Пчела

ПЧЕЛА
Наверное, нет такого человека, который бы честно заявил, что не любит природы. Известно, что жить среди красивых видов и гадить может только бескультурный человек. А ведь верно подмечено: даже любители пикников после своих кутежей, которые оставляют кучи мусора, даже и те клянутся в любви к природе. Таким «любителям матушки…» нет никакого дела до того, как живут птицы и насекомые, животные и звери. Они-то и сами не видят того, как живут и не ведают что творят...
Но совсем другое дело молодой биолог, который, прежде чем стать им, с детства наблюдал насекомых, животных и растения… Потом окончил биологический факультет.
Звали его Веней Зонтиковым. Однажды он мне рассказал, как неожиданно тяжело заболел на почве увлечения наукой, решив защитить диссертацию о миграции пчёл. Но заболел он по другой причине – это когда на практике препарировал лягушек, и… чуть было не сошёл с ума…
После университета в школе он работал недолго, и потом нигде не служил. Это случилось, когда он сорвался и накричал на людей, которые топтали газон. Его сочли за сумасшедшего. На этом основании родители добились, чтобы ему выплачивали пенсию. И диссертацию он, конечно, не защитил. Впрочем, никакой защиты вовсе не было, просто родители отнесли подобие диссертации куда нужно, чтобы узнать, годная ли она для обсуждения на учёном совете? И потом они объявили сыну, что его приняли, но он будет заниматься наукой дома. Но сын не выказал бурной радости, так как отдавал отчёт (не совсем же в нём угасла искра здорового разума), что биолог из него не получился.
Он считался весьма образованным не потому, что имел диплом биолога. В отличие от своих однокурсников Зонтиков добросовестно конспектировал лекции по всем дисциплинам, которые преподавали в университете. И вдобавок по каждому предмету изучал дополнительную литературу. Так что Веня мог судить обо всех растениях не только в соответствии со своим образованием. Но как это ни страстно, он не любил биологию как науку в отличие от живой окружающей природы. И это почувствовал, когда ещё писал диссертацию о миграции пчёл. Он не мог понять, зачем им надо было летать так далеко, если кругом полно трав и цветов…
Веня Зонтиков об этом вычитал у одного исследователя жизни пчёл, как тот пришёл к выводу, что эти удивительные создания могут и впрямь преодолевать большие расстояния в поисках нужного им нектара. Вот и Вене было совсем не безразлично, что пчёлы летали так далеко, но ему вовсе не было всё равно, когда узнал, что они способны собираться в огромный рой, ведомый одной маткой…
Это обстоятельство его взволновало ещё, когда учился на третьем курсе и впервые узнал о возможностях одной пчелиной матки. Он тогда, будучи очень впечатлительным и душевно ранимым, впервые задумался о девушках. Но на что они были нацелены в жизни, Веня не совсем точно знал. Но то, что они дают жизнь новым поколениям, он уверовал полностью, так как об этом ему говорил и факт своего появления на божий свет.
Однажды Зонтиков увидел девушку в окружении нескольких парней, и почему-то он сравнил её с пчелиной маткой, способной за собой увлекать рой…
И с того раза Веня вбил себе в голову, что любая девушка та же пчела. И потому он не мог уже смотреть на однокурсниц иначе как на пчелу. В его причудливом воображении они представлялись пчелиными матками, способными собирать вокруг себя поклонников и уводить их за собой. А это обстоятельство Вене крайне не нравилось, ведь пчела собирала рой для работы, а иная девушка кому-то представляется только для развлечения, что им расценивалось как её избалованность вниманием парней, что в будущем может привести её к непозволительной вольности. Осознав это, теперь он боялся с ними связываться. Хотя и до этого своего странного открытия он избегал с ними общаться, поскольку они видели в нём не мужчину, а биолога.
Он продолжал изучать науку так самозабвенно, что не замечал вокруг почти никого. Но особенно девушек, впрочем, не настолько, но они его пугали до такой степени, что Веня бледнел и терял чувство времени…
Значительно позже он догадался, что между ним и девушками стоит биология и потому помаленьку стал её ненавидеть, как злую мачеху.
И со временем Вениамин так извёл себя этой ненавистью, что, наконец, сообразил: вовсе не в биологии вина его невезения у девушек, а своя не броская внешность. И он ополчился на мать и отца, которые уподобили родить его таким стеснительным. Но уродом он вовсе не был, он по-своему мыслил, нестандартно рассуждал, чем и вызывал у согруппников удивление, за что его называли даже гением. Но в себе он этого не признавал, и считал, что над ним просто снисходительно, незлобно (а может, и злобно) потешаются…
На почве этого он закатил такую истерику, что слёг в горячечном умопомрачении.
– Лучше я умру, чем буду таким уродом! – кричал он.
– Да ты чего разошёлся? – решительно вопрошал отец, поджарый, русоволосый, в сером пиджаке.
– И что ты, сынок, так гневаешься! – сокрушалась мать, худощавая, выше среднего роста, слегка сутулая, с глубокими тёмными от болезни глазами. – Да ты у нас самый умный, а невесту мы тебе всё равно найдём.
– Без вашей помощи обойдусь… – кричал из-за двери Зонтиков.
Родители, удручённые, растерянные, оставили сына в покое. Он стал выходить из комнаты молчаливый. Мать подавала обед, Вениамин принимал его как должное. И потом в спешке, точно опаздывал на свидание, уходил на улицу.
Он бродил по пустырям, присматривался к растениям, которые, казалось, под его колючим взглядом жались к земле. А высокая трава колыхалась на ветру, точно потешно над ним смеялась. Вениамин в злости пинал, топтал её ногами. Не успел он подумать, что трава тут совсем ни при чём, что ей, как и ему, больно, когда её никто не замечает. А только вытирают об неё ноги. И в этот момент он увидел скучающую на остановке девушку, которая вертела головой налево и направо. При её виде Вениамин весь насторожился, как кот, который завидел кошку. Но он не представлял себя мартовским котом, и решил к ней подойти.
– Привет, красотка! – сказал весело он, однако, робко глядя на девушку. Она быстро взглянула на него, и, не найдя в парне ничего интересного, отвернулась, поджав губы.
– Что, я для тебя нехорош собой? – попытался Веня разговорить капризную особу.
– А то красавец, думаешь?! – с вызовом исподлобья глянула быстро та.
– Да неужели ты воображаешь, что сама из породы пчёл…
– Что? Каких пчёл? Какая я тебе пчела? Ты ненормальный? Да я вижу, тебя, наверное, три недели не кормили, выскочил как из концлагеря...
– Нет, ты ошиблась, только что пообедал. У меня просто такая физиология. Я самый лучший, люблю всё живое ползающее и летающее. А ты не против, если я тебе предложу увлекательный роман…
– Я книг не читаю и тебе не советую, вон как высох, ажник весь светишься!
В это время возле Вени зажужжала, пролетая, пчела, он отмахнулся от неё рукой. Но она будто с какой-то заданностью стала кружиться над его головой…
– Я тебе что – мёдом намазан! – с возмущением крикнул он.
А девушка громко рассмеялась, болтая ногами.
Веня сбил рукой пчелу, и она упала в пыльную траву; он нагнулся к ней, забыв про девушку. Его и без того худощавое, почти узкое лицо с маленьким острым носом вытянулось в оторопи и страхе.
– Я же не хотел, – бормотал Веня, трогая пчелу пальцем.
Она пыталась перевернуться со спины на свои лохматые лапки, но сделать этого никак не могла. Веня помог обрести пчеле нужную позицию.
– Чем я тебе приглянулся – не знаю, – говорил вполне серьёзно Веня. – Откуда ты летела?.. Своего во мне узнала?
– О, блаженный! – воскликнула девушка. Но Веня, будто её и не услышал, продолжал сидеть с пчелой, которая вдруг очутилась у него на ладони. Хотела было вонзить жало, но тут же почему-то передумала.
Пчела поползала по ладони и вдруг полетела, поднимаясь высоко. Веня понаблюдал за ней, улыбаясь пока она не исчезла из виду, затем как-то обречённо вздохнул, точно расстался с самым дорогим человеком.
Девушка в джинсах и кроссовках беспечно болтала ногами, глядя на чудаковатого парня. Веня сел с ней рядом и смотрел в небо, где в ясном пространстве, наполненном голубым сиянием, двигались белые пушистые, как пёрышки, облака.
– И спасибо тебе не сказала! – засмеялась девушка.
– Я не за спасибо. Я сам перед ней виноват…
– А ты ещё жука пожалей и заплачь как Шурик в том фильме «Птичку жалко!» – насмешливо проговорила девушка.
– Думаешь, ты лучше пчелы и жука? Они хоть точно знают, для чего Бог их создал, а ты только ногами дрыгаешь…
– О-ё-ё-й! Они же даже не твари, а насекомые! – протянула она. Но от замечаний этого парня ей стало неудобно торчать тут бесцельно, и встала, говоря:
– Не хочу с тобой сидеть, умник нашёлся! Кому ты нужен. Даже пчела от тебя улетела, ха-ха! – И, не говоря ни слова, девушка пошла восвояси, даже не оборачиваясь.
От её грубого тона у Вени на душе сделалось сумеречно, отчего хотелось заплакать. Веня грустно проводил её взглядом. Весь мир казался жутко неприветливым. От злых людей ему всегда становилось плохо, и только насекомые успокаивали и даже взбадривали его. Ведь они не способны были оскорблять, обижать, на что только падки грубые и злые люди и в том числе даже его родители. Хоть они не оскорбляли, но обидели его одним фактом его рождения, наделив такой внешностью, какая делала его неуверенным и робким. Ведь он не хотел всем казаться угрюмым и нелюдимым, а только приятным молодым человеком, которого рады видеть все.
Но сейчас об этом он не хотел думать. Веня избегал смотреться в зеркало по двум причинам: он был ещё молод, но выглядел старше лет на десять, он был не модно одет, но зеркало будто старалось усилить отражением нежеланную ему внешность. И вдобавок он чувствовал себя нескладным.
Это чувство, что он не совсем нормальный, то есть не похож на других людей, стремительно нарастало. И впрямь, кто назовёт его психически здоровым, если он боялся уже не только ступать по зелёной траве, но даже наступить на насекомое. Все виды птиц его очень умиляли, не говоря о кошках и собаках. Когда он услышал, как соседка говорила его матери – «утопила котят» – Веня чуть не потерял рассудок и был готов вцепиться жестокой тётке в горло, но тут же спохватился, вспомнив, что он не зверь, а человек. Хотя звери и домашние животные Веню умиляли, а люди только злили…
После так называемой защиты Веня недолго унывал. Но он перестал читать научную литературу и переключился на поэзию и прозу, начав запоем читать всю классику, что ему попадалась, при этом став днями пропадать в городской библиотеке.
– Вы мне сюжеты подкидывайте, а я буду сочинять, – говорил благодушно Веня. – Я бросил науку, хочу стать писателем…
Работницы просветительского заведения только вежливо кивали, а в основном помалкивали, но особенно после того, как он признался в том, как на третьем курсе препарировал лягушек, и чуть было не сошёл с ума, за что и попал в психиатрическую клинику, в которой продержали три недели…
Веня днями гулял по городу, а больше всего любил бродить с фотоаппаратом по просёлкам вдали от городских кварталов, получая от своего путешествия огромное удовольствие. Веня теперь увлёкся запечатлением цифровиком загородных пейзажей. Правда, он не имел понятия о гармонии и соразмерности всего окружающего. Веня щёлкал понравившийся кустик, ручей, мост, дерево, или весь перелесок. И старался ходить по проторенным человеком тропкам, боясь наступить на зелёную травку, как любил приговаривать: «Ей же тоже больно, у травки есть своё достоинство. А в травке чудесный мир насекомых, ему хочется, как и людям счастья, зачем же нам его вытаптывать?»
Над Веней потешались, и он всё больше старался избегать людей. Он даже родителей своих сторонился. Ему предлагали поесть, но он всё делал молча. Только, когда попросил компьютер, отец с ним сходил в магазин. Веня показал, какой ему нужен.
И потом все вечера просиживал, что он там делал, родители не интересовались. Чем бы дитя ни тешилось…
Однажды Веня Зонтиков прогуливался по парку. Когда мимо него бежали молодые люди и прямо по зелёному газону, он закричал:
– Вы думаете, ему не больно?!
– Кому это «ему»? – остановился один крепыш.
– Газону, его траве!
– Ха-ха! А я думал твоей маме, когда рожала такого лоха, как ты!
– Я очень сожалею, что вы так хамите, я очень сожалею, что меня родили, чтобы выслушать ваше хамство!
– Я тебя сейчас по асфальту раскатаю, а в газоне урою! – и тот было кинулся к Вене, но тут о чудо, крепыш-коренастик схватился за нос и закричал что есть мочи. Его в нос ужалила то ли пчела, то ли оса. Но скорее всего пчела. И тот, хватаясь за распухающий нос, пустился прочь. А Веня с открытым ртом стоял, не понимая того, что с тем произошло…
Потом, при выходе из парка, он увидел девушку, ту самую, с остановки. На ней была бархатистая футболка и джинсы все вытертые, она сейчас ему показалась пчелой. Девушка взглянула на Веню и брезгливо сморщилась, точно съела кислое яблоко. Вене сделалось грустно оттого, что увидел на её лице страшную ужимку, и теперь она виделась ему не пчёлкой, а болотной кикиморой. Чем же она лучше его, чем лучше те парни, которые затоптали газон, чем лучше все люди, которые запросто топчут траву, не обходят насекомых, которые попадаются на пути. И вдобавок гадят, где бы они не находились, оставляют после себя кучи отходов и мусора. И все они жутко любят только себя, считаются в глазах окружающих умниками. Но только не понимают простого, что отношения к внешнему миру формируются внутри нас.
Так что вопрос: кто лучше – Зонтиков или все те, кто топчет газоны, уродует деревья, давит нещадно насекомых, мучает животных, сам по себе отпадает… Побольше бы таких Зонтиковых, тогда, может быть, и они сами были бы счастливей и духовно здоровей.
Когда Зонтиков выходил за город со своим неизменным цифровиком, он видел, как пчелиный рой со страшным жужжанием пролетал над ним, как чёрная грозовая туча. А Зонтиков провожал его, нацеливаясь на него цифровиком, но в этот момент на объектив села пчела и ползала по стеклу туда-сюда, не давая ему заснять полёт пчелиного роя. «Неужели только ради того, чтобы я не раскрыл его тайну?» – подумалось грустно ему…
– Ну что тебе от меня надо? – в досаде бросил Веня и улыбнулся, наблюдая за пчелой, которая оторвалась от объектива, постояла на месте, трепеща своими прозрачными крылышками, и полетела, звонко жужжа восвояси, точно незлобно посмеялась над ним.
Веня тут опомнился, навёл на неё объектив, нажал заветную кнопку. А потом посмотрел на экран, и, увидев, крылышками махавшую пчелу, заулыбался, говоря: «Вот теперь ты будешь всегда со мной». И пошагал весело, махая рукой своей дорогой одинокого странника…

15.11. 2011 г.