равноценный обмен

Настя Шварц
Мы учимся ценить вещи, когда их у нас отбирают. По-настоящему хочется жить, когда уже не можешь. Не получается. Когда врачи разводят руками. Вот тогда действительно очень, очень хочется жить.

Я открываю глаза. Белый больничный потолок. Нет, не страшный сон. Обезболивающие перестали действовать, и из вязкого, муторного сна меня выдернула старая-новая подруга. Можно попробовать дойти до сестренского поста, нацарапать на бумажке просьбу вколоть еще обезболивающего. Но для этого нужно встать.

Встать не получается.

Нельзя однозначно сказать, что больнее уже не будет. Мироздание тут же вывернется наизнанку и докажет, что еще как может.
Я не могу кричать, не могу даже скулить, если не хочу потом захлебываться собственной кровью. Простая операция, обернувшаяся маленьким личным адом. И я снова подумала о том, что хуже быть уже не может.

Может.
Очень даже может.

Теперь знакомый потолок, запах дома, обезболивающие не помогают, только оглушают, отправляют в подпространство, но и там никуда не скрыться от боли. Я не могу сделать даже глоток воды. Синяки на сгибах локтей начинают приобретать интересные оттенки. Перезнакомилась со всеми выездными медсестрами. Лежу под капельницей с глюкозой и чувствую, как мама гладит меня по голове.

Руки становятся все тоньше. Кажется, скоро не смогу даже писать – не удержу ручку, не хватит сил перелистнуть страницу.
Жить хочется отчаянно.




Съела баночку детского питания. Сама. Целиком.
У меня теперь очень стройные ноги – хоть что-то хорошее.



Сама смогла открыть чертову баночку. Я теперь сильная, я теперь выздоравливаю.
Почти не болит горло, иногда получается заснуть без обезболивающих.
Может быть, все будет хорошо. Я больше не загадываю.



Выздоровела.

Весна, чертов яркий, кричащий май, люди вокруг улыбаются, я пьянею от свежего воздуха и пронзительно-голубого неба над головой. Меня обнимают, я смеюсь осторожно, будто все еще боясь, что боль вернется, снова утащит в свой темный угол, и я останусь с ней один на один, и никто не меня не спасет.
В тот раз не спасли.


Прошло два с половиной года.
Я до сих пор с ужасом вспоминаю чертов 2012. Не знаю, как у остальных, но мой конец света произошел. После него начался новый отсчет, не с нуля, но с начала. Жизнь начинаешь ценить, когда у тебя попытаются ее отнять.
У меня получилось. Справилась. Выжила. И благодарна теперь за каждый новый день.

Чтобы стать кем-то, нужно в себе что-то убить.
Необходимая жертва, равноценный обмен – как угодно.
Отдать что либо ценное взамен на необходимое знание. Отдать детскую наивность, отдать веру во что-то чудесное, прекрасное, чтобы стать тем, кто сможет выжить в этом мире.

Нас меняет собственный выбор.
И тогда мы становимся теми, кем должны быть. Вселенная знает.
И пусть будет так. Потому что если это все не имеет никакого смысла, то ну его к черту.