Глава 26
Когда Лидия Лапушкина проходила через приёмную, её яркий рот торжествующе улыбался, в прищуренных глазах искрилась усмешка, и весь её вид как бы доносил до этого мира: и не такие, мол, покоряла вершины !..
Сидевшая за компьютерной клавиатурой Рита, умильно пождав губы, потупила очи. Ни дать, ни взять тактичная секретарша, явившаяся свидетельницей особых отношений шефа с симпатичной сотрудницей.
Едва за любовницей закрылась дверь, Самохин почувствовал значительное облегчение, будто бы совсем освободился от галстука. И даже дышалось без Лидии как-то особенно, по-другому: насыщеннее и свободнее.
«Не-ет, хватит, хватит!.. Отношения с красоткой нужно заканчивать. И чем быстрее, тем лучше!..» - подумал Самохин, и его глаза заблистали угасшей решимостью. Он пододвинул к себе ближе письменный прибор и, взяв «Паркер» с золотым, мягким пером, повертел его в пальцах. Ну что же, коль ему пришлось впитать в себя ложь и злобу этого мира, то для Лидии в его сердце места не будет. Не будет!
«Сегодня же проеду к ней в последний раз и объяснюсь. Порву стагнирующие отношения окончательно и бесповоротно!.. И ключ верну …» - подумал Самохин, и пальцами левой руки потрогал себя за мочку уха, потрогал с той внешней медлительностью, к которой приучены воспитанные люди.
Потом, бросив «Паркер» на стол, Вадим Павлович поднялся из кресла и, заложив руки за спину, прошёлся по кабинету, вдыхая в себя остаточный аромат густых женских духов.
«А хороша всё же чертовка! О-ох, х-ххороша-а…» - подумал Самохин и усмехнулся краешком губ. «И если бы не её враньё, и не примитивное желание создать своё тёплое гнёздышко, то ещё пару лет, вполне, можно бы было, с ней поиграть в пылкие чувства. Пока не потускнел бы её смазливый фасад…»
Самохин глубоко, с сожалением вздохнул. Он был в высшей степени раздосадован тем, что позволил своим чувствам вырваться из-под контроля, и теперь недовольство лицемерием Лидочки, боролось в его сердце с сексуальным влечением к ней. И если бы кто-нибудь со стороны, в эти минуты вгляделся в Самохина, то в холёном, смуглом лице респектабельного мужчины, он усмотрел бы упорную борьбу противоречивых чувств за решение, которое трудно давалось.
Покачивая головой, словно отгоняя навязчивую мысль, Вадим Павлович ходил по кабинету кругами, ходил, пока не стукнулся бедром о полированную крышку приставного стола. Поморщившись и чертыхнувшись, Самохин переместился к окну, где неподвижно застыл, рассеянно всматриваясь в давно знакомый фабричный пейзаж.
Осенний день выдался погожим и бодрым. В мелкой листве кустарника под окном, бесновались проказливые воробьи. У входа в административный корпус, цветочные клумбы поливала уборщица, таская по мокрому от воды асфальту резиновый, длинный шланг. А мимо неё в сторону шумного цеха, шли быстрым шагом молодые работницы. Обе в голубеньких комбинезонах, на головах синенькие косынки. Та, что повыше была (со спортивной фигуркой), что-то рассказывала своей полноватой приятельнице. На звонком фальцете, как будто совсем из другого мира, до слуха Самохина донёсся заливистый смех. Но как только девушки скрылись в производственном корпусе, затихли и отзвуки женского смеха. Скользнув взглядом по территории фабрики дальше, Вадим Павлович заметил, как от котельной в сторону гаражей, метнулась тёмная кошка. И проводив глазами стремительно пробегавшее животное, Самохин, почему-то, вдруг осознал всю безнадёжность сложившейся ситуации… Ещё месяц назад он себя считал добропорядочным человеком, любимым близкими и уважаемым в трудовом коллективе. И как всё переменилось с тех давних пор, как стало отвратительно неприятным.
И глубоко вздохнув, в хмурой рассеянности, он погрузился мыслями в прошлое, мгновенно соскользнув в тот временной период, когда почувствовал в душе непреодолимый толчок, направивший его жизнь в иное русло.