ПРАВДА ВЫМЫСЛА
bredizdat@ostru.com
Ув. Лена Кольцова!
В настоящее время редакция журнала «РОДНЫЕ ПРОСТОРЫ» не имеет возможности ознакомиться с присланным Вами романом. Планы издательства укомплектованы до весеннего равноденствия 2099 года и изменениям не подлежат.
Редколлегия «РОДНЫХ ПРОСТОРОВ» приносит свои извинения за причинённые неудобства и желает Вам, Лена Кольцова, дальнейших творческих успехов!
- Ещё секунда – и письмо будет отправлено. Но рука замерла, действия за движением не последовало. - Как она устала! Ещё и ещё один роман. Угрожающее жизни число романов. Все пишут, никто не читает. Пожалуй, читатель – большая редкость, чем писатель. Зачем они пишут? Что самовыражают? Молодые, продвинутые, напористые, они воображают себя властителями умов? Мечтают о славе? Думают о сомнительной карьере писателя? Писатель – это не профессия.
Писатель – это богоданная мука творчества. Больше горькая, чем сладкая. И неустанный труд. Есть правда в размышлениях Сальери: «В тишине и в тайне, не смея помышлять ещё о славе». Не СМЕЯ. Все метят в гении! Взял – и написал! Делов-то! Эко их всех прорвало! «Я, Лена Кольцова, написала роман». Курица снесла яйцо. Первое. И отныне будет нестись каждый день. (Сравнение не понравилось. На кур и их продукцию есть постоянный спрос.) От романов шарахаются читатели и редакции. Одним надо быть на уровне «моды», другие ищут коммерческих выгод. Издательствам нужен «верняк». Бег времени не оставляет места для вдумчивого чтения. (Бег времени. В ногу со временем. Допустимо ли сказать «нога» времени? Быстрая нога, тяжёлая рука, какие ещё части тела можно задействовать? Чушь. Привычный штамп этот «бег». Типичная попытка дать определение неопределимому. Глупая метафора.)
… выделяясь на тёмном фоне старой ели правильными яркими галочками, снежинки стройно двигались параллельными рядами и укладывались на перину крыши гаража. Чуть шевельнувшись, замерший воздух мгновенно изменил упорядоченное движение, превратив его в круговерть снегопада…
… строй сломался. Мысли кружились, многочисленными галочками отмечая случайности. Случайная закономерность? Исключение?
- Прочитать роман неизвестного автора. - Разве что за приличное, как говаривали когда-то, вознаграждение, да и то сомнительно, что кто-то возьмётся читать этот мутный поток самоуверенной писанины, как правило, безграмотной. Денежное? – тут она запнулась. Вознаграждение не было приличным. Тем более денежным. Подумала, что с понедельника уходит на пенсию и будет читать только тогда и то, что захочется, никем не понуждаемая и не понукаемая. Вне строя. Строй обезличивает. Вознаграждая себя за долгие годы любимой изнурительной работы, она выбросит из головы побочные соображения. И денежные в том числе. Её выбросили, вежливо, но твёрдо. Она тоже выбросит. Видно, пора. Вспомнилась шутка студенческих лет: абзац подкрался незаметно.
Она знала, что за глаза коллеги называют её Холерой. Юные бесцеремонные дарования, заполнившие рабочие места, часто проговаривались, шепча в ухо: «Дорогая Холериванна! Ой! Извините, Валерия Ивановна! Посмотрите ещё разок! А? От этого человека многое зависит. Для меня лично тоже! Он же такой влиятельный! Валерочка Ивановна! Миленькая! Пожалуйста! Ну что Вам стоит!». Иногда приходилось смотреть. И делать. А когда было невозможно переступить через себя, шёпот перерастал в злой пересуд: Холере пора на пенсию! Старая карга выжила из ума. Её время прошло. Пора на заслуженный отдых! Ретро очкастое!
«Очкастое Ретро» покраснело. Видно, подскочило давление. Мысли вернулись к неотправленному письму. И она его удалила.
«Здравствуйте, Лена Кольцова! – писала она, в то же время думая, как эта Лена узнала её имя-отчество, – я напишу Вам правду. С понедельника я больше здесь не работаю. Фактически я уже не работаю, добываю последние дни. Могу передать Ваш роман на рассмотрение нашего сотрудника Г.Звонцева, от которого в течение двух недель Вы получите стандартный ответ (отказ). Впрочем, и от любого другого тоже. Редакция завалена романами. Мы, то есть с понедельника – они… (Что же она такое пишет, зачем? Кому интересны её личные проблемы? Нет, так не годится!)
Сначала. – Не знаю почему, но Вы обратились ко мне лично с просьбой прочитать роман, не упоминая о публикации, - я выполню Вашу просьбу, Лена Кольцова, (да, времени будет теперь предостаточно) в самое ближайшее время. Как Вы понимаете, в настоящий момент от меня ничего не зависит. (К чему так-то прибедняться? - А пусть знает и не строит воздушных замков.) Роман будет внимательно вычитан. Обещаю. Своё впечатление Вам сообщу.
P.S. Ваше полное имя - Елена? Что за блажь подписывать роман краткой формой имени? – не удержалась Холера, внутренне подсмеиваясь над собой и неизвестной Леной Кольцовой, адрес которой был несколько странен: tohaoshu@worldchina.com
По дороге домой Валерия Ивановна продолжала разговаривать с воображаемой Леной Кольцовой. «Написать роман. В Ваши-то годы. В наше-то время, – добавив про себя: « с руками и ногами нашего времени». Вы вообще представляете себе, что такое роман? Что в нём должно быть, чтобы иметь право называться романом? Сейчас все пишут рассказы. Они думают, что это легче и быстрее. Сотня рассказов – всё равно не роман. Профанация жанра. Профанация литературы. Оглушительное её незнание.
Написать современный роман.
Много слов, очень много слов, тонны, - это, по-вашему, роман, если есть части и главы? Меньше слов – повесть, ещё меньше – рассказ. Уж на него-то все считают себя гораздыми. А сколько раз было слышано: моя жизнь – настоящий роман. Вот бы её описать! Зачем? - Вы ошибаетесь, дорогие мои, жизнь – это не роман, ваша собственная история интересна только вам, роман – не просто описание событий вашей жизни. Вы полагаете себя настолько значительной и важной персоной? Вы уверены, что до вас мир не существовал, а чувства ваши так уникальны, что все другие люди замрут в восхищении? Посочувствуют? Полюбят больше себя? Зачем вы пишете? – кипятилась Валерия Ивановна, – Читайте классику! – раздражённо бросила она неведомо кому банальный совет так, как в сердцах швыряют собаке обглоданную до блеска и уже ни на что непригодную кость. – Роман она написала!
А знаете ли Вы, Лена Кольцова, такого португальского писателя как Хозе Сарамаго? Нобелевский лауреат по литературе (1998 г.) написал свой первый роман в двадцатипятилетнем возрасте и умолк почти на два десятилетия только потому, что понял: пока ему нечего сказать. Знаменитые романы, признание, Нобелевская премия, слава, - всё это пришло намного позже. Да разве в славе и премии дело? Кажется, он нуждался до конца жизни.
Написать роман…
Есть у сербского писателя Милорада Павича сочинение «Роман как держава». Как держава! По-моему, - самое краткое и самое лучшее определение романа.
- Что я на неё обрушилась, в самом деле! Сказала – прочитаю, значит – прочитаю. «Вычитаю» – невольно вырвалось. Но это правда. Я не читаю, а вычитываю. Привычка? Натура такая холеристая? Отпридиралась уже. Пора и охолонуть.
Вооружившись двумя парами очков: для компьютера и для письма, ручка и бумага всегда были рядом, Валерия Ивановна открыла роман. Не распечатывать же его. И без того полно макулатуры. Где это всё хранить?
Оформлено сочинение правильно: предшествует роману синопсис. Кому он нужен, этот синопсис? Заявка. Мало ли что хотелось сказать автору, а сказалось ли, из синопсиса не узнаешь. Выдумка новомодная этот синопсис. Но требуют его все. Такие нынче правила. Написано кратко и сдержанно в виде обращения к читателю. Перечислена тематика. Ишь ты! «Природа и психология творчества». Плохо лишь одно: название. Оно будет мешать. Оно мне уже мешает. Крикливое какое-то, дешёвенькое. Надо будет связаться с ней, если будет надо.
К роману!
Пролог. Избран эпистолярный стиль. Письмо к другу длиною в месяц - длинное письмо. Приём старый, но действенный. Боль в животе «тягучая как бабушкин клейстер». «Начав писать, не знала, когда и чем закончу. Я всегда пишу так. Все, наверное, так пишут». ( Наверное…)
«Нет, я отлично понимаю: отчалив от берега с путевыми заметками, нельзя приплыть обратно с другим багажом. Но волею случая странника может ведь унести далеко-далеко, за кромку горизонта. А когда лодку его прибьёт, наконец, к покинутому причалу, берег будет всё тем же, но странник – он вернётся к нему другим. И вот ещё что: случается на свете то, чего не бывает. Теперь я это знаю, поверь».
– Умница! «С другим багажом» - нельзя! Первичный багаж дан вместе с рождением. («Всё своё ношу с собой») Он пополняется благоприобретённым: средой обитания, воспитанием, образованием, кругом общения. Его не потерять и не украсть. Но – влияет, ещё и как влияет на развитие личности!
Пролог – как эпилог – «лишь бы сошёлся узор». – Дай-то Бог! (В.) Традиционная форма по сути не была повторением.
Заметки о путешествии семьи (муж, жена, двое детей - мальчиков-подростков) по серединному Китаю. Никчёмность путеводителей. Желание переписать их. Только бы не «китайщина»! (В.)
В роман!
Портрет времени, проведенного в Китае. Портрет улицы – хорош! (В.)
«Символом этой страны я сделала бы землисто-жёлтого старика в застиранной белой майке», «Все достопримечательности описаны в книгах, а за неприметностями в справочники не лазят», «Всё, что нельзя сфотографировать», «Закрытая китайская культура требует распахнутых дверей, широкая русская душа льнёт к дверям запертым», «Звуки стали прислушиваться к командам музыкантов».
«В Китае много удивительного. За этим едут сюда люди с Запада. На их родинах им скучно».
«Бездарные строчки засоряют мир, в котором и без того полно грязи».
«Каждый получал здесь то, что хотел. Каждый находил то, что искал. Туристы приехали сюда что-нибудь взять. И давалось им ровно столько, сколько они могли унести с собой: сувениры, впечатления, фотографии. Стоя у торгового прилавка в монастыре, я подумала, что с подобных невидимых весов начинается всякий спектакль, отправляется в путешествие всякий сюжет, рождается любое искусство. Все мы понимаем ровно столько, сколько способны, и не получаем больше того, чего ждём. Открываем книгу и надеваем очки. Выбираем картину и отходим на нужное расстояние. Можем ещё немного и повернуть полотно на стене: почему бы и не сместить пространство относительно себя самого, если так удобно нашему взору?».
«…повернуть полотно на стене…»(В.)
Запнувшись, ёкнуло сердце, ручка скатилась со стола и затерялась где-то в ковровом покрытии. Валерия вошла в роман. В каких-то очках. То ли для компьютера, то ли для чтения. Не имело значения. Остановиться она не могла. Перед ней была держава романа. Были и двери. Они не были распахнуты настежь, они были просто открыты. Всем. По росту и размеру человеческому. В них не было ничего замысловато-символического. Зеленовато-китайского цвета, с несколькими незамысловатыми иероглифами сверху. Чувство подсказало смысл: «мир входящему». И она вошла.
… Светало. Часов семь зимнего утра.
Роман прочитан. Проглочен. Полнокровный, многоплановый, захватывающий. Держава! Некоторая шероховатость стиля вместе с погрешностями разговорного синтаксиса убеждали в искренности, придавали свежесть и непосредственность изложению. Образы, даже второстепенные, запоминались, вносили свою лепту в общий замысел, не всегда возвращаясь, но влияя на восприятие целого. «Сервисный пучок чёрных волос на затылке» проводницы скоростного поезда, «ленивый месяц», что всегда лежит на спине, «звуки расшалившимися первоклашками», - держава романа в пространстве и времени поднималась в горы, уходила в воспоминания, возвращаясь к истокам: семья, традиции, дети. Предки. Еда, одежда, жильё. Друзья. Люди. Письменность. Чувства. Сны. Явь и воображение. Поиск. Энергия.
Экзотика превращалась в обыденность, продиктованную условиями существования. Ученики и учителя. Столица державы романа - монастырь Шаолинь.
«Всё связанное с Шаолинь Сы, сопровождало два оттенка лиц: нацеленные наружу и обращённые внутрь».
«Сила не на поверхности. Сила внутри тебя».
Древний Шаолинь Сы – родина знаменитого боевого искусства, символ державы, ключ к познанию страны. Многие слышали о нём, но не всем удалось найти дорогу, достичь цели и прикоснуться к его тайне.
«Принято считать, что Кунфу – европейское название китайского боевого искусства». «Пожалуй, точнее было бы определить Кунфу как часть Ушу, доступную иноземцам. Этакое прикладное, удобоваримое Ушу. Сухой, коварный и красивый вид спорта. Мне трудно объяснить тебе различие между ними: смотришь на этих спортсменов, и почему-то не веришь им».
- Учиться можно и нужно. Но есть нечто, чему научиться нельзя. Это дано или не дано. И с этим надо смириться. Каждому своё. Есть разница, огромная, между спортом и искусством. Недаром же легендарное Ушу, «лишающее понимания и зовущее к облакам», называют искусством. (В.)
«С китайским обучением мы уже сталкивались. Бессмысленное на европейский, и, тем более, на российский взгляд, китайское обучение: вставай в ряды и делай. Дзо! Дзо! Дзо! Ни теории, ни объяснений», - Валерия умышленно прервала цитату.
Вспомнился Пастернак «Не спи, не спи, работай, не прерывай труда». Это совпадало с китайским дзо. Но цитата оканчивалась иначе:
«В рядах других. В шеренгах. В массе, которая тебя поглотит, растушует, раздавит и сделает безымянным». И в этом тоже была правда бытия. Смирение и приятие удела.
Знание. Оно никогда не бывает исчерпывающим и полным. Подтверждением тому два начала: Инь и Ян. Сходства и различия.
- Не помню, кто до Гераклита говорил о единстве противоположностей. Путь вверх и вниз один и тот же. Он имеет два противоположных направления, они составляют его сущность. Без них нет и пути. Смысл в направлении: делай, работай, дзо! Без дзо нет развития.
- Ах, да что ж это происходит со мной! Я помню и знаю, кто говорил о законе единства и борьбы противоположностей до Гераклита. Это есть в размышлениях китайского философа Лао-дзы о всеобъемлющем Дао. После него – внушительный ряд философов, раньше Ромула, хоть он и не философ, до наших дней уточняют, дополняют, изучают и шлифуют закон (церк. канон) единства противоположностей, переход количества в качество, отрицание отрицания. Словом, известная диалектическая триада: тезис – антитезис – синтез. На этих трёх китах стоим, сидим, лежим. Летать не можем. Но мечтаем.
Любая держава имеет свою философию. Она есть у каждого народа. На протяжении жизни человек вырабатывает своё мировоззрение. Формулировки – дело специалистов.
Краеугольным камнем китайской философии является энергия Чи. Её можно ощутить, приняв определённую позу:
«Концентрация внимания – на кончике носа, спина прямая, вы видите далеко по обе стороны от себя, хотя смотрите вперёд».
- В сущности, никакой экзотики. Начинайте с себя, не забывая о том, что не от вас всё началось, что по сторонам другие, такие же люди, и глядите вдаль. Вперёд. Вверх. Думайте о будущем. В этом философия жизни и сила энергии Чи. Дзо! (Валерии очень понравилось это китайское слово - короткое, звучное и выразительное.)
Держава романа не отпускала. Не ею созданная, она открывала ей свои богатства. Глупым был её, Холерин, вопрос: «Зачем вы пишете?», но и на него она нашла простодушный и обезоруживающий ответ:
«Ты спрашиваешь, зачем я это писала? А разве пишут – зачем-то? Разве так пишут: зачем?».
Было стыдно за собственную бурчливость. За старческое брюзжание, разъедающий душу скепсис и пессимизм. «Спроси ещё, зачем люди живут?», - укоряя себя, совестилась Валерия.
Но в державе всему находилось место. Она не упрекала, не поучала. Мало ли что случается на бескрайних просторах человеческого сознания. Взлёты чередуются с падениями, приливы – с отливами. Без одного не бывает другого. А всё вместе живёт, развивается и продолжается. В державе, в романе, в жизни.
Нельзя, нельзя этого делать! Не надо пытаться воображать человеческие качества автора и отождествлять их с художественным образом произведения искусства. Но читатели всегда это делают, отождествляют. И она, тоже читатель, вопреки своему утверждению, с печальной нежностью думала об авторе романа. Посторонний человек высказал то, что не умела выразить словами сама Валерия Ивановна, не без оснований прозванная сослуживцами по цеху Холерой. Посторонний сделался родным и близким. Возникшее созвучие расплавило лёд официоза. Холод отстранённого «Вы» заменился тёплым и доверительным «ты» равенства и любви.
«Девонька моя! Справедливо говорят, что мы сами выбираем свои дороги. Все они куда-то ведут. Свято верим, что к Храму. Без веры нет смысла жизни.
Но бывает и так, что дорога выбирает тебя. Настигает и избирает тебя. Это большая честь и большая ответственность: быть избранной. Твоя свобода безгранична (в рамках избравшей тебя дороги). Она – твоя. Но и ты – её. Она даст тебе несказанную, высокую радость творчества, а взамен потребует твою жизнь. Всю, без остатка.
«Цель творчества – самоотдача, а не шумиха, не успех» (Б.Пастернак). Он же: «Искусство – дерзость глазомера, влеченье, сила и захват». Значимо каждое слово, ты сама это знаешь, ты писала об этом, обращаясь к придуманному другу:
«Не думала ли ты, по какому набору крохотных примет мы безошибочно распознаём мастера своего дела: по его мгновенному попаданию в недра задачи, по пластике его движений или по их простоте? Я знаю только, что настоящий мастер не делает ничего лишнего, и он не говорит лишних слов», - обрати, пожалуйста, особое внимание на последнее, рифмоносное слово: «захват». Обрати и помни.
Ты понимаешь, о чём я. Тебе – дано. Твоё творение – лучшее тому доказательство. Твоё детище – роман – родилось и живёт уже без тебя. Ваши судьбы отделились после момента сотворения. Знаешь, как говорят о детях: они не твои и не мои, они – божьи. А ещё говорят «божьей милостью», «с божьей помощью», желая на прощание: «Храни тебя Господь!». Иди! Делай! Дзо!».
Возбуждённый мозг суетливо перебирал необходимые действия: надо связаться с автором, надо обговорить название романа, надо позвонить, надо написать, надо встретиться с… Главным было: надо помочь. Это было её «дзо».
Постепенно Валерия Ивановна успокоилась. Усталость взяла своё. Перед закрытыми глазами поплыли образы и пейзажи: летающий Малыш, дом на морском берегу, прилепленный к скале, почти закрытый зеленью от постороннего глаза; равнина, что естественным образом возвышаясь, становилась горой; за ней виделись другие горы, тоже зелёные; над ними, сквозь облака, поднимались новые вершины, а то, что было за ними, было пока не разглядеть. Но оно там было.
Сон пришёл под переливы ручья и звон цикад. Природа и люди едино звучали в созидающем «дзо».
Снилась литература. Литература выглядела книгой в твёрдой обложке зеленовато-китайского цвета.
Венцом служили пять иероглифов, пять стихий.
Ниже – русское название.
Формат, не академический и не карманный, соответствовал человеку.
За спиной книги вставали другие книги. Ещё и ещё. Их казалось много, очень много. Несметно. Их было мало.
Валерии снилась литература, и она дышала во сне легко и умиротворённо.
Рассказ написан по роману Марины Некрасовой «МОЁ СОЛЁНОЕ СОЛНЦЕ». Таково окончательное название романа. http://www.proza.ru/2014/09/08/33
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ АВТОРА
Через несколько лет роман Марины Некрасовой "ШАО! ЛИНЬ... СЫ?" был издан в бумажном варианте
Светлана Лось
Торонто, 2014 год