать! А мы доставили их сюда в полном здравии и мечтаем вернуть их вам такими же. Но хотелось бы увидеть и ваш добрый шаг в ответ на нашу заботу. Нам много не надо. Мы согласны обменять ваших детей на золото. По весу. Сколько вытянут дети, столько вы нам золота передадите. Хотя бы приблизительно. И мы вернёмся обратно в тайгу, прославляя вашу доброту, честность и осмотрительность, а чтобы вам думалось живее, позвольте вам кое-что продемонстрировать...
Наблюдатели заметили, как "переговорщик" быстро достал что-то из узкого кармашка на кожаном жилете, поднёс зажжённую спичку и тут же бросил к стене ближайшего от него дома. Громыхнуло! Угол дома поднялся и обрушился вниз. Изба осела, а с чердака выпрыгнул вопящий от страха человек. дом заволокло дымом, потому никто и не заметил, как в траву одновременно нырнули оба корейца, помощника главаря, и поползли к домам.
Когда дым рассеялся, Лёнчик уже подбегал к своему дому, а Бовыкин - к компании молчаливых хунхузов. Макар Богодеев выскочил из-за угла избы, схватил Лёньку за руку и увлёк за собой.
-- Кто они? -- спросил староста заплаканного Лёньку Грачёва. Тот всхлипывал, напуганный близким разрывом, когда в нескольких шагах от него изба вдруг осела, перекособочилась, выпустив из окон дымное облако.
-- Не знаю. Наверное, разбойники. Они не отпускает девочек, пока из села им не дадут денег.
Лёнька размазывал слёзы по покрытому пятнами копоти лицу.
-- Сколько их, ты заметил? -- потряс мальчугана староста, пытаясь привести в чувство.
-- Десятка два. А может и больше. Они не все из леса вышли. там есть несколько русаков. И один такой страшный. Одет в меховую куртку.
-- Все они, сынок, страшные. Волки о двух ногах. эх, попались им наши дочки! кто ж знал, что так оно выйдет. Эх, а я-то, старый дурень, ведь сам отправил Трофима на розыски Сашки Глущенки. Мог ведь поостеречься, так нет же!
Макар в сердцах забрал в кулак пряди густой бороды и дёрнул. Лёнчик с испугом смотрел на его покрасневшее лицо. Видно было, что это ещё ребёнок, пусть и старающийся держать себя наравне со взрослыми парнями.
-- Ты, Лёня, дуй бегом к часовне, спускайся в лаз. Все уже в убежище. давай и ты туда.
-- А батя где?
-- Он на чердаке, вдруг бандиты вздумают село разорять...
-- Я к нему побегу.
-- Нет. От тебя ему пользы большой не будет, а забот прибавится - как тебя от пули сберечь. Ты вот скажи-ка лучше, сколько же точно нашенских в полону у бандитов осталось?
-- Восемь девочек и ваш Тихон.
-- Тихон?! Как он туда попал?
-- Мы с ним побежали девочек искать, и вот...
-- Значит, Тихон с ними...
Лицо старосты нахмурилось, весь он даже как бы постарел и сгорбился. Рука сжала ложе двуствольного охотничьего ружья. Лёнька посмотрел на поникшего старосту и, без дальнейших слов, побежал, прячась за домами, к часовне, заметной своей башенкой, искусно сложенной из потемневших от времени досок.
Богодеев стоял, опираясь рукой о бревенчатую стену дома Грачёвых, затем отбросил ружьё в сторону и зашагал к околице. У изгороди он остановился и замахал руками, подзывая прячущихся в лесу бандитов. Его заметили и скоро к нему вышли двое - Бовыкин, не раз бывавший уже парламентёром, и невысокий азиат в длинной меховой куртке. Они спокойно и уверенно шагали к старосте. Тому некуда было деваться - или село осиротеет, или раскроет мошну. Скорей всего, по рассуждению лихоимцев, старообрядцы предпочтут раскошелиться и отдать золото, желая вернуть детей в дом. В том, что здесь можно хорошо поживиться, хунхузы не сомневались и одной минуты. Село было по виду справное и, получив выкуп, можно будет ещё пройтись по домам,  пошмонать, как сказал Лёха Бовыкин. И - быстрее за Амур, от казачьих отрядов, которые неминуемо вышлют в погоню Но догонят ли - вот вопрос.
-- И как порешил справить дело сельский сход? -- сразу взял быка за рога Алёшка Бовыкин, всматриваясь в покрасневшее лицо пожилого крестьянина.
-- Мы отдадим вам всё, что у нас есть, только верните наших детей.
-- Очень разумное решение. Когда же начнём взвешивать золотишко?
-- Дайте нам час времени и мы перенесём сюда всё, что найдётся в наших жилищах.
-- Ну так это же совсем другое... -- начал было обрадованным тоном Бовыкин, но его прервал резкий голос спутника. Тот внимательно прислушивался к разговору и не менее внимательно разглядывал близлежащие строения. Выдав несколько быстрых фраз, он замер, не спуская глаз с лица Богодеева.
-- Нет. Мы сейчас войдём все вместе в село, -- голос Бовыкина изменился, стал глубже, сквозь зубы. Было непонятно, то ли он внезапно набрался злости, то ли сильно боялся сообщника. -- Сначала вы должны сдать всё оружие, какое есть в селе. Все жители соберутся в одном доме, а мы осмотрим все остальные. И только после этого будем производить обмен. Будем манипулировать золотом, а не свинцом, -- пошутил в конце монолога Бовыкин.
Тимофей лежал на скале и наблюдал сверху за всеми событиями. Он всё видел - как разговаривал один из бандитов, как он отпустил парнишку и швырнул бомбу, отчего загорелся один из домов. Заметил также, как двое из хунхузов бросились в траву и поползли. Никто не мог их заметить, настолько ловко они маскировались, используя колыхавшуюся от ветра траву, а также дым от начинающей разгораться избы. Защитники деревни не видели ловких лазутчиков, которых можно было разглядеть лишь сверху. Вот Пришлёпкин и провожал их стволом винтовки, переводя прицел с одной спины на другую и обратно, на первую. Пока что он решил выждать, не желая выдавать перед бандитами такую удобную позицию. которая лишь одна давала определённую тактическую выгоду и позволяла уравнять шансы в бою, если дойдёт дело до стрельбы.
Когда вышел из-за крайнего дома староста и начал переговоры с подошедшими к нему бандитами, лазутчики добрались до деревни, разделились и поползли по разные стороны дома, чем существенно затруднили Тимофею наблюдение за ними. Один уже исчез за углом и второй скрылся на половину и вдруг остановился. Что он там увидел? И тут Пришлёпкин заметил, как из одной избы вышла женщина. Охотник вгляделся в неё. Затем достал из-за пазухи зрительную трубку и раздвинул медные коленца. прикрываясь тщательно рукой, чтобы, не дай Бог, до душегубов солнечный отблеск не досверкнул, охотник навёл окуляр на лицо женщины. Вот ведь как распоряжается порой судьба - вдоль бревенчатой стены соседской избы пробиралась Захаровна, опасливо озираясь.
Лазутчик то ли услышал шаги, то ли обладал каким-то звериным чутьём, но он прижался к земле и затаился. Теперь Тимофей нацелился линзой на его спину. Тот ужом ввернулся в чертополоший куст и, если бы Пришлёпкин не видел, как он туда заползает, то нипочём бы его не разглядел. Марфа пробиралась к часовне, прижимая ко груди узелок и небольшую икону. Видимо, спервоначалу она находилась в прострации отчаяния от известия о страшной смерти сына, и ей было всё равно, что творится снаружи дома, но потом оцепенение прошло, и она не выдержала, решилась покинуть хоромину, чтобы присоединиться к остальным.
Тем временем охотник не забывал поглядывать и в других направлениях. Что-то там незаладилось и у старосты. В позах договаривающихся появилась насторожённость и агрессия. А что же второй лазутчик? Что он сейчас делает? Тимофей быстро просмотрел село сквозь зрительную трубку, но ничего не нашёл. И снова навёл её на Захаровну. Она как раз остановилась в том самом месте и к чему-то прислушивалась, не решаясь сделать следующий шаг. Наверное, до неё доносился раздражённый голос бандитского парламентёра.
Лазутчик терял терпение, уже несколько раз его пронзительные глаза сверкали сквозь колючие заросли. И вдруг над травой поднялась рука с приготовленным для броска ножом. Ещё мгновение и Марфа повалится на землю с ножом в спине. Этого уж Тимофей стерпеть не мог. Он вскинул винтовку и прицелился.
Выстрел.
Бандит, на секунду приподнявшийся над травой для точного броска, откинулся всем телом назад, как если бы его сейчас огрели оглоблей. Над затихшим селом прокатился  грохот  выстрела, тем слышнее получившийся, что тишина была напряжённой. Марфа Захаровна обернулась на шум и увидала, как по стене скатывается вниз неизвестный человек с ножом в руке. На лбу его, повыше переносицы, зияла дыра, из которой выплеснулся сгусток крови. На секунду старухе показалось, что это лесное чудовище явилось сюда за её душой. Она всплеснула руками, уронила узелок с иконой и пронзительно закричала.
Староста за околицей обернулся на вскрик, послышавшийся из деревни, вслед за выстрелом. Тимофей повернулся, и всё внимание перевёл на троицу, стоявшую посередине пажи, косовища. Одновременно с тем. как староста повернулся на крик, один из стоявших с ним рядом бандитов, в меховой куртке, вдруг выхватил неуловимым движением из-под полы саблю, взмахнул рукой и тело старосты распалось на две части, пока он падал в отаву. Вот так вот, лишь мелькнул солнечный луч, отразившийся от полированной поверхности клинка. Пришлёпкин не ожидал такой мгновенной реакции и опешил на какую-то секунду, а когда пришёл в себя и прицелился, оба бандита уже подбегали к кустам на краю полянки. Засверкали огоньки выстрелов, захлопали сами выстрелы, над крышами поднялись облачка порохового дыма. Пришлёпкин в сердцах сплюнул - его пуля вырвала клок травы у ноги прыгнувшего в лес бандита.
Положение сильно осложнилось. Один из хунхузов проник в село и где-то затаился, выжидая удобного момента. Из леса обстреливали село, с чердаков отвечали. Тимофей выискивал цели, но листва заслоняла противника, а без толку тратить огневой припас у него привычки не было. К тому же его дислокацию бандиты ещё не вычислили.
Ким Син Чу лежал на траве. затаившись за поленницей, сложенной возле приземистой баньки. Он слышал выстрел и вскрик в той стороне, куда пополз его брат, Ким Чен Ун. Не может быть, чтобы его убили, это после стольких лет обучения в горах Тэбэксан. Он мог с лёгкостью раскидать десяток глупых и неуклюжих мужланов, засевших в своих избах с ружьями и уверенных в своей безопасности. Он выглянул из-за сложенных поленьев, оценил обстановку и прыгнул вперёд, бесшумно перекатившись через поленницу. Не останавливаясь, перекатился дальше и исчез под стеной дома в траве. В него никто не выстрелил, а значит - ещё не заметили.
Син Чу пополз в ту сторону, где был слышен крик. На душе было пусто, как будто кто-то взял и вырвал что-то важное внутри. Несмотря на это Син Чу ловко и быстро продвигался вперёд, скользя по траве. Через несколько минут  он достиг того места, где у стены распластался Чен Ун. Пуля вошла точно над переносицей. На стене виднелись брызги крови и мозгового вещества. Брат умер мгновенно, даже глаза его всё ещё были открыты. Он как раз смотрел в сторону приближающегося Син Чу, как бы прощаясь с ним. Тот ударил кулаком по траве, захватил клок, вырвал и пустил его по ветру. Ладно, если эти землепашцы, роющиеся в земле подобно кротам, хотят войны, то они её получат. Войну по правилам "Акуза-рю". понравится ли им это? Губы его скривились в усмешке, похожей на оскал черепа.
Син Чу прислушался к пальбе, определил на слух ближайший источник выстрелов и распахнул дверь этого дома. он очутился в крытом дворе Ступени небольшого крыльца вели ко входу в горницу, далее - проход в клеть или чулан, ещё дальше - переход ко хлеву, где мычала испуганная выстрелами скотина. Ещё один выстрел. Кореец  перевёл взгляд выше и обнаружил лаз на чердак, "на вышку", как говорили на селе. Кореец высоко подпрыгнул, уцепился за стреху и легко подтянулся на руках.
У оконца темнела спина защитника. После каждого выстрела спина вздрагивала, слышалось клацанье затвора и снова - выстрел. затем стрелок опустил винтовку и потянулся к патронташу, чтобы набить опустевший магазин новой порцией патронов. Тут он скорей почувствовал, чем заметил, движение позади и повернулся. В нескольких шагах от него стоял призрак смерти. Так оценил пришельца старовер. Незнакомец был покрыт пятнами крови, которой он перепачкался, когда осматривал тело брата. "Призрак" ощерился и вытянул вперёд окровавленные руки. Охотник закричал от неожиданности и страха неминуемой смерти, обещание которой он прочитал в раскосых глазах  визави.
Забыв о том, что так и не успел зарядить своё ружьё, духобор вскинул винтовку и нажал спусковой крючок. Боёк сухо щёлкнул в пустом гнезде. Пришелец снова усмехнулся, но вовсе не от избытка доброжелательности. Мелькнула быстрая рука и трепещущее тело повалилось на доски перекрытия. Грохнула упавшая винтовка, а кореец уже спрыгивал с пропылившегося чердака, оставив лежать там охотника. тело которого содрогалось в корчах агонии. Из левой глазницы торчала рукоятка небольшого метательного ножа.
Ким Син Чу перебежал в соседний двор и точно таким же образом поднялся на чердак. Через минуту ружейный хор уменьшился ещё на одного  солиста. Через пятнадцать минут всего несколько ружей обстреливали лесные заросли. Осмелевшие хунхузы решили взять село быстрым наскоком. Они кинулись вперёд с громкими криками, на ходу паля из магазинных винтовок. Тимофей Пришлёпкин удовлетворённо крякнул. Настал его час. Он тщательно прицелился, и пять выстрелов прогремели так быстро, как можно передёрнуть затвор. Пять бандитов, этих нелюдей, покатились по траве, разбрызгивая вокруг кровь.
Если справа и слева от тебя падают убитые товарищи, то ты поневоле ляжешь на землю, чтобы оглядеться и выяснить, откуда это бьёт неизвестный стрелок. Хотя бандиты и скрылись в траве и стали незаметны для тех нескольких человек, что ещё продолжали стрелять с чердаков, но для Пришлёпкина, засевшего на верхушке скалы, они были всё равно как на ладони. Подобно учёному натуралисту, разглядывающему коллекцию экзотических бабочек сквозь бинокулярную лупу, Тимофей примечал новые цели, беспокойно раскорячившиеся среди коровьих "лепёшек". Он быстро набил магазин винтовки патронами и снова открыл беглую пальбу на поражение. Бандиты только подпрыгивали и тут же отдавали душу дьяволу. Тут они совсем запаниковали и бросились, кто - обратно к лесу, а кто - в деревню, под защиту бревенчатых стен.
Футо бесновался, глядя, как падают на землю его люди, прошитые пулями, как манекены в тире. Ещё недавно вся операция захвата села казалась лёгкой и выполнимой задачей. И вот всё переменилось. Как только что Ким Син Чу уничтожил большую часть защитников, прячущихся под крышами домов, так же неизвестный стрелок, засевший на вершине утёса, перестрелял за несколько минут половину банды. Таких потерь у него не было за всю кампанию налётов и грабежей. Обычно они нападали на мирную деревушку или одиночный прииск и, за несколько минут массированного огня, поражали тех немногих людей, что осмеливались защищать своё имущество и себя, а после кровопролития предавались страстям грабежа. Здесь наработанный распорядок затрещал по всем швам, хотя сначала всё было нормально, и операция обещала пройти легко,  обыденно.
Но ещё не всё потеряно. В первую очередь необходимо уничтожить неизвестного стрелка, что так проредил банду. Футо отозвал Близняков и приказал им подстрелить снайпера. Те молча поползли в сторону скалы.
Братья уже оценили ловкость стрелка и прикинули, каким образом можно к нему подступиться. Они переждали, когда у стрелявшего, в очередной раз, закончатся патроны в винтовке. Это позволило им добежать до высокой сосны возрастом не менее, чем в сотню лет.  Верхушка её поднималась достаточно высоко, чтобы оттуда можно было нахального селянина. Поплевав на ладони, Егор полез  вверх, прикрываясь толстым шершавым стволом. Он старался, чтобы дерево всё время прикрывало его от пуль противника, что требовало известной сноровки. Потихоньку он продвигался всё выше и выше, постепенно приближаясь к такому месту, откуда можно было начать поединок снайперов. Так что забраться на сосну было наиболее лёгким этапом из всего предстоявшего. Передвижение брата снизу контролировал Фома, чтобы в нужный момент поддержать Егора огнём своего ружья и отогнать противника, точнее - его отпугнуть.
Конечно, Пришлёпкин догадывался, что его убежище будет бандитами  вычислено, и они обязательно что-нибудь предпримут, чтобы выкурить его отсюда. Заряжая ружьё, он не забывал посматривать вниз, потому заметил перебежку братьев и сразу разгадал их намерения. В подтверждении догадки один из бандитов полез на сосну, умело уходя из-под прицела. Тимофей решил им подыграть, сделав вид, что не заметил их действий. Пусть они думают, что провели его и расслабятся, а тогда неминуема ошибка, которой он незамедлительно и воспользуется. Сначала он снимет "верхолаза", а потом очередь и дойдёт и до его сообщника.
Краем глаза Тимофей посматривал на братьев, выжидая удобного момента, чтобы произвести роковой выстрел, и одновременно контролировал ситуацию на подступах к селу. Он посылал пулю, как только кто-нибудь из бандитов осмеливался появиться на открытом месте, воспользовавшись перерывом в стрельбе. Ещё два трупа присоединились к десятку распростёртых в траве тел. Это не считая ранений, которых тоже было без счёта у лихой братии.
Наконец Тимофею надоело дожидаться ошибки в действиях того, что карабкался на сосну, и первым начал поединок. он влепил пулю в то место, где только что белело пятно руки, и сразу же выстрелил снова. От ствола полетела отбитая длинная щепка. Егор вздрогнул и затаился, цепко обнимая массивный сук. Тут же внизу проснулась винтовка Фомы. Отлетели с визгом отрекошетировавшиеся от скалы пули. Пришлёпкин отшатнулся назад. Вот ведь стервец, едва не попал в ствол винтовки! Это с полутора-то сотен сажен. Чувствуется рука таёжного охотника, бившего белку в глаз, дабы не повредить шкурки. Достойный соперник для стрелкового поединка.  Все наши беды происходят от недооценки противника и, соответственно, переоценки собственных возможностей.
Внезапно Тимофей испытал приступ накатившейся злости. "Ну, погодите, стервецы, вы ведь охотники, -- думал он, впихивая маслянистые патроны в зажим магазина, -- но, как попали к этим архаровцам, сами стали такими же. Я, Тимофей Пришлёпкин, приговариваю вас к казни и самолично приведу свой приговор в исполнение. Пеняйте на себя".
Он рывком поднялся над краем скалы и начал, пуля за пулей, вбивать  их в то место ствола, за которым затаился противник. Наконец, очередная пуля пробилась и задела Егора. тот завопил и схватился за раненый бок. Тут же потерял равновесие, качнулся и сорвался с ветви, на которой было устроился, полетел стремительно вниз, но как-то умудрился снова уцепиться и повис высоко над землёй, ругаясь, на чём свет стоит. Сейчас подстрелить его мог бы и ребёнок.
"Прими, господи, душу грешника окаянного, не знаю, как его звать- величать, но обещаю, что предстанет он сей момент перед твоими грозными очами, чтобы ответить за грехи свои немереные", -- прошептал Пришлёпкин и приподнялся, приникнув вспотевшей щекой к полированному прикладу и навёл мушку на вопящего ирода. Но, за мгновение до того, как он потянул спусковой крючок, снизу рявкнуло ружьё второго бандита, про которого он в эту решающую минуту как-то и не подумал. Голову Тимофея подбросило, и он запрокинулся на спину, выпустив из рук винтовку. Она заскользила по камням вниз.
Первой мыслью охотника было, что ведь побьётся ружьё-то, ежели с такой высоты да об землю хрястнется. Боли он не ощущал - пуля бандита пробила подбородок и вышла где-то за ухом. Видимо, попутно были перебиты какие-то нервные окончания, отвечающие за болевые ощущения. Но Пришлёпкин не знал этого да и не думал вовсе. Подумалось ему сейчас о том, что зря он взял на себя Божью обязанность - за грехи наказывать. Осерчал на него Господь за гордыню такую и вот покарал, да ещё и руками тех, кого он только что сам жизни лишить пытался. "Прости, Господи, мя...", -- попытался прошептать охотник, но вместо слов изо рта хлынул поток алой артериальной крови, залившей мох, на котором он лежал. Что-то крикнул бандит, которого он не успел сбить с ветки пулей, и послышался шум падающего тела. Егор-таки сорвался и полетел вниз с более чем десятисаженной высоты. Крик его разом прервался после глухого шлепка. Тимофей напряг слух, услышал, как внизу запричитали: "Братка! Вставай, братка!" и удовлетворённо улыбнулся. Всё-таки он его достал. Не зря Тимофей залез на скалу. Не допустил вражин к себе, в Камышино, защитил духоборскую общину. Выстрелов до него уже не доносилось. То ли стрельба действительно прекратилась, то ли отказал уже слух. перед глазами всё плыло и вращалось, белый свет застлало туманом, который завивался в длинную трубу, куда тянуло Пришлёпкина. "Отомстил я всё же за тебя, браток Гриша, и за тебя, Сашко, и за Макара. Живи долго, Захаровна, передам  твоим  привет". Глаза его сами собой закрылись и охотник испустил последний лёгкий вздох. То, вестимо, душа его отправилась на небеса...
-- Братка! Не умирай, Егорша!! Я тебя унесу отсюда, -- тряс тело Егора, заглядывая в его полуоткрытые глаза, затягивающиеся смертной пеленой. Тряс его, зажимая сочащуюся кровью рану в боку, затем выдернул пронзивший брата насквозь сук, отбросил прочь и вновь припал к бездыханному телу.
Сорок с лишним годов, без малого полвека, Егор да Фома Близняки не расставались друг с другом. Даже в острог попали через это. Когда стражники, после продолжительной погони, изловили Фому, Егор сам вышел к ним, чувствуя, что не будет ему жизни без его второй половины. И буянили они оба напропалую потому, что чувствовали друг в друге верную защиту и крепкое плечо. Чувствовал Егор перед тем боем душевное томление и порешили братья покинуть шайку, не идти больше обратно за Амур, а углубиться в отроги Сихотэ- Алиня, жить там охотой и рыбной ловлей, обходить стороной людские поселения, разве что заглядывать в туземные деревушки, затерянные в таёжных дебрях, чтобы совсем уж не одичать, да разжиться там патронами, или какими другими хозяйственными мелочами.
-- Будь проклята эта лихая жизнь, братка Егор! Что же ты умер-то? Да как же я жить-то сейчас буду?
Фома упал на тело Егора и затрясся в рыданиях. Потом встал, подхватил обмякшее потяжелевшее тело и исчез в чаще, оставив котомки, свою да братову, на окровавленной истерзанной земле.

+ + +

Андрей Бояров, когда началась  заваруха, прибился к одному из охотников, которого он первым встретил и к которому испытывал чувство искреннего расположения. К тому же он был тёзкой - Андреем. Андрей Грачёв, добрый бортник и таёжный искатель, шутник и балагур. Но куда всё это подевалось? Возле смотрового окошка пригнулся совсем другой человек. Забылись шутки- прибаутки, затерялась вечная смешинка в глазах и усмешка, запутавшаяся в пшеничных усах. Закусил Грачёв губу до боли, целил во вспышки выстрелов, высвёркивающих среди кустов, бил по лёнькиным обидчикам. Видел он всё со своей вышки, заплаканное лицо сына, его поникшую фигуру. Ишь, запугали парнишку, чуть не убили, гады. Совсем рядом дом подорвали. Получайте пулю! Ещё получайте! Бояров помогал ему перезаряжать винтовку и охотничье двуствольное ружьецо. Не забывал при этом и по сторонам посматривать. Наверное, обострённое чувство опасности и помогло ему услышать, что кто-то появился внизу, в сенях. скрипнула ли половица или створки ворот, но Андрей насторожился.
Син Чу привычно проник на чердак, откуда слышались выстрелы последнего (?) стрелка. Но там оказались, вместо одного - двое. Но это не поколебало искушённого корейца. ну что ж, ещё два будущих мертвеца, и село окажется открытым перед Футо. Син Чу окинул Андреев презрительным взглядом прищуренных глаз. Что могут сделать эти пастухи с учеником клана "Акуза-рю",  оттачивавших искусство убийства на протяжении столетий?
Одним прыжком он оказался на брёвнах перекрытия и сунул руку к поясу, но там уже ничего не было. Ни метательных ножей, ни пластин- шукенов, ни звёздочек- сюрикенов с отравленными лучами. Все они остались в груди, голове или спине тех, что уже отстрелялись в этой жизни. Не беда, он убьёт их голыми руками, переломает им шеи, как цыплятам. Син Чу ощерил зубы в улыбке торжества будущей победы и направился к своим жертвам, осторожно ощупывая подошвами перекрытие, выбирая точку, откуда он прыгнет и сомкнёт руки на шее одного. Сломав её, он примется за другого. Пусть их попробует защитить христианский Бог.
Андрей Бояров двинулся ему навстречу. По движениям ног и положению рук он догадался о намерениях противника. Тот оказался мастером восточных единоборств. Что ж, Андрей не даром изучал джиу- джитсу и постарается продать с вою жизнь как можно дороже.
Хунхузы не смели высунуть носа из лесных зарослей, иссечённых пулями. Футо ждал. Всего один стрелок продолжал стрельбу, но и его жизненные часы вот- вот остановятся. Двое подручных его, братья, корейцы Ким уже почти выполнили свою работу. как и братья- славяне. Пускай те и полегли оба, но и стрелявший со скалы умолк навсегда. Ещё несколько мгновений и село будет во власти банды.
Син Чу приближался к будущим трупам с беспощадной улыбкой победителя. Сейчас они заплатят за всё, и за смерть Чен Уна. Он перекинул косу через плечо и прыгнул на ближайшего противника, готовый пронзить его страшным ударом "нуки-тэ", когда напряжённые пальцы пробивают кирпичную стену, не говоря уж о слабой человеческой плоти. К его удивлению, удар пришёлся в пустоту - мужлан успел уклониться. Мало того, он ударил сокуто (внешним ребром стопы) в болевую точку на бедре. Син Чу прыгнул вперёд, перевернувшись в воздухе, стараясь на лету попасть в противника сначала одной, а потом сразу другой ногой, отчего тот должен был повалиться, с многочисленными переломами тела. но тот тоже не стоял на месте, а ловко крутнулся, оказавшись вне поля поражения. Кореец не поверил глазам - славянин использовал приёмы суй-но ката. Откуда он мог узнать об этом искусстве?
Грачёв услыхал шум позади, когда перезаряжал винтовку в очередной раз. Он обернулся и обомлел. Его партнёр метался по чердаку, уворачиваясь от молниеносных выпадов неизвестно как здесь очутившегося азиата. Тот бил с такой силой, что от стропил отлетали щепки. Оба, каким-то чудом, крутились в ограниченном объёме чердачного пространства, то укрываясь от атаки противника за печной трубой, то повисая на стропилах под самой крышей. Грачёв повернул винтовку, чтобы выпалить в чужака, но тот взмахнул головой, длинная чёрная коса описала полукруг, и конец её ударил духобора в висок. Сотни звёзд засияли у того перед глазами, винтовка выскользнула из обмякших рук, и Грачёв повалился лицом вперёд на опилок, которым был засыпан чердак.
Бояров сунул руку за пазуху, нащупал там рукоятку ножа, отобранный им в острогу у бандитов. Он тут же метнул клинок, целясь корейцу в голову. Тот даже не стал уворачиваться, а поймал летящий к нему нож, зажав его между ладоней. Андрей закричал и кинулся на противника всем телом, тот отступил в сторону и толкнул Андрея в спину обеими руками. Бояров выбил своим телом окошко вместе с косяком и полетел с крыши вниз. На несколько мгновений он  потерял сознание, но тут же снова очнулся от криков бегущих к селу бандитов. Арестант перекатился через двор и скрылся в зарослях лопухов, где несколько минут назад сидел Син Чу.
Это была повторная атака, как помнит, наверное, Читатель. Десяток хунхузов бежали, размахивая ружьями, к домам беззащитного села. За ними неторопливо шагал Футо, задевая полами длинной меховой куртки верхушки отрастающей травы на покосе. Позади остались лежавшие в траве дети, под охраной Алексея Бовыкина и У Чонга. Китаец вытягивал шею, пытаясь рассмотреть, что творится в селе. Матрос же сидел в траве, рядом со связанным Тихоном Богодеевым. Парень уткнулся лицом в смятые стебли травы и временами рычал, пытаясь освободить связанные за спиной руки. Тогда Бовыкин толкал его в бок стволом огромного револьвера, чтобы привести в себя. 
-- Обыскать дома, -- крикнул Футо, властно махнув рукой. Бандиты разбежались по избам. Улочку затягивало дымом от горевшего дома. Дым мешал осмотру того, что творилось вокруг. Сам Футо направился к часовне, отличающейся от других домов села.
За его спиной из зарослей лопухов поднялся Бояров, набросил пояс на горло пробегавшего рядом разбойника и повалил того в кусты. Без лишнего шума. Тот пытался сопротивляться, царапал кожаный пояс ногтями, сучил ногами, но всё слабее и слабее. Глаза его выкатились из орбит на покрасневшем лице, из открытого рта вылез почерневший язык. Аспирант осторожно отпустил тело, высвободил ремень и пополз на следующий двор.
-- Ким Син Чу! Ким Чен Ун! -- громко закричал Футо, подзывая своих помощников, глядя на массивную дверь часовни, запертую изнутри.
Неподалёку послышались мягкие шуршащий шаги и из дыма появился Син Чу, покрытый пятнами копоти и кровавыми подтёками. Крови своей, но, большей частью, всё же чужой. он медленно направился к боссу, глядя куда-то в пустоту, перед собой.
-- А где...
-- Его нет. Подстрелили в голову.
Не дожидаясь окончания вопроса, ответил кореец, продолжая глядеть перед собой. Его коса шевелилась от сильных порывов ветра, перебрасывавшего от пожара снопы искр на крышу соседнего дома. Та уже курилась в нескольких местах. Скоро уже несколько домов укутались дымкой начинающегося пожара. Если не утихнет вечер, то неминуемо в самое ближайшее время всё село будет охвачено огнём. Если не заняться немедленно тушением пока ещё небольшого огня. В хлевах мычали коровы, тревожно ржали лошади, испуганно квохтали куры. Где-то злобно взлаивала собака. Остальные частью разбежались по лесу, а частью лежали по дворам, пронзённые пулями во время перестрелки.
Футо недоверчиво посмотрел на Син Чу. Все совместно прожитые годы приучили их к мысли о собственной неуязвимости. А тут налицо такой прямой пример обратного.
-- Нам необходимо туда попасть.
Футо указал на запертую дверь. Син Чу толкнул её рукой. Она не шевельнулась. Дверь чем-то подпёрли изнутри. Оба обошли часовню со всех сторон. Внутрь можно было попасть только через закрытую сейчас дверь. Внезапно кореец сорвался с места и, с диким воплем, врезался плечом в дверь. Она содрогнулась, но выдержала. Он прыгнул и ударил в край доски ногой. Доска треснула. Син Чу осклабился и снова прыгнул. От мощного удара, казалось, пошатнулась вся часовня. Одна из досок, из которых была сколочена дверь, подалась, а от нового удара - провалилась внутрь, и тут же из пролома ударил выстрел. Син Чу отлетел от двери и покатился по траве.
Футо закричал и резко махнул рукой. За полуразбитой дверью кто-то тоненько вскрикнул. Мощным рывком японец выдернул ещё одну доску и протиснулся внутрь сквозь образовавшееся отверстие. Через образовавшийся пролом в часовню проникал дневной свет, освещая большую пустую комнату, посередине которой лежал, раскинув руки, Лёнька Грачёв. Между глаз у него торчали лучи метательной звезды- сюрикена. Рядом валялось двуствольное ружьё, ещё дымящееся после залпа с обеих стволов.
Футо завопил, оглядываясь по сторонам - где же жители этого проклятого села? они не могли ускользнуть отсюда, ведь банда рассредоточилась и контролировала все подходы к деревне. Село покинули только собаки, да ещё кой-какая живность, насмерть перепуганная стрельбой. Нет. Они все где-то здесь и, скорей всего, затаились именно в часовне. Недаром дверь была заперта столь надёжно. Футо бросился осматривать всё подряд в помещении и, действительно, скоро обнаружил за аналоем скрытый лаз. Парнишка мог спастись, но не захотел прятаться, предпочёл выстрелить во врага. Может он и планировал потом убраться в тот тайник, но вот не успел.
Страшным ударом Футо разбил крышку лаза и отскочил в сторону, ожидая нового выстрела, но внизу стояла тишина. Японец огляделся, схватил пучок толстых восковых свечей, зажёг всю связку и швырнул вниз, в отверстие. Слышно было, как потрескивают разгорающиеся фитили. Футо осторожно выглянул и скоро свесил вниз голову. Неровно горящие огоньки освещали глубокую яму, в одной из стен которой темнело отверстие. И стояла мёртвая тишина. Футо ощупал рукой верхнюю ступеньку длинной лестницы, ведущей на дно ямы. там колыхались по стенам тени от горевших свечей. Футо показалось, что это души убитых ими сельчан машут руками, мешая ему спуститься вниз. Японец сжал зубы.
Далеко за селом пропел военный рожок приближающегося казачьего отряда. Футо ударил по половицам кулаком и выскочил из часовни. Поодаль от него пытался подняться на ноги Син Чу. Грудь его была разворочена картечью. Из множества ран лилась кровь, которой уже пропиталась вся одежда и трава поблизости.
-- Хозяин, надо уходить отсюда, пока не поздно...
Кореец наконец поднялся на ноги, одной рукой опираясь о стену часовни, к которой ему пришлось подползти, чтобы было на что опереться. Главарь отвернулся от него и громко свистнул, подзывая хунхузов, занятых грабежом селения. на свист из клубов дыма к нему подбежал Ван Трак, а следом ещё двое.
-- Где остальные? -- закричал в бешенстве японец.
-- Наверное, шарят по домам, --ответил кто-то из разбойников.
Футо снова засвистел, но больше никто не появился. Главарь яростно завопил, неизвестно кому грозя кулаками. Неужели удача отвернулась от него после многих впечатляющих побед? В этом ничтожном селе его отряд истаял как утренняя дымка над заливным лужком. И что он получил взамен? К селу приближался конный отряд, а у него осталось только три человека, да раненый телохранитель. Тут он вспомнил про заложников. Моментально в его голове составился новый план. Они сейчас спрячутся в одном из домов, а когда казаки подойдут поближе, спокойно уйдут, прикрываясь девочками. В детей казаки стрелять не посмеют. К тому же они возьмут лошадей из здешних конюшен. И уедут верхом. Казаки, выждав немного времени, пустятся в погоню, но догонят лишь испуганных детишек, понужающих своих лошадок, чтобы ускакать подальше от злобных дядек- хунхузов. Те же, к тому времени, углубятся в тайгу. Вряд ли казаки полезут в дебри, имея на руках хнычущую детвору. Да и времени к тому часу пройдёт достаточно. План обещал воплотиться удачей. Пусть и в такой незначительной,  остаточной  степени.
-- Ван Трак, скорей беги за У Чонгом. Пусть он вместе с русским ведёт детей сюда....
-- Мы больше не слушаем идиотских приказов, -- внезапно заявил осмелевший вьетнамец. -- Мы уходим отсюда и друзья твои больше тебе не помогут. Один валяется мёртвым в крайнем дворе, а второй еле стоит на ногах. Твоя власть здесь кончилась, Футо. Сейчас я атаман и ухожу со своими людьми, с У Чонгом и русским. Оставайся здесь один...
Когда Ван Трак начал свой неожиданный монолог, в руках его очутилась винтовка, которую он навёл на предводителя, но не успел он закончить свою фразу, как перед ним появился Син Чу. Ярость придала ему силы. Но прыжок не прошёл для него даром. Сквозь раны на груди толчками плеснулась кровь, а на животе, сквозь лопнувшую кожу, показались сизые внутренности, удерживаемые мощным мышечным прессом. Нгуен Ван Трак попятился, одновременно поворачивая ружьё в сторону нового, совершенно неожиданного противника. Палец потянул спусковой крючок, но кореец, хотя и смертельно раненый, но всё же по прежнему был самым быстрым из всех. Свистнула взметнувшаяся коса и винтовка вылетела из рук завопившего вьетнамца. Син Чу поднял вверх оба кулака, залитых кровью, и шагнул к обидчику своего друга и господина.
Сверху грянул выстрел, и кореец как сноп повалился на землю. Все подняли головы. Из разбитого окошка крыши, уже занимающейся огнём, выглядывал Андрей Грачёв. Из ободранной головы его капала кровь, но он не обращал на это досадное обстоятельство ни малейшего внимания, а передёрнул затвор и снова приставил к плечу приклад, выискивая  гуляющим  стволом новую цель. Футо взмахнул рукой, сюрикэн зажужжал, вращаясь в воздухе и вонзился снова точно между глаз, как недавно сыну бортника. Покатилась по крыше и упала вниз винтовка. Бортник остался там, наполовину свесившись из окошка. Рукав домотканой рубахи облизывал,  ласкаясь, язычок пламени.
Японец взглянул на неподвижное тело Син Чу с пробитой головой и сжатыми в последнем усилии кулаками, и повернулся в сторону, откуда уже слышались крики приближающихся всадников. Воспользовавшись тем, что предводитель отвлёкся, Ван Трак и оба хунхуза помчались к лесу с такой скоростью, на какую только были способны. Если быть точнее, то лишь один из хунхузов пытался догнать быстроногого вьетнамца. Воспользовавшись удобным моментом, из зарослей лебеды и лопуха на второго разбойника прыгнул какой-то человек, накинул на шею ремень и увлёк его за собой в самую середину зарослей.
Этого не увидел никто, кроме Футо. Японец шагнул было за ними, затем резко остановился, бросил взгляд на зияющий пролом в двери часовни, и кинулся бегом к У Чонгу, стерегущему пленников. Всё ближе и ближе слышался лихой посвист, крики казаков и конское ржание.
Когда японец подбежал, У Чонг и Бовыкин уже запаниковали. Девочки всё сильнее плакали и поглядывали сквозь прогал в кустарнике на горевшее село, на трупы, раскинувшиеся по лужайке, на бегущих вдали  Ван Трака с сообщником. Тихон вдруг вскочил на ноги и бросился в сторону, но Алексей свалил его ловкой подсечкой и ударил в спину рукояткой револьвера.
-- Куда, гадёныш, собрался? -- зашипел он, затравленно озираясь. -- твоё дело сейчас лежать да отдыхать.
К нему бежал Футо, ловко подпрыгивая на ходу, чтобы не запутаться в полах развевающейся меховой куртки.
-- А где остальные? -- завопил У Чонг, невольно повторяя вопрос самого Футо. -- Неужели все полегли возле этого проклятого села?
-- Скорее, поднимай детей, уходим! Казаки!
Футо заметался по поляне, пинками поднимая плачущих девчат. Кое-кто из них всё ещё прижимал ко груди корзинки, наполненные ягодами. Затем японец подскочил к Бовыкину и что-то яростно ему зашептал. тот вытаращил глаза. Тогда Футо так ткнул ему между рёбер кулаком, что у матроса на миг отказала дыхалка.
-- Вставай, -- накинулся он в свою очередь на паренька. Тот замотал головой. -- Тогда проваливай вон, -- завизжал вдруг матрос, выплюнул окурок папиросы, рывком поднял Богодеева за шиворот и толкнул в сторону пожарища. Тихон попятился, не заметив, как Алексей сунул ему за ремень палочку динамитного патрона с чадящим запальным шнуром. Тихон попятился и вдруг кинулся бежать со связанными за спиной руками в сторону появившихся на опушке казаков. Он бежал и плакал. Слёзы оставляли на грязных щеках неровные дорожки. Тихон не подозревал, что бандиты сделали из него движущуюся живую мину. Такие живые бомбы позднее назовут "камикадзе", как одно из самых жестоких средств ведения военных действий. Ничего этого паренёк не знал и всё бежал мимо горящих домов к спешившим ему навстречу конникам, чтобы рассказать им о девочках, захваченных в заложники разбойниками, пока те не угнали их в лес. Ему оставалось пробежать совсем немного, как вдруг перед изумлёнными казаками взметнулась земля, поднятая разрывом. Лошади встали на дыбы, прыгнули назад, в сторону от дымящейся воронки, от оторванной руки, угодившей сотнику Голованову в грудь, от обезображенного трупа. Пользуясь паникой, Футо с У Чонгом и Бовыкиным загнали пленниц под своды леса.
За домом прятался Андрей Бояров. Он отпустил ремень и задушенный хунхуз упал в траву. Бояров вновь оказался в двусмысленном положении. Кругом лежали трупы. Андрей видел, как выстрелил Грачёв, как упал кореец и последовавшую затем смерть бортника. Бояров выглянул ещё раз из-за угла. Он не ошибся. Среди казаков серела форма стражников из благовещенского острога. Попробуй он теперь доказать, что беглый политический преступник не присоединился к банде уголовников, перестрелявших половину старообрядцев Камышино. Даже если предположить, что все оставшиеся в живых жители выйдут сейчас из подземного тайника и не разбегутся оплакивать погибших отцов и мужей или сгоревшее и ограбленное жильё, а встанут горой за вчерашнего, не всем симпатичного пришельца, то и тогда ему свяжут руки и погонят в острог, где его дожидаются майор Двинский, раздражённый побегом, и Ванька Каин, второй, теневой хозяин острога, уже приговоривший его к смерти.
Потому не стал он дожидаться казаков, а поднял винтовку, валявшуюся рядом с задушенным бандитом, снял с него пояс с набитыми патронами подсумками, повесил на плечо котомку с припасом и, пригибаясь, побежал к зарослям. Его заметили и засвистели. Сотник Никита Голованов, гарцуя на волнующейся лошади, разбил полусотню на десятки. Одну послал за бежавшим, вторую десятку - за теми двумя. что скрылись в кустарнике ранее, третья десятка поскакала к лужайке, усыпанной телами убитых. Остальные поехали неспешным шагом к селу. Камышино сильно пострадало. Жаль, что отряд заплутал в таёжной чащобе, очень уж глубоко  зарылись  староверы в тайгу, опасаясь религиозных преследований царских властей. Вот и вышла им ихняя чрезмерная предосторожность боком.
Голованов приставил к глазам пятикратный бинокль и осмотрел окрестности, привстав на стременах. пальба, слышная в двух верстах отсюда, внезапно прекратилась. Правда, вроде бы пару- тройку раз бабахнуло, но возможно им и послышалось. Банда получила, по всему видно, хороший отпор, но и жителей многострадального села полегло немало. На крышах и улицах также лежали трупы. Казаки въехали осторожно в село и остановились. Трещали горевшие избы, ревела испуганная скотина, но ни один человек им навстречу не вышел. Есть ли тут кто живой? Женщины и дети наверняка прячутся по подпольям да погребам. Хотя бы им оказать какую- никакую, но помощь. Да, похоже, Камышину пришёл конец.
Казаки въехали на единственную улочку и спешились, держа карабины наготове. Может, кто из бандитов затаился в траве, или обезумевший от ран духобор выцеливает их с чердака, не разбирая, бандиты то или солдаты пришли на помощь селу. Но вокруг стояла тишина, тишина кладбища. Казаки разошлись по домам, осматривая их. Дома были пустые, всё внутри носило отпечаток скорых сборов. Видно было, что хозяева домов сильно спешили, одни вещи хватали, другие бросали. Кое-где приложили свою руку и грабители. Некоторые сундуки и лари были разрублены, крышки оторваны, вещи раскиданы по горнице.
Нашёлся и первый живой житель. Вернее, жительница. В маленькой баньке, на широкой лавке сидела седая старушка, прижимая ко груди старую икону. У ног её лежал узелок с кое-какими вещами. На появление казаков женщина никак не отреагировала и сидела такая же безучастная. На вопросы она не отвечала лишь едва заметно покачивалась. Казаки посчитали, что от переживаний та немного повредилась умом. И отступились от неё.
Тут с чердака одного из домов закричал казак. Там он обнаружил труп человека, когда попытался влезть на крышу, чтобы поскидывать оттуда куски горевшего дерева. И, когда подошёл к оконцу, заметил в сумраке тело. Из затылка убитого торчала рукоятка небольшого ножа. Такие же трупы были обнаружены и на некоторых других чердаках. У одного из тех убитых лоб был пробит странным оружием. казаки извлекли сей необычный предмет и долго разглядывали, передавая друг другу, стараясь не обрезать пальцы острыми как бритва кромками. Затем ту "звезду", как оружие они обозвали, передали Голованову. Он подивился механизму о восьми лучах, созданному для поражения организма путём метания с изрядного расстояния. Так он позднее напишет в рапорте и приложит к докладу сей дьявольский предмет. два таких вот луча- ножа "звезды" пронзили лоб охотника, найденного на крыше одного из домов, где он лежал, наполовину выпав из разбитого окошка.
Точно таким же оружием убили и парнишку, лежавшего в бревенчатой часовне. Видать, защищал он её от разбойников тех, так как у ног ребёнка лежало двуствольное ружьё, а неподалёку от часовни нашли труп одного из хунхузов с развороченным от картечи животом. За аналоем казаки обнаружили открытый лаз в глубокую яму, на дне которой догорали несколько связанных пучком восковых свечей. В одной из стен темнела довольно широкая дыра. Вероятно, духоборы прорыли подземный ход, где в настоящий момент и схоронились уцелевшие жители злосчастного поселения.
Голованов приказал нескольким казакам спуститься вниз и проверить ход. Может, у них там имеются раненые, или остатки банды могли уйти в подземелье. Казаки достали из винтовок шомпола, обмотали паклей и облили получившиеся самодельные факелы маслом из лампад, что висели возле икон в часовне. Пакля хотя и сильно дымила, но разгоралась хорошо. можно было опускаться вниз. Четверо спустились по крепкой лестнице на утоптанное дно и, на четвереньках, вползли в прорытый ход. Через каждые десять- пятнадцать саженей стоял столб, поддерживающий свод, чтобы земля не осыпалась и не завалила проход. Казаки ползли, освещая себе путь самодельными факелами. Скоро шомпола начали нагреваться. Пришлось делать остановку и завязывать руки тряпками, чтобы не пожечь ладоней.
А ещё через несколько шагов едва не случилась неприятность. У переднего казака внезапно под руками подалась земля, и он чуть было не провалился в замаскированный колодец. Сосед едва успел поднять его за ноги, шомпол выскочил из руки и полетел вниз, кувыркаясь и освещая стенки колодца. Затем булькнуло, и наступила темнота. Кое-как товарищи за ноги, за гимнастёрку, извлекли бедолагу назад. Посовещавшись, они принялись кричать, подзывая селян, но те или затаились, или ушли куда-то дальше. Двигаться далее по земляному тоннелю сразу как-то расхотелось, после происшествия с колодцем. Что там их ожидает впереди? Может, ход ведёт в систему связанных между собой подземных пещер, где заплутать так же легко. как спрыгнуть с лошади. А скорее всего, через сотню сажен, где-нибудь за поворотом, катакомба выходит в такую же яму, какая выкопана в часовне. В яме стоит такая же лестница и замаскированная травой крышка. А все камышинцы уже давно сховались где-нибудь на потайной поляне или в пещере, каких здесь предостаточно в наличии, в каменных-то кряжах. Искать их бесполезно, пока они сами не покажутся. Может, наблюдают сейчас откуда-нибудь, пытаются понять, что там в их селении происходит, а подойти не решаются. Одним словом, надо поворачивать к своим, нечего по подземельям ползать. Чай, не кроты!
С этими мыслями казаки повернули обратно.


Глава 11. 110 лет назад.

-- Бабушка, милая, расскажи, пожалуйста, ещё раз свою историю.
-- Но я же рассказывала её тебе множество раз.
-- Ну, бабушка, ну, пожалуйста, это так интересно.
Глаза внука блестели в предвкушении рассказа, который он считал гораздо интересней потрёпанных зачитанных томиков Гюстава Эмара и капитана Мариэтта, которые стопками сложены были на запылившихся книжных полках в его комнате. Юный Тим был ужасным поклонником авантюрных историй и всегда завидовал бабушке, пережившей приключения в духе Луи Буссенара. К тому же все эти истории по большей части плод фантазии литераторов, а бабушкины приключения произошли  на самом деле.
-- Познакомилась я с твоим дедушкой, тогда - лейтенантом королевского флота Чарльзом Гиллингсом...
-- Нет, бабушка, рассказывай с самого начала. Родилась ты на острове Корсика, который...
-- ... Который входит в состав Франции. Благодатнейшее место, я до сих пор вижу во сне, как скачу на своей лошади мимо апельсиновой рощи и слышу прибой, вижу, как морская волна накатывает на высокий скалистый берег...
-- Бабушка, миссис Гиллингс, вы слишком увлекаетесь. Всё это есть и здесь.
-- Ах, Тим, Тим, это было так давно, целых сорок лет назад. Апельсины и прибой, ты прав, это есть и здесь, но там было всё по-другому. Совсем по-другому. Я была юной девушкой, так же, как ты сейчас, приставала к своему отцу, чтобы он рассказал мне про балы императорского двора при Наполеоне Первом. Это было так романтично. Молодые офицеры кружатся в вальсе с красавицами леди в огромном зале, отделанном мрамором, под звуки настоящего императорского оркестра.
-- Это которого разбил герцог Веллингтон английский фельдмаршал?
-- Тим, если ты будешь меня перебивать, я не буду тебе ничего рассказывать.
-- Всё, бабушка, всё, больше не буду.
-- Жизнь наша текла однообразно, какой и бывает зачастую жизнь эсквайра. Частые прогулки в Аяччо несколько скрашивали повседневную скукоту. но всё это оборвалось в один миг. Правда, перед этим мой отец ездил в далёкие места, в Японию, откуда родом был мой дедушка, твой пра-, пра-..., ну это не важно. Итак, всё произошло внезапно. Ещё накануне я каталась на своём скакуне, в сопровождении грума, мы вернулись в поместье довольно поздно и я, после лёгкого ужина, отправилась спать. Ничто не предвещало беды, но какие-то тревожные предчувствия томили душу и я заперла ставни, а потом ещё задвинула засов на двери в свою спальню. Я посчитала то предчувствие простым недомоганием, мигренью и приближающейся грозой. Ночью мне снились кошмары, что началась буря, и, когда я открыла глаза, разбуженная сильным ударом грома, то увидела упавшую дверь и человека в чёрной маске. Первой мыслью было, что всё это не более чем продолжение ужасного сновидения, но человек этот схватил меня на руки и совершенно бесшумно бросился по коридору. Я успела заметить, что у двери в спальню матери возился ещё один, тоже в чёрном. Если быть до конца точной, то я могла видеть лишь силуэты, передвигающиеся мистически быстро и если не считать упавшей двери, совершенно без всякого звука. Как в трансе я чувствовала, как меня опускают по лестнице. Вдруг открылась дверь в комнату дворецкого, и оттуда выглянул Доминик, наш управляющий. И, через мгновение, он выскочил навстречу похитителю, но уже с мушкетом. Человек, тащивший меня на плече, весь как-то дёрнулся. Я уже думала, что он сейчас бросит меня и убежит, и даже вытянула руки, чтобы не упасть головой, но он продолжал удерживать меня, а Доминик выронил ружьё и застыл. Всё произошло столь быстро, что я поняла, почему он остановился, когда заметила в груди у него рукоятку кинжала.
Дальше все события расплываются у меня в памяти, вспоминаются лишь какие-то отрывки, как в тумане. Вроде бы я вырывалась, пыталась кричать, но всё было бесполезно. Уже два человека тащили меня к лесу, затем была скачка на лошади. Я лежала, как мешок с соломой, свесив руки и ноги по разные стороны седла. Потом помню, как меня окатило солёной волной. Это когда меня переносили на борт парусного корабля. Затем я погрузилась в крепчайший сон- забытьё, наступивший в следствии нервного срыва.
Проснулась я почему-то в присутствии отца. Я сначала удивилась, но потом увидела незнакомую обстановку, почувствовала покачивание кровати и вспомнила последние события. Нет, всё происходящее не было кошмарным сном, и мы с отцом находились на паруснике посередине открытого моря. Только присутствие родного отца спасло меня от истерики. Нам выделили отдельную каюту, которую мы разделили на две части с помощью лёгкой ширмы из рисовой бумаги. Отец не отходил от меня ни на шаг. Сам приносил поднос с обедом либо ужином. Иногда мы с ним гуляли под огромными белыми парусами.
Время от времени корабль наш приставал к берегу. Тогда нас с отцом запирали в каюте, окно снаружи закрывали деревянным щитом и выпускали нас из заточения только в открытом море. Я не раз спрашивала отца о причине всего происходящего. сначала он лишь отнекивался, а потом всё же рассказал. Про талисман великого Наполеона, про удивительный перстень, от обладания которым происходят непостижимые вещи. Человек, который его носит на пальце левой руки, получает особое вдохновение и добивается во всём великих результатов. Я восприняла его рассказ как сказку и способ увильнуть от действительных объяснений. Отец не настаивал, что всё это правда. Что перстень существует и спрятан в определённом месте пещеры на вершине горы. Но как можно было во всё это искренне верить? Но ради всего похитили меня, и отцу пришлось вместе с этими людьми путешествовать на другой конец света.
-- Бабушка, ты плыла на настоящем паруснике по Атлантическому океану?
-- Да, Тим. Но большая часть того плавания прошла для меня в четырёх стенах нашей с отцом каюты. Сквозь окошко я любовалась водной гладью. Особенно красиво вода играла перед закатом, или когда солнце только- только поднялось над водой. Параллельные лучи солнца заставляют  играть  волну. Переливы и блёстки делают воду похожей на жидкое серебряное зеркало, в котором плещутся рыбы, желая выпрыгнуть и посмотреть на своё отражение. какая это красота!
А потом, потом у меня стало часто портиться настроение, ночью я не могла заснуть, а днём всё раздражало до крайности, есть не хотелось. Экипаж, состоявший почти из одних японцев, питался в основном рыбой и рисом, а для нас, привыкшим к изысканной пище, свежим овощам и фруктам, привыкнуть к новому питанию оказалось чрезвычайно трудно. Особенно мне.
Когда у меня стали синеть губы и зубы зашатались в дёснах, отец отправился к человеку, называвшему себя Сумотомо, приказам которого подчинялись все, и заявил, что если они не пристанут к берегу, чтобы пополнить запасы фруктов, то он убьёт кого-нибудь из команды. Ультиматум отца привёл в ярость японца со смешной причёской, и он даже выхватил из-за пояса длинный нож, но, поругавшись на своём языке, он успокоился. Через несколько дней мы действительно подошли к берегу. Вошли в устье какой-то африканской реки и встали там на якорь.
-- Бабушка, это была, наверное, река Конго?
-- я уже и не помню. Меня заперли в каюте и, хотя окошко было открыто, меня уже ничего не интересовало. Помню только страшную влажную жару, когда буквально  нечем  было дышать, а воздух, кажется, можно было нарезать ломтями ножом. Ещё запомнились птицы. Они шумели и галдели всюду вокруг корабля и даже устроили драку как раз напротив нашего окна. И целая зелёная стена из деревьев, перевитых лианами. Как можно протиснуться сквозь эту мешанину веток, стволов, разных там побегов, цветов. Впрочем, парусник и не приближался к берегу. Он остался стоять на якоре, а с борта опустили лодку, куда набилось с десяток людей из команды. Они вооружились ружьями и топорами, чтобы пробиться сквозь эту древесную стену. отправился вместе с ними и мой отец. Сумотомо приставил к нему специального человека, чтобы охранять и смотреть за отцом.
На следующий день они вернулись. Им повезло - буквально в нескольких часах осторожного путешествия вглубь чёрного континента они наткнулись на туземное поселение. Обитатели деревни всполошились и схватились за копья, похожие на мечи, насаженные на древко. ты такое копьё мог наблюдать в кабинете отца.
-- Да. Кажется, оно называется ассагай. Туземцы напали на дедушку?
-- Нет. они замерли в недоумении. Таких людей они видели в первый раз. В этих краях бывали чужеземцы и, зачастую, они приносили несчастье.  Приходили завоеватели с сильных северных государств, посещали джунгли работорговые экспедиции арабов и португальцев. Поэтому и была поднята тревога среди негров и последовавшее затем чувство недоумения. Этим воспользовался отец, поднял связку бананов, оторвал один и съел его, затем похлопал себя по животу и знаками показал, что им надо поесть. Дальше уже пошло легче и к вечеру они уже знали несколько слов на туземном наречии, что позволило удачно сторговаться. За целую гору всевозможных фруктов они отдали несколько топоров и старое фитильное ружьё. До этого огнестрельного оружия у бедных туземцев не было и они здорово страдали от набегов более богатых соседних племён. Этим объяснялась радость всего селения. Они устроили празднество, длившееся всю ночь, а утром дюжина самых сильных мужчин племени собрали все фрукты в огромные корзины и понесли к побережью. Возвращались обратно другой дорогой, более удобной. Неподалёку от той деревни протекала речушка, катившая грязные мутные воды к океанскому берегу. Вереница носильщиков вышла к деревенскому причалу, где их уже дожидалась большая тростниковая пирога. Корзины составили в неё и носильщики взялись за вёсла. они сверкали ослепительно белыми зубами в широких улыбках и всячески показывали свою доброжелательность. Японцы приписывали мирные намерения туземцев тому почтению, которое, по их мнению, последние были обязаны испытывать к японскому оружию.
Так или иначе, но скоро часть палубы клипера исчезла под целой горой манго, киви, ананасов. Из огромных плетёных корзин продолжали доставать связки бананов и какие-то плетёнки с африканским картофелем- иньямом, и складывали всё это изобилие перед грот- мачтой. Отец поскорей выбрал связку жёлтых бананов и принёс в каюту, где я лежала в постели и равнодушно прислушивалась к шуму на верхней палубе. Я съела сразу половину той связки. Сладковатые спелые мучнистые бананы показались мне необыкновенным деликатесом после порции вяленой рыбы, приправленной соевым соусом. Казалось, что сразу откуда-то появились и силы. Я поднялась вместе с отцом на палубу, чтобы посмотреть на негритянских торговцев. Высокие и крепкие, они, казалось, лоснились от жары, всё время улыбались и лопотали по-своему, то показывали на берег, то на кучу фруктов.
-- Может быть они хотели ещё что-нибудь обменять на другие ружья?
-- Наверное. Но тут настроение у них резко поменялось. Дело в том, что от леса, который своими ветвями закрывал устье речушки, отделились ещё две пироги, полные вооружённых длинными копьями и луками чёрных людей, таких же точно, как и те, что уже были на борту. Торговцы, которые только что заискивающе улыбались матросам, сразу осмелели и закричали. Один выхватил топор из-за пояса матроса, а второй кинулся отнимать ружьё у другого матроса. Плывущие в лодках подбадривали их громкими криками. я увидела, как большой чёрный негр- банту поднял над головой отнятый топор, и закричала от испуга. Отец подскочил к банту, увернулся от топора и ударил его кулаком в широкую грудь. Чёрный исполин отшатнулся и тут остальная команда словно очнулась от спячки, чтобы броситься на обманщиков. тот негр, что так и не выхватил ружья из цепких рук, сам прыгнул за борт, подняв целый фонтан мутной зеленоватой воды, принесённой речным течением. Второй торговец, вместе с отобранным топором, прыгнул следом, а за ним бросились оба оставшихся туземца, устрашившись ружей,  которые появились в руках команды, словно по мановению волшебной палочки. Оказывается, Сумотомо приказал своим людям присматривать за "торговцами". Негры быстро подплыли к пирогам, откуда в нас выпустили целую тучу стрел.
Матросы спешно поднимали якорь, несколько человек заряжали пушку, укреплённую на корме. Зарядив, они разом налегли и повернули ствол в сторону приближающейся опасности. Я не стала дожидаться окончания битвы, а, поддерживаемая отцом, удалилась в каюту.
-- Бабушка, это, верно, были людоеды?
-- Скорее всего, нет. Людоеды живут в глуби чёрного континента, вдали от крупных рек, где мало продовольствия и жизнь заставляет их не брезговать ничем. Роста они небольшого, внешности чрезвычайно неприятной. Ходят они, ничем не прикрывая наготы. Другие племена не любят и побаиваются каннибалов, и не упускают шанса убить при удобном случае, а те отвечают им взаимностью. Те же, которые напали на нас, были крепкие и высокие. Скорее всего, они просто хотели нас ограбить, пользуясь тем, что несколько воинов под видом торговцев проникли на борт парусника. Обычно такого не допускается. Но в этот раз всё обошлось, если не считать раненого топором матроса.
-- Он умер?
-- Позднее, и не от раны. Позднее, где-то, через неделю, на борту началась болезнь, известная у моряков, как Жёлтый Джек, или жёлтая лихорадка. Матросы заболевали один за другим, некоторые умерли. Снова пришлось делать остановку в городе, находящемся на самом юге африканского континента, в Капштадте, расположенном в красивейшей бухте возле Столовой горы, названной так потому, что она сверху плоская, как стол. На берег нас с отцом не пустили. В последнее время мы почти не общались с экипажем. Может, поэтому болезнь и обошла нас стороной.
-- А почему вы не общались?
-- Они считали нас виновниками эпидемии лихорадки. Если бы корабль не пристал к тому берегу, то болезнь и не проникла бы на борт. такова была их логика.
-- Это правда, бабушка?
-- Не мне судить о таких вещах. Кто его знает - если бы мы не набрали свежих продуктов, может, те же люди полегли бы от другой болезни - от цинги, не менее опасной и тяжёлой. Но продолжим нашу историю.
В порту обнаружилась удивительнейшая вещь. Нашёлся один из отставших от клипера матросов, это ещё по пути клипера в Европу. На него наткнулись в одном из портовых кабачков. Он долго плакался о судьбе своих товарищей, исчезнувших с парусника вместе с ним. Когда сей моряк, напоминавший известного по библейской легенде блудного сына, узнал о нашей проблеме с командой, то поручился своей шкурой за целую шайку подозрительнейшего вида проходимцев. Капитан парусника было воспротивился, но Сумотомо, как руководитель экспедиции, настоял на своём, и у нас на корабле появилась команда головорезов и висельников, в основном азиатского происхождения. они заняли место умерших от лихорадки матросов.
Скоро Сумотомо пожалел о своём поступке. Вся экспедиция до этого держалась на железной дисциплине и беспрекословном подчинении любому приказу Сумотомо. Сейчас же, с появлением на борту чужих людей, дисциплина падала с каждым днём. Чужаки непостижимым образом протащили на борт неимоверное количество рома, которым теперь упивались каждый день. Зачастую теперь можно было встретить валявшегося на палубе мертвецки пьяного человека. Команда, подстрекаемая пришлыми, стала огрызаться на приказы капитана. всё это продолжалось до тех пор, пока у Сумотомо не лопнуло терпение.
Я точно не помню, но, кажется, этот японец, я говорю про Сумотомо, находился в родственных отношениях с тем матросом, что "счастливо" нашёлся в Капштадте. Поэтому и терпели его выходки так долго. Вроде бы он был сыном кормилицы этого самого Сумотомо, или что-то вроде этого. Но как-то он заявился в каюту своего родственного командира, конечно, в солидном подпитии, и предложил ему заняться морским разбоем. От долгого путешествия, от тягот, от затянувшейся разлуки с родными, нервы у всех были на пределе, и Сумотомо, не вступая в долгие споры, просто взял своего зарвавшегося домочадца и выкинул из каюты на глазах у всей команды. На следующее утро на борту вспыхнул бунт. К чужакам присоединилась большая часть команды, соблазнённая открывающимися перспективами.
-- Бабушка, они захотели стать пиратами?
-- Да, дорогой ты мой Тим. Оказалось, что этот "горемыка"- матрос, кажется его звали Сумо, или вроде этого, сбежав с клипера в Капштадте, присоединился к экипажу пиратского корабля. Целый год они разбойничали на обширнейшей территории - от вод Мозамбикского пролива до острова Явы. И так продолжалось до тех пор, пока против расплодившихся пиратов была послана английская королевская флотилия, которая разогнала их по всем задворкам акватории Индийского океана.
Так вот у нас на борту появилась настоящая пиратская шайка. Пираты рассказывали заманчивые истории о богатых купеческих кораблях, набитых золотом или пряностями, которые тоже являлись  золотом, так как обменивались на него. один к одному, по весу. Матросы заворожённо вслушивались в истории про целые разбойничьи республики, существовавшие не так давно на Мадагаскаре. Сумо и большинство его людей провели не один месяц в пиратском городе Либерталия. Они старались изо всех сил, описывая привольную жизнь "Джентльменов удачи". Под влиянием такой убедительной  агитации  большинство из команды и пошли на поводу у мерзавцев.
Тогда-то Сумо и отправился к своему родственнику, уверенный в успехе своих переговоров. Выбросив негодяя из каюты, Сумотомо наконец-то почуял неладное и решительно собрал всех оставшихся верными ему людей и только тогда понял до конца всю сложность положения. Его сторонников оказалось совсем мало. Но дело было сделано - конфликт зашёл слишком далеко и требовал быстрого решения. Сумотомо поступил твёрдо и решительно. Он не обратил никакого видимого внимания на действительную расстановку сил и объявил негодяям ультиматум - или они покидают парусник добровольно, или он направит клипер на береговые скалы, где найдёт свой конец большинство из присутствующих на борту. Сумотомо окружили японские воины, ощетинившиеся мечами и ружьями. Вид у них был самый решительный.
Я видела всё происходящее сквозь щели в каюте. Мы с отцом старались быть в центре всех событий, оставаясь при этом в тени, то есть в своей каюте. Для этой цели отец провертел в стенах и потолке несколько отверстий, в которые можно было смотреть и слушать. Мы просто обязаны были это сделать, ведь события могли закончиться для нас самым роковым образом. Почувствовав, что дело идёт к этому, отец забаррикадировал изнутри дверь, оставив маленький проём, чтобы и дальше наблюдать за происходящим.
Этот самый Сумо, ставший снова самоуверенным под взглядами своих собутыльников, предложил Сумотомо сразиться с ним на ножах. Тот принял его предложение. И вот они кружили вокруг друг друга, обнажённые по пояс. Всего поединка мы видеть не могли, так как зрители образовали вокруг дуэлянтов довольно тесный круг, но кое-что разглядеть у нас получилось. Они напрыгивали друг на друга. Сумо был очень большим и грузным. Его было невозможно столкнуть с места - целая гора жира и перекатывающихся под кожей гигантских мускулов. Но и Сумотомо был далеко не промах. Несмотря на более старший возраст, он был подвижный, как подросток, да и с кинжалом обходился гораздо ловчее, чем его массивный противник. Он стремительно перемещался и раздражал Сумо частыми выпадами с разных сторон, пока от многочисленных порезов тот не пришёл в страшную ярость. Сумо метнул свой тяжёлый нож в противника, но тот сумел увернуться. Тогда эта ходячая гора схватила Сумотомо и попыталась раздавить в своих объятиях. Каким-то образом тот сумел выдернуть руку из смертельных тисков и вонзить нож, по самую рукоятку, Сумо прямо в глаз. Тот выпустил его, попятился, зашатался и, со страшным грохотом, рухнул на палубу. Он лежал там, и рукоятка торчала из головы, как ещё один длинный чёрный нос. Бунтовщики присмирели. Если бы исход поединка был иной, или пираты бросились бы на редких сторонников Сумотомо, кто его знает, чем бы закончилась та история?
-- Счастливая ты, бабушка, видела настоящих пиратов. На вас нападали людоеды. Тебя похищали бандиты. сколько приключений тебе довелось пережить!
-- Ах, Тим- Тим, с каким удовольствием я бы променяла эти "удовольствия" на год, целый год спокойной тихой жизни в Аяччо, которую я по недознанию считала такой скучной...
-- А дедушка?
-- Встреча с дедушкой будет ещё впереди.
Рассказ о далёкой молодости раззадорил пожилую женщину. Она выпрямилась, села прямо в высоком кресле, среди седых прядей заблестели глаза, морщинистая рука гладила тёмные волосы внука, сидевшего на резной скамеечке у ног старой леди.
-- Твой дедушка явился мне подарком с небес, как сатисфакция за все перенесённые тяготы. Это случилось вскоре после неудавшегося бунта. Мятежники признали победу Сумотомо, но им никак не улыбалось возвращение в Нагая, где им наверняка всё припомнят. Пойти против решений акудзы можно ещё где-нибудь посреди Индийского океана, но в территориальных водах Японии это чревато летальным исходом. Поэтому на паруснике оставались очень и очень натянутые отношения. От любой искры раздора мог в любую минуту вспыхнуть порох  нового мятежа. Люди Сумотомо ходили по палубе вооружённые до зубов и не иначе, как с заряженным пистолетом в руках. Хорошо, что отец сумел скопить в нашей каюте небольшой запас провианта. Правда, возникали проблемы с водой и разными житейскими мелочами, но мы кое-как с ними справлялись. Отец так и не убрал баррикады от дверей, а Сумотомо было явно не до нас. Так или иначе, но "Камикадзе" двигался, и двигался в намеченном направлении. Труп Сумо повесили на бушприте.
-- Это носовая наклонная мачта.
-- Да-да. его так и повесили - с ножом, торчащим из глазницы. Может, его лицо останавливало бунтовщиков от нового взрыва недовольств. Не знаю. Но дело, так или иначе, всё равно шло к этому.
-- А когда появится дедушка?
-- Вот как раз очередь дошла и до него. В один прекрасный, очень прекрасный день, на горизонте появился парус. Мне показалось тогда, что он поднялся из морской пены, что кипела там, на горизонте. Парус быстро приближался и вскоре перевоплотился в огромный пятидесятипушечный фрегат "Виктория", где командиром был...
-- ... Лорд Артур Хаук, в помощниках которого и состоял наш дедушка, капитан- лейтенант Чарльз Гиллингс.
-- Да, Тим. Только тогда он ещё был молодой, двадцати шести лет от роду, красивый, высокий и стройный молодой офицер.
-- Как на портрете в гостиной? -- показал пальчиком мальчишка.
-- Да. Фрегат крейсировал в этих водах, где снова были замечены пиратские корабли. После разгрома разбойничьих баз на островах и африканском побережье, они затаились, но, переждав какое-то время, снова выплыли из своих тайных нор. Вот и вышли военные корабли королевской флотилии, чтобы снова навести порядок на морских дорогах. Когда фрегат подошёл поближе, там увидали тот страшный "плод", что  созрел  на носовой мачте, и повернул к нам, чтобы подойти поближе.
Представь себе огромную махину рядом с небольшим узким клипером втрое меньше его по размерам, и ты поймёшь то чувство, что испытали мошенники. Видать, они и раньше имели дело с экипажем фрегата. Они забегали, засуетились. Кто пытался спрятаться в трюме, кто вооружился длинноствольным ружьём и целил в спускающийся вельбот. Несколько, самые безрассудные и решительные, заряжали кормовую пушку. Но что она значила по сравнению с двумя десятками бронзовых жерл, что торчали в два ряда из пушечных портов. Они были уже готовы, в любой момент, выплюнуть порцию смертоносной стали, которая смоет всё живое с палубы крошечного парусника. И сам клипер тогда пойдёт ко дну, испуская огромные воздушные пузыри. Признаюсь, что мысли о смерти в ту минуту меня нисколечко не пугали, до такой степени я устала от этого бесконечного путешествия, итогом которого была неизвестность. Отпустил бы нас домой Сумотомо? Лично я в этом сильно сомневалась.
Сумотомо всерьёз опасался ареста парусника со всей командой. Попробуй доказать военному офицеру чуждого государства о своей непричастности к той кучке преступников, что размахивала оружием  в виду приближающегося вельбота. Тут он наконец вспомнил и о нас - пленниках, которые, наверняка, внесут свои жалобы в список будущих обвинений. Кто его знает, что ещё такого было за Сумотомо и командой клипера "Камикадзе". Видимо, что-то серьёзное за ними  было, раз они готовились к бою.
Сам главарь акудза кинулся к каюте пленников и тут обнаружил, что дверь надёжно заперта с нашей, внутренней  стороны. Он ударил плечом так, что застонали доски, но безрезультатно. Он не знал, что все последние несколько дней мы укрепляли ту дверь, изобретая разные ухищрения. Тут мне пришлось отойти от щели, через которую я наблюдала за событиями. Мы с отцом подтащили топчан и задвинули его так, что он прикрывал нас от возможных выстрелов.
Но Сумотомо не отказался от мысли добраться до нас, так как через несколько мгновений в дверь вонзился огромный топор. Раз за разом широкое лезвие всё сильнее вгрызалось в дерево, заставляя колебаться всю нашу пирамиду баррикады. Я встала на колени и прижалась к борту, по ту сторону которого шумели струи воды, омывающей корпус парусника. Отец достал откуда-то припрятанный нож, чтобы защищать мою и свою жизни.
Но внезапно удары прекратились. Лезвие топора так и осталось торчать в двери. От его полированной поверхности отражался солнечный луч и светил мне прямо в глаза. За дверью и на палубе слышался шум. Кто-то там бегал, топая тяжёлыми подкованными сапогами. Затем хлопнул выстрел, ещё и ещё один. Потом громыхнул целый залп, кто-то дико закричал, завыл. Снова топот бегущих и снова выстрелы. Мы ждали и молились Господу нашему. Неужели это было спасение, ниспосланное нам свыше? Шума за дверью слышалось всё меньше.
тут, со скрежетом и визгом, топор утянулся наружу, в дверь подёргались и незнакомый голос что-то вежливо спросил. Дальнейшее сидение взаперти становилось бессмысленным, и мы начали потихоньку растаскивать завал. Скоро освободили проход к двери и достали подпорки. мешающие открытию двери. Та скрипнула, и в освободившийся проход шагнул морской офицер. Он мне сразу понравился, этот ангел спасения.
-- Это и был дедушка?
-- Да, Тим. Он возглавлял команду вельбота. Лишь несколько человек, самых отъявленных головорезов, оказали английским солдатам сопротивление. Им терять было нечего. Всё равно их ожидала верёвка на рее фрегата за предыдущие многочисленные преступления. Залп из ружей покончил с бунтовщиками. Офицер заинтересовался стуком топора, только что доносившимся с кормовой части, где располагались жилые помещения клипера. Он направился туда в сопровождении денщика, капрала Боба. Остальные остались на палубе разоружать злополучную команду.
Тут на него попытался напасть невысокий крепкий японец, вооружённый длинным мечом. Это был Сумотомо. Сначала он спрятался в своей каюте, но, чувствуя бесполезность затеи, достал меч и вышел в коридорчик, куда как раз и вошёл британский офицер. Сумотомо реагировал молниеносно и взмахнул мечом, стараясь одним движением снести голову высокому офицеру, и, как потом мне говорил Чарльз, это бы у него получилось. Спас моего будущего супруга тот топор, что оставался в двери. Сумотомо стремительно прыгнул на своих противников и взмахнул мечом.
-- Бабушка, ты это уже говорила.
--  Я специально повторяюсь, Тим, чтобы ты мог представить всю разыгравшуюся картину. Сумотомо пришлось в движении отклониться, чтобы не налететь лицом на топорище, поэтому свистнувший клинок и срезал лишь кусок обшлага с рукава мундира. Чарльз отшатнулся, а Боб, стоявший до этого за его спиной, почти что машинально ткнул вперёд штыком, который прошёл сквозь бедро японца и пришпилил его к стене. Но то вырвался, оттолкнул Боба и снова кинулся к Чарльзу, намереваясь всё же зарубить его. Но судьба так распорядилась, что мой суженый выиграл поединок. Его шпага проткнула, в конце концов, грудь акудза и скоро он вошёл в наше помещение. Во время его поединка с Сумотомо мы с отцом стояли на коленях и возносили свои молитвы к Всевышнему. Думаю, что всё это вкупе и помогло твоему дедушке. хотя не надо сбрасывать со счёта и его воинских умений.
Потом он рассказывал, что увидел старика, закрывающего своим телом маленькую испуганную смуглую девушку с целым водопадом густых чёрных волос. В то время я уже мало походила на ту леди, что скакала по улицам Аяччо на белом коне, но мой Чарльз разглядел в плачущей испачканной девушке свою будущую невесту. это он так рассказывал мне впоследствии. я же мало что помнила про то время. Слишком всё было на нервах.
Отец продолжал держать меня за руку, пока мы плыли в вельботе до спущенного с фрегата трапа. Кое-как он вскарабкался по ступенькам и упал на палубу. Я сначала подумала, что он просто споткнулся, и попыталась даже помочь ему подняться снова на ноги, но только не вставал и лежал без движений. У меня началась истерика, потоком полились слёзы. Мне показалось вдруг, что отец умер и теперь прервалась последняя нить, связывавшая меня с привычной старой жизнью. Впереди была лишь пустота, безрадостная и пугающая своей неизвестностью.
Нас проводили в судовой лазарет. Сюда же доставили нескольких раненых, как с фрегата, так и с клипера. К моему удивлению, когда я пришла в себя, неподалёку лежал и Сумотомо, весь опутанный бинтами. Он оказался на удивление живучим. Пронзённый толстым штыком, а затем, насквозь, шпагой, он, тем не менее, упорно цеплялся за жизнь, что даже вызвало похвалу судового врача- хирурга, перевязывавшего его раны.
Но всё это было где-то в стороне. Я обо всём забывала, когда Чарльз входил в помещение лазарета. он садился возле меня в белом парадном мундире с золотыми эполетами и высоким воротничком, отделанным галунами. Взгляд его пронзительно синих глаз пронизывал меня, как шпага - тело Сумотомо.
Уже скоро мне стало легче, а отец всё не приходил в себя. У него началась нервная лихорадка. Видимо, сказалось наконец всё то напряжение, в котором он пребывал все последние месяцы. Временами казалось, что рассудок у него повредился, в бреду он говорил странные вещи на своём, японском языке. я заметила, что к его словам внимательно прислушивается Сумотомо, когда сам он находился в сознании. Может, отец говорил о чём-то важном, что не должны слышать посторонние уши? Я попросила Чарльза поместить нас в другое место. К тому времени фрегат, в сопровождении приза - нашего клипера, вошёл в порт Сингапура, где была базовая стоянка английской флотилии. И, к моему удивлению, меня, вместе с отцом, доставили в поместье Чарльза.
Поместье располагалось невдалеке от побережья, омываемого водами пролива Сембулан. Далеко, в глубине острова, темнела громада Букит- Тимак - самой высокой горы, а, если честно - просто обширнейшего холма на этом, в основном болотистом острове, еде с 1819 года базировалась английская эскадра. Остров Сингапур приобрела Великобритания посредством Ост- Индской компании у малайского султаната Джохору для обустройства базы для стоянки военных флотилий, а позднее, когда здешние места успокоились, здесь же открылся важный перевалочный пункт, через который велась торговля между Китаем, Индией и многими другими странами. Для того, чтобы офицерский состав не менялся слишком часто, были созданы условия для обустройства здесь же, вдали от метрополии. К моему появлению поместье Гиллингсов было в расцвете. Оно было более обширное и богатое, чем наше старое, на Корсике. По залам большого дома ходили слуги в напудренных париках и красных ливреях, как где-нибудь в центре Лондона или Бирмингема. Но это никого не удивляло, ведь поместье было частью огромной Британской империи, над которой никогда не заходит солнце. Всё здесь было напыщенно и строго. Помню, мы часто сидели с Чарльзом у камина и глядели на объятые пламенем поленья.
-- Вот перед этим? -- Тим показал на обширный камин, перед которым стояли большие щипцы для разбивания головёшек.
-- Да, перед этим. Чарльз уже знал от меня всю нашу историю, знал даже о семье и сам порой заходил к больному, чем приводил в удивление чопорных слуг. Кроме коренных англичан, считавших себя выше остальных, в поместье работали и китайцы, и малайцы, было там несколько корейцев и ещё других национальностей, обитающих на бесчисленных островах Океании, но из Японии не было никого, кроме нас с отцом, если считать нас за японцев. Я ведь даже не знала их языка.
Но прошло какое-то время и отец пришёл в себя. Он удивлённо оглядывался по сторонам. Пришлось рассказать ему о всех последних событиях. Он выслушал всё, но когда я рассказала ему о его же речах в горячечном бреду, про то, как раненый Сумотомо внимательно к ним прислушивался, отец снова ужасно разволновался. Я его пыталась успокоить сообщением, что этот бандит Сумотомо всё равно уже умер от полученных ран, но отец не успокаивался. Тогда Чарльз обещал всё разузнать поподробнее о судьбе пленённых матросов с клипера.
К тому времени он уже попросил моей руки. Его привязанность к Востоку, оказывается, имела глубокие корни. Отец его всю жизнь провёл в Индии и даже женился на дочери бомбейского махараджи, часть приданного которой и пошло на строительство и обустройство этого величественного поместья.
Скоро пришёл с известиями мой будущий муж и сообщил, что Сумотомо выжил и помещён, вместе с остатками команды клипера, на каторгу. Каторжане занимались строительством форта на острове Блаканг- Мати, который в погожий день виден из окон второго этажа Гиллингс- Холла.
Отец попросил Чарли устроить ему встречу с Сумотомо. Чарльз долго отнекивался, но, учитывая болезненный вид отца, решился попробовать уладить каким-либо образом это дело. Скоро он отправился, в качестве флотского инспектора, осмотреть возводимые укрепления и взял с собой будущего тестя во временной должности переводчика для общения с рабочими. К тому времени отец уже достаточно окреп и даже участвовал в недолгих конных прогулках.
И вот они отправились на шлюпе посетить Блаканг- Мати. Я смотрела с террасы на лодку, покачивающуюся на волнах, где сидели два самых дорогих для меня человека, и внезапно испытала сильное волнение. Хотя поездка была из категории самых обычных, я не находила себе места до их возвращения.
Отец вернулся из непродолжительного путешествия в задумчивости. На мои вопросы он отвечал невпопад. Наконец он поведал мне, что имел беседу с Сумотомо. Как он и подозревал, его секретом акудза всё же овладел, хотя и не в полной мере. Единственное, что несколько успокаивало отца, так это то, что Сумотомо после штыкового удара сильно охромел. Видимо, штыком был задет некий двигательный нерв и нога теперь плохо слушалась хозяина. Отец сделал вывод, что побег в данной ситуации мало вероятен или даже совсем невозможен. Оставалось следить, чтобы он не послал какую-либо весточку, что тоже было очень затруднительно, ввиду малой посещаемости места строительства форта чужими судами.
Потихоньку дело подошло к бракосочетанию сэра Чарльза Гиллингса и девицы Элеоноры Нортье, сына английского лорда и индийской принцессы и дочери полуяпонца- полуфранцуза и корсиканки. Союз получился очень интернациональный, со смесью крови как южных, так и северных народностей. Отец собирался послать сообщение на Корсику о нашей судьбе и предстоящем событии, но никак не получалось  оказии  по причине очередной эскалации холодных отношений между Францией и Великобританией. Когда же препятствие сие благополучно разрешилось, был послан человек, но он вернулся с сообщением, что поместье пусто, а бывшая владелица его, вдова Нортье, недавно отдала Богу душу, об чём было засвидетельствовано в привезённой бумаге со всеми надлежащими печатями.
Я несколько суток лила слёзы по матери, а потом заботы приближающегося бракосочетания отодвинули горе и заставили заняться насущными делами, но отец мог часами неподвижно сидеть в большом кресле и смотреть на огонь в камине.
Тут с каторжного острова пришло сообщение, что на заключённого Сумотомо упал каменный блок, он сильно расшибся и лежит теперь при смерти. Охранники вспомнили, что господин инспектор специально интересовался этим человеком и сочли своим долгом послать доклад в поместье Гиллингс- Холл. Отец чрезвычайно разволновался и упросил Чарльза перевести больного в поместье. Просьбы его носили столь настойчивый характер, что Чарльз в конце концов уступил. И, через несколько дней, в ворота усадьбы въехала пароконная упряжка, в повозке которой лежал наш давешний недруг. Каторжника сопровождали два солдата и возничий. Они высказали лакеям сильное недоумение по поводу барских причуд. Понятно было их изумление на просьбу доставить какого-то там азиата непонятной национальности. Удивительно, что он до сих пор ещё жив и перенёс путешествие через пролив и путь по кочковатой дороге.
Сумотомо за эти годы сильно изменился. Он чрезвычайно высох под экваториальным солнцем. Климат здесь и вправду очень неудобен для высоких физических нагрузок. Сильные люди через несколько месяцев такого труда плакали как дети. Сумотомо же работал, сцепив зубы и прищурив и без того узкие глаза. Из всего экипажа "Камикадзе", попавшего на каторжный остров, в живых остался один он.
Сумотомо лежал на соломе, жёлтое лицо его посерело, высохшая рука, обвитая узлами мышц и верёвками вен, свешивалась с борта телеги. Только куртка, чуть поднимаясь и опускаясь на груди, показывала, что он ещё жив. больного тут же унесли во флигель, где проживал отец. В своё время он отказался от большой комнаты с огромными окнами, ведущую в оранжерею, заполненную пальмами и всевозможными цветами. Вместо всего этого великолепия он предпочёл поселиться в небольшой комнатке, окна которой выходили на берег, омываемый водами Сембулана.
Отец рьяно взялся за лечение умирающего японца. Одну ногу, повреждённую штыком ещё раньше, пришлось срочно ампутировать. Выяснились некоторые подробности того происшествия, которое поставило японца на край могилы. Во время подъёма тяжеленого каменного блока на стену форта одна из верёвок внезапно порвалась, а потом начали лопаться и другие, в следствии чего каменная глыба полетела на стоявших внизу каторжников, которые и тянули канаты. Другие побросали концы и кинулись врассыпную, кто куда. А беднягу Сумотомо подвела повреждённая нога. Когда её, почти размозжённую сильным ударом, срочно удалили, Сумотомо и рассказал некоторые подробности. Отец, вспомнив всё своё медицинское искусство, переданное ему полковником Александром, принялся за лечение единственного пациента. Это занятие потихоньку вернуло его к жизни.
Порой злейший враг требует к себе такого же внимания, как и лучший друг. Наш похититель являлся последним человеком, который невольно связывал нас с Корсикой. Своим присутствием он напоминал, что все предыдущие события не были страшным сном. Конечно, всё это выглядело ужасной глупостью, но только этим я объясняла все усилия отца, совершённые им, чтобы поднять Сумотомо на ноги. Точнее, на ногу, так как второй у него уже не было. Потихоньку бедный каторжник начал приходить в себя. До этого он был почти всё время в забытье.
-- Он, верно, сильно удивился, что оказался в нашем доме?
-- Не знаю, Тим. Если и удивился, то ничем не выказал этого чувства. Впрочем, и на борту клипера он был всегда бесстрастен, даже когда сражался со своим молочным братом, Сумо.
Теперь они вели с отцом долгие разговоры, сидя рядом на крыльце флигеля. Сумотомо вытягивал культю и, с ожесточением, отвечал на вопросы отца. Все беседы их проходили исключительно на японском языке, который я так и не смогла до конца освоить. Поняла только, что они друг друга обвиняют. В чём отец винил Сумотомо, ещё понять было можно - ведь вся наша жизнь через него претерпела лавину изменений. А в чём же Сумотомо мог обвинять отца? Как-то я его спросила об этом. Он наклонил голову и ничего не ответил.
-- Бабушка, а этот Сумотомо так и остался жить в нашем доме?
-- В некотором роде да. Дело в том, что он так и не оправился до конца от перенесённых страданий. Физических и... Эти разговоры с отцом заканчивались зачастую столь яростной перепалкой, что... Но каждое утро они спешили друг ко другу, как лучшие друзья. Не долго. Нет, не долго. Сумотомо похоронили на пригорке, откуда открывался вид на морской простор во всём его великолепии. Отец посадил на могиле японца вишнёвое дерево, которое раскачивалось под порывами морских бризов. Частенько отец сидел на низенькой скамеечке под вишней и глядел на волны, которые гнались друг за дружкой с упорством бесконечности... Но, хватит об этом... Милый Тим, солнце уже давно скрылось за горизонтом. Тебе пора уже спать!
-- А завтра ты мне расскажешь, как отец отправился в путешествие?
-- Какое завтра будет утро, мы узнаем завтра. Пойдём, я тебя отведу в спальную комнату.
Старушка выбралась из мягких объятий глубокого кожаного кресла, сбросила с колен клетчатый шотландский плед, концом которого прикрывал свои озябшие плечи Тим- озорник. За руку они вышли из комнаты, служившей библиотекой. Вдоль стен выстроился ряд шкафов тёмного дерева, заполненных разнокалиберными книгами. Дверь из библиотеки выходила в длинный коридор. По стенам коридора были развешаны портреты знаменитых людей из рода Гиллингсов. Тим украдкой бросил взгляд на портрет сэра Чарльза Гиллингса, в красивом офицерском мундире, в галунах и эполетах. Дедушка смотрел перед собой, не замечая ни бабушки, ни внука. Дверь в детскую комнату захлопнулась, и Тим направился к своей кровати, на которой лежала длинная ночная сорочка и полосатый шерстяной колпачок.
Утром настырный Тим снова поспешил к бабушке Элли, оставив на столе тарелку с недоеденной овсяной кашей.
-- Бабушка, бабушка, расскажи скорее, что было дальше, -- кричал он на ходу, влетая в комнату пожилой леди, пьющей горячий ароматный чай, привезённый с острова Цейлон. Миссис Гиллингс взглянула на торчащие вихры торопыги - внука и только вздохнула. О, где вы, те благородные манеры, что прививаются этому несносному мальчишке почти круглые сутки. Но разве можно долго обижаться, глядя на этого улыбающегося приплясывающего бесёнка, в коротких штанишках и расстёгнутом шёлковом жилете на белой сорочке.
-- Тим, иди в сад, погуляй пока, я скоро выйду и мы с тобой поговорим. Сегодня выдался погожий день, так что проведём его на свежем воздухе.
Озорник высоко подпрыгнул, дёрнул в воздухе ногами и помчался по коридору, оглашая воздух воинственными воплями. Достойный внук своего деда, сэра Чарльза Гиллингса.
Степенная пожилая леди появилась в саду поместья, поддерживая подол длинного светлого платья. Под мандариновым деревом стояли два удобных бамбуковых кресла. Возле них бегал расшалившийся внук, поднимая и подкидывая оранжевые плоды, упавшие на землю. Неподалёку работало несколько садовников. Они складывали созревшие плоды в большие плетёные корзины и уносили их в кладовку.
-- Бабушка, садись и рассказывай, -- Тим подлетел к миссис Гиллингс и быстро потащил её за руку, заставляя двигаться быстрее, чем она шла сначала. Элеонора поправила широкие поля соломенной шляпы, чуть опустила прозрачную сетку вуали, прикрывая открытые места лица для защиты их от прямых лучей экваториального солнца, настойчиво проникающего сквозь крону дерева.
-- Что же было дальше?
От нетерпения внук подскакивал на упругом сидении лёгкого кресла.
-- Имей терпение, Тим. Сейчас ты всё узнаешь.
После смерти Сумотомо отец снова начал чахнуть. Казалось, что он стареет не по годам, а по месяцам. В экваториальных частях света такое встречается, и не так уж редко. Но мы думали, что это всё от внутреннего напряжения. Сказывались все жизненные невзгоды, свалившиеся на наши головы. Мне повезло - я встретила Чарльза, ну а отец... Он потерял практически всё, даже враг покинул его, и его не трогали заботы работников поместья. Всё-таки он был уроженцем Корсики, то есть, пусть отчасти, но французом, а у французов с англичанами существовали издавна свои внутренние  счёты, ещё со времён Вильгельма Завоевателя. Отсюда и некоторая неприязнь, которую кто-то скрывал, а кое-кто и нет. Так продолжалось до рождения Артура.
-- Моего отца? -- спросил Тим.
-- Да. Он пошёл больше в меня, чем в Чарльза. Этакий миленький маленький чёрненький мальчик с голубыми, как полуденное небо, глазами. Глаза он получил от Чарльза, а всё остальное от меня. Увидев малыша, мой отец, казалось, снова нашёл свою цель в жизни. Он даже вновь помолодел. Он не отходил от внука ни на шаг, ни на минуту, порой даже приходилось деликатно удалять его, но это его не сердило. Он души не чаял во внуке. Так частенько бывает, что старики видят во внуках детей, снова ставших вдруг маленькими, нуждающимися вновь в заботе, защите и обучении.
Как-то, видимо после долгих раздумий, отец собрался в дальний путь, на японские острова. Я его долго убеждала, что нет нужды отправляться так далеко, что его путешествие может обернуться новой бедой. Но никакие доводы не могли убедить его отказаться от задуманного. Он отвечал туманными фразами. глаза его при этом смотрели в пустоту, углублённые в себя. Я поняла, что он давно уже всё для себя решил. Помявшись, отец всё же признался мне перед отправлением, что во всём здесь замешана некая семейная тайна. В руки его отца попала необыкновенная вещь, изменившая не только его судьбу, но и судьбы многих государств. Перед смертью он передал её своему наследнику, то есть моему отцу. Отец не смог вынести всей ответственности хранения реликвии и совершил малодушный проступок - отвёз ту реликвию в Японию и спрятал её там в то же самое место, где её нашёл, в своё время, полковник Александр, то есть тогда ещё Сандо Нарита. Что из этого получилось, мы прочувствовали в полной мере. Каким-то образом чужие люди проведали про чудесный талисман и попытались завладеть им. только вмешательство фрегата королевского флота помешало им. И вот теперь, после долгих раздумий, дон Карлос решил исправить ошибку. Пока ещё не поздно, съездить в Японию и привезти реликвию обратно, то есть сюда, в Гиллингс- Холл, чтобы передать своему наследнику, каковым он теперь твёрдо считал маленького Артурчика. Что-то в его лице было неуловимое от Сандо Нариты, что окончательно убедило отца в необходимости дальней поездки.
Клипер "Камикадзе", точнее - клипер "Кинг" входил сейчас в состав английской эскадры, базировавшейся в Сингапуре. Вот на нём, как на одном из самых быстроходных морских кораблей, и собирался отец посетить Хоккайдо. Именно там была конечная цель его маршрута. Всем семейством мы проводили моего отца. Даже маленький Артур помахал ему крошечной ручкой. Ведь ему не было тогда и одного годика.
Те несколько месяцев, что отец отсутствовал, пролетели совершенно незаметно. Артур требовал себе всё больше внимания. Первый раз сам встал на ножки, затем сделал первый шаг. Я до сих пор не помню, как он отпустил ножку стола, шагнул и шлёпнулся на мягкий ковёр, задрав толстенькие ножки. Столько всего нового, и заботы, заботы... Сэр Чарльз, мой Чарли, не мог проводить много времени со мной и своим сыном. Дела королевского флота требовали его постоянного присутствия в эскадре. поэтому воспитание ребёнка полностью легло на мои плечи. Конечно, помогал и многочисленный штат слуг, но я им своего Артурчика не очень доверяла.
Итак, полгода спустя в гавань Сингапура вошёл клипер "Кинг", благополучно вернувшийся из дальнего и опасного вояжа. С борта его сошёл отец, в глазах его читались радость и сознание исполненного долга. На наше удивление, с ним за руку спустился маленький мальчик. Отец потом рассказывал, что того подкинули к дверям гостиницы, где он прожил несколько дней. Ребёнок до того походил на оставленного внука, что Каро оставил его у себя, а потом взял на борт клипера. Он воспринял историю с подкидышем как подарок свыше, как знак того, что он исправил свою ошибку и вернул реликвию себе на сохранение.
Маршрут того путешествия он тщательно продумал заранее и, чтобы запутать возможных злоумышленников, направил парусник окольным путём. Сначала клипер доставил секретный пакет для губернатора новой колонии Британской империи, расположенной на острове Сянган. Колония именовалась Гонконгом и обещала стать очень перспективной как с тактической, военной точки зрения, так и со стратегической, геополитической стороны. Затем была доставлена почта в шанхайское консульство. Там, в Шанхае. на берег сошёл официальный представитель адмиралтейства, после чего клипер перешёл в распоряжение Каро Нариты, на известный промежуток времени. И, пройдя вдоль извилистого побережья Корейского полуострова, парусник повернул в сторону Хоккайдо. Таким образом, отец надеялся максимально замаскировать свои следы и намерения. Насколько это вообще возможно сделать.
Маленького подкидыша назвали Танакой, в честь друга молодости полковника Александра, про которого  он часто рассказывал. Танака и Артур росли рядом, вместе занимались и скоро все обратили внимание, что, действительно, они удивительно походили друг на друга. Только Артурчик был повыше ростом и имел синие глаза, а Танаку отличал более жёсткий склад лица. Он был очень упорный, старался ни в чём не отставать от своего товарища. А наш Артур оказался очень способным мальчиком. Он буквально схватывал на лету любые знания и учился необыкновенно легко. Поэтому догнать его Танаке стоило очень и очень сильных стараний. Из-за этого между ними порой вспыхивали ссоры. Танака оказался более сильным и ловким, но Артур никогда не плакал и не жаловался на товарища. Мы все, и Чарльз в том числе, не подавали и виду, что догадываемся об их ссорах. Радовались, что наш мальчик быстро растёт и стойко преодолевает трудности. Конечно, приходилось ругать Танаку, но делали это очень редко, ведь все жалели сироту, нашедшего пристанище в нашем доме.
Когда подросли и тот и другой, стало заметно, что всё же они различаются. Танака понял, что в знаниях он очень сильно отстаёт от своего товарища, и полностью переключился на физические упражнения. В этом ему активно помогали двое молодых слуг. Это были два брата- корейца, поступившие на службу в усадьбу через несколько лет после возвращения отца из Японии. Когда клипер стоял возле города Улчжин, на борт поднимались корейский торговцы, предлагали свой товар или желали посмотреть товары парусника. Среди других подплывали на лодке и два мальчика, пытались продать матросам несколько рыбин. Пожалев их, одну из них отец купил у них. Он и узнал в двух худых молодых парнях, пришедших устраиваться на работу, тех мальчуганов, что протягивали ему когда-то сонную рыбину с мутносеребристым отблеском от чешуи. Отец переспросил их про Улчжин, и оказалось, что зрительная память его не подвела. Нужда заставила братьев покинуть берега Кореи и отправиться странствовать по свету в поисках лучшей доли. Так братья Ким остались возле дона Карлоса. А тот скоро забыл про знакомцев, занимаясь воспитанием внука.
Дело в том, что Артур заинтересовался вопросами медицины. и мой отец решил передать ему всё то, что он узнал и научился от полковника Александра, Сандо Нариты - все способы лечения серебряными иголками, лечение прижиганием особых точек организма, всевозможные лечебные травы и способы их использования - отвары, припарки, ингаляции, мази, компрессы. Артура это так увлекало, что порой это время обучения у деда отнималось за счёт других наук, до которых уже не доходили руки. Сэр Чарльз немного свысока посматривал на увлечения сына докторскими  штучками. Лично он видел своего сына в мундире флотоводца, будущего адмирала, лорда Адмиралтейства, и никак иначе.
Потому он стал приглашать Артура с собой в рейды, которые корабли эскадры осуществляли по всем близлежащим морям. Артур с радостью согласился на такое предложение и скоро окунулся с головой в романтический мир морских путешествий. Но вместе с этим он не забыл своих увлечений, как на это втайне надеялся сэр Чарльз. Невольно получилось так, что его затея подтолкнула сына на новые достижения в этом искусстве костоправов.
Это случилось на одном из Филиппинских островов. Туземец- тагал на глазах поражённого юноши проделал уникальную операцию. Он извлёк пулю из живота английского солдата без всякой хирургической операции, не разрезая скальпелем брюшной полости. Просто сунул пальцы сквозь кожу стонущего солдата и ... извлёк пулю. Осталась крошечная ранка и чувство восхищения искусством хилера. Артур пристал к тагалу с уговорами показать ему способы такого удивительного искусства, граничащего с чудом. Туземный врачеватель удивился настойчивости длинноногого подростка с азиатской внешностью, и, пока фрегат стоял на якоре, а команда занималась мелком скобяным ремонтом, Артур не терял времени даром. Он провёл всё время стоянки фрегата в палатке хилера. Видимо, он обладал настоящим талантом, что успел за столь короткий промежуток времени что-либо перенять. А сэр Чарльз с пониманием отнёсся ко всему, когда сын извлёк у него из-под ногтя огромную занозу без помощи ланцета, которого боевой офицер побаивался, хотя выходил на любой поединок без малейшего чувства страха. В лазарете же это чувство откуда-то выползало, где ему следовало бы жить, не высовываясь.
Танака же занимался военным делом с особым удовольствием. Он даже участвовал в одном из походов в качестве помощника мичмана. Эту должность придумали специально для него. Но поход прошёл в спокойствии и Танака вернулся в поместье слегка разочарованным. Братья Ким посочувствовали ему, ведь их на борт вообще не взяли.   
Отец мой в последнее время чувствовал себя не лучшим образом. Теперь уже Артуру приходилось заниматься лечением деда и, надо признаться, справлялся он с этим делом совсем неплохо. Дон Карлос смотрел на внука с любовью и обожанием. Но время идёт и однажды отец решился  всё  рассказать своему внуку, которого он задумал сделать хранителем талисмана и тайны его. Но, на беду, в библиотеке, где они начали разговор, находился и Танака. Он с увлечением погрузился в описания походов Наполеона, спрятавшись в закутке за шкафом, где он любил бывать, когда весь свет ему опостылеет. Сначала он не обращал на разговор рядом внимания, но, когда услышал имя своего нового кумира, навострил уши и сделался невольным свидетелем истории талисмана. Это его настолько заинтересовало, что он отложил книгу и выглянул из своего убежища. Именно в это время дон Карлос поднял взгляд и, когда заметил посторонний взгляд из-за полок, то сообразил, что не проверил комнаты, прежде чем затевать столь важный разговор и пришёл в ярость, частью на себя, но часть на невольного слушателя, кинулся на молодого человека, схватил того за шиворот и, ничего не слушая, выволок из библиотеки вон. Мало того, на прощание он ему ещё и отвесил крепкого пинка под зад. С большим удовольствием он точно такую же экзекуцию совершил бы и над собой, но, так или иначе, он оскорбил Танаку, и сделал это вдруг, на пустом месте, по мнению оскорблённого. Тот готовился стать мичманом и уже считал себя без пяти минут офицером, пусть  пока  ещё и младшим, а тут такое оскорбление офицерской чести. Ему, будущему командиру королевского флота надрали уши, да ещё и дали пинка, как нерадивому вороватому слуге, как бродяге, как надоедливому нищему...
Танака весь кипел от злости, размахивал кулаками и даже что-то шипел, брызгая слюной. Срочно требовалось выпустить пар, чтобы не лопнуть от ярости и обиды. И он помчался разыскивать приятелей - братьев Ким. Проходя в тот миг по коридору, я сама стала невольной свидетельницей его позора, а затем и того, как он рассказывал корейцам что-то с жаром и яростью. А я пошла за ним, чтобы успокоить беднягу по- матерински, но, увидав меня, он удалился вместе с братьями и не стал меня слушать. Братьев его рассказ заинтересовал и они принялись его расспрашивать, при этом больше всего их интересовал не позор Танаки, а то, что он услышал, находясь за шкафом. Я снова нагнала всю троицу и они скрылись от меня в саду, чтобы продолжить разговор без лишних глаз и ушей. Больше я их преследовать не стала, а вернулась к себе.
С того дня отношение Танаки к нам стало меняться к худшему. Он угрюмо отвечал на вопросы, не желал, как это всегда было раньше. обедать со всем семейством Гиллингсов. Мыслимое ли дело - он отказался от похода на фрегате "Виктория", где уже командовал в то время сэр Чарльз. Вместо занятий или общения он пропадал сейчас всё время в окрестностях поместья, изредка занимаясь с братьями Ким фехтованием и странными боями, состоявшими из быстрых прыжков, бросков и стремительных ударов. Они уходили куда-нибудь на пастбище и там тренировались, вызывая удивление у пастухов, если те оказывались поблизости.
Обстановка в поместье накалялась всё сильнее. Вслед за Танакой совсем осмелели и братья- корейцы. Они сильно поколотили компанию пастухов, подошедших к ним из любопытства во время одной из таких тренировок. Пастухи пришли ко мне жаловаться, но Танака заметил их появление, перехватил их и прогнал. Чувствуя, что так дальше продолжаться не может, я хотела поговорить с этой троицей, но Артур отговорил меня. По старой дружбе он решил взять эту миссию на себя. Они удалились в сад, а через некоторое время Танака прибежал в дом и заперся в своей комнате, весь какой-то взъерошенный. Я заволновалась и пошла в сад, в сопровождении горничной и камердинера. Но идти никуда не пришлось, так навстречу нам вышел Артур. Но в каком виде?! Весь костюм его был выпачкан грязью и висел лохмотьями. А лицо? Оно было всё в синяках и кровоподтёках. Неужели они закончили разговор дракой?! Тут уж всё во мне взыграло. Этот Танака, да и его дружки- корейцы, останутся здесь не дольше, чем появится из похода сэр Чарльз. Вестимое ли дело - поднять руку на своих покровителей и добродетелей?!
Наверное, дон Карлос испытывал угрызения совести. Ведь это он привёз Танаку из своего последнего путешествия. Он же взял в поместье и бедняг- рыбаков. Взвесив всё, отец мой, наверное, и посчитал, что за их проступки в ответе, в какой-то степени, и он. В общем, он решил поговорить с ослушниками. Поздно вечером, почти - ночью, он вошёл в комнату Танаки. Я слышала его шаги, его стук и просьбу открыть дверь, слышала, но не посчитала нужным выйти из комнаты Артура, где помогала ему промывать его раны. От чьей-либо другой помощи он отказался наотрез.
Только утром, когда ни Танака, ни мой отец не появились к завтраку, я заподозрила что-то неладное. Ведь отец не выходил из своей комнаты только тогда когда был сильно болен. Я послала слугу, но он вернулся ни с чем. Комната отца не была заперта, но она была и пуста. Постель осталась нетронутой. Тут-то я вспомнила, что вечером он направился к Танаке. Но и его комната оказалась пустой. Только открытое окно указывало, как была покинута комната своим жильцом. На минуту я представила себе бегущего отца, преследующего улепётывавшего во весь дух Танаку. Я улыбнулась, но это были не более, чем фантазии. Вряд ли молодой и здоровый Танака стал убегать от больного старика. Скорее уж...
Тут мне стало страшно. Куда же все они подевались?! Я не села завтракать, а приказала всем слугам немедленно заняться поисками дона Карлоса. По всем уголкам поместья зааукали слуги и служанки. Тут же выяснилось, что отсутствуют также братья Ким, первые дружки Танаки.
Вместе с другими в поисках участвовала и я сама. Именно я обнаружила, что большие часы, стоявшие в библиотеке, распахнуты, маятник не движется, и стрелки замерли на двух часах с несколькими минутами. Кому понадобилось их останавливать?
Тут прибежали слуги с известием, что дон Карлос обнаружен на пастбище. Больше ничего говорить они не стали. По тому, как пастухи отводили глаза в сторону, я поняла, что хорошие известия на этом заканчиваются. И сама побежала на кладбище. Меня обогнал Артур, весь в пятнах пластыря. Так, вместе, мы и прибежали туда, где корейцы с Танакой организовали себе тренировочную площадку. Там и находился отец. Они... привязали его за руки к деревьям и били... палками. Издеваться так над стариком! Слёзы закипели у меня в глазах и я бросилась обнимать... уже похолодевшее тело...
-- Бабушка, бабушка, не плачь, ведь это было почти двадцать лет назад. Успокойся.
Испуганный внук обнимал плакавшую старушку, вытиравшую слёзы с лица батистовым платочком.
-- Ах, Тим... Я вспоминаю это как вчерашние события. До моего появления слуги не решились трогать тела умершего. Нет, убитого! Нет, замученного старика!!  Наверное, Танака ударил его по голове и перетащил с дружками сюда. Здесь они пытали его, вымучивая признания. В чём? Что им нужно было от человека, сделавшего им столько добра? За что они его? Видимо, я спросила это вслух, так как вдруг Артур сильно дёрнул себя за волосы и кинулся обратно, к нашему большому дому. Когда мы вернулись, я обнаружила Артура, стоявшего перед часами с распахнутой дверцей. Стрелки всё ещё показывали восемь минут третьего. Оказалось, что отец спрятал внутри небольшую шкатулку с реликвией, которую он привёз с Хоккайдо. Всё-таки она принесла ему смерть!
Артур поклялся здесь же, стоя перед раскуроченными часами, найти убийц и похитителей, и наказать их самым строгим образом. За эти несколько часов он стал старше, и был уже не длинноногим худосочным юношей с мечтательным взором, а суровым и крепким мужчиной со стальным блеском в небесно- синих глазах.
-- Бабушка, и после этого папа исчез так надолго?
-- Да, Тимми, он нанял несколько сыщиков, которые вот уже почти десять лет прочёсывают страну за страной, государство за государством в поисках Танаки, братьев Ким и некоего талисмана в виде перстня с большим красным камнем.
-- И до сих пор не нашли?
-- Увы. Несколько раз, казалось, цель была близка, но всякий раз оказывалось, что беглецы снова исчезли или за преступников принимали  посторонних людей. Тогда, когда погиб мой отец, дон Карлос, Артур взял шхуну, стоявшую в порту Сингапура, и отправился вдогонку пакетбота, на котором успели сбежать преступники. Но он вышел из порта слишком поздно и не смог тогда их догнать. Что же тут поделаешь? Талисман приносит удачу своему обладателю.
-- Но он же не помог дону Карлосу?
-- Дон Карлос просто боялся камня. Он хранил его в коробочке. которую прятал в шкатулку. Шкатулку он вмонтировал в корпус часов, но про это прознал Танака. Но Артур не отчаивается. Сэр Чарльз, до самой своей смерти помогал ему в своих поисках. Да и не он один. У Артура очень много друзей и знакомых в самых разных кругах не только Сингапура. Самым близким из них он поведал часть нашей тайны - ту, которая связана со смертью моего отца. Конечно, без упоминания талисмана как предмета удивительных свойств. Друзья Артура приняли деятельное участие в его поисках. Вот и теперь Артур получил сообщение от своего лучшего сыщика, У Чонга, что он нащупал подход к одной преступной группе в Шанхае, которая связана своими делами с похитителями талисмана. И твой отец снова сорвался в дорогу.  Давай пожелаем ему удачи в его поисках.
-- Давай. Папочка, пусть у тебя всё будет удачно. Найди, пожалуйста, этот перстень, отмсти противному Танаке за смерть дона Карлоса, бабушкиного папу.
Старая леди Гиллингс гладила внука по непослушным вихрам, и слезинка затерялась в морщинах, прочерченных старостью на её когда-то прекрасном лице. Тим убежал к работающим садовникам и помогал им, сотрясая ствол мандаринового дерева. Плоды срывались с ветвей и мячиками прыгали в траву. Садовники подбирали их и складывали в корзины, уже почти заполненные. Один мандарин угодил мальчугану прямо по макушке и он сразу отскочил в сторону, потирая ушибленное место.
Миссис Гиллингс смахнула слезинку и улыбнулась. Как он уже вырос и как похож и на Чарльза, и на Артура, и даже черты Каро Нариты видны глазам пожилой леди. Какой он стал сильный за этот год. Вон как раскачивал древесный ствол... Только нужно позаниматься с ним дополнительно. Отец его, сэр Артур обещал свозить мальчика в Веллингтон. А манеры у ребёнка, как у... Даже сравнить не с кем. Разве что, как у крошки Лео. По рассказам Лоретты Нортье Элеонора была настоящим бесёнком. Глаза миссис Гиллингс снова накрылись поволокой грусти - она опять уходила в прошлое, как многие из стариков, которые в игре внуков видят свои молодые годы.


Глава 12. 100 лет назад.

Андрей Бояров снова продирался сквозь кусты, как и в день, оставшийся позади, но, казалось, то было в прошлом году. Тогда он был затравленным арестантом, не имеющим иной цели, кроме как выжить любой ценой. Теперь он шёл в определённом направлении, одетый в добротную крепкую куртку и настоящие яловые сапоги, а не те брезентовые бахилы, что он с превеликим удовольствием скинул. Руки сжимают американский "винчестер", на плечо наброшен патронташ, забитый патронами. И впереди - цель. Это стайка девочек, которых уводили бандиты в глубь леса, воспользовавшись неразберихой после взрыва перед селом.
Часть казаков осталась в деревне, остальные, разбившись на несколько групп, кинулись в погоню. Бояров ощущал зябкой спиной  беглеца  погоню, но долг призывал не отсиживаться где-нибудь в норе, схоронившись до вечера, а бежать быстрым шагом вслед затихающим вдалеке крикам испуганных девчат. Бандиты могут из мести завести их в болото, или столкнуть в реку, или... Мало ли что может прийти в голову людям, так спокойно и жестоко расправившимися с молодым охотником Глущенко. У Боярова волосы поднялись на голове, когда он слушал рассказ Пришлёпкина. Нет, он догонит их и посмотрим тогда,  чья  возьмёт в том бою. Он, Андрей Бояров, обязан вернуть жителям Камышино их детей, доказать всем, что не подослан был заранее той шайкой, восстановить справедливость, да и в конце концов, просто покарать негодяев. Ворваться в жилища мирных людей, стрелять направо и налево, захватить в заложники детей... Нельзя этого прощать бандитам! Око за око. Особенно возмутила его затея с детьми. Надо помочь им, вернуть их домой.
Андрей остановился и прислушался. Впереди уже ничего не было слышно. Необходимо было поторопиться, ведь он не таёжный житель, не охотник, а кабинетный работник, "книжный червь", так сказать, но волею судьбы вырванный из привычной обстановки. Если он потеряет направление, то рискует просто заблудиться и это ещё не самое худшее. Дети - его билет на возвращение в мир привычных вещей и ценностей. только возвращение их будет тем доказательством, что отделит его от тех, с кем он недавно сражался. Не надо забывать, что те, кто был свидетелем его борьбы с разбойниками уже ничего никому не расскажут. Он раздвинул кусты, перекрывшие ему путь, и побежал.
 
+ + +

Футо покрикивал на хныкающих девчонок, державших, для смелости, друг дружку за руки. Рядом с ним вертелся У Чонг, оглядываясь по сторонам. От всей шайки сейчас осталось-то два человека. Вот ещё позади всех плетётся бравый матрос Бовыкин. Хотя от былого бравого вида у него почти ничего уже не осталось. Подрастерялся весь флотский форс и лоск вчерашнего анархиста- бомбиста. Осталась жилетка, из узких кармашков которой выглядывало ещё немало динамитных патронов с кусками бикфордова запального шнура. Да за поясом торчала рукоятка солидного "Смит- Вессона". Бовыкин всё дальше отставал, спотыкаясь почти на каждом шагу.
--Бовыки, скорее, -- замахал руками Футо.
Девицы их слишком задерживали, и в голове японца сложился воистину дьявольский план. А что, если их заминировать и отпустить? Конечно, они тут же разбегутся в разные стороны. Через две- три минуты то здесь, то там, начнут грохотать взрывы. Казаки- преследователи залягут, потом пошлют вперёд разведку, чтобы уточнить впереди обстановку, выяснить действия противника - с кем это он там воюет. Пока они разберутся, что- к чему, Футо уже и след простынет. Эх, жаль давних друзей и спутников - Ким Чен Ира и Ким Син Чу. С ними всякая задача была выполнима, любое задание по плечу.
Все трое были отщепенцами и изгоями по своей внутренней сути. После того, как братья подбили Танаку порвать отношения с семейством Гиллингс и, после всех последовавших за тем событий, уже Танака уговорил Ким не возвращаться в логово "Акуза-рю", в ту горную часть Корейского полуострова, где братья Ким провели детские годы и получили специальную многолетнюю, буквально с младенчества, подготовку шпионов- ниндзя. кто-то узнал в клипере "Кинг" пропавший когда-то парусник "Камикадзе", отправившийся в дальний путь с целью. в которой находили свой интерес и адепты "Акуза-рю" Патриархи проследили путь клипера и, по истечении определённого промежутка времени, в "Гиллингс- Холл" постучали два худых, замученных судьбой брата...
Их союз с Футо, как себя теперь называл Танака, оказался на первых порах столь удачным, что они уже не вернулись обратно к тем, кто послал их в Сингапур, а путешествовали по всей Юго- Восточной Азии и Дальнему Востоку самостоятельно, нигде подолгу не задерживаясь. Перстень они всюду носили  с собой, порой умело прятали, но всякий раз снова его себе возвращали. И вот вся их разгульная жизнь лопнула, как чашка китайского фарфора, выскользнувшая из ослабшей руки.
Но надо жить настоящим. Перстень всё ещё с ним. Он выстроит новое здание своей организации. Да что там, ведь она давно уже создана, осталось всё свести воедино. Танака- Футо вновь оглянулся.
-- Бовыки...
Но проклятого русского там уже не было. И этот сбежал от своего главаря, бросил его, как это сделал несколькими часами раньше Нгуен Ван Трак с двумя своими сообщниками. Ну что же, может, дорожки наши когда ещё пересекутся...
Футо прищурился и злобно сплюнул в траву. Придётся план перестраивать, что называется - на ходу. Детишками всё равно надобно пожертвовать, поранить и перекалечить их мечом. Тогда казакам поневоле придётся останавливаться и оказывать детям помощь. К тому же сейчас по окрестностям осталась масса всяческих следов и, чем больше разделятся преследователи, тем это больше на руку Футо.
-- У Чонг, подойди ко мне, -- жёстко позвал он последнего своего сообщника. Тот подбежал, подобострастно улыбаясь, поправляя на плече ремень от германской винтовки. Девчушки за его спиной присели среди кустов, прижались друг ко другу.
-- Давай, стреляй по ним. Целься в руки, в ноги, не важно, куда попадёшь...
Футо не стал раскрывать свой план полностью этому презренному китайскому опиекурильщику, и вынул из-под длинной куртки длинный меч- катану. Сверкнуло полированное лезвие, отразив от поверхности стаю солнечных зайчиков. Девчушки ахнули от его злобного взгляда, видать догадались о его намерениях, и заплакали в голос. У Чонг сбросил с плеча винтовку и отбежал в сторону. Он сноровисто высыпал из кармана на замшелый поваленный ствол щедрую горсть серого порошка, который хранился у него в маленькой коробочке. Футо оторопел от неожиданности и смотрел, как У Чонг достал спичку, чиркнул ею о сапог и поднёс огонёк к горке порошка. Хлопнула вспышка и от лесины повалил столб дыма.
Футо отказывался верить своим глазам - У Чонг подавал кому-то знак. Неужели он заранее сговорился с Ван Траком и тот прячется сейчас где-нибудь в кустах, стараясь поймать на мушку фигуру японца? Он отскочил в сторону и оглянулся. Чушь! Вьетнамец сейчас улепётывает, сверкая пятками, куда-нибудь в сторону Амура, чтобы затаиться в Маньчжурии. Ему это не впервой. Если, конечно, его уже не схватили русские казаки. Они люди чрезвычайно ловкие, как на руки- ноги, так и на голову. Нет, У Чонг сигналит кому-то другому.
Вои и раскрылось всё наконец-то. Похоже, этот проклятый китаец из Сянгана и был тем, кто наблюдал за Футо и его людьми. Ну надо же, этому опиекурильщику удалось обвести их всех вокруг пальца. Но надо сделать так, чтобы это было его последнее дело в жизни. Футо осклабился и шагнул к У Чонгу с поднятым на уровне плеча мечом. Китаец подхватил винтовку Маузера и сноровисто отскочил за тлеющую лесину. Теперь дым, туманной пеленой прикрывал его, но в то же время и мешал наблюдать за противником и его действиями. Дым оказался весьма эфемерной защитой.
Сейчас Футо уже не обращал ни малейшего внимания на плакавших в кустах девочек. У него появился реальный противник, вооружённый современным ружьём и умело использующий дымовую завесу. Раньше Футо недооценивал китайца, оказавшегося опытным противником, не растерявшимся в заковыристой ситуации. Ну что ж, тем интереснее будет разделаться с ним, пока не появился его неведомый сообщник.
-- У Чонг. Ты был хорошим хунхузом. Я доволен твоей службой. Такая работа требует вознаграждения. Сначала я отрублю тебе ноги, потом - руки, отрежу язык и проткну уши. А дальше я отпущу тебя и живи как хочешь, в своё удовольствие. Я не буду лишать тебя жизни. Иди сюда, пользуйся моей добротой. Если выйдешь сам, я оставлю тебе один глаз. Может быть.
Футо потихоньку подбирался к дымовому облаку, за которым прятался У Чонг. Меч покачивался в напряжённой руке. Казалось, что он сам норовит вырваться и начать  творить  кровавую работу. Сделав неуловимое движение, Футо перерубил тлеющий ствол и тот развалился, выпустив сноп искр. Щёлкнул выстрел, но Футо был уже в другом месте, ловко перекатившись между кустами. Теперь уже У Чонг озирался по сторонам, переводя ружейный ствол от одного куста к другому в поисках исчезнувшего противника. тот исчез во вспышке, получившейся, когда рассыпалась дымящаяся валежина. Сыщику пришлось выпалить по противнику, чтобы отогнать и прийти в себя после секундного ослепления. И сейчас он лихорадочно оглядывался по сторонам. За его спиной неслышно раздвинулась трава и бесшумно, как привидение, поднялся Футо. Он шевельнул пальцами, проверяя, как они сцепляются с рукояткой, затем поднял меч над головой, чтобы развалить тело предателя на две части.
-- Танака! Остановись, негодяй! -- послышалось с другой стороны опушки. Футо, не опуская меча, повернул голову в ту сторону. Там, у старой сосны, стоял высокий человек, похожий на него самого, с удивительно синими глазами.
У Чонг быстро оглянулся и поднял ствол "маузера". Футо взмахнул рукой. Винтовка полетела в кусты, выбитая умелым ударом. У Чонг отступал назад, тряся ушибленными руками.
-- Ага. Артур Гиллингс. Я рад тебя видеть. Ты появился в удобный момент. Так, значит, это твои люди выслеживали меня все последние месяцы? А я грешил на интриги Ван Трака. -- Футо погладил клинок и повернулся к У Чонгу, который всё ещё потирал руки. -- Надо же, У Чонг, ты хорошо играешь. Кто бы мог подумать, что опиекурильщик окажется шпионом. Если ты захочешь поступить в театр Кабуки, то могу дать тебе рекомендацию. Ты всех нас ловко провёл. Я это оценил. В благодарность я не буду делать из тебя "человека- свинью", а просто убью. Но прекрасная идея не должна пропасть даром, поэтому "свинью" я сделаю из Артура. Кстати, как поживает твой отец - сэр Чарльз?
-- Отец умер, -- глухо ответил голубоглазый "японец".
Он всё ещё находился на том же месте, откуда окликнул Танаку. Футо же беспрерывно перемещался по полянке, стараясь держаться так, чтобы оба противника находились у него перед глазами. Меч его покачивался, нацеливаясь концом то на одного, то на другого. Футо выбирал момент, когда можно будет начать решающую атаку. Следовало поторопиться, так как выстрел наверняка привлечёт внимание остальных преследователей.

+ + + 

Андрей Бояров остановился. Плач уже не был слышен. Или девчушки успокоились, или он всё же заплутал, несмотря на все старания. Вдруг ему показалось, что в стороне мелькнула тень, закачались потревоженные ветки боярышника. Неужели там кто-то пробежал? Или ему показалось? Андрей вгляделся в переплетение теней и спрятался за ближайшим деревом. Неподалёку крался, почти задевая пушистым брюхом землю, его давешний тигр. точно, тот самый. Он заметно припадал на левую заднюю лапу. Тигр за кем-то охотился. Он бесшумно ступал по земле, усыпанной сухими ветками, переплетённым травой и лишайником. Ни один сучок не треснул под огромными мощными лапами. Бояров затаил дыхание и отступил за следующий ствол, удаляясь от тигра как можно дальше.
В стороне хлопнул выстрел. Ага, бандиты там. А он чуть было не устремился в другую сторону, куда направлялся хромающий тигр. Бояров опасливо оглянулся. "Хозяина тайги" уже не было видно. То ли он устрашился выстрела, то ли устремился по своим, лишь ему ведомым делам. Андрей вздохнул с облегчением и бегом кинулся в сторону выстрела.
Через несколько минут бега до него донеслись и всхлипы девчушек, забившихся в кусты. Значит, он действительно нагоняет остатки шайки. Бояров оттянул скобу затвора и убедился, что в тесном гнезде находится маслянистый жёлтый патрон. Это надо себе представить - бывший аспирант горного института крался вдоль зарослей шиповника в самом сердце дальневосточной тайги, выслеживая шайку хунхузов, чтобы освободить группу детей староверческого села... Бред! Но было не до размышлений о превратностях судьбы, надо было поторапливаться. не случайно ведь разбойники остановились. Логически размышляя, они сейчас должны во всю прыть бежать как можно дальше от погони, а не стоять на месте. Что они собираются сделать с детишками, ведь те их сильно задерживают? Надо поторопиться, мало ли что придёт в голову озверевшим головорезам.
Он увидел просветы между кустами и пополз, проталкивая винтовку перед собой, не забывая при этом и напряжённо оглядываться. Не хотелось бы очутиться в западне, под выстрелами, особенно после окончания настоящего сражения. Аспирант смахнул со лба пот, заливающий глаза, и выглянул на полянку. Там, в разных позах, стояли три азиата. Но, похоже, они были не из одной команды и охотились друг на дружку. Точнее, двое против одного. Того, кто, по мнению Боярова, и командовал всей этой разбойничьей шайкой. Но остальных двоих он не узнал. Среди нападавших этих лиц вроде бы не было. Хотя, кто их знает. Пауки, попавшие в банку, накидываются друг на друга, и сильнейший поедает слабых товарищей. Может и здесь совершается нечто подобное? На всякий случай необходимо поостеречься. Враги моего врага - мои друзья?  Можно помочь им, но можно и обождать. Что же будет дальше? Андрей прилёг между кустами и попытался поймать на мушку силуэт в мохнатой куртке. Но тот на месте уже не стоял, а начал перемещаться по поляне, поэтому держать его на прицеле было довольно утомительным занятием.

+ + +

-- Адмирала Гиллингса застрелили во время стоянки в Шанхае? -- внезапно спросил Танака, повернувшись к Артуру лицом.
-- Откуда ты знаешь? -- побледнел лицом его былой товарищ по детским играм.
-- Я находился в то время там же, -- пробормотал японец, пересекая по диагонали опушку. У Чонг перешёл так, чтобы кусты находились за его спиной. В кустах всё ещё хныкали дети, напуганные всем этим зрелищем.
-- Уж не ты ли приложил руку ко смерти отца?
-- Нет. Отчасти. Это сделали братья Ким. Они действовали по своей инициативе. Проникли на борт "Виктории", пользуясь ночной темнотой. Они доки в делах такого рода. Вы сами не знаете, кто ходил у вас столько лет в слугах. Их никто бы не смог остановить. Даже я. Могу открыть тебе маленькую тайну. Адмирала нашли в своей каюте с огнестрельной раной в боку рядом с приоткрытым иллюминатором. Смерть его посчитали ответным ходом неизвестного китайского мстителя на участие адмирала незадолго до этого в "опиумных войнах". Никто не связал его смерть с бегством группы "домочадцев", ведь это было так давно. не заметили и красную припухлость под лопаткой, похожую на след от укуса москита. Это, а вовсе не пуля и было истинным  следом  смерти.
-- Негодяи! Они не уйдут от нас.
-- Уже ушли. Вы сможете встретиться с ними в аду, разыскать их в геенне огненной, где они сейчас корчатся в расплавленной смоле. Присоединяйтесь к ним, они раскроют вам столько тайн...
Танака издевался над ними, помахивая своим длинным мечом. У Чонг покосился на изуродованную маузерную винтовку и вынул из сапога длинный тонкий кинжал. Футо презрительно сплюнул.
-- Ты умрёшь, У Чонг, как умерли все твои дружки. От моего ли меча, от пуль казаков. Результат один.
Видно было, что он развлекается с двумя своими преследователями, готовый в любую минуту прекратить игру и начать поединок, со смертельным исходом.
-- Ответь мне, Танака, как поднялась у тебя рука на своего благодетеля? На человека, подобравшего тебя на улице? -- спросил вдруг в упор Артур Гиллингс.
-- Он оскорбил меня, вытолкал из комнаты, как проворовавшегося слугу Меня, потомственного самурая, -- взъярился сразу Футо. Меч его наконец перестал дёргаться и вытянулся в сторону его собеседника.
-- Какой самурай? Он нашёл подкидыша, у дверей сельского трактира.
-- Я принадлежу к древнему самурайскому роду Тачита. Я пять лет провёл в Японии, в основном - в тех местах, где меня оставили. Представь себе, я нашёл следы давней трагедии. Тачита всегда были гордыми воинами и не подчинялись никому. Враги, отчаявшись справиться с ними законными способами, наняли страшных убийц- акудза, которые перерезали, одного за другим, всех представителей нашего рода. Моя нянька убежала ночью со мной на руках, положила на порог сельского постоялого двора свёрток со спящим малышом, и скрылась. Она верила, что спасает тем самым меня от верной смерти.
-- Нет. не спасла она тебя. ты сам стал холодным убийцей, погубителем младенцев.
Артур указал на сгрудившихся девочек, сидевших как воробьи под кустами, прижавшись в страхе друг ко дружке.
Вместо ответа Футо вдруг прыгнул вперёд с хриплым воплем. Меч описал сверкающую дугу и врезался в ствол дерева, перед которым стоял его былой товарищ. Тот успел в последний миг отскочить в сторону и спрятаться за соседним деревом. У Чонг кинулся вперёд, выставив руку, удлинённую узким лезвием. Футо развернулся. Дерево, срезанное катаной на уровне лица, с шумом за его спиной упало в кусты, приминая их к земле. Меч, жужжа, разрезал воздух, неумолимо приближаясь к китайцу. Тот присел, но лезвие срезало всё же несколько прядей с его головы. У Чонг ринулся вперёд, но Футо увернулся от ножа и толкнул в спину сыщика рукоятью меча, придавая ему дополнительное ускорения к собственному порыву. тот покатился по траве, стараясь уйти из-под возможного удара.

+ + +

Нгуен Ван Трак бежал среди узких каменистых стен небольшого ущелья, перепрыгивая через ручей то на одну, то на другую сторону. За ним едва поспевал маньчжур Фу Чи. Они старались уйти от возможной погони. Не важно, кто их преследует - Футо или уцелевшие жители разграбленного селения. В обоих случаях расправа будет короткой. Карта бандитов в этот раз оказалась битой. Нужно спасать свою жизнь. Только бы выбраться к Амуру и каким-нибудь способом перебраться на другой берег. А там - всё! Начнём новую жизнь. И большую роль в этом сыграет не только тяжёлый кожаный пояс, туго набитый золотыми монетами, но и мешок, заваленный камнями в укромном местечке на том берегу. Прощай Футо и здравствуй Новая жизнь.
Хорошо, что ему пришла в голову умная мысль двигаться в сторону скалистых отрогов, искать ручей и вдоль его берега следовать до Амура, где у них в укромном месте спрятаны лодки. В скальных нагромождениях легче всего запутать след. На базальтовой поверхности не остаётся отпечатка подошвы. А если погоня окажется излишне ловкой, то где, как не здесь удастся найти укромное местечко какую-нибудь пещеру или грот, в котором их никогда не сыщут.
Фу Чи слепо следовал за новым лидером. Тот двигался вперёд уверенно, что вселяло в хунхуза ответную уверенность в благополучном завершении их бегства. Стены ущелья постепенно поднимались всё выше, ручей становился говорливей и резвей, бодро вгрызался в своё ложе, углубляя и приспосабливая под свой норовистый лад. Скоро хунхузов отделяло от края откоса сначала два человеческих роста, затем - три. Но они не обращали на это внимания, сосредоточившись на каменном жёлобе, скользком от водяных брызг. Необходимо любой ценой устоять на ногах, не поскользнуться на гладких валунах, подёрнутых плёнкой плесени, и - по возможности - не снижать темпа движения.
Вдруг Ван Траку пришла в голову здравая мысль, что здесь они всё равно как в ловушке. Вокруг не наблюдалось ни одной подходящей расщелины, не говоря уж о пещере. Если кто сейчас заметит и окликнет сверху, то останется только бросить ружья и поднять руки. Или принять бой и погибнуть среди замшелых камней. Разницы-то особой для них не будет. Итог получался, в обидной перспективе, один.
Ван Трак ускорил шаги, ловко перепрыгивая с камня на камень. Позади шумно всплеснуло. Вьетнамец оглянулся. Фу Чи, громко ругаясь на кантонском наречии, барахтался едва ли не посреди быстрой речушки, пытаясь подобраться к берегу. Течение тащило его вперёд, но он успел ухватиться за корень, торчавший из неприметной расщелины, и заелозил ногами, нащупывая хоть какой-нибудь выступ. Но корень неожиданно легко выскочил из трещины и Фу Чи полетел обратно в поток, откуда было почти что и вылез. Вода подхватила тело упавшего и игриво потащила вдоль берега, мимо остолбеневшего Ван Трака. Тот, наконец, очнулся от неожиданности и живо скинул с плеча свою винтовку. Держась за стену ущелья, он протянул ствол ружья маньчжуру. Тот взмахнул рукой, но кончики пальцев лишь скользнули по мушке и его потащило дальше, переворачивая на спину, и наоборот, быстрыми струями. Ван Трак бросился следом, перескакивая с валуна на валун.
Внезапно перед ним встал горизонт. Кряж обрывался десятисаженной стеной. Речушка вытягивалась вниз узкой лентой, переливающейся в солнечных лучах, и скрывалась в небольшом озере, разбрызгивая хлопья пены. Фу Чи попытался уцепиться за камень на самом краю водопада, но пальцы его опять соскользнули и он камнем полетел вниз, завывая от страха. Вопль его резко оборвался. Ван Трак всматривался в пенистое облако у подножия водопада, в котором появлялись и исчезали маленькие кусочки радуги. Наконец чуть ли не посередине озерца всплыла человеческая фигура с раскинутыми в сторону руками. Человек внизу так и не поднял лица из воды. Слабое течение медленно разворачивало тело, подобно большой часовой  стрелке на  циферблате  озера.
Похоже смертный час Фу Чи пробил. Отчего он погиб? Ударился головой о подводный камень, подточенный водой? Или захлебнулся в этом облаке водяного пара? А может сердце его ещё раньше разорвалось от сильного испуга, когда тело отправилось в смертельный полёт падения? Всё едино - труп бандита течение легонько подталкивало к берегу.
Нгуен Ван Трак оторвал взгляд от утопленника и огляделся. Спуститься вниз не представлялось возможным. Брызги воды сделали все камни скользкими, как будто их покрывал слой мыла. Назад возвращаться не хотелось. Навстречу ему, возможно, уже двигались разгневанные мстители. Оставался один путь - вскарабкаться наверх, уйти по гребню скалы и найти более удобное место для спуска. Нужно начать действовать, чтобы реализовать намеченный план. Ван Трак повесил винтовку на плечо, поплевал на руки и вцепился в ближайший к нему камень, выступавший из вертикальной стены.

+ + + 

Казаки растянулись широкой цепью и прочёсывали лес. Скоро низинка перешла в овражек, который неуклонно углублялся. Пришлось троим спешиться и дальше топать пешком, оскальзываясь в ручей с мокрых камней. Хорошо ещё день выдался жарким, и купание в холодной воде не было такой неприятной  вещью. Ещё несколько человек поехали поверху, но на лошадях там двигаться было неудобно из-за частых каменистых осыпей. Двигаться вперёд становилось всё труднее, но перед глазами до сих пор стояли трупы, усеявшие выпаску перед околицей. Это добавляло решимости догнать нелюдей, чтобы примерно их наказать.
Гордиенко принял командование над обеими десятками, разбил их на тройки и послал их параллельно, чтобы они с флангов прикрывали друг друга. Лошади то и дело всхрапывали, чуя какого-то дикого зверя, хищника, а может, не хотели идти по камням, да ещё и по краю ущелья. Казаки успокаивали их и переговаривались в полголоса, не забывая держать карабины на боевом взводе, готовые открыть стрельбу по неприятелю в любой момент.

+ + +

Бовыкин удирал, сломя голову и не разбирая дороги. Нет, с него хватит. Да как это им в голову смогло прийти - минировать детей и посылать их на смерть. Не дошёл ещё до полного душегубства бывший минёр "Кречета" Лёха Бовыкин. Не по пути ему больше с этими людьми, потерявшими всякий человеческий облик. Мало им тех, что уже убиты, теперь за детей взяться вздумали!
Бовыкин сбежал от Футо, убеждая себя, что теперь, когда у японца нет больше взрывчатки, он будет вынужден бросить детей и, вместе с У Чонгом спешно уходить за кордон. Пусть их! Теперь их дороги разошлись окончательно и бесповоротно. Бовыкин сам себе голова. Сумел сбежать из острога, сумеет выбраться и из тайги. Жалко только что Близняков больше с ним нет. С ними бы это дело гораздо легче получилось. Раньше надо было "рвать когти" из шайки, шагали бы теперь втроём, друг за дружкой, в безопасности... Так ведь нет, позарились на староверское золотишко, а оно им вон каким  боком  обернулось. Где-то лежат Близняки, убитые, а Лёха теперь шатается по таёжным чащобам в обидном одиночестве, к реке вот выйти пытается. А там - понятное дело - вдоль течения, хоть месяц будет идти, но дойдёт до бухты Золотой Рог, до порта Владивосток. Там, обманом ли, шуткой, но однозначно проникнет на любой иностранный  борт. Мир большой. Для Бовыкина работа найдётся, а потом останется он на каком-нибудь островке и проведёт там остаток лет, судьбой ему отмеренных. Жинкой наконец-то обзаведётся, глядишь и детишки пойдут, не старый ведь ещё. На первое время кой-какое золотишко в поясе сховано, да ещё подработать чуток...
Внезапно какое-то шестое чувство заставило матроса оглянуться. Позади него, в кустах, стояло полосатое чудовище. Длинный упругий хвост нервно кувыркался в кустах. Видать, их шелест и привлёк внимание Лёхи. ужасный тигр разинул огромную пасть и зарычал. Лёха глянул, похолодев, на изогнутые клыки, с которых скатывались ошмётки пены. Тигр стоял в каких-то пяти метрах от несчастного матроса и уже приготовился к прыжку. Бовыкин рывком выхватил из-за ремня свой огромный револьвер и, придерживая его за рукоятку сразу двумя руками (отдача у него - ого какая), спустил курок. Ствол смотрел зверю прямо в морду. Щёлкнул курок спуска, а тигр рванулся в сторону и исчез. Осечка! Видимо, тигр этот уже знакомился вплотную с действием огнестрельного оружия. Недаром и на лапу одну припадает.
Лёха снова нажал на курок, целясь по вздрагивающим кустам. Опять осечка! Бовыкин разломил "Смит- Вессон" и заглянул в барабан. Вместо патронов там были лишь стреляные гильзы. В первый раз Бовыкин забыл перезарядить револьвер после стрельбы по селу. Это так вот на него подействовал приказ Футо сделать из молодого духобора, парнишки, живую бомбу. Ну ничего, сейчас он исправит свою ошибку. Лёха сунул руку в подсумок по ремне и нащупал там только несколько столбиков монет, завёрнутых в пергамент. да ведь он сам накануне переложил лишние патроны в мешок и заменил их на золото, чтобы оно было поближе, под рукой, на всякий случай. А мешок? Тьфу ты, ведь мешок-то остался на полянке, где они стерегли деревенских девиц и откуда началось их поспешное отступление.
Бовыкин выкинул тяжёлый и громоздкий револьвер. Патронов к такому сейчас всё равно не достать. Хотя и жалел его, вон какой у него вид солидный, да и калибр внушительный. только сейчас он будет мёртвым  грузом, сковывающим движения. Ничего. Остаётся ещё тесак и полтора десятка палочек динамита. Взрыв отгонит прочь не только тигра, но и мамонта, если бы он здесь водился.
Лёха пробирался по кустам, перепрыгивал через валежник, обходил стороной бочажки болотца, подёрнутые зелёной ряской. Потом он остановился. Ба, да он, сдуру, вышел на знакомое место. Здесь они заночевали, перед тем, как напасть на это растреклятое село. Вон и головни раскиданы. Такое чувство, как будто уже вышел к дому. Почти. Врёшь, Бовыкина так просто не возьмёшь! Руки коротки, милостивые государи! Лёха далеко циркнул слюной сквозь зубы и зашагал по следам шайки.
Сзади раздалось рычание. Он оглянулся. За кустами виднелся силуэт тигра, полосы которого скрывали его не хуже шапки- невидимки. "Эх, мне бы такую шкуру!" -- подумал Бовыкин. А ещё он подумал, что всё же придётся взорвать один патрон. Это привлечёт внимание погони, но очутиться в зубах тигра- людоеда удовольствие не намного меньшее.
Лёха достал один патрон, чуть укоротил бикфордов шнур и шагнул в кусты. Теперь дождаться, когда животное двинется по тропе и бросить шашку как можно ближе к хищнику. Скорее всего у него не получится того взорвать вот так, сразу, но ежели так, то животина напугается до такой степени, что оставит его в покое. А вои интересно, выходил ли кто на охотничью тропу с гранатой в руке?
Но - чу! Треснула веточка- сучок. Зашелестели кусты. Лёха ширкнул спичкой по коробку и поднёс огонёк к размочаленному на конце шнуру. Совсем маленький конец - на несколько секунд  ожидания. Шнур затрещал, огонёк бодро по нему побежал, готовый скакнуть внутрь динамитного цилиндрика, и тогда - взрыв!
Бовыкин замахнулся, но куст зашелестел в другой стороне и Лёха сделал шаг в сторону высматривая хищника, чтобы уж бросать в него бомбу, так наверняка. Внизу, под ногами, что-то щёлкнуло и дикая боль пронзила ногу матроса. Он завопил и глянул вниз. Сапог его пронзили зубья волчьего капкана, что поставил охотник с Камышино, Александр Глущенко, полторы суток назад. Лёха снова закричал, но уже глянув на пустую руку. От неожиданности он выпустил динамитную шашку из рук. Вон она лежит, в двух шагах, и огонёк уже почти у самого запала. Бовыкин упал на землю, выворачивая пронзённую металлическими шипами ногу, потянулся изо всех сил к патрону.
Оставалось-то до него жалких несколько сантиметров, но шнур уже догорел и грянул взрыв! И какой взрыв. О вспышки, выбросившей фейерверк огня и искр, от ударной волны, сдетонировали остальные динамитные патроны, рассованные по кожаным кармашкам жилета. Лёха Бовыкин сам стал живой миной. Кто меч поднимет, от меча того и сгинет. Бросился в сторону испуганный тигр, взвизгнув, как малолетний щен. Кинулась прочь вся лесная братия от этого огненного шара, от громогласного взрыва, от метровой воронки, курившейся пороховым дымком. Не стало больше свойского парня Лёхи Бовыкина, плясуна и песенника, лихого бомбиста из анархистской группы максималистов. Не осталось мокрого места. Вместо могилы - воронка в земле, которая вскоре наполнилась дождевой водой и где поселилась лягушка.

+ + +

Где-то далеко здорово громыхнуло.  От неожиданности (он принял грохот далёкого взрыва за близкий ружейный выстрел) Ван Трак дёрнулся всем телом, и рука соскользнула с очередного выступа. Он завопил, выставил пальцы, попытался вжаться, врасти  в скалу, но тело уже поехало вниз, оставляя за собой кровавые полоски от сорванных до мяса ногтей. Вьетнамец проехал на животе несколько метров и оттолкнулся от скалы. Ещё не всё потеряно, главное - не удариться о камни, которые поджидают тело внизу, чтобы на лету разорвать его "зубами"- гранями. Если он минует их, то упадёт в воду, вынырнет и поплывёт, поплывёт к берегу.
Тело боком задело скалу и врезалось в воду. От удара весь запас воздуха вылетел из лёгких, вверх заклубилось облако пузырей. Ван Трак погружался на дно ямы, выбитой на дне озерцв водопадом за долгие годы. Лёгкие горели, их разрывало отсутствие воздуха, глаза вылезали из орбит. Не обращая внимания на резь в глазах и лёгких, Ван Трак терпел и ждал, когда он опустится на самое дно, чтобы сильным толчком ног оторваться от донного песка и снова подняться на поверхность. И дышать, дышать. Что может быть лучше?
Но толчок получился недостаточно сильным. Тело и в самом деле начало было всплывать, но почти сразу остановилось и снова опустилось в мутную тьму, где клубился потревоженный движениями воды песок. Мокрая одежда тянула вниз, и не только одежда. Золото. Оно было зашито в поясе, в рукавах, в полах куртки, в штанах и даже в сапогах. Везде, где только можно зашить, спрятать, замаскировать. И теперь всё то золото, что должно было,  обязано сделать из него большого человека, тянуло его вниз. Ван Трак поднял голову и с тоской посмотрел на размытый, такой далёкий солнечный диск, глядевший на него сквозь водную поверхность.
Над ним плавал Фу Чи, лицо его было в воде и открытые глаза смотрели прямо на вьетнамца, а рот кривился в зловещей улыбке. Руки маньчжура шевелило течением и казалось, что он манит его подняться вверх, где они оба будут плавать и кружиться в облаке пены от широкой водяной струи, падавшей сверху. "Я на тебя не сержусь, бросай золото, плыви ко мне. Здесь так хорошо". Чьи это мысли, что пронеслись у него в голове? Ободранные руки заскребли по кожаному поясу, пытаясь нащупать пряжку, но силы были уже на исходе. Всё вокруг кружилось в странном танце, клубы донной мути сворачивались в кольцо, в трубу, куда неумолимо тянуло Ван Трака. Он закричал, если можно назвать криком бульканье устремившейся в лёгкие воды.

+ + +

Футо невольно оглянулся на звук взрыва, и У Чонг ринулся на него, размахнувшись для точного удара. Футо крутанулся на месте, взмахнул мечом и У Чонг со стоном повалился, схватившись за разрубленное плечо. Японец посмотрел на рукоятку ножа, погружённого ему в бедро, оскалил зубы и, медленно, вытащил из тела всё лезвие, обагрённое кровью. На штанах проступило большое багровое пятно.
Артур шагнул в сторону, достал из-за кучи валежника мешок и извлёк почти такой же меч, какой был у его противника, разве что ещё больше. Футо стёр пальцем кровь У Чонга с лезвия катаны и слизнул её с пальца.
-- Мне показалось, Артур, что ты желаешь сразиться со мной на мечах? Или я ошибаюсь?
-- Нет, Танака, ты не ошибся. Из этого леса уйдёт лишь один из нас. Второй останется здесь. Навсегда.
-- Кто будет оплакивать твою смерть, Артур? Мать? Жена? Сын? -- узкие губы Футо разъехались в улыбке, открывая тёмные зубы. Глаза его горели адским огнём, стараясь прожечь собеседника ненавистью и сарказмом.
-- А кто вспомнит о тебе, последний самурай из рода Тачита? Может кто из твоих сообщников, что поджидали тебя в Шанхае? Возле маленького трактира с синими ставнями? Все они арестованы полицией китайского императора.
Футо взревел, молнией сверкнул клинок. Вот только что он смотрел остриём в пучок травы на кочке и, в мгновении ока. за долю секунды, описал полукруг, чтобы разрубить Артура. Но меч Футо столкнулся с таким же мечом. Сильный удар был остановлен не менее сильным встречным ударом. Футо отшатнулся в сторону, взгляд его узких глаз сделался насторожённым.
-- Что же ты молчишь, Танака? -- спросил Артур, обходя противника стороной, чтобы подойти к У Чонгу и посмотреть, как у того обстоят дела. -- Вспомни наши юные годы. Ты всегда держал верх в наших поединках. Ты был воином с юных лет, а я отдавал все силы на лечение раненных. Когда ты убил деда, я стал заниматься фехтованием с мечом и саблей с ещё большим старанием, чем ты. Один Бог знает, сколько времени провёл я в фехтовальных залах Европы и стран Юго- Восточной Азии. Но теперь я не опасаюсь встретиться с тобой с оружием в руках.
Артур оказался рядом со своим товарищем. У Чонг лежал возле пихты, привалившись спиной к стволу и зажимая рукой разрубленное плечо. Сквозь пальцы продолжала сочиться кровь. Также кровью был залит весь бок и забрызгана трава, на которой он сидел. Ударом острейшего меча была повреждена какая-то артерия. Нужно было срочно осмотреть раненного, промыть повреждённое место, наложить тесный жгут, сделать перевязку с обеззараживанием раны. У Чонг тяжело дышал, пытаясь держать глаза открытыми. Даже сейчас он не терял надежды помочь Гиллингсу. Артур заметил, что слабым движением ноги он пытается придвинуть к себе упавшую винтовку, но только навряд ли у него хватит сил ею в полной мере воспользоваться.
-- Я убил не только твоего деда, но и отца, -- цедил жестокие слова Футо. -- Пусть и не своими руками, но Ким знали моё к нему отношение и сделали для меня такой  подарок.
По-видимому Футо уже оправился от неожиданности и был готов продолжать бой. Меч его снова ожил и продолжал свой бесконечный путь, то поднимаясь, то снова опускаясь. Футо выбирал удобную позицию для нападения. Артур ждал его, заслонив собой У Чонга. Тот сильно ослабел от потери крови и не мог уползти с места единоборства двух соперников. вся одежда китайца была уже тёмно- бурого оттенка. Грудь его еле- еле поднималась и опускалась. если ему не оказать помощь сейчас. то в ближайшее время он предстанет перед Высшим судом. Футо проследил за взглядом Артура и усмехнулся.
-- У Чонг, как ты себя чувствуешь на пороге дороги в бесконечность?
У Чонг попытался поднять голову и тут же снова её опустил, упершись подбородком в грудь. Глаза его смотрели на ручеёк живительной влаги, с которой из него уходила жизнь.
Вдруг Футо прыгнул вперёд. Удар его едва не достиг цели, но Артур сумел отбить его и поневоле отступил. Продолжая движение, катана Футо описала полукруг и, внезапно, японец повернул меч остриём к себе и ударил - мимо туловища назад и вниз - где теперь, за его спиной, находился бедняга У Чонг. Меч пронизал тело раненного, как булавка натуралиста протыкает редкую бабочку, чтобы зафиксировать её на листе коллекции, прикрыв хрустящей прозрачной калькой. Сравнение это родилось у Футо, когда его меч с хрустом вошёл в ствол пихты, на которую опирался пронзённый сыщик. У Чонг дёрнулся, и изо рта его брызнула жалкая струйка крови, почти сразу застывшая.
Артур Гиллингс закричал, поднял свой меч и бросился на своего заклятого врага. тот ухватился за меч, застрявший в древесном стволе, рванул его, но тело У Чонга повалилось вбок, по мечу стекала кровь, рукоять от этого стала скользкой и рука Футо соскользнула. Удар был настолько силён, что катана слишком глубоко вошла в пихту и там завязла. Рванув ещё раз, Футо прыгнул в сторону, спасаясь от меча противника. Сделал он это в самый последний момент, но Артур всё же достал его, разрубив длинную меховую куртку от ворота до полы, но только на теле японца не осталось и царапины.
С интересом наблюдал Андрей Бояров за поединком, поверх винтовочного ствола. Но когда японец в длинной куртке убил раненного, заколол, как свинью, откормленную на убой, Бояров рассердился. Это был не его бой, не он сейчас сражался на поляне, но добивать беспомощного человека, без сил лежавшего на траве, это было подло даже по законам, по каким жили в бараках благовещенского острога. Андрею захотелось вмешаться. Он прижал приклад к щеке и прицелился в спину хунхуза но, через несколько мгновений, опустил ствол. Хунхуз ни минуты не стоял на месте, а промах мог обернуться неожиданностью. Во-первых, японец бросится на нового противника, а с какой ловкостью он это делает, Андрей уже убедился. Во-вторых, выстрел привлечёт казаков, посланных в погоню за ними. Удивительно, что они до сих пор ещё здесь не появились. В третьих, эти противники могут объединиться перед новой опасностью и совместно заняться поисками стрелка, отложив на потом свои разборки. К тому же не надо забывать про девочек, всхлипывающих в кустах. Бедняжки, сколько они уже натерпелись за этот день. На него одного сейчас вся их надежда. Это, значит, будет в четвёртых...
Футо сбросил с плеч половинки меховой куртки и остался в кожаном жилете, перетянутом, крест- накрест, ремнями. Он выхватил из ножен. расположенных за плечами, два длинных кинжала- сая, похожих на трезубцы. Артур стоял на месте. Руки его сжимали длинную рукоять одати- самурайского меча. Вновь они закружились друг вокруг друга, поднимая и опуская оружие. Опытные бойцы, они по стойке определяли уровень подготовки и мастерства противника, выискивая ы собственном  арсенале  тот приём, который окажется самым действенным, чтобы покончить с врагом сразу и наверняка.
Футо отбил удар одати одним кинжалом, поймал в трезубец клинок и сделал кувырок, выворачивая оружие из рук Артура. Тот выпустил меч из захвата, но и Футо не удержал сай. Сцепленные клинки исчезли в траве. Артур прыгнул на руки, одной ногой выбил оставшийся сай из руки Футо а другой ногой нанёс ему сильнейший удар какато (пяткой) в подбородок. Японец не удержался на ногах от удара, перевернулся через голову и вновь уже был на ногах, тогда как его противник только ещё поднимался с земли.  Неуловимым движением Футо извлёк из кармашка жилета небольшой сюрикен. Вот сейчас он закончит это затянувшееся сражение одним точным броском. Артур краем глаза заметил взмах руки и понял, что не успеет отскочить в сторону, но всё равно прыгнул. Прыжок и выстрел слились воедино.
Не удержался всё-таки Бояров и встрял в это дело. Просто почувствовал он, что сейчас главарь шайки душегубов одержит верх в этой схватке, и спустил курок. Пуля пробила руку с метательной звёздочкой. Сюрикен изменил траекторию полёта и вонзился в дерево метрах в двух от Гиллингса. Тот перекатился по траве и теперь стоял, полуприсев, и озирался по сторонам. Что за стрелок спас его от, казалось бы, неминуемой смерти? Где он? И где затаился раненный Танака?
Дальше скрывать своё присутствие было уже бессмысленным занятием. Бояров поднялся в полный рост, стволом ружья, ещё дымящегося после точного выстрела, раздвинул ветки кустарника и появился перед Артуром. Тот оглядел своего спасителя и обратился к нему:
-- Говорите ли вы по-английски? (Ду ю спик инглиш?)
-- Я лучше говорю по-французски.
-- Да, я тоже хорошо знаю язык парижских предместий. Это язык моего деда, равно как и его... -- Он кивнул в сторону недавнего противника, где-то затаившегося. -- Ваше появление спасло мне жизнь. Я приношу вам свою признательность и готовность ответно сослужить вам любую службу. Отныне двери нашего дома раскрыты перед вами в любое время...
Слова благодарности текли беспрерывно, но Андрей в них не вслушивался. Он больше оглядывался в поисках затаившегося где-то японца. Тот мог появиться рядом с ними в любой момент или, того хуже, бросить какое-либо оружие - нож или такую же звёздочку, со стороны. За этот день на его глазах уже несколько человек  познакомились  с этим опаснейшим оружием. Это знакомство стоило им жизни.
Что же делать - ответить расшаркивающемуся джентльмену с двуручным японским мечом или направиться к девчатам, заплакавшим с новой силой при появлении ещё одного бородатого незнакомца с ружьём, ещё дымящемся после выстрела. Андрей решил сделать оба дела одновременно.
-- Послушайте, сударь... мнэ- э... месье...э- э... не поможете ли, милостивый государь? Эти девчушки натерпелись за сегодняшний день столько страхов, что хватит им до конца жизни. Надо успокоить их и сопроводить до села, где проживают они и их родители.
-- Хорошо, только я должен сперва проверить тело моего товарища, а также...
С этими словами необычный собеседник Боярова покинул последнего и шагнул к телу У Чонга, предварительно, по пути, подобрав обрывки меховой куртки, оставшиеся валяться на поляне после быстрого поединка.
Бояров занялся девочками, помогая им вылезать из кустов, куда они схоронились, как зайчишки. Для этого ему пришлось вспомнить имена всех камышинцев, с кем разговаривал. И сейчас он их называл, шутил, то есть пытался вывести девчат из того шока, в котором они пребывали. Скоро двое из девчушек, самые старшие, немного пришли в себя, признали в Андрее того человека, что привёл намедни бортник Грачёв и уже сами помогали Андрею вызволять из кустов испуганных подруг.
Артур тем временем осмотрел тело сыщика и констатировал смерть от проникающего ранения с повреждением грудины, проколом аорты, разрывом лёгкого, а также сильного кровотечения от разрубленного до кости плеча. Он прикрыл глаза У Чонгу и принялся лихорадочно осматривать меховые лохмотья. Оказалось, что куртку с внутренней стороны покрывали многочисленные карманы, где хранились пригоршни драгоценных камней, украшений, инкрустированных бриллиантами безделушек, а также несколько сюрикенов и особых метательных ножей в форме женских заколок. В рукавах прятались странного вида браслеты, оказавшимися при ближайшем рассмотрении кастетами с изогнутыми шипами, похожими на звериные когти.
Но все эти предметы Артур нетерпеливо откладывал в сторону. Казалось, что искал он определённую, ему известную вещь. Скоро он опустошил все кармашки, но искомое не попалось ему в руки. тогда он принялся отрывать эти пришитые мешочки. Так и есть, под одним был нашит ещё один, совсем маленький карманчик. Гиллингс извлёк оттуда некий завёрнутый в шёлк предмет. Артур торопливо размотал материал и у него в руках очутился необыкновенный перстень с крупным искрящимся красным камнем.
Артур замер, восхищённо разглядывая перстень. К нему подошёл Андрей и тоже проникся чудесным зрелищем.

+ + +

Казаки разглядывали воронку приличных размеров, из которой всё ещё поднимались струйки тёмного. пахнущего миндалём горького дыма. Они вполголоса переговаривались между собой, не забывая оглядываться и по сторонам. неужели бандиты опять выпустили человека, несущего на себе адскую машину? Вроде той, что взорвалась близ Камышина. Страшное зрелище, когда на месте бегущего человека вдруг вырастает  куст  взрыва, грохот закладывает уши и хочется закрыть глаза от вида летящих частей тела. Зачем всё это? Понятное дело, если идёт война и снаряд попадает в бегущего солдата, посланного в атаку за веру, царя и отечество. Генералы между собой так и называют рядовой и унтер- офицерский состав - "пушечное мясо". Но это на войне. А здесь, зачем здесь нужны такие жертвы?
Один из казаков, Савелий, закричал, показывая на дерево руками. То, что сначала приняли за воронье гнездо, оказалось оторванной человеческой головой. Волосы, сальными прядями, свешивались вниз. Один взгляд разглядывал, казалось, своих преследователей, а второй покачивался на глазном нерве, как какой-то дьявольский маятник, отсчитывающий минуты после смерти.
Выискали и побросали в яму остатки погибшего. Судя по голове, это был русский человек. Кто он? Бандит из этой проклятой шайки или захваченный в полон охотник из злополучного села, которого приговорили нелюди к такой страшной смерти. Пойди теперь и разберись по этим грязным ошмёткам. Посовещавшись, решили, что навряд ли это бандит - отколь славянин взялся в разбойничьей шайке китайских бандитов, те ведь только друг за дружку держатся, а инородцам и вовсе не доверяют. Если же старовера решили поднять в воздух, то должны остаться следы палача его, что запал подпалил, да и скрылся прочь. Но кругом, кроме звериных следов да этого бедняги, других отпечатков ног человеческих сыскано не было. Да и зачем, при зрелом размышлении, такой шум устраивать хунхузам в то время, когда им скрыться необходимо?
Тут кто-то из казачков предположил, что это они нашли того арестанта, что с острога утёк. Мол, попал вот в бандитскую ловушку. Все посочувствовали беглецу, отстаивающему жизнь в таёжной глухомани. Порешили не ломать голов понапрасну, а так начальству и докласть. Мол, обнаружили всё же труп там, где и не ожидали. Был беглец и нет его. Пал мученической смертью. Тем списал свой проступок с жандармских счетов. А там, как Бог решит. Выйдет из тайги, значит дело его богоугодно, а нет, так и могилка уже  обозначена.
Совет их был прерван слабым рычанием. Казаки мигом разбежались, щёлкая затворами. Из кустов поднялась огромная полосатая кошка, вся истерзанная, задние лапы волочились, из пасти с кашляющим звуком вылетали сгустки крови. Видно, под самый разрыв попал хозяин дальневосточной тайги - тигр уссурийской породы. Зверюге здорово досталось. Перебиты задние лапы, сломано несколько рёбер. Взрывом его забросило в чащу на крепкие, ощетинившиеся сучьями, стволы, где он и провалялся без памяти до последнего времени. А тут услышал человечий гомон. пришёл в себя и решил уползти от греха подальше. Да сил не хватило.
Изуродованный тигр внушал одну только жалость. Куда и задевался весь грозный вид едва ли полутонной зверюги. Обрывки мускулов, обломки клыков, мутный блеск когда-то яростных глаз. Скотина издыхала на глазах. Бока часто подёргивались, проталкивая воздух в проткнутые рёбрами лёгкие. Тигр скулил после каждого выдоха. Савелий не выдержал, подошёл, сунул ствол карабина зверю в ухо, нажал курок. Голова животного дёрнулась и большие лапы его вытянулись. Отмучился, бедняга...
Скоро из-за деревьев появились бегущие казаки, посланные вдоль ущелья, прорезавшего скалистый кряж. Поход из неожиданно закончился обрывом. У подножия обрыва, в скальной чаше, выбитой за долгие годы падающей водой, в маленьком озерце, плавал труп ещё одного бандита. Он уже почти весь погрузился в воду, тихо поворачиваясь под влиянием кругового течения. Одежда его пропиталась водой и скоро должна была утащить его на дно. в таком случае разглядеть его было бы затруднительно из-за клубящейся донной мути, потревоженной водным потоком. Здесь всё было ясно - бандит хотел сбежать от погони и поторопился, что закончилось падением с высоты.
Утопленника вытащили за ноги и бросили тут же, на берегу. Кто-то закрыл ему вытаращенные глаза и, после скорого осмотра, труп кинули в расщелину и забросали камнями вперемешку с песком. Когда его закидывали, из порвавшегося рукава выкатилось несколько золотых монет с дыркой посередине. Видимо, китайских. Монеты бросили туда же к покойнику. Никто не захотел марать рук за такие деньги. Сколько крови пролилось в этих местах. Не к добру это, не стоит и оставлять что-то в память о сих событиях. К тому же, кто знает, вдруг явится ночью мертвец за  своим  золотом?
Казаки перекрестились и отправились в обратный путь. А там, на полпути, услышали ружейный выстрел и поспешили на подмогу с карабинами, готовыми к стрельбе.

+ + +

Андрей нагнулся над ладонью Артура, вглядываясь в это чудо - широкое серебристое кольцо с непонятной надписью по ободку, похожую одновременно и на клинопись и на иероглифы. Центральной частью перстня был довольно большой рубин, отшлифованный в виде бриллианта, отбрасывающего десятки алых пятен- бликов на деревья, кусты, побледневшее лицо У Чонга с полузакрытыми глазами, на девчат, замерших от удивления. бриллиант имел форму октаэдра, верхний угол которого представлял собой плоскость, бОльшую по размерам, чем нижняя, заключённая в оправу. Грани- фасетки отполированы были таким хитрым образом, что камень, имеющий бОльшую плотность, чем воздух, не выпускал те лучи, что проникали внутрь камня через грани- фасетки и, отражая их друг от друга, концентрировал их на нижней плоскости - колетте.
-- Можно?
Андрей бережно взял кольцо у Артура и повертел его перед глазами. Серебристый перстень искрился и переливался. Тонкая, но широкая оправа имела красивейшую гравировку искусной работы. Непонятные письмена и знаки покрывали весь перстень. Андрей обратил внимание на крошечное изображение солнца с треугольником в центре - стилистическое изображение бога Ра, если он правильно понял крошечный значок.
Машинально он надел перстень на безымянный палец левой руки и поднял руку, любуясь игрой камня. Луч света попал на одну из фасеток и она приняла тёмно- багровый цвет. Почти одновременно Андрей почувствовал лёгкое покалывание в пальце, на котором уютно устроился перстень. Волна  очищения  пробежала по его членам, мозг как бы просветлел и мысли приобрели необыкновенно ясный отпечаток. Андрей огляделся вокруг совершенно другими глазами. Его товарищ заметил это и нахмурился. Где-то не так далеко щёлкнул выстрел. Девчата, как по команде, одновременно вздрогнули. 
Артур торопливо, если не сказать - грубо, стащил с пальца Боярова перстень и спрятал его в замшевый мешочек, который повесил на шею на тонком шнурке. Вдруг девочки вразнобой вскрикнули. Артур и Андрей одновременно повернули головы. перед ними неожиданно, словно из-под земли, вырос Футо. Он взмахнул рукой и тонкая цепь обвилась вокруг горла Боярова. Рывок, и он полетел на землю, пытаясь содрать тонкие острые звенья, впившиеся в горло, мешающие вздохнуть воздух. В руке Футо появился кинжал с серповидным отростком. С этим ножом Футо бросился к Гиллингсу, который беспомощно оглядывался в поисках своего меча. Но тот лежал где-то в траве, в том месте, где закончился поединок.
Самурай высоко подпрыгнул и в прыжке достал Артура. Тот отлетел в сторону и зацепился курткой за сучья. Только это помогло ему остаться на ногах. Танака уже летел на него с сумасшедшим блеском в раскосых глазах, с застывшей усмешкой на губах, предведшающей скорую смерть для противника. Артур, почти что машинально, сунул руку в сумку, прицепленную к поясу, нащупал там острый предмет и бросил в лицо приближающемуся врагу. Тот сразу взвыл, закрыв лицо руками. Из роговицы глаза торчала длинная серебряная игла из набора для акупунктуры. Футо слепо махнул ножом перед собой раз, другой, третий. Всё перед ним колыхалось и двоилось из-за потока слёз, хлынувших из повреждённых глаз. Футо метнул нож в расплывающуюся фигуру врага и выдернул иголку из глаза. Сразу же сделалось легче. Он смахнул слёзы, смешанные с кровью.
Нож пригвоздил Артура за куртку к большой ели. Он пытался его выдернуть, но рука соскальзывала с рукоятки. Второй враг, проклятый стрелок, взявшийся неизвестно откуда, всё ещё извивался в траве, пытаясь распутать цепочку, захлестнувшуюся вкруг горла. Девицы опять полезли в кусты, повизгивая, увидав "воскресшего" страшного главаря шайки бандитов. Футо захохотал и, не обращая на раны внимания, прыгнул к Гиллингсу, схватил того за грудки, ударил головой о ствол раз, другой. И тут его обожгло. Он опустил глаза. в бедре торчала рукоятка ножа.
Откуда? Кто?! Он оглянулся. Ага. Стрелок всё же справился с цепью и теперь тянулся к брошенной винтовке. Ну, погоди! Сейчас ты своё получишь. И в это время, изловчившись, Артур всем телом оттолкнул противника. Он нанёс ему удар обеими руками и даже ногами, и от того толчка повалился и сам. Футо кувыркнулся через голову, тут же вскочил на ноги и... снова упал от сильной боли, резанувшей ногу. Но именно это падение и спасло его. Грянул выстрел. Пуля свистнула в том месте, где мгновение назад поднялся японец. Следующая пуля вспорола мох, куда он упал. Но Футо уже откатился в сторону. Увернулся от третьей пули. Ввинтился вьюном в кусты и пополз в сторону. Затем попытался встать на ноги, но зашипел от боли. При падении вонзившийся нож вошёл в ногу ещё глубже и достал до кости. Теперь-то он уже выпал, но широкая резаная рана сильно кровоточила.
Футо схватился за ствол ближайшего дерева, кое-как поднялся и, со стоном, доковылял до следующей ели и привалился к ней. Следовало двигаться и как можно быстрее. Чёрт с ним, с талисманом! Может быть, случай снова поможет им завладеть, а пока надо спасать свою жизнь. Вон, вдали уже слышен треск бегущих среди бурелома людей. Они кричат. Футо доковылял до следующего дерева и приник к нему. Кажется, его заметили. Танака напрягся, взял себя в руки и пробежал несколько метров и споткнулся. Рана ужасно кровоточила. Необходимо быстрее её перетянуть. Нога онемеет. но это позволит хоть как-то перемещаться.
Но поздно. Преследователи уже рядом. Футо смотрел на приближающихся казаков и видел торжество и злость в их глазах. Наконец-то они выловили хоть одного живого бандита, который ответит за все смерти этого бесконечного своей  наполненностью  дня. Футо чувствовал иссушающее чувство бессилия. Он, Танака, последний самурай из рода Тачита, стоял здесь перед этой толпой бородатых мужланов. разглядывающих его, прикидывающих, как лучше повалить японца, чтобы всыпать ему, прямо здесь, несколько "горячих" шомполами.
Нет! Шалишь. Вы сейчас увидите, как умеет уходить из жизни настоящий самурай, загнанный в угол.
Казаки отшатнулись, когда этот хунхуз с длинной прядью чёрных спутанных волос выхватил откуда-то из-за спины странный нож о двух лезвиях. Одним движением он перерезал ремни и скинул кожаную жилетку. Теперь он стоял перед ними, обнажённый по пояс, с рельефной выпуклой мускулатурой, весь покрытый татуировками и потёками крови. Хоть он и покачивался, но держался уверенно и твёрдо на коротких ногах. Казаки окружили его кольцом, ощетинившимся ружейными стволами и клинками шашек Никуда это двуногий зверь больше не скроется.
Японец скривил губы в ехидной усмешке. Внезапно он повернул нож к себе и вонзил лезвие в живот. Клинок вошёл туда по рукоятку. Казаки от неожиданности вскрикнули, а Футо усмехнулся ещё шире и сжал зубы. Медленно руки его потянули рукоять кверху. С шорохом нож распорол брюшину, кожа разошлась, сизые внутренности выпали и свесились ужасными  гирляндами.
Казаки не желали верить своим глазам  Как же так? Живой человек вспарывает себе живот! Футо столь же медленно достал из раны кинжал. С лезвия скатывались тёмно- багровые сгустки. Казаки молча смотрели на обряд "татибара", не делая никаких движений. А Футо всё ещё усмехался, покачиваясь на ослабевших ногах. Внезапно он снова поднял свой нож, который он держал за рукоять обеими руками, приставил второе, серповидное лезвие к горлу и, со всех оставшихся сил, резанул. Казаки увидали, как голова его запрокинулась, открывая срез, торчавший перерубленными артериями и позвонками. Брызнул фонтан крови. тело глухо упало в траву. Дёрнулись и замерли ноги. Опустился рядом и какой-то молодой казачок, весь побледневший. Его вывернуло, что называется  наизнанку, тут же, в траву.
Никто из зрителей этого ужасающего зрелища никогда ранее не видел страшный самурайский способ кончать с жизнью, называемый сеппуку, или харакири. Это - последний жест самурая, чтобы показать презрение к противнику и доказать, что он не держится за жизнь, как последний трус. Танака- Футо прекратил своё жизненное существование.

+ + +

Андрей Бояров проводил глазами удаляющегося Артура, странного человека. Полуангличанина- полуяпонца, Хранителя поразительной вещи, о какой Андрей никогда не слышал. Он ещё раз мысленно прокрутил все объяснения и пояснения Артура об этом необычном перстне. Что из всего услышанного было правдой, а что легендой? В какой степени был правдив его новый товарищ? Ведь ежели хотя бы часть истории камня истина, то это перевернуло бы многое из того, что считается незыблемым в мире науки. О камне были бы написаны трактаты и монографии за те века, что он  ходит  по миру, однако же никаких упоминаний Бояров не помнил, хотя не так уж и давно был завсегдатаем Санкт- Петербургской публичной библиотеки. Но, поразмыслив, он пришёл к выводу, что всякие упоминания о чудесном перстне тщательно вымарывались высокопоставленными владельцами, заинтересованными в сохранении тайны. Поэтому и доходят до потомков туманными легендами рассказы о золотом шлеме Александра Македонского, плащанице Иисуса Христа, мече Экскалибурне короля Артура или чаше Святого Грааля. Что стоит за всеми этими легендами? Может все эти и десятки иных  предметов  где-то спрятаны, у своих Хранителей и незримо влияют на ход нашей Истории? а может, они затерялись, забытые в пыльных тайниках, и терпеливо ждут своего часа? Кто его знает, когда он придёт, этот час "Икс"?
Андрей встряхнул головой, разгоняя туман, наступивший в голове, и вспоминая события этого долгого дня. Казалось, он длится уже целый месяц. Все эти перестрелки, сражения, единоборства, бегство сквозь заросли с ружьём в руках. Он вздохнул и повёл измученных девочек назад, в сторону села. Что от него осталось? Сколько селян уцелело, пересидев нападение в подземном тайнике? Он чувствовал усталость, хотелось лечь и отрешиться от всего. К чему это - бандиты, стражники, стрельба? Андрей чувствовал тяжесть в руках. Может, их оттягивала винтовка, до отказа набитая патронами, а может  ощущалась  кровь, которую ему пришлось пролить. Пускай и во имя спасения людей, подвергнувшихся нападению. Ведь это же свои, славяне, они никого не трогали, жили, работали в поте лица, а те - это же двуногие звери, по колено, по локоть в крови, стреляющие не задумываясь. Но что-то внутри его говорило, что и бандиты были людьми, чего-то хотели, на что-то надеялись. Что если бы не началась стрельба, большинство из погибших сегодня прожили бы ещё многие годы. кто он такой, что взял на себя обязанность Всевышнего - наказывать за грехи?
Андрей, не останавливаясь, взял винтовку за ствол и разбил сильным ударом о сосну. Брызнули обломки приклада, покатился обнажившийся ствол с коробкой магазина, соединённого с ударно- спусковым механизмом. Впереди показались человеческие фигуры, одетые в серую форму. Андрей шагал, не останавливаясь. Пусть будет то, что будет. За ним тянулась стайка девчушек. Они приблизились к нему вплотную, когда заметили новых людей. Андрей полуобнял за плечи нескольких ближайших девочек, прижавшихся к нему. Сейчас он напоминал курицу- наседку, прикрывающую своих деток- цыплят, которые забились под крылья от хищного коршуна, делающего широкие круги над птичьим двором.
Они остановились и поджидали казаков. Те рассыпались было полукругом, чтобы окружить новых противников, но тоже остановились, разглядев,  кого они посчитали за врагов. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Присматривались. Потом казаки бросились к ним, чтобы помочь. они поняли. что это с того села, что ещё недавно стоял в таёжной чаще, в стороне от людских дорог, где сейчас половина домов чадили головнями в безоблачное небо. казаки подхватили самых слабых на руки, помогали двигаться более старшим девочкам. Вахмистр о чём-то спрашивал Андрея, но тот не отвечал. Вахмистр посмотрел на его измученное лицо, на одежду, изрезанную и порванную, на девочек, всё ещё льнущих к нему. и отошёл. Бояров снова двинулся к селу в окружении девочек и казаков.
Скоро лес поредел, и сквозь кустарник показалось Камышино. Точнее то, что от него осталось. Андрей увидел, что и здесь ходят казаки, растаскивают пожарища, что-то переносят. Среди них он углядел нескольких острожных стражников. Это по его душу. Боярову было всё равно. Он прошёл рядом с ними и уселся на кучку обгорелых брёвен. Стражники покосились на него, но не подошли. Пока что они его не узнали. И неудивительно, Андрей бы и сам не узнал сейчас себя. Сколько всего произошло за эти несколько дней, что минули со дня побега. Беглец понял всю бессмысленность  своего поступка.
К офицеру, сотнику, подошёл вахмистр и доложил результаты своего разведывательного рейда. обе группы нашли лишь трупы китайских и маньчжурских бандитов, составлявших шайку хунхузов. Главарь их покончил с собой на их глазах, со звериной жестокостью, вспоров себе живот. Также обнаружен охотник, отбивший группу девчат у этого бандита- главаря. Все посмотрели на сидящего Андрея. он молчал и не поднимал глаз.
В конце доклада вахмистр рассказал ещё об одной жертве хунхузов - славянине, разорванном динамитным взрывом. Это был тот самый беглец из острога, за кем были направлены стражники. Он попался, видимо, в руки шайки где-то поблизости и они расправились с ним так же. как с пареньком, бежавшим к казакам. То есть они сделали из него живую бомбу. Стражники внимательно выслушали вахмистра, остальные казаки кивали головами, подтверждая сказанное. Один даже показал оторванный палец, который он подобрал на месте взрыва. Что ж, дело сделано. Стражники доложат коменданту, что политический преступник нашёл свою смерть, что подтверждается казачьим разъездом.
Бояров слушал и не верил своим ушам. Найдено его тело! Больше никто не будет преследовать его и загонять, как бешеного зверя. Можно жить, не боясь ничего. Что это, как не подарок Фортуны?     
Кто-то из казаков предупреждающе крикнул. Все повернулись на крик. Из ворот часовни выглядывала бородатая физиономия. Вот из разбитой двери вышел старик, озираясь по сторонам. За ним следовала женщина, затем появилась ещё одна. И сразу заголосила, ломая руки, глядя на обрушившийся дом, на провалившуюся крышу. Из часовни, один за другим, выходили селяне, и разбредались по разрушенному селу. Там и здесь стояли плач и стоны. Кто оплакивал дом, кто выл у трупа, вынесенного с чердака. Девочки, окружавшие Андрея всё это время, с криком и плачем побежали навстречу матерям. Сотник Голованов переговорил с группой стариков. Видимо, те отказались от дальнейшей помощи, так как сотник подозвал вахмистра, тот дунул в свисток, и скоро вся полусотня исчезла в лесу, где находились, под охраной и присмотром, их лошади.
Бояров всё ещё сидел на неудобных круглых брёвнах и смотрел вслед удаляющейся колонне казаков, спины которых перечёркивались диагональю портупеи и чёрточкой винтовки, будто на каждом из них кто-то поставил жирный крест. Смотрел, но думал совершенно о другом.
Он ещё раз мысленно переживал то необыкновенное чувство, что охватило его тогда, в лесу, когда он подставил ладонь с перстнем солнечному лучу. Луч метался внутри камня, пока не сфокусировался на колетте - нижней грани, что покоилась в широкой оправе тончайшей работы. Видимо, луч передал оправе часть световой энергии, которая, каким-то гальваническим способом, воздействовала на организм Боярова. Тот ощутил в себе необычайные силы и уверенность. Тогда ему показалось, что любая задача ему теперь по плечу, стоить только засучить рукава и взяться за дело. Видимо, и Артур был знаком с этим чувством, если так поспешно стащил перстень с пальца. В глазах его читалась... Что? Наверное, ревность. Ревность человека, владеющего необычайной вещью, и не желающего ни с кем делить  радость  обладания.
Ну и пусть... Артур всё же добрый человек, умеющий не только мечом размахивать, но и врачевать с необыкновенным искусством. Всего лишь несколькими уколами тонкой серебряной иголкой он убрал у Андрея все болевые ощущения, какие оставались после поединка. Правда, тогда на него накатило чувство какого-то безразличия, когда всё равно, что кругом творится. Но он переборол это угнетение воли, растаявшее бесследно. Всё происшедшее с ним казалось сном. Кошмаром. Может, стоит забыть всё это? Не было ни перстня, ни таинственного Артура, Хранителя этого чуда, ни банды хунхузов. Но запах дыма от пожарища никуда не денешь, крики и вопли по убиенным не остановишь.
Может когда-нибудь и доведётся встретиться со своим новым знакомцем. Вот он и адрес ему свой оставил. Запомнить надо. Как там? Индия, окрестности города Калькутты, имение Пондишари расположенное на берегу Ганга, священной реки.
Что такое это кольцо? Искуснейшая поделка некоего гениального ювелира, изготовившего эту вещь для своего господина, тирана забытой империи, чьи имена давно уже канули в Лету? Или это творение рук мастеров исчезнувшей тысячелетия назад цивилизации, поднявшейся до небывалых высот и бесследно впоследствии затонувшей в песках забвения? А может это предмет вдохновения гения, изобретателя, благодетеля человечества, незаслуженно забытого, безмерно опередившего уровень своего времени? А вдруг это  искушение  дьявола, несущее смерть для сотен тысяч и миллионов человеческих жизней?
Удивительное дело, но Андрей испытывал сейчас чувство удовлетворения, что перстень покинул его и исчез в неизвестном направлении. Вряд ли он осилил бы роль хранителя этого необычного талисмана, испытателя нравственности, искусителя неведомых чувств. Кто знает, что вышло бы из аспиранта, бежавшего с каторжного острога, останься Камень у него? Не захотел бы он изменить мир к лучшему, руководствуясь учениями германских философов Маркса и Энгельса, рисующих заманчивую картину о всеобщем равенстве и братстве коммунистического грядущего, о победной поступи неминуемых пролетарских революций по всему свету, о величии строителей коммунистического завтра. К чему бы это привело?

+ + +

Жизнь в Камышино потихоньку наладилась. Савелий Макарович Богодеев, молодой, но уже знающий человек, распоряжался строительством новых изб. Рубили дома "всем миром". Скоро погорельцы снова заселились в свои новые обретённые избы. Только вот кладбище придвинулось ещё ближе к лесу. Численность сельских жителей резко снизилась, но долго унывать старообрядцы не любили. Отметив сороковой день по убиенным, они впряглись снова в свою каждодневную рутинную работу. Снова пошли в леса охотники, рыболовы плели новые сети, бабы и девки ухаживали за скотиной и пропадали в лесу в поисках грибов и ягод.
Одна из таких компаний и наткнулась далеко в лесу на землянку, где поселился блаженный старик. Увидев людей, он опустился на колени, принялся кланяться и просить у них прощения. Бабы оставили ему хлеба и ушли. Иногда охотники заходили к отшельнику, делились с юродивым припасами и снова оставляли его одного. Тот был неприхотлив, ходил босиком, даже зимой, питался разве что духом святым, так как продукты у него почти не расходовались. Духоборы всё же сторонились его, принимая за язычника. так как старик вырезал из поваленного дерева ножом и топором собственное изображение, очень похожее, и часто разговаривал с ним, называя идола Егором, ставил перед ним чашку с едой и бурачок, наполненный прозрачной родниковой водой. Охотники дивились длинными речами старца, направленным к идолу, и вертели пальцем у виска, объясняя чудачества.
А в остальном жизнь шла своим чередом... 

Послесловие.
Автор очень надеется, что Читатель по достоинству оценил предоставленную Его вниманию повесть. Когда-то автору очень понравился сборник повестей "Русский транзит" Барковского и Измайлова. До такой степени, что он позаимствовал оттуда главного героя - Андрея Боярова. Не прямо, а, если так можно выразиться, косвенно. Как это? Очень просто. Андрей Бояров как бы прадед "Транзитного". После написания повести автор сделал попытку пристроить свою повесть в одно из издательств, но дело почему-то не пошло (ему даже не ответили) и он сконцентрировался на работе над другими произведениями (см. Предисловие). Попутно появились задумки продолжить "Талисман" (ещё 4 повести, не менее интересные), а Бояров "Транзитов" как-то потускнел и скукожился. Так что, наверное, если продолжения будут-таки написаны, они уже не будут ассоциироваться с "тем" Бояровым. Так что прошу у господина Барковского прощения за так и не состоявшийся творческий союз. Спасибо за персонаж. Он не менее положителен, чем у вас, но "достанется" ему гораздо больше...