Один наблюдательный человек, по-моему – Ефим Драбкин, сказал: «Если еврей умнён, так это гений, а если глуп, то полный идиот». Как любой афоризм (из-за его краткости), это высказывание уязвимо.
Во-первых, не ясно о каком еврее идет речь. Например: французский еврей и русский еврей, не говоря уж о грузинском, это три большие разницы.
Во-вторых, из высказывания следует: если в России много евреев-гениев, то российские евреи – умные люди, а если в Израиле нет гениев, то излаильтяне – полные идиоты, что не является бесспорным.
В-третьих, в высказывании отсутствует средний, самый распрстраненный вариант – еврей обыкновенный.
В лаборатории подметально-уборочных машин отмечали день рождения Бори Бергмана. Девочки накрыли стол. Среди простецкой домашней снеди аппетитно выделялось блюдо с бефсрогановым, три порции которого Боря заказал накануне на фабрике-кухне.
Народ обсел стол и стал, ковыряясь вилками в блюдах, готовить закусь. Старик Кейлин не стал ковыряться. Он высмотрел на столе самое существенное блюдо и личной столовой ложкой со словами: « Мы по-солдатски, по-простому. Без вилок-шмылок» сгреб почти весь бефстроганов в свою тарелку. Боря удивленно поднял брови, но ничего не сказал.
Ефим Семенович Кейлин воевал на Волховском фронте в качестве связиста при штабе дивизии. В этом качестве он дошел до фашистского логова и в 46 году был демобилизован. Звание он имел невысокое – младший сержант, наград тоже не густо – четыре медали.
В разговорах он часто употреблял выражения: «У нас, у солдат...», «Я по-солдатски...». Бывший младший сержант любил в предпраздничные дни выступать перед молодежью с воспоминаниями о своей боевой юности.
Он около десяти лет работал над диссертацией (что-то о закономерностях движения частиц по вибрирующей полскости) и наконец защитился. После этого в разговорах он стал применять обороты типа: «У нас, у ученых...», «Я, как ученый...»
У Кейлина была жена, но ходил он каким-то неухоженным. В помятй одежде, часто небритый, с перхотью на плечах. Такое происходило, наверное, потому, что его жена постоянно была в отъездах, вернее в отплывах. Она преподавала математику рыбакам, которые учились в морской заочной средней школе.
Когда Кейлин появлялся в лаборатории в полном порядке: постриженный, поглаженный, почищенный, всем было ясно, что его жена вернулась из плаванья далекого.
Завлаб поздравил Бергмана с юбилеем, пожелал здоровья и успехов. Все чокнулись с юбиляром, осушили стаканы и стали рассматривать пущенный по кругу подарок, преподнесенный имениннику коллективом лаборатории.
Презент представлял собой глиняную черырехгранную бутылку, стилизованную под штоф петровских времен. Горлышко бутылки затыкалось большой глиняной же пробкой.
Когда подарение дошло до Кейлина, случилась неприятность. Рассматривая штоф, он перевернул его, при этом пробка выпала из горлышка штофа, упала на бетонный пол и разбилась.
Вместо того чтобы энергично пообещать имениннику купить новый штоф (благо их было много в Гостином дворе в отделе подарков), виновник инцдента стал юлить, стал замазывать свою оплошность: «Борис, не горюй, посуда бьется к счастью, тем более в юбилейный день...». Боря второй раз удивленно поднял брови и снова ничего не сказал.
После застолья Кейлин подошел к Барсукову и пооткровенничал: «Алексей Георгиевич, я знаю, что нужно купить новый штоф, но денег совсем нет. Вот Роза вернется с морей – обязательно куплю».
Чтобы утешить Борю, Барсуков пообещал выточить ему из яблоневой древесины подобную пробку с такими же узорами, но только лучше. Обещание свое он выполнил. Бергман был очень доволен: деревянная пробка смотрелась лучше, чем глиняная.
Подошел черед гормашевской народной дружине заступить на патрулирование улиц с целью поддержания общественного порядка. Народ (особенно женщины) с желанием шли в патруль: прогулка не свежем воздухе, обход магазинов, дополнительный день к отпуску. Патрулирование было необременительным. Тогда не сейчас -- на улицах было спокойно.
Кейлину и еще трем женщинам выпало патрулировать Народную улицу. Маршрут был очень тихий за исключением двух женских общежитий, но там вечером дежурили милиционеры.
Приключение приключается внезапно, иначе это не приключение. На тихую Народную вдруг вывалился из подъеда очень пьяный гражданин. Улидев женщин с повязками дружинниц он завопил: «А-а-а! Б...ди! Бездельницы! Я вас сейчас...»
Кейлин попытался образумить гражданина, но куда там. Гражданин напустился на Кейлина: «Ах, ты жидовская морда! Давно п...дюлей не получал? Сейчас огребешь...» и попер на младшего сержанта.
По случаю ненастной погоды у Кейлина с собой был зонтик. Не дожидаясь кантакта с буяном, он взял зонтик неперевес и штыковым приемом всадил его в живот нападавшему. Очевидно удар пришелся в область солнечного сплетения и, несмотря на толстую куртку, был достаточно сильным. Пьяный гражданин задохнулся, скрючился и схватился за живот. Кейлин подставил ногу и толкнул бухаря, Тот рухнул на тротуар. Одна из женщин побежала в гастроном вызывать милицию.
Патрульная машина прибыла мгновенно. Составили акт, погрузили задерженного в машину и увезли в отделение. Кейлин был в большом возбуждении: «Вы, дамы, как хотите, а я сматываюсь домой».
На следующий день в фойе Института висела «Молния» с большой фотографией Кейлина. В ней пространно описывался смелый поступок дружиннка. Келин ходил именинником.
В лаборатории, когда сотрудники стали поздравлять героя, тот скромно произнес: «Когда прижмет, то еврей как-нибудь выкрутится». Обратившись к Барсукову, он спртсил его: «Алексей Георгиевич, я не глупость сказал?». В ответ Барсуков успокоил ветерана: «Если глупость сказал еврей – то это уже не глупость».
Барсуков польстил Кейлину. В реальности же он не считал евреев (в отличии от широко распространенного мнения) особо одаренными личностями. Люди как люди, ничего особенного. Он полагал, что проявление одаренности зависит не от национальности, а от места проживания, воспитания и уровня образованности и в спорах на эту тему приводил такой довод.
В мире регулярно проводится Международная математическая олимпиада. В первой тройке всегда фигурируют такие страны как Китай, Япония, Россия, иногда США. Израиль же никогда выше 27 места не поднимался.
Может быть к нашему времени дело поправилось. Ведь в Израиль уехало много талантливых евреев из других стран.