Было опубликован под псевдонимом: Герменевтик Беотийский
Вы помните свои детские игрушки?
Плюшевый медведь – огромный, надежный, в минуты душевной невзгоды он мог заменить маму или бабушку... Архитектурный конструктор, большой ящик с задвигающейся крышкой, в нем – розовые, голубые, коричневые кубики, арки, призмы... Целый город можно было строить целую неделю!
Кукла, в бесконечных репетициях взрослой жизни облысевшая, лишившаяся способности закрывать глаза и пищать «Ма-ма!» – и сменившая полученные при рождении наряды на самоделки...
И еще одно воспоминание попытаюсь я извлечь из вашей памяти, дорогой читатель. Вам хоть однажды приходилось переезжать? Хотя бы на пару летних месяцев в родительский отпуск? Или – из комнаты в комнату, когда все это игрушечное хозяйство срочно надо перетрясти, отсортировать, что-то сдать неумолимой маме для ссылки в кладовку, на антресоли, в мусорку, по сути...
Помните это ощущение сиротства в разоренной комнате? Замусоренный пол, пыльные квадратики по периметру... Среди мусора отыскиваешь книжку без обложки или обложку без книжки, пуговицу – глаз лягушки, мишкин нос – мама все сокрушалась, что вовремя его не подклеила, ведь видела же, что отрывается!
«...Детские игрушки, разноцветные бусины, изорванные книжки с картинками...», – похоже, правда? Это уже – не мое воспоминание о моем детском переживании. И не ваше, дорогой читатель.
Это свидетельствует о наблюдаемом Исаак Бабель в рассказе «Дорога»:
«Остаток ночи мы провели, разбирая игрушки Николая Второго, его барабаны и паровозы, крестильные его рубашки и тетрадки с ребячьей мазней. Снимки великих князей, умерших в младенчестве, пряди их волос, дневники датской принцессы Дагмары, письма сестры ее, английской королевы, дыша духами и тленом, рассыпались под нашими пальцами...».
Так потрошили царский дворец, выпроводив бывшего императора и его семью в сибирскую ссылку. ...А что было до того?
До того – было открытие мира детства. В некий момент времени человечество вдруг заметило при себе детей – не будущих взрослых, а равноправных членов общества, живущих в данном возрасте в данный момент. Осознало ценность детства – и не только как поры подготовки к взрослости...
И вот уже та самая датская принцесса Дагмара – вдовствующая императрица Мария Феодоровна, покровительствует проведению в Санкт-Петербурге в 1903-1904 годах Международной научно-промышленной выставки «Детский мир». Участники везут в российскую столицу детские игрушки – и старинные, ставшие уже памятниками старины, и новомодные – изобретенные в России и за границей, во Франции, Германии, в великой Британии, стране английской королевы – сестры российской императрицы.
Мир детства миром взрослых оказался осознан как нечто цельное и значимое. Случайно ли, что примерно в то самое время, когда в российской столице проходила удостоившаяся августейшего покровительства выставка, в Великобритании Джеймс Мэтью Барри опубликовал книгу «Питер Пэн в садах Кенгсингтона» – о мальчике, который не хотел становиться взрослым?
А Редьярд Киплинг чуть раньше создал роман «Ким» – о мальчике, который, может, и не был никогда ребенком, а был – «человек мира». Случайно – или это совпадение событий есть ментальный маркер, ознаменовавший перемены общественного сознания в отношении к детству?
Заметьте – ранее в английской литературе присутствовали девочки и мальчики, сиротки и мамы-папины, но в течение романов взраставшие в правильных людей. И романы демонстрировали эту готовность девочек и мальчиков стать взрослыми, войти во взрослую жизнь.
Детство мыслилось как подготовка к взрослости. Здесь же мы вдруг увидели существ, для которых значим был сей миг их жизни – так значим, что прощаться с ним не хотел ни Питер Пэн, ни маленькие читатели. Такой силы оказывалось это «нехотение», что выбирали герои книжки между мамой-папой – и детством! И не всегда оказывался выбор в пользу семьи. А чаще – в пользу детства в семье...
Вернемся от детства к игрушкам. Царевнины куклы и царевичевы солдатики, уцелевшие в 1917 году, в 1930-е годы оказались в Музее игрушки. Стараниями Н.Д. Бартрама устроен был этот музей. И был он не пыльным складом, а исследовательским учреждением, исследовалось – детство.
«Каждая игрушка – это зеркало жизни человеческой», – таким принципом, писала дочь великого игрушечника, руководствовался Бартрам.
Коллекция царских игрушек долгие годы пребывала в забвении и небытии. Что-то было изничтожено по разным заведениям для «детей трудового народа». Что-то все ж сберегалось в музеях, в первую очередь – в Музее игрушки, называясь нейтрально: «Куклы XIX века».
А в 1994 году игрушки явились миру – составив выставку «Мир и образы детства» в Третьяковке. Было то – второе открытие мира детства. Но не только.
Разглядывая игрушечные лодки и солдатиков царевича Алексея, кофр с нарядами для кукол царевен, изучая «развивающие игры» – типа тех, которые в обиходе были у нас все долгие советские годы, – мы примеряли чужое детство на себя. Возвращались мысленно к своим забытым детским игрушкам, в свое детство – и чувствовали, что семья, расстрелянная где-то там, в сибирских просторах, – вдруг стала нам понятнее и ближе.
Не венценосность семьи убиенной была значительной, но человечность. Отрекшийся император в сибирской своей ссылке стал, наконец, тем, кем хотел быть всегда – любящим мужем и заботливым отцом.
Тщетны, но и трогательны были его старания охранить детство своих детей. О том, что ждало семью, мы знали из учебников. Но трагичность ситуации стала язвить и мучить душу лишь теперь, в присутствии этих игрушек.
Сочувствие к лишенным права на счастье становилось острым до невыносимости!
...Дорогого стоят такие минуты прозрения. Как важно, чтобы не осталось такое прозрение в подсознании. Чтобы заговорили немые свидетели – сквозь стекло музейной витрины сообщили недосказанное, пробудив совесть и память.
Перед детскими игрушками, перед воспоминанием о собственном детстве – не становимся ли мы чище и честнее?