Первая часть http://www.proza.ru/2014/12/11/898
Начало по главам http://proza.ru/2014/01/10/143
ЦВЕТНОЙ КОД
Часть II
Предисловие ко второй части
Принимаясь за эту работу, я задумал написать повесть, реализуя возникшие в моём воображении сюжеты, из которых вырисовывалась фабула. Этой идее способствовали мои контакты с людьми, пострадавшими при испытаниях атомного оружия и ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Все эти контакты случились во время моих «отбываний» в госпиталях Ленинграда, Ташкента и Выборга. С людьми, прихватившими лучевую болезнь под Семипалатинском и то ли под Воркутой, то ли на Новой Земле, я разговаривал в 1965-66 годах в неврологическом отделении Лениградского ОВГ и в 1979 – Ташкентского ОВГ. С чернобыльцами – в Ташкенте и Выборге в первом году наступившего тысячелетия.
Я вышел на пенсию в 1983 году после 27 календарных лет службы в Советской армии.
Врач подполковник Чеботарёв (имя-отчество уже не помню)почему-то проникся ко мне симпатией и доверил ключи от своего кабинета. Там я помогал ему систематизировать истории болезни бывших и нынешних пациентов. Некоторыми из этих историй я зачитывался, как фантастикой, особенно по ночам, когда спать не хотелось. Несколько папок содержали описание неадекватных поступков людей, ставших импотентами в результате лучевой болезни. С лучевой болезнью врачи справлялись, продлевая пациентам жизнь. Но что это была за жизнь? Для каждого из них заболевание было трагедией вдвойне, и не у всех выдерживала психика.
В процессе работы над повестью я вышел на интересные реальные личности – немецкого учёного-атомщика Фридриха Хоутерманса и нашего «отца водородной бомбы» академика и «правозащитника» А.Сахарова. В найденной мною литературе отношение и к тому, и к другому – контрастное: Хоутерманса одни считают героем, в меру своих возможностей тормозившим создание атомной бомбы для Гитлера, другие – предателем и шпионом: академик Капица обещал повесить Хоутерманса, как только тот окажется доступным.
К Сахарову у меня сложилось отрицательное отношение из-за его демаршей, оскорбительных для наших воинов-афганцев, а также его перехода в лагерь идеологических противников советской власти, его проамериканизма.
Однако я хочу справедливости, и с этой целью перечитал «Воспоминания» Сахарова (отдельные главы - по нескольку раз!). В этом многословном опусе, написанном в конце восьмидесятых и рассчитанном на издание в США, есть места, которые мне кажутся сомнительными. Поэтому я старюсь использовать только некоторые факты из его работы, которым, по моему пониманию, можно верить.
И всё-таки, что вызвало мои сомнения в искренности академика? Здесь я оставлю в стороне политические демарши Сахарова после 1968 года. Речь о послевоенных работах по созданию советского атомного щита.
Об огромной энергии, получающейся при делении ядер, учёные знали уже в 1940 году. О военном применении были только намёки. Первыми к этой теме обратились немецкие учёные и с их подачи – американцы и англичане. В Англии, а затем в Штатах, куда эмигрировали из Германии немецкие учёные-ядерщики, начались работы по созданию атомного оружия в 1940 году, в Германии – в конце 1941 года. И те, и те недооценили аналитические способности советской разведки, которая обнаружила, что в 1940 году в англо-американской, а в 1941 – в немецкой научной печати исчезла информация о ядерных исследованиях. Наверное, для сохранения тайны им бы следовало какую-то дозированную информацию пропускать. Сталин и Берия отреагировали мгновенно: в 1940 году В.Шпинель и В.Маслов из Харьковского физико-технического института подали заявку на изобретение ядерного боеприпаса. Их идея была ошибочной, но "лёд тронулся…"
Более перспективной оказалась работа Хоутерманса, предложившего использовать в качестве заряда для атомной бомбы плутоний. Но Фридрих Хоутерманс свою работу не обнародовал, а скрыл в сейфе Почтового Ведомства Рейха до конца войны, хотя руководитель атомного проекта Третьего Рейха Гейзенберг и его правая рука Вальцзеккер скорее всего об этой работе знали. Впрочем, после войны оба утверждали, что бомбу сделать могли, но не хотели. Сейчас полностью доказано, что оставшиеся в фашистской Германии физики шли ошибочным путём. К тому же, в Германии не было необходимого количества урана.
В нашей стране добыча урана была налажена в 1942-43гг.; тогда же появились научные лаборатории. В феврале 1943 года была создана «Лаборатория № 2 АН СССР», начальником которой стал Курчатов.
Следующий прокол атомной программы Запада произошёл в 1943 году, когда в англо-американской и немецкой прессе появилось сообщение об успехе английских диверсантов, взорвавших в Норвегии завод по производству тяжёлой воды, которая используется как замедлитель нейтронов при ядерной реакции. Советская разведка сразу получила более жёсткое задание, и в конце того же 1943 года наш разведчик в США Семёнов («Твен») сообщил, что в Чикаго физик Э.Ферми осуществил первую цепную ядерную реакцию.
Сахаров пишет, что он в послевоенные годы трижды отказывался от участия в разработке атомного оружия, а Капица так отказался вообще. По словам Сахарова выходит, что Пётр Леонидович Капица отказался по моральным соображениям.
Но это не так.
В СССР с 30-х годов все научные работы засекречивались весьма основательно. Как это происходило Сахаров описывает сам. Учёные на «объекте», куда попал Сахаров, не могли выезжать даже в отпуск; запрещалось пользоваться печатной машинкой, телефоном, за потерю маленького листочка следовало жесточайшее наказание.
Работы над атомным проектом в 1942-43 годах, несмотря на войну, были развёрнуты широким фронтом. Но всю панораму этих работ знали только Сталин, Берия и Курчатов. О переданных Фуксом материалах по американской атомной бомбе знали только они. К учёному П.Л. Капице, который был задержан в СССР принудительно, и семья которого оставалась в США, доверия не было. Несмотря на это, в созданный 20 августа 1945 года «атомный спецкомитет при Совнаркоме СССР» вошли три человека: Берия – руководитель, Курчатов и Капица. Американцы уже бомбили Японию, а в СССР не была получена даже цепная реакция. Следовало торопиться.
Пётр Леонидович Капица был специалистом по разделению изотопов урана. В ноябре 1945 года он выступил с докладом, в котором привёл скрупулёзный анализ атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Тогда же он предложил план создания атомной бомбы, рассчитанный на два года.
После двух писем Сталину с критикой методов Берии, Капицу отстраняют от всех работ в советской атомной программе (с 1946 по 1953), не удовлетворятся его предложения своих услуг, изложенные в письмах Молотову и Сталину. Он возвращается в науку только после смерти Сталина и расстрела Берии.
Как видим, не мог Пётр Леонидович Капица отказаться от участия в создании атомной бомбы по соображениям морали, как это нам представил Сахаров.
Да и сам Сахаров отказывался по двум причинам:
- он был в неведении о том, что его приглашают к работе над бомбой; ещё несколько учёных отказались, не ведая, куда их зовёт генерал КГБ; в тех условиях, когда началась холодная война, когда у США есть атомная бомба, а у нас её нет, тогда никто бы не отказался от подобной работы, зная цель.
- он не хотел уезжать из Москвы, где только что получил квартиру.
Впрочем, об этих причинах Андрей Дмитриевич пишет сам, но невнятно, предоставляя читателю домысливать недосказанное.
Думаю, если бы Сахаров писал подобные «Воспоминания» не в конце 80-х, а в середине 60-х, мы бы прочли в них нечто иное…
Но я не собираюсь писать исторический роман. И всё же, упоминая исторические личности, я не должен приписывать им поступков, которых они не могли бы совершать в ракурсе собранных мною материалов.
Опять, как и в повести «Ошибка Святого Петра», у меня невольно выходит сочинение о реальной жизни, в котором фантастика – лишь оболочка.
Станислав Бук.
Продолжение (начало II части) http://www.proza.ru/2014/12/11/674