Если вам кто-то скажет, что археологи — «народ», пренебрегающий спиртным, убедительно прошу вас: не верьте! Представители нашей мужественной и романтической профессии, впрочем, как и наши собратья — геологи, в силу специфики этой нелёгкой работы нередко получают разного рода стрессы. Снимают же их в экспедициях, чаще всего, старым испытанным способом. Правда, иногда «снятие стресса» становится привычкой и распространяется на послеэкспедиционную жизнь «нашего брата». Вместе с тем, хочу подчеркнуть, что мой многолетний опыт пребывания в археологической среде свидетельствует о том, что настоящих алкоголиков, то есть реально спившихся людей, в ней почти нет, в отличие от изредка «потребляющего зелье люда».
Это я всё к тому, что мой коллега Палыч как раз и относился к категории не системно, но с удовольствием выпивающих мужчин, как, впрочем, и многие из нас.
Надо сказать, что деньги у него в руках вообще как-то не задерживались, И это было всегда. Даже тогда, когда он, параллельно с работой в нашем Институте, преподавал в разных киевских вузах, получая соответствующую зарплату.
Может, и по этой причине определённое время Палыч не занимал каких-либо «командных» постов в экспедициях, связанных с финансовой ответственностью. Но ситуация изменилась во второй половине 1980-х годов, в период археологических работ крупной новостроечной экспедиции в зоне затопления земель строящейся Днестровской ГЭС. Экспедиция имела несколько отрядов с самостоятельным финансированием. Один из них, связанный тематически с работой нашего научного подразделения, и возглавил Палыч. Наш отряд осуществлял раскопки одного их поселений скифского времени, на правом берегу быстрого и довольно мутного Днестра. Жили мы в небольшой сельской гостинице, а питались в колхозной столовой.
Публика в экспедиции подобралась весьма разношерстная. Помимо Палыча, меня и ещё одной сотрудницы нашего Института, была группа школьников — любителей древней истории, жаждущих приобщиться к её таинствам, и несколько киевских художников — семейная пара и брат с сестрой с птичьей фамилией «Скворец». «Деятели искусств» стационарно трудиться где-либо пренебрегали, перебивались случайными подработками, в том числе в экспедициях, гордо именуя себя представителями киевского андеграунда. При этом они не только выпивали, но и периодически «травились» какой-то «дурью». Правда, когда Палыч брал их в экспедицию, по совету институтского коллеги под роскошным прозвищем «Барон», он вовсе не знал об этих слабостях «андеграундистов». Позже выяснилось, что «художники» в экспедиции к тому же слегка приворовывали, в основном мелкую экспедиционную роскошь — «сгущёнку», обменивая её у местных жителей на плодово-ягодное вино.... Впрочем, в целом они работали неплохо.
...В тот вечер Палыч приехал из столицы, отягченный денежным вливанием со стороны родного Института на целый месяц.
Похлопывая рукой по полевой сумке, где таились некие финансы, он радостно приговаривал: — Ну, вот хоть какое-то время поживем, как люди!
…Судьба порой бывает коварной! В этот день кто-то из «Скворцов» – то ли Виктор, то ли его сестра Татьяна, которую Палыч с ехидцей называл «Скворчиха», объявился именинником. И «народ» после тяжелого раскопочного дня, вечером, решил отпраздновать это событие. К тому времени, когда мы с Палычем появились у экспедиционного костра, в молодом яблоневом саду, все уже были в чрезмерно радостном настроении.
— «Штрафную» рюмку начальникам! — завопил основательно пьяненький Скворец.
И рюмки замелькали… Я, по мере сил, стремился удерживать поводья желаний, а Палыч, похоже, отпустил их полностью и вошел в раж, а затем — в кураж! На каком-то этапе празднества он, вероятно, почувствовал себя в образе разгульного купца. Рывком расстегнув полевую сумку, Палыч начал метать в «народ» ассигнации, которые по приземлению, подхватывались присутствующими, несмотря на их крайне возбужденное состояние. Окончив купечествовать, Палыч заодно выкинул и сумку, и затем запел, подняв бороду к звездам. Подобрав сумку, я стал изымать общественные деньги у загулявшего «народа», хотя, честно признаюсь, сделать это было вовсе не легко: некоторые из празднующих ощущали их уже вполне своими…
Поутру, с трудом оторвав голову от подушки, а затем, пошарив под нею рукой в надежде найти полевую сумку (а её там не оказалось!), Палыч произнёс несказанно грустным голосом следующую тираду: — Твою мать! Прогулял всё: ум, честь, совесть и полевую сумку с общественными деньгами!
Я, выдержав, по Станиславскому, паузу, извлёк из-под своей подушки полевую сумку с финансами и перебросил её Палычу.
— «Отец», спаситель ты наш! — заорал в радости Палыч, увидев целыми деньги в сумке. — Завтра же — в ресторацию, отметим торжество твоего благоразумия!