Белое воинство уходило в эмиграцию.
За спиной оставался охваченный пожаром Крым, впереди были
Чёрное море и неизвестность.
Юный поручик Антонин Ладинский с тоской смотрел на стремительно удаляющийся родной берег.
Он месил сапогами раскисшую от дождей и отливающую свинцовым блеском землю несколько лет,
превратившихся в эпоху, познал боль и насилие.
Смерть то и дело являла свой обезображенный ужасом лик, отнимая друзей,
привычный уклад жизни и веру в справедливость.
А ведь поручик был ещё совсем молодой человек, едва перешагнувший рубеж
отделяющий детство от взрослости.
У него не было юности, любовных красот, высоких мечтаний.
С остатками армии Врангеля за рубеж ехал банкрот, всё потерявший –
Россию, веру в людей, нежность и трепет души.
Так казалось ему.
Слава Богу, что всё случилось иначе.
В середине 50-х годов прошлого века в Советский Союз, среди очень и очень немногих,
вернулся бывший белый эмигрант, набиравший популярность исторический романист,
по странному совпадению носивший те же имя и фамилию – Антонин Ладинский.
Он был утончён и сед. Благородная внешность выдавала истинно русского интеллигента.
Среди совковой массы, колёсиков и винтиков социализма этот человек выделялся
благородством осанки и мыслей.
Его не посадили в тюрьму, не отправили по этапу в Магадан, времена уже неуклонно менялись.
Но родная земля встретила Ладинского настороженно, сдержанно и выжидающе.
Он был не первым, вернувшимся из иного мира, как будто с того света.
Ранее приехал известный актёр и певец Александр Вертинский,
сразу давший окружающим почувствовать, что такое осколок минувшего,
осколок порядочности и чистоты.
Получила советский паспорт Наталья Ильина, писательница до сих пор не оценённая,
создавшая первый уникальный роман о возвращении и замолчавшая на долгие годы,
чтобы раскрыться перед смертью в мемуарной прозе высочайшей силы.
Есть ещё несколько примеров.
Но случай Ладинского – единственный, и ни на что непохожий.
Хотя путь этого человека в эмиграции достаточно традиционен.
Он пролегает пунктиром по линии Александрия – Париж, где засиял некогда маленькой,
но яркой звёздочкой прекрасный молодой поэт.
Его заметили, мотивы его глубоких и волнующих стихов были близки эмигрантской среде.
Полувопрос-полуутверждение «Когда мы вернёмся…» ярко пылал в них бедой и страстью.
Почти никто не вернулся.
Друзья Ладинского по литературной группе остались лежать на парижских кладбищах.
Вернулся он один.
Странное это было возвращение, долгая подготовка к нему отняла жизненные силы.
Он перебрался из Франции в тогдашнюю ГДР и долго ждал разрешения на въезд в Москву.
Бесконечно долго. Менялась эпоха.
Ушёл из жизни Сталин, страна обретала новое лицо, более понятное и человечное.
А разрешения всё не было.
Он думал о своей судьбе и уже не ждал крутых поворотов.
Один за другим угасали в эмиграции великие волшебники слова – Ходасевич, Георгий Иванов, Бунин.
Когда-то Иван Алексеевич очень хвалил его стихи. И его историческую прозу. Хвалил и даже восхищался.
Наконец ему дали «Добро».
Он вернулся не как поэт.
О его стихах родная земля тут же забыла. А, может быть, и не знала.
За ним тянулся шлейф модного исторического романиста.
Я познакомился с творчеством Антонина Ладинского в середине 60-х и сразу же влюбился
в его роман «В дни Каракаллы».
Более того, этот роман на долгие годы стал моей настольной книгой.
Он очень непрост, названный мной экскурс в глубь Римской империи.
Наверно, какие-то ассоциации рождались в голове автора, сравнивавшего и сталкивавшего эпохи.
Под внешним спокойствием повествования таится глубокая сила замерших магнитных колебаний.
Признаюсь, что перечитывал роман «В дни Каракаллы» многократно.
И сейчас, когда на душе смутно, неспокойно, тревожно, я открываю страницы этой прекрасной книги
и переношусь в римскую провинцию под названием Дакия,
переношусь молодым, неискушённым в жизни человеком и готовлюсь к завоеванию Рима,
то есть к взятию жизненных высот, которые до меня с таким блеском взял Антонин Ладинский.
Вспоминается небывалый успех его исторических романов в стране,
некогда отвергшей молодого поручика. До сих пор вижу, будто воочию, как рвали из рук
его роман «Последний путь Владимира Мономаха» и как я досадовал на приятеля, утащившего эту книгу из моей личной библиотека. Тогда, в середине 60-х, творчество Ладинского только набирало силу и считалось большой редкостью.
А потом к читателям пришла «Анна Ярославна, королева Франции»,
настоящий пир ума, благородства и творческого великолепия.
Антонин Ладинский недолго прожил в советской стране, целиком замкнувшись в истории.
Ни одной стихотворной строчки, ни одного лирического откровения.
Как прошли эти годы на Родине?
Хотелось бы знать, но почти нет свидетельств, лишь скупые факты житейской хроники.
Бог не дал ему творческого долголетия.
И всё же ОН разрешил положить бывшего поручика в землю Новодевичьего кладбища.
Да будет благословен в веках Антонин Ладинский, замечательный поэт и великий исторический романист!
Я молюсь о нём.
Он приходит ко мне, спускаясь с облаков, благородный интеллигент в галстуке с посеребрёнными висками.
Мы долго беседуем.
О чём? Это тайна, которую, может быть, однажды раскроют.
А, может быть, и нет.
Р.Маргулис
10 декабря 2014г.