ЧИТАЕТ АВТОР: https://youtu.be/iBdfXMsvy_o
Иван Иванович Девять миллиардов Пятнадцать миллионов Сто тысяч Пятьдесят Первый проснулся задолго до восхода Второго Солнца. Чип еще не успел потревожить его, и поэтому мочка уха была немного затекшей от лежания. Сегодня ему предстояло вынести главное – Большой Тест.
Иван Иванович проходил его уже в третий, последний раз. Это означало, что, если он провалится, другую попытку он сможет совершить лишь через пятьдесят лет.
«С одной стороны – это не так, уж, и много, -- размышлял про себя Иван Иванович, помешивая бурую пенистую жидкость в пластиковой ступке. – Но, с другой, пахать эти годы на дядю, без конца подвергая себя мутациям, было бы как-то не совсем…».
И ему остро захотелось неведомых свободы и настоящего воздуха, а не этих консервов, баночки от которых громоздились в углу кухни.
Воздуха… Иван Иванович, как и все, знал о нем только понаслышке. Говорят, от него легкие должны были расправиться в груди, а в голове – появиться необыкновенное ощущение полного Счастья.
Нет, Иван Иванович не мог считать себя несчастным: вот она, его любимая квартира, где всегда можно настроить подходящий климат, с нужной температурой и влажностью, ароматами и звуками. Где есть всегда готовый коктейль, по желанию имитирующий любое из известных на земле блюд. Где каждый день уборщик Ця производит необходимую работу, застилая постель и втягивая в свои ноздри все накопившиеся за ночь пылинки и микробы. Где стоит видивизор, готовый продемонстрировать или исполнить любой шедевр, впустив в залу желаемые голограммы…
Но это все – не то. Потому что Иван Иваныч – не обыкновенный житель планеты. Он – Возможный. Потому и имя его очень короткое – всего лишь додесятимиллиардного значения.
Иван Иванович выглянул в иллюминатор – так и есть: Второе Солнце уже пробило толщу и пошло пробираться вовнутрь. То, что казалось черным и серым, начало расцвечиваться и колыхаться в знак приветствия. Конечно, Второе не добивало вглубь, но здесь, на средних широтах, оно было хоть и мутным, но таким желанным. Иван Иванович знал – все вокруг уже проснулись. Наступал новый трудовой день.
Набегу взглянув в зерцало и убедившись, что с внутренними органами все в порядке, Иван Иванович заскочил в капсулу и, рассекая глубины, отправился в Центр.
Едва успев на оглашение своего номерного имени, он, слегка вспотевший и взволнованный, переступил через порог лаборатории.
-- В этот раз будет больно, – сказала улыбчивая сестричка. – Но надо потерпеть, именно на этой эмоции мы еще не работали.
Иван Иванович расслабился, вытянув руки вдоль туловища, и закрыл глаза…
***
Яркая вспышка озарила горизонт, и огромное бордовое облако начало сворачиваться в неимоверно гигантский гриб. Издалека было видно, как шляпка, держась на конусообразной монументальной ножке, собирает в себя всю поверхность тверди. Что-то звериное и могучее творилось там, вдали. И было понятно, что ничего живого вокруг этого растущего новообразования остаться уже не могло.
Трупы, трупы и трупы… Множество растерзанных и обожженных тел, с которых стекала ярко-красная кожа… Бельма выжженных вспышкой глаз… Обнаженные кости… Вытекающие из животов лежащих полу-вареные кишки…
Иван Иваныч закричал. Он рвал на себе волосы и дико орал. Смотреть на это было не в его силах…
-- Все-все-все… -- захлопотала вокруг него сестричка, приводя в чувство. Она помогла Иван Иванычу сесть на кушетке. -- Все позади, дорогой. У Вас двадцать пять.
-- Двадцать пять! – мозг Ивана Ивановича чуть не взорвался от нахлынувшей волны ликования.
-- Значит, уже завтра…
-- Совершенно верно, завтра Вы уже уйдете. Можете собираться. Капсула будет в девять.
***
Всю ночь Иван Иванович мучил видивизор, снова и снова заказывая «популярку». Вот она – земля его предков. Территория, где ему предстояло вступить в свою новую, настоящую Жизнь. Вот они, города и поселки, дороги и просеки, тайга и озера. А эту белую рощу Иван Иванович заказывал уже не раз. Она стояла перед ним роскошная, уводящая глаз в белопенную глубину, где рябило, валило с ног, влекло и затягивало роскошество шершавых струпчатых, теплых и наполненных жизнью стволов.
-- Ку-ку… -- прозвучало первая, а вслед за ней и многоголосая распевка. Это – июнь, и кукушки на выводке. – Ку-ку, ку-ку…
В стоячей воде всплеснулась ошалевшая от тепла рыбка, и тут же пошли, завораживая взгляд, большие и малые круги. Зарябило озерцо.
-- Ш-ш-ш… -- зашелестел от ветерка тревожный лес.
-- Тршшш-пть, тршш-пть… -- вертолетом проследовала на низкой высоте неведомая птаха…
Крыши домов и домишек, ровные и покосившиеся заборы и заборчики. За деревней – стога, а на взгорке – равнодушное пестрое дойное стадо.
Он наклонился и дотронулся до цветка. Тот прошел сквозь пальцы, но Иван Иваныч явственно ощутил прикосновение. Это – клевер, он знал…
На игрушечном самолетике Иван Иваныч пролетал над городами. Там шли и суетились люди, наряженные в разнообразные, разноцветные одежки. Где-то дымили трубы. Звякали на рельсах трамваи. Гудели автомобили…
-- Уже завтра, – подумал Иван Иванович и закрыл глаза.
Он знал: в этой прекрасной стране когда-то жил его пра-пра-пра-дед. Ходил в школу, учился чему-то, потом женился, и у них родились дети. А потом… Потом случилось Оно. И люди спустились под землю. И уже там, зная все наперед, продолжали выживать, кто как мог. У них были книги. Хорошие, умные, почти во всем правильные книги. Только одно в них было неверным – упоминание Страшного Слова. И понимание этого слова. И его грозное воплощение. Воплощение, стоившее так дорого.
Поэтому много лет вручную там, под землей, люди вымарывали это Слово, стирая всю память о нем. И Слово было запрещено. И оно было забыто навсегда.
Иван Иваныч знал и о том, что люди остались людьми только Там. Ему же, выросшему здесь, еще только предстояло разобраться. И к этому он будет допущен завтра.
***
Чип вынули быстро – даже не было больно. В капсуле уже сидели несколько пассажиров. Все – похожие друг на друга, как две капли воды. Все замкнутые и взволнованные предстоящим полетом.
Прощальных речей не было. Они отправлялись к Первому Солнцу не первыми. Но, как и все прошедшие Тест, они были счастливчиками. Потому что их ждала Жизнь.
Да, полная лишений и трудов, полная непредсказуемостей и боли, забот и печалей, потерь и находок, рождений и смертей... Но, главное, их ждал труд: на ферме или заводе, на фабрике или в конструкторском бюро, в ЖЭКе или на сцене. Но… труд. На себя. На свою семью. На свое такое короткое, но такое прекрасное будущее. Уже через несколько часов им предстояло стать частью малой армии земных, оставшихся в живых после того, что случилось. И они были готовы. Они прошли сквозь столетние испытания, сквозь горнила бесконечных преображений, сквозь обреченность на бессмертие. Они хотели, и они стали Возможными. Потому что достигли этой звездной величины – двадцать пять.
***
-- Сколько раз я говорил Вам, профессор, что Вы неправы! -- два седовласых бородатых старца пили чай в летней беседке. Перед ними лежали тетрадки и блокноты, какие-то справочники и таблицы.
-- Да, перестаньте Вы! – обиженно воскликнул один из них – тот, что был постарше. – Доктор Дункан* работал не с русскими! В этом вся загвоздка!
-- Ну-да, ну-да… -- ерничая, поддел оппонента другой старец. – А не у русских все по-другому: у них две головы и четыре печени, да? – задиристо хохотнул он.
-- Дело не в членах, – возмутился первый. – И Вы прекрасно это понимаете. Дело в как бы не существующей эталонной единице и ее величине. Той, что нами пока не определена. Но она существует! И все всегда об этом говорили!
-- Ну, вот, что Вы несете?! – нервно воскликнул молодой и передразнил, -- «как бы»! Так «как бы не», или, все-таки, существующей?
-- Она есть! Есть! Есть! Есть! – выкрикнул первый и, вскочив с места, зло зашагал по аллее в сторону белого здания. Там его ждала тяжелая роженица. Ей сделали успокоительное, и время заканчивалось. Вот-вот она должна была проснуться.
***
Над страной всходило доброе Солнце. На улицы городов, поселков и деревень вывалили еще сонные граждане.
-- Начинаем утреннюю зарядку! – донеслось из всех репродукторов. – Ноги на ширине плеч, и ррраз-два-три…
Никитка гладил галстук. Он наденет его сегодня в первый раз. В этот Великий день его примут в пионеры. Потому что это самый главный День на Земле и в Стране. Это день Мира. Каждый год в июне его отмечают все граждане. В этот день в воздух запускают 27 миллионов черных воздушных шаров, на которых белыми буквами написано слово «Мир». Черные шары символизируют огромную беду и количество людей, когда-то павших за мир. Они защищали мир от Страшного Слова, которое никому на земле неизвестно. Но все знают, что оно Страшное.
Никитка выучил этот урок назубок. И очень гордился тем, что его, наконец, принимают в организацию. Теперь он, как и все, будет трудиться в летних лагерях, ездить в колхоз на картошку, убирать во дворах престарелых соседей и даже… рисовать на их калитках красные звезды, означающие, что жители этих домов опекаются пионерами. А потом, когда он подрастет, его, возможно, примут в партию голосующих. Тех, кто заслужил право выбирать самого главного и самого справедливого в Стране человека -- Царя.
Никитка уже жил мыслью о том, как после горна и вечернего пионерского костра с печеной картошкой, он побежит к маме, которую вчера забрали в роддом. Там, в этом белом особняке, расположенном в березовой роще, вот-вот родится его братишка, имя которому уже предложено Большим Советом -- Иван.
***
-- Тужься, деточка, тужься. – профессор поглаживал женщине живот и пощипывал за соски, вызывая потуги. – Еще немного, родимая…
По лицу роженицы стекал пот. Вот уже третьи сутки длились роды, но она так и не хотела кесариться или обезболиваться. Она хотела пережить. Она знала, что дети в таком случае рождаются крепкими и здоровыми. Что они сразу же получают имя и «Карту назначений», где астрологи с точностью определят способы воспитания и учебы малыша – будущего гражданина Страны. Так рожали все женщины в ее роду. И она напряглась из последних сил, полностью сконцентрировавшись на этой мысли. Через секунду внутри нее что-то гулко булькнуло и выплеснулось наружу.
-- А вот и мы! – радостно сообщил профессор, хлопнув малютку по попке.
В помещении раздался истошный младенческий крик. Профессор наклонился над красным дергающимся тельцем и белым тампончиком обмакнул первую, выкатившуюся из глазика ребенка слезинку.
-- И сколько же ты весишь, дорогая? – прошептал он ей, тут же впитавшейся и исчезнувшей. -- Жаль, у нас не осталось столь точных приборов.
***
Иван Иванович так и не понял, когда именно произошел выброс. Он очнулся и удивленно повел вокруг взглядом. Нестерпимая боль разрывала его грудь, а прежде послушные воображаемые руки безвольно подергивались в разные стороны. Рот его был широко открыт, и оттуда вырывались с хрипом и пузырями тонкие, пронзительные и захлебывающиеся крики…
-- Вот и еще одна душа появилась на свет, – радостно сообщила огромная широкая и курносая женская морда в белом высоком колпаке, возникнув из ниоткуда перед глазами Ивана Ивановича.
-- Не так, не так, голубушка, – ласково поправил ассистентку профессор, выглядывая из-за плеча. – За-га-а-а-дочная русская душа! Вот как надо говорить.
– Правда, Мария? – обратился он к тяжело дышащей, но счастливо улыбающейся роженице.
И, на ходу снимая перчатки и одобрительно улыбнувшись молодой матери в ответ, он пробурчал уже самому себе в бороду:
-- Он еще будет спорить со мной, этот жалкий последователь доПотопных. Не двадцать один, а двадцать пять грамм -- по грамму на каждую стихию. Этого-то они и недоучли, запуская против нас свою военную махину. На слове «военная» он вздрогнул и боязливо оглянулся вокруг. Слава Богу, никого, не то отправили бы, куда подальше за тридевять земель в подводное царство пробирочных за это запрещенное слово - "ВОЙНА"…
_____________
*Дункан Макдугалл -- американский медик и биолог 20 века, пытавшийся взвесить массу, которую теряет человек, когда душа оставляет его при смерти. По его предположениям вес души составлял 21 грамм.