Географическое открытие Левитана
В августе сошлись - но никогда не соприкоснутся - две памятные даты в истории русской живописи: 30 августа 1860 года родился, а 4 августа 1900 года ушёл в мир иной Исаак Ильич Левитан. «Еврей, который стоит пятерых русских», как с восхищением говорил о нём Чехов и без свойственной ему иронии называл художника гением. Россия всегда умела усыновлять представителей любых наций – иногда безоговорочно, порой в сомнениях. И всегда влюбляла их в себя. Левитан писал из Италии коллеге по пейзажному цеху Апполинарию Васнецову, брату автора «Трёх богатырей»: «Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист».
Однажды Есенин заметил, что его родное село Константиново «лишь тем и будет знаменито,/ Что здесь когда-то баба родила/ Российского скандального пиита». Люди, оставившие след в истории, запечатлевают в истории и места, с ними так или иначе связанные. Тарусу открыл России и миру Паустовский, Тарханы – Лермонтов, Михайловское – Пушкин. Ничтожный даже по меркам конца XIX века городок Плёс, что ныне в Ивановской области (менее 3 тысяч жителей на 2009 год), явил просвещённой публике Исаак Левитан. С его подачи туда устремились художники и другие люди искусства, и этот поток с тех далёких пор не только не убывает, а напротив, полнится поныне. Тем более что с раскрепощением в России частной инициативы в таких городах и сёлах, освящённых великими именами, стали во множестве возникать уютные гостиницы, отсутствие которых не позволяло ранее непоседливому племени туристов осваивать российскую глубинку. Впрочем, отсутствие «во глубине России» проезжих для авто дорог не позволит это сделать и в ближайшей перспективе. Даже несмотря на принятие правительством РФ в конце июля 2010-го концепции федеральной целевой программы развития внутреннего и въездного туризма, предполагающей вхождение России к 2020 году в десятку самых посещаемых туристами стран, и выделение на эти цели 96 млрд рублей из федерального и 25 млрд – из местных бюджетов. Въехать-то туристы въедут, да далеко ли уедут… Разве что в Сочи и Сколково.
В Плёс Левитана с двумя спутниками в 1888 году доставил по Оке и Волге из Рязани колёсный пароход. В моём детстве такие ещё ползали по Москве-реке. По бортам у них неторопливо крутились два огромных колеса с лопастями, забранные в защитные решётки, поскольку вплавь догнать и зацепиться за этого двухпалубного пережитка капитализма не составляло труда.
На Волгу Левитана завлёк его учитель в Московском училище живописи, ваяния и зодчества Алексей Кондратьевич Саврасов. Большинству он знаком по картине «Грачи прилетели», но весьма значительную часть его наследия составляют полотна, посвящённые великой реке. Три художника плыли вверх по Волге наобум, высматривая, не приглянётся ли какой уголок на едва заметно набегающих берегах. Погода стояла отменная – не то что в прошлом году, когда дождливая Волга вызывала тоску. Бодрым и жизнерадостным выглядел даже Левитан, который, по свидетельству его близкого друга Константина Коровина (1861-1939), «был разочарованным человеком, всегда грустным». На мажорный лад в этой поездке «разочарованного человека» настраивало то обстоятельство, что одним из путешественников была Софья Петровна Кувшинникова (1847-1907), его ученица и тогдашняя пассия. Женщина замужняя, много старше Левитана, не выдающейся красоты, она обладала выдающимися способностями. Прекрасно играла на фортепьяно. Под её аккомпанемент Левитан писал самую свою пронзительную картину «Над вечным покоем»: она по его просьбе играла ему траурный марш из Героической симфонии Бетховена. Одну её картину – «В Петропавловской церкви в городе Плёс на Волге» приобрёл для своей галереи сам Павел Михайлович Третьяков (1832-1898). Ещё две поступили в Третьяковку позже. Кувшинникова была влюблена в Левитана безоглядно и пронесла любовь через всю жизнь, не потеряв пиетета к любимому, даже когда он от неё отрёкся. Пыталась отравиться, но земский врач спас её. Она скончалась в 1907 году от тифа, которым заразилась, ухаживая по доброте душевной за чужой одинокой женщиной. Оставила прекрасные воспоминания о восьми годах, проведённых вместе с великим художником. Могила Софьи Петровны затерялась, но образ её вернулся в Плёс. В июне 2010 года подле дома-музея Левитана была установлена скульптура «Дачница». В чертах дамы конца XIX века, присевшей на скамью на берегу Волги, угадываются черты Кувшинниковой.
Третьим спутником Левитана в путешествии по Волге был художник Алексей Степанович Степанов (1858-1923), безответно влюблённый в Кувшинникову. Такой вот любовный треугольник щедро талантливых людей (на картины Степанова «Лоси» и «Журавли летят» сразу положил глаз Третьяков). Со своей участью отверженного Степанов покорно смирился и поддерживал с другом-соперником ровные отношения.
Кувшинникова так вспоминала момент, во многом определивший дальнейший творческий путь Левитана, - момент открытия Плёса. «Наконец добрались до Плёса. Он сразу нас обворожил, и мы решили остановиться. Привлекла нас больше всего та маленькая деревянная церквушка, которую потом не раз принимались писать и другие художники. Мы нашли две комнатки недалеко от берега и с помощью сена, ковров, двух столов и нескольких скамеек устроили бивуак». Городок настолько обворожил Левитана и Кувшинникову, что они провели в нём и два следующих летних сезона. И всякий раз увозили осенью в Москву горы этюдов, рисунков и картин. Увидев плёсовские работы художника, Чехов заметил: «Знаешь, на твоих картинах появилась улыбка». Ему вторит Кувшинникова: «Даже Левитан – и тот перестал хандрить, и настроение это отражено в его картинах».
Та деревянная церквушка, что привлекла внимание путешественников поздней весной 1888 года, была поставлена на рубеже XVI-XVII веков во имя апостолов Петра и Павла на горе, получившей название Петропавловской. В советское время гору переименовали в Левитановскую, но новое имя не прижилось. Церковь неоднократно возникала в работах Левитана и стала доминантой в «самом русском» его полотне «Над вечным покоем», хотя писал её художник через четыре года после последнего посещения Плёса. Храм пережил своего певца, но сгорел в 1903 году. В статье конца ХХ века читаем: церковь «давно сгорела, и сейчас лишь кресты заброшенных могил напоминают о тех местах, где Левитан писал свои этюды».
Но через восемьдесят лет на месте сгоревшего храма появилась такая же церквушка Вознесения Христова, перевезённая из села Билюково Ивановской области. Не исключено, что её в 1699 году воздвигли те же безымянные русские мастера, что ставили в Плёсе Петропавловский храм.
Мне довелось побывать в Плёсе через 120 лет после его открытия Левитаном. Город, начавший было развиваться в первой половине XIX века, с прокладкой в 1871 году в стороне от него железной дороги Иваново-Кинешма утратил своё значение перегрузочного порта на Волге и впал в кому. Как было в нём в левитановские времена около двух с половиной тысяч жителей, так и осталось. Как не было значимых промышленных предприятий, так и нет. Как не было централизованной канализации, так и нет.
Мне Плёс предстал почти таким же, каким увидел его великий художник. Разве что набережную да центральную площадь одели в асфальт, а улицы по-прежнему мощены булыжником, если мощены. Но в том и прелесть этого заблудившегося во времени городка с его не потерявшими старорусской приветливости аборигенами. Нигде ещё мне не доводилось, идя по улицам чужого города, видеть выставленные за калитки корзины, ящики и коробки с яблоками – не на продажу, а просто так, порадовать гостей города: бери, кто хочет. Гостей же в туристический сезон здесь становится едва ли не больше, чем горожан: спасибо Исааку Ильичу, чей бюст теперь стоит перед домом на набережной, где три художника в 1888 году устроили свой «бивуак». На обслуживании организованных и неорганизованных туристов в основном и держится экономика Плёса.
Преданны плёсовцы (или плесовчане?) своей малой родине беспредельно. В этом мы с женой убедились, когда попросили директора музея Левитана стать нашим гидом, и она пять часов водила нас по городу, вдохновенно о нём рассказывая. Немолодая, молодецки взбиралась на горы, из которых и состоит Плёс. Влюбляла нас в любимый город. Влюбила. Непременно ещё туда наведаемся. И вам настоятельно советуем. Тем более что в этом году Плёсу исполнилось 600 лет.
А о Левитане Ольга Викторовна Наседкина знает, наверное, больше, чем знал о себе сам мастер. Очарована им была сразу и навсегда. Впрочем, о магическом воздействии Левитана на окружающих вспоминали и многие его современники. «Основной чертой Левитана было изящество. У него была изящная душа. Встретишься с ним, перекинешься хотя бы несколькими словами, и сразу делается как-то хорошо». Чехов шутил в письме: «Я приеду к вам, красивый, как Левитан». Женщины его обожали и если сходились, то бесповоротно – в отличие от него. Равнодушна к нему была только судьба.
Полуголодное детство, голодные и бесприютные отрочество и юность, работа, работа до изнеможения (несмотря на то что ему «давалось всё легко», как утверждал его собрат по живописи Михаил Нестеров) отразились не только на психическом здоровье Левитана – он дважды пытался покончить с собой, но и на физическом здоровье. В 1897 году Чехов, который утверждал, что медицина для него – жена, а беллетристика – любовница, выслушал Левитана. «Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука тук-тук слышится пф-тук».
Летом 1900 года ученики пейзажного класса школы живописи, ваяния и зодчества, где Исаак Ильич преподавал, выехали на пленэр в подмосковные Химки и писали хворавшему учителю: «Грачи уже соскучились и всё время кричат: «Где Левитан, где Исаак Ильич?». Левитан ответил: «Передайте грачам, что как только встану – приеду. А если будут очень надоедать, попугайте: не только приедет, но и ружьё привезёт».
Грачам повезло: Левитан не встал.
Свою лебединую песню, солнечный гимн любимой Родине – картину «Озеро. Русь» - Исаак Ильич завершить не успел. Но и незавершённая, она потрясает своим могучим оптимизмом, верой в великое будущее России. На второй век потянуло после смерти Левитана, а мы так верой и живём.