Зависть
(рассказ)
Что такое зависть? Я как-то раньше, это серьёзно не осознавал. Думал, что это лишь как лёгкое внутренне небольшое волнение, которое легонько так коснётся тебя изнутри и отпустит. Ан, нет... Впрочем, меня, такое состояние посещало в жизни редко. Да и то я тотчас отгонял его от себя, или собирался с силами и делал так, чтоб получалось что-то лучше того, на что я с завистью посмотрел или увидел, как кто-то, что-то умел лучше меня.
А видя зависть других ко мне, старался делать ещё лучше, то, чему завидовали во мне. С юности всегда был творческим. Пописывал стихи и небольшие заметки в газету. Как-то собрался с силами, написал небольшой рассказ, понёс в районную газету. Сотрудник, принимающий моё творение. При мне прочитал. Я видел, рассказ ему понравился, так как во время чтения, он, раза два, с удивлением, оглянулся на меня. Но, прочтя до конца, вдруг спросил: "Ты, ведь рабочий?". "Да", - ответил я. "Ну, вот и работай. А писать и без тебя есть кому", - и, свернув в трубочку мой рассказ, протянул его мне назад.
Я тогда понял, что рассказ мой был неинтересным, потому и не понравился сотруднику. А, сейчас, думаю, что было всё наоборот. Сотрудник явно позавидовал мне и намеренно, из-за этого, отказал. А почему так подумал сейчас, и понял, что это уже много раз происходило со мной в моей творческой жизни. Не так заметно это было, тогда, когда я сам работал в газете пять лет. А, стоило уволиться по семейным обстоятельствам, стало происходить примерно тоже, что и в первом случае.
В газете я не хотел больше работать из-за маленькой зарплаты. У меня были двое детей. Работу я нашёл вскоре более денежную, а вот бросить совсем писать, не смог. Поэтому пришёл к своему старому знакомому Виталию Хворову, работающему в заводской многотиражке. Написал несколько зарисовок о работниках завода, потом очерк. Редакток, прочтя их, сказал: "А, почему ты не работаешь в газете?". "А чего тут непонятного?" - ответил я вопросом на вопрос. "Вот вы редактор, у вас оклад всего двести рублей, а у Виталия сто пятьдесят. Хорошо он подрабатывает и потому как-то сводит концы с концами в своём бюджете. А я на своей работе в два раза получаю больше вас обоих". "Понятно", - с некоторым скепсисом и иронией произнесла редактор. Присутствовал при этом разговоре и Хворов. Мой ответ его тогда тоже не удовлетворил. Он большой патриот своей газеты, преданный до мозга костей журналистике, не верил в то, что я не хочу больше работать в газете. А он, даже за копейки, был готов там работать и просто жить ей.
В отсутствие редактора, я передавал Виталию свои рассказы. В следующий мой приход, редактор сказала, что они ей понравились. Рассказы напечатали. К слову сказать, что писал я не только в заводскую газету, но и в городские, и краевые. И там тоже напечатали. Глядя на меня, попробовал написать рассказ и Виталий. И мы с ним пришли в редакцию женского еженедельника. Мой рассказ напечатали, а у Виталия - нет. Он ещё раз попробовал, и мы с ним вновь пришли в еженедельник. Редактриса мой рассказ взяла, не глядя, а у Виталия, прочтя, вернула. Сказала, что он не художественный.
Выйдя из редакции, попытался объяснить, в чём слабость его рассказа, что написан он у него по журналистки короткими общими фразами. А, художественное слово, никаких общих фраз не терпит. В нём, наоборот, нужно детально, кирпичик за кирпичиком выкладывать портрет героя и его образ в диалогах и действиях. Но он, похоже, не слышал меня, уходя, дулся и скрипел зубами. И, недоумевал: "Ну почему я работаю в газете и побольше, чем ты, но меня не печатают? Ты, вот уж, сколько не работаешь в газете, и теряешь, так сказать, журналистские навыки. А тебя печатают?". "Дорогой мой", - пытался я ему вновь кое-что объяснить. "Художественное слово - это не журналистское. Одних слов, в писательском деле, мало". Виталий так меня и не понял.
Потом случилось, что я вскоре ушёл на пенсию. Пенсии мне стало мало. Я решил, как и Виталий, подрабатывать, но на производстве. То есть, не быть, как мальчик на побегушках, и зависеть от покупателей, купят, или не купят. Надумал устроиться в охрану завода и работать на проходной. Попросил редактрису многотиражки, чтоб она порекомендовала меня руководству завода. Обещая ей, и Виталию, как прежде, помогать в выпуске газеты. Заводское начальство было не против. Я написал заявление и пошёл к начальнику охраны под руководством которого мне предстояло работать. Он, подписал мне заявление, сказав: "Я, даже рад буду, что будешь работать у нас. Я, по материалам твоим в нашей газете вижу, что ты настоящий мужик". И направил меня в отдел кадров.
С этим заявлением, я и предстал пред очкастенькой кадровичкой, сидящей за перегородкой на проходной в приёмной. Та, не глядя, взяла у меня заявление и почему-то зло посмотрев на меня из под очков, вдруг проворчала: "Носит вас тут пенсионеров, только время зря отнимаете. У нас молодых тут хоть отбавляй, кому негде работать". Я напомнил ей: "Вы посмотрите, ваш начальник охраны, между прочим, поставил свою подпись". "Да, подписал. Но тут же сам и отменил звонком по телефону. И велел, чтоб я аннулировала ваше заявление. И дал указание, впредь дальше проходной не пропускать вас". "Это почему ещё?" - оскорбился я. Но, кадровичка, лишь пожала плечами. И я ушёл, решив не быть навязчивым. а вскоре, устроился даже ещё лучше - начальником штаба гражданской обороны на режимном предприятии.
Лишь через год встретил начальника охраны завода, где я участвовал в выпусках многотиражной газеты. Он, оказалось, живёт со мной по соседству. Встретив меня, он неожиданно спросил: "Земляк, ты хорошо знаешь нашего корреспондента многотиражки Виталия Хворова?". "Да! А что?" - удивился я. До сих пор чувствуя тёплое и доброе расположение к Виталию. С которым, я считал, не раз выручали друг друга, и даже больше того. Так и ответил начальнику охраны. Но он вдруг перебил меня, пытавшегося выразить в словах своё доброе отношение к другу. "Нет, ты постой! Помнишь, когда ты приходил ко мне с заявлением?". "Ну да!" - подтвердил я. "Так вот! Только ты ушёл тогда от меня. Мне позвонил Главный инженер и предупредил: "Сейчас мне позвонил наш корреспондент Виталий Хворов и сказал, что зря мы дали согласие на приём в охрану..." И назвал твою фамилию". "Хворов сказал, что нехороший человек. Правдолюб. И себя считаешь борцом за правое дело. А, сам, скандалист и склочник. И плохо можешь повлиять на моральный климат у нас на заводе".
"Выслушав Главного инженера, я позвонил в отдел кадров и попросил аннулировать твоё заявление. А сейчас, живя с тобой рядом, и многое, от людей узнав о тебе, теперь жалею", - выдохнул начальник охраны. Выслушав его, я пришёл домой и подняв трубку домашнего телефона, хотел позвонить Хворову. И спросить у него, откуда у него такая злость на меня, что он смог подложить мне такую свинью. Но вспомнив, как он скрипел зубами, когда мои рассказы печатали. Вспомнил и когда жена Хворова, как-то печатая мои материалы на машинке, сказала через стол Виталию: "Виталь! А ведь твой друг лучше тебя пишет!". Я тогда сидел рядом с ней, ожидая, когда она напечатает.
Виталий, выслушав её, вновь скрипнул зубами. Вспомнил, и когда редактор отличала добротность моих материалов. Виталий хмурился. Я понял, что он просто злился, завидовал мне и побаивался, что однажды, она предпочтёт ему меня и захочет взять в редакцию. Когда же я попытался устроиться на завод. Принял меры, чтоб я не работал даже на заводе. Он думал, что я претендую на его место. Хотя я ему не раз говорил, что работать в газете не хочу. Об этом и редактрисе сказал. Но он, патриот газеты, влюблённый в своё дело, не верил мне. Работать в газете он был готов даже бесплатно. Я же уже не был таким газетным фанатиком и журналистом.
Я был писателем. Поняв это. Я только что поднявший телефонную трубку, раздумал звонить Хворову. Решил: "Пусть дойдёт до него, что я действительно и не думал претендовать на его место. Потому что у меня уже не было, как у наркомана, зависимости от наркотиков, зависимости, как у него, от журналистики. Мне просто этого уже было мало. У меня будто выросли крылья для полёта. то есть, была своя зависимость, писательская".
Позже, он понял это. И у него кое-что стало получаться и в художественной прозе. Но только кое-что. Он был больше журналистом. Только я в своей зависимости не завидовал никому. А ещё больше работал над собой, и над своими рассказами. То есть, моя зависимость вызывала меня на соревнование и заставляла делать свою работу ещё лучше. Когда многие в то время от зависти лишь пытались подставить, таким как я, подножку, или вставить палки в колёса. Искали лёгкие пути. А они всегда приводят в тупик. Туда им и дорога. К слову сказать, мой друг был не такой. Работал в полную силу. Падал, ошибался, скрипел зубами. Вставал, и снова шёл. И потому, что-то добился. Но, с таким я бы не пошёл в разведку. А место с собой рядом в одной связке, пусть не в горах, но доверил бы...