Однофамилец

Арефьев Вадим
ОДНОФАМИЛЕЦ

Я еду в полупустом «Икарусе» и смотрю в окно. Экспресс бежит быстро. Полста километров, отделяющих город от поселка, для него сущая ерунда. Рядом со мной сидит толстый узбек. Он слюнявит загорелый палец и перелистывает журнал на родном языке. Мы едем молча до тех пор, пока не показываются на горизонте черными стержнями заводские трубы. Сосед, оторвавшись от журнала, вздыхает:
– Ай-яй! Сколько дыма! Дымят, дымят, дышать нечем.
– А какой это завод? – спрашиваю я.
– О, это хороший, меланжевый завод. Только дыма много...
Мне хочется поговорить с ним еще о чем-нибудь.
– А как будет по-узбекски желтый дым?
– Хорошо будет. Сарык кавун будет. Только плохо. Дышать нечем. – И он вновь начал листать журнал.
– Сарык кавун, сарык кавун, – повторил я, – хорошо будет!
Мне легко и весело. Автобус бойко бежит сквозь раннее утро. Я еду к однофамильцу. «Хорошо быть курсантом», – думаю я. На мне голубой берет и голубые погоны с желтым кантом, в петлицах – десантные эмблемы, а на груди – значок «Отличник-парашютист». Девочки на улице бросают на меня любопытные взгляды. Утро солнечно, свежо. Я еду к первому в жизни однофамильцу. И, конечно, меня ждет встреча. И разговор. И так много нового, неведомого, приятного.
«Как здорово, – думаю я, – что это письмо принесли именно мне. И мне, и не мне. Моя фамилия, а инициалы, индекс и адрес – не мои. Как это случилось? Я не знаю. Но письмо у меня. И я везу его однофамильцу. Меня отпустили. Прыжков у нас сегодня нет. До утра я свободен.
Скоро я буду у него дома, я передам ему письмо. Мы познакомимся. Он будет поить меня зеленым чаем из пиалы, накормит борщом, шурпой или пловом. И расскажет о себе. Ведь я везу ему такое нужное письмо! Мне кажется, что самые нужные письма иногда теряются, а это письмо, без сомнения, очень нужное и долгожданное. Я буду внимательно слушать его рассказы о жизни. Когда я захочу, я умею внимательно слушать. А потом у нас завяжется переписка и, возможно, мы будем друзьями. Корни-то у нас общие. Одна фамилия, значит, и корни общие».
– Далеко еще? – спрашиваю я у соседа.
– Совсем недалеко. Смотри туда. Вон там, видишь, поворот. Потом прямо. Потом еще поворот. И потом все.
Мне хочется рассказать соседу, куда и зачем я добираюсь, но он упрямо перелистывает журнал.
Автобус замирает. Мы выходим.
– Хаир, – говорю я соседу и прикладываю к груди руку. Я видел – так делают.
– Хаир, – отвечает он мне и тоже прикладывает к груди руку. Мы расстаемся.
Оказывается дом недалеко. Я никуда не сворачиваю, мне хочется петь строевые песни.
– Солдат! Солдат! – высыпает навстречу ватага босоногих ребятишек.
– Подари значок!
Они обступают меня плотным кольцом, тянут за гимнастерку и бриджи. Им нравится мой значок, мой ремень, мой берет.
– Не могу, – говорю я. – Значок у меня один, все равно на всех не хватит.
– Ну подари, солдат. Ну подари!..
– Вода у вас есть? – спрашиваю я. Мне нужно переменить тему.
– Зачем вода? – отвечает самый рослый мальчуган. Он, видимо, вожак. – Дыня есть. Хочешь дыни?
Я хочу дыню, но значок отдать не могу. Я показываю пальцем на часы. Мне некогда. Однако белые пятки вожака уже сверкают вовсю. И вот в моих руках лежит желтая дыня. Вторую держит вожак. Мне ничего не остается, как достать перочинный нож и превратить дыню в восемь равных ломтей.
– Рахмат! – говорю я. – А как будет по-узбекски дыня?
– Кавун. Дыня будет кавун.
– Странно: и дыня, и дым – кавун...
Что же пусть. Все равно хорошо.
Ватага провожает меня до соседнего переулка, дальше я иду один, под мышкой у меня дыня.
«Хорошо, – думаю я. – Сейчас мы съедим этот спелый кавун во имя знакомства. Я иду не с пустыми руками».
Дом не большой, но добротный, кирпичный. Он проглядывает красной крышей и тремя окнами через зеленый штакетник. На дверях табличка: «Осторожно – злая собака».
Я потянул за шнурок, калитка отворилась. Две клумбы маргариток. Песчаная дорожка к дому. Но собаки нет.
Может, она живет в доме, где-нибудь под диваном. А хозяин курит трубку, ходит в длиннополом халате и китайских шлепанцах. Он старый, больной и одинокий человек. По вечерам разговаривает со своим верным другом. Сейчас я войду и скажу: «Дай, Джим, на счастье лапу мне...»
Я звоню. Через минуту зашаркали ноги.
– Кто там? – раздался хриплый голос. Через дверь.
Я слегка присел, чтобы меня было видно в глазок.
– Вам письмо!
Несколько раз щёлкнул замок, дверь приоткрылась, в щели показалась рука.
– Давайте!
– Я ваш однофамилец!..
Но письмо уже исчезло. Дверь щёлкнула, я остался стоять на крыльце.
На обратном пути  я всё смотрел по сторонам и перебрасывал с руки на руку жёлтую дыню. Мне захотелось присесть где-нибудь в тени.
Я уселся на лавочке под древней чинарой, напротив облитого солнцем двухэтажного дома. В одном из окон было шумно, звучали музыка и девичий смех.
Неожиданно к моим ногам шлёпнулась арбузная корка. Я перестал думать, поднял её с земли и швырнул обратно в окно.
В окне появились две молодые узбечки. Они были многокосы и смуглолицы.
– Зачем хулиганишь? – весело спросила одна из них.
– Это вы хотели убить меня коркой!
Вскоре я был у них в гостях и ел арбуз. Я пил зелёный чай, пел песни  и играл на маленькой дамской гитаре.