На тридцатьчетверке до победы

Лев Кубышкин
               
               
      
На тридцатьчетверке до победы.
Слова «отец», «Отечество», «Отечественная  война» в моём сознании возникают одновременно. В памяти детства отложилось - мужики  завидовали моему отцу Борису Михайловичу Кубышкину, что  вернулся с войны целым. Он оправдывался, говоря, что трижды ранен, дважды контужен. Отцу, действительно повезло, из фронтовиков 1924 года рождения,  домой вернулся лишь каждый двадцать пятый.   
  Тогда, в 50-е годы, безногие, безрукие  были нормой, сейчас народ красивый, не калеченый.  Тело моего бати было всё в шрамах и буквально нашпиговано осколками. Когда на одной из медицинских комиссий он попросил их удалить, молоденький хирург пошутил, что железо полезно в организме. Тогда отец предложил врачу забить себе пару гвоздей в спину, чтоб ему стало так же хорошо. Таким и остался отец в моей памяти резким, смелым, жестким.
      Призвали его в 1942-м. Попал в Рыбинское танковое училище, где за девять месяцев готовили младших лейтенантов, командиров танка.  Рыбинск немец бомбил постоянно. Приходилось разбирать завалы, доставать погибших. Был  случай, когда  под завалом оказалась молодая пара в объятиях друг друга – их сразило одним осколком.
 После училища -  Курская дуга. Немец наступал мощно. Часть, в которой сражался мой отец командиром экипажа тридцатьчетверки, в жестоких боях потеряла всю технику. Оставшихся в живых,  майор попытался вывести, но был остановлен  заградотрядом.
 Небольшая группа танкистов  в числе других продолжила бой в окопах. Немцы забрасывали их пехотными гранатами.  Наши, если успевали, выбрасывали их обратно. Отец выкинул три гранаты, четвертая взорвалась во время броска, осколки прошили руку. Перевязав рану, он продолжил бой.  Через несколько дней рана загноилась. По причине отсутствия обезболивающих средств, операцию провели вживую. Врач сказал: «Или руку отнимать или терпи, молодой должен выдержать». На правой руке остались два длинных широких шрама. Маленьким я иногда просил их потрогать - кожа на шрамах была гладкая, блестящая, я  проводил пальцем вдоль шрамов и боялся. 
 После госпиталя мой отец попал в полк прорыва. Наступление на Одессу и контуженный с пробитыми легкими танкист снова на лечение. Вернувшись в строй он,  в составе конно- механизированной  группы  генерала Плиева участвует в  рейде по  Украине. Много тогда побили немцев, жаль только, что и из  наших конников с рейда вернулся лишь каждый десятый - немецкая авиация расстреляла кавалерию в степи. Танки вернулись почти все.
  Далее 3-й Украинский  фронт, южная Украина, непрерывные бои. Однажды, порывшись в отцовских документах,  я спросил его: « Пап, ты говорил, что воевал два года, а тут выходит меньше четырёх  месяцев – остальное время в госпиталях лечился.  Как же так?» Ничего мне не ответил тогда отец, только   горько  усмехнулся.  Сейчас понимаю на войне день как год. Очень  жаркие бои были в Венгрии. Город Секешвехервар оказался сильно укреплённым. Какое-то время дивизии, штурмовавшие его, несли многочисленные потери – погибли тысячи, а успеха не было. Наступление остановилось. Командование приняло решение «бросить» на город офицерский штрафной батальон в составе двух тысяч человек и полк прорыва, в  котором  воевал мой отец.  Офицерам  штрафбата,   в случае взятия города, было обещано прощение и возвращение прежних званий. Дождавшись дождливой  ночи, штрафники уползли в темноту. Они взяли город. Танкисты  должны были поддержать, штрафников  лишь услышав стрельбу.  Только на рассвете в Секешвехерваре раздались выстрелы,  и танки  пошли в город. Повсюду   на  улицах валялись трупы, много в нижнем белье  с ножевыми панами. Немцы отдыхали не в окопах, а на  квартирах, где и были вырезаны. От штрафного батальона осталось  четыреста человек.
                Последнее мощное танковое наступление немцев было в районе озера Балатон. В том бою отец был в очередной раз ранен и отправлен в госпиталь.  Как – то  я  спросил его,  сколько немецких танков он подбил.
-Три - ответил отец.
-А своих сколько  потерял?
- Четыре машины у меня сгорело….
Помню, я почувствовал горькое разочарование - счёт-то не в нашу пользу.
-Ну, зачти на мне ещё две пушки, которые я раздавил-попросил отец.
- Да что пушки - они же маленькие!
 Сейчас я понимаю, что мои детские «упрёки» были неприятны для отца. Каково  было раненому  танкисту гореть в подбитых танках и выжить? После Балатона он «брал»  Австрию,  штурмовал Прагу, затем снова госпиталь.
Однажды  поинтересовался у отца, не боялся ли он, что его убьют на войне.
-Нет - ответил он. Я знал, что не убьют, ранить могут, но не убьют.
Так я узнал об интересной истории,   случившейся  с отцом перед отправкой на фронт. На вокзале к моему отцу подошла цыганка посмотрела на  его, а затем вернулась  к моей бабушке и сказала ей, что бы так сильно не плакала, сын твой вернётся живым, но сильно израненным и умрёт свое смертью в 67 лет. Об этом отец узнал из письма.   
Для меня мой отец - герой, защитивший  страну, мать, отца, братьев, сестру. В числе других наград его грудь украшал орден красной звезды, полученный за бой под  Измаилом. Проходят годы , все меньше победителей Великой Отечественной…  Вот и моего отца  уже давно нет в живых. Но память о нём согревает мне сердце. Становясь старше я всё четче осознаю, какой  дорогой ценой оплачена Победа.