Отпуск светил Лешке всеми своими прелестями, и ожидаемыми приятными событиями, как прекрасный бриллиант. Что может быть лучше, чем после постоянного напряжения войны, осознавать, что все радости жизни у твоих ног, только протяни за ними руку.
Громкий щебет птиц, надоедливо бил в уши. Хотелось тишины, но быстро закончившийся, легкий летний дождь, и вышедшее из темноты тучи солнце, пробудили пернатых.
- Идиллия, едрена-вошь! - Это Петрович, хозяин дома. Похоже, у него было плохое настроение.
Точно, так и есть.
Еще с утра, пока он не успел отойти от сна, бабка Дарья нашла и забрала привезенную приехавшим вчера Алешкой бутылку водки. Дед мучился. Это ощущалось даже в его походке. Обычно размеренно-шаркающая, сегодня была резкой, и временами противной. Леха, сидевший на мокрых бревнах, сваленных во дворе, чувствовал это хорошо. Но спасать горевавшего деда ему не хотелось.
Отдых и только отдых. Впереди еще почти 50 суток, рыбалки, охоты, парного молока и приятного ничегонеделанья. А еще, надоедливый и добрый дед Петрович. С ним, да с бабкой Дарьей было так тепло и уютно. Ощущения потерянные уже давно. Тепло и уют! Два слова и глубокое чувство простого человеческого счастья. Со стариками Алексей познакомился давно и случайно, но теперь, ближе роднее их, у него не было на всей Земле.
Дед, кряхтя и чертыхаясь, присел рядом. Надо было с ним говорить, но не хотелось, тишина расслабляла.
- Леха, едрена вошь, вот ты мне скажи вояка, долго вы там еще возиться будете? Мы до Берлина быстрее дошли, чем вы с этими говнюками на десяти гектарах разбираетесь. Эх, товарища Сталина нет. Измельчали люди, масштаба не видно. Была одна надежда на «меченного», да и тот брехуном оказался. Кроме трепа ничего.
Алексей понял, что это Петрович сейчас о Чечне.
Дед высморкался в ладонь и продолжил философствовать.
- Взяли, войск нагнали, кого надо под микитки и в тайгу, лес для Родины валить, али дорогу какую построить. На их место можно узбеков каких привезти, или к примеру негров, которым в Африке голодно. Пусть обживаются. Землю пашут. А чтобы не забывали, как и что – раз в неделю им кино показывать, как предыдущих вывозили.
Тут видимо дед воочию представил себе такой вариант развития событий. Зажмурился от удовольствия, и заулыбался.
- Хотя ежели разобраться, не все они такие чечены страшные. Помнится на фронте у нас парень служил, кажись Беком звали, толковый мальчишка. Молодой правда, но в драку лез шустро.
Дед, замолчал, и как показалось, погрузился в воспоминания. Но стоило бабке Дарьи, проковылять по двору, Петрович сразу оживился.
- Слышь, что я говорю, а еще бабы бывают вредные такие, я бы их тоже выселял. Но подальше чем чеченов. Так, что бы не найти было. Нет, ты глянь на нее, хуже басурманина какого. Ты ж пойми, мы вчера выпить выпили?
Лешка утвердительно мотнул головой, разговаривать не хотелось.
- Вот видишь, как все замечательно. А похмелиться? Мы что не православные? Что католики какие? Хотя католики тоже пить горазды. Вот у нас под Минском случай был. Стояли рядом с нами поляки. Ну, те, которые за нас. Хотя в том полку поляков было и не шибко много, но ребята нормальные, особенно выпить и закусить. Горазды, я тебе доложу. Так ты сигаретку то городскую дашь, или зажилишь?
Деваться было некуда. Лешка знал, что дед, еще с войны, курит исключительно самосад. И еще по этому поводу любил издеваться над непонимающими его собеседниками. Но видимо у того были свои «тактические наработки», что в мелочах он мог и уступить.
- На, кури. Ты же импортные не куришь? Или привычки поменял?
Петрович, молча затянулся раз-другой, сильно закашлявшись. Отдышавшись, и утерев слезы, выложил козырь:
- Ты, что так и будешь хреновеной своей меня травить? За муки такие, должна быть, я так полагаю, компенсация. Так, что ты давай, быстренько в комнату, захвати там, что положено. На закуску не разменивайся. И стаканов много не тащи, одним обойдемся.
Алешка, разозлившийся поначалу надоедливостью деда, развеселился, и болтая ногами на весу, стал вспоминать, куда он дел еще бутылку, которую вез аж с самой Москвы.
А Петрович, почувствовав слабину, решил усилить напор.
- Ну, ты, что там ржёшь, неча рожи корчить, давай бегом, но только тихо, конспиративно.
- Ты дед и слова знаешь такие мудреные! У тебя образования то сколько классов?
- А ну бегом, говорю, а то совсем осердчаю! – Дед уже явно куражился, чувствуя предстоящий опохмел.
Леша, порывшись в сумке, нашел забытую бутылку водки, и чтобы не заходить на кухню, где возилась бабка Дарья, достал еще нож, и пару банок пайковой тушенки, взятой на дорогу. Стаканчики у него были пластиковые, еще с поезда остались.
Увидев такое богатство, дед на какой-то период времени лишился слов. Он нежно взял бутылку в руку, и замурлыкал, качаясь из стороны в сторону.
Из такого блаженного состояния его вывели пластиковые стаканы.
- Ты где, леший сын, это раздобыл? Тебе как сказали, конспирация нужна, а этот пластик шумит при розливе, все равно, что из колонки воду наливаешь.
Говоря это, он быстро открыл бутылку, и опасаясь, что еще придется ждать пока гость сходит за стаканами, быстренько приложился к ней губами.
Через пару глотков, видимо ощутив вкус водки на губах, он успокоился. Спина выпрямилась, сам он как будто помолодел. В общем и целом выглядел орлом.
- Да, времена нынче не те. Разве это рыба сейчас? А? А где щука двухметровая? А где сом кило по тридцать? Пескарь и тот плешивый какой-то стал.
Лешка пытался понять, причем тут рыба, ведь говорили о другом, но перебивать деда не стал. Рыба так рыба, лишь бы не о войне.
Петрович еще раз приложился, и окончательно успокоившись, достал свой кисет, и стал мастерить «козью ножку».
- Рыба, брат. В нашем деле первая вещь! А если недород? Или пенсию вот задержали, как в прошлом годе. И что прикажешь делать? На картохе одной сидеть? Нет, спасибо! После войны насиделись уже, хватит! Тогда вот тоже река выручала. Рыба была, я тебе доложу, крупная и жирная. Хотя конечно мясца какого, я бы сейчас поживал бы.
Улыбаясь, Леша достал из кармана банку тушенки, и открыв ее ножом, протянул деду.
Петрович, расплылся от удовольствия. Бабка Дарья, и в былые годы, так быстро его желания не исполняла, а тут – раз, и все готово. Сразу видно – уважают!
Он приложился к бутылке еще раз. Аккуратно, подцепив ножом кусок мяса, и подставив снизу ладонь, чтобы не капал сок, поднес его к губам. Вдохнув аромат тушенки, дед неспешно закусил.
- Вот и на фронте так, тушенка – первое дело! Разная бывала. И наша, эту смотря какой завод выпускает. Одна дерьмо, а другая очень даже ничего. И американская. Эта в целом хорошая была, грех жаловаться. Только поначалу мало ее было. Была и монгольская, из конины. Дрянь, но ежели ее в картошку там, или в кашу, то есть можно.
Деду видимо полегчало. Он, уже не боясь бабки, с шумом налил полный стаканчик, и прихлебывая водку как чай, стал продолжать свои размышления. Слушатели ему похоже и не требовались. Он неплохо мог обходиться и без них.
- И чего энтой Америке не жилось спокойно? Нет, твою мать, надо было развязать войну холодную, черт ее дери. Такая тушенка у них хорошая, ботинки справные. А какие куртки кожаные с машинами шли, сейчас брат такие и не выпускают. Вот живи и радуйся раз такая благодать привалила. Нет, все им надо нас подергать. Вон бык мой на выпасе, с виду смирный такой, а поди за хвост его подергай, так и раздавить может. А тут целый СССР. Мы, когда нас достанут, кого хошь раздавить можем.
Мимо хмурясь, прошла бабка Дарья. Она подозрительно взглянула на деда, но тот успел спрятать стакан за спину.
- Или вот хунвейбины всякие. Вроде моей старухи. Сами не живут нормально, и других дергают. Хотя, пожалуй, китайцы говорят, резко поумнели давеча. Торгуют больше, а не воюют. Оно и правильно. Так-то легче.
Лешка собрался на реку, окунуться, смыть с себя дорожную пыль и вчерашнее похмелье. Дед, почуяв неладное засуетился.
- Ты куда брат собрался? Сидеть говорю! Ты что ж, говнюк эдакий, меня сдать хочешь? Или будь тут, защищай от бабки, или я с тобой. Один не останусь. Враз съест, зараза.
Бабка, уже повторно прошмыгнула по двору, как стервятник, сужая круги над жертвой. Дет это чувствовал печенкой, и боясь расправы, пытался удержать Лешку рядом с собой, резонно полагая, что при нем Дарья, сильно шуметь, а тем более и драться не посмеет.
- Вот у нас в 43 году, я тебе доложу случай был! Вот взяли мы при наступлении трофеев лишнего. Ну, там харчей немецких, шнапса ихнего, еще чего, сейчас и не упомнишь всего. И вот особист наш, так же коршуном вокруг шасть, да шасть. Но все ни-ни. Дело святое. Так и ушел гад без добычи. А то так раз, и в штрафную загреметь было можно.
Дед слегка жалобно посмотрел в глаза Алексею, пытаясь рассмотреть в них сочувствие. Это было так смешно, что тот не выдержал:
-Дед, от меня поддержки в этом деле не жди! И не проси. Смотри, еще утро на дворе, а ты уже пол-бутылки уговорил! А что к вечеру будет?
В ответ, лишь раздалось шмыганье носом, и обиженное сопение. Одновременно с этим, дед с неожиданной для него скоростью схватил бутылку, и быстро налил в стакан. Затем с недовольным видом вернул ее хозяину, не забыв однако, предварительно, закрыть крышкой.
Сделав большой глоток, на несколько минут припал к банке с тушенкой, и видимо окончательно осознав, что до вечера уже ни чего не нальют, хлопнул себя по коленям, громко крякнул, и достал кисет. Это тоже представляло собой особый ритуал, отработанный, как и выпивка, годами.
- Вот же ты посмотри. Ученые все стали. Компьютеры понастроили, а нормальной махорки нет. Нет ее. Вот так, не дай Бог, своя не уродиться, и все – считай жизни конец пришел.
- Дед, а ты не пробовал папиросы курить, они крепкие.
-Не солдатское это дело, сынок. Пусть офицеры балуются, интеллигенты всякие, вроде тебя. Солдата курево бодрить должно. А от вашей бурды, только спать хочется. Бывало вот так, перед атакой покуришь нашего, ядреного, и весь день, как угорелый носишься.
Самокрутка задымила, обволакивая едким пахучим дымом округу. Дед зажмурился, как кот, и казалось замурлыкал от удовольствия. По опыту, Алексей знал, что сейчас надо помолчать. Дед, сам заговорит.
Так оно и получилось. Утолив табачный голод, Петрович громко хлопнул ладонями по коленям, и бодро вскочил на ноги.
- Ну, что, какая программа пребывания будет?
- Отдых дед, дня три прийти в себя, а потом, как скажешь, что помочь надо. Я вообще богатый, боевые получил. Так, что гуляем старики!
Дед очень пристально, и неожиданно тепло и проникновенно посмотрел на Алексея. Сам, прошедший две войны, он наверное, на какое-то время представил, что стояло за этим слом – боевые.
Подумал, помолчал, тряхнул головой, и понимая, что парню нужно сейчас совсем другое, а не его переживания, громко рявкнул:
- А ну собирайся зануда! Пошли, дорогу покажу до озера, а то заплутаешь.
И немного подумав, тихо так добавил:
- Бутылку и тушенку забирай, я сейчас картохи вареной с огурцами захвачу, там и поболтаем, на бережку.
Лешка заулыбавшись, быстро собрался, не забыв просьбу хитрого деда. Выйдя со двора, и пройдя через огород, на зады, он тихой шаркающей походкой усталого человека, пошел к реке.
Позади его, заметно отстав, семенил дед.
Солнце уже набирало силу. Пели какие-то птицы, и не было никакой войны.
Вот так, наверное и выглядело счастье, настоящее, искреннее.