6. Сказанье старого Камина.
Когда вглядываешься в искрящееся пламя в Камине, вслушиваешься в монотонное потрескивание поленьев, то незаметно для себя начинаешь распознавать напевную речь сказителя, видеть картины иной, незнакомой жизни. Покажется, будто в окошко заглянул, робко подсмотрев за теми, кто о зрителях и не догадывается. Нигде не встречала я подобного чуда, только у себя дома. Одно дело услышать сказку и уже совсем другое, ещё и увидеть её своими собственными глазами, провалившись на время рассказа в тот мир, о котором идёт речь. Именно поэтому мой домашний сказочник Камин пользуется такой благосклонностью у всех моих гостей. За возможность стать участником подобного действа старому ворчуну прощают все его занудные, бесконечные поучения, надеясь на скромное вознаграждение за своё терпение: маленькое путешествие в чудесные миры. К тому же, даже ножки трудить не придётся, сандалии не запылятся и опасность зрителю никакая грозить не будет. Зато успеешь улыбнуться, а порой даже и всплакнуть, если сказка грустной окажется. Такие тоже ведь бывают, как оказалось. Я лично долго грустить не умею - некогда, да и повода не случалось. Все, кого люблю, всегда при мне и в благополучии. Но Камин иногда принуждает ронять слёзы, наблюдая чужие страдания. Уверяет, что это делает для моей же пользы, чтобы сердце не зачерствело. А с чего ему черстветь-то? Оно же не булка даже. Но спорить со старым ворчуном бессмысленно, всё равно по своему сделает и своего добьётся. Вот не хотела вслушиваться, а запомнила одну из его печальных легенд, всплакнула даже. Теперь, когда тоска пристанет, всегда о той истории вспоминаю. От неё сердце огнём жжёт и светлая грусть в душе нарождается. Так основательно на память выучила, что не хуже Камина теперь сказывать умею:
- "Случилось это в столь давние времена, что вряд ли кто упомнит из ныне живущих даже бессмертных, ибо нелегко припомнить старину Иных миров. Итак, в одном из миров, коих множество есть, что можно сбиться со счёта, проживали по соседству два славных и знатных рода. Род Краснотравов владел южными землями своего мира. Были родичи в том роду тёмноволосыми да черноглазыми, с загорелыми лицами, обласканными южным жгучим солнцем. На северных землях жил род Белоцветов светлоликих, синеглазых, златовласых. И враждовали между собою соседи не на жизнь, а на смерть. Хотя уж и сами запамятовали, в чём причина той вражды. Столь давней была их история, что и старцы не могли припомнить, почему уже столько веков нет мира меж ними. Но никто не хотел уступить, признавая вину. С малых лет обученные ненавидеть соседей-врагов, они и не помышляли о жизни другой. От того проливалась кровь, крепла обида , ожесточались сердца.
Но случилось быть Празднику. Не простой то был день. Волшебный День Золотой Осени случался раз в столетие не по желанию смертных, по прихоти богов. И всё преобразилось в этот День. Устали боги видеть кровь и слёзы, плеснули вниз на головы людей покой и благодать. И умывались хмурые лица тихой радостью, уходила горечь из сердец, души окрылялись и ноги сами несли в танец упирающегося ворчуна. Смешались в хороводах друзья и недруги, юнцы и старики, забыв на миг о всём, что разделяло прежде.
Вот в одном из таких пенящихся хороводов и встретил Ромео из рода Краснотравов свою первую и единственную любовь - юную Лету Белосвету. И от силы народившегося чувства в их сердцах взметнулись искры, потешив тем скучающих богов. Недолго длилось счастье. Только один счастливый день подарен был им Госпожой Судьбою. Беспечна молодость, мгновенья меряя веками. Их страсти не было дано излиться, их поцелуи отравила горечь расставания. Молва бежит быстрее мысли, спеша излить своё злорадство. За белы кудри утащили братья Лету, заламывая тонкие руки, исцарапав о камни белоснежную кожу. Проклиная, её заперли в башне на чёрной скале. В тёмных волосах Ромео запеклась алая кровь. Смуглая кожа вся в синих разводах и ранах. В чёрных глазах застыла боль и нестерпимая мука. Так поговорил с ним отец, не услышав мольбы, не одарив пониманием. Последний удар был на словах:
- Ты завтра женишься, щенок, на одной из наших, дабы не марал рода своего столь грязным предательством!
Его слабое :
- Нет, - уже никто не услышал.
Отчаянье - великая из сил, её так часто недооценивают люди. А может быть им посочувствовали боги? Люди же точно пришли к ним на помощь. Служанка Леты Красава и конюший Ромео Гнедай тоже любили. Только их счастье не было преступлением. Их любовь была открытой, у всех на виду. И никто не лишал их радости быть вместе. Сердца их были горячи и отважны, что так часто свойственно юным влюблённым. Побег удался. И кровью во след беглецам укрылась земля. Все, кто осмелился помочь были скормлены топорам. И первыми пали Красава и Гнедай, навеки затихнув в объятьях друг друга. Погоня была не в шутку. Смешались в азарте белые, алые латы. И дружно два вражеских рода спустили собак во след собственным детям. Ведь вина их величайшая из преступлений - Любовь, ставшая превыше Родовой Чести. Кто же потерпит такую измену?
Старуха ведунья велела бежать юным в горы, где среди скал Святилище есть. Там древний старец, он близок к богам и сумеет помочь. Охота на них настигала, идя по кровавым следам. Лета камнями изрезала ноги. Бедный влюблённый не мог ей помочь. И лишь надежда спастись предавала им силы. Любовь согревала сердца. Вот, наконец, спасительно дверь затворилась за ними. Злобный вой за дверью раздался, в котором смешались людей голоса и рык волкодавов, роняющих слюни. Так воет чудовище, утратив добычу. Бело-алая толпа готова была сломать ту преграду, что укрыла несчастных влюблённых. Но дверь не поддавалась удару, околдованная богами, став непреодолимой. Старец встретил влюблённых. Моля о помощи, они пали пред ним на колени.
- Только боги помогут, склонитесь пред ними. Я совершу обручение. Никто не посмеет перечить их воле.
За стенами всё нарастал звериный вой, беснующихся, жаждущих добычи. В Святилище же Боги благосклонно взирали на Великую Любовь, припавшую к их ногам.
Дверь Святилища внезапно распахнулась и перед толпой родных и близких новобрачных отважно старец стал, неся им весть благую.
- Свершилось! Они обвенчаны и преданы богам. Вы более не властные над ними.
В ответ крик ярости раздался. Вдруг две стрелы пронзили старцу грудь. С белым оперением одна, другая - с алым. Он вздох лишь испустил.
- Мне жаль вас. Гнев богов ужасен. За ваши души жизнь отдать готовы два юных сердца.
Так страшно мир пришёл между родами. Поразив врага одновременно, вдруг побратались бывшие враги, да только поздним было то родство. Не пожелав сплестись через Любовь, их Смерть связала в крепкий узел.
Гнев Богов, как и предсказано, был страшен. Земля разверзлась, скалы задрожали, Святилище обрушилось, став памятником Ромео и Лете. И в тот же миг угомонились боги, приняв Любовь и Жизнь за души их родных. С тех пор в той славной стороне царит покой. Земля дарит любовь там юным и радость старикам. А среди скал на веки памятник застыл Любви Великой, что стал порукой и защитой всем влюблённым. Вокруг него, не увядая, ковёр из бело-алых роз. То души "кровников" прощённых. "
Со вздохом выдохнула последние строчки себе под нос. Не люблю я плаксивые истории, но именно они такие привязчивые - и не хочешь, а мигом запоминаются. И, что самое удивительное, под всеми небесами мироздания истории о несчастных влюблённых совершенно одинаковы. Вот даже наш крошечный Мирлдар без подобного случая не обошёлся. Одно радует, что жертв удалось избежать. Это потому что я всегда на своём посту, и помочь никогда не отказываюсь. Впрочем, так мне и было позволено бы отказаться. Уж опекунше Дроге лучшего развлечения нет, чем каким-нибудь несчастным, а особенно влюблённым, в чём-нибудь, да помочь. Главное, она помогать хочет, а мне всю чёрную работу делать приходиться, хотя я в себе подобного сочувствия ни мига не наблюдала. Зато с эльфами подружилась, так что тоже есть, чем похвастаться. О том, что на меня теперь злобно точат зубки два эльфийских рода задумываться не стала. Пусть опекунша над сей проблемой голову ломает, раз она меня в эти неприятности втравила через свою сердобольность.