Колосья под серпом твоим - топор при дереве 12 - 5

Владимир Короткевич
Начало "Колосья под серпом твоим - топор при дереве 1"  http://www.proza.ru/2014/11/20/1430

                Предыдущая часть "Колосья под серпом твоим - топор при дереве 12 - 4" http://www.proza.ru/2014/12/08/1380




      Весь мир казался одной сплошной птичьей песней. Мокрые деревья с темными стволами и дымной листвой курились, отрясались. Вся земля под ними была мокрая.

      Алесь ехал на белом коне, подставив каплям и утренней свежести непокрытую голову и грудь, в распахнутой белой сорочке. Мстислав и Выбицкий ехали поодаль и все еще о чьем-то договаривались. Были в черном, как подобает секундантам.

      Алесь решил, что он опоздает на поединок на сколько будет возможно. По обыкновению, если одна сторона опаздывала на полчаса - другой мог ехать с места, а того, кто опоздал, считали человеком, какой уклоняется. Он дал себе эту последнюю возможность, чтобы не положить между собой и Франсем, собой и Майкой неисправимого.

      Он встал ночью и перевел стрелки на всех часах в доме на сорок пять минут назад.

      - Просплю, - с веселым отчаяньем сказал он сам себе. - Что я, на самом деле буду его убивать?

      Утром Майка лежала, глядя в пепельное небо, и вдруг начала вставать.

      - Чего ты? - спросил он.

      Она улыбнулась, обувая туфельки:

      - Сейчас четыре часа. Ваша встреча в шесть. Он не выедет раньше пяти, а дороги мне - сорок пять минут. Прикажи, чтобы какого-нибудь коня оседлали женским седлом.

      И, уходя вниз, поцеловала его:

      - Не думай ни о чем. Все равно они теперь будут в дураках. Кто возьмет испорченную невесту?.. Не думай, он не придет на место поединка.

      Алесь смолчал, хотя знал, что Франс уже выехал. Сказать по совести, он боялся ее слез при прощании и надеялся, конечно, не на нее, а на свой фортель с часами. Пусть едет.

      Подсаживая ее в седло и крепко целуя, он сказал:

      - Вот и хорошо. Пока.

      - Пока.

      Он провел ее взглядом, а потом пошел на парковый двор, разделся и с наслажденьем подставил налитое молодой силой тело под потоки каскада. Они свистали в лицо, секли в грудь, сплывали по спине. Он только фыркал.

      Там его и нашли Выбицкий и Мстислав.

      - Запаздываем, - сказал последний.

      - Посмотри там на мои часы, - сказал Алесь.

      Мстислав удивился и испугался. Он сверял время с секундантами Раубича. Спросил у Адама, но тот забыл свои часы дома. Маевский пошел сверять с домашними - тьфу ты, дьявол!

      - Отдашь в настройку, - сказал Алесь, растираясь. - Хорошо, что хотя твои не отстали.

      - Но-о, - сказал Адам. - Что же делать?

      - Поездим по полям, - сказал Алесь. - Вишь, утро какое!


      …И вот они ехали. Туманные деревья великанами стояли вокруг, и в каждом сверкала солнечная радужка.

      Алесь ехал и думал, что он никого не будет убивать, и еще в такое чудесное утро.

      Честь, конечно, есть честь, но с теми, кто действительно хочет унизить. Между ним и Франсом было недоразумение. То что же, убивать его за это?


      Франс не знал его мыслей. Но Франс не знал и того, что он теперь брат ему, Алесю, брат до смерти. Наилучший из всех братьев, потому что брат любимой. И их теперь пятеро: Франс, Кастусь, Мстислав, Майка и он.

      Радужки стояли в верхушках деревьев. Дрозд взлетел с одного дерева, обрушив вниз целый ливень золотой воды. Застигнутый этим потопом, заяц дал дёру из всех сил своих задних ног.

      Алесь рассмеялся. Вскачь погнал коня по мокрой, лоснящейше-черной лесной дороге, проскочил под деревом и с силой пустил в него карбач. На Мстислава и пана Адама потянулся с высоты поток струек, похожих на золотистую канитель, опутал их, сделал золотистые волосы Маевского рыжыми, а буланого коня - жидко-огненным.

      Он отъехал от них и начал трясти одно дерево на себя. Опять потянулось золото. Он стоял, как под маковкой шатра из блестящих нитей.

      Убивать? Чушь! Мокрая белая сорочка холодит тело. Лес пахнет бальзамам. Олень убегает, поскольку люди слишком шумят.

      - Что ты делаешь, сумашедший? - кричит Мстислав.

      - Это чтобы Франс не заметил, что у меня цыганский пот от ужаса.

      Ни у кого не будет цыганского пота. Ни у кого. Что, может, у самого близкого после Майки человека, у брата? Смеетёсь!

      Серые длинные Алесевы глаза смеялись, все лицо смеялось.

      - Братцы, поездим еще немного, - взмолился он.

      - Смотри, - сказал пан Адам. - Слишком хочешь жить.

      - Не квакай, - сказал Мстислав Маевский. - Чушь это. Конечно, поездим.


      …Франс еще издали увидел трех всадников, которые вырвались из леса.

      - Наконец, - сказал бледный Илья.

      Всадник вдруг остановился, потом все трое начали приближаться шагом.

      Наглые глаза Якубовича стали злобные:

      - Черт знает что. Опоздать на сорок пять минут.

      - Я же говорил: подождем, - безразлично сказал Франс. - Возможно, часы.

      Якубович рассмеялся:

      - По-моему, они выторговывали лишние минуты жизни. - Хлопнул Франса по плечу: - А ну, куражу, мальчик.

      - Правильно, что я тебя поддержал насчет ожидания, - сказал Илья Франсу.

      Поздоровались.

      - Так нельзя, панове, - сказал, оскаливаясь, Илья.

      Мстислав показал часы.

      - А ваши, пан Загорский?

      - Забыл,- пожал плечами Алесь.

      - Что же, панове, - сказал гусар, - вам остаётся только попросить друг у друга прощения.

      Франс, бледный, но спокойный, смотрел в сторону и молчал. Горькая морщинка лежала у него между бровями. Загорский чувствовал, что любит в нем все… И вот хлопнет выстрел.

      "Ах, как все получилось! Надо было переводить стрелки на час".

      - Панове, я еще раз приглашаю вас помириться, - сказал Выбицкий.

      - Я готов, - сказал Алесь.

      Франс молчал. У него только слегка дрожал уголок рта. И тогда Алесь сам сделал попытку примирения. Его сейчас ничто не могло унизить.

      - Франс, - сказал он, улыбаясь, - ты знаешь, я не боюсь. Но зачем лить кровь? Ты не знаешь, но…

      Илья прервал его:

      - Панове, и что же это? Это против правил, самим… Когда обе стороны бояться, пусть так и скажут. Тогда мы займемся чем-нибудь более достойным… Плести веночки будем, что ли?

      Франс не знал того, что знал Алесь и что делало чушью все слова и все условия на земле. Он испугался.

      - Илья прав, - сказал он.

      Алесь покачал головой. Ах, какая это все чушь!

      Нет, он не будет делать зла этому человеку, который не знает, что делает. Пусть, если первый выстрел выпадет ему, убивает. Если повещзёт ему, Алесю, он выстрелит в воздух и, несмотря ни на что, попросит у него прощения. Тогда никто не подумает, что он испугался.

      Секунданты начали мерить в стороне шаги. Низкое солнце освещало серый от росы заливной луг.

      "Дурак, дурак, Франс. Зачем это тебе? Ну и стреляй, если дурак. Ты не видел, как целая вселенная была меньше одной твоей сестры. Ты еще ни в чьих глазах не видел звёзд. Я сделаю так, что ты увидишь. Поскольку в тебя, в брата ее, я стрелять не буду. Ты мой брат. Все люди - братья. Если убьешь - это лучше, чем убью я. Поскольку если я убью - счастье все равно кончено. Поскольку тогда я все равно не смогу гасить поочередно звездные миры: один за другим".

      На расстоянии в двадцать шагов один от другого лежали брошенные черные плащи, словно это двое из тех черных уже лежали убитые, отмечая барьер смерти. Действительно, как две трупа в черном. И как раз на тех самых местах. У одного из них через несколько минут ляжет товарищ.

      Секунданты подошли.

      - Чьи пистолеты? - нагло улыбнулся Мишка.

      - Думаю, жребий, - вдруг разозлился Мстислав.

      Он подумал, что если люди цепляются ко всякому случаю, так все равно найдут возможность прицепиться. Предлагаешь свои - "ага, более дорогие, нашими брезгуете". Предлагаешь их - "за свои, парижские, боитесь". Он знал, что он несправедлив, и злился на это.

      - Почему же, давайте мои, - просто сказал Алесь.

      - Согласен, - торопливо сказал Франс.

      - Пойдем к барьерам,- со вздохом сказал Адам Выбицкий.

      Все стали близко с Алесем.

      - Жребий? - нетерпеливо бросил Илья.

      - Давайте, - сказал, скаля зубы, Якубович. - Чтобы не было споров, кто орел…

      - Брось паясничать, - сказал, сжав губы, Франс. - На вот тебе.

      Он вытянул из кармана желтоватый кубик.

      - Выбирайте, кто ниже трех.

      Алесь чувствовал, как все в нем звенит.

      "Боже, сделай так, чтобы первый выстрел был мой. Я не хочу в него стрелять. И как плохо будет ему, когда он, глупый, темный человек, убьет меня, а потом узнает".

      Он сразу же понял, что просит не о том, и если бы кто прочитал его мысли, презрение того человека к нему было бы неисчерпаемым. И Алесь умолк, то есть перестал думать.

      Мстислав нашел в двух шагах вымоину с голым, как бубен, дном. Все уселись туда, свесив ноги. Издали казалось, что люди выпивают.

      Кубик покатился из Якубовичевой руки. Все склонились.

      - Три, - сказал Мишка.

      - Дай я, - нетерпеливо взял кость Мстислав.

      Он потряс рукой и резко бросил. Алесь смотрел не на кость, а на него и увидел, как друг побелел.

      - Пять, - сказал Ходанский.

      Теперь побелел Франс. Хотел было что-то сказать и смолк.

      Они остановились у Алесева барьера.

      - Иди, - сказал Илья Франсу.

      Франс пошел на свой барьер. Гусар и Ходанский договаривались еще о чем-то с Выбицким. Мстислав стал у Алеся.

      - Прости, братец, - сказал он. - О, черт, прости!

      - Ничего, - улыбнулся Алесь.

      Алесь не смотрел в сторону Франса. Он смотрел вокруг.

      Перед им лежал дымно-серый луг, а за ним радужные радостные деревья. Низкое солнце стояло с боку за Алесевой спиной. От секундантов и от него, Алеся, лежали длинные тени на росистой траве.

      - Подготовиться, - сказал Мишка. - Смелее, князь.

      Загорский стал смотреть на Франса. Раубич в странном повороте стоял против него.

      Радужные деревья сияли за ним. Загорский поднял голову и стал смотреть вверх, но не выдержал и опять опустил глаза: "Ну, скорее стреляй!"

      В руке у Якубовича плеснулось белое… Ударил гром.

      Алесь покачнулся. Потом увидел, что на левом плече слегка дымится сорочка: маленький коричневый след, как прижгли.

      И тогда, понимая, что Франс промахнулся, Алесь вздохнул.

      Он увидел, что лицо Ходанского искривилось, словно Илья проклинал Франса. В итоге они теперь не сомневались.

      Кто-то сунул Алесю в руку пистолет. Тот непонимающе глянул на него, потом на Раубича, который стоял очень прямо, всей грудью к нему, и очень бледный.

      - Смотри теперь, - сказал Выбицкий.

      Мстислав смотрел на Алеся с тревогой, словно понимал.

      - Ничего, брат, - сказал Франсу Якубович. - Ты… смелее. Это нестрашно.

      Они отошли. Франс скосил было глаза, не понимая, почему это они оставляют его одного. Потом вздохнул и стал смотреть на Алеся.

      Нестерпимо было тянуть его страшное ожидание. И Алесь, не ожидая взмаха платка, поднял вверх тяжелый пистолет, дождался, пока хлопок дыма проплывет над его головой, и отбросил оружие в сторону. И увидел лицо Франса. Боже мой, этому лицу, казалось, подарили солнце!

      Гусар и Ходанский, которые не ждали выстрела и смотрели на Мстислава, бросили взгляд на Франса и подумали, что Загорский в свою очередь промахнулся.

      - Наш! - закричал Илья. - Наш выстрел!

      Бросился к Раубичу со вторым пистолетом.

      Франс, еще не понимая, стал поднимать руку.

      Мстислав крякнул от досады. Выбицкий с ужасом глянул на Алеся. Все это Загорский заметил за часть секунды… Франс целился ему просто в лоб.

      "Ну, вот и все, - подумал Алесь. - Он не удовлетворился".

      И вдруг что-то случилось. Лицо Франса передёрнулось и весь словно затрясся.

      Франс… бросил пистолет об землю.

      "Наверное, курок сломает", - еще ничего не понимая, подумал Алесь.

      Раубич сделал несколько шагов от места стычки - тень его закачалась на росистой серой траве, - а потом бросился к Алесю, еще на бегу протягивая руки.

      - Алесь… Прости меня… Прости…

      Якубович посмотрел на две фигуры, что слились у одного из плащей, и сухо сказал Илье:

      - Думаю, наше присутствие тут больше не нужно. Детские игры.

      Они пошли к коням. Никто не обратил внимания, как они тронули стороной дубовой рощи.

      …Когда через несколько минут со стороны тропы на Раубичи долетел бешеный топот копыт, Франс оторвался от Алеся. Губы его тряслись. Щеки были залиты слезами.

      - Братка, - сказал он, - отпусти ее с мной. Я клянусь тебе, я уговорю отца… До конца, до самого конца можешь рассчитывать на меня.

Продолжение "Колосья под серпом твоим - топор при дереве 13" http://www.proza.ru/2014/12/09/1487