Череда ограждений тянулась нескончаемой железной дорогой и, там, где должен был давать надежду семафор, возникал домик, словно сгорбившийся от житейских тяжб. Он казался таким одиноким, забытым… и покинутым кем-то дорогим сердцу. Поседевшая крыша, покосившиеся ставни, потускневшие, как глаза уставшего путника, окна.
Он верно ждал тепла домашнего очага, яркого света, озаряющего комнаты. Он бережно хранил воспоминания, перебирая открытки, всматриваясь в улыбающиеся лица с фотографий. Поглаживал игрушки, нежно прижимая по очереди к груди. Он надеялся, – придёт время и, его порог переступят…
В пору длинных холодных вечеров, он, укутанный снегом, будто тёплым пледом, раскачиваясь, слушал мелодию ветра, пританцовывая в такт ногой. А когда вольный хозяин полей и степей затихал, он доставал из шкафа любимые пластинки, и погружался в прошлое, любуясь собственной молодостью.
На минуту закрыв огромные «глаза», он, поводив «носом», вновь ощутил в воздухе запах краски, – такой свежей и манящей, словно аромат любимых духов.
Прислушавшись, различил детские голоса… вгляделся в смеющиеся лица… перепачканные с ног до головы зелёной краской, с кисточками в руках и усердием на лице, они придавали забору новый цвет – цвет весны, и цвет надежд.
Он видел этот цвет много раз, с приходом оттепели, когда вокруг витало счастье, а в глазах отражались искрящиеся лучи солнца. Но однажды ему пришлось стать свидетелем другой весны, одетой в цвет одиночества...