Студент Дылдин получил очередную двойку: он защищал честь института по тяжелой атлетике и, сознавая свою исключительность, не очень радел к наукам. В тот же день куратор группы ассистент Перепелкин, прозванный студентами Мамочка моя, близоруко щурясь через очки минус пять, выслушивал нравоучения декана:
– Плохо работаете, товарищ Перепелкин. Идите в общежитие, так сказать, в народ. В студенческую гущу… проникните в их, так сказать, внутренний мир…
– Мамочка моя! Разве я не ходил? – слабо защищался Перепелкин.
– Плохо ходили, – напирал декан. – Вы им должны быть как мать родная, чтобы… зажечь, так сказать, вдохновить, повести за собой… Учтите, товарищ Перепелкин, успеваемость в группе не растет, Дылдина вы, так сказать, проглядели, а в этом году подходит ваш срок переизбрания по конкурсу.
Едва закончив занятия, Перепелкин устремился в общежитие, на ходу прожевывая пирожок, купленный по пути у лоточницы. Когда он вошел в комнату, Дылдин лежал на кровати поверх одеяла и неторопливо обдумывал, чем бы заняться. Двойка его не беспокоила. «Сами будут просить, чтобы пересдал, и тройку поставят. А куда им деваться? Соревнование скоро», – злорадствовал он.
При появлении Перепелкина Дылдин поднялся с кровати, нескладной горой возвысился над невзрачным куратором, скользнул по нему взглядом, отвернулся. «Сейчас начнет: «Ну, мамочка моя!..» – поморщился Дылдин.
– Федя, – необычно начал Перепелкин, – почему ты не занимаешься? Ребята в читальне, с книжками. А ты?
– Я занят, – буркнул Дылдин.
– Чем?
– Мне… надо… мне… – мямлил Дылдин, выигрывая время, и вдруг выпалил: – Мне надо ужин варить.
– Сходи в столовую, – развел руками Перепелкин.
– Денег нет, – безбожно врал Дылдин. «Предки» не забывали своего Федю, и он только что плотно поужинал.
– Мамочка моя! – прошептал Перепелкин и надолго задумался, хмуря белесые бровки. «Вы им должны быть как мать родная…», – вспомнил он слова декана.
– Хорошо, – решительно произнес Перепелкин, – садись, Федя, занимайся, а я… я тебе ужин приготовлю.
В медвежьих глазках Дылдина впервые мелькнуло что-то заинтересованно живое. «Вот чокнутый», – мысленно усмехнулся он. Однако достал книгу и обстоятельно разместился за столом. Его разбирало любопытство.
С этого и начались события, которые прославили Перепелкина на весь институт. А впрочем, по порядку.
Перепелкин слетал в гастроном, раздобыл сковороду у технички тети Фени и минут через тридцать, довольно улыбаясь, водрузил перед Федей глазунью с колбасой и зеленым лучком. На следующий день Перепелкин «сработал» блинчатые пирожки. Затем принес целый чемодан посуды и чемодан книг и конспектов. Захватил и «Книгу о вкусной и здоровой пище». Теперь он между делами готовился прямо на кухне к занятиям и к сдаче кандидатского минимума. Всю неделю Дылдин исправно занимался: его забавляла эта игра.
Справедливо подметили поэты: «не пропадет ваш скорбный труд» и «слава тебя найдет». Слава нашла Перепелкина прямо на кухне общежития, куда пришел декан и пожал ему руку. Дылдин ликвидировал двойку, пересдал на «хорошо». На научно-методической конференции института Перепелкин сделал доклад «О работе с отстающими студентами». Декан, выступая в прениях, сказал много теплых, задушевных слов:
– Товарищ Перепелкин сумел, так сказать, проникнуть во внутренний мир студента, зажечь, вдохновить, повести, так сказать, за собой…
На торжественном заседании института 7 марта Перепелкина избрали в президиум. Ему вручили почетную грамоту. Перепелкина ввели в состав методического совета. Перепелкин купался в лучах славы. И когда он снова застал хмурого Дылдина на кровати в сапогах, и когда на прямой вопрос, какая печаль гложет внутренний мир Феди, тот ответил, что бельишко стирать надо, умудренный опытом Перепелкин знал, что делать.
Через полтора часа Перепелкин развешивал на морозце выстиранное и подсиненное белье Дылдина.
Трудно сказать, какими новыми формами обогатил бы Перепелкин методологию воспитательной работы, но слава капризна. Слава преходяща.
Перепелкин провалил кандидатский экзамен, запустил научную работу, плохо готовился к занятиям. Его не избрали по конкурсу. От него, говорят, ушла жена.
– Зазнался товарищ Перепелкин. Перестал, так сказать, работать над собой, – констатировал декан.
А Дылдину готовил завтраки и ужины новый куратор – ассистент Воробьев, прозванный студентами Милочка моя. Белье Дылдину стирала жена Воробьева, студентка-заочница того же института.
Красноярск, январь 1978 г.