Зависть

Четырехэтажная "хрущевка" глухонемых затерялась между сталинскими бараками и панельными "брежневскими небоскребами". Дома была одна хозяйка, ее смена на заводе общества глухонемых начиналась вечером. Наше полумолчаливое общение происходило в анекдотической форме: слабо разговаривающая переводчица с языка глухонемых переводила мне слова хозяйки, я пытался переводить перевод переводчицы на понятный мне язык и задавал вопрос за вопросом, положенные в таких случаях. Страшно было представить, в каком виде, в результате работы обратной цепочки перевода, эти вопросы доходили к хозяйке. Достоверность информации, полученной таким путанным путем, наверняка была невелика. Но мало-помалу опросный лист заполнялся: рост, вес, приметы, подруги, друзья, одежда, привычки, пропали ли из дома вещи и деньги, адреса родственников и много-много чего еще, полезного, а чаще бесполезного в таких случаях. Девчонка была шустрая, чернявенькая, смуглая, видимо в мать. Отца ее я не знал, от него в семье не осталось не то что фотографии, но даже адреса возможного места жительства. Ушел человек из семьи и точка. Фамилию свою и отчество оставил дочери, а сам, с одним именем, затерялся на просторах некогда необъятной, Родины. Разговор закончился, по раз и навсегда заведенному порядку перешли к осмотру. Перелистывая альбомы, перекладывая фотографии и перебирая письма, в незамысловатых недрах девичьей комнаты обнаружили письмо девочки почти неизвестному ей отцу. Переполненное щемящей щенячью нежностью и безысходностью детской любви. Нас, находящихся рядом, поучающих и воспитывающих, одевающих и кормящих, не спящих ночей и сходящих с ума от отчаяния и беспомощности родительской любви, никогда не будут так любить, как этого затерявшегося между городами и весями прощелыгу. Протокол был оформлен, подписан, вложен в папку из кожзаменителя и начал свой путь к пыльному архиву дел о без вести пропавших.