Цветной код
Часть II
Есть место в преисподней. Злые щели
Сплошь каменное, цвета чугуна,
Как кручи, что вокруг отяготели.
Посереди зияет глубина
Широкого и тёмного колодца,
О коем дальше расскажу сполна
Данте Алигьери
«Божественная комедия»
Песнь восемнадцатая.
* * * * *
Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф. Фомин (в прошлом - боевой командир, кажется Герой Советского Союза). Он был шокирован "людоедским" характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооружённым противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта.
А. Сахаров. Воспоминания.
(Глава 15. 1959-1961)
* * * * *
1 Эффект бороды
Она (Автор) разделяет убеждение, что ни один мифологический рассказ,
ни одно традиционное событие в народных сказаниях, никогда и ни в одну
эпоху, не были вымыслом…
Е. Блаватская. Тайная доктрина.
Том 1. Отд. 1. Символизм и идеографы.
Внутренние часы будят меня ровно в шесть часов утра. Но сегодня они не сработали. Сбил меня с ритма вчерашний разговор со Стасом. Он так не навязчиво заговорил о браслете на моей руке, предварительно «забыв» свои часы в тумбочке… лицемер!
Потом сработал «эффект бороды». Это когда кто-то спросил человека с большой бородой, куда он её кладёт, когда спит – под одеяло или поверх? Бородач после этого всю ночь не мог уснуть, укладывая свою бороду то так, то этак; вот и я сейчас маялся, не зная, куда положить свою руку с браслетом; надо было сразу забинтовать кисть, хотя тогда пришлось бы отвечать на другие вопросы.
Произошёл сбой моих внутренних часов, и я проснулся на полчаса позже обычного. Сегодня встану со всеми вместе.
Взглянул на койку соседа. Стас спал в позе эмбриона. Так спят пациенты с грыжей позвоночника.
Что за чудо – военный госпиталь. Дом родной в родной России! Отдыхаешь и телом, и душой, впитываешь привычные запахи йода, хлорки и больничной кухни, перевариваешь откровенность новых друзей (как без неё у нас-то), из которых кто-то к тебе подослан, чтобы выведать твоё сокровенное.
Стас – мой нынешний «сокамерник», по возрасту мой ровесник, вдруг оказавшийся знакомцем моего тестя, киевского профессора Соломенко. Сейчас для меня единственный душевный собеседник. На пенсии после двадцати семи лет службы, по его словам – в ГРУ, хотя вряд ли, разве что грушники тоже заинтересовались моей личностью и моим браслетом.
Отдыхал бы себе на пенсии, ходил по грибы и ягоды, потчевал внуков вареньями и заготовками, ан нет, не ймётся ему; хвалится тем, что не давал никаких подписок (я, конечно, должен поверить).
Вполне мог бы стать моим другом…
Сначала я «купился» его сочувствием, живым интересом к моей судьбе, доверительным тоном.
Выручил Николай Иванович. Когда я предложил применить для лечения Стаса парочку моих ампул, у нас состоялся странный разговор:
- Аркадий, у тебя что, этих ампул не меряно?
Я решил признаться честно:
- Тот, кто мне их дал, рассказал древний миф о светильниках. У каждого живущего свой светильник жизни. Как масло выгорит, так человек и умирает. Жидкость в ампулах – это масло моего светильника. Но я не собираюсь жить триста лет! Поэтому могу поделиться с другими.
Николай Иванович улыбнулся:
- Благородно. Так и делись с теми, для кого нет иных шансов. А твой сосед у меня малость потусуется и побежит по грибным местам. Обойдёмся без твоего масла жизни.
За столько-то лет я хорошо изучил моего нынешнего собеседника. Это врач от бога, и подобные рассуждения не в его стиле. Значит, у него инструкция – придержать Стаса, пока я здесь бездельничаю. Родина нас не забывает.
Сейчас я лежал, пытаясь оценить своё место в этом мире и сложившуюся ситуацию. Придётся поведать о браслете какую-то версию. Не стану же я рассказывать о мирах могущественных умников, сирен, гермафродитов или говорящих собак, одну из которых Гьяцо подарил Гитлеру.
Почему-то никто не удивлялся – что за странный подарок фюреру от Далай-ламы, который пришлось доставлять через полмира той предвоенной немецкой экспедицией, которой и самой проделывать такой сложный путь было не просто?
Пёс лаял свои предсказания на санскрите. Фюрер, конечно, ничего не понимал, хотя его биографы писали – подарок он очень ценил.
Придётся, стараясь не претендовать на лавры писателя-фантаста, подгонять известное мне под известное всем, хотя у меня и нет желания рассказывать о том, что многие воззрения, которые всеми считаются истинными, похожи на наши представления о них меньше, чем некоторые вещи, которых мы не считаем таковыми, тем более не задевать теософические темы, ибо мои собеседники, как правило, будут атеистами, разве что среди них окажется просвещённый интеллектуал-священник.
Наиболее правдоподобная версия давно созрела, но ужас как не хочется врать людям, проявляющим ко мне живой интерес, чем бы он ни был обусловлен.
Однако принятое решение успокоило, и я вдруг уснул, задремал, когда до подъёма оставалось всего ничего. И успел увидеть сон, такой связной и длиннющий, что я диву дался – когда успел?
Приснился мне городок моего детства Сары-Агач, расположенный в Казахстане вблизи границы с Узбекистаном. Туда мы эвакуировались в начале войны и прожили до пятьдесят первого, когда я перешёл в десятый класс. Во сне я с каким-то другом долго блудил по узким улочкам городка, постоянно стараясь вернуться на только что пройдённое место и каждый раз попадая то на новую улицу, то на рельсы железной дороги, а то на горный серпантин, откуда степь с нашим городком, железной дорогой и поездом с дымящимся паровозом виднелись далеко внизу.
Иногда я сравниваю блуждания во сне с перемещением в необычном лабиринте; нет, скорее – в тессеракте, четырёхмерном кубе, в котором противоположные грани могут иметь общее ребро, и в котором, вернувшись в ту же дверь, из которой только что вышел, или на ту же улицу, из которой только что повернул, попадаешь на совершенно новое место, хотя после всего того, что со мной произошло в проклятом шестьдесят втором, такие сюжеты снятся только мне… хотя, полагаю, могли навестить и моего шефа Андрея Дмитриевича Сахарова.
В сегодняшнем сне мои блуждания сопровождало шуршание крыльев каких-то невидимых птиц.
Уже умываясь, я сообразил: шуршали не крылья птиц, а страницы журнала в руках Стаса, который тоже проснулся до подъёма и прогонял остатки сна, читая принесённый накануне из библиотеки журнал с воспоминаниями моего бывшего шефа.
Продолжение http://proza.ru/2014/12/11/713