***

-Папа скоро придет?
Ольга вздрогнула. Ее семилетний сын вырвал ее своим вопросом из состояния полусна, в котором она перманентно пребывала уже 2 месяца. Фразы «надо собраться», «надо жить дальше» не производили на нее абсолютно никакого эффекта, но хотя бы не раздражали. Она выныривала из тошнотворной, но безопасной полудремы только по необходимости, такой как поесть, покормить сына, ответить на его вопросы. Ради последнего просыпаться хотелось меньше всего. Не то, что бы она не знала ответов- у нее не было слов. «Надо жить дальше»- весьма ценный совет, к которому просто необходимо прилагать брошюру с развернутым планом. Можно даже дать ей название: «Как жить после смерти супруга: пошаговая инструкция». Ну, или более конкретный план: «Как заставить себя вставать по утрам без травм и истерик». В общем-то, формулировок куча. Только у Ольги таких брошюрок не было. Зато был Антон, который требовал есть, пить, одевать его, разговаривать с ним- который требовал маму.  Иногда у Ольги проскакивала смутная мысль, что она что-то упускает, что-то важное и реальное на фоне всего сюрра вокруг нее.

-Мам, почему ты молчишь?
Светлые глаза ее мужа смотрели с усталого детского лица требовательно и насторожено. «Мама не хочет разговаривать, мама очень хочет спать» крутилось в голове Ольги, но слова не складывались в фразы, из горла вылился только слабый стон, больше похожий на писк. Антон наклонил голову, словно хотел получше расслышать то, о чем мама думает. Ольга протянула руку, чтоб привычно погладить сына по голове, но ей показалось, что мальчик чуть отстранился, потому что пальцы не почувствовали мягкую кожу. Ольга отвернулась к стене и всеми силами попыталась собрать мысли, такие же сонные как она сама, воедино. Не получилось. Как и встать. Ольга смутно подумала о том, что не стоит пугать ребенка. Но Антон не выглядел испуганным, просто чуть напряженным и все. Он опять упрямо повторил:
-Мама, когда папа придет?

Ольга тупо смотрела в тарелку с салатом. Она не уловила момента, когда встала и сделала его, а уж тем более начала есть. Сын сидел напротив нее перед такой же тарелкой и перебирал в тонких пальцах салфетку. Ольга вдруг подумала, что если Антон заговорит с ней, то она закричит. Ее удивила эта мысль, но не напугала. Она перевела взгляд на окно за спиной мальчика и тоскливо заметила, что последние листья уже слетели с деревьев и двор теперь выглядел таким же пустым, холодным и потерянным, как и она сама. Что-то насторожило ее в этом унылом пейзаже, но сил разбираться в уловках своего подсознания у Ольги не было. Он посмотрела на сына. Ему нужно было подстричься. Ольга с какой-то дрожью подумала, что с короткой стрижкой Антон-вылитый отец. И, словно услышав ее мысли, ребенок спросил:
-Когда уже папа придет?

Сумрак плотно окутывал комнату, казалось, темноту можно было даже ненароком вдохнуть. Ольга попыталась скинуть плед, но сил не было поднять руку. С соседней кровати слышалось прерывистое дыхание мальчика, и его тихий неразборчивый шепот. Она закашлялась и сквозь собственные хрипы, стук веток об окно и тиканье часов услышала низкий голос. Он расставлял по местам мозаику ее мыслей, накрывая волной безотчетного ужаса и вместе с тем окутывал покоем, таким долгожданным, вязким и плотным как сумрак в комнате.
-Может, ад-это не то, что мы себе представляем? Может, это не котлы, не семь кругов и не черти? И даже не безмолвная пустота, не вечность в ней? Может, ад- это оставаться вечно, изо дня в день в состоянии отравления снотворным? Один на один с сыном, разбившимся с отцом на машине? Может, ад-это вечно слышать один и тот же вопрос своего мертвого ребенка и не знать как на него ответить? Может, ад-это страшнее, чем мы думаем? Это одиночество, утопающее в осеннем сумраке, под аккомпанемент ветра?

-Мам, а когда папа придет?