Каждый сезон природа меняет своё платье и этот "каждый" по-своему уникален. Одно лето не похоже на другое, одна весна - на другую, разве могут тянуться года? Однако, могут, говорят люди. Люди говорят и они говорят без остановок, не делая и капли передышки, они волочатся в этом танце жизни, наконец задыхаясь и впадая в отчаяние, в уныние, в апатию. Как обессиленный танцор, падают наземь, ниц. Как амфетаминовый бегун, срываются и надламываются. Как умирающие.
Захари как-то сбегал от родителей, ещё до того, как они сбежали от него в иной мир. Ещё чаще он сбегал из школы, именно не прогуливал, а сбегал. Прогулять для него было бы слишком предсказуемо, импульсы давали ему жизнь, импульсы заставляли биться его сердце, что ещё может заставить? Многое повторяется, но всё бывает в первый раз.
В ордене дети учились множеству вещей, многим из которых было не суждено быть узнанными за его пределами. Эти занятия искажали, преображали и развращали невинные души - немногим меньше, немногим больше, чем в обыденной обстановке. Своё первое убийство Захари совершил в возрасте 17 лет, когда сбежал из Ордена вместе с Ламией. Пока она отвлекала охранников своими забалтывающими речами, он врезался в них с ножом и убил обоих. Рослые мужчины были готовы ко всему, к нападению полиции, террористов, свидетелей Иеговы, но меньше всего они ожидали пасть от руки ребёнка, которого сами и кормили. Было уже слишком поздно, эти дети одичали, а кровопотери слишком велики. С кровью они вылились из этого места, как алчущие жизни дети - прорвали живот своей матери когтями, вспоминая своего оборотня-отца, несущегося где-то там, вдалеке, в ночной лесной глуши, воющим на Луну.
- Куда ты хочешь пойти? - Захари смотрел на Ламию и пытался отдышаться, они пробежали несколько миль, прежде чем оторваться от мнимой погони, но в действительности за ними не посчитали нужным бежать. На небе красовался полумесяц, готовый порезать небо на лоскутки, вокруг - проезжая трасса и лесная полоса.
Ламия остановилась, переводя сбившееся дыхание и смотрела на Захари, едва ли как не на Бога. Растрепанные волосы, ещё детский не развращенный взгляд;она на минуту задумалась, но в тот миг поняла, что хочет от жизни все. И только с ним, чтобы никого больше. Она хотела превзойти всех, превзойти жизнь и не ломаться, двигаясь только лишь вперёд.
- А давай навестим Город Ангелов, - с искорками в глазах сказала она и это было только начало.
- Ангелов?...У них есть крылья, а нам... - он задумался, почему-то посмотрел в глушь - нам нужны колёса! Четыре колеса ведь лучше, чем четыре ноги? - И Захари, ещё недавно убивший своих "воспитателей" с невинным видом и, в общем-то, мыслями, встал у обочины и начал "ловить машину".
Почему-то девушке не было страшно с ним, но она чувствовала адскую усталость и острую боль в животе. Сколько они не ели? Двенадцать часов, несколько дней, суток? Дети были истощены, но полны решимости стать свободными. Быть теми, кем хочется. Жить так, как у других не хватает смелости и одно это было их внутренним двигателем. Ламия встала неподалёку от парня и просто молча наблюдала. Она никогда не ныла, никогда не жаловалась Захари на боль, голод, усталость и отчаяние. Даже в тот момент, когда они попали в жесткую передрягу с наркодилерами, отцами кайфа и разрушителями детских жизней, когда один из них прострелил Ламии бок, каким-то чудом, не задев жизненно-важных органов, она не говорила о боли ни слова, только обильное кровотечение выдало ее печальное состояние, но они были уже далеко от того места, где рисковали расстаться и не только с жизнью.
Судьба не стала испытывать их характер, решив смилостивится и отводила каждого автомобилиста от попытки Захари привлечь внимания. У парней это, действительно, плохо получается. Они не ловят бабочек, не ловят машины, лишь любуются как тем, так и другим. Желают их.
На желания Захари явился автобус. Полуночный экспресс, практически пустой, если не брать во внимания само водителя и слепого старика на первых рядах.
- Захари, может, не надо?-проговорила девушка, насторожившись странным явлением впереди себя.
- Чего ты боишься? Тебе не нравятся автобусы?
- Посмотри на водителя. Он какой-то странный...
- О, да они все такие. Сутками едут и едут, черт знает куда. Но этот нам по пути, пошли! - Захари сказал это безапеляционно, взяв девушку за руку и войдя в этот автобус. Ребенку он мог бы показаться металлическим чудовищем, пожирающим людей, но они ведь выходят оттуда когда-то, правда?
Захари отвёл её в самую глубь, пару раз они чуть не потеряли равновесие, когда "монстр тронулся", и всё-таки уселись на широких задних рядах. Здесь показывалось кино их жизни - дорога к Ангелам, асфальт исчезал под колёсами, жадно поглощаемый скоростью.
У обоих ребят было чувство предвкушения внутри и они без сожаления прощались с этим местом, что одновременно и вскормило их и пыталось уничтожить. Не заметно для себя юная Ламия уснула на плече Захари, а парень, держа ее за руку, смотрел в окно и думал о чем-то своём. Теперь ему придётся отвечать за них двоих.
Город Ангелов - оставь надежду, всяк сюда входящий, кого ты ожидал здесь увидеть, странник? Парящих над бренной землею людей? И правда, многие здесь желают воспарить, улететь, куда-то вдаль, вернуть потерянные крылья...но давай вспомним, кто был лишён крыльев?..
Ламия стала очарована этой скоростью, этими переменами, всякое препятствие встававшее у них на пути, они преодолевали вместе. Ничто не могло их остановить, кроме пули в лоб, всё лишь предавало сил, ускоряло ток времени и ток сердца. Она не была одинока в этом чувстве, Захари тоже нравилось совершать подвиги, но с каждым новым подвигом, он становился всё мрачнее и мрачнее, жизнь кипела в нём и оставляла осадок, накипь. Куда привела их эта дорога? Сначала в Лос-Анджелес, теперь - они находились в притоне. И хотя вокруг не было роз и лиан, но сохранялось стойкое ощущение, будто они попали в заповедный сад, потерянный рай. Вот, перед ним стоит Пётр - он русский, приехал сюда, как они когда-то, но прошёл значительно больше, был значительно старше и изменился он тоже...значительно. Пётр был местным наркодельцом, именно через него проходил основной трафик мета - этих стеклянных кристаллов, способных заставить сердце биться чаще и с такой же легкостью способные разбить его на осколки, когда то, наконец остынет. Ты есть - что ты ешь. На удивление, сам Пётр не употреблял, он был закалённый русский мужчина, способный в английском и несмотря на свои немаленькие габариты, достаточно умный. Впрочем, в этом бизнесе нечего делать полным дуракам.
- Итак, вы хотите попробовать мои кристаллы? И поэтому пришли прямо сюда, ко мне? Нравится брать всё из источника? - Пётр говорил без акцента, любил говорить помногу и засыпать вопросами. - У меня на родине есть сказка про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, кстати, а как вас зовут?
- Ламия,-проговорила девушка. Пётр откровенно разглядывал ее, будто применял для неё какую-то роль, словно дорогую брендовую шмотку;так делают только мужчины, обожающие своих дам.-
- Ламия? Странное имя. Вы, наверное, тоже не отсюда?
- Какое это имеет значение?
- Здесь - никакого. - Пётр оценивающе посмотрел на Захари, меряя взглядом его платежоспособность. - Деньги вперёд.
- Сколько с нас? - спросил Захари
- Десять тысяч долларов.
- Это какие-то бешеные деньги, всего за несколько грамм!
- И это мне говорит еврей? - нахмурил брови Пётр - Я с евреями не торгуюсь. Мет стоит 100 долларов, остальное - за доверие. А вы думали - в сказку попали?