- А спорим, - говорю, - у вас в химподвале, у четвертого агрегата, справа электрический кабель не скрыто проложен, а по поверхности пола, в металлической трубе.
- Откуда знаешь? – мужик, с которым мы только что познакомились, оказавшись рядом в одном самолете, развернулся ко мне всем корпусом и подозрительно прищурился. В его глазах читалось, что на литейщика, мастера или бригадира я однозначно не тянул.
Я театрально держал паузу.
- Давай, колись, - торопил попутчик. – Эта труба, вроде, вещь малозначительная, но тут как посмотреть. Мои рабочие об нее постоянно спотыкаются и ругаются: какому только идиоту пришло в голову так уложить? Нигде больше коммуникации не мешают, а в этом месте, будто назло сделано.
Вот, оказывается, как. Уже двадцать лет заводу, и двадцать лет рабочие каждый день костерят, на чем свет стоит, символ моего трудового энтузиазма.
- Так ведь я не всю жизнь ходил в костюме при галстуке и летал бизнес-классом, - начал я издалека. Времени до посадки было еще много.
В 1981 году прошлого столетия, молодой и весьма романтически настроенный, я видел себя то на Шпицбергене, то на Байкало-Амурской магистрали и все не мог определиться, где труднее, а значит, интереснее. В конце концов, в комитете комсомола шахты, на которой я работал, посоветовали не ломать голову и предложили путевку на комсомольскую стройку области.
Ни какой романтики в этом не было. Я сменил одну общагу на другую. На новое место меня взяли сразу бетонщиком второго разряда. Много позже я понял, что именно бетонщик – профессия номер один в строительстве. По большому счету все, кто причастен к возведению нового объекта, и прораб, и бухгалтер, и начальник треста, тоже считаются строителями. Но строят бетонщики, каменщики, монтажники и др.
При социализме им был почет и уважение, особенно на ударных стройках.
Не смотря на это, комсомольский задор не витал над важным объектом социалистической индустрии. Бригада, в которую я попал, хоть и называлась комсомольско-молодежной, в ней только пятеро из семидесяти человек прибыли по комсомольским путевкам, остальное большинство составляли солдаты стройбата, в основном выходцы из республик Кавказа, и условно заключенные. И те, и другие были явно далеки от романтики, более того, абсолютно материально не заинтересованные – денег на руки им много не давали, а по сему, к трудовым подвигам не рвались. В общем, работа шла ни шатко, ни валко.
Идеологический климат в бригаде сложился такой, что солдаты и уголовники всячески подкалывали хлипких, по их мнению, комсомольцев.
- Подозреваю, что долго так продолжаться не могло, - моему собеседнику не терпелось узнать, что было дальше. – Хотя, сколько, говоришь, вас было, всего пятеро? Перевес не на вашей стороне…
- Вообще-то единомышленников и энтузиастов было трое. Зато мы не чурались физического труда, и у каждого за плечами был кое-какой опыт. Все мы были после армии, успели поработать, кто в шахте, кто в селе. Между собой мы договорились сломать ситуацию.
На другой день я поехал на рынок и купил три лопаты. Утром, до начала смены, стройбатовско-уголовная банда обескуражено наблюдала, как мы снимали с черенков узкие строительные лопаты и насаживали широкие шахтерские. Бетона ими загребалось больше.
Вскоре подтрунивание над нами приняло некую конструктивную направленность. К примеру, однажды «химики» предложили нам загружать машину на время – кто быстрей. Их шестеро встало с одного борта, нас трое – с другого, вышло социалистическое соревнование. Через полчаса выбежал водитель Зилка, орет: «Вы мне рессоры сломаете!» Рессоры больше клонились в нашу сторону, соперники даже спорить с этим не стали.
С тех пор мы бросали друг другу трудовые вызовы. И хотя романтикой по-прежнему не пахло, азарт и постоянный поиск нестандартных решений делали процесс, по-своему, увлекательным. А это в любом деле важно – чтобы и мысль работала, и руки, а главное – чтобы хотелось видеть конечный результат.
И вот, приближалась сдача цеха. Уже монтажники закрыли все проемы, прекратилась подача бетона с крана, как вдруг технадзор выдает заключение о том, что не была произведена подливка фундамента под оборудование. Надо сказать, с проектами в строительстве во все времена не клеилось.
Исправить оплошность предстояло за один день. Сложность состояла в том, что подлить фундамент нужно было в подвале, а бетон туда доставить можно было только с нулевой отметки и то, непонятно, каким образом, поскольку оставались только лестницы, этажа четыре вниз, все остальные проемы уже благополучно закрыли.
Начальник участка поручил это ответственное дело мне и двум солдатам из стройбата, меня назначив старшим. На мой вопрос: «А как бетон носить?» - я в тайне надеялся, что есть какой-то секрет, который я еще не знаю. Он мудро помолчал, потом буркнул: «Носилками» и спешно ретировался.
- Задача трудновыполнимая, - прокомментировал сосед, глянул в иллюминатор, пожевал губами, словно прикидывая в уме варианты, и добавил: - можно даже сказать, невозможная. Меньше двух кубов-то бетон в те времена не привозили…
Приятно разговаривать с понимающим человеком.
Так оно и было. Привезли два куба, свалили на четвертом этаже цеха, где уже и кафель на пол положили. Начали. Грузим лопатами в носилки, двое солдат вниз на отметку минус 20 метров эти носилки таскают. После каждого рейса они перекуривают. Меня эти перекуры не устраивают, бетон может затвердеть. Предлагаю таскать носилки по очереди, т.е. солдаты меняются, я в упряжке постоянно, да еще и стараюсь лестничные пролеты бегом одолевать. Напарники стали выдыхаться. Я тоже устал, но виду не подавал. Однако чувствую, кисть уже не держит. Снял со своих штанов тонкий солдатский ремешок, разрезал и обмотал вокруг кисти. Таким приемом пользуются штангисты, нагрузка переместилась с кисти повыше, и стало немного легче. Солдаты смотрели на меня без обычного ехидства, а с уважением: «Ну, ты, комсомолец, даешь», однако это не помешало им отпроситься на обед. Я отпустил, дав денег на два пирожка и бутылку кефира для себя.
Пока они ходили, я сбегал за водой и мешком цемента – бетон начал схватываться, надо было с этим бороться.
Удивительное дело, солдаты с обеда вернулись вовремя, правда, принесли всего один пирожок… Я съел его на ходу, и мы продолжили: накладываем носилки, таскаем вниз.
В пять вечера за солдатами пришла машина. Бетона оставалось еще много. Попросил командира оставить ребят, но тот уперся: такие вопросы решаются только через командование части.
В общем, на площадке остались я и бетон.
- Знаешь, я тебя понимаю. Я бы тоже не ушел, - подал голос сосед.
- Откуда ты знаешь, что я не ушел?
- Поколение наше такое было. Отношение к труду… Сам знаешь, к чему говорить, если ты не мог бросить застывать какой-то там бетон.
А я продолжил свое дело… Сбегал в вагончик, принес два ведра. Сначала просто таскал, потом соорудил что-то вроде коромысла. Фундамент залил – больше некуда, а наверху еще немного бетона осталось. Смотрю: в углу не забетонированный участок пола, я и там все добросовестно заделал.
Утром начальник участка спрашивает: «Куда делся вчерашний бетон?». Отвечаю: «Забетонировали все дырки в подвале». «Ну, ты, комсомолец, даешь! Здоров, здоров, хоть и ростом маленький». А я в ответ: «В комсомол вступать надо…»
Ну, а вот теперь про трубу.
На следующий день идет разнарядка, прибегают электрики. «Какая падла забетонировала штробу?!» Оказывается, тот непорядок, что я исправил в углу цеха, на самом деле означал, что в том месте будут прокладывать кабель.
Но тут уж начальник участка не дал меня в обиду, как начал материться, а кто вам, говорит, виноват, ведь вы еще месяц назад должны были там все закончить. Из принципа ничего вскрывать не стали и в результате монтажники проложили кабель в трубе, о которую все эти годы приходится спотыкаться работникам завода.
На этом мой рассказ закончился, а стюардесса очень вовремя принесла спиртное.
ТОСТ: За наше комсомольское прошлое и за труд, который приносит моральное удовлетворение и оставляет хорошие воспоминания.
Все же зря я штробу заделал. Но кто не ошибается?