Стукачок

- Юрий Сергеевич, а Юрий Сергеевич, что же вы, сударь, не здороваетесь? Мимо проходите…
- О, Сергей Петрович, давно мы с тобой не виделись. Слушай, месяца три…
- Конечно, если ты проходишь и даже головы не поворачиваешь в мою сторону.
- Тебя попробуй, узнай! В такой крутой дублёнке… или как она называется!
- Да так и называется.
- Где ухватил? Никак по большому блату? Ну да, при вашей-то службе…
- Ну-ну, прекрати. У нас это недопустимо. Был в Москве в командировке, удачно в ЦУМ зашёл. Кстати, куда летишь?
- Да в партком завода. Новые ЦУ поступили.
- Говорят, ты неплохо справляешься с обязанностями парторга цеха, и какого цеха?! Основного!
- Стараюсь.
- Молодец! А… знаешь, что… зашёл бы ко мне, как-нибудь. Посидели бы, поболтали…
- Да ну. А, как это?.. Такая контора!.. Я даже не представляю, как туда двери открываются.
- Обыкновенно. Кнопку нажмёшь, скажешь, что ко мне. На втором этаже…
- А?..
- Найдёшь. Давай… в… среду… после пяти. Хорошо?
Юрий Сергеевич Лахов – инженер, по совместительству парторг цеха, в котором находится вся инженерная и административная мощь НПО Электромеханический завод. Сюда пришёл работать сразу после института по распределению. Работал мастером в монтажном цехе. Особенными инженерными способностями не выделялся, но был активным по комсомольской, а потом по партийной линии. Как тогда требовалось, давал показатели. Это руководителям нравилось, и его продвигали. После вступления в члены КПСС через пять лет был избран парторгом цеха, с обязанностями которого справлялся  успешно. Но за всё время работы на заводе особым авторитетом среди коллег и рабочих не пользовался.
Его собеседник Кряжев Сергей Петрович – выходец из того же электромеханического завода. Был инженером – электриком. Отличался высокой оперативностью, смекалкой и разносторонностью познаний. Замечали в нём и способности прохвоста. Всё он делал так  чисто и основательно, что предъявить ему претензию практически было не возможно. Почти всегда избегал замечаний со стороны руководства. Всегда был виноват кто-то, но не он. В сорок два года, как офицер запаса, был приглашён в местное отделение КГБ.
В среду Юрий Сергеевич стоял перед неказистой металлической дверью. Она была одностворчатая, необычно большая по высоте и ширине, что говорило об изготовлении её под заказ. Давно нанесённая коричневая краска местами сошла, и там выглядывали мелкие каверны ржавчины. Три ступеньки перед дверью – бетонные; тоже не выделялись изыском. Поверхность была шершавой, и оттуда выглядывали круглые окатыши гальки.
Лахов потрогал дверь, но она была закрытой. Убрал руку, посмотрел по стенам вокруг двери. Справа на стене ютилась такая же невзрачная кнопка. Юрий Сергеевич нажал на неё, и через несколько секунд дверь открылась. В дверях появился высокий стройный мужчина лет пятидесяти в гражданской одежде.
- Что вы хотите?
- Я к Кряжеву… Сергею Петровичу.
- Заходите. На второй этаж…. Первый кабинет слева.
- Спасибо.
Обратив внимание на стены, Лахов поднялся на второй этаж. Они были голые, никакой наглядной агитации или прочей информации, как во всех заведениях, здесь не было. Стены до самого потолка покрашены какой-то грязно-серой краской. Подошёл к двери, постучал. Двери открыл сам хозяин. Он щедро улыбался.
- Ну, заходи, Юрий Сергеевич, заходи! Только не пугайся, я тут марафет навожу.
Лахов зашёл, так же оглядываясь. И кабинет Кряжева отдавал такой же дремучестью, что и всё здание, если не считать портретов Дзержинского и Брежнева. В правом углу был открыт сейф, а перед ним на полу валялись стопки бумаг. Лахова очень удивило – документы из сейфа и так просто валяются при постороннем. Поймав на себе взгляд Кряжева, он отвернулся от бумаг и, чувствуя неловкость от своего любопытства, старался больше ничего детально не разглядывать. Тем более, что и смотреть то нечего. Напротив единственного широкого окна стоял такой же широкий двухтумбовый стол. На столе ничего не было: ни ручек, ни бумаг, ни телефона.
Кряжев предложил сесть на заранее приготовленный стул напротив себя через стол. Солнечный свет от окна попадал Лахову прямо в глаза. Он плохо видел Кряжева и поэтому повернулся немного боком.
- Ну, как жизнь? - начал Кряжев.
Лахов пожал плечами: - -Живём, трудимся.
- Вот, видишь, что творится. Почему-то всё нарушилось. Ты думаешь, наладится? - как-то по-отечески спросил Лахов.
- Обязательно. Перетрётся. Там наверху всё обдумают, примут решение…
- Ты молодец, оптимист! А на работе как?.. Товаров, как видишь, не хватает, народ не довольный…  Наверно ругаетесь, спорите, обсуждаете?
- О-о-о, постоянно! И не только спорим!..
- А что ещё? Странно?..
- Анекдоты сочиняют.
- Хочешь сказать, что твои коллеги антисоветские анекдоты рассказывают?
У Лахова похолодело в груди: «Про анекдоты я зря сказал. Главное, про своих ничего не говорить, и так постоянно ругаемся».
- Расскажи хоть один. Да не бойся! Сейчас за анекдоты не сажают.
- Да не умею я их рассказывать, и не помню толком.
- Ну и ладно. Дома-то как дела, ребятишки, жена?
- Нормально. Дочка, та отличница, учится на одни пятёрки. Мечтает о юридическом…
- А сын?
- Тот немного похуже. Но ничего. Очень любит технику: машины, мотоциклы. Мой отец говорит, что один будет юрист, а второй тракторист.
- Оригинально! Значит Витя у тебя – механик?
- Бог его знает.
- Да, раз уж мы начали разговор о жизни, то и продолжим. Короче, ты сам понимаешь и не мне тебе объяснять. Меня интересует настроение людей. Эти анекдотщики будоражат народ, порождают всякие сплетни, неуважительно выражаются о руководителях нашего государства. Нет, конечно, мы никого не собираемся ловить, сажать, но на место поставить нужно. Знаешь, чего доброго и листовки дурацкие могут появиться. Сам инициативы ни в чём не проявляй. Мнений своих не высказывай. Слушай и запоминай. К тому же, говорят, воровство увеличилось. Ты представляешь, если какой-нибудь, я не говорю, - дурак, но несознательный товарищ, стащит электронный блок, двигатель, или ещё что-нибудь, оборудование остановится. А на вашем заводе соблазнов много. Кто-то же должен помогать стране? У вас ведь спёрли какие- то платы с импортными микросхемами.
- Да, это платы управления с тиристорами. Молодёжь на светомузыку…
- Нашли кто?
- К сожалению нет. Изготовили другие на отечественных аналогах.
- Надеюсь, мы с тобой договорились? Ты же умный мужик! Ладно, ты меня извини; тебе же домой надо. Там, наверно, жена ждёт. Да, совсем забыл, есть мнение избрать тебя секретарём парткома  завода. Так что готовься. Дело ответственное, и сам понимаешь, не последним человеком будешь в городе.
Лахов шёл домой окрылённый предложением с одной стороны и в состоянии полной неопределённости с другой, как относиться к службе, порог которой он только что переступил. Внешне она выглядела не то, что скромно, убого. Документы, которые, по его мнению, должны быть секретными, просто кучей валялись на полу. Несколько дней он жил мыслями о КГБ, но в конце сделал вывод – раз его пригласили, значит, его ценят и на него рассчитывают.
.
Приближался Первомайский праздник. Партком, профком и комитет комсомола активно готовились к торжеству. Распределяли места в колонне во время шествия, кто, что нести будет, оформление автомобилей. Своей прямой работой Лахов не занимался совсем. Парторг завода был в отпуске, и лечился в профилактории; все обязанности легли на его плечи. Праздничный вопрос был на первом месте. Начальнику техбюро это не очень нравилось, но против утверждённых обычаев не попрёшь. И он, обычно, не очень возмущался. Да и знал, что оставшиеся сотрудники вытянут на себе и работу Лахова.
Техбюро было небольшим – три инженера - электроника, да Лахов, как он сам говорил, - чистый электрик, и начальник Воронин Николай Николаевич.
Было в НПО и ещё одно техбюро механиков. Воронин постоянно предлагал объединить их в одну службу, видя в этом слияние мыслей, общую более результативную работу, и исключение беготни из кабинета в кабинет для решения иногда совсем примитивных технических вопросов. Но директор был категорически против и всегда, когда ему, что-нибудь не нравилось, обращался к Николаю Николаевичу по фамилии:
- Воронин, оставь свои предложения при себе. Более важных проблем хватает.
Оказалось, что начальник техбюро механиков был родственником жены директора, а на начальника объединённого бюро он не «тянул». Естественно, им был бы Воронин, а Сыромятин, в лучшем случае, его заместителем. Но такой должности в штатном расписании не было, а выбивать её в верхах означало создать себе лишнюю проблему. НПО, всё-таки, режимное предприятие. Как тогда называли – почтовый ящик, а не просто завод.
Воронин Николай Николаевич, как очень рассудительный человек  понимал, что могут возникнуть проблемы. Всё больше и больше идёт отставание во внедрении новых идей и технологий. Некоторые технические агрегаты, выпускавшиеся из года в год, напоминали автомобили УАЗ или «Москвич», которые клепались, как консервные банки и мозолили не только глаза, а и сознание. Новые предложения умниц-одиночек иногда уничтожались на корню. Советская система не прощала тем выскочкам, кто сводил на нет труды конструкторских бюро или целых НИИ.
Воронин боялся, что придёт то время, когда завод окажется в тупике. Нужно снижать себестоимость продукции, использовать более дешёвые материалы, провести реорганизацию НПО с целью повышения технологических решений.

Этот день выдался относительно спокойным. Начальство не дёргало, и Николай Николаевич своих подчинённых тоже не тревожил. Нужно ребятам иногда расслабляться.   
Сразу после обеда к начальнику техбюро зашла Маргарита Терентьева – единственная женщина в коллективе. Очень проворная женщина: почти везде у неё были свои люди. Как тогда говорили: «Везде был блат».
- Николай Николаевич, ты меня не теряй. Я сбегаю в город. Там в продуктовый яйца привезли, могу и на тебя взять.
- Конечно, возьми. Подожди, я позвоню, тебе машину дадут. За час управишься?
- Само собой. Я на всех буду покупать, а как быть с Лаховым? Он же альтруист!
- Дурак он, а не альтруист. Возьми и на него десяток. У тебя деньги есть?
- Есть.
- Потом позвонишь его жене, придёт, заберёт. Не далеко, на одном этаже работаем.
Маргарита вернулась к трём. Чтобы не привлекать внимания, несла яйца в картонной коробке. На вопрос: «Что несёшь?», отвечала: «А что я могу нести кроме чертежей да технологических карт». Для всех не купишь. Открыв двери техбюро, Маргарита услышала откровенное ржание её коллег.
- Вы что, с ума сошли? Начальник же за стенкой…
- А он, что не человек? - повернулся к Маргарите лицом Виктор Брусницын.
- Витя, ты опять анекдоты травишь? Где ты их только берёшь?
- Как где! Всё из народа! А вот ещё один на продовольственную тему. Приезжает к нам Брежнев среди ночи. Первым на пути ему попадается наш мясокомбинат.
- Там уже забыли, как это мясо выглядит.
- Саня, ты прав. Подошёл к проходной, а навстречу ему охранник с ружьём:
- Вы кто? Что вам нужно?
- Я, Леонид Ильич Брежнев. Давай, созывай народ. Будем митинг устраивать!
- Да, как я его соберу среди ночи?
- А ты пальни из ружья.
Ну, тот пальнул. Подождали, никто не идёт.
- А ну  пальни ещё разок, - говорит Брежнев.
Тот снова пальнул. В ближайшем доме открывается окно, высовывается сонная рожа.
- Эй, придурок, ты чего стреляешь?
- Брежнев приехал.
Окно закрылось и опять тишина. Никого нет. Брежнев занервничал.
- Что за несознательный народ в вашем городе. Давай, стреляй третий раз! Время идёт, а мне нужно довести до народа новую продовольственную программу – создание АПК.
Охранник выстрелил третий раз. Открывается то же окно.
- Придурок, ты чего опять стреляешь?
- Брежнев приехал!
- Да ты что, бездарь, не мог его с первого раза пристрелить?!
Хохот заполнил помещение. Маргарита поставила ящик на стол.
- Прекращайте, клоуны, я ваши яйца принесла.
Смех снова возобновился.
После раздела Маргарита позвонила жене Лахова:
- Лида, зайди к нам. Тут тебе нужно кое-что забрать.
Минут через пять появилась Лида. Маргарита показала на стол Лахова.
- Там Юра подарок купил к празднику, деньги можешь отдать мне.
- Ой, как хорошо! Какой он молодец! Надо же, проявил инициативу. А где же он сам?
- Раз его яйца валяются на столе, значит где-то недалеко, – опять пошутил Виктор.
Лида сначала как-то смялась, а потом со всеми расхохоталась; забрала кулёк с яйцами и с оставшейся улыбкой на лице ушла.
- Пусть человеку будет приятно. Он же сам по блату ничего не купит, – сделал вывод Александр Кашков.

Первомайская демонстрация далась большими трудами. Многие, особенно рабочие, отказывались принимать участие, ссылаясь на занятость. Лахов понимал, что люди перестают дорожить государственными устоями. Во время шествия проявлялось непослушание, к которому был привычен парторг и ценил его. Чаще всего молодые люди выходили из колонны, на замечания никто не реагировал, слышались бранные слова. Неуважение к традициям принимало массовый характер. Дойдя до места остановки колон, народ становился неуправляемым. Участники шествия, а среди них и комсомольцы, бросали лозунги и плакаты на обочину дороги или в лучшем случае прислоняли к кустам и забору. Слышались ругань и взывание к совести. Буквально через пять минут уже никого не было, кроме самого Лахова, комсорга, председателя профкома и его сотрудников -  Кашкова и Брусницына.
- Боже, что творится, вроде сознательный и серьёзный народ, – Лахов схватился за голову. – Смотрите, на других предприятиях то же самое творится. Дурдом!
- Юрий Сергеевич, ты уже и бога вспомнил, - съязвил, как всегда, Брусницын.
- Тут кого угодно вспомнишь! Смотри, половина нашего добра валяется, где попало! Машина рядом стоит, неужели так трудно кинуть в кузов! Поломали, изорвали… сколько труда прахом!..
- А сколько денег ушло на это всё! – председатель профкома поднял указательный палец своей левой руки. – На следующий год ни рубля!.. Всё ремонтировать будут!
- Всё правильно, Александр Петрович, ты же левой рукой руководишь, считай, что всё ушло налево, - снова пошутил Виктор.
- Отстань, - огрызнулся профсоюзный лидер. – Давайте лучше соберём всё, да на машину скидаем.
- А мы для этого и остались, - отозвался более молчаливый Саша Кашков, - кто же вам ещё поможет? Юрий Сергеевич - как-никак, родная кровь.
- Женя, ты бы хоть вышел из машины, да нам помог, – обратился с просьбой к водителю Лахов.
- Вам надо, вы и собирайте. Моё дело привезти и увезти, – пробурчал, не выходя из кабины, водитель.
- Да чёрт с тобой, - рассердился Лахов.
- Юрий Сергеевич, не поминай лукавого всуе, да и вообще никогда, – снова поддел Лахова Брусницын.
Все рассмеялись и взялись дружно собирать заводское добро. Закончив работу, Лахов обратился к водителю:
- Женя, приедешь, разгрузите с дежурными ребятами всё агитацию в кладовую. Ключ знаешь где.
- Да на хрена оно мне нужно! Как есть, так и оставлю, а после праздника пусть разгружают, кому надо.
- Господи, что творится! Ладно, езжай, - махнул рукой Лахов. - Всё рушится, всё ломается!
- А ты успокойся, - положил ему руку на плечо председатель профкома. – Запомни, один ты ничего не изменишь.
- А знаете что, - решительно обратился ко всем Лахов, - пойдёмте ко мне. Лида у меня ушла сразу после шествия, чтобы приготовить стол. Придут родные. Пойдёмте, места за столом всем хватит! А?..
- Да я не знаю…, - замялся Александр Петрович.
- Юрий Сергеевич, а я обещал быть дома, друзья придут…, - как будто извиняясь, отказался комсорг.
- Ну что, мужики, нечего мять кота в мешке, - деловито распорядился Кашков. -  По пути в магазин, а от Юры звоним по домам, что мы на партконференции, у неё и заночуем.
Увидев на пороге вместо одного мужа четырёх мужчин, Лида немного растерялась.
- Юра, ты бы хоть позвонил откуда-нибудь, что вы придёте.
- Лида, Лидочка, ягодка, не беспокойся, - Поднял к верху два пакета Виктор, - мы сами о себе позаботились. Выгребли из гастронома последнее. С тебя только рюмка да вилка.
- Витя, и больше найдётся, - улыбнулась Лида, - даже место за столом.
- Это прекрасно! - поддержал беседу Саша.
Застолье получилось большим и шумным.
        - Мужики, мы уже десятый раз говорим: «О работе ни слова», – останавливал всех Кашков. – Давайте, в конце концов, о музыке, о культуре…
- А не получится, Саша, – развела руками Лида. – Начинаем о жизни, а заканчиваем работой.
- Да потому, что работа и есть наша жизнь, - очень серьёзно подчеркнул Лахов.
- Патриот ты мой, патриот, - Лида положила руку на мужа, – может и угомониться уже пора. Тебе что, больше всех надо? Да был бы с этого толк, а то одни нервы и забота.
- Вот, и побереги жену, - поддержал тему Виктор.
            - Ребята, а давайте, я вас расслаблю, - Саша достал из кармана кассету, подошёл к магнитофону и включил его. Полилась бойкая мелодия, но с первых звуков было понятно, что это западная музыка. – Вот послушайте, – Саша улыбнулся и сел на место.
- Я лично в этом ничего не понимаю, - сказал один из родственников Лахова, - мне музыка и музыка.
- Вот такой музыкой и разрушают наше общество, – Лахов пренебрежительно показал рукой на магнитофон. – Да, Саша, я слышал, что ты балуешься зарубежной музыкой. Что она тебе даёт?
- А что вообще музыка даёт? – начал защищаться Саша. – Музыка это культура!
- Но она не наша, …враждебная нам! - пошёл в атаку Лахов.
- Враждебная нам может быть и наша музыка, – смело ответил Саша. – У нас есть вещи совершенно пустые и лживые, как и часть нашей литературы, а тем более газеты! Одна ложь!
- А мне нравится, - отозвался сидящий в стороне сын Лахова  Витя, разглядывая журнал «За рулём». – Ничего антисоветского там не поют. Просто для нас это новые и непривычные мелодии. Да и слышал я их.
- А ты помолчи, - вскипел на сына Лахов, - и не суйся в разговор старших, и вообще мы завели недопустимую беседу. Мы были передовым государством, им и останемся. Мы самая справедливая и свободная страна! Витя, иди в свою комнату. Мужики, мы далеко зашли.
- Да никуда мы, Юрий Сергеевич, не зашли, - возразил Брусницын. – Ты – парторг, тебе нельзя, а я человек свободный от всяких партий. Ты знаешь, я даже в комсомоле не был. А в этой свободолюбивой стране поехал поступать в институт со справкой вместо паспорта. А там написано, что я житель колхоза «Путь Ильича», и справка выдана для поездки в областной центр для поступления в институт!
- Всё правильно, и что тебя оскорбило? – сделал удивлённые глаза Лахов.
- Ты что, ненормальный?.. – вскипел Брусницын. – В колхозе скот живёт, а люди в населённом пункте! И если я свободный человек, то я не должен стоять перед председателем колхоза или сельсовета и клянчить у него справку, а иметь паспорт на руках и ехать туда, куда мне нужно!
- Ребята, ребята, - забеспокоилась Лида, - успокойтесь.
- Да не волнуйся, – махнул рукой Брусницын. – Ты что думаешь, мы с ним первый раз спорим? И, вообще, -  мы глуповатое и беспорточное государство. Да, кстати, - уже заулыбался Саша, - благодаря русскому слову «порты» во французском языке существует очень известное слово.
- ?
- Ну что смотрите? Портье! Это тот, кто подаёт порты. Поняли? – Виктор поднялся со стула. – Кашков, а Кашков, на улице грязновато, а нам, как  советским людям, нужно сохранять стойкость.
- Не стойкость, а устойчивость, умник. Да, пора по домам, – Саша тоже встал. – Спасибо тебе, хозяйка, за хлеб, за соль!
- Не за что. Своё ели, пили.

           Послепраздничные дни у Лахова были не лучше. Вроде бы должно наступить затишье, как вдруг новый сюрприз. Молодой и перспективный инженер подал заявление о вступлении в партию. Но оно было без рекомендаций: никто не согласился на таком заявлении ставить свою подпись. А содержание заявления было таковым: «Прошу принять меня кандидатом в члены КПСС, так как это поспособствует моему продвижению по должности». Это выходило за пределы принятого. Лахов отказался принять такое заявление, но директор настаивал и открытым текстом на заседании парткома завода заявил:
- Мне нужен этот человек! Я хочу сделать его, сперва, главным электриком, а потом - главным инженером. Сами понимаете, что на такую должность беспартийного никто не утвердит. Я уговорил его написать заявление. Этот вопрос можно согласовать с верхами, а рекомендацию я дам ему один, не тряситесь. Это ваша недоработка, Юрий Сергеевич, плохо агитируете, что нет желающих, поступать в партию. Лахов молчал. Он прекрасно знал, быть членом партии теперь редко кто согласится. Приходится уговаривать.
Восемьдесят второй год для Лахова выдался очень тяжёлым. Бывший парторг попросил освободить его от обязанностей, ссылаясь на плохое здоровье; ушёл на заслуженный отдых и занял место хозяйственника в городской управе. Пока Юрий Сергеевич осваивался на новом месте в роли освобождённого парторга, умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев. Его смерть и похороны породили целый шлейф анекдотов, слухов и побрехушек появлявшихся, как грибы после тёплых дождей. В  остальном урожай по стране был немного выше, чем прошлые два года. Да беда не в этом. Из-за плохой организованности и условий хранения потери составили более тринадцати процентов. Созданный агропромышленный комплекс не оправдал себя, и не смог удовлетворить потребностей населения.
Приход к власти Ю. Андропова  многим позволил надеяться  на то, что наконец- то будет наведён порядок в государстве. Особенно после его выступления на пленуме ЦК в декабре месяце: «Следует решительнее повести борьбу против любых нарушений партийной, государственной и трудовой дисциплины». Началось ужесточение порядков на предприятиях, борьба с нетрудовыми доходами. Но дефицит товаров за последние годы поспособствовал расселению кавказцев в регионах России, численность которых за последние двадцать лет почти удвоилась, и созданию спекулятивных группировок. Обострились отношения между ними и местным населением. В некоторых городах происходили побоища.
Народ, привыкший подворовывать, остался верным традиции. Многие на этом пострадали. Иногда доходило до смешного. Милицейский наряд, останавливая человека нёсшего килограммов десять песка для ремонта квартиры, в лучшем случае заставлял вернуть на место, независимо от того, где он его взял. Не зря ходил в народе анекдот, как задержали городского огородника, вёзшего на мотоцикле три мешка коровьих лепёшек, собранных на пастбище. Оштрафовали и заставили вернуть всё на место. Мужчина спросил:
- Вы имеете ввиду, вернуть государственное добро?
- Вы всё правильно поняли, - ответили милиционеры.
Мужчина увёз мешки к зданию горисполкома и выгрузил на ступеньки перед входом, а сверху оставил записку: «Дорогому государству, его дорогое добро».
Недолго было суждено ходить этим анекдотам. Ю. Андропов передал государственную эстафету К. Черненко, после этого всего на неделю задержавшись на этом свете. Тот, в свою очередь, даже не удосужившись потешить народ, отправился следом за коллегой.  Общество озадачилось, кто ещё придёт к власти на исходе жизни, и не пора ли с этой трагикомедией заканчивать. И восемьдесят пятый год ворвался в жизнь советских людей свежим  ветром, к власти пришёл молодой и энергичный М. Горбачёв. Его задачей было реанимировать и обновить социалистическое общество. Но это не вызвало сочувствия и поддержки не только в капиталистических, но и в странах социалистического лагеря. Кризис проникал всё глубже, разрушая политику и экономику страны. Отношения между обществом и властью рушились.

Приход к власти М.С. Горбачёва Лахов встретил уже со стажем в должности освобождённого от производства секретаря парткома завода. Затеянная Генеральным секретарём перестройка обрушилась на его плечи новым грузом. Не всё было понятно и не всё воспринималось сознанием, но деваться некуда. Раньше было проще. Почти всё было нельзя. А теперь трудно понять. Да и работать нужно под тремя лозунгами: гласность, ускорение, перестройка. Почти каждый день приходилось бывать в горкоме партии, собирать парторгов цехов и встречаться с сотрудником незаметного здания с незатейливой кнопочкой у входной двери.
У народа развязались языки, а про журналистов, и говорить нечего. ЦК КПСС принимал все усилия, что бы лишнее, по их мнению, не выплёскивалось в массы. Но по мере развития гласности зарождалось желание свободы действий, зрело желание не только знать и понять, а и действовать. Тем более что с мая восемьдесят шестого года начал работать закон о частной трудовой деятельности, в котором было легализовано до тридцати видов производства и услуг. Несмотря на то, что налог на частных предпринимателей составлял шестьдесят пять процентов и держался до мая восемьдесят восьмого, предпринимательство развивалось очень бурно. Параллельно частному предпринимательству развивалась и теневая экономика. К девяносто первому году её капитал достиг 70-80 миллиардов рублей.
Наравне с ростом гласности рос спрос на демократическую литературу. Печатались и массово продавались сочинения И.Бродского, А.Галича, А.Солженицына. Девяностый год показал, что существование Союза в прежней ипостаси невозможно, а та, на которую подталкивало его мировое сообщество и лидеры перерождения страны, просматривалась очень туманно, и носила новое название – истинный плюрализм и рыночная экономика.
Ощутимый удар по оплоту коммунизма нанесли его спасители – ГКЧП, оградив Горбачёва от власти в надежде упрочить в стране прежнюю советскую власть под контролем компартии. После подавления путча под предводительством Б.Ельцина, следом за Прибалтийскими республиками, которые 6 сентября были признаны мировым сообществом и самим СССР, откололись от Союза ещё восемь республик. В декабре девяносто первого года после встречи в Беловежской пуще президентов Белоруссии, России и Украины во избежание гражданской войны было провозглашено СНГ – содружество независимых государств, окончательно поставившее точку в существовании СССР. Девяносто первый год вошёл в историю, как год гибели сатанинской империи, зародившейся в семнадцатом году. Многих политиков, социологов и здравомыслящих представителей человеческой плеяды мучает вопрос: «Почему дьявол для своего эксперимента избрал в этот раз Россию?». Многие страны попадались на его удочку, но ни одна из возникших империй не существовала в полном составе дольше одной человеческой жизни. Да и создатели этих империй заплатили дорого не только своей жизнью, но и жизнью близких. К сожалению, история не учит. 


Юрий Сергеевич был подавлен, теперь на его плечи была взгромождена вся городская партийная организация. Да и от неё осталось не больше половины. Последовав примеру Ельцина, большинство коммунистов сдали свои билеты, некоторые просто вышвырнули на помойку, сделав вывод, что партия им ничего не дала. Третьи отложили в дальний ящик, а кто его знает…
Лахов остался верным партии и разочаровано смотрел на знакомых, покинувших её ряды. Единственной поддержкой для него осталась «старая гвардия» - ветераны войны и тыла. Они составляли костяк парторганизации.
Завод лихорадило, готовая продукция не отгружалась, сократились заказы, а на их место пришло воровство. Как не странно даже сами работники охраны занимались кражей цветных металлов, стройматериалов, разукомплектовывали дорогостоящее оборудование. Завод практически остановился. Силами городского отдела внутренних дел территория НПО была взята под охрану.
Лахов метался, как на пожаре. Сверху требовали конкретных результатов. Народ остался без работы и без зарплаты. А тут ещё добавила тревоги возникшая инициативная группа из предпринимателей и активистов, выдвигавших свою программу развития города. В зале заседаний горисполкома состоялось собрание представителей городской власти, электромеханического завода, предприятий сферы обслуживания, общества предпринимателей и естественно, активистов, неравнодушных к этому событию. Дебаты были бурными и часто диаметрально противоположными. Проанализировав суть собрания, Лахов пришёл к выводу, что партия здесь уже не к месту; и никто в её организаторских способностях не нуждается.
Вскоре нагрянули городские выборы. Выдвигались три кандидатуры: бывший председатель горисполкома Вересов Андрей Вениаминович, секретарь горкома партии Лахов Юрий Сергеевич и предприниматель Золотницкий Валентин Сергеевич. После выборов с явным преимуществом мэром города (как тогда стало модным называть) стал Вересов А.В.. Он был поддержан большинством голосов благодаря расчётливой агитации. Его выдвигали, как человека знающего всю городскую «кухню», а молодые пусть поучатся.
К следующим выборам Лахов готовился со всей серьёзностью; разработал свою экономическую программу. Казалось, учёл все нужды ветеранов, деятельность частных предпринимателей, работу ЖКО, благоустройство города и конечно, сохранение электромеханического завода. Он использовал весь свой опыт и знания. И избиратели поддерживали его программу, особенно старшее поколение. Итог – 12,5 процента. Он второй. Первым оказался его бывший начальник Николай Николаевич Воронин. Он пользовался огромнейшим авторитетом в заводском коллективе; а основная масса населения города работала на заводе.
Ещё большим ударом для Лахова стало то, что вскоре помещение у городского комитета партии отобрали, а взамен предложили бывший опорный пункт ОВД в молодёжном общежитии. Он представлял собой небольшую ободранную комнату. Из мебели такой же стол и, естественно, несколько стульев. Юрий Сергеевич, оставшись не у дел и без зарплаты, кинулся на родное предприятие. Директор встретил его дружески.
- А, Юрий Сергеевич, знаешь, я тебя давно жду. Надеюсь, мы сумеем спасти предприятие; перепрофилируемся, но мне нужны надёжные помощники. Думаю, ты понимаешь, о чём я говорю?
- Да. Конечно.
- Вот и хорошо. Юрий Сергеевич, мне нужен хороший хозяйственник.
- ?
- Не делай удивлённые глаза. Нужно подсчитать в цехах имеющиеся материалы, оценить условия их хранения, на складах тоже… Одним словом – нужен порядок. Да, и на территории тоже. Знаешь, есть у меня одна мысль, если немного обживёмся, то нужно привести в порядок наши джунгли. Всё растёт само по себе, и на фоне всего этого тонны мусора, металлолома, старого оборудования. Но об этом мы поговорим позже. А сейчас пиши заявление и приступай к работе сегодня же.
- С чего начинать?
- Без разницы, решай сам. Ты здесь не гость.
Не теряя времени, Лахов отдал заявление единственному оставшемуся инспектору кадров.
- Оформляй с сегодняшнего дня.
- Юрий Сергеевич, а медкомиссию?..
- Зоенька, какая медкомиссия?! Некогда ерундой заниматься. Тут столько работы, что поседеть можно.
- Ой, не говорите, Юрий Сергеевич, а про зарплату я вообще молчу.
Составив короткий план и захватив с собой первый попавшийся чистый журнал, Лахов понёсся по цехам. Выйдя на улицу, осмотрел территорию. Самым дальним слева находился плавильно-литейный цех. Зашёл в приёмную начальника, поздоровался с секретаршей, которая даже не обратила на него внимания. В сложившейся ситуации это уже не имело никакого значения.
- Можно? – Лахов открыл дверь и остановился на пороге.
- Сергеич?! Ты, что ли? Какими судьбами, а? – из-за стола поднялся здоровяк под два метра ростом. Слегка нажимая на «О», подал свою здоровенную руку. – Я всегда и всем говорю, что наш завод начинается с меня. Недаром цех номер один. На роботу, что ли, ха-ха, пришёл проситься? Не возьму, ха-ха, роботы нэма.
- Слушай, Жолудько, ну до чего же ты перестраховщик, я ещё толком порог не переступил, а ты уже кричишь - нету. А я ничего просить и не буду.
- Ну, тогда садись. Чай будешь?.. Выбач, кавы нэма.
- Владимир Данилыч, ну когда ты научишься по-русски разговаривать; ты же в России?
- А тогда, когда вы научитесь по-украински в Украине, ха-ха.
- Ну и скользкий же ты.
- А ничуть, ты же знаешь, что я очень волосатый. Можешь у жены спросить.
Оба дружно рассмеялись.
Закипел чайник, и Владимир Данилович заварил две кружки чая.
- Ну и как дела, Юрий Сергеевич, что-то же привело тебя ко мне? Может ты действительно насчёт работы?
- Нет, я уже работаю.
- Да ты что? И когда?..
- А с сегодняшнего утра.
- Вот даёт! И кто ты теперь?
- Да что-то вроде хозяйственника, а точнее, в роли общезаводской кастелянши. Вот с тебя и начну.
- Вот спасибо! Ну, начинай.
- У меня к тебе просьба, составь список материалов, которые у тебя имеются. Ну, сам знаешь, у тебя медь, цинк, алюминий. Директор сказал, пора вставать на ноги.
- А что, оборудование немного подшаманим, и можно запускать. С материалами немного похуже. Очень много разворовали. У меня даже кладовщиков на металлах нет.
- Пожалуйста, соберите, где что есть, взвесьте. Я знаю, ты человек запасливый, без заначки не живёшь. В цехе тоже рассортируйте: нужно, не нужно. Дня через три зайду.
- Ну, ты больно шустр. Народу то нэма. Дай бог через неделю…
- Через неделю, так через неделю. Спасибо.
- Спасибо мне потом скажешь.

И пошла, и покатилась у Юрия Сергеевича новая жизнь, необычная, непривычная. Сначала было всё тихо, мирно. Но чрезмерные старания и желание Лахова заглянуть во все щели, вызывали бурную реакцию начальников цехов и мастеров. Слепая исполнительность и девиз «Чем больше выкинуть, тем больше порядка» ему были по душе, и он очень старался. Начальники цехов и особенно мастера участков припрятывали трубы, прутки, листовой прокат, провода и детали изношенного оборудования. В сборочном цехе, где начальником одного из участков стал его бывший коллега Александр Кашков, так он послал Лахова на три буквы в присутствии рабочих. Причиной всему стал всё тот же порядок. Когда Лахов обнаружил в шкафах и в ящиках на стеллажах не нужный, по его мнению, металлолом, то потребовал от Кашкова всё выкинуть, но тот отказался:
- Никогда и ни за что, мне здесь работать, и мне это всё нужно.
- Прежде, чем начать работать, нужно навести порядок на участке и рабочих местах!
- Ты, лучше, наведи порядок в своей голове!
- Что?! Ты меня оскорбил при всём народе. Я вынужден написать докладную директору завода.
- Иди, пиши, иди и вообще иди… на …!
Лахов побагровел.
- Ты мне за это ответишь!
- А это ещё будет видно.
Лахов резко развернулся и ушёл. В этот же день докладная лежала на столе директора.
На ближайшем оперативном совещании, Кашков на вопрос директора, что произошло, ответил просто:
- Да поругались, как мужики. 
- Нет, Александр Викторович, - вскочил Лахов, - вы меня послали при всём народе!
- Простите, Юрий Сергеевич, - схитрил Кашков, - знаете, за делами как-то мелочей не заметно.
По кабинету директора прокатился лёгкий смешок. Директор, еле сдерживая улыбку, поднял руку.
- Тогда давайте, не будем вдаваться до мелочей: на повестке вопросы куда серьёзнее.
Лахов хотел возразить, но директор продолжил речь. Заседание продолжалось ещё полтора часа. Выходя из кабинета директора, Лахов приблизился к Кашкову.
- Саша, извини, но я этого так не оставлю.
В течение нескольких дней Лахов подходил к рабочим участка с просьбой подтвердить грубость их начальника, но никто не согласился. Одни ссылались на то, что ничего не слышали, другие на то, что им до лампочки и не во что вмешиваться не будут, Когда он взывал к совести, то многие отвечали: «Ты лучше своей совестью займись». После этого он морально упал, снизилась его активность, что в свою очередь вызвало недовольство директора. Лахов начал понимать, что у него не работа, а сплошные конфликты, но своей вины ни в чём не видел. Он считал, что честно выполняет поставленную перед ним задачу. Два года он потратил на борьбу с несознательностью, а результат, к сожалению, нулевой.
Четырнадцатого сентября Лахову позвонила секретарша:
- Юрий Сергеевич, зайдите, пожалуйста, после девяти к директору.
- А что, Валечка, случилось?
- Думаю, что ничего плохого. Директор в хорошем настроении.
С волнением в душе Юрий Сергеевич приблизился к двери директора; секретарша посмотрела на него и, улыбаясь, успокоила:
- Да заходите, чего вы переживаете.
Он зашёл и поздоровался.
- А, Юрий Сергеевич, извини, что вызвал. Видел тебя в коридоре, хотел перехватить, но ты так чесал, что я за тобой не поспел.
- Да торопился посмотреть, куда разгрузили цемент на ремонтном участке, чтобы не замок.
- Мог бы и позвонить начальнику участка, зачем самому лететь. Да ладно. Я поздравляю тебя с Днём рождения, после обеда можешь уйти домой. Я там подписал приказ на две тысячи премии. Ещё раз поздравляю!
- Спасибо, но я как-то и не намечал ничего такого.
- Ну, дома с Лидой разберётесь. И… ещё у меня есть к тебе разговор. Ты цеха сейчас оставь в покое, они, слава Богу, задышали. В дальнейшем это работа начальников цехов. Возьми на себя благоустройство территории завода. Договорились? Приказ будет.
- Договорились.
Лахов вышел из кабинета директора с дурным предчувствием. То, что это понижение его должностной значимости, он прекрасно понимал, и считал его не заслуженным. Но ничего, он будет стараться. И на этой должности он себя утвердит успешно.
После корректировки обязанностей в должности, у  Лахова проблем не убавилось, они просто стали другими. Из всех служб, кто занимался благоустройством предприятия, были: бригада дворников и бригада штукатуров-маляров. Штат этих коллективов еле достигал половины. Одни постоянно подметали дорожки и тротуары, а другие с таким же постоянством подмазывали отвалившуюся штукатурку. Когда дело доходило до посадки и стрижки деревьев, то никто этому не уделял должного внимания, а среди исполнителей многие не имели об этом ни малейшего понятия. И если кто-нибудь советовал, как и какие деревья нужно сажать, то, как правило, никто к этому не прислушивался. После каждой посадки большинство деревьев погибало. Действовал девиз – главное посадить, а там, как получится.
Юрию Сергеевичу тоже не нравились беспорядочно посаженые деревья и кусты. Между ними ямки, бугорки, канавки создавали отвратительный пейзаж. Лахов не стал терять времени. Первейшим делом решил под деревьями обогатить почву и закидать эти ямки и канавки. Благо, торфяной карьер был недалеко. На его обочинах бульдозерами были нагребены пятиметровые кучи торфа. Насев на начальника ремонтно-строительного участка, он добился того, что тот выделил старого ЗИЛа и отправил его возить торф, после чего хватался за голову: «Какой торф?! Бензина, хоть стаканами дели! А он - торф!.. Я рехнусь. На хозяйстве всего две машины и один автопогрузчик. Если он завтра скажет, что нужно идти белить деревья, то я кого-нибудь застрелю. Но начну с него! Вот вам крест святой!».
Три дня дворники, а это в основном женщины, и рабочие тех цехов, на территории которых находились клумбы и газоны, растаскивали и равняли торф. На третий день, в конце смены, не взирая на возражения секретарши, в кабинет директора влетел разъярённый начальник ремонтно-строительного участка. Не здороваясь, накинулся на директора:
- Вы кого на работу взяли?! Сперва порядок наводят, а потом почву равняют и деревья садят! Дурдом!
Директор вскочил, растерялся.
- Виктор Григорьевич, товарищ Березин, ради Бога, успокойтесь.
- Я не могу успокоиться, - сотрясая буйными седыми кудрями, кричал Березин. – Вы кого на работу взяли?! Он же самодур, фанатик! За-ши-бу! Ей, Богу, зашибу! Уберите его от меня! В цехах работы не меряно, а он клумбы!..
- Виктор Григорьевич, Христом Богом прошу, успокойтесь и расскажите всё по порядку.
На следующий день все работы на клумбах были прекращены. К восьми часам Лахова пригласили к директору.
- Юрий Сергеевич, вы не мальчик и я не хочу вас ругать, но вы не с того начали. Сначала нужно навести порядок на территории, а потом благоустраивать. У вас есть перечень работ и порядок их выполнения. А сейчас зайдите в службу безопасности, там получите подробную инструкцию, что вывозить на свалку, что оставлять.
Такой пощёчины Лахов не ожидал. Получалось, что опять не угодил, и то, что на одну ступеньку его опустили ниже, было явным фактом.
Где находилась дверь так называемого «первого отдела», он хорошо помнил. Раньше он заходил сюда полноправно, и его мнение здесь когда-то имело вес, а теперь шёл туда, как пацан, которому будут объяснять, что такое хорошо и что такое плохо.
С понедельника Юрий Сергеевич уже контролировал сбор металлолома и мусора от зданий и до забора. Работа была унизительная, приходилось самому ходить по кучам мусора и распоряжаться, куда какую железяку кидать. Всё, что не должно оказаться за забором из-за своей важности и цветной лом складывались в кузов того же ЗИЛа, который недавно возил торф, и свозились в шихтовый двор литейно-плавильного цеха. Чёрный лом складывался на удобных площадках для сортировки по степени годности. Битыми кирпичами и кусками бетона закидывались ямы под забором. Остальное увозилось на городскую свалку.
За этими делами Юрия Сергеевича застала зима. Он облегчённо вздохнул, хотя прекрасно знал, что работы хватит на всё следующее лето.
Чтобы  сгладить отношения с Березиным, Лахов решил поблагодарить его за машину и бригаду мужчин, которые всю осень ковырялись в этой грязи.
- Виктор Григорьевич, ну спасибо, - и подал руку.
Березин тоже подал ему руку. – А мне твоё спасибо до с…, когда есть гознаки.
Лахов обиделся, но уже никому жаловаться не пошёл. Слух об этом разнёсся не только по заводу, а и по всему городу.
Несколько дней Лахов перебивался мелкими поручениями. Но на очередной оперативке директор объявил, что, посоветовавшись с главным инженером, решили реконструировать участок окончательной доводки изделий и устранения брака. К тому же решено усовершенствовать окрашивание изделий спецкрасками с последующей просушкой в термокамерах. Для этого нужно освободить соседнее помещение от старого обрудования, произвести для начала косметический ремонт, установить оборудование, и начать работать.
Юрий Сергеевич взялся за эту работу с особым рвением; тем более что директор поручил ему функцию не только смотрителя, а непосредственного организатора. Работа шла бурно. Люди рассчитывали на то, что им за эту работу будет хотя бы немного доплачено; тем более что от прямых обязанностей их никто не освобождал. Все лишние перекуры и прочие отвлечения от работы отпали сами собой. Работа была грязной и тяжёлой. По истечении месяца в талонах о зарплате никто не обнаружил дополнительного шифра. Рабочие возмутились и вместе с мастером набросились на Лахова. Тот смело принял атаку в свой адрес.
- Ребята, ребята, во-первых, я вам ничего не обещал, и на меня нечего обижаться. Во-вторых, я такой же исполнитель, как и вы.
- Нет не такой. Я, например, знаю, Юрий Сергеевич, что вам доплатили тысячу рублей. А мои люди чем хуже вас? Я, как мастер, хочу знать, почему нам не доплатили?
- Валерий Николаевич, вы, как мастер, не должны вносить смуту в коллектив, и ещё, откуда вы знаете, что мне доплатили, кто вам сказал. Я думаю, этот человек будет наказан. И, в конце концов, может мне за что-нибудь другое заплатили.
- Может за то, что путаетесь под ногами?
- Валерий Николаевич, вы себе слишком много позволяете!
Конфликт был решён начальником цеха. Он пообещал всем заплатить. Но раздоры между Лаховым и работниками участка повторялись всё чаще и чаще. Как-то мастер прибрал два вентилятора для вытяжки, туда же в угол отложил десяток добротных досок, шланг и полный ящик всякой мелочи. Придя на следующий день на работу, он этого всего не обнаружил. А так как часто кто-то выбрасывал отложенные им вещи, он разразился бранью:
- Какая б… всё это выбросила, кого просили?! Я вас спрашиваю?! – набросился он на подчинённых. Но все отнекивались. Никто ничего не знал. Вчера уходили домой, всё было на месте.
Заскрипела ржавая металлическая дверь. На пороге появился Лахов.
- Что случилось? Что за крик? Вы уже должны давно работать.
- Как тут работать, когда непонятно кто выкидывает нужные вещи, - возмутился мастер.
- Валерий Николаевич, - Лахов сделал ответственноумное лицо, - была команда всё лишнее выкидывать. Если я за вас буду ещё раз убирать всякий хлам, то вы будете наказаны, понятно?
- А дураков не спрашивают, что выкидывать, а что оставлять, – мастер от злости вздулся, как голубь на морозе. - Тебе велено смотреть и организовывать, вот и занимайся своими делами. Штукатуров третий день ждём, козлы не из чего делать!
- Ну, знаете, Валерий Николаевич, вы ещё слишком молоды, чтобы со мной так разговаривать и тем более на «ты». Я к вам такого неуважения не проявлял.
- А я проявляю, - ещё больше кипел мастер, - и не собираюсь вас уважать. И прошу мне не мешать работать. А сейчас выйдите отсюда потому, что вы не компетентны в делах и здесь вам не место.
Через неделю конфликт повторился снова. Лахов торопил штукатуров, настаивал, чтобы в течение двух дней все щели и места отпавшей штукатурки были заделаны. Сделав недоумённые глаза, девушки принялись мешать в корыте раствор и замазывать стены. Конечно, о том чтобы очистить места ремонта и смочить нормально водой, не могло быть и речи. Поцарапав стену мастерком и побрызгав её мочальной кистью, они тут же наносили раствор. Для двух штукатуров объём работы был солидный, но на третий день они закончили.
Когда был подметён пол, начали заносить оборудование: небольшие станочки, сварочный аппарат и шкафы с оснасткой и инструментом. Последними были две сушильные камеры и барабаны с краской. Мелкие бутыли с краской и посуду для их разведения и смешивания (а это были обыкновенные металлические и пластиковые банки) разместили в металлических шкафах.
Лахов заглянув в шкафы, решил, что это жуткий бардак. Позвал нового рабочего, который не был в курсе всех покрасочных тонкостей, и приказал выкинуть всё что грязное, и все баночки, где хранилось понемногу краски непонятных цветов. Тот усердно всё исполнил и выбросил всё на прицеп с мусором, который во второй половине дня увезли на свалку. Это была пятница. Мастер участка доложил начальнику цеха, что с понедельника можно начинать красить некоторые изделия и небольшими партиями. В понедельник в начале смены пока ждали партию панелей, решили установить шкаф с инструментом у стены рядом с колонной, где раньше был электрический силовой шкаф. Четверо рабочих небольшими шажками придвинули шкаф к стене. Когда дело было уже почти закончено, вдруг пласт свежей штукатурки площадью больше квадратного метра отвалился от стены и, разломившись на куски, заполнил пространство между шкафом и стеной. Увидев это, мастер выругался и только махнул рукой. Что ждало его потом, он и не предполагал. А потом привезли ящик панелей.
- Ну-ка, оба Ивана, - шутя, обратился мастер к своим рабочим, - беритесь за панели. Цвет, слой – по технологической карте. Она тоже там, в ящике.
- Хорошо, Николаич, - почти вместе ответили мужчины и отправились готовить краску. Открыв шкаф, оба остолбенели.
- Валера, банок нету, кистей нету, и … даже краскопульта. Да и баночек с красками…
Мастер вскинул руки к верху.
- Всё! Я скоро застрелюсь или кого-нибудь! Кто всё выкинул?! Я спрашиваю, - заорал он ещё раз, - кто это выкинул?!
- Я, – новый рабочий опустил голову. -  Мне этот приказал, ну как его… Плахов, что ли.
- Коля, здесь я приказываю, а не он, запомни! Всё, мои нервы кончились. Ноги его здесь не будет! Коленька, золотой мой, - убавив громкость, мастер обратился к новому рабочему, - у тебя с собой пластиковый пакет есть?
- Есть, - не понимая в чём дело, ответил тот.
- Там у котельной, ты наверно видел, большая куча мусора… Идёшь туда и несёшь оттуда чистые пластиковые бутылки. Понял?
- Понял.
- Пулей.
Валерий Николаевич заскочил в свою комнату, схватил шапку, куртку и, застёгиваясь на ходу, вылетел из здания. Вернулся через полтора часа с видом победителя.
- Всё, мужики, ханой, точно ноги его здесь не будет. Я был у начальника цеха, такой хай поднял. Там как раз его оба зама были, кофе поставили, чтоб я успокоился. Ха-ха-ха. Поняли?! Теперь живём спокойно!

Чем занимался до конца зимы Лахов, окружающим не понятно было, да и не пытался никто понять. С наступлением весны, опять вся территория стала его полем боя.
Как-то вызвал его директор, и он немедленно отправился к нему в кабинет. Зайдя в приёмную, он увидел, как директор на пороге своего кабинета прощался с бывшим сотрудником КГБ Кряжевым. Он как-то незаметно пропал из города и так же вдруг появился. Юрию Сергеевичу стало приятно. Он воспринял его, как что-то дорогое и близкое. Но стоял, не приближаясь  к беседующим, ожидая конца их прощания. Они подали друг другу руки, и директор, подняв глаза на Лахова, сказал:
- Заходите, Юрий Сергеевич.
Кряжев повернул голову в сторону Лахова и вскинул к верху правую руку.
- О! – почти прокричал Кряжев, – стукачок! – И положил руку ему на левое плечо. – И ты здесь? Ну, здоров! – он снял руку и протянул её Лахову.
Не ожидая такого, Лахов просто остолбенел и потерял дар речи.
- Ну что ж, не хочешь здороваться, и не надо, - подчёркивая собственное превосходство, Кряжев удалился.
Наступила идиотски мёртвая тишина. Директор, молча, зашёл в кабинет, за ним тенью Лахов. В приёмной осталась сидеть секретарша, парализованная услышанным; глядела на дверь шефа с открытым ртом и выпученными глазами. Казалось, они у неё вот-вот выпадут, скатятся по толстым щекам, и шлёпнутся на пол.
- Директор, как будто и не был свидетелем этой мерзкой сцены, тихо обратился к Лахову:
- Юрий Сергеевич, зайдите к Березину, обсудите проблему: как, хотя бы примитивно, упорядочить заросли вокруг корпусов, особенно с южной стороны. Пожалуйста. Там не понятно, то ли лес, то ли парк. Ага?
- Да. Конечно.
- Пожалуйста.
- Хорошо, – Лахов развернулся,  молча и не торопясь, вышел. Оказавшись на улице, остановился. Его рассудок был неуправляемым. Он пытался восстановить в памяти задание директора: «Что же я должен? Ага, кусты. Зачем кусты?.. Березин, Березин…». Но сознание сопротивлялось. Он отошёл подальше, сел на скамью под дикой яблоней. Что с ним творится и что делать, не понимал. Было жутко обидно. Его просто-напросто уничтожили. Хотелось вскочить, орать,  махать руками, но он сидел не двигаясь. Потом голова его упала на грудь и из глаз покатились крупные слёзы, как в детстве. Он быстро спохватился, достал платок и, оглядываясь, не видит ли кто, начал вытирать глаза. Они вытирались плохо, слёзы бежали одна за другой.
До конца рабочего дня Лахов пробыл в своей комнате и к Березину не ходил. Телефон, на его счастье, молчал.
Домой он пришёл в жутком моральном упадке. Жена это заметила сразу и кинулась к нему с вопросами. Но Юрий Сергеевич очень уважал свою жену и не хотел, что бы она страдала вмести с ним. Да и сознаваться было до мерзости стыдно, что человек, с которым он  когда-то вместе отстаивал  моральное лицо государства, сегодня вытер об него ноги. Обида одолевала его, сердце, казалось, вот-вот остановится, а мозги от нагрева вытекут,  как разложившаяся жижа. Он ополоснул лицо холодной водой и, не вытирая его, ушёл к себе в комнату. Упал на кровать и закрыл голову подушкой. Лида испуганно пошла следом, села рядом, но ничего не спрашивала, только тихонько  гладила его рукой по спине. Потом всё же собралась и спросила:
- Юрочка, если так тяжело, обратись в горисполком, может там найдут тебе какую-нибудь работу.
Юрий Сергеевич ответил не сразу:
- Ты что смеёшься, кем, дворником? Там всё занято.
- Ну, тогда терпи, до пенсии не долго.
- Ты на что меня подбиваешь, я что, немощный. Стыдно с моим здоровьем на одну пенсию жить. Буду работать пока смогу или пока не выгонят.
- Ладно, Юра, смотри сам.
На следующий день, прямо в начале смены, он был в кабинете Березина, но тот, как мог, отбивался.
- Юрий Сергеевич, ничем я тебе помочь не могу, нет у меня людей и не до дизайна мне. Понимаешь?
- Но я же не сам это придумал. Это распоряжение директора, пойми.
- Понимаю. Ты видел, какие корпуса ободранные? Штукатурка поотваливалась, местами уже кирпич крошится. А крыши, как решето. Знаешь сколько денег затрачено на их ремонт? Из года в год… На эти деньги их можно было золотом покрыть.
- Значит, извини, хреново строили. Ты же сам когда-то строил.
- Да, я строил этот коммунизм, а ты вот указывал, как его строить. Так что, извини… Ладно, дам я тебе одного мужичка с бензопилой обрезать кусты. Есть у нас такая. Остальное забудь. Ты же умеешь руководить, то бишь указывать. Вот и будешь ему начальником. На большее не рассчитывай. По-моему и без кустов у тебя работы, дай Бог до осени управиться.
- Вот так! – Лахов показал на горло.
          Вскоре на территории завода завизжала бензопила. Молодой мужчина обрезал верхушки акаций, растущих вдоль тротуаров, тянувшихся в разные стороны от проходной. Растения, которых годы не касалась рука человека, приобрели цивилизованный вид, правда, с большим опозданием. Некоторые ветки были толстыми, и белыми срезами чем-то напоминали копыта животных, торчащие к верху. А дальше дело пошло хуже; между корпусами росли кусты венгерской сирени вперемешку с дикими яблонями, рябиной и черёмухой. По наставлению Лахова, бензопильщик по такому же принципу обрезал всю сирень, как и акацию. Рабочие стали возмущаться, некоторые звонили непосредственно самому Березину, но он оправдывался тем, что это не его затея. А дело всё в том, что в  этих кустах всю зиму семенами сирени кормились снегири. Своими алыми грудками они радовали глаза рабочих. Идя на работу или с работы, они любовались птицами. По их мнению, это не проспект и кусты можно было не обрезать. Вскоре и стволы деревьев были обрезаны на уровне кустов. Даже несколько боярышников, которые росли сами по себе у железнодорожных ворот, оказались срезанными. Вместо них торчали полутораметровые пни. Народ, острый на язык, быстро дал название этому пейзажу – «эти пни стоят, как памятник Пням».
Лахов не понимал, чем недоволен народ. Он честно и добросовестно выполнил поручение руководителя, он старался. Какие могут быть претензии… После этого часть знакомых даже перестали замечать его и здороваться. Угнетённый этими мыслями, Лахов ходил по тротуарам, осматривая качество обрезки, все ли собраны ветки. Живая изгородь очень часто прерывалась, видимо, кусты там не прижились, и остались прогалины. Мысли одолевали его: «Нужно бы засадить. А, что делать с лесом вдоль забора? Собрать оставшийся металл и мусор, поставить скамейки?  Нельзя, народ сачковать будет. Зоны отдыха нужно строить на глазах у начальства, чтобы всё было видно. Вырезать что ли всё, а из брёвен сделать стеллажи под рельсы, трубы, арматуру и прочий металл. Всё будет на виду, всё будет просматриваться.
- Ну и чего сохнешь? Думаешь, как избавиться от этой лесотундровой зоны?
От неожиданности Лахов вздрогнул. Он повернулся и увидел, стоящего сзади,  Кряжева. Правая его рука по привычке потянулась вперёд, но он одёрнул её.
- Можешь не здороваться, мне без разницы.
- Если без разницы, то какое тебе дело, что я думаю?
- Да у тебя на роже написано. Я, как начальник охраны завода, надеюсь, ты об этом помнишь, обязан знать всё. Не смотри так на эти деревья, я тебе их резать не дам. Ты уже нарезал…
- Я нормально нарезал, так везде делают.
- А сирень зачем искромсал? Её можно было просто подровнять, вырезать старые ветки, облагородить. А яблоньки и другие деревья зачем?.. Не вписались в пейзаж? Знаешь, сколько там птиц кормилось?
- Ты, по-моему, куда-то шёл, вот и иди! – возмутился Лахов.
- Да, шёл, чтоб с тобой поговорить. И я думаю, что для тебя лучше здесь, чем в кабинете директора. Ты на меня не обижайся, не умеешь ты жить своим умом, только чужим. Что тебе прикажут, ты слепо исполняешь.
- А мне кажется, что такая работа была как раз у тебя, и сейчас есть.  Ты прикладывал руку к козырьку и до сих пор прикладываешь, а я нет.
- Слепец ты. Для тебя главное – доктрина. Прикажут расстреливать через одного, и ты будешь стрелять, потому что ты слепой исполнитель.
- Можно подумать, ты не будешь стрелять, прикажут и будешь!
- Ошибаешься! Если буду, то по собственному решению, и никто меня не заставит. Я всегда найду возможность уйти от дурдома, а ты нет. И ещё скажу тебе, чтоб ты был в курсе дела; ты мужик крепкий и от инфаркта не упадёшь. Мэром города ты не стал не потому, что мало голосов набрал, просто, таких как ты к власти допускать нельзя. Ты наломаешь таких дров, от которых никому тепла не будет, и самое главное, что собственной ошибки никогда не поймёшь. Так что ты на меня не обижайся. Я, может быть, жёстковатый мужик, но сказал тебе правду. Собирай металлолом.
Кряжев развернулся и ушёл.  А Лахов стоял и думал, точнее, пытался думать, но ничего толкового на ум не шло. Только где-то глубоко внутренний голос подсказывал, что Кряжев провёл девальвацию его положения в обществе, дал истинную цену. Лахову стало страшно.
Дома жене он ничего не рассказывал, стал замкнутым и нервозным. Лида старалась, как могла, не задавать лишних вопросов, разговаривала сдержанно, иногда старалась улыбнуться.
Это лето для Юрия Сергеевича было очень тяжёлым. Он ограничил круг знакомых,
с кем любил иногда побеседовать на произвольно подвернувшуюся тему. Но работу, порученную директором, старался выполнять добросовестно. Всё тщательно осматривал, заставляя выковыривать из земли торчащий металл, проволоку из кустов, и всё, что могло портить пейзаж.
В первый понедельник сентября после оперативного совещания у директора, хозяин кабинета попросил Лахова остаться:
- Юрий Сергеевич, мне нужно с тобой поговорить. Ты мужик умный и, надеюсь, меня поймёшь. Скоро у тебя день рождения, шестьдесят лет. У меня есть предложение… - Лахов понял к чему разговор идёт, и голова его как-то сама по себе опустилась. -  Ты вперёд то не расстраивайся, потом поймёшь, что я был прав.
- Да я, вроде, не очень то…
- Послушай меня, - перебил его директор, - сам видишь, кризис начался, мы еле-еле держимся на плаву. Боюсь, что завтра может быть хуже. У нас больших перспектив нет, а денег ещё немного есть. В конце года возможно небольшое сокращение, иначе не выжить нам. Я предлагаю тебе десять окладов. Пиши заявление. Ну, что делать, а при сокращении ты этого не получишь. Ты, конечно, решай сам, но я бы советовал принять моё предложение.
- Хорошо, - Лахов встал, - я посоветуюсь с Лидой, обговорим дома…
- Молодец. Ну,  всё, пока. У меня дела.
С первого октября Лахов был «на свободе». До конца недели работал на садово-огородном участке. Урожай уже был убран, осталось навести порядок. Но работа не ладилась, не шла. В голове кружилась мысль: «Неужели я больше не работаю, никому не нужен!.. Вот так, взяли и сказали: «Будь здоров». Спасибо, что хоть не дали коленом под зад».
Душевный кризис у Юрия Сергеевича усиливался с каждым днём, он не находил себе места. Привык, что всегда нужен кому-то. В его понимании, стране.
Сын, чтобы отвлечь отца, подарил ему удочку.
- Витя, какая мне удочка, ты же знаешь, что я не рыбак.
- Ничего, пап, научишься, ты же у нас смекалистый.
Дочка с зятем и внуком старались приходить чаще. Юрий Сергеевич внуку очень был рад и безумно любил его. Бывало, целый вечер беседовали, играли. Но, как оставался один, им овладевала жуткая тоска.
Как-то проснувшись утром, Лахов увидел стоящую в углу удочку, подаренную сыном. Взял в руки, подержал её: «А, что? Давай, попробую». Он быстро позавтракал, взял удочку, пустую майонезную баночку, полбуханки хлеба и уложил всё это в большой полиэтиленовый пакет. Закрыв квартиру, вышел на улицу и его глаза уперлись в дворовый гастрономчик «Огонёк»: «Вот зайду и возьму бутылку водки, и проведу день. В гараж не пойду, на автобусе доеду до дачи».
На даче, не открывая домика, взял в теплице маленькую лопатку и пошёл копать червей. Через полчаса он уже был на реке. Пакет положил на землю и начал расчехлять удочку. Расчехлив и раздвинув звенья, Лахов заметил, что она без лески, поплавка и крючка. Его разобрал истерический смех: «Вот идиот! Я полный идиот!»
- Мужик, что случилось? – раздался голос из-за куста.
- Да ничего, пошёл я домой…
- А ты погоди, не ты первый, не ты последний. Что-нибудь забыл, наверно.
- Какое там забыл, вообще не сообразил. Первый раз в жизни решил порыбачить, а удочка оказалась без лески. Без лески, без крючка и поплавка.
- Мужик, это дело поправимое, – из-за куста появился пожилой, худощавый и небольшого роста мужичок. – Сейчас мы твою удочку наладим. Хорошее у тебя удилище и длина как раз, пять метров.
- Сын подарил. Я ведь на пенсию вышел.
- Сын – молодец. Слушай, а тебя, случайно, не Юрием зовут?
- Ну да. Юрий Сергеевич… Лахов.
- Надо же! Я тебя узнал! Я ведь тоже на заводе работал, только попросили, по тридцать третьей… - и он показал на горло.
- О, так может того, - как-то нерешительно улыбнулся Лахов, - у меня есть.
- Нет, нет, парень, я своё выпил и больше дурью не занимаюсь. Ты знаешь, этим делом я порядочно попортил свою биографию, чуть с семьёй не расстался. А теперь смотри; новой лески у меня, конечно, нет, но для начала эта сойдёт. Сейчас всё оборудуем.
В паре с дедом Лахов провёл практически весь день, выслушивая наставления бывалого рыболова. К четырём часам дня в пакете Лахова болталось два с половиной десятка окуней. Некоторые были чуть больше ладони, что очень было приятно видеть. По команде деда, имя которого Лахов так и не догадался спросить, смотали удочки и отравились на автобусную остановку.
Подходя к дому, Юрий Сергеевич увидел, что ему навстречу идёт батюшка местной церкви. Лахов поздоровался первым:
- Здравствуйте, батюшка!
- Здравствуёте, Юрий Сергеевич, здравствуйте. Никогда не думал, что вы рыбак.
- Стыдно сказать, какой рыбак; предложили уйти на отдых, вот и не нахожу себе места. Пошёл на рыбалку, даже бутылку взял.
- А, как рыба?
- Да так, немножко.
- Покажите.
Лахов развернул пакет.
- Да вы что, здесь на хорошую уху! А… бутылку вы так и не распечатали. Отложите. Водка, видите ли, не советчик. Когда будет подходящий день, тогда и выпить можно. А вы знаете, заходите как-нибудь ко мне. Мы с вами о многом поговорим. Я знаю, что на пенсии жизнь не кончается, это просто-напросто следующий этап. Поэтому есть время многое поправить и получить удовольствие от жизни.