Их, наверняка, существовало неисчислимое количество, тьма тьмущая ушедших уже песен, и каждый день новые сонмы их валятся Туда, в Небытие... Им на смену возникают новые, часто пустее пустых, по сравнению с которыми пресловутые "яблоки на снегу, яблоки на снегу...", (вымученная пустышка без звука и смысла, без чувства) - вершина литературно-музыкальной культуры! Если же попытаться представить некую песню живым организмом, отнестись "по-человечески" к её рождению и уходу, обнаружится...
Основы музыкальной культуры в меня были заложены моими родными (и об этом я уже писал). Понимание же того, что такое "хор" - как форма и как коллектив - это идёт от Дедуся; он был маминым папой.
Первым учебным заведением, которое закончил мой Дедусь, была Духовная семинария в Рязани. В молодые годы - став уже учителем географии - помимо преподавательской деятельности он был ещё и регентом церковного хора какой-то церкви в Анапе. А ещё руководил детскими хорами, им же и созданными в Анапской школе № 1 (и где-то ещё). Обладая идеальным слухом, он и нас, своих внуков, во время войны всячески приобщал к хоровому пению... Особенно он любил мужские хоры - кубанский казачий и Ансамбль Красноармейской песни и пляски. Да что там хоры! Благодаря ему, именно с той поры я понял, что такое оперное искусство и запомнил немало арий, оперных хоров, дуэтов и всего остального. Помню, как вместе с Бабусей они исполняли дуэт Одарки и Карася из оперы Гулак-Артемовского "Запорожець за Дунаем", а им из радиорепродуктора вторили Литвиненко-Вольгемут и Потаржинский:
...- Може выпiв, може выпiв цiльну кварту,
але выпiв, але выпiв пiвный кiвш?
- Нi, не пiв, не пiв, ей-богу -
тiльки чарочку, не бiльш!...
Дедусь с пониманием относился к моему увлечению военными и строевыми песнями - пионерскими тоже (их много появилось во время войны) - но всё-таки подталкивал меня к более серьёзному, толковому - к тем же мужским хорам! - но мне было пока не до них. Однажды вместе с Бабусей они вспоминали, как в десятые годы (лет за восемь до революции) слушали где-то выступление хора под управлением Свешникова - я впервые услыхал об этом имени. Дедусь предложил: "давай, споём ему про Ермака" - она усмехнулась: "пой, неуёмный"...
Я, конечно, знал уже, кто такой был Ермак, что погиб он, утонув в Иртыше - его утопила кольчуга, которой одарил его царь Иван Грозный. Это была не просто песня, а целое представление. Было впечатление, что поёт хор на разные голоса. Дедусь напел партии басов и теноров, даже женские, что было особенно смешно! Но я всё запомнил, все партии песни, исполнявшейся когда-то хором которым руководил легендарный Свешников. Слова запомнил тоже. А лет пятнадцать тому назад случайно обнаружил мамину тетрадку...
Когда мама была совсем-совсем молодой, записывала в тетрадь понравившиеся ей стихи Апухтина, Есенина, Надсона; среди них встречались её собственного сочинения стихи и подаренные ей молодыми парнями - тоже... И среди всего этого я обнаружил текст песни о Ермаке.
Я, конечно, и без этого помнил весь текст, но мне было не просто приятно увидеть записанные рукой мамы слова песни; это - другое: пахнуло временем семидесятилетней давности, всем тем, что окружало тогда, во время войны, в годы эвакуации меня, мальчишку...
За Уральским хребтом, за рекой Иртышом,
на далёких отрогах Алтая
стоит холм, а на нём за кедровым шатром
есть могила совсем забытАя.
Здесь ни вран не летит, дикий зверь не бежит
этим местом, где кроется Диво:
заколдован курган, с ним и кедр-великан,
что разросся так пышно, красиво...
Говорят, что под ним великан-исполин,
и в броню, и в кольчугу одетый,
неспокойно лежит, потому, что зарыт
по обрядам отцов не отпетый...
Триста лет, говорят, это было назад...
Рыбаки в Иртыше неводили
и в мерЕже лдной там на берег крутой
вместо рыб мертвеца притащили...
Был в броне боевой, был в кольчуге стальной
роста страшного Пойманный В Сети,
и дивились ему, великану тому,
рыбаки простодушные эти.
Но, не зная, как быть, как покойника сбыть,
чтоб на грех не затеять бы дела,
порешили всё скрыть и скорее зарыть
это мёртвое страшное тело...
И с тех пор только день - перед днём ходит тень:
из могилы покойник выходит
и всю ногчь напролёт по холмУ взад-вперёд
с тяжким стоном задумчиво бродит...
Есть в народе молва, что порою слова
можно слышать - к могиле склонитесь:
"Я донской был казак по прозванью Ермак...
О покое моём помолитесь...
Молитесь..."
Как-то в конце семидесятых с давними моими товарищами-военмехами (сколько походов в составе агитбригады прошли вместе в пятидесятые!) поехали мы на моей "победе" вчетвером за грибами на полуостров Киперот (это за Приморском, бывшим Койвисто). Поймав, видимо, тональность и настрой нашей команды, я на движении во весь голос спел (как когда-то научил Дедусь) ребятам про Ермака. Впечатление, которое произвела песня, они помнят и сегодня. Не так давно пригласили меня на встречу с руководителем хора ветеранов при ДК им. Газа, искавшим новые хоровые песни (в этом хоре они выступают до сих пор!). Я отпечатал текст, напел мелодию, потом под аккомпанемент фортепиано вымучил песню...
"Что ж, хорошо, красиво", - сказал руководитель хора и прошёлся ещё раз услышанной мелодией по клавишам рояля. Затем вздохнул: "Мнда-а, умели наши деды создавать музыкальные красоты... Но, уж длинно-то как всё это... Не выдержит ведь зал - не те ныне вкусы, да и время не то..."
Знать бы мне науку музыки, занёс бы на нотный стан звучащую во мне мелодию... И странно сознавать, что сегодня никто в стране, в мире не знает, что существует ещё - хоть только в моей памяти - красивая песня, и недалёк час, когда она безвозвратно уйдёт от нас. Вернее, от тех, кто читает эти строки...