Парик Глебу не шел. Категорически. Марианна, разумеется, промолчала, но смесь удивления и непонимания отразилась на ее лице с такой вопиющей очевидностью, что Глеб, хмыкнув, молча разулся и уверенной походкой военного человека направился в ванную мыть руки.
- А-а…. – изящная Марианна, одетая в бирюзовое кимоно, что Глеб привез ей из Китая на Рождество, проскользнула за мужем и искала слова, чтобы потактичнее высказаться о радикальной смене имиджа благоверного.
- Анечка, – фыркнул Глеб, зачерпывая в ладони холодную воду и шумно умываясь. – Я понимаю, я объясню, дай буквально полчаса передохнуть – чертовски устал, голова как чужая…
- Да нет, ты что, все в порядке, просто неожиданно, тебе даже идет, я не видела тебя с волосами никогда… То есть на фото, но… И… В общем, – пытаясь сгладить неловкое любопытство, смущенно застрекотала женщина. – Я не привыкла… Еще… И ты же ничего не говорил.
- Родная, меня полгода дома не было, – отнимая покрасневшее лицо от полотенца улыбнулся Глеб. – И я ужасно проголодался.
Марианна инстинктивно подняла руку, чтобы коснуться его затылка, как делала всегда, когда хотела приласкать. Но у самого затылка хищно змеились черные – чужие! – волосы. Марианна молча коснулась плеча мужа и прошелестела на кухню.
Глеб с аппетитом уплетал ужин, рассказывал жене байки из жизни военного дипломата, сыпал острыми шутками на китайском, которые переводил с таким изяществом, что на родном Глебу языке они казались еще смешнее. Новые волосы Глебу охотно подыгрывали, черными язычками приплясывая в такт жестам хозяина на его висках и вспотевшем от горячего чая лбу. Марианна с выдержкой, достойной оказавшегося в плену русского разведчика, смеялась остротам мужа, внимательно слушала его байки, чуть наклонив голову, то и дело подливала любимому чай с лимоном, а потом наконец не выдержала.
- Глеб, у тебя там что, появилась… Ты… Ты мне ничего не хочешь рассказать? – бледные пальчики Марианны с кажущимся спокойствием разглаживали на коленях плотную ткань кимоно.
- Ане- кха - чка – кха-кха! – закашлялся Глеб, давясь банановым кексом. – Ты чего?
- Эти твои… Волосы! Имидж твой новый, наигранная веселость… – Марианна обиженно поджала губы. – Ты для нее молодишься? Только не надо мне врать, говори, как есть!
- Хорошо… – Глеб вмиг посерьезнел и стал казаться старше своих шестидесяти, которых ему все равно никто никогда не давал – сказывались военная выправка, любовь к спорту и вечная улыбка. – Я не хотел тебе говорить, по крайней мере, не сейчас, не сразу, думал тебя как-то отвлечь…
- Ты совершенно не умеешь врать, – перебила жена фразой, которой не брезгуют герои мелодрам и женщины, уверенные, будто видят своих мужчин насквозь. – Я жду. Правды.
- Анечка, тут такое дело… – Глеб, словно принимая жизненно важное решение, потер руки друг о друга, похрустел костяшками пальцев, пригладил густую шевелюру, которая смотрелась на его квадратном лице с нелепостью женской норковой шапки не по размеру, и тяжелым медленным движением стянул парик с головы. – Вот, потрогай.
Глеб взял жену за тонкое, как он любил говорить, «аристократически бледное», запястье, положил себе на макушку и чуть прижал. Марианна попыталась было отдернуть руку, но не успела: оскорбленное выражение на ее молодом красивом лице сменилось сначала озабоченностью, а потом уступило место растерянности и испугу…
- Что это? – понизив голос до шепота, шаря тонкими пальцами по теплой лысине мужа, выдавила женщина.
- Не знаю, Анечка… – снова вздохнул Глеб, ласково снимая ее ладонь со своей головы и сжимая ее обеими руками. – Не знаю…
- А… Ты кому-нибудь это показывал? – громко сглотнула женщина.
- Конечно. – Глеб попытался выдать свою фирменную улыбку неунывающего молодца, но она вышла кривой и помятой. – Еще полгода назад, когда они только появились… Буквально в первый день этой чертовой командировки.
- Полгода?... – эхом повторила жена, с ужасом глядя на Глеба. – Полгода! И что? Что?
- Врачи разводят руками. – Пожал плечами Глеб, словно иллюстрируя свои слова. – Они не знают, что со мной. И как это лечить.
- Идиоты! – вскинулась Марианна. – Нужно найти других! Новых!
- Анечка… – покачал головой Глеб. – Ты забыла, где я провел эти полгода? Я был у лучших врачей Китая, они пять конференций ради меня собирали, пичкали какой-то гадостью, на рентгенах своих суперсовременных просвечивали, а толку… Я так понял из обрывков разговоров, что проще отрезать мне голову. Сразу всю. – Глеб криво усмехнулся.
- Замолчи!!!! – вскрикнула Марианна и едва сдержалась, чтобы не завыть от ужаса. – А они… Ну, беспокоят тебя? Болят?
- Они растут… – Глеб отвел глаза и неловким жестом нахлобучил на голову черный парик. – Постоянно. Быстро…
Марианна пересела со своего стула к мужу на колени, обняла его голову обеими руками и прижалась к ней губами. Теперь они оказались совсем близко, у самых глаз женщины – два крупных набухших под кожей нароста, симметрично расположенные у самых теменных выступов, ближе к центру головы. Чуть заострённые, торчащие на расстоянии сантиметров десяти друг от друга, они напоминали задорные рожки лесного сатира и вполне могли сойти за элемент карнавального костюма. Если бы так… Марианна хотела что-то сказать, успокоить, ободрить, но губы ее не слушались. Почти тридцатилетняя разница в возрасте внезапно уколола ее в сердце и показалась черной пропастью – Марианна почувствовала себя молодой, предательски молодой, даже юной… Юной и – да будь она проклята – абсолютно здоровой…
- Я люблю тебя, – прошептала женщина, еще крепче обнимая мужа. – Мы что-нибудь придумаем, все будет хорошо. Все. Будет. Хорошо. Хо-ро-шо…
***
Им удалось договориться в тот же день, вернее, ночь: Глеб настоял, чтобы месяц перед очередной командировкой в Китай они с Марианной посвятили друг другу, как десять лет назад, когда только поженились. Часа два женщина кричала на мужа, уговаривала отменить поездку, сходить к врачу, обратиться к знахарке, приводила разумные и не очень доводы, пыталась давить и плакать. Глеб почти не перебивал жену, давая ей выпустить пар и высказаться, а когда она почти сорвала голос, спокойно объяснил:
- Любимая, я все понимаю. Ты абсолютно права. Но я хочу пожить. Пожить с тобой. Хотя бы этот месяц. Подари мне его, девочка моя, прошу тебя. Потому что я не знаю, что будет дальше. И не заставляй меня каждый день думать, а будет ли это «дальше» вообще… Ты меня понимаешь?
И Марианна поняла: тряхнула головой, как бы отгоняя страшные мысли, привлекла мужа к себе, ковырнула аккуратным ноготком пояс на его шелковом – под стать ее кимоно – китайском халате, и увлекла Глеба в спальню.
***
Ровно через месяц Марианна посадила Глеба в самолет. Женщина выглядела осунувшейся и утомленной, Глеб же смотрелся молодцом. Он традиционно перед расставанием балагурил, обнимал жену за стройную талию, то и дело норовя хлопнуть любимую по обтянутой черным трикотажем попе, а на голове его красовался новый, со вкусом подобранный, соломенного оттенка парик.
- Глеб, я… – Марианна, которая весь месяц ни единым словом не обмолвилась о том, что сжигало ее сердце, сейчас едва держала себя в руках в зале аэропорта. Ее голос дрожал. – Глеб. Глеб… Все будет хорошо, Глеб. Я вчера посмотрела, они… эти рога… ничуть не увеличились. Совсем! За целый месяц! Честное слово, Глеб! Я… Я даже лупу взяла! Может, обойдется? Они не выросли ни капельки! Ты… Ну сходи еще к докторам, они должны сказать, что есть улучшения, я точно знаю! Там ведь хорошие врачи, ты сам говорил! Глеб… Глеб, я люблю тебя! Ну скажи что-нибудь! Глеб! – Марианна бросилась мужу на шею и расплакалась – впервые за целый месяц «строгого режима», который устроила своим нервам.
- Анечка, золотая моя, – Глеб сгреб жену в охапку. – Мне тоже кажется, что они начали как-то… сдуваться… Это все ты, девочка моя! Ты, твоя любовь, моя хорошая! Все будет хорошо, волшебница моя, жена моя любимая, моя самая родная!
Когда самолет, уносивший Глеба в далекий экзотический Китай, оторвался от посадочной полосы, в сумочке Марианны ожил мобильник. На экране высветился знакомый номер – уже не в первый раз за импровизированный медовый месяц Марианны и Глеба. Женщина резко распахнула модную алую «раскладушку» (Глеб умел выбирать для жены подарки) и внятно отчеканила как будто заранее подготовленный и выученный назубок текст:
- Никогда мне больше не звони. Никогда. Если будешь меня доставать – я все расскажу твоей жене. Хоть один звонок, одна смс – и Лена тут же обо всем узнает. В ту же минуту. Наши отношения были ошибкой. Все. Прощай.
На манер автоответчика выдохнув в трубку свой текст, Марианна захлопнула крышечку мобильного телефона, бросила его в сумочку, опустилась на корточки, обняла руками острые колени и наконец позволила себе разрыдаться.
***
- Ооо, какие люди! Здрасьте, Глеб Иваныч! – протягивая Глебу расписанную татуировками ладонь для по-военному крепкого рукопожатия, расплылся в искренней улыбке паренек славянской внешности. Его брови украшали массивные металлические пусеты, в обоих ушах зияли растянутые специальными серьгами дыры размером с крупные вишни, а на макушке красовался фиолетово-черный «ирокез».
- Привет, Виталик, – тряханул протянутую руку Глеб, улыбаясь в ответ. – Я уж боялся, что не застану тебя – чем черт не шутит, может, ты в свой Владик давно укатил, подальше от местной экзотики.
- Ага, особенно от кухни, – затараторил паренек, усаживая Глеба в крутящееся кресло перед большим зеркалом. – Вы вовремя пришли – я на прошлой неделе вообще на работу не ходил, нажрался какой-то местной гадости, думал, меня наизнанку вывернет! Капец! Мать говорит, чтобы я домой ехал, а что я дома делать буду? Лапу сосать? Работы нет, салон, где я обучался, прикрыли, и че?
- Переводчиком бы работал, – возразил Глеб. – Зря что ли китайский учил?
- Да нуууу переводчиком, – протянул Виталик. – Скукота! Я лучше тут, это прям мое, по мне, вы же понимаете! Менять внешность, делать людей особенными, эксклюзивными, непохожими на других! Все эти шрамы, татушки, импланты, кольца, эх! – тут он опомнился – Ой, да фигня все это! Глеб Иваныч, как все прошло? Вы же обещали рассказать, зачем вам это понадобилось, если ваш план сработает. Я же по лицу вижу, что все удалось! Ну!
- Много будешь знать – скоро состаришься, – хохотнул довольный Глеб. – Давай уже вынимай свои штуки, любопытный Варвар. Устал я в рогоносца играть!
Пока Виталик мыл руки, натягивал перчатки, ощупывал голову Глеба, обрабатывал ее антисептиком, вкалывал анестетик, делал разрезы и извлекал из-под кожи конусообразные нашлепки из хирургической стали, Глеб как раз успел излить этому улыбчивому общительному пареньку свою настрадавшуюся за месяц вынужденного лицедейства душу…
- …Понимаешь, Виталь, – делился с мастером тату-салона, специалистом по модификации тела Виталиком Глеб. – Она красивая у меня, молодая… А я, видишь, постоянно торчу в этом треклятом Китае, то по месяцу, то по полгода, а то и больше. Я на нее зла не держу: поначалу вроде не думали, а сейчас детей мне уже как-то несолидно заводить, поздно… А Нютка же там совсем одна, от одиночества воет, наверное. Ну вот и прибило ее к этому лейтенантику. Бросилась, поди, на первого, кто под руку подвернулся: у него жена, дочка маленькая, а туда же, подлец. Ладно, бог с ним. Откуда я узнал? Не смеши, я человек военный, у меня свои методы и связи… Да шучу – случайно их в кафе засек приятель мой. Ну и не стал передо мной душой кривить – все, как есть, рассказал. Я и подумал, что начни я права качать, упрекать, скандалить, все – не видать мне жены. По молодости, по горячности дров наломает, и от меня уйдет, и парнишке этому семью разрушит, и не факт, что они с ним потом вместе останутся. А я люблю ее, Виталь, и она меня любит. Не хмыкай, любит, я знаю, а от ошибок никто не застрахован, тем более молодая красивая женщина, которую дурак - муж постоянно дома одну бросает.
- Но как вы додумались… до такого? – не удержался от вопроса мастер.
- Да не додумывался я ни до чего – увидел на улице такого вот примерно как ты – весь в железе, с тату, и голова рогами утыкана… Вот и вся задумка.
- И поверила? – восторженно выдохнул Виталик.
- А как же! – усмехнулся Глеб. – Поверила, испугалась, сама поставила мне диагноз, сама вынесла приговор… В общем, поняла, что вот-вот может меня потерять, и опомнилась от своего наваждения… Ну и с намеком вроде как – наставила мне рога? На вот, полюбуйся, что ты наделала! Сам подумай, кому бы пришло в голову, что мужик за шестьдесят, дипломат, военный, по доброй воли вживил себе на черепушку рога-имплантаты? Вот и я говорю…