Грушевое дерево

Эльвира Ян
Катя была хорошей девчонкой. Мы с ней хорошо общались, она красиво смеялась. У неё была упругая коса и крепкие ноги. Нам было по пятнадцать, мы учились в одном классе. Одноклассники давно уже встречались с девушками, «встречались» во всей полноте понятия этого слова, то есть по-взрослому. А я еще ни с кем, ни разу не целовался.
Вот я и подумал, что пора мне начать встречаться с этой Катькой. Я проводил её до дома после уроков, проболтал с ней в подъезде, и мы условились, что стали встречаться. Также мы проболтали на второй день и на третий. В неловких паузах в разговоре, я чувствовал себя обязанным обнять её и поцеловать. Но так и не решался. Переключался на математику, какая злыдня математичка, и какая сложная тема. Каждый раз, уходя от Катьки, спускаясь по лестнице, на каждой ступеньке я называл себя дураком, за то, что так и не решился.
Всё! С этим нужно кончать! На следующий день я стырил денег у родителей, купил бутылку коньяка «Три семёрочки» и мятную жвачку. После школы я позвал Костю Пылькина, хорошего, но хлипкого мальчишку, с собой к гаражам. Там мы распили впервые в жизни полбутылки коньяка, и нам стало плохо. Костьке стало так плохо, что его разобрала злость на меня и на коньяк, и он разбил бутылку о стену гаража. Потом он лёг под этой же стеной, и в глазах у него закружились вертолётики.
Мне было не лучше. Я вспомнил про жвачку и высыпал все подушечки в рот. К своему стыду, я оставил товарища на земле, и заторопился к заветному дому, где дама моего сердца наверняка вопрошала, почему её рыцарь не проводил её сегодня со школы.
Меня штормило, мне потребовался час или два, чтобы пройти километр, который разделял меня от состояния настоящего до заветного первого поцелуя.
Ноги подкашивались, когда я вошёл в подъезд. На лестничной площадке Катя разговаривала с подружкой Светкой Перепёлкиной, глупой девкой из параллельного класса. Нужно было поздороваться, но во рту было так горько, и что-то протестующе и прощально подступало к горлу.
Катька обратилась ко мне:
– Саша, я больше не хочу с тобой встречаться.
– Почему? – спросила за меня Светка Перепёлкина.
– Потому что он не хочет со мной целоваться, – ответила ей Катя.
Я выскочил из подъезда, и выглядело это так драматично и трагически, словно я страдал от отказа, но сразу же бросился в кусты, где меня крутило, и желудок словно просился наружу. Бабулька, сидевшая на скамейке, с презреньем отплюнулась «Срамота-то какая! Тьфу».
К закату я поднялся и пошёл домой. Я жил в частном доме через несколько улиц от Катькиного дома.
На углу своей улицы, у калитки крайнего дома, я заметил светлую копну Алинкиных волос. Это девочка, что приезжала в гости к старому деду Матвею. Дед Матвей раз в неделю звал отца обсудить «Комсомолку». Он собирал самые интересные для него вырезки. Отец садился за стол напротив него, и дед начинал задавать ему вопросы, почему так, а почему эдак. «Вот, Володька, скажи мне, что думаешь про это кризис?»
 Алинка была не погодам крупна и развита. Но я ей нравился, хотя был намного ниже её. И тощий. Алина часто подзывала меня через калитку, спрашивала как дела, и строила глазки.
Я обрадовался. Сейчас мне будет первый поцелуй! Когда я подошёл ближе, то так и сел на огромную покрышку, что покрывала канализационное отверстие. Алинка целовалась взасос с прыщавым Денисом с соседней улицы. Он мерзко лапал её, где доставал.
Нечистоты шумели подо мной. Я ощущал себя скаутом над обрывом, над водопадом.
Раздался грохот. Проспавшийся Костька выбрался из гаражей и сейчас бросал груши на крышу дома, у хозяев которых он их и воровал. Видно было, что он, надкусывал их, морщился, и от досады бросал их на крышу. Крыша гремела, старики ругались. Скрипнула дверь, вышел их огромный сын. Он ездил на вишнёвой ниве, и по-крутецки цыкал зубочисткой, проезжая мимо шпаны. В этот момент, грохот затих: Костька наконец отыскал сладкую грушу, и наслаждался ей, разлёгшись под деревом.
Здоровый парень вышел на улицу. Окинул взглядом Алинку, мелкого Дениса, потом меня, ссутулившегося на покрышке над канализацией.
– Это ты, дрыщ? – схватил он меня за грудки.
– Нет.
– А кто? – заорал он. – Говори!
– Я друзей не выдаю.
И тут он со всей дури всадил мне в ухо. Я упал на дорогу и долго собирался с силами, чтобы встать.
Наконец я поднялся и, переполненный злостью, направился бить Костика. Он мирно спал под деревом. В руках у него сочилась недоеденная груша, по которой ползало полчище муравьёв. Я пнул его и попытался растолкать ногой. Он промычал и перевернулся на бок.
Во рту пересохло. Я стряхнул муравьёв, доел грушу и лёг на землю.
В домах загорались огни. Сквозь ветки грушевого дерева небо было синевато-розовым. Помигивали нежные звёздочки. Воздух был тягучим и душным. Вдали лаяли собаки.

9 ноября 2014г.