Они были подобно звёздам, что сорвались когда то с глубины пространства и в стремительном, слепом падении, столкнулись с землёй, разбившись об ее чёрную, сырую плоть.
О, как изуродованны их оболочки! Ох, как печальны и глубоки их глаза! Словно вобрали они в себя столь долгое падение, оторванные от родной стихии, пробудившиеся в незнакомом месте.
Бродят они по земле, обитают не среди себе подобных, среди горя, потерь, лжи, смятений, радостных слов и сквернословия, ибо не говорят как прежде и не слышат того что звучало. Не видят среди не себе подобных того, что живёт в безграничной пустоте над плоскостью неба, к которому по долгу устремлены их взоры молящие о возвращении. Ибо не выносимо им бродить по пригибающей земле, скованными ее законами.
Ах, как свободно там! Ах, как чудесно там!
Но путь по этой земле отягощен скитанием без начала и без конца, и подобен блужданию.
Ах, как прекрасно было прежде беззаботно резвиться в глубинных просторах под взором единого создателя!
Но не помнят они о том, от чего же упали они на землю и, влачат столь жалкое существование?! Как забыли они от падения и себя. Но жестоко ранят их эхо далёких воспоминаний оставшихся нетронутыми. Отчего же это подобно тому, что здесь названо наказанием? Но если и наказаны они, то за какое желание? И что впредь творить им?
Они продолжают блуждать, разбитые, одинокие, среди не себе подобных, среди уродливых и немощных, беспрестанно ноющих о своих слабостях, прибывая в неведении о таких же как они, видя друг друга в этих ужасных оболочках, отторгая друг друга. И так продолжается их путь в беззнании, в отягощении сводом земных законов.
О, земля! Сырая земля! Ты есть темница! Ты - клетка для наказанных, из которой выбраться дано ли? И выход ли есть то, что зовется именем Смерть? Но не ведомо, после ее прихода, о дальнейшем пути.
И открыта эта земля всем взорам свыше, которые лишь пожелают и предстанет перед ними скопища корчащихся, уродливых карликов метающихся по тверди и, вопиющих к пустотам глубин на своём безобразном языке.
А что прежде горело внутри огнём, в скитании меркнет. Тускнеет он и былого света не дарует, не освещает дальше шага. Не согревает тем теплом среди отрешенности и бездыханности. Меркнет пламя в пути.
Так и блуждают они не ведая ни о себе подобных, ни о том что уготованно им, ни о том отчего оказались здесь, ни о том как не дать потухнуть пламени.
И думается им в пути, что когда потухнет ослабшее пламя, тогда и завершится сей путь, тогда исчезнет во мраке небытия все, что до сели отягощало. На этом самом пути, на том самом шаге, потухнет огонь.
И увидела его среди окружающих, вдруг наполнилась неудержимой тягой и стремлением к нему. И наблюдая за ним, горевала оттого, что видела. И ничто не могло унять это горе. Ни один праздник, ни одно слово, ни одна радость. Оттого что не было в ней веселья, лишь одно необьятное горе и тоска. А какая тишина царила в нем и какое спокойствие, и утекали из его разбитой оболочки во вне. Такой бесконечный поток жизни протекал по нему! И все, что имел он в себе могущественного, огромного, покидало его, уходя к окружающим его. Он был всем что хранил в себе. Но горе, которое родилось в ней, такое же необьятное как и он, было тем горем, что было его частью, по чему то несбывшемуся, то, что ей неведомо, но знакомо, очень далёкое. И так ей захотелось обьять своей оболочкой его оболочку, закрыв собой все трещины, сдержав вытекащие потоки, исчерпать то горе, ту боль, которая пронзала всего его в соприкосновении с земной твердью, унять ту печаль по чему то знакомому ей в нем, но далёкую и не ясную.
Среди тех кто окружал их, звалось это состраданием и любовью. А она желала удержать его от падения без сил, сохранить то, что догорало в нем, для того, что бы он вспыхнул обретя силу и горел, горел! И обьятая этим желанием она шла к нему. Но когда она пришла он не принял неё. И она отступила, потдавшись притяжению земных законов, оглашаемыми окружающими.
И осталась она, так и не сумев обнять его, на своём пути ничего уже не видя впереди и замерзнув, сделала шаг во тьме, осветившуюся огнём, озарившим взор, от совершения законопреступления до слепого падения на эту землю, это скитание и вопли мольбы не к ушам ходящих рядом, которые так же пали когда то свершив то же ужасное желание, до жестокости и глухоты друг друга и общего горя в желании прощения единого создателя и возвращения к глубинным просторам. И оттого что сама глуха, нема, слепа и изуродованна от падения, не ведая о том, что пламя ее в ней догорает, увидела это в том кому пожелала силы, видя в нем его утихающее пламя. И как он похож на неё так и она похожа на него. Но ее пламя слабее. И хотела она не себя спасти, а ему даровать остатки своей силы, так же как когда то, кто то хотел дать всю свою силу ей, но она не приняла. И окружающих их те слепые, немые, глухие, такие же как он и она, но отбирающие у себе подобных силу не по их желанию тем и продолжающие свой путь в скитании, дали имена всему что видели и слышали и воспевали законы земли. Они такие же, как и он, как и она, пока не прозрели, не услышали, не заговорили. И его путь ещё не дошёл до того самого шага.
Каюсь в том, что не приняла силу и отторгнула дарующего. Каюсь в том, что не даровала ему свою силу для его огня. Каюсь в том, что сковала себя притяжением законов земли... Но что есть закон перед желанием жизни..? Каюсь в том, что слаба и в том, что совершила.