Кто там?

Гусляков Геннадий Парфёнович
По воле судьбы я оказался в глухой деревеньке Бичурского района Топка. Жители деревни занимаются не только земледелием и скотоводством, но и охотой, добычей кедрового ореха и ягоды. Ведь тайга-то рядом.
На скамейке дедушка с костыльком в руках. На левой щеке большой глубокий шрам и почему-то глаза смотрят в разные стороны. Подсел к нему на скамейку, и завязалась дружеская беседа.
- Как поживаете?
- Да как, как и все. Пенсия небольшая, но прожить можно. Подсобное хозяйство держим, курочек, буренку.
- Наверное, промыслом занимаетесь? Ведь деревня-то находится, считай, в тайге.
- Нет, сынок, на охоту-то я не хожу. Был по молодости на охоте один раз, но сразу два раза.
- Как это понять, дед Дмитрий, за раз два раза. (Дмитрием звали моего собеседника).
- Как-как, первый и последний, вот и два раза и получается.
Так как я сам охотник, а байки про охоту всегда интересны, вот я и привязался - расскажи да расскажи.
-Ну, если временем располагаешь, то слушай.
В то время учился я в седьмом классе. На улице встречается мне дядя Митрофан и говорит: «Дмитрий, не пошел бы ты завтра с нами на охоту. Я знаю, ружья-то у тебя нет, но загонщиком ты бы сгодился. На ногу ты швыдкий. А что лишний кусок мяса домой принесешь, тоже бы не помешало. Загонщиков у нас не хватает, а?»
Молод был я и согласился. «Да смотри - не проспи, - наказал дядя Митрофан, - в шесть на санях подъеду».
Вечером дома объявил, что меня на охоту дядя Митрофан берет. Вот если бы у меня ружье было, то я бы в засаде сидел, а то так, гонщиком.
«А ты, Дмитрий, мой штык-нож возьми. Я его еще с японской принес, может сгодится». Дед слез с печи. Ноги опустил в большие, серые валенки и из чулана принес большой нож в ножнах. Так, где-то сантиметров пятьдесят будет. Весь вечер я соскабливал с ножа ржавчину, мыл и снова скоблил. Довел его до блеска. «Ты его еще салом смажь, чтоб в зверя вошел, как в масло», - посоветовал дед.
Как будто в воду глядел. Я так и сделал. До сих пор я благодарен дедушке за то, что он мне штык-нож дал. Если б не он, не знаю что было бы.
Ночью часто соскакивал и смотрел на время. Не проспать бы. В пять часов я уже сидел на лавке в зипуне, подпоясанный кожаным ремнем, на котором красовался дедушкин штык-нож. Скрипнули полозья саней, и я выскочил на улицу. «Во вторые садись!» - крикнули мне. И вот мы, а нас оказалось человек десять на двух упряжках, отправились в лес. Быстро светало. Пока доехали до леса, стало совсем светло. Остановились. Митрофан стал объяснять: «Первую погоним Подкову (так падь называется). Мы на конях заедем дальше по дороге и зайдем, а вы втроем зайдете на тот косогор и погоните в ту сторону. Друг от друга метров сто, ну так, чтобы друг друга видно было, да кричите громче. Семен, у тебя часы, ты за старшего. Минут через сорок начинайте».
Зашли на косогор, выждали время и погнали. Справа от меня шел Семен. Я старался держать его в поле зрения, чтобы не отстать и не забежать далеко вперед. Снег не глубокий. Идти легко. Вот уже где-то далеко раздались первые оружейные выстрелы, Передо мною большое заваленное дерево. Корневища торчат вверх, а сама яма из-под корневища завалена сучьями. Ну как балаган, только вход как нора, обнесенный куржаком. Я и заглянул туда. Что-то большое черное, лохматое возилось в глубине балагана, похожее на му¬жика в шубе. Я и спросил: кто там? Тут же получил сильный удар в лицо. Перекувырнулся два раза через голову. И на меня насел здоровенный медведь. Нажал всем весом. Когти впились через зипун в мое тело, ребра мои затрещали. Глаза заливала кровь. Тут я вспомнил про дедушкин штык-нож. Нащупал рукоять и дернул из ножен, но нож не поддался, так как был пригнут медведем. Медведь же понял, что добыча не мертва, нанес удар лапой по голове, при этом выдрал глаз из глазницы и разорвал ухо когтями. Из последних сил, теряя сознание, рванул нож из ножен. Но нанести удар не получилось, мешала лапа медведя, и втолкал в живот зверю сантиметров пятнадцать лезвия. Зверь рявкнул и отскочил от меня метра на три. Тогда я понял, что терять мне больше нечего, кроме своей жизни. Подскочил и нанес зверю три удара ножом со стороны спины, каждый раз всаживая нож по самую рукоять. Третий раз вынуть нож не смог, от боли потерял сознание. Упал. Семен же видел, как на меня напал медведь, и бегом к ребятам, которые находились в засаде. Те стаскивали подстреленных диких коз к саням. Сказать ничего не может, бледный. Молчал, пока у него не спросили, где Дмитрий. «А Дмитрия медведь задрал». Охотники зарядили ружья пулевыми патронами и по следам Семена нашли меня окровавленного, а рядом возле меня лежал мертвый медведь.
Семен долго уговаривал мужиков, чтобы те не рассказывали в деревне, как он струсил. Даже ящик водки обе¬щал поставить. Да и что бы он сделал, если бы не струсил, ведь ружья все равно у него не было.
Привезли меня на санях в больницу. Долго я провалялся там, залечивая раны, да к тому же еще было сломано три ребра. Глаз-то у меня не видит, да ладно хоть не стеклянный. Зря надо мной мужики смеялись, когда увидели у меня на поясе дедовский штык-нож. Ну что, мол, Аника-воин, на войну собрался. А вон как он мне сгодился.
Вот с той поры я к лесу и близко не подхожу, ни за ягодой, ни за шишкой. Дед потупился и замолчал.