Страна бурятов. Первое пришествие Похабова

Михаил Кречмар
В середине сороковых годов XVII века сибирские власти вспоминают о поиске драгоценных металлов на осваиваемой ими территории. В целях поиска серебра из Енисейского острога снаряжается отряд под командованием атамана Василия Колесникова.

Как и прежде, енисейские воеводы ориентировались на обилие серебряных украшений у бурят и ошибочно предполагали, что они добывают их из каких-либо месторождений на своей территории. Справедливости ради надо сказать, что настойчивые поиски серебра в Байкальском регионе в конце концов увенчались успехом, однако самим бурятам эти месторождения были неведомы и они выменивали серебро у монголов, которые, в свою очередь, получали их из Китая.

Колесников выступил в поход летом 1644 года и начал свою экспедицию с того, что ограбил стоявшие на Ангаре в устье Илима несколько судов с купцами и промышленными людьми, «которые множество провианта и дорогих привезли с собой вещей».

Проследовав до устья реки Осы колесниковцы поставили на нём небольшой острог для того чтобы пережить в нём зиму, а также – обложить ясаком окрестных бурят.

Такое поведение вызвало возмущение приказчика Верхоленского острога и тот отправил Колесникову письменный протест с гонцом.

Однако, опасения верхоленцев оказались неосновательными, так как весной 1645 года Колесников бросил острог и последовал далее на Байкал. Зимнее же его убежище было немедленно сожжено бурятами.

Сперва Колесников держал путь к южному берегу Байкала, но поняв, что там ему предстоит иметь дело с крупными силами кочевников, среди которых были не только буряты, но и монголы, изменил курс на практически противоположный и перешёл на северо-западный берег озера, где ничего примечательного ему не встретилось и он зазимовал во второй раз. В 1646 году он продолжил путь вдоль северо-западного берега озера, где на устье реки Тикона ему попалась крупная вооружённая партия тунгусов. Колесников одолел их в сражении и захватил важного аманата – князца Котугу. Колесников обращался с ним довольно дружелюбно и Котуга стал важным проводником отряда по неизвестным русским землям.

Третий раз Колесников зимовал, построив острожек на устье Верхней Ангары, где услышал наконец от тунгусов что неподалёку находятся монголы, у которых имеется значительное количество серебра. Полагая, что он наконец приблизился к цели своего путешествия, Колесников отправил к ним пресловутого князца Котугу с четырьмя казаками. Но тут случилось непредвиденное. Как это часто бывало в Присоединение, в дело вмешались инициативные соотечественники.

В 1646 году из Енисейского острога отправляется на Байкал один из самых ярких и самобытных персонажей околобайкальской драмы – Иван Похабов. Он был отправлен енисейским воеводой Силой Аничковым в Братский острог для ясачного сбора и дальнейшей разведки земель, а также, судя по всему - для поисков и возвращения обратно увлёкшегося Василия Колесникова. Похабов сразу проявил недюжинный административный талант (впоследствии развившийся гипертрофированное мздоимство). При нём увеличился размер взимаемой с туземцев дани; кроме того, он «круг старого острожку новый острог поставил, и сделал новые надолбы и рвы, потому что старый острог был худ и мал». После этого, собрав партию из тридцати служилых и охочих людей, Похабов пошёл войной вверх по Ангаре до Осы и Беленя, далее до Иркута, с Иркута перешёл на Байкал, а там, «перешед Байкал-озеро» вышел первым из русских людей на Селенгу. Как и ожидалось, везде по пути следования Похабов находил много неясачных людей. «И они, иноземцы, - доносил Похабов, - с нами, холопами твоими, бились, и и мы холопи твои, божиею милостью и твоим государским счастьем, многих у них людей побили и ясырю женок и робят живых поймали больше 40 человек. И после бою те иноземцы говорили: ныне де летом дать ясаку нечево, а дадим ясак зимою».

После Похабова место приказчика Братского острога занял умеренный Перфильев, при котором, однако же, количество поступавшего ясака упало, а буряты – возмутились. В результате на следующий год туда снова был послан Похабов, со вдвое большим против прежнего отрядом – в 64 человека служилых людей. Кроме того, он на свои собственные деньги снарядил шесть личных покрученников в военном предприятии. Также с его отрядом, помня об удачливости и добычливости главаря, следовало двадцать шесть вольных охочих людей.

В этом походе Похабов заложил в балаганских степях на острове против Унги Осинский острожек. После первого набега похабовцев местные буряты объединились в один военный лагерь, стали «куренем» и повторное нападение на них стало небезопасным. Зато, как указывает А.И.Окладников, построение Осинского острожка как бы замкнуло усть-окинских бурят в пределах их территории, прервало их связи с верхнеангарскими бурятами, и потому «Брацкому острогу ясачные люди государев ясак стали давать сполна, потому что им от Осинского острога стало опасно». Таким образом, основание Осинского острога имело большое стратегическое значение.

В 1647 году, сразу после ледохода, Похабов снова направился по Ангаре на Байкал, Селенгу и Уду. Как и все остальные предприятия неистового приказчика, миром он не сопровождался. В боях «были побиты многие непослушники, а ясырю у них казаки захватили женок и робят больше семидесяти человек».

Правда, при таких действиях ни о каком объясачивании речи уже идти не могло, разве что о военной добыче.

Она и подвернулась Похабову в полном объёме на Иркуте , где он захватил бурятского князца Нарея и стребовал за него выкуп в виде пяти сороков и шестнадцати соболей и бурой лисицы.

Вот тут-то и выяснилось, что ограбил Похабов данников того самого монгольского князя Турукая, которому атаман Колесников только что отправил казаков для переговоров о серебре… И тот Турукай, не будь дурак, захватил их теперь в заложники.

Какую-то часть добычи и пленников Похабову пришлось вернуть. Но теперь ему самому стал интересен источник получения драгоценных металлов у монголов, и он стал приставать к Турукаю с тем, чтобы тот отправил его с посольством к его сюзерену Цизан-хану. Турукая эта идея отнюдь не обрадовала, и он, для того, чтобы запутать русских, повёл их к Цизан-хану нарочито запутанным путём – продолжительностью в два месяца вместо недели… В итоге Похабов совершил поездку в Ургу, и, не будь монголы столь недоверчивы, наверное, добрался бы и до Китая, но в итоге предпочёл организовать из Урги посольство в Москву и сам отбыл с ним из Предбайкалья.

В принципе, походы Похабова и изучение им местности вызвали к жизни вполне осознанный план расчленения бурятской территории системой острогов, построенных на ключевых местах. В следующем году он получил под своё командование сто человек и отправился выполнять свой план вверх по Ангаре, для строительства другого острога, выше Осы.

Однако, буквально через год, Осинский острожек был брошен служилыми людьми, которые, вследствие общей неразберихи, остались там без продовольствия и без боеприпасов. Буряты немедленно его сожгли.

После Похабова на Ангару был направлен атаман Иван Галкин – всё с тем же наказом – направить все свои усилия на поиски золотых и серебряных жил. Но, судя по всему, опыт предшественников и собственный здравый смысл Галкина возобладали над призраком «жёлтого дьявола», и он занялся, преимущественно, освоением необъясаченной части туземного населения. С этой целью в устье реки Баргузин он основал Баргузинский острог, оставив, в качестве его гарнизона семьдесят человек. Казаки из Верхнеангарского острога, брошенные Иваном Похабовым в малом числе, тоже пришли к Галкину, и перезимовали на Баргузине. С наступлением тёплого времени Галкин разделил гарнизон поровну – по пятьдесят человек в каждой команде – и вновь занял Верхнеангарский острог, так как разорение брошенных острогов туземцами очень неблагоприятно сказывалось на моральном состоянии местного населения и могло спровоцировать его «отложиться» от русских.

Посольство Цизан-хана, тем временем, благополучно добралось до Москвы и возвращалось обратно. С русской стороны его сопровождал боярский сын Заболоцкий и восемь сопровождающих. Как только отряд Заболоцкого оказался вне зоны русского влияния, после переправы через Байкал, он былд перебит до последнего человека – то ли своими же спутниками, то ли подкочевавшими бурятами.