Каждый писатель должен писать о том, что ему доподлинно известно. Куприн прожил в публичном доме целый месяц, прежде чем написал свою «Яму»; Алеша Пешков отмерил ногами пол России, перед тем, как нарисовать нам образ Челкаша. Я нахожусь в шкуре мужчины вот уже более сорока лет, а потому специфика этой «профессии» известна мне во всех подробностях.
Чиновник, приходя на работу, делает «умный вид»; женщина, садясь в машину мужа – отчаянно принюхивается к запахам и смотрит, так ли стоит «правое» сидение, как она оставила его в последний раз…, мальчик же, выходя во двор, первым делом берет в руки палку, зная по «памяти предков», что мир этот не сулит ему ничего хорошего!
Он еще чист и весел, и ум его еще не занимают мысли о «шубе для жены» и «недостаточной для настоящего мужчины зарплаты», но глаз его уже зорко следит за домом номер «восемь», откуда в любой момент может появиться другой мальчик, со своей палкой, и «напомнить» ему об их прошлой встрече, окончившейся хорошими, «не детскими» синяками.
А на уроке учительница рисования, недовольно скажет, что «у солнца не бывает таких лучиков», и что изрыгающий огонь танк никак не может быть персонажем рисунка «Я люблю природу», и ему приходится рисовать на том месте «глупую клумбу», как какой-то девчонке, думающей «о лютиках». И он нарисует ее, из боязни получить двойку, но тот взгляд, которым он проводит «позитивную училку», красноречиво скажет о том, чтобы бы он сделал с этой клумбой, будь на то его воля!
А вот наш мальчик, уже юноша, и разгневанный декан грозит ему исключением из вуза за лазанье по крышам общаги, а он, виновато опустив голову, с удовольствием вспоминает о том холодке в груди, что он испытал, перепрыгивая с одной скользкой крыши на другую ради свидания с девушкой.
Шрамы, ссадины, переломы… безысходное отчаяние поражений и непередаваемый восторг побед… - все это твоя жизнь, и она прекрасна как бросок матерого волка, уходящего от прицела охотника!
…Грызитесь, деритесь, сражайтесь, ибо женские колготки оттого и не «налазиют» на наши ноги, что они покрыты густой, непокорной шерстью, сбривать которую мы не позволим никому! А когда там, в «развитой» Европе, уже не будет необходимости делить определенные заведения на «м» и «ж», то мы, может быть, одолжим им несколько мужиков «для размножения»… - за валюту, разумеется!