Гомонок

Иван Юлаев
       В субботу на последний урок учительница опаздывала, и ученики шумели, озорничали. Андрей тоже шумел, Любку Крохалеву, одновариантницу донимал. То рожицами донимал, то переглядками, то за косу дергал. Любка с красными щеками, закричала:
- Если будешь донимать, конфет не получишь!
- Каких таких конфет?
- А таких, шоколадных, по семь рублей! Мне деньги дали, я целый килограмм могу купить!
- Таких конфет не бывает, по семь рублей. Да у тебя столько денег нет!
- Нет?
- Да конечно, нет!
- А это что? – и показала Любка Андрею кожаный кошелек с двумя блестящими шариками-застежками, гомонок.
- Да он пустой, - засмеялся Андрей, - каждый может показать.
- Каждый?! – хотела Любка доказать, что не пустой кошелек, да не успела:

      Ленька Прокужонок, сосед Андрея по парте, выхватил у Любки кошелек из рук и подкинул вверх. Пока кошелек был в воздухе, к нему сразу несколько рук протянулось, а потом еще кидали и ловили. Любка ходила по классу, пыталась кошелек себе вернуть, сердилась на ребят. В самый разгар суматохи зашел в класс учитель физкультуры, подтянутый Егор Петрович и с недоумением уставился на все эти безобразия. Пока учителя заметили, пока по местам разобрались, целых, наверное, две минуты прошло. Но вот все успокоились, только шумно дышат, учитель обвел взглядом класс и сказал:
- История сегодня у вас отменяется, идите потихоньку домой.

     Тут как все закричали «ура!», Егор Петрович даже руку поднял. Ученики уже к дверям направились, а Любка Крохалева обиженно говорит:
- Егор Петрович, а у меня кошелек пропал.
- Как так пропал? – спросил в недоумении учитель и ребят у дверей остановил. – Какой кошелек?
- Мой, - говорит Любка, - там семь рублей было.
- Та-ак, - сказал учитель, - ну-ка сели все по местам.

   Расселись все по местам и на Любку Крохалеву с перепугу  как на инспектора смотрят.
- Расскажи-ка, Крохалева, все по порядку, - попросил Любку Егор Петрович. – Как все было?
- Мы разговаривали с Андреем, - начала рассказывать Любка, - и заспорили о конфетах. Я ему сказала, что могу целый килограмм купить, а он не поверил. Тогда я достала кошелек и хотела показать деньги, но кошелек у меня из рук вырвали.
- Кто вырвал? – строго спросил учитель.
- Я не заметила.
- Андрей, - подошел Егор Петрович к парте Андрея, - ты вырвал кошелек из рук Крохалевой?
- Нет, не я, - ответил Андрей, а сам думает: «Что ж Прокужонок-то молчит?»
- А кто?

    Весь класс молчит, и Андрей молчит, растерялся.
-  Ну, вот что, - сказал учитель в раздумье, - пока кошелек не найдете, из класса никто не выйдет. И не тяните время!
Ученики полезли под парты, шушукаются. Прокужонок тоже под парту нырнул, а вылез весь красный, глаза на Андрея вылупил и молчит.
- Ты чего? – спросил Андрей Женьку.
- Ничего, - говорит Прокужонок, а сам от Андрея пятится.

    «Может, и правда кошелек завалился куда? – подумал Андрей. – Может, он под ногой у меня, а весь класс мучается, надо посмотреть». Нагнулся, и точно! Кошелек под партой лежит!
- Вот он где! – Андрей с сияющей улыбкой выбрался из-под парты с кошельком.

   Все ученики обернулись к Андрею и затихли с удивленными рожицами.
- Ну, все понятно, -  усмехнулся Егор Петрович, покачал головой и вышел из класса.
Уже на улице Андрея догнал запыхавшийся Ленька:
- Ты что, – заорал он на Андрея, – с ума спятил?
- А что? – удивился Андрей.
- Ты зачем гомонок-то поднял, голова?
- А что? – удивился Андрей еще больше. – Не Любкин, что ли?
- Да Любкин! Только ведь все подумали, что ты его для себя стындил, а потом учителя испугался и вернул. Понял?
- Все подумали?! – Андрей даже остановился. – Для себя стындил?
- Мозги включать надо! – наседал Прокужонок. - Мозги не научишься включать, всю жизнь виноватым ходить будешь!
- Что ж, тому кошельку под партой сто лет, что ли, лежать? – не сдавался Андрей.
- Да пошел ты, - устало вздохнул Прокужонок, - делай, как знаешь! – и недовольный убежал вперед.

   Всю дорогу до дома Андрей не мог успокоиться, Ленькины слова не выходили из головы. Сначала он решил рассказать обо всем отцу, услышать от него добрый совет, но передумал: взрослым не всегда есть дело до детей. Только перед самым домом сказал себе: «Все же я прав, потому что ни в чем не виноват. А до «всех» мне дела нет. И точка!»