Письмо

Элла Крылова
Последний день осени дождиком умылся, а зима пока мягка и деликатна, что мне по нраву: сырость люблю и прохладцу. В городе грязи нет, и по паркам нашим махоньким гулять – одно удовольствие. В небе вечернем – «фиалковая цвель», как я писала, и она же – в графичных силуэтах деревьев – ветвях, стволах, - влюбленно перебираю глазами детали, хочется то ли все в себя вобрать, то ли самой выплеснуться в пространство без остатка. Эта способность к самозабвению, к единению с окружающим пространством и его содержимым – счастливый Божий мне подарок с недавних пор. На улице, на воле я становлюсь чистым восприятием, чистым сознанием, и Знание не познается умом, а переживается всем существом. И если раньше я думала, размышляла, тосковала о Боге, то теперь я просто ощущаю всей собой Его присутствие, и какие еще нужны доказательства Его бытия? И нужна ли теология какая-нибудь? Разве «тео» и «логия» – вещи совместимые? Когда мы судим о Творце по Его Творению, мы и себя, и Его ограничиваем рамками нашей способности воспринимать и осознавать, а способность эта в большей или меньшей степени обусловлена социумом и языком. Мы думаем, что существует только то, что имеет имя, но, на мой взгляд, за пределами языка – бездна, и только та поэзия имеет для меня ценность, которая (поэзия) эту бездну не застит, не загромождает предметными подробностями, которая живет не благодаря, а вопреки словам, которая приходит из божественного безмолвия и уводит в него.
        Все в этом мире кажется мне загадочным, таинственным и полным чудес или чреватым чудесами, и я – только «очарованный странник», только путник в пространствах жизни. Как живое существо, я реагирую на все, что встречается мне на пути, реагирую так, как свойственно моей природе. Конечно, природа моя не является застывшей константой, она как-то изменяется, но как и по каким законам – мне не ведомо. Во всяком случае, эти изменения представляют собой естественный процесс, а изменить себя по собственной воле и усмотрению я не в силах, и не уверена, что должна это делать. Мне кажется, Бог любит меня такую, какая я есть, и мой путь – в Его руках, и моя воля отдана Ему. В конечном счете, все пути ведут к Нему, только эти пути у всех разные: есть прямые, есть окольные, обиняковые, есть извилистые и опасные. Жертвой Христовой человек отделен от греха, им содеянного (иначе невозможно покаяние и отпущение грехов), и самый закоренелый злодей все равно пребывает в Боге, хотя он этого и не осознает совершенно, будучи слишком внутренне отдаленным от своей бессмертной сущности. Жизнь не может существовать вне Бога, Он – ее податель и зиждитель. Это не пантеизм, а скорее панентеизм. Я восхищаюсь людьми, чей путь прям, как полет стрелы в цель, но лично мне он не свойственен, мне ближе путь обиняковый и окольный – и в жизни, и в поэзии, желание, так сказать, растянуть удовольствие, не быть все время с Любимым, а отдалиться на время, чтобы помечтать о Нем, помечтать о том, чтобы быть с Ним всегда, всю вечность… Я пыталась уложить свою веру в Прокрустово ложе разных конфессий, но она ни в одну не вмещается.  Я люблю Бога во всех Его воплощениях – Христа, Будды, Кришны. Я люблю Его Ничто как таинственный источник таинственного. Я люблю Бога смеющегося, гневающегося, играющего на флейте, изгоняющего торговцев из храма и т.д. И я никогда не поверю, что Богу противны юмор, ирония вплоть до сарказма, дерзость, если надо – грубость, что мы любезны Его взору только коленопреклоненные, с вытянутыми покаянно лицами.
        Этот мир часто поворачивается к нам своим ужасным лицом, но он имеет и лицо прекрасное, божественное. И мне песни земли бывают так же дороги, как ангельский вокал. И я порой, как Рамакришна, прихожу в экстаз от вида закатных облаков, или – умывающейся кошки, или – брызнувших листвой почек. И переполняет чувство благодарности Творцу, и порой не хочется никаких умозрений, никакой такой  философии, хочется писать о простых повседневных чудесах. В этом смысле примером для меня служит Хуан Рамон Хименес, которого одна моя православная знакомая почему-то окрестила безбожником. Разве человек, всю жизнь воспевавший Красоту, может быть безбожником? Ведь Красота – Лик Божий. В ограниченности и нетерпимости иных православных мне видится больше безбожия, чем в по-доброму открытом миру атеисте.
        Мне отнюдь не чужда Православная Церковь, мне хорошо под золотыми луковками, но мне так же хорошо и в католическом храме, и в буддийском, и в мечети. Бог один и един. И лес – храм, и море – храм. И каждое живое существо – тоже храм. Но человек часто свой храм превращает в рынок, а то и в притон. Дерево или кошка до такого не опустятся.

 2003