Кому-то живется сложнее, кому-то легче. Мир несправедлив. И это мы его таким сделали. И нам приходится с этим мириться. Наверное, все думали почему так происходит, но не он. Он просто жил. Каждый день он видел эту несправедливость, но отвечал ей лишь спокойствием. Он будто всю свою жизнь смотрел на мир, как зритель на пьесу. Когда видел как в детском саду травили его одногруппников, когда мать развелась и у нее забрали второго сына, когда он утешал ее и дарил надежду, что следующий день принесет радость и свет в их жизнь. Он понимал, что этого не будет, но выполнял свой долг.
Так он провел почти двадцать лет в этом мире, по мере своих сил неся свет надежды людям, теряющим ее, тем, кто был готов окунуться во тьму с головой, и поверьте мне, он встретил множество таких на своем пути. И жизнь платила ему в ответ. Он встретил милую сердцу девушку и она оставила его после того, как они были вместе три года. Он не винил ни ее ни себя, все шло как должно, он просто принял это и продолжил идти вперед. И сейчас, когда он видит ее с другими, его ничто не гложет, он верит и знает, что в конце она будет рядом с ним. Просто что-то было в нем, что отталкивало людей. Не внешность и не характер, а что-то едва ощутимое, что чувствовал каждый, кто хоть раз говорил с ним или смотрел в глаза.
Он отнюдь не слеп, и он не обманывает себя. В мире все уравновешенно и все идет своим чередом. За скорбью следует радость, за любовью боль, за тьмой свет, и он просто поддерживает это хрупкое равновесие так, как может. Пускай он всегда будет одинок, он знает, что так должно быть, это нужно ему. И он необходим, чтобы надеждой поддерживать бесконечный ход вещей, чтобы готовить людей к грядущим бедам.
Но есть то, что он не смог понять за всю свою жизнь, что недоступно его разуму. Ему чужда такая вещь как смирение. Он отказывается пускать жизнь на самотек и жаждет изменить ее всем своим существом. Ведь, если принять, что план, составленный для нас судьбой, идеален, то жизнь теряет смысл и краски, а значит каждый должен стремиться влиять на нее изо всех сил. Ему неприятно смотреть на тех, кто верит, что все наладится само собой, на тех, кто молится о том, чтобы высшие силы сделали все за них, на тех, кто, имея власть, ублажает лишь свой кошелек. Эти люди будят в нем ту ненависть, которую он испытывал когда-то давно, и он каждый день ждет возможности воздать им по заслугам, они задевают его гордость. Гордость за себя и за то, что он делает.
***
Был вечер и он возвращался домой. Еще один обычный день подходил к концу, уступая место ночи, о которой возвещала полная луна, выходившая из-за горизонта. Он любил осень, когда зимняя стужа уже была близка, в сумерки было особенно темно, а небо освещалось зашедшим солнцем и луной. Как раз как сейчас, когда он шел по пустынной аллее, кривой улочке, поднимающейся вверх по холму среди маленьких и таких же кривых домиков. Здесь не было людей, место отталкивало их так же, как и он сам, поэтому он удивился, увидев несколько фигур вдалеке, которые покачивались, борясь с резким уклоном дороги и собственным чувством равновесия. Они шли прямо на него, в их гомоне и глазах, заплывших от алкоголя, читалось желание быстрой наживы, и они явно выбрали его своей целью. Он спокойно шел вверх, смотрел в небо и ждал, пока они подойдут ближе и заведут разговор, ему было интересно. Люди окликнули его, попросив что-то невнятное, он опустил глаза и посмотрел на них. Когда они потеряли всю свою уверенность от одного его взгляда, и молча поспешили уйти подальше, он ухмыльнулся.
Все же приятно время от времени напоминать людям об их месте, подумал он и потер родимое пятно на шее, скрытое за длинными волосами. Он прикоснулся пальцем к кирпичной стене ветхого домика и начертил на ней символ, который люди так привыкли с ним ассоциировать, и перевернутый крест. Ему нравилось сталкивать людей друг с другом, всегда приятно смотреть на то, как псы дерутся до смерти, как человек раз за разом терзает себя и погружается дальше во тьму. Ради этого он пришел сюда в последний раз, чтобы поддерживать тех, кто готов опустить руки, надеждой, будить в них желание жить, а потом видеть их новые страдания.
Он посмотрел в небо, в котором плыла алая луна, своими чернеющими глазами, глубоко вдохнул и расправил плечи, будто из его спины все еще росли черные крылья, и представил, как уже завтра кого-то из тех падших подонков обвинят в богохульстве. Это развеселило его еще больше, и он, улыбаясь, бодро зашагал к дому. Вскоре сама земля будет стонать под его пятой, час суда настанет, и все его деяния за столько жизней окупятся сполна. Все шло по плану.