Вот на этом месте, была моя деревенька,а где кусты, стоял мой домик по соседству с сохранившимся.
Посвящаю светлой памяти моей матери Елизаветы Ивановны.
"КУДА УХОДИТ ДЕТСТВО?
или
КАК Я БЫЛ ПАРАШЮТИСТОМ"
Детство от нас никуда не уходит. Оно просто прячется от нас на время нашей взрослой жизни,а потом, в старости, возвращается к нам чтобы посмотрели на себя какими мы были.
Пришло моё время и моё детство как из-за угла выскочило, окутав меня туманом памяти воспоминаний, которой я по-доброму делюсь с вами. Мне не жалко. Ведь и Вы такими же были.
Лето 1948 года. Вот моя деревня из восьми-девяти домов.
Посреди деревни бугор,а на бугре - зеленая, зеленая, как изумруд,трава- мурава.
А вот мой родной домишко-банька маленькая. В ней проходило моё детство, которое иногда пахло горячим ржаным хлебом и вареной картошкой, добром и лаской, струящимися от бабушки и матери, и теплом от печки.
Сейчас на месте моего домика и той деревни поле, заросшее бурьяном,с единственным, перекосившимся от вековой старости, домом Аленичевых, да заросший ивовыми кустами обмелевший пруд, на берегу которого я пытался стать "трактористом".
http://www.proza.ru/2014/12/06/1691
Кто прочитал тот рассказ,то уже посмеялся над моими детскими похождениями.
Здесь, когда-то протекала послевоенная жизнь колхозников колхоза "Пограничник",а потом и укрупненного колхоза "Прогресс".
На всю деревню шесть пацанов,я младший, остальные довоенные. Но страсти кипели и в этой, богом забытой, деревеньке.
Итак!
Лето! (у нас оно, в самом деле, один день, остальные слякоть, серость).
Этот день был теплынь. В полдень пролетела тучею гроза. Всё сразу опять зазеленело, запахло свежими березовыми вениками и свежескошенной травой: клеверами-медоносами.
Воздух густой и сытный,не надышаться. Солнышко. Тепло. И в полнеба двойная радуга-дуга, не давай дождя, давай солнышка, семицветная, с третьим негативным своим повторением.
Все пацаны выползли греться. По середине бугра возвышались деревянные качели.
По-деревенски "гачуля" (далее я местами сохраню деревенское простонародное слово).
Эти качели представляли собой: два столба крепко врытые в землю с откосами по бокам.
Наверху, на железных штырях между бревен вставлена ось, в которую, намертво врублены стойки, в виде буквы /\, а внизу они соединены были толстенной половой доской-скамейкой, метра 3-4 длиной.
Соорудили эту гачулю в 1941 году красноармейцы-сибиряки, в дни их отдыха перед отправкой в последний бой под Ленинградом и Тихвином. Там они все и погибли.
Светлая память павшим солдатам РОДИНЫ.
Смельчаки на этой качели крутили "солнышко". Это был высший пилотаж.
В этот раз на ней качались Венька Неофитов и Ленька Иванов.
Остальные, дожидаясь своей очереди, дурью маялись. Я гонял собачонку по луговине.
Другие, от безделья кидали друг в друга шишками репейника, которые невозможно было оторвать от одежки.
Тут один ухарь кричит: - Шурка, летчиком хош, садись погачеем.
А этому Шурке два раза повторять не надо. "Конечно, хочу"- и уже на скамейке.
Лег на скамейку, ухватился руками за неё, а качели уже полетели верх. Я по скамейке, на своем пузике,то к одному парню под ноги, то к другому, съезжаю по ходу раскачивания.
Всё выше и выше!!! Сердце замирает.
И вот, в кульминационной верхней точке,я не удерживаюсь..., и в силу закона тяготения, в свободном падении, как лягушонок, со всей дури, плашмя, со всего маху, в придорожную лужу... ХРЯСЬЬЬЬ.
Все в хохот. Я в рёв. Удался денек, мать твою.
А вечером опять разбор полетов и воспитательный процесс солдатским ремнём.
Бегом на пруд. Вымыл рожицу уревленную,продрал глазенки голубые. Хотел было рубаху замыть, но ещё сильнее замарал.
Плюнул на это занятие: - "А ладно, и так сойдет, за день высохнет, гресь сама отпадет".
Не досуг тут размывать, надо на бугор бежать. Забавы тамотко. Реветь перестал. Обида и боль утихли.
Парни продолжают, качаются из всех сил, даже вокруг валка крутятся. До меня уже всем по фигу. Не хрен и герой. С размаху в грязь любой может.
И вдруг!!! Что я вижу?
С юга на север, под радугой,высоко и красиво, журавлиным клином летят три группы серебристых самолетов.
Такого в нашей деревне ещё никто отродясь не видывал.
- "Ой, робята, гледитёко, самолетов-то сколькё летить. Куды оне? Опеть может война?
Венька,самый старший - лет 13-14 -...неее, наверно энто манёвр или учения подико какие-нибутные. На таком подико "Колябабушкин" с Гришнева летат. Можот он тамотко в этом ероплане-то и есь.
Ну, помахали в след самолетам и опять каждый за свое.
Я же никому не нужный, весь в грязи и полном позоре.
Сижу на траве и думу думаю: -Дааа... Хорошо "Колебабушкину", он уж не падет с такой верхотуры ни в какую лужу.
И вдруг мысль...
- У матери, в сундуке, большой трофейный черный зонт. Бегом домой, в сундук…
Ага, вот он,на самом дне. А чё, лежит, без дела пылится.
Бегом,бегом, только бегом.
Лестницу из двух жердинок, сколоченную матерью, к крыше приставил и наверх.
Залез на самый князек. Раскрываю зонтик, а он тугой, раскрылся только на половину, дальше ещё туже, но под силой ветерка мне удалось его растопырить почти полностью.
Глянул вниз… высоко, а высоты той всего-то не более трех-четырех метров.
Испугался, но мозг уже команду выдал… - Ну, ну! Ни шагу назад!
Стою,а меня уже раскачивает зонтом. Держусь за него из всех своих жиденьких сухожилий.
- "Парни!!! Гледитё! Я чичас... с парашутом прыгну.
-Шур, погоди, я сичас тибе скомандоваю… Раз, Два...
До счета три, я не достоял, мой полет с этим "парашютом" как начался, так тут же с треском и закончился.
Земля меня встретила как неродного.
Мой зад,до пупка ушел в грядку,на мне валялся зонтик,с вывернутыми спицами,как дикобраз.
Всю задницу обжигала нестерпимая боль. (ремня я вечером даже не чувствовал) В сравнении с этой болью он был шелковый.
Под канонаду смеха, мне вдогонку все радостно кричали:
-"Ну, Шурка, тебе вечером матка и даст за зонтик п...ы хорошей.
Они-то знали, что даст,да ещё и как.
А как же иначе, любая награда должна найти героя. Я и без них об этом знал. Конечно,ревел белугой и обида на зонт этот трофейный душила. Зараза, фашистский трофей, не выдержал русского пацана.
Сквозь безумную боль и слезы,мой, ещё более безумный, ум продолжал нашептывать - вот, дурак, надо было не со своего дому,а вон с конюшни, она выше,лучше, наверное, бы получилось, и зонтик бы подико не изломался.
Странно, но почему- то накатывающийся на меня вечер и встреча с "прекрасным"- то есть, ремнем, по обучающей уму–разуму материнской программе, меня не страшила.
Целую неделю, вся деревня обсуждала мой "подвиг" и строила виды на моё, как им казалась,сумрачное будущее.
Да, оно- моё будущее, тогда ещё было призрачно, но уже где-то зарождалось в спирали времени и вызревало в мою жизнь.
Один только человек в деревне, самый незрячий, слепой с детства после перенесенной оспы, ИВАН СЕМЕНОВИЧ ЖАРКОВ, дорогой мой наставник по жизни, предвидел и видел моё будущее.
Этот мудрый старец (тогда он был совсем никакой ещё и не старец) стал для меня моим Аристотелем.
Он рассказывал мне обо всём, отвечал мне на миллион моих вопросов:- и как выйти из леса, как найти в самой чащобе направление на север. Что такое молния и гром...
Он указывал мне на места, где я должен быть в жизни с четырьмя глазами,учил видеть, понимать и предугадывать возможные действия людей, не глазами, а головой и внутренней интуицией.
Он часто говорил мне: - Береженого и Бог бережет, но на бога надейся, а береги себя сам.