«Искусству терять не трудно научиться.
Мы очень многое теряем, но не делаем из этого трагедий
………………………………………………………………………..
Даже потеря тебя, хотя и будет больно, не станет для меня концом света.
Поэтому очевидно, что искусству терять не трудно научиться»
Элизабет Бишоп
Искусство терять
«Ах как трудно любить в этом мире приличий»
А. Вертинский
Пани Ирен
Он вернулся в Москву в феврале. Скучное серое небо, грязный снег с черными прогалинами и сырой пронзительный ветер, встретившие его в Шереметьево, резко контрастировали с ярким небом и зелёными холмами городка, оставленного около 16 часов назад, и он ещё раз вспомнил ощущение острого нежелания уезжать, которое испытал на пути в аэропорт.
Шофёр встретил дублёнкой и стандартной шуткой насчёт загнивающего за горбом капитализма. В машине, задрёмывая, он стал думать о том, какими обычными стали для него эти поездки, о том, что после многолетнего перерыва Москва опять стала узнаваема и приобретать черты города, в котором он вырос и прожил большую часть жизни, о делах, которые ожидали его здесь...
Ему сняли квартиру в доме у метро Сокольники. Квартира была удобно расположена близко к работе и недалеко от центра. Видеофон в подъезде и запирающаяся площадка на лестничной клетке создавали иллюзию безопасности. Шофёр занёс чемодан, оставил ключи от машины и ушёл. Он бросил вещи, сел на диван, огляделся и взглянул на часы. В Москве начинался субботний вечер. Не смотря на долгий перелёт и усталость, спать не хотелось: его внутренние часы ещё работали по Калифорнийскому времени. Он включил компьютер, открыл Yandex и напечатал в графе поиска: Милонги в Москве.
Завод Армо на улице Казакова был хорошо знаком. Бывший пакгауз был превращён в огромный танцевальный зал со столиками вокруг деревянного пола и сносным баром. Там по большей части игралось то, что он любил: классическое аргентинское танго середины прошлого века. Однако, после утомительного перелёта ему хотелось что ни будь по уютнее. Кофехауз, расположенный на улице его детства, показался привлекательным и он решил посмотреть. Место оказалось небольшим уютным кафе с двумя рядами столиков вокруг приподнятого паркетного пола. Несколько пар танцевали. Играли «Малену» Тройлы. Он сел за столик, заказал кофе и осмотрелся. Народу было мало. Он достал туфли...
-Привет! Он обернулся. Это была Лина, знакомая по клубу El Tango, куда он иногда заглядывал во время прошлых приездов. Высокая, примерно с него ростом, сухощавая с узкими чертами лица, она была администратором клуба и неплохо танцевала.
-Привет. Они поцеловались.
-Давно приехали?
-Только что.
-И прямо сюда?
-Jet lag. Устал, а спать не могу.
-Зинa знает, что Вы появились?
Зина и её подруга Лора - его танго партнёрши в Москве. Он обычно созванивался с ними перед милонгами и по очереди танцевал с обеими. Им завидовали. Не у всех есть такая возможность, с лидерами дефицит.
-Нет, ещё не успел позвонить. Что хорошего?
Хорошего ничего не было, как впрочем и плохого, и они пошли танцевать.
Когда они вернулись за столик, народу прибавилось. Лину снова пригласили, а он занялся приостывшем кофе. Усталость брала своё. Он заказал коньяк, устроился поудобнее и, уносимый колдовской «Una Emocion», начал вспоминать, как впервые появился на уроке начинающей группы в школе танцев на Б. Никитской.
К тому времени он уже около трёх месяцев занимался аргентинским танго. Увлечение это началось как случайность. Человек более или менее общественный, он тем не менее редко соглашался на активности, завязанные на других людей и тем самым усложняющие их осуществление. Поэтому он долго противился уговорам жены пойти учиться танцевать. И только не победимый довод о том, что он всю жизнь сопротивлялся любому её желанию, а она всегда хотела танцевать, сыграл свою роль и он согласился, надеясь, что идея умрёт сама собой. Жена выбрала Salsa, но на урок они опоздали и присоединились к группе бального танго. Встали в круг и стали повторять за всеми: slow-slow, quick-quick-slow, Corte. Это было несложно, через 15 минут ему стало скучно, счастье, что урок скоро кончился. Жене класс тоже не понравился и вся танцевальная идея могла бы благополучно умереть, если бы она не узнала случайно, что в Еврейском центре работает класс аргентинского танго и многие знакомые туда ходят.
Когда они пришли, в большом зале, отделённом от сцены огромным тяжёлым занавесом, царило ощущение праздника. Звучала музыка. Помещение было украшено воздушными шарами, на столе возле стены стояло вино и сладкие закуски. Женщины на высоких каблуках и в красивых платьях дополняли праздничную атмосферу. Внутри круга, образованного группой людей, танцевала пара. Обнявшись, они двигались в такт с музыкой, делая разнообразные шаги и повороты, их ноги опасно соединялись, но каким то чудесным образом не запутывались. Это напоминало плетение замысловатого кружева, и казалось неимоверно сложным.
Танец закончился. Народ поаплодировал, и потянулся к столу. Танцевавший мужчина заметил их и представился:
-Я учу здесь. Милости просим. Вам понравилось? Спасибо. Хорошо, что зашли. Как раз сегодня нашему клубу исполнился год. Присоединяйтесь.
Среди людей, собравшихся вокруг стола, в основном русско говорящих, оказалось немало знакомых, многие уже прозанимались год и с энтузиазмом приглашали присоединиться. Инструктор поздравил всех с днём рождения танго клуба и включил музыку. Началась практика. Учащиеся танцевали, и как ему показалось, хорошо.
Как когда то с теннисом, а позже с горными лыжами, увлечение танго оказалось внезапным и всё поглощающим. Его захватила сентиментальная эмоциональность аутентичной музыки и лирики оригинального аргентинского танго 30-40х годов прошлого века и комбинация необычных шагов. Жене тоже очень понравилось. Они начали заниматься и тут оказалось, что он не умеет ходить, держать равновесие, ровно стоять, слушать музыку, держать партнёршу. Никогда до этого он не чувствовал себя таким неловким, таким не владеющим своим телом. Это расстраивало и проявлялось в излишнем напряжении плечей и рук, общей скованности, что затрудняло правильное исполнение даже простых фигур. Занятия превращались в постоянное чередование недовольства собой с радостью, когда хоть что то получалось. Учить фигуры было интереснее, чем работать над техникой, и иногда её недостаток приходилось заменять силой. Однако желание танцевать побеждало и на практиках он с энтузиазмом исполнял разученные в классе или подсмотренные на интернете фигуры. В партнёршах недостатка не было: в основном одинокие не очень молодые женщины, они редко пропускали занятия, на практиках терпеливо ждали, когда их пригласят, и теснились в очереди в надежде потанцевать с инструктором.
Где то после трёх месяцев занятий он собрался в очередной рабочий визит в Москву. Прерываться не хотелось. Поискав на Яндексе,он нашёл танго школу, расположенную не далеко от места, где собирался жить, для совпадения, тоже в Еврейском центре, и договорился о частных уроках. После первого урока в прихожей какой то квартиры, преподаватель посоветовала в дополнение к частным посещать групповые занятия, чтобы иметь возможность практиковаться с партнёрами. Занятия проходили по вечерам на верхнем этаже старинного дома в зале со стрельчатыми потолками. Потолки резко спускались вниз к окнам, что создавало серьёзную опасность разбить голову. Но не снижало энтузиазм танцующих.
Он опоздал на первое занятие, оказался без пары и поэтому обрадовался, когда появилась ещё одна опоздавшая, молодая тонкая медно-волосая женщина, ставшая к нему в пару. Разучивали шаги для милонги. Они встали в круг и, после небольшого замешательства, включились в работу. Он обратил внимание, как грациозно она двигалась и как легко усваивала новые движения. В перерыве они познакомились и он узнал, что Лора занимается йогой и балетом, а на танго ходит только из-за своей подруги, которая “как раз сегодня не пришла”. На следующем занятии они встретились, как старые приятели и она познакомила его со своей подругой Зиной и её мужем. В отличие от Лоры, они оказались фанатами танго, и даже занимались организацией милонг. Договорились сходить вместе на субботнюю милонгу. После милонги пошли есть суши, за разговорами просидели до утра и расстались друзьями…
Видимо он задремал, и не сразу сориентировался, когда зазвонил телефон. Это был живущий в Москве двоюрный брат.
-Привет, сказал он. Вот и замечательно что приехал, один или с женой? Жалко, что не смогла. А сын здесь? Ну ничего, в другой раз увидимся. Значит собираемся в субботу. У Ани. Будут все.
Это было неожиданно. До сих пор она никогда не показывалась, когда родственники собирались по случаю его приездов в Москву. Когда он удивился, брат объяснил:
-У неё внезапно проявился интерес к семье. Она меня даже потащила в Ялту, где 10 дней подряд расспрашивала о всевозможных родственниках.
Анна была для него не более, чем именем в рассказе о трудной дочери, рано ушедшей из дома и не допускавшей родителей в свою жизнь. Он слышал, что она бросила МГУ, создала вполне успешную интернет компанию, долго не общалась с родителями, успела оставить двух или трёх мужей и сейчас жила с детьми в таунхаузе в пригороде Москвы. Где-то в один из его первых приездов в Москву после 15 летнего перерыва, он мельком видел её у брата и наверное бы не узнал, если бы встретил на улице. Через некоторое время после того приезда она сообщила, что хотела бы посетить Америку и просила «дорогого» родственника прислать приглашение. В ответ он запросил у неё необходимую информацию и на этом переписка закончилась. Много лет позже он спросил, почему она исчезла и её ответ тогда удивил его своей практичной простотой.
-У меня изменились планы, я решила поболтаться по Европе.
Однажды, но это будет потом, она спросила:
-Как вообще вокруг тебя ходят люди и умудряются не терять от тебя голову, не завораживаться твоей улыбкой, не коченеть от твоего голоса? Не понимаю.
-Очень просто, ответил он. -Например, когда мы впервые увиделись у брата в 2000, ты меня просто не заметила. Её ответ показался ему одинаково практичным, почти агностическим. -Ммм, сказала она, -Ты наверняка притворялся не собой.
Закончив разговор и помахав танцующей Лине, он поехал спать. А на утро был снегопад. Он начался ночью и продолжался всю неделю, засыпая дороги, проезды и машины во дворах. И всю неделю он искреннее радовался тому, что поселился рядом с работой. Суббота не оказалась исключением, он серьёзно подумывал о том, чтобы не ехать к брату, когда позвонил телефон и низкий мужской голос сказал:
-Здравствуйте. Это Петя говорит. Меня просили заехать за вами.
Через 30 мин он стоял в ожидании машины и гадал, узнает ли племяника, которого помнил симпатичным голубоглазым мальчишкой лет четырёх, пяти. Они дружили, когда жили в деревне на горке в период отказа. Петя оказался приятным молодым человеком среднего роста, коротко подстриженный и с маленькой косичкой сзади. Он познакомил его со своей девушкой, кардиологом из Боткинской больницы. Поговорили о погоде, его операции на сердце; беседа заметно оживилась, когда оказалось, что она жила на Кубе и говорит по испанский. Испанский язык – его последнее увлечение, в основном связанное с желанием понять лирику танго и поддерживаемое здоровым количеством латинос в Калифорнии. За разговорами добрались до загородного посёлка и после коротких переговоров со сторожем по заснеженной дороге подъехали к трёх этажному таунхаузу, стоящему на краю небольшого леса.
Внутри его встретили гомон и детские крики. Вечер был в полном разгаре. По случаю его приезда на этот раз собрались все оставшиеся в Москве немногочисленные родственники. Когда то многие из них жили вместе в доме, построенном ещё его дедом в Замоскворечье и, даже разъехавшись, сохраняли милые сердцу привычки и обычаи «старого дома». После приветствий и поцелуев с бокалом красного в руке он присел на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, и огляделся.
Прямо перед ним в прихожей с зеркальным во всю стену шкафом, большая добрая собака слабо отбивалась от попыток оседлать её беззубым мальчишкой лет пяти. Слева, на диване, его брат о чём то говорил с мальчиком лет шести , не забывая снимать происходящее на camcoder. Ещё левей, за столом в кухне расположились женщины: тётка, казалось совсем недавно молоденькой женой дядьки вошедшая в дом, а теперь старейшая и неотъемлемая часть семьи; его двоюродная сестра, пришедшая со своим boy friend'ом, сейчас с удовольствием возившимся с девочкой постарше; жена брата, накрывающая на стол и помогающая ей девушка Пети.
Он не сразу обратил внимание на хозяйку, которая спокойно и незаметно управлялась на кухне, участвовала в разговорах, руководила детьми. Сначала его привлёк её голос, высокий, немного зажатый, с не забытыми детскими трогательными нотками, внутренне напряжённый и волнующий, как драматическая музыка Рахманинова или чувственная мелодия танго. Как будто созданный специально, чтобы проникнуть в его душу. Голос, от которого он глох и переставал разбирать слова; которому не мог противостоять. С которым были связаны все его немногочисленные серьёзные увлечения. Он узнал его сразу и теперь начал наблюдать за его владелицей.
Высокую тонкую, с короткими рыжими аккуратно уложенными волосами, с круглым лицом, на котором выделялся широкий тяжёлый нос и тонкая верхняя губа, её вряд ли можно было бы назвать красивой, если бы не глаза - огромные, миндалевидные, искрящиеся, обволакивающие теплом улыбки, приоткрывающие на короткие секунды мир её чувств и эмоций. От этих глаз трудно было оторваться.
За столом, как обычно когда он приезжал, вспоминали о том, как жили когда то вместе; как по выходным и праздникам вся семья собиралась в столовой с выходящей во двор двухстворчатой дверью; об ушедших родителях, о детях, внуках, об остроумном дяде Боре с его шутками, которые запрещались слушать детям из-за неформальной лексики русского языка; о его сыне, который в трудные девяностые сумел поддержать сестру и тётку…
Он больше молчал, слушал обрывки разговоров, улыбался; его захватила тёплая, казалась давно забытая, атмосфера старого дома, и он таял в ней. Такие минуты и вино обычно обостряли его тщательно скрываемую сентиментальность, и он был готов любить всех. Видимо к моменту, когда кто то сказал - давай бери гитару, будем петь, он как раз добрался до этого прекрасного состояния. Он пел, но пальцы его явно не слушалась. Спасла хозяйка, забравшая упирающуюся гитару, и спевшая несколько песен. Его опять поразил её голос. Такой же, как голос на той кассете. Молодой и трогательный голос дочери его приятелей, студентки Колумбийского университета, погибшей в автомобильной катастрофе.
Потом он с энтузиазмом рассказывал о последнем увлечении - аргентинском танго, о Буэнос Айрес, «святом месте» всех тангерос, и даже, если ему не изменяет память, продемонстрировал со своей сестрой несколько простых шагов.
Она подошла к нему, когда народ начал расходиться.
-Оставайся. Ты же знаешь, я тебя не отпущу.
Он посмотрел на неё. -Конечно.
Вскоре дом затих. Уснули набегавшиеся дети, ушли к себе её родители. Разлёгшись на полу перед лестницей, спала собака. За окнами шёл снег. Они пили вино и говорили о другой, еврейской части семьи, которую она только недавно начала узнавать, людях, которых она не знала, традициях, о желании соотнести себя с ними. Насколько глубоко это её тогда волновало он узнал после, когда прочёл написанные ещё в 2005 году следующие строки:
"Где-то глубоко внутри покорно спит не родившаяся женщина. С тоской смотрела на старые фамильные фотографии и спрашивала себя: “что вы все делаете в этой холодной Москве, зачем вы тут, высоколобые, спокойные, любопытноглазые? Почему вам не сиделось под шелковицами в размышлениях о мудрости житейской, зачем вас понесло в бесконечную физику и математику, механизмы и технологии? И вместо большеглазой тихой еврейки вы родили меня, сумасшедшую, упрямую, дикую. По вечерам - не мечтой, а осторожным прикосновением языка в темноте закрытого рта - если бы все было иначе...»
В тот вечер он отправился спать с радостным чувством находки. А ночью заболел. Утром, выкатив машину из под снега и загрузив детей, она повезла его домой. По дороге было не до разговоров, он еле сдерживался от боли и, когда они наконец приехали, убежал, практически не попрощавшись.
Через несколько дней он уезжал. Самолёт улетал рано утром. Спать не имело смысла. Он не торопясь складывался, посматривал телевизор. Обрадовался, когда она позвонила попрощаться. Они с удовольствием болтали, практически до приезда машины. Договаривались keep in touch...
В аэропорту в Лос Анжелесе его догнало её письмо:
Ты смотрел на меня и смеялся. Удивлялся. Что-то говорил отцу обо мне. А я крутилась с единственной мыслью - не отпустить. Моё. Моё. Ты остался так легко, что я оторопела. Проводила всех, отвела родителей спать и осталась пить и говорить с тобой. Посередине между изумлением, как с тобой просто, и страхом, что я неловко повернусь, и ты исчезнешь. Потрошила тебя вопросами, не натыкаясь на сопротивление. А потом ты задал пару очень простых вопросов, и я застыла, словно голая. А ты усмехнулся и сказал, что твоей жене, в отличие от меня, повезло - у неё есть ты. И я заткнулась. Дала себе по рукам и по губам. Утром тебе было плохо, я не умела тебе помочь, не справлялась со временем и направлением и твердила себе, что тебе меня не надо. Через день вскользь сказала отцу, что с тобой удивительно легко, как будто ты всегда со мной был - а отец ответил: "Oсторожнее. Жена убьёт." Я отшутилась. А потом мы до трёх часов ночи писали друг другу, и ты не разрешил себя проводить. И я снова и снова била себя по рукам. Родственница… Успокаивалась тем, что впереди длинная жизнь, и ты ещё приедешь, и снова будешь сидеть рядом со мной на диване, так близко, что можно положить голову тебе на плечо, взять за руку. А там либо ишак, либо шах...»
Март-Май
"В вечном стремлении найти
Мы легко открываем
Уязвимые души свои,
А потерь не считаем"
Он вернулся домой, но разговор, начатый у неё в доме, не прекратился. Наоборот, расспрашивая о семье она старалась найти в её корнях объяснение своему отношению к жизни. Ему тогда показалось, что чтобы найти ответы на волнующие её вопросы, она вполне искренне старалась наделить его чертами, противоположными тому, к чему, не желая того, стремилась сама. Это был не последний раз, когда она затягивала его в созданный ей образ. Он ещё вспомнит об этом при других обстоятельствах.. Тогда же она говорила:
-Вы же с отцом росли практически в одних условиях? Ну плюс-минус; ну у него полное детство воспоминаний о картофельной кожуре на обед, у тебя, наверное, поспокойнее в этом отношении, он - гордый комсомолец, который "живёт не для радости, а для совести", и только сейчас начинает в этом отношении как-то взрослеть, принимать то, что он сам по себе и его собственные эмоции ничуть не менее важны, чем счастье человечества и вселенская справедливость. У тебя же этого нет? Ты с собой в мире, ты не крошишь себя в пыль ради великих целей; не занимаешься самопожертвованием во имя близких, а просто любишь их и заботишься - по мере сил. Добываешь луну с неба - когда тебе самому остро хочется и луна под руку подворачивается, а не когда пришёл к выводу, что срочно необходима луна любой ценой, вопрос жизни и смерти, побежали добывать. Откуда это вырастает гармония эта, в какой момент? Готовность отказаться от придания себе смысла подвигами и признавать в себе смысл без всякий специальных усилий к его появлению? Чтобы ощущение "я есть" уже само и было смыслом? Не от картофельной же кожуры это зависит? Ну хорошо, у меня в период становления самостоятельности ею тоже за глаза хватало-выживание вместо жизни. Но сейчас же все нормально, а детям я, похоже, транслирую ту же модель отношения к жизни. выполнять долг, стремится к великому, пренебрегать комфортом и мелкими радостями. Плохо. Не верно.
Это было неожиданно, и он начинал сомневаться, так ли хорошо знал брата. Вспомнил, как в далёком 1946, вернувшись после летних каникул, увидел мальчика бегающего по дому со школьным ранцем за плечами. С этого момента и до окончания школы в 1956 они практически не расставались: учились в одном классе, спали в одной комнате, играли в те же игры. Среди других ребят в школе его отличало только то, что он, очень хороший ученик, не давал списывать. Конечно, для школы тех лет это был своего рода statement, но вряд ли достаточный, чтобы ответить на её вопросы. Их родители делили жилое пространство, еду, приятелей и он был уверен, что брат проводил больше времени с его не работавшей тогда мамой, чем со своим отцом или мачехой. Он конечно знал его, но не знал, до какой степени эти знания поверхностны. Они просто жили вместе и им было не до откровений. Не видя, как в их среде мог сформироваться «гордый комсомолец», он предположил, что черты эти либо наследственные, либо приобретённые в раннем детстве (кстати, о картофельной кожуре), когда брат рос в семье людей, заменивших ему родителей. Что же касалось комфорта, он и сам не обращал на него никакого внимания, ни в детстве, ни позже, когда для этого появилась возможность. Она не соглашалась.
-Все равно не понимаю, на чем отросла эта тяга оправдывать прожитый день количеством совершенных в этот день подвигов? Почему он не сумел впитать мысль, что не страдать - ничем не стыдно? Слушай, я зря, наверное. Ты вряд ли знаешь отгадку. И тем более вряд ли знаешь ту производную этой отгадки, которая объяснит, как лично мне перерасти своё чувство долга-вместо-жизни. Это надо на ощупь как-то.
-Мне кажется, что чувство долга не такое уж плохое чувство, чтобы его перерастать. У одних людей оно развито больше, чем у других, но пока это внутри 3 сигма, это нормально. Ты, видимо, говоришь об экстриме.
-Оно не плохое, но иметь его в качестве системообразующего - не созидательно. Я не об экстриме говорю, а об иерархии. Это не пятая сигма, это, может статься, даже в пределах третьей, но стоит она глубоко в базисе, как раз на уровне источника смыслов. Когда за окном сияет первое весеннее солнце, было бы прекрасно схватить детей и собаку и побежать за порог. И я сделала все, чтобы это было легко сделать - чтобы лес был за порогом, а не в часе езды по пробкам. Но я вспоминаю, что у меня пол не вымыт или обед не сварен. И понимаю, что детям плевать на пол, и они мне простят обед из бутербродов, но все равно не решаюсь на спонтанную радость. Когда снаружи приходит бурное и счастливое "а давай...?!" я вместо того, чтобы подхватить и засмеяться, пугаюсь и ищу более болезные и срочные занятия....
-To, о чем ты говоришь сейчас, это вопрос о повышенном чувстве ответственности, о выборе приоритетов, и о (не)способности к компромиссам. Все эти качества- природные, и, в совокупности с сильным характером, могут быть крайне эффективны, однако трудны для окружающих. У тебя мозг видимо значительно впереди эмоций.
-Эмоции задавлены, только я не уверена, что это природное, а не результат компенсирования. Есть внутренняя потребность ставить себе самой за что-нибудь пятёрки. Не просто жить и радоваться, принимая все происходящее непосредственно, а постоянно себя оценивать и хвалить либо ругать. Потребность в оценках природной быть не может, она социальная на 100%..
-Эй! It may become destructive if you continuously push yourself. Ты уже многого достигла. Нельзя быть такой бескомпромиссной.
-Возможные последствия-то я понимаю. Я источники пытаюсь найти. Каким образом это на мне наросло, чтобы понять, как детям такой же атавизм не вырастить. Охренительно, если не выматериться. Ты же как-то живёшь без этого ценного приобретения? Как-то же ты мимо него проскользнул?
-Это не совсем так. Просто не так очевидно. Try me more...»
-Я не говорю, что совсем без…
На волне этой крошечной победы, он ушёл спать.
Следующие две недели он был занят и не вспоминал о ней, а когда вспомнил послал
«How are you?" Она ответила сразу
-Ты куда пропал?
-Sorry I was lost for a while, старческая меланхолия...
-А меланхолически пропадать - это нечестно. У меня нет способа дотянуться до тебя, заявиться вечером с вином и разговором, поставить перед фактом, что я есть. Крошечное такое право хочу - раз в неделю гулять с тобой где-нибудь вечером в хорошей погоде. Как бы реализовать-то его?
-Ты стала реальностью только в феврале и я этому очень рад. Планирую работать летом пару месяцев в Москве, если не помешают разные семейные проблемы. Ты будешь в городе в июне, июле?
-Да!!! Где скажешь.
-I’ll get your word for that.
-Ага. Кстати помнишь наш разговор о моём гипертрофированном чувстве ответственности? Так вот, нежная девочка-психолог в школе вызвалa поговорить про старшего сына. Девочка-блондинка с лицом и манерами отличницы больше часа пыталась меня убедить в том, что мне нужно "просто уже наконец сформировать у себя самой чувство защищённости и обеспечить мальчику нормальную семью". Как она прекрасна, господи…
-И ты, конечно, начала формировать:)
-Ооо, это мне слабо. Зато я, кажется, окончательно выгнала мужика! Большое счастье, он уже неделю не ночует дома и, по агентурным данным, снял квартиру возле работы! Напьюсь по этому поводу и перееду обратно в спальню. Чем не повод для чувства защищённости? Прости, я после больших переговоров по работе и слегка на взводе.
Они оба замолкли на месяц. Были заняты, да и темы, видимо, по-исчерпались. Она скорей всего продолжала активно знакомиться с вновь приобретёнными родственниками, потому что в однажды (в середине мая) его скайп проснулся и её возбуждённый голос почти пропел:
-Абсолютно изумительно было сидеть с кузеном в ночи в youtub’е и ставить друг другу то Ивасей, то Гейнца с Даниловым. Потом рассказывать, что я надеялась освоить с дочерью фоно и уже жутко от неё отстаю, а он замахал рукой, что надо не компостировать мозги и взять педагога самой себе, и тогда все получится, правда, вот он вот досюда дошёл и упёрся - вскочил, сел за пианино, поиграл - а дальше пока не знает, куда двигаться... А потом в ночном подъезде на два голоса петь Ивасей. Это не музыка в высоком смысле этого слова - но это безумно вкусно.
Он почувствовал, что напрягся, как будто что то поразило его в тоне её голоса, что ему неприятно это слышать. «Ну вот?» подумал он. «Нежелание делиться внезапно приобретённой находкой? Ревность? Ну ты даёшь! Ещё этого не хватало» Он усмехнулся про себя и сказал
-А где же вы нашли такой удачный подъезд?
-Так его ж, на Пресне. Нас, понимаешь, выгнали из того кафе, где мы с ним собирались познакомиться. Потерпели наше присутствие до закрытия - и выгнали. Пришлось обременить мной его нору ещё на несколько часов, а выход из норы обычно осуществляется через подъезд. А в нем неплохо поётся.
-Как вы друг с другом? Понравились? Я не успел его спросить.
-Знаешь, я как-то не нашла в себе храбрости спросить его в лоб, рад ли он, что я есть. У меня-то совершеннейшее счастье. Такое ощущение, что он всегда был, ну или был всегда тот интерфейс, в который именно он включается как очередной сложившийся паззл - легко, спокойно, важно, интересно. Ощущение старшего брата. Со сводным такого никогда не было, нам не о чем было общаться, а он как будто идёт по какой-то параллельной дороге, мелькая за деревьями, можно перекликиваться, можно протянуть руку и пройти пару метров за руку, когда дорожки сближаются. Когда он уехал - меня колотило двое суток кряду от ужаса, что он исчезнет неведомо на сколько. Только когда он вылез в скайпе и в ответ на моё верещание удивился, чего это я сомневалась в том, что он всегда будет на связи - тогда успокоилась. И то, временами накрывает типично отцовской, тревогой - а вдруг на самом деле ему меня не надо, а он прости из вежливости терпит моё существование - но я в такие моменты стараюсь дать себе по голове и не заморачиваться, а просто жить дальше и радоваться, как мне с вами повезло с обоими.
Но вы таки совершенно не взаимозаменяемы. В твой адрес я могу абсолютно смело дурить, понимаешь. Задавать тебе неудобные вопросы, подкалывать. А ты будешь отшучиваться или честно отвечать. Вестись или подкалывать в ответ. И почему-то совершенно уверена в том, что мы с тобой друг другу ничего не сломаем. A его почему-то хочется беречь. A ему, наоборот, хочется беречь тебя. Я на его фоне просто невозможно бесцеремонная девица. Жаль, что мне не стыдно. А он от моей резкости в твой и папин адрес приходит в ужас и боится, что я тебя поломаю ненароком, или сделаю тебе неудобно. Или вторгнусь в твоё личное пространство. И изумляется моей уверенности в том, что ты увернёшься, или выпихнешь меня оттуда, где мне не следует быть, но от меня в любом случае будет веселее, и это ценно само по себе, и стоит трудозатрат на то, чтобы ко мне приспособиться.. мы все странные человечки, да?
-Я думаю, что мы и не должны быть взаимозаменяемыми. Я рад, что ты это понимаешь. И пожалуйста, не старайся быть со мной слишком осторожной и почтительной. I’ll survive.
-Спасибо за разрешение быть самой собой:)
-Not a tall. And as to my effort to adjust to and adapt to your space, он на секунду задумался, - you will not seem to give me a chance not to, will you?
-Ммм, а тебе надо иметь такой странный шанс?
Тогда же он между прочим снова упомянул, что дела гонят его в Москву и он приедет в начале июня. Её реакция была неожиданно бурной.
-Ура. Нечеловечески соскучилась и совершенно некуда про это тебе заорать. Меня с 29 мая по 4 июня не будет в городе - командировка в Питер. А ты когда прилетаешь?
-В конце мая.
-О дьявол! на сколько дней?
-Примерно на месяц.
-Уф. Тогда просто отменяю все остальные командировки на июнь и с 5 июня я весь твой в любое время, ура! Кстати у дочки 5го июня день рождения, это суббота, ты присоединишься?
-Конечно. Надеюсь твоя компания выдержит.
-Вынуждена будет справиться; форс-мажорное обстоятельство такого масштаба, как твой приезд, должно быть сопоставимо с цунами. Переговоры. Ты не убежишь за полчаса?»
-Убегу.
Читать дальше: http://www.proza.ru/2014/12/06/268