Странное письмо

Артур Куличенко
2000 год.

Днем ко мне пришло письмо из села К., в нём мой отец просит меня срочно приехать к нему и усмирить её. Кого конкретно, он не написал. Странно... И что я должен был сейчас делать? Всё бросить и мчаться по первой его прихоти? У меня частые командировки и в мои планы село К. никак не входило. Да, и к тому же он мне никогда отцом-то не был. Что у него могло там случиться? С. – моя спутница жизни, настаивает отпроситься с работы и всё равно съездить. Хоть каким бы (никаким) отцом он мне не был до этого, он остаётся им до сих пор! Тем, кто меня зачал, но хорошо, что не родил. Моя мать умерла два года назад и мне кажется, что причиной, конечно, стал он. Хотя бы косвенно, но стал... Я бегу на городскую почту и сообщаю ему, что дня через три - четыре прибуду.
В моем родном селе я родился, взрослел, закончил, еле как, школу и, слава Богу, не умру в нём. Но детство прошло очень весело. Никаких забот. Да, и вообще, я не могу представить, как можно проводить детство в городе? В селе мы разжигали костры, рассказывали ужасы - о мертвых, домовых и прочей нечисти. Пели и играли на гитаре, и никто нам не мешал. Именно в селе у меня случилась первая любовь и первый поцелуй. Это, пожалуй, самое лучшее, что мне запомнилось из той детской поры!
Поезд с сообщением С. – А. мчится довольно резво. Многие пассажиры, продвигаясь по плацкартному коридору, еле удерживаются на ногах. Я всё это время сплю на верхней полке, а когда бодрствую, то размышляю - о ком мог написать отец и почему я должен был её усмирить, и зачем? В голове, почему-то сразу, возникла мысль, что он говорил о матери, которая вдруг воскресла из мёртвых и теперь мстит отцу, но я, тут же проклиная себя последними словами, прогнал эту ужасную мысль! Хотя, если отец, до сих пор, не перестал пить то, скорее всего о ней он и говорил, когда в горячке в пустой и тёмной комнате видел её дух.

Конечно, меня никто не встретил на станции Б., и я пешком направился по широким улицам села К. У меня ещё в детстве складывалось впечатление, что село вымерло, а теперь, когда молодые жители в срочном порядке покидали, словно горевшую избу, это место и убегали в города, оставив здесь своих стариков, дабы те доживали свой остаток дней, оно совсем опустело. «Наверное, по ночам здесь, как и раньше не горят фонари», - подумалось вдруг мне.
Пока я шёл, перекидывая, из одной руки в другую, сумку, то заметил машину, проехавшую мимо меня по дороге, дорога была не заасфальтированной и из-под колес автомобиля, отечественного автопрома, в мою сторону полетели камни, и водитель с пассажирами окинули меня каким-то странным взглядом, я бы даже назвал его взгляд: «что ты здесь забыл, парень?!». Дальше я прошёл свою школу, имевшую 4 этажа. На фоне маленьких домиков она смотрелась замком. Из двора школы, который был просто громадным, вышла мать-цыганка с кучей детей, что-то кричавших, но они не попрошайничали, как это часто делали цыгане в больших городах. Миновал главную улицу Ленина, где вдруг почувствовал цивилизацию. Хотя бы здесь на этом участке была нормальная заасфальтированная дорога, и чаще проезжали машины, почти не сбавляя ход, проносились ветром, будто бежали отсюда, куда глаза глядели. Чуть дальше я вновь попал в дым от костров из всякого бытового мусора, который старательно сжигали хозяева своих домов. Из всех звуков, сейчас я мог слышать только скрежет своей обуви по дороге с камнями. Жара стояла невозможная.
Я свернул на свой родной переулок Ч., который нигде не начинался и нигде не заканчивался. Дорога замыкалась в квадрат. Пройдя двухэтажный кирпичный дом, рассчитанный на четыре семьи, я повернул направо и, посмотрев налево, увидел свой дом на две семьи. Голубовато-светлая калитка, выцветшая на солнцепёке, скрипнула, оповещая хозяина о приходе гостя. Мой приезд оставался не замеченным. Меня никто не встретил кроме собаки дворняжки, которая залаяла. Я сразу вспомнил овчарку Л. и посмотрел на огромную для этой псины будку. Дворняжка, склонив морду вниз, устало проковыляла в мою сторону и тяжело задышала, почувствовав солнце на шерсти ушла обратно в тень. Да уж, даже собаки здесь, словно не собаки! «Привет, песик!», - поприветствовал я её, устав молчать. Собака, лишь щурясь, взглянула снова на меня и, расположив удобнее на передних лапах морду, сделала вид, что меня не замечает. Пусть так и остаётся. Главное чтобы она не накинулась на меня, когда я решу зайти на крыльцо.
Двор казался неухоженным, что было похоже на отца. Виноград разросся и полез уже на шиферную крышу дома и там, на солнце желтеет и гниёт. По всему двору валялись запчасти, доски, инструменты, что было конечно привычным делом отца. Псина вдруг резко ожила и посмотрела на окно зала. Я сделал то же самое, но никого там не заметил. После прошёл к бетонированным ступенькам, не выпуская из виду собаку - та следила за мухой или пчелой, вздрагивая мордой и правым ухом. Осторожно поднялся на крыльцо и дёрнул за ручку двери - та была закрыта. Я вспомнил, что раньше ключ от двери находился в старой печке, которая сейчас стояла рядом со мной на крыльце. Засунув туда руку, я действительно нашёл ключ. Открыл дверь и зашел на веранду. Тут валялись банки, бутылки, вёдра с водой и без неё. В углу стоял старый нерабочий холодильник, каким я его помнил ещё с детства, когда отец прятал там деньги от матери. В другом углу стоял стол, на нём тоже лежало всякое барахло. Какой-то тазик с картофелем, самогонный аппарат. Под столом бутылки с вином, мешки непонятно с чем... На стене висел фонарь для освещения двора, в чёрном корпусе с фигурной ковкой. На стене была нарисована краской дверь, а как раз над ней, и висел этот фонарик. Под самыми моими ногами находилась прямоугольная дверца, ведущая в погреб, где отец держал соленья, варенья и брагу, которую он считал вином.
Я включил свет, поскольку лозы виноградника закрывали собой всё огромное окно веранды. Но свет оказался не ярким и, ничего почти не изменилось, когда загорелись две лампочки. Сняв обувь, я открыл ещё одну дверь, ведущую теперь в коридор трехкомнатного дома. Тишина... «Отец?», - позвал я. Ничего. Тут залаяла собака и я, пройдя в зал, выглянул из окна. Псина посмотрела в мою сторону. У меня сложилось впечатление, что кто-то ещё тут был кроме меня и удачно прятался, избегая встречи со мной. Заглянув на кухню, я и там никого не увидел. Зашел в комнату отца – никого. Заглянул и в свою, когда-то, комнату, где часто с братом мы всё делили до драки. Пусто... Куда делся отец? Возможно, он уехал куда-нибудь, куда точно - я, конечно, не мог себе представить. Может, вышел за бутылкой водки? Хотя, судя по стоявшей на кухне трехлитровой банке спирта (которая стояла под краником самогонного аппарата) - навряд ли. Затем я выглянул на задний двор, где был огород - излюбленное место отца. Тоже никого... В любом случае я решил его ждать. На сковородке я нашёл поджаренные баклажаны, их я до сих пор терпеть не мог, ещё с детства. Открыл крышку кастрюли и заметил, что в той плавала чья-то голова. Скорее всего, свиньи. Не могу сказать точно... Осмотрел всё, думая, что отец, может быть, догадался и оставил какую-нибудь записку. Нет! Как же... Переодевшись, я прошёл в зал и включил телевизор…

…Прошло два часа. Тут меня посетила мысль, что тот по пьяни куда-то ушел к собутыльникам, например, и быть может его не будет несколько дней. Вот радость, то какая! Может, вернется он только утром следующего дня, кто знает. А может, не вернется вообще. Чуть позже я решил принять душ. Включил колонку с подогревом холодной воды. Зажёг огонь в ней и взяв, чистое, мною привезённое сюда белье, залез в ванну. Уже тогда, когда я залез в неё, вспомнил, что забыл запереть входную дверь. И очень пожалел об этом, когда в ванной погас свет. Я вздрогнул. Благодаря специальному витражному однотонному стеклу на двери, которое пропускало свет, но размывало любой предмет, включая человека за ним, я смог вылезти из ванны, не упав на коврик. Открыв резко дверь, я спросил кто в доме. Но, как и раньше, в ответ тишина. Я нажал на выключатель и понял, что перегорела лампа. Только и всего. Чуть позже обнаружил, что выключили электричество в целях экономии. В селах так часто делали. Еще летом выключали вдобавок и воду. Но хорошо, что мне повезло.
Позже я порыскал на кухне, на предмет «что-нибудь поесть», и нашёл зелёный лук и хлеб, правда, не свежий. В холодильнике майонез и соус «Чили». Затем достал у себя из сумки тоже кое-какие продукты. Сел и спокойно поел…
…Погодя я заглянул в подвал, подумав, что отец спустился туда, а дверца ненароком закрылась, и он там уснул или еще чего-нибудь. Электричества по-прежнему не было, и я не смог ничего толком рассмотреть. Окликнув отца по имени, замолчал, готовый услышать какой-нибудь звук. Снова ничего! Решил выйти во двор и осмотреться. Дворняжка приняла меня за своего и даже подбежала ко мне, когда я вышел из дома. Выглядывая у меня что-нибудь в руках, разочаровалась и решила вернуться на место. Я зашёл обратно и уже вышел, захватив с собой сковородку с баклажанами. Всё равно пропадут, пока вернётся отец. Собака снова подбежала ко мне, когда я высыпал их со сковороды в миску и, сначала понюхав, взглянула, с каким-то подозрением на меня, принялась есть, чавкая. «Вижу, и тебе нравятся эти ужасные на вкус овощи», - сказал я ей и подумал, - «Плохо, что собаки не умеют разговаривать».
Я прошел дальше во двор и посмотрел на огород отца, затем взглянул на соседний двор, он был разделён сеткой, и увидел тетю С., она меня тоже заметила. Поприветствовал её, но та быстро ушла с огорода, закрыв за собой деревянную маленькую калитку. Меня смутило её поведение. Возможно, она не узнала меня.
Ближе к концу отцовского огорода я увидел самодельный туалет, хотя не знал, зачем отец его соорудил. Ведь в доме был санузел. За туалетом было невысокое дерево вишни, которое ветками доставало почти до самой земли. Подойдя к алыче, росшей рядом, увидел небольшую могилку, забросанную, почему-то, плиткой голубоватого оттенка. Я бы вообще не подумал, что это может быть чьей-то могилой, пока не заметил деревянный крест! Тут я вздрогнул и повернул голову на звук скрипа калитки и решил что, наконец, пришел отец. Но там никого не было. Лишь сухой ветерок мне обдул лицо…
…Вернувшись в дом, я увидел, что включили электричество. Было уже пять вечера местного времени. Включив свет в подвале, спустился туда и никого там не нашёл, кроме банок с компотом, вареньем и вином. Решил достать одну бутылку вина, она оказалась вся в пыли, а на крышке стояла дата изготовления: «Июль 1995г.». Я не ждал шедевра виноделия от отца, хотя он всегда считал себя в этом деле специалистом. Я не ошибся насчет того, что вино оказалось так себе. Оно было креплёное: 25 градусов и не было вкусным - он, как и раньше добавил в него мало сахара. Включив радио на кухне выпил этого пойла всего рюмку. Но ударило оно мне в голову - дай Бог! Затем достал из-под кровати (в моей с братом комнате) альбом со старыми фотографиями и пока меня не отпустил алкоголь, просмотрел их.

Ночь выдалась ужасной! Я, конечно, закрыл дверь на замок, не надеясь на дворняжку, но всё равно было как-то жутковато. Это была не моя трехкомнатная квартира в городе. Тут создавалось ощущение замка. Три комнаты, огромная веранда, чердак и погреб производили на меня жуткое впечатление.
Лежа на кровати в своей, когда-то комнате я услышал, словно чьи-то шаги на чердаке и посмотрел на потолок. В детстве бабушка–мать отца, часто рассказывала страшные истории, как она спала, а к ней приходил домовой. Тогда эти истории пугали до жути. Из открытой форточки послышались какие-то звуки, словно кто-то пытался осторожно пробраться через лозы винограда и высокую траву. Здесь было так темно и тихо, что я как-то даже испугался этого. Ни огней, ни машин... Чувствовал себя в могиле. Я скептик и поэтому решил, что во дворе ходит кошка, собака или ночная живность какая-нибудь. А звук через потолок… Хотя я не смог ничего придумать на странный звук, исходящий с чердака. Перевернувшись на бок, услышал лай дворняжки и даже успокоился. Через какое-то время я уже уснул крепким сном, чего не мог себе позволить в городе…

…Проснулся от какого-то звука и вскочил, тяжело дыша, увидев, что дверь в мою комнату открыта. «Какого черта!», – сказал я тишине. Снова вздрогнул, когда услышал, как по стеклу начали бить капли дождя, а затем тот ливанул так, что дай Бог. Дворняжка снова залаяла, но не так как до этого... Я встал и прошёл в зал. Включил там свет. Выглянув из окна, заметил, что собака сидела на бетонных ступеньках и, как-то устало лаяла на будку, не решаясь почему-то туда зайти. Сама вся промокла под сильным дождем, а около будки уже успела накопиться вода. Я быстрым шагом вышел на веранду и, включив на крыльце свет, открыл дверь. «Что лаешь, псина?», - спросил я. Та лишь посмотрела в мою сторону. Дворняжка определённо лаяла на будку. «Может, там была другая собака?», - подумал я и, накинув одну из двух отцовских курток, вышел в дождь. Подошёл ближе к будке и заглянул в неё, не выпуская из виду и саму дворняжку. Там никого не было. Я повернулся к дворняжке, чтобы её успокоить, как вдруг увидел овчарку, когда снова заглянул в будку. Она стояла там во весь рост, упёршись худым телом в крышу будки. Лапы той дрожали, но её глаза на мое удивление не светились. «Господи!», - вскрикнул я и отстранился. Я заметил, что внутрь будки просочилась вода. Тут вспомнил, как когда мне было лет 13, шёл такой же сильный ливень, и я пытался уговорить мать и отца пустить Л. хотя бы на веранду, потому что в будке вода. На что мне было сказано зайти обратно в дом. На утро Л. была мертва и, лежала в заполнившей будку воде, видимо замёрзла до смерти или захлебнулась. Как я мог про это забыть? Ведь такие страшные вещи должны оставлять в памяти огромный отпечаток! Именно из детства все наши страхи, переживания превращаются потом в фобии. Что я еще забыл? Отошёл от будки и взглянул в темноту двора – свет от лампы на крыльце резко прекращался в пяти метрах от меня. Дальше шла кромешная тьма. Это трудно было объяснить, но мне сейчас казалось, что в этой кромешной темноте сквозь дождь на меня кто-то пристально смотрит. Я не выпускал из виду овчарку в будке. Затем взглянул на дворняжку, та повернула голову туда, где заканчивалось крыльцо. «Ты ведь тоже что-то чувствуешь? Да, псина?». Та не шевелясь, следила за кем-то. Посмотрел снова на будку. «Ну-ка пошла отсюда!», - грозно прикрикнул я на овчарку. Никакого эффекта…
…Признаюсь, мне было страшно. Даже раньше в детстве, мне не было настолько страшно, как сейчас. Вернулся в дом, осторожно миновав дворняжку. Та иногда непроизвольно дрожала. Дождь не прекращался, но я побоялся освободить псину от ошейника и запустить ту, хотя бы на веранду. Вдруг она меня укусит. Хотя сердце и сжалось от жалости.

Теперь я не мог уснуть. Чувство безопасности куда-то испарилось. Хотя запер входную дверь и закрыл ведущую в мою комнату. Не знаю зачем, но я еще не выключил свет на крыльце и включил свет на кухне. Боже! Детский сад!
Закрывал веки и снова открывал их. Тишина была нарушена дождём за окном и это, как-то, меня успокоило. Снова открыл веки и перед самой моей кроватью увидел овчарку. Вскрикнул и, затаив дыхание, я прижался плечом к стене, подогнув колени. Дверь в мою комнату была закрыта. Сердце замерло, и я почувствовал, как всё тело моё похолодело. Из-за света на кухне я смог разглядеть немецкую овчарку. Шерсть взъерошена и грязная. С тела капает вода, а где-то на шерсти видны - большие, сползающие с нее на пол куски грязи и ошмётки прозрачного полиэтилена. Это не могла быть живая собака, и от этой мысли меня снова бросило в холод! Живые не могли ходить через стены и двери. Теперь вдруг мне стало ясно, почему в доме не было отца – он убежал и спрятался. И в письме он говорил… о ней. Это была последняя моя здравая мысль, после которой я видимо, потерял сознание.

Очнулся утром. Может, в сознание приходил раньше, но не знал точного времени. Л. нигде не было. Посмотрев на руки, заметил, что они были все в грязи, которая успела высохнуть. Неужели я боролся с ней? Встал, прошёл по всему дому с осторожностью. Никого... Выглянул в окно в зале – дворняжка по-прежнему сидела на бетонных ступеньках. Моя одежда тоже была испачкана грязью. Что я делал, после того как потерял сознание? Я похолодел... Нужно было срочно уезжать отсюда. Отец, наверное, находится сейчас у какого-нибудь друга, и не было смысла его искать. Сам потом объявиться.
Помыл руки мылом, умылся и переоделся. Но прежде чем уехать отсюда и теперь уже навсегда, я решил удовлетворить свое любопытство. Вышел во двор. Прошел до самого его конца, дойдя до сетки, ужаснулся. Плитка на могиле была разбросана, некоторые из них были сломаны! К горлу поднялся ком. Чуть позже я вернулся с лопатой и раскопал могилу. Человеческое любопытство было удовлетворено – в земле, теперь уже наполовину завёрнутой в прозрачный полиэтилен лежало тело немецкой овчарки Л., я не сдержался и перекрестился, хотя никогда этого не делал. Мне стало дурно... Как такое могло быть? Если допустим, собака ожила и вылезла из могилы это одно, но залезть туда обратно и закапать себя саму это совсем другое дело. Боже! И о чем я вообще думаю! Этого попросту не может быть! Присев я повернул голову направо и, только теперь, в таком положении заметил ещё два креста, прямо под ветвями вишни. Только они были чуть больше чем у могилы Л. Две могилы. На мгновение подумал, что там было тело отца и еще кого-нибудь, но справился с этой мыслью. Какое-то время любопытство снова хотело взять верх, но я, сопротивляясь, отбросил лопату в сторону. «Все, с меня хватит!», - сказал я и быстрым шагом направился в дом, чтобы взять вещи и покинуть его как можно скорее и навсегда! Дворняжка проводила меня взглядом отчаяния, а быть может надежды, не знаю точно, я не специалист по собачьим выражениям.
Уже открыл калитку и взглянул последний раз на неё. Стоял и смотрел ей прямо в глаза. «Боже! Ты одну ночь здесь провел и уже удираешь, а представь только, сколько она это всё терпит, сидя на цепи», - то ли внутренний я, то ли просто я вдруг заговорил. Закрыл калитку, направился по дороге и услышал собачий голос, совсем другой, такого я еще не слышал. Моё сердце защемило, и я вернулся обратно. Дворняжка радостно встала на задние лапы. Осторожно взявшись за ошейник, боялся, что та меня цапнет, но к моему великому удивлению она лишь лизала мои руки, пока я освобождал её от шейных кандалов. Освободившись от них, дворняжка резво стала бегать по двору и всё тщательно обнюхивать. Я с чистой душой вышел и прикрыл калитку так, чтобы та могла протиснуться.

В ожидании электрички, которая должна была прийти в час дня, чтобы доехать до города Н., я зашёл на почту и написал письмо на свой адрес о просьбе усмирить её.