Телефонная трубка прерывисто дудела комнатным звуком. Говорят, это нота «ля», хотя, кто ее знает?
– Алло?
– Здравствуйте, а Амальгама дома?
– Кто?
– Ну, знаете, Амальгама, сплав ртути и всякое такое… – Я на секунду растерялся и сказал все как есть: – Этот телефон мне дала одна начинающая писательница, которая так представилась... Очевидно, что это псевдоним, но настоящего имени я не знаю.
Женский голос в трубке, снисходительно улыбнувшись (родители не поддерживают своих детей-писателей до первой изданной книги), мягко сказал:
– Одну секундочку…
Голос отошел от телефона, беззвучно скользя по комнате в мягких тапочках. Я ждал, прислушиваясь к атмосфере чужой квартиры. Многое можно узнать таким шпионским методом: например, если вечером в квартире слышно телевизор, значит там есть человек за 40, а если громко играет музыка, то обитателю квартиры не более 30 лет. Если же вечером тишина в доме, то вся семья, наверное, читает (до 40) или спит (после 55). Долго же они там ходят, видно, квартира большая…
– Да?
– Здравствуйте, это редактор из «Эскудо», помните?
– А, как же, помню… Гинжо Дюмирр, кажется?
– Как вариант… Но это не важно. Я прочитал вашу первую главу и хотел бы ее обсудить.
– Ух ты, здорово! И что вы думаете?
– Лучше не по телефону: авторское право, цензура, спецслужбы и все такое.
Она хихикнула. Над моими словами или над собственными мыслями, я не знаю.
– Нас не прослушивают, мы лояльные.
– Я тоже не диссидент, но каждый раз слышу щелчки после 40 секунд разговора, – я тоже посмеялся для солидарности и, взяв инициативу в свои руки, продолжил: – У меня тут рядом с домом есть ирландский паб с гаргульями…
– «Пинта Портера?»
– Нет, «Радость св. Патрика».
– А, видела... Постойте, но там же нет гаргулий.
– Есть, просто они все внутри.
Если она мизантроп, то улыбнется. Но она не отреагировала – тоже хорошо.
– Но только это далеко от меня. Может быть, встретимся в Бесконечном парке?
– Отлично, он прекрасен весной!
– Да, только вот сейчас лето...
– Тоже сойдет – у нас ведь деловая встреча…
– Да, деловая… Хорошо, тогда давайте завтра вечером, в 8 часов.
– Буду ждать, всего хорошего.
– До встречи.
Я повесил трубку, разорвав связь двух квартир. Взяв со стола китайские палочки от суши, в сладкой бессмысленной задумчивости, я начал барабанить ими мой любимый ритм: бочка, синкопированная бочка, рабочий, бочка, бочка, рабочий…
Потом, неприлично размечтавшись и представив себя в огромном концертом зале, я бросил палочки в толпу поклонников, но попал в мусорную корзину. Неплохо!
Странно, что мы не хотим того, о чем мечтаем: из моего окна звезд обычно не видно, но недавно я оказался в одном отдаленном и уединенном месте, где ночное небо сохранилось в своем первозданном неиспорченном виде, и когда одна из звезд упала, я загадал желание – поскорее вернуться домой.
Вдруг раздался треск телефона, вызывая на прямой разговор по изогнутым линиям телекоммуникационного кабеля, связывающего попеременно одинокие квартиры. Я снял трубку:
– Да?
– Здравствуйте, это я. Мы только что обсуждали книгу и собирались завтра встретиться…
– Да, конечно, я узнал по голосу…
– Ну так вот, завтра будет дождь, и я подумала, что это может повредить обсуждению: вдруг чернила размажет, или кто-нибудь заболеет пневмонией…
Я подумал, что она просто испугалась и теперь подбирает отговорку, но она предложила:
– Может быть, сегодня встретимся?
– Конечно, так даже лучше. К тому же у меня наследственная предрасположенность к гидрофобии.
Она улыбнулась за ширмой дешифратора телефонной трубки:
– Нет такой болезни.
– Еще как есть, вот увидите, – бездоказательно настаивал я, – ну так что, когда встретимся?
– Давайте часа через два в условленном месте.
– Хорошо. До свидания.
– Это не свидание… А впрочем, пусть будет до свидания.
Мы попрощались ненадолго, и я вновь ножницами разрезал тонкую нить, передающую вибрации дрожащих волнующихся голосов.
Я начал быстро собираться: надел свой единственный пиджак и глубоко-фиолетовую рубашку, которые застегнул на N-1 пуговиц (я не ношу галстуки), взял рукопись, но не смог найти достаточно твердую сумку, чтобы не измять листы. Обыскал весь дом, но ничего подходящего не было, я отчаялся, но вдруг вспомнил про старый дипломат с кодовым замком: немного ретроградно и параноидально, но другого варианта не предвиделось. Я достал это чудо агентурной мысли из под кровати и положил туда семь страниц рукописи.
Все было готово, и я вышел из дома, поздоровался с извечными бродягами и отправился в Бесконечный парк.
Несмотря на пафосное название, это, тем не менее, уникальный и амбициозный проект: огромная парковая аллея, почти ровной линией проходящая насквозь через весь город. Географически он направлен из центра города на запад и восток, притом антураж и стиль меняются в зависимости от направления и отдаления от центра: фигуры и статуи из кустарника, модернистские лавочки причудливой формы, красные фонари – маяки для возвращающихся домой на японский праздник мертвых, крашеная вишня и прочее.
Бесконечный парк – это проект одного репрессированного художника, который, конечно, задумывал нечто совсем иное, но популисты из правительства, много лет спустя откопав его чертежи и планы, сделали жителям «подарок», в надежде привлечь туристов и уменьшить дефицит бюджета. И теперь он стал символом города, вызывающий такой же интерес у аборигенов и приезжих, как Эйфелева башня у парижан: свои уже нагулялись, а гости приезжали только ради него, и покидали его просторы в самых разных настроениях, пройдя несколько сотен метров парка или сделав лишь десяток шагов.
Тем не менее, это было отличное место для прогулок: парк сужался и расширялся, пролегая как проспект, или уходя под прикрытие невысоких домов узкой улочки, остроумно козырял небольшими отклонениями в поведении, не поворачивая более чем на 45 градусов. По виадукам и подземным переходам его объезжали машины, троллейбусы и трамваи, а восходящее солнце светило в глаза любителям джиннов и ифритов, и в спину – поклонникам ангелов и демонов.
Если люди назначали встречу в Бесконечном парке, не уточнив где именно (а это было бы не разумно, учитывая длину парка примерно в 10 километров), то предполагалось, что они встретятся в центральной точке и пойдут гулять или на восток, или на запад. Некоторые называли ее «точкой бескультурья», а некоторые подтверждали это название своим поведением.
Конечно, парк не везде был хорош: где-то его прерывали огромные магистрали, где-то он был забит «самостроем», а в некоторых местах и вовсе заброшен. И, естественно, он привлекал всяких маргинальных личностей, ищущих славы и легких (небольших) денег. В каких-то частях парка и вовсе было опасно находиться: на протяжении одной улицы он даже был огорожен решеткой.
Описывая вам парк, я забыл о самом главном – купить цветы. Мгновенно очнувшись от знобящего комфорта подземного транспорта, я вышел на первой попавшейся станции. Немного отойдя от платформы, я приблизился к торговым рядам, поливаемым из шланга, дающего необходимую влагу детям земли, оторванным от экосистемы.
– Одну розу, будьте добры... Вон ту, увядающую... – стыдливо сказал я, чувствуя, как окружающие думают, будто у меня не хватает денег на большее: о, я не беден, не сомневайтесь, по крайней мере, не беднее остальных.
Получив свою бюджетную розу, я отправился в общественный туалет. Там, убедившись, что никого нет, выставил первое колесико дипломата на цифру 0, а остальные два – на 1. Замочек щелкнул, чемодан открылся, и я, ободрав лепестки розы и разломив стебель на несколько частей, положил все это между страницами рукописи – пусть думает, что я романтик-гербарист.
Я посмотрел на часы – нужно поторапливаться: меня ждет Бесконечный парк и приятно-неприятный разговор, в зависимости от того, как эта девушка относится к плагиату.