Будильник прозвонил в шесть тридцать.
Иван Павлович, потянувшись, нехотя сел на кровать. Вставать желания не было. Но что поделаешь? Надо. Впереди нелегкий день. Голова гудит. Вчера видимо перестарались. У Председателя горисполкома юбилей был. Отмечали на даче. Хотя какой юбилей! У него каждое воскресенье юбилей: то жены, то тещи, то тестя. Дяди, тети, сватья, братья и т.д. и т.п. Все здесь, все рядом, и у всех, когда-нибудь да юбилей. Кстати, хорошо товарищ устроился, пять лет назад в глухом селе председательствовал, колхоз возглавлял, а теперь – на тебе, председатель горисполкома. Шишка! Город, хоть и мал, но город, вся власть у них с Первым в руках. Властвуют, и неплохо. Вон всю родню за пять лет перевез, всех устроил, разместил, квартиры всем дал и, что интересно, никто не жалуется. Сильный мужик, этот Серафим Серафимович.
Первый тоже не промах, помоложе, ему где-то около сорока, но далеко пойдет. Вон как раскрутил вчера директора мебельного комбината. Пять минут беседы – и все, заполняют дом новой мебелишкой. Кстати, надо посмотреть, что за мебель, может тоже взять себе? Менять часто не грех, все приятнее дома будет.
На этом мероприятии Первый секретарь горкома и его раскрутил. Поморщился, вспомнив очередную просьбу секретаря, быстрее не просьбу, требование, они эти городские власти не просят, требуют: «А подать ему солдат штук тридцать», – вот так. Ладно, обещал, значит, выделим, не проблема, у нас их вон сколько, бойцов этих по гарнизону шатаются.
Иван Павлович привел себя в порядок, прошел на кухню.
– Мария, ты где?
– Бегу, там всё накрыто, всё на столе, салфеточкой прикрыто.
– На столе? Где? Не вижу. А всё, вижу. А ты сама?
– Нет, я позднее, мне в парикмахерскую к десяти.
Вот, бабы, умеют пристраиваться. И она с утра при деле. В парикмахерскую ей. Маникюры, педикюры подавай. Каждый месяц боевой окрас меняет: то рыжая, то брюнетка, то еще какая. Избаловал я ее.
– А дети, когда встают?
– Поднимаю, Ванечка, уже поднимаю, всё успеем, все нормально.
Перекусив, Иван Павлович подошел к зеркалу. Что же, выглядим неплохо, хотя морщинок прибавляется, не двадцать пять, уж летом сорок семь будет, стареем. Однако выглядим молодцом.
Палыч порадовался за себя, настроение понемногу поднималось.
– Мамочка, я пошел, буду поздно, не жди. С Вовкой поговори, и построже, мне в субботу директор школы звонил, рассказывал что курит, чуть ли не каждый десятиклассник. Наш вроде не замечен. Но для профилактики поругай. Поругай, поняла?
– Да, папочка, поняла. Пока.
Машина стояла перед подъездом. Водитель пулей выскочил навстречу начальнику, услужливо открыл правую переднюю дверь.
– Здравствуй Виктор, как дела?
– Здравия желаю! В норме все, товарищ полковник.
– Поехали в управление.
До КПП было примерно метров триста, триста пятьдесят. Но, как считал Иван Павлович, должность его не позволяет пешком ходить. Такая уж должность. Начальник политотдела дивизии. Его на эту должность Центральный Комитет партии поставил. То, что он – номенклатура ЦК, Палыч уяснил твердо еще на предыдущем месте службы, в соседней дивизии. Его руководитель держал в ежовых рукавицах все руководство дивизии, командиров полков и подразделений, и его этому учил. Чего-чего, а уж жёсткости Палыч у своего бывшего шефа сумел быстро набраться. Не хитрым это дело оказалось. И ключевую фразу своего бывшего шефа: «Меня партия здесь поставила», – Иван Павлович успешно эксплуатирует здесь, в этой дивизии. И срабатывает, надо сказать! Вот уже пять лет, как начальствует, никто слова поперек не посмел ему сказать. Уважают, а может бояться, но все равно уважают, раз бояться. Более того, при нем партийная комиссия дивизии стала, как он считал, настоящим борцом, настоящим революционным мечом. Революции, правда, не намечалось, но все же держать в руках народ надо, ох как надо.
У входа в штаб дивизии группами стояли офицеры. Развод, постановка задач. Вот-вот должен был появиться командир.
Иван Павлович поднялся по ступенькам и на входе столкнулся с командиром.
– Доброе утро, Иван Павлович. Как дела, как отдохнули? Что-то вы не по форме сегодня? Понедельник.
Иван Павлович знал, что по понедельникам и четвергам офицеры на построение выходили в сапогах и портупее, однако сапоги он носить не любил, а значит и не носил. Все управление знало об этом. Знал и командир, и замечание делал явно просто для порядка, так надо. А то какой же он командир? Замечание все одно делать надо.
Нахмурившись, Иван Павлович исподлобья глянул на комдива:
– Сергей Сергеевич, моим внешним видом обычно жена занимается. А распекать меня перед офицерами не следует. Не хорошо это. Извините, время докладывать Члену Военного Совета армии.
Командир смущенно улыбнулся, но промолчал. Что-то не складывается у него с начальником политотдела. В должности он был только три месяца, привыкал, присматривался, в том числе и к своим заместителям, и особенно к начальнику политотдела. Вместо ведь работать приходится.
Иван Павлович прошел в штаб. Кивнул рапортующему дежурному и поднялся на второй этаж, в свой кабинет: "Распустились, понимаешь. Ничего, обломается. Молодой еще".
Однако действительно подошло время для доклада. Он поднял трубку телефона засекреченной аппаратуры связи.
– Милочка, наберите мне генерала Спиридонова. Как не знаете! Сниму с дежурства... распустились. Начальника смены мне. Товарищ капитан, почему вы не можете обеспечить нормальную связь начальнику политотдела? Что? А мне что до этого! Мне связь нужна! Еще раз такое произойдет, уволю!
Вдоволь пошумев, Иван Павлович, наконец, услышал в трубке голос Члена Военного совета армии:
– Товарищ Член Военного совета, докладывает полковник Скворцов...
Иван Павлович, довольно обстоятельно, рассказал о проведенной работе за прошедшую неделю, о задачах на предстоящую. Задал несколько вопросов, требующих решения политотдела армии. Что-что, а уж в докладах он поднаторел, понял, что хочет слышать начальство, а потому и докладывал, как надо. Не раз шеф хвалил его на сборах и за работу, и за четко сформулированные доклады.
Диалог продолжался:
– Я Вас понял, есть товарищ генерал. Есть. Все сделаю, есть. Кузьма Прокопьевич, послезавтра в командировку к вам мой офицер едет, он адъютанту передаст пару ящиков. Не тяжелые, нет. Сувенирная продукция к юбилейным торжествам. Есть, понял. Есть. Так точно. До свидания.
Начальник политотдела с облегчением вздохнул. Не любил он эти понедельники, доклады по понедельникам, особенно когда врать приходилось. А что сделаешь? Приходится иногда, такова жизнь. Ладно, успокоились, главное теперь отправить посылки.
В областном центре у Первого секретаря планировались какие-то мероприятия, вот шеф и наложил оброк, два ящика водки. Надо сказать, на местном ликероводочном заводе изготавливали прекрасную водку: слава на всю область. Все армейское начальство паслось на этом предприятии. Не сами конечно, через свои службы в дивизии. Вот и сейчас, два ящичка готовились в командировку. Это от политотдела, то есть от него, от Ивана Павловича.
Ну, ладушки, работаем.
В дверь заглянул его заместитель:
– Товарищ полковник, можно?
– А, Сергей Павлович, заходите. Где народ? Давайте, давайте, быстрее, дел сегодня уйма. Пусть заходят.
Бочком, в дверь протиснулись офицеры политического отдела.
Расселись по годами распределенным местам. Так удобнее начальнику. Не надо запоминать фамилии. Повернулся чуть влево, вот он секретарь парткомиссии, чуть вправо, заместитель начальника; а уж Петров ли, Иванов, какая разница? Главное должность, вот она сидит рядом.
– Здравствуйте товарищи. Передохнули? За работу теперь. Дел нынче много. Член Военного совета поблагодарил нас за активное участие в подготовке областных торжеств. Молодцы хорошо потрудились, на славу. Хоть и далека область, а видите, нас тоже услышали. Вчера было внеочередное бюро горкома. Сергеев, что ты удивляешься? Да, и в воскресенье, приходится трудиться. Партия сложные задачи, сами понимаете, ставит. Вот и трудимся.
Иван Павлович нахмурил брови, поднялся с кресла, подошел к окну. Вспомнилась вчерашняя вечеринка: хорошо посидели, ох как хорошо.
– Ну, так вот. В связи с предстоящим празднованием шестидесятилетия образования СССР, разработан и вчера утвержден Городским комитетом партии комплекс мероприятий. Нам отведена весьма значительная роль в этом.
Иван Павлович начал рассказывать, что предстояло делать их дивизии в период подготовки к юбилею страны. Правда, большего, чем усилить, улучшить, добиться и обеспечить, он сказать не мог. И что они там, за столом у председателя горисполкома могли придумать? Так, вскользь, тостом отметили приближающийся юбилей, да и всё. Да и до юбилея еще гора времени. Придумают что-либо. За местных чиновников Иван Павлович особо не переживал.
– Теперь к нашим делам. Сергей Павлович, как там, работу на узле связи завершили? Хорошо. Партбюро, в какое время? Хорошо. А доклад мой готов? Не понял, почему еще нет? Я что, мычать перед коммунистами буду? Через час на стол доклад. Понятно?
Заместитель начальника политотдела съежился, покраснел, сел на свое место.
– Да, Сергей Павлович, надо людей выделить на мебельную фабрику. Проблемы там серьезные, надо помочь товарищам. Человек десять. Возьмите в школе младших специалистов. Что значит, нет людей? Пусть найдут. Передайте, я приказал!
Секретарь парткомиссии напомнил о заседании, назначенном на восемнадцать часов.
– Почему так поздно? На пять давайте. Успею я, успею. Мы на узле быстро закончим. Ясно. Кстати, Арнольд Петрович, со мной пойдете на партбюро. Членов парткомиссии пусть мой заместитель собирает. Все. Работать, работать. Николай, задержись.
Николай, это инструктор политотдела по культурно-массовой работе. Хилый, тщедушный человечек, с большими залысинами. Он всегда умудрялся так сесть на совещании, что было видно только место, где он должен сидеть, но не его самого.
– Опять спрятался! Давай ближе.
Народ быстро просочился в дверь, слышны были облегченные вздохи: "Слава Богу, нынче пронесло".
Начальник политотдела усмехнулся: ну конечно он все это причитания хорошо слышал,– "Не переживайте, ребята, я вас еще сегодня достану".
– Кто посылку повезет? Надежный парень? Смотри, головой отвечаешь. Сам отследи всё. Можешь и на вокзал проскочить. Да не болтай лишнего. Ясно? Теперь вот что. Возьми с сорок третьей рублей двести пятьдесят. Что значит, месячный лимит исчерпан? А куда ты их потратил? Как? Короче, это не мой вопрос. Через пару часов найдешь меня с деньгами. Шагай.
«Вот распустились! Дай им волю, сожрут с потрохами. Я что, на зарплату эти злосчастные подарки и сувениры буду покупать? Совсем распустились», – подумал он.
В дверь кто-то постучал.
– Кто там скребется, заходите.
В кабинет зашел подполковник Стракович, командир части. Именно его на партийной комиссии планировали сегодня разбирать. За что? Да, в общем-то, дело пустячное. Надерзил ему, начальнику политотдела. На прошлой неделе это было. Спускать такое Иван Павлович не мог. Он же не ему грубо отвечал, он в лице начальника политотдела партии дерзил, а такое не прощается. Хотя…
– Заходите, что там у вас?
– Товарищ полковник, я прошу у Вас прощения... Понимаете, устал, видимо, работы много, не успеваю многое, замотался, нервы не в порядке уже, вот и вырвалось как-то само. Извините, пожалуйста. Вы же мудрый человек, понимаете все.
А! Задело, значит. Уже три года переходил в подполковниках, полковником стать захотел.
– Конечно, товарищ подполковник, я могу простить, не зверь, поди. Однако Вы понимаете…
И Иван Павлович принялся пространно рассуждать о совести, чести коммуниста, роли партии в войсках. Любил он эти свои поучения. Рассуждая, больше конечно себя слушал и порой восхищался собой.
Роман Аркадьевич Стракович, стоял мокрый от обильно выступившего пота и преданно ел глазами начальника. А мысли были: скорей бы этот концерт кончился. И еще: все же видел себя командир полковником и думал: может, простит начальник, вот прямо здесь и сейчас? А вдруг?
Иван Павлович завершил свое выступление.
– Вот именно об этом, об ответственности коммуниста, и поговорим на партийной комиссии. Вы знаете, что заседание перенесено на семнадцать часов? Хорошо, все, идите. Посмотрим.
Роман Аркадьевич попятился к двери, потом вдруг вспомнил о своем огромном портфеле, который поставил в уголок, войдя в кабинет. Покраснел.
– Товарищ полковник, разрешите?
Открыв свой безразмерный портфель, достал из него большой, аккуратно упакованный пакет и поставил на стол.
– Что это?
– Да так, – замялся Стракович, – я вот, мы вот подумали…
– Что это, взятка?
– Да что вы, товарищ полковник, что вы, побойтесь бога.
– Какого еще бога? Ну-ка заберите.
Но Стракович уже исчез за массивными дверями кабинета. Иван Павлович задумчиво посмотрел на пакет. И что с ним делать? Глянем для начала, что там. Взяв пакет, он прошел в выделенное тяжелыми шторами в кабинете небольшое помещение, закрытое от взоров посетителей. Что там у нас? В пакете был настоящий продовольственный рай: коньяк, бальзам, Рижский причем – дефицит. Икорка, конфеты, грибочки – грузди и белые грибы.
Иван Павлович ухмыльнулся: "Вот, черти, знают мою слабость к грибам. Всё знают. Что же, не выбрасывать, все пригодится. Хитрющий еврей, знает, чем купить, всё знает, чертяка. Ладно, но построгать на заседании для порядка надо. Однако может он действительно пересидел в подполковниках?"
Иван Павлович подошел к столу. Время было уже около двенадцати часов.
Постучав, в кабинет вошел начальник штаба дивизии Иванов Степан Степанович.
– Разрешите Иван Павлович?
– Да уже вошел, проходи.
– На согласование принес график дежурства командирами дежурных сил.
Никаким нормативным документом это согласование не предусматривалось, но начальник политотдела давно, еще в первый год своего пребывания в должности, установил этот порядок, он и прижился.
Иван Павлович внимательно рассматривал список. Себя увидел. Для порядка нахмурился. Но придраться было не к чему. Подписал график и передал его начальнику штаба.
– Ты в курсе, мы сегодня подводим итоги работы на узле связи?
– Да, конечно, буду обязательно. В четыре, да?
В кабинет влетел заместитель.
– Иван Павлович, вот доклад, последний лист еще допечатывается, я занесу минут через десять.
– Ну что ты бегаешь? Пожар что ли? Бегущий офицер вызывает у людей чувство паники. Знаешь?
– Так точно, прошу извинить.
– Так-то. Ты уже в начальниках должен быть, а все бегаешь.
Заместитель слегка покраснел.
– Ладно, иди к машинистке. Да не беги!
Иван Павлович занялся докладом. Читал, зачёркивал, подчёркивал, делал одному ему понятные пометки. Доклад скуден. Фактического материала кот наплакал, ни тебе ярких примеров, ни толковых мыслей. Да! Придется погонять сегодня этих писак. Ну, погодите!
Зашла инструктор партийного учета, Зинаида Ивановна. Было ей уже за шестьдесят, но он держал её из-за исключительной добросовестности и скрупулезности. Ведь не дай бог ошибку сделать при выписке партбилета. ЧП будет. А с Зинаидой Ивановной такого не происходило.
– Что, милочка, что у нас за вопрос?
– Иван Павлович, надо подписать документы. Кандидат в члены партии. Сержант.
Любил Иван Павлович эту процедуру. Зинаида Ивановна подносит ему старинную перьевую ручку с новым перышком. Предварительно обмакнув перо в чернильницу и медленно, чтобы не капнуть, подносит ручку начальнику. А тот удобно разместившись в кресле, как драгоценность аккуратно берет ручку. Ставит подпись сначала на чистом листе бумаги и лишь затем расписывается в билете и учетной карточке.
Это был целый ритуал. В эти минуты Иван Павлович чувствовал свою особую значительность. В такие мгновения у него вырастал над головой нимб.
Но вернемся на землю.
Пора на обед. Обедал он, как правило, дома. Предварительно позвонив жене, Иван Павлович не спеша двинулся в сторону дома. На машине на обед он не ездил, хотя машина стояла на площадке, а водитель высматривал своего шефа.
Проходя мимо одноэтажного здания штаба тыла, через открытую форточку услышал женский смех: "Чего это они ржут, бездельницы? Работать надо, а они развлекаются. Ну, погодите. Уж я вам сейчас".
Он повернул в сторону штаба тыла. Навстречу бежал заспанный сержант, дежурный, судя по повязке на рукаве гимнастерки.
– Застегнитесь, товарищ сержант, и ремень поправьте.
Иван Павлович зашел в кабинет, в котором продолжали весело смеяться женщины.
– Здравствуйте. Чему радуемся?
На столе стоял аккуратно разрезанный, видимо, домашней выделки торт, лежали россыпью яблоки. На круглой резной подставке, чайник.
– Что за торжество?
Женщины притихли. Одна, что у двери сидела, видимо побойчее всех, улыбнулась.
– Здравствуйте Иван Павлович, вот день рождения у Любы, решили чайком побаловаться.
– Поздравляю, поздравляю, ну отмечать-то в другой обстановке надо бы. Не так ли?
– Так у нас обеденный перерыв.
Это опять та самая, бойкая парирует начальника. Ну, я тебе сейчас.
Иван Павлович опытным глазом осмотрел кабинет.
Есть!
У стола этой самой бойкой учетчицы, звали её, Наталья Петровна, стояла большая мусорная корзина, битком забитая всякой всячиной, в том числе и окурками.
Так они еще здесь и курят? Ну, погодите!
– А что это, красавицы наши, мусор не убираем? Солдатиков вам подавай, самим лень уж и корзину вынести?
Лица у дам стали вытягиваться. Не миновать грозы. Они знали нрав начальника, знали, что он не переносит табачный дым, а уж мусор тем более. Ну, сейчас начнется. И они оказались правы.
Иван Павлович медленно подошел к корзине, поднял её и с улыбкой опрокинул на стол Наталье Петровны.
– Еще раз такое увижу, всех уволю. Я ясно выразился?
Наталья Петровна заплакала.
Эта сегодня точно больше не будет ржать. И Иван Павлович, довольный собой, вышел из кабинета. Навстречу мчался начальник тыла Лялин, подчиненные уже предупредили.
– Иван Павлович, день добрый, рад Вас видеть, проходите ко мне.
– Товарищ полковник, мне неприятно, что у Вас в штабе бардак. Наверно надо бы забрать у вас это здание, раз не умеют люди порядок и чистоту поддерживать. Вы что же, по кабинетам вообще не ходите? Посмотрите, они месяцами за собой не убирают. Ну, разве так можно? Я не шучу. Сегодня же этот вопрос с командиром обсудим.
– Иван Павлович, не сердитесь, я им сейчас такой разнос устрою. Да я…
– Разбирайтесь.
И Иван Павлович с хорошим настроением, – а как же, сделал еще одно доброе дело, – пошел домой.
После обеда, вздремнув часок, так им было заведено давно, начальник политотдела сразу же пошел на заседание партбюро узла связи. Ехать туда не пришлось, это подразделение находилось буквально в ста метрах от дома.
У подъезда казармы нервно вышагивал начальник узла связи, чуть поодаль стояли начальник штаба дивизии и секретарь парткомиссии.
– Что, коммунисты собрались? Пошли?
Ровно в шестнадцать часов началось заседание.
Это был спектакль одного актера. Иван Павлович, не пользуясь текстом, подготовленным ему подчиненными, в течение получаса, громил руководство части. Начальник сидел красный как рак, секретарь партбюро и замполит, как провинившиеся школьники, согнув головы изучали царапины на столах.
А шеф бушевал.
– Да разве это учебный процесс? Сидят, понимаешь, с расстегнутыми воротничками, шум, гам в классе, разве это порядок?
Это Иван Павлович, вспомнил, как однажды, в прошлом году, заходил в учебный корпус. Но кто ему скажет, что это было в прошлом, кто осмелится перечить ему, представителю ЦК партии в дивизии? Все молчали. Начальник политотдела был явно сегодня на коне.
– Начальник штаба, – а это уже к начальнику штаба дивизии, – наведите здесь порядок. Я вижу, товарищ майор не справляется с должностью, надо бы ему помочь.
Начальник штаба тоже стал похож на школяра. А что он может сделать, не спорить же с номенклатурой ЦК, так он за глаза называл Ивана Павловича.
– Поможем, товарищ полковник, обязательно поможем.
В кабинет заглянул заместитель начальника политотдела и передал начальнику какую-то записку.
Иван Павлович медленно, значительно так, как секретный пакет, развернул записку, прочитав, обратился к присутствующим.
– Я прошу прощения, срочно вызывает к телефону Член Военного совета, генерал Спиридонов. Вынужден уйти. Доводите разговор до конца. И принципиальнее, товарищи, принципиальнее. Важный вопрос рассматриваете. Степан Степанович оставайтесь, потом доложите. Всего доброго, товарищи.
Никакой Спиридонов, конечно, не звонил, это просил перезвонить начальник Горторга. Что ему, интересно, надо, только десять человек с его базы вернулись. Опять, наверное, людей попросит. Но позвонить надо, нужный все же человек.
Иван Павлович прошел в кабинет.
– Александр Федорович, здравствуй. Конечно я, а кто еще? Ты что хотел-то? А, вот так даже. Так. Дай подумать. Ну, хорошо, часиков в семь жди.
Ишь ты, в баньку зовет, точно солдат будет клянчить. Ну что же надо сходить, отдохнем хоть.
А жизнь тем временем продолжалась и кипела вовсю. Опять забежал заместитель.
– Опять носишься? Остановись! Что еще?
– Да я напомнить, в пять заседание партийной комиссии, люди собрались.
– А где секретарь, Арнольд где?
Он предварительно с народом работает, командира части разбираем, не просто так.
– Пусть зайдет.
Зашел Арнольд Петрович.
– Ну что, как настроение у людей?
– По-разному, Иван Павлович, мне бы еще минут десять, боюсь, кое-кто не поддержит нас.
– А ты не бойся. Пошли. Меня слушай, я уже все решил.
Иван Павлович решительным шагом пошел в сторону зала заседаний, в котором обычно проходили практически все значимые мероприятия. Зал был оформлен в музейном стиле. Светло, тихо, уютно, торжественно. Начальник политотдела считал, и, наверное, психологически это было правильно, что сама строгость, парадность помещения, будет в любом случае на его стороне.
– Здравствуйте, товарищи, здравствуйте. Рассаживайтесь, пожалуйста. Арнольд Петрович, прошу Вас.
Секретарь партийной комиссии рассказал о порядке работы, выносимых вопросах. Собственно, вопрос был один: персональное дело коммуниста Страковича.
Все же стоит подробнее, уважаемый читатель, рассказать, о "деле Страковича".
Неделю назад, выполняя указания Военного Совета армии, руководящий состав дивизии должен был провести занятия в группах марксистко-ленинской подготовки офицеров. Тема весьма актуальная – "Руководящая роль партии в военном строительстве и защите Отечества". Политотдел спланировал занятия. Себя Иван Павлович записал для выступления в группу офицеров управления технической ракетной базе. Во-первых, поближе к дому будет, всего двадцать километров. Да и народ там как-то спокойнее, интеллигентнее будет, технари все же. Вот только командира начальник политотдела недолюбливал. Не очень ровно он дышал к этой публике, я имею графу пять в личном деле.
Парень вообще-то, начальник базы, был неплохой, деловит, грамотен, требователен, с работой вполне справляется. Одним словом есть в нем командирская жилка. И полковника должны были вот-вот присвоить. Командир уж очень просил его, Иван Павловича, согласовать представление. Но как-то очень уж не лежала душа к этому Страковичу.
Итак, к сути.
На лекцию было представлено девять человек.
– Не понял. А где люди?
Иван Павлович был удивлен до крайности. Ему аудиторию подавай, да побольше, он трибун, любящий большие залы, тогда его не уймешь. А тут девять человек. Это что же он ехал два десятка километров, чтобы увидеть эту безрадостную кучку людей, да еще половина без конспектов?
Что тут началось! Лекцией, естественно, это не назовешь. Это был допрос с пристрастием.
– Так, где народ, доложите!
Начальник базы достал замусоленный лист бумаги и начал по списку проверять людей. Этот болен, тот в наряде, тот на дежурстве. А вот двое в командировке. Все вроде в порядке, все правильно.
И надо же, подставил своего командира, начальник штаба.
– Что-то Петросяна нет на месте. А должен быть.
– Кто это?
– Начальник физподготовки части.
Этого Ивану Павловичу и нужно было. Начался подлинный разгром. Стракович, красный как рак, смиренно ждал своей участи. А над ним гремел гром, и сверкали молнии.
– Да вы людей не знаете, не управляете процессом. У вас здесь стихия правит. Бардак в части. Офицеры на службу месяцами не ходят…
И так далее, и тому подобное. И надо было в этот момент Страковичу брякнуть.
– Где же я вам найду этого лейтенанта?
Всё, это был конец.
Но, оказалось, всё не так просто, это было лишь начало. А конец для Страковича мог прийти вот на этой, именно на этой парткомиссии. Тогда просто был разнос, без взыскания. А на заседании партийной комиссии сидели люди, которые запросто могли и из партии его выгнать. Не выгнать, так уж карьеру командира испортить, это точно.
И вот заседание.
Секретарь парткомиссии предложил заслушать коммуниста Страковича. Роман Аркадьевич в течение пятнадцать минут посыпал голову пеплом, каялся, божился, разве что не крестился.
– Не повторится больше, своей честью клянусь, слово офицера даю…
В обсуждении участвовали почти все члены парткомиссии. Здесь вот надо отдать должное Ивану Павловичу, народ в состав парткомиссии он сам лично подбирал. С большинством перед выборами лично встречался, беседовал, так что он уверен был, по любому вопросу у него будет поддержка всегда.
Страсти накалились. Стоял шум, несколько выше рабочего. Желающих высказаться было еще немало. Пока Иван Павлович молчал, однако пора было брать слово.
– Уважаемые товарищи. Спасибо что нет сегодня равнодушных в этом зале, чувствуется зрелость коммунистов, наше единство, сопереживание за судьбу человека. Да именно так. Судьба человека сегодня в наших руках…
Дальше Иван Павлович по годами отлаженному сценарию длинно и пафосно рассуждал о роли партии в воспитании людей, о Ленине, единстве и сплоченности партийных рядов. По сценарию, обычно в заключение следовало предложение начальника. Поэтому все с нетерпением ждали его, а значит и их решение.
Однако то, чем завершил свою речь начальник политотдела, многих, особенно секретаря партийной комиссии, смутило. Они явнее не были готовы к развязке. Именно к такой развязке.
– Товарищи, мы сегодня встречались с Романом Аркадьевичем. Это был долгий, очень партийный разговор. Человек переживает, понял свои ошибки, а их у него было немало. Коммунист Стракович не потерян для партии, я думаю, он еще много пользы принесет государству. Поэтому я бы предложил вам, товарищи, ограничиться разговором с коммунистом Страковичем. Такой принципиальный, честный разговор, думаю, во сто крат полезнее любого взыскания.
Вот это номер, а секретарь парткомиссии говорил о выговоре с занесением.
Чудеса, да и только!
Дальше все пошло быстро и гладко. Раз шеф свое слово сказал, тому и быть. Получай товарищ Стракович свое "указать", и делай выводы.
А коммунист Стракович, вытирая мокрый от пота лоб, тихо радовался:
"Сра-бо-та-ло! Сработало!"
Это он о подарке начальнику. Вовремя он это сделал, ох как вовремя.
Заседание закрылось, члены парткомиссии расходились, усталые, но довольные. Большинство понимало, тот разнос, который бедному командиру части устроил начальник политотдела, был лишь начальствующими эмоциями и личными амбициями человека. Такой уж им достался амбициозный начальник. А уж проступок Страковича явно не тянул на взыскание, да еще с занесением.
– Стракович, задержитесь.
– Слушаю Вас, товарищ полковник.
– Мы тут вот посоветовались и, видимо, я соглашусь с мнением командира, представим Вас к званию полковник. Уверен, выводы из сегодняшнего разговора вы сделаете.
Стракович, уж было, остынув, вновь вспотел, теперь от счастья.
Иван Павлович довольный собой медленно пошел к стоящей у штаба машине: "Теперь он по гроб меня благодарить будет, да и помнить будет накрепко".
Темнело. Пора было и в Горторг ехать. И проголодался он с этими всякими делами и вопросами. Надо ехать.
Место встречи согласовано уже давно. Это был, так называемый, охотничий домик на берегу озера. Часто он здесь гостил. Иногда и с девчатами. Если народ серьезнее собрался, то без девок. Не пьянка всё же, деловая встреча, а как же. Вот и сейчас ждал его Александр Федорович, так сказать, с распростертыми объятиями.
– Сразу говори, что нужно.
– Иван Павлович, да что вы все о делах, да о делах. Присядем, перекусим. Банька протоплена. Все нормально. Начальник овощной базы подъедет, вы его знаете.
Так и есть, опять людей будут просить. Ну что же, поторгуемся. А пока, вперед, в баньку.
Вечер удался в полной мере: и попарились, и неплохо выпили. Шутили много, смеялись, всё от души. В бильярд шары погоняли. Настроение было прекрасным. Сумел начальник базы выторговать у Ивана Павловича людей. Весна, пора овощи перебрать. Своих сил нет. Кто же на эту базу, в вонь да грязь, работать пойдет? Вот и трудятся каждый год солдатики. А им какая разница, где Родине свой труд отдавать? Солдат и спит – служба идет, и в гнилье ковыряется – тоже служба идет. Всем, одним словом, хорошо.
Домой Иван Павлович пришел поздно. Дети и жена уже спали. Жену поднимать не стал. Разделся, лег в кабинете. Уснул сразу.
_________________________
Будильник прозвонил, как и всегда, в шесть часов тридцать минут.
Иван Павлович, сладко потянувшись, нехотя сел на кровать. Вставать желания не было, но что поделаешь. Надо. Впереди нелегкий день, забот много.
Голова побаливала, вчера видимо перестарались.
Что-то, уважаемый читатель, я повторяться стал, а может, нет, просто у нашего Иван Палыча вся жизнь такая, порядок такой, что все повторяется. Наверно так. Посмотрим, что было дальше.
Перекусив Иван Павлович, подошел к зеркалу. Что же, выглядим неплохо, выглядим молодцом.
Он вышел на улицу. Машина стояла у подъезда…