___От Автора: фанфикшен по "Планете обезьян", версия 2012-14. Люблю их всех.____
– Засранец, – глухо прокатилось по логу эхо и застучало в ободранные, как ноги Эша, стволы сосен.
Упали с обрыва камушки. В панике зашуршал под папоротниками какой-то мелкий зверек.
Эшу хотелось ответить. Он не мог, да и отец не погладил бы его за это. Сказано было – не будешь слушаться Кобы, погибнешь.
Интересно, что Синеглазому сказал на этот счет его отец, царь и глава Совета? Эшу представилось, что царь, должно быть, говорит с сыном обо всем.
Царь всегда – Цезарь. Но у них с другом был разговор. «Твой отец, Эш, был царем до Цезаря». – «Мой отец не был Цезарем. Глупый ты».
Эш ничего не понимал, а теперь ещё и ноги болели из-за падения. И немного руки. Коба ругался. Поделом Коба их обоих ругает – они не выспались накануне, а теперь плохо реагировали и не могли хорошо бросать. Как ленивые люди, что, по рассказам взрослых, до утра сидели в помещениях с колесом, где прыгали и ели, а потом ходили вялые до следующей ночи.
– Копье – изобретение бонобо, – Коба поднял оба копья и затряс ими. – Бонобо изобретатели. Интеллектуальная элита!
Эш открыл рот и тихонько ухнул.
«Бонобо миролюбивые», – мягко жестикулируя, показал Синеглазый.
– Бонобо не слабые! Мы защищаем нас. Я защищаю твоего отца. Тебя. Эша. Копье – оружие. Оружие – еда. Оружие – безопасность.
«Гориллы едят без копья», – с улыбкой высказался Синеглазый.
– Гориллы возьмут копье, когда опасность!
Украдкой разглядывая то одного, то другого, Эш видел в синих-синих глазах своего приятеля что-то незнакомое. Оно появлялось только во взгляде на Кобу.
Синеглазый не отходил от Кобы. Когда они учились только держать копье, Синеглазый даже взять его как следует не мог, и все для того, чтобы Коба все время помогал ему.
Коба держал его за плечо и направлял его руку. Повисая вниз головой, Коба тоже бросал копье очень точно. Он даже мог бросить ногой и попасть в цель. У Эша пока так хорошо не получалось, но мало-помалу и Эш учился.
К вечеру они очень устали. Эш тихонько раскачивался в своей постели наверху и просто чувствовал, как крепнут и растут мускулы. Внизу мать сидела в обнимку со своей только-только вошедшей подругой – вытянув губы, тщательно выбирала что-то из ее заиндевевшей шерсти. Отец вполголоса, старательно читал что-то вслух для Доу, молодого бонобо, который совсем недавно присоединился к их семье. Доу не перебивал, закрыв глаза и прислонившись спиной к коленям Ракеты.
«Хорошо бы Кобе тоже у нас жить. Он мудрый и самый лучший. Коба был бы моей гордостью», – Эш начал дремать.
Снаружи доносились голоса. Эш тоже зашевелил губами и заурчал, пытаясь говорить. Получилось не очень хорошо, и он, скучая, поглядел вниз, в густеющую темноту. Маленький светильник горел возле дремавшего Ракеты, и Эш показал Доу: «Осторожнее, не опрокинь огонь, пожалуйста». Тот посмотрел на него без всякого выражения на лице, но кивнул. Потом покосился на крепко спящую главу семейства и придвинулся ближе к Ракете, закинув на него руку.
Хотелось вылезти наружу и найти Кобу.
Снаружи было так тепло – время наступило просто восхитительное. Кусочки неба над головой, проглядывая сквозь плотный потолок из ветвей, были синими, с налетом как будто перламутрового порошка – это летние облака догоняли ночь.
Сейчас она придет. Ночью обезьяны должны спать – все, кроме дозорных. Но Эшу очень нравилось гулять ночами, и он к тому же знал, что многие из его ровесников – тоже любители гулять по темному лесу вокруг поселения.
Внизу лежал затихший ещё до рождения Эша город людей. Он казался мертвым. Выбравшийся на свежий воздух Эш вообразил, как там кишат люди, шумя, воняя и замышляя плохое против обезьян, и сильно вздрогнул.
Все тело Кобы – когда-то прекрасное, как тела Синеглазого и Эша, – было доказательством ужасной натуры людей. Оторванная с его лица кожа и грязно-розовый лоскут на ее месте, так и не зажившие шрамы на теле, незрячий левый глаз. Эш погладил себя по плечам, представляя себя таким же обезображенным, поморщился от представленного и недовольно фыркнул.
– Тихо! – послышалось снизу, из-под деревьев. Зашуршала трава.
Он замер и вгляделся в тьму внизу. Кто-то предостерегал кого-то, не желая быть увиденным, и у предостерегающего был голос Кобы.
Эш притаился, словно на охоте. На охоту его не брали ещё ни одного раза, но он знал, что при выслеживании нужно притаиться. А он так или иначе выслеживал.
Снизу донеслись нежные, воркующие, будто успокаивающие, отрывистые звуки, и он узнал Синеглазого. Кольнула легкая обида – Коба его взял тренировать, как он это называл, а вот Эша не взял. Потом будет ругаться, но ведь тренировки по ночам...
– Видишь меня? Да. Вот это. Вот это тоже... трогай. Оно болит и сегодня. Они есть, хитры они. Изобретательны, интеллектуалы. В один раз они не исчезнут. Они там ещё есть. Ждут нападать.
Снова ласковое урчание Синеглазого и шелест – кто-то из них двоих там устраивался удобнее на подстилке из листьев и мха.
– Нет! Нет!! Нет никакого доверия. Все они злы. Они ждут слабости. Не верь им. Если встретишь, надо только убивать!
Длинная пауза – Эш, как ни всматривался, не мог разглядеть, что показывал Синеглазый.
Коба зарычал.
– Твой отец мог ошибиться! Обезьяне свойственно ошибаться! Это мудрость. Если бы человек твоего отца не умер, он бы тоже ставил на нем опыты, сделал бы Цезаря больным, резал. Вырезал бы тебя из живота живой Корнелии и ставил опыты. Они так делают!
Эш откинул голову и вытянул шею, как мог. Наконец он их увидел.
Коба сидел, опираясь руками о землю, а Синеглазый стоял рядом и поочередно руками и зубами выбирал соринки из шерсти на загривке учителя, по временам сплёвывая. У него был сосредоточенный, но в то же время расслабленный вид. Видимо, ему наскучило спорить про людей.
– Ты красивый, как твой отец. Ты маленький Цезарь. Твоя мать хотела назвать тебя Ривер... как эту реку. Ты за рекой родился, ты новая обезьяна. Ты символ. Но у тебя были очень синие глаза. Они и теперь такие. Я назвал тебя Синеглазым. Правильно.
Эшу вдруг очень захотелось оказаться на месте своего друга – там, рядом с Кобой.
Он вдруг понял, что хочет спариться с Кобой, и почувствовал горечь от того, что убежать теперь нельзя – его обязательно услышат. Значит, ему придется смотреть.
Но эти двое внизу ничего не сделали.
Они поцеловались несколько раз, и Синеглазый немного погодя ушел.
Бонобо неподвижно сидели – старший под деревом, младший в ветвях, и когда наступило утро и Эш свалился во сне, он не мог понять, почему прибежал сюда среди ночи, кого искал и что ему снилось. Под деревом никого не было. А мертвый человеческий город все так же молчал.
Эш поднялся и, прихрамывая на затекших ногах, по земле, пошел к дому своей семьи.
Он так и не понимал, почему по-прежнему не боится людей.