Стояли летние солнечные дни. Подоив корову, бабушка процеживала молоко и разливала по кринкам. Она ворчала на Алькиного отца: «Завтра опять ведро будет, надо покос начинать, не то перестоит трава». Алькиной семье отвели участок площадью в два гектара у речки Глотихи. Трава там росла мягкая, все больше цветочная.
Помочь отцу косить вызвалась мать. Было решено идти на два дня с ночевкой и взять с собой Альку: как-никак восемь лет уже - помощница. Отец за ужином сказал ей: «Там лесок есть, в нем ягоды всякие растут: и сама наешься, и нас угостишь».
Весь вечер отец отбивал косы и правил их оселком. А рано утром они втроем отправились на покос. Алька была уже за воротами, но, что-то вспомнив, побежала обратно в дом: «Бабушка, дай мне баночку, я ребятам ягод насобираю. Я-то их там вволю наемся, а они дома сидят - не попробуют». Бабушка дала ей трехсотграммовую баночку и погладила по голове: «Сама бы наелась, а ты о ребятах думаешь».
Покос был далеко. Дорога петляла то по лесу, то по лугам. Алька смотрела по сторонам: чем бы наполнить банку? Она забегала с дороги в лес, а потом догоняла родителей. Но кроме нескольких ягодок ежевики, ничего не нашла.
Глотиха - речка грязная, и это Альку разочаровало. «Ничего, - успокоилась она, - рядом есть небольшие озерки. Правда, они осокой заросли, но искупаться можно».
Днем, в жару, мать с отцом отдыхали, а косили вечером и ночью. Алька помогала
матери вытаскивать из воды скошенную осоку. Еще она ворошила граблями сено. Потревоженные полевые мыши выскакивали из нор, и Алька в испуге бросала грабли и убегала. Так прошел первый день.
Только вечером Алька собралась за ягодами. В лесу было темновато, и она побоялась далеко заходить. На опушке росла малина, но ее было мало. Попробовав несколько ягодок, она стала собирать их в баночку. Когда Алька вернулась к родителям, отец удивленно спросил: «Зачем ты собирала? Ела бы сама!». Но Алька поставила баночку в шалаш.
Утром она снова помогала сгребать и ворошить сено. А днем отец с матерью легли отдохнуть. Было очень жарко. В горле у Альки пересохло, хотелось пить. В бидоне кваса было немного. Сделав два-три глотка, она поставила его на место. Осторожно, чтобы не разбудить родителей, взяла баночку и пошла в другой лесок. Он был небольшой, в форме круга, солнечные лучи пронизывали его насквозь. Альке тут понравилось. Она разглядывала каждый кустик, каждый листочек. У самой земли росла земляника, а выше - на тонкой высокой ножке - костяника, кусты малины. Ягодки, что позеленей или раздавленные, Алька ела сама, а спелые и красные складывала в баночку. Скоро она наполнилась доверху, а уходить из леса не хотелось. Тут было прохладно: жара сквозь зелень не проникала.
Вдруг Алька заметила черно-желтый шарик, висевший на тонкой ниточке. Она взяла его в руки, но шарик неожиданно рассыпался и из него вылетело множество диких пчел. Громко жужжа, они летали вокруг Альки. Она сначала ничего не поняла и некоторое время стояла и смотрела на них. И тут несколько пчел вонзилось в ее тело. Она пустилась наутек - к матери и отцу. Те уже проснулись и сгребали сено.
Алька бежала изо всех сил, а над ней роем кружились пчелы. Отец закричал: «Ложись, ложись на землю!». Бросив работу, побежал навстречу и своим телом закрыл Альку. Пчелиный рой еще долго кружился над ними.
На всех троих было страшно смотреть: пчелы искусали их лица, шеи, руки. Пришлось идти домой.
Бабушка встречала их у ворот. Взглянув на Алькино лицо, она заплакала: до того оно было изуродовано. «Господи, - простонала она, - всю-то тебя, бедную, искусали. А ты, глянь, и ягоды принесла, не рассыпала. Сама не съела - ребятам меньшим собрала».
Вечером брату и сестре на блюдечке дали ягоды с сахаром. А Алька лежала на кровати: на лице у нее был уксусный компресс.