От автора:
Почему анти-сага? Думаю, потому что всем известные "Сумерки" являются сагой. Так что, если вы все еще поклонник "Сумерек", то вам не сюда. Я буду действовать "от противного". "Красное золото" - роман, который был начат до "Сумерек" под вдохновением от творчества королевы мистики Энн Райс. И вот, когда мода на вампиров слегка поутихла и утратила прежнюю силу, и "Сумерки" сменились на книжных полках "50-тью оттенками серого", я решила реанимировать роман, и все же постепенно дописать его до конца. Перед вами очередная глава. Желаю приятного прочтения!
P.S. Эту главу я писала очень долго. Почему-то она далась мне нелегко. Но я рада, что наконец, закончила ее и могу отпустить, и приступать к новым!:)))
***
Глава 13
Я, наконец, собралась с силами, чтобы рассказать Ричарду о себе. Но, я сразу же зашла в тупик. Я не знала, о чем рассказывать, с чего начинать. Я просто смотрела в одну точку, задумавшись, и перебирала в голове воспоминания: приятные и болезненные. Все они крутились ярким калейдоскопом у меня перед глазами. Дождь уже не лил, как из ведра; теперь он наигрывал приятную мелодию, постукивая каплями дождевой воды по земле. Со всех сторон веяло прохладой и пахло мокрой травой. Я любила этот запах. Я глубоко вздохнула и спросила Ричарда:
- Что именно ты хочешь узнать? Что тебе рассказать?
Ричард пристально смотрел на меня своими сливочными глазами, задумчивым взглядом из-под ресниц. Он помолчал, а потом сказал:
- Расскажи мне о своем детстве. Я же не видел и не знал маленькую, скажем, пятилетнюю Риту.
- В детстве я была непослушной и очень любознательной. Ты, наверное, заметил, сколько у меня шрамов, - я смущенно посмотрела на свои ноги и руки. Ричард ухмыльнулся и провел пальцем по шраму на руке.
- Это я упала с верхушки дерева. Залезла на самую вершину и слабая ветка сломалась подо мной. - Прокомментировала я. – Я часто попадала в передряги, у меня была куча проблем и всегда что-то болело.
Уголки рта Ричарда поползли вверх.
- У меня почти никогда не было подруг, а если и были, то я проводила с ними минимум времени. – Продолжала я. - Зато в компании мальчишек я была, как рыба в воде. Я умела великолепно стрелять из рогатки, играла с ними в «войнушки», лазила по деревьям и развалинам, воровала фрукты у соседей. Моими лучшими друзьями были всегда мальчики, а дружбу с Мурзиком мы сохранили с пеленок и до… - я запнулась. – Ричард, как он там?
Ричард ожидал этого вопроса.
- Он ничего. Держится. За ним постоянно необходимо присматривать. Вспышки дикого гнева пугают, но, мы думаем, он справится. Руслан очень сильный.
- Да, не то слово. Он выдержит. Я уже могу с ним увидеться?
- Пока не знаю. Когда он озлоблен, он может неконтролируемо использовать свои способности или, услышав твой запах, может наброситься на тебя. Не забывай, его голову разрывают сразу две доминирующие способности. Он может сорваться.
- Лишь бы с ним все было хорошо!
- Будем надеяться. Расскажи мне, как вы познакомились с ним?
- Если бы я помнила! Наши мамы познакомились, будучи беременными нами с Мурзиком. Они вместе лежали в больнице. В одной палате. Мурзик родился на две недели раньше меня. Когда моя мама родила меня, тетя Лия с крошечным свертком – самим Мурзиком – приходила проведывать ее. Наши мамы были хорошими подругами и поддерживали очень теплые отношения, пока с тетей Лией не случилось несчастье.
- Что произошло? – серьёзно спросил Ричард.
- Никто толком и не знает точно. Когда Мурзику было пять, тетя Лия узнала, что у нее какое-то серьёзное заболевание. Не помню, какое именно. Мама рассказывала мне эту историю очень давно. А с Мурзиком мы вообще не обсуждали эту тему. Для него она была наиболее болезненной. Когда тетя Лия заболела, ее направили то ли в санаторий, то ли в пансионат на Каспийском Море, и оттуда она не вернулась. Конечно, отец Мурзика искал ее, обращался в милицию. Да, тогда наша полиция называлась так: «милиция».
Ричард удивлённо приподнял бровь и кивая, просил меня продолжать.
- В милиции ему сказали, что ее обязательно найдут. Но, так и не нашли. Она просто пропала. Представляешь, что чувствовал отец Мурзика? Что он должен был говорить сыну? - У меня задрожал голос. Каждый раз, когда я представляла себе эти ужасные события, у меня слезы наворачивались на глаза.
- И что же решил его отец? – тихо спросил Ричард.
- Он предпочел правду. Он рассказал Мурзику, как все было. И со временем он принял это. Принял то, что его мать пропала без вести.
Я придвинулась к Ричарду и уткнулась в его каменное плечо, пряча слёзы. Он обхватил мои трясущиеся руки.
- Когда он осознал всю тяжесть этой трагедии, он очень страдал. Мы с самого детства были вместе и в пять лет были друзьями, как говорится, «не разлей вода». Уже в пять-шесть лет он никогда не плакал при мне. Казалось, он всегда был настоящим мужчиной. Я обнимала его за плечи, ободряюще гладила по рукам и протягивала ему что-нибудь вкусненькое. А он всегда меня выручал. Мурзика воспитывал отец, уделяя ему минимум внимания, целиком отдавшись работе, после исчезновения тети Лии. Позже Мурзик стал что-то вроде уличного хулигана с грузом за плечами, с прочным и сильным воспоминанием – ему запомнилась улыбка мамы, когда он видел ее в последний раз. Знаешь, он бывало, говорил мне: «То, что она пропала даже лучше. Может быть она и умерла, но я не знаю этого наверняка. Так что, это лучше, чем запомнить ее мертвой». Это были слова шестилетнего ребенка! Удивительно, но он не обозлился на жизнь, - я подняла голову и взглянула на Ричарда, - понимаешь, его непробиваемый оптимизм и защитная реакция не позволяли ему дать слабину. Он открывался только мне. Из всех его друзей только я знала о том, что произошло, и мы хранили эту тайну от всех.
- А что было дальше? – нахмурившись спросил Ричард.
- Дальше… Мы росли, учились вместе в школе, только в разных классах, и продолжали искать приключения. Мурзик всегда был популярен среди девчонок, а меня девочки ненавидели, потому что мы с ним были неразлучны. Девочки ужасно ревновали, но мало кто понимал, что мы относились друг к другу по-братски. Мало кто знал, что наши мамы готовили вместе ужин и секретничали на кухне, а мы, будучи двухгодовалыми карапузами, игрались в манеже. Можно сказать, что мы были братом и сестрой, родней.
Ричард улыбнулся и сказал:
- Люблю светлые моменты в твоей истории. Так и вижу - вам с Мурзиком по два года, вы кидаетесь игрушками и улюлюкаете между собой, еще не зная всякого дерьма, вампиров, «кровавых крещений».
- Беззаботное детство! – подтвердила я. – Зато, когда мы стали старше, и у подростков нашего возраста начали играть гормоны, мы с Мурзиком посмеивались над ними, чувствуя себя почему-то намного взрослее своих сверстников. Это была наша фишка. Мы воображали себя сильными, независимыми всезнайками. Хотя, как и любые нормальные подростки переживали этот жуткий возраст. Б-р-р-р! Не хотела бы вернуться в то время! У Мурзика всегда были девушки, но дольше двух месяцев он ни с кем не встречался, хотя вышел еще тем дамским угодником. Но девочек интересовали парни не с богатым внутренним миром, а те, кто задрал бы им юбку где-то в туалете и совершил бы быстрое и смазанное действо, под названием – «подростковый секс». Ну, конечно, чтобы на следующий день похвастаться девчонкам в классе, что какой-то там Вася, звезда школьного футбола, - был у нее первым. – Я усмехнулась.
- Ну а ты? – улыбаясь спросил Ричард.
- А что я? Мурзик пытался быть свахой, и часто знакомил меня с кем-то из своих многочисленных приятелей. Но мне никогда не везло с парнями. А пара безответных чувств закалила меня и я, почему-то привыкла к неудачам такого рода.
- А вот здесь можно поподробнее? – улыбаясь спросил Ричард.
- Раз уж я согласилась рассказать тебе все, то, пожалуй, расскажу подробнее. – Глаза Ричарда расширились, и он с интересом продолжал слушать меня. – Однажды… Да, черт, много же историй начинаются со слова «однажды»! Ненавижу его! В общем, мне было пятнадцать. Была летняя ночь, я шла по поселковой улице и слушала стрекотание сверчков. Я была очень расстроена. Мне нравился один парень и в тот день я услышала его разговор с другом. Он говорил обо мне. Я не подслушивала, честно! Я случайно услышала разговор, и не могла уйти, не дослушав. В общем, они поспорили на меня. Он назвал меня наивной дурой, и сказал, что уложить меня в постель для него – пустяк.
Я шла, ничего не замечая, и вроде бы плакала, пока не увидела, что из-за угла показались два силуэта. Мне стало страшно, но они были уже так близко, что я бы не успела убежать далеко. Я пыталась, но они догнали меня и утащили в кусты. Это были два пьяных мужчины, от которых ужасно несло потом и алкоголем. Один был более трезвым и он начал бить меня по лицу, а потом… Он…Он изнасиловал меня. И второй тоже. – Я выдохнула. Это признание далось мне тяжело. Я замолчала. Лицо Ричарда исказилось, и он прижал меня к себе.
- Черт, Рита! Нет, какой ужас… - он гладил меня по волосам. – Как же ужасна человеческая природа. Каким нужно быть существом, чтобы сделать такое с пятнадцатилетней девочкой?! О, прости. Я сам чертов убийца, но насилие?
- Тебя сделали таким, Ричард. А те подонки были неудачниками по жизни и вымещали свою злость на других, предварительно заливая за шиворот.
- Это же настоящая травма. Я удивляюсь, что ты говоришь об этом спокойно!
Я задумалась. Да, Ричард, если бы только знал, как тяжело мне дается этот рассказ! Я старалась надеть непроницаемую маску, изобразить каменное лицо, и видимо, у меня получалось. Но для меня это были самые болезненные воспоминания и внутри меня закипала обида и злость и отчаяние, выдержанные, как вино. Ричард спросил:
- Чем закончился этот кошмар?
- Я думала, что они добьют меня и оставят там, в кустах… Но, когда я, истекая кровью, начинала терять сознание, я вдруг услышала вдалеке звук мотора приближавшихся мотоциклов. Их было несколько. Темноту осветили фары трех мотоциклов, один из которых был мотоцикл Мурзика. Сначала он ударил одного мудилу, тем самым лишив его сознания, а потом просто снял с меня того урода, что продолжал делать это со мной. Мурзик жестоко бил его. Его друзья пинали ногами другого. Когда эти сволочи больше не могли шевелиться, я… последнее, что я увидела - это лицо моего спасителя, а дальше я ничего не помню. – Я покачала головой. – Позже мне рассказали, что Мурзик вызвал скорую помощь, сообщил все моим родителям. Они были в шоке. Я даже не знаю, что именно они тогда пережили. Когда я очнулась в больнице, я не могла двигаться, я потеряла много крови. Одна рука у меня была поломана. Все тело было в шрамах и ужасно болело. Я долго не могла ходить. Этот гад покалечил меня не только снаружи, мне казалось, что я была тряпичной куклой, которую разорвали и она просто разошлась по швам. Прошло немало месяцев, пока я кое-как оправилась. Мурзик каждый день приходил ко мне в больницу. Он все видел, все помнил, и он спас меня. Я всю жизнь буду благодарна ему. Я была в состоянии ступора. У меня было ужасное потрясение и случались истерики, потом забытье, а потом все эти картины всплывали вновь, и все повторялось заново. Ко мне приставили психиатра, который следил за мной денно и нощно. А после реабилитации я обязана была каждый месяц посещать психолога. Истерики не прекращают посещать меня и по сей день. Но уже гораздо реже.
Руки Ричарда еще крепче обвились вокруг меня. Он прерывисто дышал, а лицо искажалось от злобы.
- Ричард, давай больше никогда не будем возвращаться к этой теме. Никогда. Я никогда в жизни больше не хочу рассказывать эту историю. Тебе я рассказала ее, потому что ты должен был знать.
- Конечно. Лучше расскажи мне, как ты жила последние годы? До того, как мы встретились.
- Собственно, как всегда. Только уже с травмированной психикой. Приятелей у меня становилось все меньше. Один Мурзик оставался мне верен. На первом курсе, я начала встречаться с одним парнем. Сначала все было замечательно, пока он не переспал со мной. У меня начался очередной приступ. Сам понимаешь, чем закончился мой первый сексуальный опыт. И тут все всплыло по новой. Конечно, моя реакция на того парня не должна была быть такой…Но он естественно принял меня за сумасшедшую и убежал, оставив меня биться в истерике. А потом он разболтал все это многим моим знакомым, и те стали держаться от меня подальше. Я плыла по течению, в апатии и полном безразличии ко всему окружающему. Бедные мои родители! – я вздохнула и покачала головой.
- Я тебя никогда, слышишь, никогда и никому не дам в обиду. Я убью любого, кто только попробует обидеть тебя.
- Ричард! С тобой мне нечего бояться. Сам посуди. И не стоит ради меня лишний раз кого-то убивать.
- Плохо то, что тебе нужно бояться меня.
- Я тебя не боюсь.
Ричард резко сменил тему:
- Я думаю, тебе необходимо увидеться с Русланом. Вы были так близки. Я понимаю, как трудно тебе без него.
- Да, я хочу увидеть Мурзика. И кстати, я хотела бы увидеть и Хайди.
- Хочешь, я познакомлю тебя со своим кланом и устрою экскурсию по своему новому дому?
- Да! Да! Конечно! А они нормально ко мне отнесутся?
- Пусть только попробуют отнестись к тебе по-другому, - Ричард оскалился.
- Ричард! - укоризненно покосилась я на него. – Хватит уже сыпать угрозами. Знаешь, у меня такое впечатление, что меня выжали, как лимон, и сделали из меня сок-фрэш. У меня разболелась голова. Наверное, от плохих воспоминаний. Отвезешь меня домой?
- Непременно! – ответил Ричард.
Мы ехали обратно в Эртиль в мерно жужжащей «Волге». Я смотрела вперед, на освещаемую фарами трассу, погрузившись в свои мысли. Я надеялась, что мне удастся быстро заснуть, ни о чем больше не вспоминая. Но дома меня ждал очередной сюрприз.
***
Когда «Волга» Ричарда скрылась за поворотом, я услышала музыку в саду и поспешила на звук. Оказывается, у мамы были гости: в летней крытой беседке горел свет, стоял накрытый стол, и несколько маминых подруг танцевали под музыку из стерео-системы, которую мама предусмотрительно вынесла на улицу. Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Мама давно не устраивала вечеринок у нас дома. С одной стороны, меня это обрадовало. Я узнала нескольких маминых подруг из фитнес-клуба, где она работала. Все они были женщинами бальзаковского возраста и старше, при этом безумно энергичные и спортивные. Необычно было видеть их танцующими не на степ-аэробике или латиноамериканских танцах в клубе, а вот так: дома, на домашней вечернике. Среди гостей были только женщины, значит, у мамы – девичник. В центре круга танцующих, я увидела маму, но что это с ней? Я видела ее утром, а сейчас она была совсем другой. Утром у нее были волосы длинной до поясницы! А сейчас она была стриженной «под мальчика», только челка осталась длинной, скошенной и падала на глаза, а сзади короткие волосы были хулигански уложены и торчали во все стороны. Я не могла поверить своим глазам, и решительно не понимала причины таких перемен. Мама увидела меня, пока я нерешительно мялась у беседки и, поставив стакан с Лимончелло на стол, она танцуя подошла ко мне, взяла меня за руки и увлекла на воображаемый «танцпол». Подруги начали свистеть и хлопать, танцуя еще неистовее.
- Мама! Что с тобой? – спросила я, улыбаясь и недоумевая.
- Ничего! Вот веселимся с девочками! Давай, Рита, шевелись, что ты совсем не двигаешься?! - мама дергала меня за руки, как куклу-марионетку, а я упиралась, потому что чувствовала себя по меньшей мере неловко.
- А что у тебя с волосами? – снова спросила я, продолжая пялиться на маму.
- Решила немного изменить имидж! А что, тебе не нравится? – Она засмеялась, покрутилась, вернувшись к столу, отхлебнула Лимончелло и протянула мне стакан.
Я взяла стакан и сказала:
- Нравится, просто у тебя были такие длинные шикарные волосы… Ладно, веселитесь. Я пойду в дом, устала сегодня.
Зайдя в дом, и осушив стакан с Лимончелло до дна, я позвала:
- Папа?
В доме было темно и никто не отозвался. Я прошлась по комнатам, свет нигде не горел, дом казался пустым. Было тихо, только из сада доносились приглушенные звуки музыки.
- Папа? – позвала я. Дом снова ответил тишиной, видимо, папы не было дома. На часах было 10:30 вечера. Обычно, в это время папа был дома, смотрел телевизор, либо читал новости в Интернете. Еще одна странность за сегодняшний вечер. Меня все это немного настораживало. Что же, разговаривать с мамой сейчас бесполезно - у нее веселье в самом разгаре. Если усну и не застану, когда придет папа, узнаю обо всем завтра. Я выглянула через окно в сад. В освещенной беседке продолжались танцы: мама танцевала в центре – быстро, неистово, запрокинув голову и закрыв глаза, она отрывалась по полной программе, словно танцевала не в саду, а в модном клубе. Что с ней происходит? Оставалось только догадываться.
Стоя в ванной, я взглянула на себя в зеркало, и, почему-то на секунду, я показалась себе старше лет на пять. Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Сегодняшний день был утомительным для меня. Я снова вспомнила свое прошлое, и головная «боль напряжения» (вроде бы, врачи называют ее так), пульсировала у меня в висках. Я хотела побыстрее заснуть, но знала, что это будет нелегко. Так что я достала из шкафчика снотворное, и выпив таблетку, отправилась в свою комнату.
***
На следующее утро, массируя виски и хмурясь от головной боли, я спустилась вниз на кухню, и увидела маму, которая сидела за столом, положив голову на руки. Со стороны она казалась школьницей, уснувшей на скучном уроке. Ее новая прическа была смята, кое-где на затылке короткие волосы хаотически торчали в разные стороны. Она медленно подняла голову: лицо ее было помятым, под глазами синели круги и остатки вчерашнего макияжа.
- Ты что не ложилась спать? – спросила я.
- Нет, - она покачала головой.
- Где папа? – если бы я знала тогда, что это последнее о чем мама хотела бы слышать! Но вопрос был задан и ей пришлось на него ответить:
- Не знаю. Сегодня он не придет.
- Вы что рассорились до такой степени, что он ушел из дому, не сказав куда? – мой голос был напряженным и взвинченным, на повышенных тонах, что выдавало мой испуг и негодование.
- Мы не ссорились больше. Просто, мы решили какое-то время пожить отдельно. Тихо и спокойно.
Да, тихо и спокойно. Именно так они и решали свои проблемы. Все меньше разговаривали, сидя в своих «аквариумах», а потом тихо и спокойно отдалялись друг от друга. Уж лучше бы они обсуждали свои проблемы, лучше бы кричали и ссорились.
Сложно было сказать, как именно я отреагировала на эту новость. Я чувствовала, что нечто подобное произойдет, и очень скоро. И вчера вечером я чувствовала напряженность. Даже дом, - неодушевленная коробка из кирпичей, - был напряженным. И вот, во что все это вылилось. Я не совсем хорошо помню, последовавшие после этого дни. Я и не помню, сколько их прошло. Я не помню, чем я занималась, с кем виделась. Этот маленький фрагментик из жизни стерся. Помню раньше многие дети верили в миф, что есть ластик, который стирает чернила. В итоге, все с усердием терли написанное в тетрадке, и кое-что все же действительно убиралось, потому что стирались верхние слои бумаги, но надпись все же оставалась различимой, и немного размытой. Так и некоторые воспоминания из нашей жизни, мы запоминаем плохо. Мы знаем, что эти моменты были, но они остаются далекими и непонятными, как нечеткие снимки. Говорят, люди помнят только хорошее. Плохое, постепенно становится все более прозрачным, туманным и уходит все дальше, в небытие. Может быть - это такая защитная реакция? Не могу точно сказать, какие чувства испытывала тогда. Новость о том, что родители разъехались была не самым жутким и внезапным потрясением. Но в тоже время, свой след во мне она оставила.
Тем не менее, я продолжала надеяться, что все это действительно вопрос времени. Возможно, расставание пойдет родителям только на пользу. Почувствовав свободу, они снова станут ценить свои отношения. Мы с мамой об этом не говорили, и я старалась как можно дальше абстрагироваться от темы, ведя себя апатично и отстраненно. Апатия была для меня ответом на все негативное, что со мной происходило. Сейчас модно называть это «пофигизмом». Но я так защищалась. Не плакала, не возмущалась, не ныла, словно мне было все-равно. Хотя, это было не так.