- знаешь, я с детства люблю польские мятные конфеты. и ненавижу томатный сок. и до сих пор не могу отказаться от этой карамели, а от коробок с этим солёным соком просто отворачиваюсь. как это называется?
- жизнь.
с. смотрит на меня и вновь закуривает, отводя взгляд на вечер, через заклеенное деревянное окно глядя на мир. а мир за ним пустует. спрятались даже бродячие собаки, готовясь ко сну. облака рёбрами выделяются на небе - кажется, что если протянешь руку вверх и коснёшься крыши, то непременно почувствуешь под нежной кожей небесных перин твёрдые кости. светло-голубого цвета.
такие же, как небо в кордове, если смотреть на него сквозь листья олив.
мы говорили с с. о том, как планеты держатся на орбитах, о том, как страдал данте, спускаясь в преисподнюю, а потом возвышаясь до небес. мы обсуждали законы религии, законы морали, законы вообще.
мы оба начитанны и умеем спорить о технике, цитируя ахматову.
мы взрослые и умные люди. ходили на митинги, голосовали за человека, которого хотим видеть в качестве президента, пили текилу, не закусывая солёным лимоном. и нам продают сигареты.
мы взрослые
?
смотрю на с. он худощав, слишком высок и нескладен. бледен, словно гиацинт, печален, как поэзия мандельштама. его пальцы будто бы сами просятся наигрывать рахманинова. а глаза так же серы, как и ноябрьское настроение.
- знаешь, мне кажется, что я повзрослел.
- с чего ты это взял?
- я стал пить чай без сахара.
мы смотрим друг другу в глаза.
и больше не лжём о своём возрасте.