Есенин перед смертью убедительно произнёс:
"В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей".
При этом он обмакнул перо в собственную кровь и запечатлел странный рисунок слов на листке бумаги.
Получилось жуткое поэтическое свидетельство земного бытия, ужасный документ, потрясающий воображение.
Ведь и сами по себе эти слова вызывают сердечный трепет.
Но за ними последовало самоубийство.
Есенина нашли повесившимся в номере ленинградской гостиницы «Англетер», судорожно вцепившимся
в трубу отопления, нашли труп с полуобгоревшей рукой.
Страшный, невообразимый уход из жизни.
Маяковский, такой уверенный в себе, такой сильный на вид, был потрясён и морально раздавлен.
Его стихи, отклик на смерть Есенина, выдают смятение души:
Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота…
Летите,
в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это,
не насмешка.
В горле
горе комом –
не смешок.
Вижу –
взрезанной рукой помешкав,
Собственных
костей
качаете мешок.
- Прекратите!
Бросьте!
Вы в своём уме ли?
Дать,
чтоб щёки
заливал
смертельный мел?!
Маяковский попытался скрыть за иронией ужас. Не вышло!
Он хотел убедить себя, что ничего страшного не произошло – "у народа, у языкотворца,
умер звонкий забулдыга-подмастерье".
Но понимал, что это не так. Есенин выбил у него эстафетную палочку.
Соревноваться стало не с кем. И равняться уже было не на кого.
Они встречались лицом к лицу многократно.
Маяковский на поэтических ристалищах был напорист и громогласен, он сминал собой публику.
Есенин напоминал зелёную былинку в поле.
Наклоняясь от поэтического ветра, эта былинка внезапно разгибалась и дарила удивительную красоту.
Есенин писал:
"Грубым даётся радость,
Нежным даётся печаль.
Мне ничего не надо,
Мне никого не жаль".
Это было неправдой.
Он пил жизнь, как прекрасный эликсир, взахлёб и огромными глотками.
Может быть, хватил лишнего, и человеческий организм не выдержал.
Но Есенин пролетел над миром яркой кометой. Его стихи ни с чем несравнимы.
Так сочинять мог только Моцарт, наделённый сверхъестественной силой и бесконечным обаянием.
"Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом".
"Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым".
"Шагане ты моя, Шагане,
Оттого, что я севера, что ли?"
"И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят".
"Отговорила роща золотая
Берёзовым весёлым языком".
Маяковский когда-то сравнивал свои стихи со стихами Блока и признавал,
что в лучших своих образцах Блок для него недосягаем.
Думаю, то же самое он смутно подозревал применительно к Есенину.
И тем страшнее выглядит его бравада, пляска на костях собрата:
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много –
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
Переделав –
можно воспевать.
Это время –
трудновато для пера.
Но скажите
вы,
калеки и калекши,
Где,
когда,
какой великий выбирал
Путь,
чтобы протоптанней и легше?
И последние строки:
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Это красивые и громкие слова. Но за ними нет убеждённости.
Маяковский в стихах к женщине признавался:
"И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа".
Хорошо известно, что это не так.
Маяковский, как и многие великие поэтические натуры, был склонен к суициду.
Несколько раз его спасала случайность. Однажды не спасла.
Маяковский ушёл из жизни точно так же, как Есенин.
Современники давно решили спор, кто из них был мастером, а кто подмастерьем.
Хотя мнения далеко не однозначны.
И если предположить, что Есенин – это Моцарт, то неужто Маяковскому отводится роль Сальери.
Хотя давно доказано, что, отделённый от злодейства, Сальери был хорошим композитором.
Р.Маргулис
13 декабря 2014г.