Валдайская история роман

Настоящее издание знакомит читателя с романом Владимира Долгопольского - " Валдайская история ".
Молодой физик, еврей по национальности, по окончании университета уезжает в русскую глубинку внедрять новую науку - ядерную физику - в повседневную жизнь.
Трудности и особенности внедрения новой отрасли науки и техники накладываются на судьбу молодого человека, который за короткий срок превращается из юноши в зрелого мужчину.

Все персонажы и события данного произведения
вымышлены, всякое сходство их с реальными
лицами и событиями является случайным.

Всякое коммерческое использование текста и оформления книги - полностью или частично - возможно исключительно с письменного разрешения Правообладателя.
Нарушения преследуются в соответствии с законодательством и международными договорами.


Посвящаю Доре, любимой жене

1. ПРИЕЗД.

      Застывшая в сильные рождественские морозы земля и безмолвный снежный пейзаж за окном способствовали дрёме. Дальние деревушки, заснеженные просёлочные дороги, лесные массивы с деревьями под снежными шапками – всё это проплывало мимо, всё было за обледенелым стеклом окна, а в салоне междугороднего автобуса было тепло, чуть пахло соляркой и колбасой.
  Автобусный маршрут “Ленинград-Москва” частично совпадал с одноимённой железнодорожной магистралью, но за Чудово шоссе сворачивало на Новгород, а мощная стальная двухпутка шла на Малую Вишеру, Бологое...
  Ленинград был связан с Москвой более чем двадцатью ежедневными поездами, начиная от дневного, “сидячего” и заканчивая “Красной Стрелой”, в 23.55, поездом для элиты.
  Остановок у скоростных поездов было мало, и поэтому сельский житель, который приезжал в большие города за пропитанием, пользовался автобусом. Это был один из парадоксов советской системы, когда производитель продуктов был вынужден приобретать продовольствие в городах... 
  В шесть часов утра автобус медленно развернулся на Сенной площади и, нарушая утренний сон старых петербургских улиц, проехал Московский проспект и пошёл на Москву.
  Лёва сразу задремал, поскольку поволновался в последние
дни, да и уезжать из Ленинграда он не любил.  Ему повезло,
место рядом было свободно.

Какие-то люди, в полушубках, с мешками проходили по проходу, пассажиры выходили на редких остановках покурить и размять ноги, а Лев всё сидел в кресле и дремал, медленно прокручивая в своей памяти события последних месяцев...

  С тяжёлым чувством ехал он на Валдай...
С момента окончания университета прошло ровно полгода, а он всё никак не мог устроиться на работу, и этому были свои, веские причины.
  Дело в том, что Лёва был молодым специалистом по экспериментальной ядерной физике, и был при этом евреем. В многочисленные закрытые почтовые ящики устроиться оказалось невозможно. Начальники отдела кадров приглашали  сесть, брали в руки диплом и паспорт, находили какую-нибудь причину и с вежливой, но холодной улыбкой отказывали.
  Нашлось место только в радиоизотопной лаборатории Валдайской научно-исследовательской гидрологической лаборатории ( ВНИГЛ ) Государственного гидрологического института, который находился на 2 линии Васильевского Острова в центре Ленинграда.

Валдай – ровно середина пути между Москвой и Ленинградом. Далеко от Питера, конечно, но зато по специальности... 
   Ещё в школе он был очарован этими не подвластными глазу и обонянию частицами – нейтронами, протонами, электронами, гамма-квантами и ещё целым рядом чудесных, колдовских нейтрино, мезонов и чёрт там знает, что ещё найдут в будущем.
  Его захватывал и поражал этот гигантский по своему размаху и стремительный по времени процесс развития ядерной физики. Поразительно, как случайности приводили к открытиям, а теоретические прогнозы оправдывались экспериментами.
 
  Размышляя, Лев любил разговаривать сам с собой. Хорошо, если про себя. Но иногда он забывался и начинал говорить вслух.
Сегодня 2 января 1960 года. Ещё позавчера он сидел в компании за новогодним столом, смотрел по телевизору  новогоднюю передачу, провожал старый и встречал Новый Год.
Подумать только, за 65 лет столько наворотили....
Лев погружался в любимую тему, он, сдвигая временные рамки, как бы прокручивал кино. Ему казалось, что старенький кинопроектор тихонько стрекочет, и в полутёмном зале, на экране появляются герои, но кино такое, что он мог беседовать с артистами на экране...
    “Да..., в 1895 году немец Рентген открыл новый вид излучения – Х-лучи, которые не отклоняются ни в магнитном, ни в электрическом поле, то есть они не несут никаких электрических зарядов, но зато проходят почти беспрепятственно не только через стекло откаченной трубки, где он их обнаружил, но и через дерево, ткани. В благодарность учёному, человечество назвало эти лучи рентгеновскими, сегодня без их применения не могут обойтись зубные врачи, онкологи, терапевты.
С помощью этих лучей находят оружие на входе в самолёт и просвечивают орудийные стволы и сварочные швы труб газопроводов.
 
 Дальше ещё интереснее.
   Ровно через год, в 1896 году француз Анри Беккерель положил в лаборатории в стол фотопластинку, завёрнутую в плотную, чёрную бумагу. Утром он обнаружил её засвеченной. 
 Бор, Ферми, Пьер Кюри, Мария Склодовская-Кюри...

 - Касатик, касатик, проснись, проедешь, приехали, - кто-то тряс его за плечо. Лёва вернулся в реальное время и увидел, что автобус стоит.
 
 - Где мы? - спросил он, перепугавшись, не проехал ли он.

  - Новгород, наш батюшка Новгород, 20 минут стоим. Что ты говоришь во сне? Даже страшно, всё – кюри, да кюри. Если хочешь курить, так выходи, время есть. А лучше – покарауль вещички, а я пока сбегаю в лавку. Тут всегда колбаску дают. Может польскую выбросили, да и водочку надо...
  Перед ним в проходе автобуса стояла женщина. На ней был оренбургский платок, полушубок и валенки с галошами.
 - Да, пожалуйста, бабушка, идите, я покараулю.

  Лев окончательно проснулся.

  - Да какая я тебе бабушка?! Мне ещё и сорока нет. Ну, есть, недавно исполнилось. Так я мигом...

Лев встал, накинул куртку. Взял меховую шапку и вышел из автобуса подышать свежим, морозным воздухом. Шофер уже закрывал нижние багажные отсеки, а её все не было.

  - Подождём немного, товарищ, - Лев обратился к нему. – Бабуля убежала за продуктами...

  -  Питера ей мало, шастают по магазинам, неугомонные.
Шофер ворчал, протирая стекло.

  - Валдай скоро? – спросил Лев, стараясь отогнать физиков и
вернуться в реальность.

  - А вот ровно в полдень должны быть, - солидно ответил водитель и полез на своё место. Он повернул к себе микрофон на вращающемся шарнире и сказал:
 
 - Граждане, занимайте места.

Лев увидел бабулю с авоськой на той стороне площади и помахал ей рукой.
Наконец уселись, и автобус, объезжая неубранные сугробы, выехал на шоссе и стал подниматься на Валдайскую возвышенность.
 Бабуля отдышалась, рот у неё не закрывался. Она сняла платок, и Лёв увидел простое русское лицо, чуть раскосые глаза, прямой нос, упрямая складка на переносице.

  - Ты знаешь, - она обратилась ко Льву на “ты”, но он как-то не удивился. - Успела колбаску взять, а водки уже не было, вот две бутылки перцовки взяла, хочешь одну? 

Лев широко улыбнулся, посмотрел на неё удивлённо и ничего не сказал.

  - А мне кажется, ты – голодный, мы с Питера с утра, а ты маковой росинки в рот не взял. Я за тобой наблюдаю... Ты – первый раз на Валдай?

Лев кивнул и чуть отвернулся к окну. Заводить знакомство не хотелось, он волновался, всё-таки первое место работы. Как встретят? Как одному жить, где питаться, с кем дружить...

 - Ты, касатик, не дрейфь, люди там живут, не звери...

  - Почему Вы зовёте меня касатик, я даже не понимаю, что это за имя. Меня Львом зовут.
 
 - А меня Лукерья.
Она чуть повернулась на сиденье и протянула ему руку. Лев пожал её сильную руку, и первая волна симпатии или смутного интереса окатила его.
 
 - Почему Лукерья? Редкое, по-моему, старославянское имя... 

  - По деду, его Лука звали. Я родилась в 1920 году, слава богу, что не назвали Тракториной или Авангардой.

Наступила пауза, затем она сказала тихо:

  - Так я сварганю что-нибудь, а то я в бегах этих сама проголодалась.
 Лукерья проворно встала с кресла, стащила сверху свою сумку, вытащила оттуда полотенце, пару крутых яиц, творог во влажной бумаге, круглый ленинградский хлеб за 14 копеек, польскую, только что купленную в Новгороде, колбасу и бутылку перцовки.

  - Держите, Лева, откройте бутылку, пожалуйста. А я хлеб пока нарежу. В автобусе неудобно...А спиртное не бойтесь, на улице мороз под двадцать, мигом выветрится.

Она перешла на Вы.
Выпили, и Лев почувствовал, что он голоден. Он с удовольствием уминал чёрный хлеб с колбасой.

  - А вы на гидрологическую станцию едете, у нас больше вроде негде работать... Разве что в санатории ЦК или у лётчиков...

  - Да, - грустно подтвердил Лёва, - на гидрологическую, далеко это от станции?

  - У нас всё рядом, - засмеялась она, видя, как он волнуется.   
 - Ты не смотри, Лёва, что деревня, жить можно. Вот приедем, у нас ведь озеро в три плёса, летом на лодке можно порыбачить, а зимой на лыжах Ваши инженеры мотаются на
тот берег. А в ресторане вместе с лётчиками можно покушать...

Она замолчала, глядя, как шофёр совершает обгон трактора на суженой заснеженной трассе.
Они поели, и она быстро и проворно убрала продукты обратно в сумку.
 
  - Что это за названия – Яжелбицы, Долгие Бороды? – спросил Лев, глядя в окно.
- В Яжелбицах речушка есть, там Ваша станция, гидропост, а про Долги Бороды лучше не спрашивай, - она перешла на полушёпот и тихо, но стараясь превысить шум двигателя, пояснила, - там санаторий ЦК, самые высокие люди наши отдыхают, Жданов ушёл здесь в мир иной.

Она замолчала. Лев не стал поддерживать беседу, но вскоре промелькнула за промороженным окном вывеска ВАЛДАЙ,  автобус съехал с трассы, проехал несколько улиц и остановился на небольшой площади около двухэтажного здания с одноимённой вывеской.

  - Валдай, - громко сказал шофер. – Остановка 20 минут.

Лёва взял свой чемодан из багажного отделения, помог Лукерье сгрузиться с сумкой и большим мешком и растерянно посмотрел по сторонам.

  - Подождите, - сказала Лукерья, опять переходя на официальный тон, - обычно гидрологи своих встречают. У
них есть газик, может и меня подвезут. Мой дом неподалёку от Гидрологической Лаборатории, - добавила она, глядя на Лёвины ботинки и полукуртку. На 20-градусном морозе питерское зимнее обмундирование Лёвы выглядело странно.

Но ждать пришлось недолго. Приезжие быстро разошлись, и к Лёве и Лукерье быстро, уверенно наступая на только что выпавший снег, подошёл молодой человек. Он был в зимнем полушубке-дублёнке, пыжиковой шапке и с кнутом в руках.
 
- Вы – физик из Питера? – дружелюбно спросил он и, не дожидаясь ответа, повернулся к Лукерье и добавил, - прибарахлилась? Что там в Питере слышно?
 - Пантелей, ты не видишь, как он одет,  через пять минут он концы отдаст, где машина, подвези, Патя, нам же по дороге, - затараторила она.

  - Да нет машины, с утра ушла, я на конской тяге. Куда тебя такую бедрастую посадишь. Ладно, сегодня скольжение хорошее, да жеребец сильный, вытянет.

Он взял Лёвин чемодан, мешок Лукерьи, и они, пересекая площадь, зашли за дом, где, накрытый попоной, стоял запряженный в сани жеребец. Он жевал сено, брошенное перед ним. Сбруя мешала ему наклоняться, он сердито фыркал и косился на пришедших. Ноздри его были украшены морозом.

  - Садитесь, Лев, - сказал Пантелей, укладывая вещи в довольно просторные сани, которые близко Лёва видел первый раз в жизни.

Впрочем, это было неверно. В далёком детстве, в эвакуации на Урале его часто перевозили на санях, просто детская память не закрепила те события.

  - Лукерья, сиди осторожно и не прижимайся сильно. Он ещё молодой совсем, а ты женщина с опытом, опять же одинокая пока.

  - А тебе надо все сразу рассказать, трепло. Не трону я Вашего касатика.

Лёва опять услышал это слово – касатик, но быстро отвлёкся, поскольку в санях он ещё не чувствовал себя комфортно. Лукерья действительно сидела рядом, они были укрыты одним покрывалом, которое защищало их от морозного ветра. Дорога летела непривычно близко, сани были широкие, но очень низкие и подпрыгивали на ухабах. Лёву кидало на Лукерью, но она молчала, поглядывая на Лёвин нос, не побелел ли он на морозе. Под покрывалом, около Лукерьи Лев отогрелся и приободрился.

Но совместное путешествие быстро закончилось. Пантелей остановил жеребца, вытащил вещи Лукерьи, помог ей вылезти.

  - Устроитесь, приходите, Лёва. Чаем и перцовкой угощу, - смущённо сказала она, быстро посмотрела на него и ушла.

Дорога пошла под уклон, и скоро Пантелей круто развернул сани и подкатил к крыльцу красивого деревянного здания, на котором красовалась вывеска с названием организации.
Пантелей молча вытащил чемодан Лёвы из саней, поставил его на крыльцо и, не прощаясь, прыгнул в сани и, крикнув зычно на жеребца, покатил по аккуратно вычищенной дороге куда-то внутрь Лаборатории.

Лев взял чемодан и, открыв тяжёлые двери, вошёл. Внутри было тепло... 

2. ПРИЁМ.

   Лев попал в тамбур без окон, при свете слабой лампочки он нашёл веник, обмахал свои ботинки и брюки от снега и, открыв внутреннюю дверь, вошёл в коридор. Справа он прочитал табличку «Начальник лаборатории Кузнецов Александр Иванович». Лев перевёл дыхание, стараясь унять участившийся пульс, и, толкнув дверь от себя, вошёл внутрь.

  - Здравствуйте, - улыбаясь и глядя прямо в глаза женщине, сидящей за пишущей машинкой, сказал он. – Я – Лев Галицкий из Ленинграда, приехал к Вам работать...
  - Да, я знаю, - ответила женщина, не прекращая печатать. – Заходите, пожалуйста. Это я послала Пантелея за вами. Как вам поездка на санях, надеюсь, наш Гордый вас не опрокинул?  Александр Иванович сейчас будет. Поставьте чемодан в угол, садитесь. Хотите чаю? Я сейчас закончу...

  - Спасибо, - сказал Лев и сел на стул у входа в кабинет начальника. Было очень тепло, нос Лёвы принял обычный цвет, спину ломило после долгой автобусной поездки.

  - Пейте, согреетесь, меня зовут Людмила Борисовна, можно просто Мила, - сказала секретарша и поставила на маленький
столик чашку чая и блюдце печенья.
Но попить он не успел, дверь широко распахнулась, и вошёл
начальник, по реакции Милы Лев сразу понял, что это Кузнецов.
Бросив быстрый взгляд на Льва, Кузнецов посмотрел, как Лев встаёт, протянул ему руку и буркнул:

  - С приездом. Минуточку, заходите.

Кузнецов не стал закрывать свою дверь, он снял пальто, шапку и оказался худым, невысоким человеком с мягкими неторопливыми движениями, он прошёл к своему столу, легко опустился в скромное кресло и пригласил Льва сесть. Какое-то время он деликатно осматривал Лёвину вельветовую рубашку и светлосерый пиджак букле. Он скупо понимающе улыбнулся и устало сказал:

  - Мне звонили из Ленинграда, сказали, что у Вас есть направление к нам. Можно посмотреть?
  - Да, конечно, извините, я мог и сам догадаться. – сказал Лев и протянул ему пакет, в котором лежал паспорт, подлинник диплома, выписка с предметами, которые он прослушал в университете и письмо головной организации с направлением на работу.   
Кузнецов внимательно посмотрел документы, отдал их обратно и сказал:

  - Хорошо. Дайте их после нашей беседы Миле, она сделает копии.

Он хрустнул пальцами и продолжал:

  - У нас много работы по Вашей специальности. Вы будете работать в рамках отдела ИРЭ – изотопов, радиометрии и электроники, но у Вас будет отдельное помещение, определённая самостоятельность и возможность поставить целый ряд экспериментов и разработать новые методики.
Начальник отдела введёт Вас в курс. Я хочу подчеркнуть кратко только три момента.
Первое – это строжайший учёт и правильное хранение всех радиоактивных источников.
Второе – правила безопасности при работе с радиоактивными материалами. Здесь я буду просить Вас подготовить курс лекций для нашего персонала.
И, наконец, в научном плане - тесное взаимодействие с нашими ленинградскими коллегами.
Но обо всём этом позднее, а сейчас надо устроить Ваш быт. Станция выделяет Вам отдельную комнату, не очень большую, но со своей печкой и всем необходимым. Ставка у Вас будет начальника лаборатории, и я надеюсь, что Вы приживётесь у нас. При малейших проблемах прошу обращаться без формальностей, чем могу, помогу.

  Он протянул руку, давая понять, что аудиенция закончена и, нажав кнопку, позвал Милу.
  Лев вышел из кабинета и только сейчас почувствовал, как он устал. Секретарша Мила как бы почувствовала его состояние и, указав на сидевшую около её стола женщину, сказала:
  - Товарищ Галицкий, уже два часа, зимой мы начинаем раньше и в три часа заканчиваем работу, многим надо засветло добраться домой. А вы будете жить рядом с Лабораторией, вот Марфа Дмитриевна Вас проводит. Завтра в 7.30 ждём Вас здесь.
  Лева взял свой чемодан, посмотрел вопросительно на провожающую. Она встала молча и пошла, Лева поклонился слегка и вышел вслед за ней.      
  Они молча шли по Главной Аллее Лаборатории, от которой по сторонам были прорублены в снегу тропинки, по которым можно было дойти до отдельных домиков или покрытых
снегом каких-то сооружений.

Пройдя метров сто по аллее молчавшая Марфа вдруг оживилась и показала рукой направо:
 
 - Вот Ваша изотопка. 
 
 - А почему тропинки нет? -  спросил Лева, догоняя её.

  - А там нет никого, вот завтра и разомнётесь с утра. А уж потом Пантелей, тот, кто Вас привёз, будет отвечать за дорогу.

  Чемодан был тяжёлый, Лев набил его книгами по специальности, но аллея скоро кончилась, и они дошли до калитки. Марфа открыла её, подержала, пока Лев протиснется со своим чемоданом, и они стали подыматься в гору к улице, вдоль которой стояли дома.
 - Вот первый дом, в котором твоя комната.

Они подошли к крыльцу, Марфа покрутила связку ключей, нашла нужный ключ и открыла широкую дверь. Прошли прихожую и вошли в дом. В нём никого не было.
Слева была кухня, справа закрытая дверь. Они прошли несколько шагов по скрипучим крашеным доскам коридора и подошли к двери. Марфа открыла её, и Лёва увидел комнату-пенал с одним окном, около которого с левой стороны стояла довольно широкая тахта-кровать, а справа этажерка и стол. В комнате было два стула, на этажерке стоял радиоприёмник «Балтика» и проигрыватель, на котором лежало несколько пластинок.

В углу стоял мощный электронагреватель.

  - Сегодня уже топить поздно, угореть можно, продержитесь на нагревателе. Если электричество будет. А завтра с утра придёт истопница и к Вашему приходу с работы печь уже будет горячей. Вот вам бельё постельное, одеяло. Я Вам даже два одеяла оставлю. Чайник на кухне, чашки, ложки, всё там есть.
 
 - А телефон есть в доме? – спросил Лёва и пожалел сразу о том, что спросил.

  - Не. Телефон только на станции, у Кузнецова. Хотя у нас коммутатор, в отделе ИРЭ есть тоже телефон. Если ты голодный, там у общежитских есть чего-нибудь, а то можно на лыжах и до автобусной станции дойти – там хорошая столовая.

  Она оставила ключ в дверном замке и ушла.

Лев остался один.
Он включил нагреватель и потащил его к кровати, дождался, пока первое тепло стало отгонять холодный воздух, он подошёл к окну, но увидел только двор под снежным покровом, на другой стороне стояли сараи, справа он увидел туалет и внутренне содрогнулся и пошёл по дому искать туалет. Он понял, что зимой надо выходить по нужде на мороз и ему стало не по себе. Тоска по дому в Ленинграде резанула по сердцу, он пошёл на кухню и увидел там кипятильник. Налив воды в чайник, он вернулся в комнату, открыл чемодан и вытащил оттуда еду, что ранним утром положила мама. Нашёл чистую чашку, заварил чай и поел. Сахарный песок он нашёл в кухонном шкафу.

Что поразило его, так это тишина. Редкий лай собак где-то далеко, а так – казалось ему - вековая тишина русской глубинки. Он подошёл к этажерке, переложил пластинки. Эди Рознер, Клавдия Шульшенко, Вертинский и «Эгмонт» Бетховена...
Он открыл проигрыватель, поставил пластинку с «Эгмонтом» на диск, проверил скорость вращения «33», положил головку с иглой на пластинку. Динамик в «Балтике» заскрипел и начались первые такты бетховенской музыки. Лев лёг на кровать и закрыл глаза.

Беседы с композиторами в полусне чередовались у него с разговорами с учёными-физиками. Людвиг ван Бетховен – был один из его собеседников. Ещё Пётр Ильич Чайковский... Но сейчас было не то настроение.

Лев послушал какое-то время и заснул.
Проснулся он от шума открываемой входной двери, кто-то пришёл.

  - Кто сидел на моём стуле  и ел из моей чашки? – услышал Лев за дощатой перегородкой.
Слышимость в доме была идеальной. Слова из сказки Лёвиного тёзки, графа Толстого были произнесены сильным дружеским басом, но с явным  нерусским акцентом. Лев хотел послушать ещё что-нибудь, чтобы определить национальную принадлежность человека, но одной фразы оказалось недостаточно, и он, растирая спину, встал, влез в теплые тапочки и пошёл на кухню знакомиться. 

На кухне на стуле около стенного шкафа стоял мужчина с короткой шеей, начинающимся небольшим животиком, нависающим над ремнём. Он укладывал на верхнюю полку шкафа продукты.
Лев встал в проёме двери и, растягивая губы в корректной дружелюбной улыбке, смотрел, как мужчина слезает со стула.

  - Это я сидел на вашем стуле и ел из вашей чашки, - подыграл Лев в той же интонации. Но мужчина уже обрёл равновесие, подошёл к Лёве и протянул руку для рукопожатия.

  - Бердо, сказал он. – Бердо Кочиашвили.

« Как же я раньше не догадался, грузин конечно», - подумал Лев и пожал протянутую ладонь.

 - С приездом, насчёт чашек я пошутил, - Бердо смущённо улыбался.

 - Я понимаю, - сказал Лев в ответ.
После секундной тишины Бердо спросил:

-  Какими судьбами Вас занесло в Валдайскую тьму-таракань?

- Так получилось, - тихо сказал Лев. – Моё первое место работы... хочу работать по специальности. А Вы?
- Я – аспирант. Набираю экспериментальный материал... Гидролог суши, вы знаете, Лёва, что такое снежная лавина? Мы на Кавказе всегда ждём весну с тревогой... но это скучно. Так вы из Ленинграда?

 - Да, - с чуть заметной тоской ответил Лев и замолчал.

Но грузин заметил тревогу в голосе Льва и добавил, глядя в тёмное, заиндевелое окно:

- На Валдае немножко грустно в тёмное время суток, но в выходной день утром, когда не очень сильный мороз, нет ветра и солнышко – класс, на лыжах ходите. Лёва?

Не дожидаясь ответа, он потыкал вилкой в вскипевшей воде картофель и сказал с мягкой улыбкой и приятным грузинским акцентом:

- В тёмное время суток, если есть силы и не хочется спать, перцовка и тушёнка с горячим картофелем и луком... хорошо! Пойдёмте, Лёва, в мою комнату, я Вас угощаю…

3. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ИЛИ ИЗОТОПКА.

…Будильник зазвонил в полной темноте. Нагреватель не работал и в комнате стоял собачий холод. Но Лев его не ощущал под двумя одеялами, которые вчера ему выдала Марфа.

  - Лёва, подъём, - закричал Бердо за стенкой. – Держи свечку, эти паразиты опять вырубили электричество, - с сильным грузинским акцентом сказал он, и Лев услышал звук примуса.
Лев вспомнил, что сегодня его первый рабочий день, быстро встал и оделся, находя впотьмах одежду и нашарив под кроватью ботинки.

- Доброе утро, –  встретил его на кухне Бердо. Он стоял около примуса и, поддерживая его, качал топливо насосом. На примусе стояла сковородка и на ней шипела яичница.

Свеча освещала Бердо и часть стола дрожащим светом. Бердо проворно снял сковородку с примуса и поставил кофейник. Он готовил завтрак быстро и проворно, как подобает людям полевых профессий.

- Как выспался, Лев? – приветливо спросил он. – Утро без электричества бывает довольно редко, это в честь твоего приезда, - засмеялся Бердо и стал разливать кофе в небольшие белые чашки.

- Спалось неплохо, вырубился напрочь. Но холодно не было.

- Лёва, жить в деревянном доме очень полезно. Это деревня, привыкнешь.

- А кто это выл под вечер, и так тоскливо?

- Так это волки, здесь до первого плёса Валдайского озера рукой подать, каких-то триста метров, - совершенно спокойно ответил Бердо. Он доел яичницу и стал прихлёбывать горячее кофе с бисквитным печеньем, пачку которого среди прочего Лёва вчера выложил на кухонный стол.
Они поели и стали собираться на работу. В это время, два раза мигнув, загорелся свет.

- Лёва, я тебя провожу до твоего Отдела, - сказал Бердо, когда они вышли из дома и, осторожно ступая след в след в напорошенный за ночь снег, продвигались к калитке. - А там уже ты сам осваивайся. Я из Тбилиси, ты – из Питера, не пропадём как-нибудь в деревне. Держись… До вечера.

Бердо подвел его к довольно большому деревянному дому и показал на дверь.

- Тебе сюда, - показал он на закрытую дверь, снял перчатку, пожал Лёвину руку и исчез в предрассветной темноте, которую не могло разбить тусклое освещение фонаря.
 
Лев поднялся на несколько ступеней, прошёл тамбур и потянул на себя тяжёлую, обитую войлоком дверь. Она открылась, сопротивляясь пружиной, и Лев вошёл в большую комнату, в которой по всему периметру стояли верстаки. На верстаках стояла аппаратура, дымился канифолью включённый паяльник.

За верстаками сидело несколько человек. В углу лежала крупная немецкая овчарка. Она подняла морду, сдвинула уши, внимательно смотрела на Льва и не шевелилась.

Никто особенно не обратил внимания на входившего, лишь худенькая черноволосая девушка встала и показала на застеклённый закуток, в котором сидел мужчина. Он смотрел сквозь стекло на входившего Льва и говорил по телефону.

Лев прошёл по диагонали комнату, оглядывая быстро осциллографы, пересчётные устройства, генераторы вперемешку со спинами людей, склонившимися над печатными платами и электронными блоками. Он помнил этот запах канифоли и работающей аппаратуры по курсовым работам в университете, но особенно по работе над дипломным проектом. Кроме того, он имел дома всё это хозяйство. Он ещё со школы любил ковыряться в схемах. На душе у него отлегло, он спокойно подошёл к маленькой двери застеклённого закутка, сдвинул дверь на подшипниках вбок и очутился на табурете, на который ему показал хозяин кабинета.

Лев сидел, сдержанно улыбался и ждал, пока мужчина закончит свою беседу.
Тот молча спокойно, чуточку недовольно слушал, и наконец сказал:

- Хорошо, хорошо, буду через сорок минут, - он положил трубку и протянул Льву руку. – С приездом, меня зовут Николай Кузьмич Зотимов, я здесь за начальника.

 Лёва встал, Зотимов тоже поднялся со стула.

- Лев Григорьевич Галицкий, - отчётливо произнёс Лев и добавил:  - Можно просто Лёва.

- Мне Кузнецов вчера сказал, что Вы приехали. Хорошо. Мне надо изотопку открывать, она пустует уже третий месяц, вложили кучу сил и средств. А работать некому. Я сейчас должен срочно уехать. Мне бы хотелось открыть помещение изотопной лаборатории вместе. Знаете что, поехали вместе, а по дороге и поговорим.

- Ирина, - обратился он к девушке, - попроси Пантелея откопать дорогу к изотопам. Но дверь не открывать. Мы с товарищем Галицким вернёмся через пару часов и откроем.

Он надел полушубок, вышел из закутка, молча и строго посмотрел на братию у верстаков и любезно стал пропускать Лёву на выход.

Овчарка молча встала и пошла за ними.
 
- Не бойтесь, не тронет. Она чувствует моё отношение к Вам, но руками её пока не трогайте. Пока не привыкнет. Этой зимой что-то с волками надо делать, совсем обнаглели. А нам надо в лесок.

Он замолчал и быстрыми шагами пошёл к газику, стоявшему за домом. Газик был с брезентовым верхом, но закрыт от морозных ветров довольно аккуратно.
Николай Кузьмич открыл низенький задний борт, скомандовал:

- Таймыр, вперёд, давай!

Овчарка не заставила себя долго ждать, с размаху взяла высоту и расположилась на ватнике около передних сидений. Николай Кузьмич закрыл задний борт, рывком открыл примёрзшую дверь, сел за шофера, открыл изнутри правую дверь и пригласил Льва в машину.

- Прогреем маленько, - сказал Николай Кузьмич, слушая как проснувшийся после стартёрных прокруток двигатель урчал, затихая. – так как Вас угораздило на Валдай? – с небольшой иронией, перекрикивая шум двигателя, с улыбкой спросил он.
- Хотел по специальности начать, -  коротко ответил Лев, он хотел как-то деликатно избежать серьёзной беседы. – А Вы давно здесь?

- Уже седьмой год, после армии, демобилизовался в звании майора, радист, противовоздушная оборона… Локационное диагностирование осадков я тут поставил, помогал инженеру-физику из Москвы создать радиоизотопную лабораторию… Работы много, скучать не придётся.

Он включил передачу и замолчал. Они проехали несколько метров до открытых ворот, выехали из Лаборатории. Сразу начался крутой подъём, уже рассвело, газик на двух ведущих мостах брал подъём.

Таймыр встал, переместился ближе к людям, сунул морду между сиденьями.

Лёва скосил глаза влево, увидел собачью пасть и немного сдвинулся.

- Не бойтесь, это он хочет подружиться, - сказал майор.

- А я не боюсь, у нас была собака, мы будем друзьями, верно, Таймыр?

Они выкатили на ровную дорогу и поехали вдоль озера, а затем свернули в лес. Дорога была однопутная, но встречного транспорта не было.
Проехав пару километров, газик свернул налево и через метров двести они выехали на большую поляну, огороженную деревянными кольями и проволокой.
На поляне стоял двухэтажный дом, второй этаж был связан переходом с конструкцией локатора с антенной, которая была неподвижна.

- Сегодня намечаются осадки, видите облака с юга, должны быть интересные измерения, а система вращения антенны барахлит, вот меня и позвали, - сказал Николай Кузьмич, останавливая машину. – Пошли.
 
Таймыр прыгнул через задний борт и побежал вперёд, оглядывая лес, который подступал со всех сторон.

Лев не хотел вникать в проблемы электропривода, он поздоровался с людьми и стал смотреть в окно второго этажа, из которого, сколько хватало глаз, был виден лес. Таймыр крутился рядом.

- Таймыр, хочешь? – миролюбиво и спокойно глядя в глаза собаке, Лев вытащил из кармана пальто печенье и протянул ей. Пёс посмотрел на печенье, подошёл, понюхал и, сверкнув белыми клыками, осторожно взял.

- Ну, вот, мы с тобой и подружились, - сказал Лев.

- Лев, идите сюда, я Вас познакомлю с одним из Ваших будущих сотрудников, - крикнул Николай Кузьмич, открывая дверь.

В коридор вышли двое, Зотимов и за ним маленький, полный мужчина. Большие залысины, коренастая фигура, красные мешки под водянистых глаз.

- Константин Гадаев, с приездом, - чуть небрежно произнёс он и протянул руку.

- Спасибо, - как можно приветливей сказал Лев и крепко пожал его тёплую руку.

- Ребята, - сказал Зотимов, - возьмите сгоревший блок питания и тащите его в машину. Трансформатор сгорел, надо перематывать обмотку.

- Неплохое начало совместной работы, - с усмешкой сказал Лёва, когда они старались втиснуть в выходную дверь, мешая друг другу, тяжеленный блок питания.

- Слава богу, что это не парафиновый контейнер для нейтронных источников, - ответил Константин, тяжело дыша.

- У вас есть нейтроны? – удивлённо спросил Лев.

- У нас всего хватает, понавезли полное хранилище, познакомим ещё…

…Вернулись в Лабораторию уже к полудню.

- Ирина, - спросил Лев, отдыхая после того, как они водрузили неисправный блок на свободное место на верстаке. – Где можно пообедать в Лаборатории?

Девушка соскользнула со стула, чуть покраснела, подошла к окну и осторожно поманила Льва пальцем. Он приблизился к ней, от неё пахло парным молоком и ещё чем-то деревенским.

- Вон видите дом у ворот?

- Где начальник Кузнецов сидит?

- Вот, вот, с обратной стороны дома есть дверь, там буфет. Мы вообще-то туда не ходим, берём из дома…

- Почему?…

Она не ответила, улыбнулась и пошла на своё место.

- Зачем ей буфет, у них дома корова, - захохотал Константин. – Они зимой живут вместе, а корова – это творог, простокваша, парное молоко и запах на весь отдел.

Ирина вспыхнула и вылетела из комнаты.

- Николай Кузьмич, я свожу Льва Григорьевича в буфет, если не возражаете, полчаса, а затем вместе к ядрёной физике?

- Хорошо, Костя… только без твоих номеров, - Зотимов выразительным взглядом старшего по званию посмотрел на обоих.

Лёва и Костя шли по территории станции.
« Пока все нормально, - думал Лёва, - вот только про нейтроны в Ленинграде мне ничего не сказали. Странно, в Головном институте не знают, с чем работают в поле…»

- Костя, про нейтроны мне шеф Акопян в Питере ничего не сказал.

- А это одна из причин, почему Виктор ушёл отсюда. Был слишком самостоятелен, покупал в Москве любые радиоактивные источники, что хотел, имел свои научные задумки. Не сработался он с Акопяном…

Они вошли в буфет.

Небольшая стойка с традиционными товарами общепита, рыбные консервы, папиросы «Беломорканал», банки с джемом, свечи, дешёвые конфеты… ниже на полке лежал хлеб буханки-кирпичи. Слева было окно, за которым виднелась маленькая кухня.

- Варюша, что у нас сегодня в закромах? У нас новенький, из Питера, ради такого случая… - Константин выразительно посмотрел на буфетчицу.

Лёва улыбнулся и чуть поклонился.

- Сметана у нас сегодня, свежая, можно борщ со сметаной. Да в Военторге в Выползове шоколад оторвала у лётчиков.

А так, как обычно, салат с солёными огурцами и свёклой, шницель с макаронами, чай, - затараторила она. Посмотрев
прямо в Лёвины глаза, она улыбнулась, обмахнула скатерть на столе полотенцем и пошла за стойку, чуть покачивая бёдрами.

- Давай, Варюша, по полной программе, а мы тут у окна сядем. А чай попозже, чтоб горячий…

Они положили тарелки с едой на подносы и пошли к столику у окна.
Константин опрокинул стакан сметаны в салат и стал перемешивать. Затем он метнулся к стойке и сказал почти шепотом:

- Варюша, дай пару стаканов, за приезд надо отметить.

- Костя, Кузнецов увидит, или кто-нибудь сдаст, вылетишь с работы.

- Не боись, Варя, мы мигом…

Лев с удовольствием уплетал салат со сметаной и смотрел, как влажнеют глаза Константина после полстакана водки.

- Почему не пьёшь, Лев Григорьевич? За приезд, за знакомство…

- Костя, первый день на работе, днём, вообще, радиоактивность и…

- Ой, да перестань, небольшой градус только на пользу… Григорьевич, ты еврей?

- Это имеет значение? - с металлическом оттенком в голосе спросил Лев.

- Да нет, - чуть смутился Константин. - Видишь ли, я
служил в армии в Биробиджане, девушка у меня там была, Хаечка… Так её родители турнули меня. Не подошёл я…давно это было.

« Алкаша только мне не хватало на работе. А с другой стороны, у русских часто именно пьяницы сильны в творческом плане », - подумал Лев, когда они входили после обеда в Отдел, где их уже ждал Зотимов.
 
Они подождали, пока Зотимов одел полушубок, и пошли к зданию изотопной лаборатории.

Пантелей поработал на совесть. От главной аллеи к дверям лаборатории была расчищена от снега метровой ширины дорожка. Снег скрипел под ногами, они подошли к зданию, к металлической двери, на которой красовался знак радиоактивной опасности и лозунг " Посторонним не входить ".

Зотимов поковырялся в кармане полушубка, вытащил связку ключей, отсоединил от связки большой ключ, с улыбкой вручил его Льву и сказал с торжественной интонацией:

- Открывайте, Лев.

Лев провернул два раза ключ в замке и потянул тяжёлую дверь на себя.
Из тамбура пахнуло сыростью и холодом. Зотимов вошёл первым, нащупал выключатель и включил свет. Тамбур был довольно большой. Справа была металлическая дверь с надписью " Хранилище ", по фронту была ещё одна дверь.

- Сегодня изотопами заниматься не будем, - строго сказал
 Зотимов.
 - Порядок будет такой: сначала проверим всё электропитание, затем прогреем помещение, после чего Константин проверит всю диагностическую аппаратуру.
Лев, я попрошу Вас её откалибровать, и затем уже осмотрим хранилище и составим акт о состоянии изотопов на конкретную дату. После чего, товарищ Галицкий - Вы здесь главный и за всё в ответе.

Он посмотрел на Льва и Костю строго, чувствовалась армейская школа.

Лев не дрогнул и сказал, понимая ситуацию, но чуть с иронией:

- Слушаюсь, товарищ командир.      

 - Ну, вот и отлично, - облегчённо вздохнув, сказал Зотимов, и они стали осматривать отдельные помещения.

За фронтальной дверью оказался широкий длинный коридор, по его левой стороне были окна с решётками. За окнами, дотрагиваясь до карнизов, стоял снег, белоснежные нетронутые сугробы вплоть до ограды.
За оградой стоял молча, не шелохнувшись, лес.

По правой стороне коридора в стеновой перегородке - две   
двери. На первой - вывеска " Дезактивация ", на второй 
двери - " Дозиметрическая аппаратура ".
По полу коридора заподлицо с полом был уложен рельсовый путь, над которым по потолку тянулся швеллер крана.

- Это для перевозки контейнеров с изотопами из хранилища до рабочего зала, - пояснил Зотимов и потянул на себя дверь в дезактивационную. Лев увидел просторное помещение, стены которого были выложены белой плиткой.
Справа от входа стоял унитаз с бачком, рядом широкая раковина, над которой висело зеркало, в торце была установлена ванна, справа над которой возвышался электрический водогрей. Отдельно была душевая кабинка. Качество керамики было на уровне приличной гостиницы.

Увидев изумлённое лицо Льва, Зотимов сдержанно улыбнулся, а Костя сказал:

- Это уровень Виктора, Акопян не простил ему перерасход средств…
- Не будем об этом, - прервал его Зотимов. - В деревне тоже можно создать городские условия.
Они перешли в соседнюю комнату, где слева вдоль всей стены стоял верстак, на котором стояла дозиметрическая аппаратура.

Лев увидел знакомый ему ещё по кафедре набор карманных дозиметров индивидуального дозиметрического контроля с зарядно-контрольной установкой, стационарный и перенос-ной дозиметры. Отдельно стояло пересчётное устройство, осциллограф и вспомогательные средства для работы с электронным оборудованием - тестер, паяльники, олово, канифоль…

- Костя, всё это надо оживить и поддерживать в рабочем состоянии постоянно, - сказал Зотимов.

- Николай Кузьмич, - спросил Лев. - Костя говорил мне о нейтронах, я не вижу для них здесь что-либо…
Зотимов нахмурился, посмотрел на Костю и сказал:
- Так получилось, что мы нейтронные источники получили раньше дозиметрии. Немножко пообвыкнете, придётся съездить в Москву или в Питер, в контору " Изотоп" и купить что-надо. Пока контейнеры с нейтронами просто не открывайте.

Перешли в рабочий зал.
Лев увидел просторное помещение без окон, вдоль трёх стен из четырёх шел бетонный стол, над которым висело несколько бетонных плит, способных передвигаться вдоль стола. За плитами были установлены наклонные под 45 градусов зеркала для наблюдения за поверхностью стола за плитой.
Лев подвинул плиту вдоль стола, подшипники на рельсе, вмонтированной в потолок, скрипнули и покатились. Плита медленно переместилась вместе с зеркалом.

" Нет, не зря я уехал из Питера, - подумал Лев. - Можно будет самостоятельно работать."
Лев благодарно посмотрел на своих спутников, которые внимательно изучали его реакцию. Ядерная физика - не для слабых характером. Реакция Льва их явно удовлетворила.

- Как со спортом?- спросил Зотимов, когда они вышли из Изотопки, и Лев закрыл дверь ключом. - Мы живём рядом, приглашаю Вас на лыжную прогулку через озеро в ближайшее воскресенье.

- А у меня лыж нет, - сказал Лев.

- Это не проблема, найдите Веру, она занимается культурно-массовой работой у нас. Подберёт Вам всё что-нужно.
Он протянул Льву и Косте руку, попрощался и пошёл строевой походкой в Отдел.

Костя подождал, пока Зотимов отошёл и сказал раздраженно:

- Всё никак не угомонится, он всё ещё думает, что он в армии.

- Костя, в ядерной физике без дисциплины нельзя, загнёшься к чёртовой матери и не заметишь. Ну, ладно, спасибо. До завтра, - с улыбкой сказал Лев и пошёл по главной аллее к задней калитке, за которой на горке в наступивших сумерках виднелся дом - его новое жильё. 

4. ОТДЫХ.

…Прошла неделя.
Лев научился просыпаться по утрам в полной темноте. Они пили с Бердо кофе, съедали по бутерброду с кавказским соленым сыром и, пробив дорогу в снегу от крыльца до калитки, убегали в Лабораторию.

Их уже стало в Изотопке трое: Лев, Костя и Ирина.
Зотимов перевёл Ирину в Изотопку, поручив ей вести документацию и следить за чистотой.
Лев согласился, поскольку обычную уборщицу подпускать к изотопам и к местам, где они были или могли бы быть просто нельзя.
Ирина следила за всеми действиями, которые производили Лев и Костя с изотопами и аппаратурой. Она каждое утро и перед уходом осуществляла дозиметрический контроль всего помещения, вела специальный журнал и делала влажную уборку.

Лев попросил Костю установить постоянные посты контроля уровня радиоактивного фона в двух местах: над входом в хранилище и в рабочем зале. Дозиметры были пороговые, при допустимых дозах облучения постоянно горел зелёный фонарь, при превышении допустимого уровня вместо

зелёного фонаря включался мигающий красный и раздавался звуковой сигнал.       

Лев понимал, что контроль идёт только по гамма-излучению, с нейтронами ещё придётся заниматься отдельно. Но зелёные фонари на входе в Изотопку, и в рабочем зале создавали обстановку спокойствия и уверенности, что всё под контролем. Входная дверь в Изотопку была постоянно заперта, сделали звонок и  поставили микрофон с динамиком для общения с людьми, которые хотели войти в лабораторию.

Как-то раз эту связь проверил начальник Кузнецов, который нагрянул в Изотопку рано утром. Но он был не один. С ним пришла молодая женщина. Они сдержанно поздоровались, и Кузнецов попросил Лёву показать лабораторию.

- Пожалуйста, - сказал Лев.- Всё, кроме хранилища. Туда без надобности лучше не ходить.

- Хорошо, - кивнул Кузнецов. Они сняли пальто и натянули белые халаты, шапочки и тапки.

Лев смотрел, как женщина смущённо пытается спрятать длинные каштановые волосы под шапочку, но отвернулся, когда увидел, как в такт с движениями рук заходили её груди.
Заметив Лёвину реакцию, женщины всегда чувствуют такие вещи, она улыбнулась и, протянув Льву руку, сказала:
- Меня зовут Вера.

Кузнецов остался доволен осмотром. Он внимательно посмотрел на Льва и спросил:

- Я просил Вас подготовить цикл лекций для нашего персонала, помните?

- Да, да, конечно, - поспешно ответил Лев. - Если можно, то чуть-чуть попозже.

- Да, я знаю, Зотимов говорил мне о Вашей командировке. Я не возражаю.

- Простите, Вера, - вдруг спросил Лев. - Вы та самая Вера, что заведует культурой на станции?

- Да, - ответила она. - Приходите сегодня после трёх в Отдел гидрологии суши. Мы с Вами познакомимся получше. Спасибо, было очень интересно.
… В Отделе гидрологии суши Лев был впервые. Его поразило обилие карт на столах, скромность обстановки и приветливость, свойственная людям полевых профессий - геологам, гидрологам.
Вера отошла от стола, увидев Льва, и сказала, показав на стул около входа:

- Подождите минутку, я сейчас закончу и мы поговорим.

Они прошли по Главной аллее и свернули к большому зданию, стена которого была обклеена афишами.
Широкая входная дверь была не заперта, и они сразу попали в типичный сельский клуб. Тусклый электрический свет освещал ряды стульев.
Вера легко пересекла зал и, приглашая  Льва за собой, поднялась на сцену и ушла за кулисы. Проходя какими-то коридорами, они дошли до комнатушки, Вера толкнула дверь и сказала, посмеиваясь:

- Вот здесь моё хозяйство.

- Вы знаете, Вера, я не привёз из Питера лыжи, Зотимов сказал, что на станции можно что-то подобрать.

- Ну, конечно. Я Вас сейчас запишу и мы посмотрим, что можно сделать.
Она достала журнал и быстренько записала Лёвины данные.
Они опять пошли коридорами и дошли до запертой двери.
Вера где-то пошарила, нащупала ключ и открыла дверь.

Профсоюзное хозяйство было богатым. Велосипеды, байдарки - одиночки и двойки, мячи, гантели, стол для настольного тенниса, вдоль стены стояли лыжи. Но внимание Льва привлёк чёрный футляр, он сразу понял - аккордеон!
- Это что, Вера? - осторожно спросил Лев.

- Вы играете? - спросила Вера.

- Ну, я больше на фортепьяно, правая сторона на аккордеоне одинаковая с фортепьяно, левая, кнопочная не сложна.

- Попробуйте, - попросила Вера.

Лев взял тяжёлый футляр, положил его на стол и раскрыл. Приличный, трёхактавный аккордеон был накрыт фланелью.

- Немецкий Hohner, трофейный, - уважительно сказал Лев, надевая лямки.
Найдя нужные кнопки слева для до-минора, Лев начал играть " Опавшие листья " Жоржа Косма, ту самую песню, что пел Ив Монтан.

Аккордеон радостно откликнулся на джазовые, блюзовые аккорды прекрасной мелодии. Главная мелодия, затем рефрен, повтор …и всё.

- Лёва, - тихо сказала Вера, дотрагиваясь до рукава Лёвиного
букле, - Лёва, очень хорошо, спасибо. Возьмите его домой, я запишу.

- А как же лыжи? Вместе мне не донести…

- Да что Вы!... Я Вам помогу, - засмеялась Вера. - Я ведь живу на той же улице, рядом с Вашей знакомой Лукерьей…

- А Вы откуда знаете? - оторопело спросил Лев.

- О.. у нас ничего не скроешь. Пантелей рассказал, как Вы грелись под её боком…
Они посмеялись вместе, но Льву это не понравилось. " Всё как на рентгене, - подумал он.

Слаломные лыжи Льва не интересовали, он выбрал длинные, беговые, подобрал под рост палки и получил лыжные ботинки на размер больше его номера, под тёплые носки.

Когда они вышли из клуба, было уже совсем темно. Лёва тащил аккордеон, лыжи, а Вера - палки и ботинки.
Они дошли до дома, так Вера впервые попала ко Льву.

Лев ещё при первой встрече, когда она пришла с Кузнецовым, понял, что она ему нравится, но виду не подал. У него уже был определённый опыт общения с прекрасным полом. Уезжая из Питера на работу на Валдай, он расстался со своей подругой - студенткой Ли. Он так называл её за немножко азиатский тип, хотя она была с Волги.
У них были совершенно сумасшедшие отношения, их бешено тянуло друг к другу.
Когда он приходил к ней  в общежитие, девчонки еле успевали убежать из комнаты, как они, разметая всё вокруг и
срывая с себя одежду, окунались друг в друга как ненормальные.

Ли была одним из тех канатов, которые не отпускали его из Питера, но он нашёл в себе силы расстаться с ней, как и с друзьями, родными.

У Веры тоже был жених в Питере. Эта легенда позволяла ей отбиваться от поклонников, которые есть везде и всегда. Но с Лёвой у неё что-то не получалось выстроить оборону.
Она приходила к нему в дом темными зимними вечерами, она играли в карты с Бедро и слушала, как Лёва, перебирая клавиши аккордеона, подбирал по слуху модные шлягеры.
Песню " Тбилисо" особенно любил Бердо, он просто плакал под эту песню, не скрываясь. А Вера любила " Снег, снег, над палаткой кружится", аргентинское танго и французское "О, Пари " …

- Лёвушка, как же ты без нот играешь? - спрашивала Вера.
- Вера, в Штатах есть мировые джазовые чёрные музыканты - виртуозы. Играют по слуху. Венгерский композитор Ференц Лист специально выступал на концертах с импровизациями. Ему давали тему, он её развивал блестяще.

Но как-то раз Бердо не было, уехал на маршрут, и Лёва с Верой оказались одни.
Опять, как с Ли, полетела к чёрту вся одежда, и всё произошло. Это было очень хорошо, но совсем по-другому. Вера была старше Ли, опытнее, она заставляла Лёву не торопиться, и после нескольких встреч они стали достигать таких высот наслаждения, о которых можно было только мечтать.

 …Вера окрасила жизнь Льва на Валдае в совершенно другие цвета. Лев как-то лучше стал понимать художника Левитана, который воспел Россию так, как никто другой. Он ведь тоже с русской женщиной уехал на Волгу писать этюды.

Вера не стеснялась их связи, не давала ему сидеть дома и однажды, воскресным утром она вытащила его в лыжный поход.
Общение с землёй для гидролога - это профессия, она тщательно проверила Лёвино лыжное обмундирование, проверила, правильно ли он одет для лыжной прогулки. На Валдайских плёсах зимой может быть холодно и сильные ветры.

- Лёвушка, зима нынче крепкая, лёд надёжный, но есть полыньи, опять же подлёдный лов, рыбаки, словом, идёшь по лыжне за мной. Озеро перейдем, там можно посвободней. 
Они прошли улицей, под контролём соседей, Льву даже показалось, что он увидел Лукерью.
Но улица кончилась, они прошли мимо замёрзшего причала и заскользили по лыжне, проложенной по льду, держа курс на остров, где виднелись верхи башен монастыря.

Далёкий монастырь с первого дня пребывания на Валдае манил Льва. Он был воспитан как атеист, но религиозные архитектурные сооружения притягивали его. Они как-то держали историю в своих стенах, он бывал в Домском Соборе в Риге, орган в зале всегда волновал его, но православные культовые сооружения ему были неведомы.

« Хотя это неверно, а Исаакиевский и Казанский соборы в Ленинграде?» - подумал Лев. 

Но контуры монастыря, часто скрытые морозной дымкой над озером, и ясно видные в солнечный день, помогали Льву приобрести уверенность в себе и спокойствие в непривычные зимние дни Валдая.

Вот на монастырь они и держали свой путь.

5. МОНАСТЫРЬ.

Лев старался не отставать от Веры. Она шла ходко, накатом, под довольно длинной курткой её силуэт только угадывался. Вера была старше Льва, в ней чувствовалась какая-то манящая сила молодой женщины. Она нравилась Льву всё больше и больше.

Он вдруг вспомнил как в далёком военном детстве, на Урале, в эвакуации в Черном Яру, собираясь в райцентр Кишерть за продуктами и необходимыми предметами нелёгкой жизни детского интерната, два конюха - женщины, мужчин не было, все на фронте, запрягали в лёгкую повозку тощую, почти дохлую кобылу Машку, а в мощную телегу - могучего жеребца Ваську, который соглашался идти длинный путь и тащить нагруженную доверху телегу только за этой кобылой.

Вера держала курс на погнутые шпили куполов строений монастыря, хотя лыжня уже была довольно накатанной.
Наконец они подошли к острову, небольшой подъём и они подъехали к остаткам стены, утопавшей в снегу. Они въехали на лыжах в монастырский двор.

Ветер сразу стих. Полное запустение, двери церковных сооружений забиты досками, надписи на стенах, грязь, которую не мог скрыть даже снег. В центре двора стояла белая гипсовая скульптура в будёновке то ли героя гражданской войны, то ли пионера, она была разрублена пополам параллельно земле и скреплена скобами.

- Вера, что это? - спросил Лев.

Лицо Веры заострилось, глаза сузились, она оперлась на лыжные палки, наклонилась вперед и начала говорить отчётливо, медленно, голосом экскурсовода:

- Мы только что прошли с тобой на лыжах первый плёс Валдайского озера и находимся на острове, который носит название - Сельвицкий. Перед нами старинный монастырь, который находится в аварийном, если говорить честно, в разгромленном состоянии. У него тоже есть название, - она сделала паузу и продолжала, - Валдайский Иверский Богородицкий Святоозерский монастырь Русской православной церкви. Основан патриархом Никоном в 1652 году. Мужской монастырь, между прочим.

- Откуда ты знаешь, Вера?

-  Я - русская, и мои деды были православные и верующие люди, хотя сейчас об этом лучше не вспоминать.
Она посмотрела на Льва внимательно, как бы решая, насколько с ним можно вести откровенные беседы.

- Ты можешь говорить со мной откровенно, не бойся. Ты наверное уже знаешь, что я еврей? - спросил Лев и потянул её к себе за куртку.

- Не, Лёвушка, здесь не надо, место - святое, камни всё видят и запоминают.
- Мы ведь тоже остались без Храма, нам это знакомо, - тихо сказал Лев.
- Ну, это было очень давно, - улыбнулась она.
- Ты хочешь пройти второй плёс, он больше первого? Летом возьмём двойку - байдарку, я тебе всё покажу.

- Нет, Вера, на сегодня хватит. Что-то настроение пропало. Я видел в Питере церкви, превращённые в склады. Я видел плавательный бассейн в центре Москвы на месте церкви Христа Спасителя. Но такую жуткую картину, как здесь, я вижу впервые.

Они развернулись и молча пошли обратно. Когда они вернулись, короткий зимний день подходил к концу.

- Ты сегодня придёшь? - спросил Лев, когда они дошли до её дома.

- Это нужно? - спросила она, глядя ему в глаза.
- Бердо нет сегодня, приходи, я буду ждать, пожалуйста…

- Хорошо, я постараюсь - ответила Вера, открывая калитку.

… Поход в монастырь взволновал Льва, непонятно почему, но он не находил себе места. Что-то тяготило его, мучило, может неоправданные надежды, которые он питал, надеясь подпитаться энергией от монастыря, он не понимал.

Лев стал шарить по полкам, нашёл непочатую бутылку водки, консервы, палку копчёной колбасы. Он вытащил из сеней несколько картофелин, сел около печки и стал чистить картошку, дожидаясь прихода Веры.
Почистив десяток картофелин, он помыл их, порезал пополам и, включив и раскачав примус, поставил картошку вариться.

Уже было совсем темно, когда раздался стук в дверь.
- Входите, - крикнул Лев. - Там открыто.

В сенях раздался шум, приглушенные голоса, и в дом вошла Вера. Но она была не одна. С ней был Зотимов.

- Николай Кузьмич - мой сосед, - чуть громче, чем обычно, заговорила Вера. - Он выразил желание прийти со мной.

- Пожалуйста, Николай Кузьмич, милости просим, заходите.

Лев старался скрыть своё неудовольствие тем, что Вера не пришла одна.

- Ну, покажи, Лев Григорьевич, как ты устроился? - хитро и добродушно поглядывая на Веру, спросил Зотимов. - Вера рассказала мне, что вы сегодня махнули на остров. Поговорим…
Он достал из сумки бутылку водки, банку солёных огурцов, шпроты.

- Сегодня выходной, можно немножко расслабиться, - с улыбкой говорил Зотимов, укладывая все на столе.
- Варёной картошкой пахнет хорошо.

" Две бутылки водки на троих - многовато," - подумал Лев.

- Ты пока свою убери, - прочитал его мысли Зотимов.

Они сели за стол, Вера резала хлеб, Лев вскрывал шпроты. Намечался хороший сабантуй.

Зотимов разлил по гранёным стаканам, по половине.

- Верочка, Вы с нами? - спросил Зотимов, держа бутылку навесу и глядя на Верины щёки. Они ещё горели после утреннего лыжного пробега.

- Чуть, чуть, - сказала Вера, показывая пальцем на уровень в стакане.   
   
- Ну, с приездом, Лев Григорьевич, поехали, - сказал Зотимов, они чокнулись и выпили.

Некоторое время за столом была тишина, компания закусывала.

Зотимов налил по второй.

- Верочка, за твоё здоровье, - сказал Николай Кузьмич. Выпили.

Накладывая шпроты на хлеб, Зотимов обратился ко Льву:
- Ну, какие впечатления от похода?

Лев не знал, что говорить. Он посмотрел на Веру и осторожно заметил:

- Если честно, то мне не понятна жестокость, с которой люди обошлись с монастырём.

- Ты, конечно, в комсомоле, - мрачно заметил Зотимов. - А я уже 15 лет в партии. Ещё с армии. Вы должны знать со школы и из вузов, что религия поддерживала монархию, активно боролась с советской властью. Вот мы её и задавили. Человек сам должен строить свою судьбу. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью", так в песне поётся?   

- Так, - согласился Лев.

- Не будем об этом, - осторожно попросила Вера, боясь скандала. - Сыграй нам что-нибудь, Лёва…

Но Лев завёлся. Он разлил по третьей, поднял стакан  и сказал:

- Если уж мы в дискуссии используем поэзию, то я тоже хочу напомнить стихи французского поэта, анархиста, члена первого Интернационала и Парижской коммуны Эжена Потье:

Никто не даст нам избавленья,
Ни бог, ни царь и ни герой,
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.

- А вот это не надо. По пьяному делу использовать партийный гимн никому не советую…
Голос Зотимова задрожал, но он справился с эмоциями и продолжил:

- Но слова там очень верные, хорошие -

Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов,
Кипит наш разум возмущённый
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим
До основания, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.

Когда мы решали - приглашать тебя на работу или нет, я прочёл в твоей биографии, что деды твои из Белоруссии, кем был твой дед?

- Портной, - сказал Лёва, улыбаясь, - « мужской, он же и мадам…». Он вспомнил выражение из детства.
Ссориться с Зотимовым он не хотел.

- Вот, вот. Дед - портной, а ты закончил университет по ядерной физике, чуешь?  " Кто был никем, тот станет всем."

Он победно посмотрел на Веру, затем на пригорюнившего Льва и сказал:

- Не будем ссориться, ребята, поехали по последней. А мне надо ещё зайти к Гадаеву Косте, что-то часто я вижу его в сильном подпитии на работе. Добром это не кончится.

Он выпил и, выуживая шпротину из банки, спросил, обращаясь к Вере:
- Верочка, ты со мной?

- Мы с Лёвой хотим приготовить вечер ко дню Советской Армии. Я ещё побуду.

- 23 февраля - святой праздник, я в Армии отбомбил по полной программе, но сегодня в застолье партийный гимн я слышал впервые.

Он строго посмотрел на Льва, попрощался и ушёл.

- Не волнуйся, Лёвушка, - мягко сказала Вера, когда калитка скрипнула за уходящим Зотимовым.
Она подошла ко Льву, положила руку ему на плечо и продолжала:

- Зотимов не в Органах, я уверена, ещё не понятно, за что его попросили из Армии. А ты молодец, я, когда бываю на острове – у меня всю душу выворачивает. Как представлю, как мои предки триста лет назад при том уровне техники возили на остров и таскали эти камни, возводили высоченные соборы, какую же силу духа надо иметь…

- Я думаю, что по приказу Никона возводили деревянные строения, но не важно… с праздником Советской Армии ты здорово придумала, теперь действительно что-то придётся приготовить, - удовлетворённо сказал Лев.

Он подошел к Вере, нашёл её губы и забыл всё на свете.

6. ВЕРИНЫ УРОКИ.

  Они не стали ничего убирать со стола, заперли входную дверь, выключили свет и, обнявшись, пошли в Лёвину комнату.
Лев не любил заниматься этим делом в сильном подпитии. Но слишком много приключений сегодня свалилось на его голову.

"Черт побрал, Зотимова притащиться именно сегодня, - ещё думал Лев, остывая и возгораясь вновь от Вериных холмов, которые были такие большие, что не помещались в его руки. Эти прекрасные моменты взаимной тяги друг к другу, когда слова бессильны и не нужны, когда женщина загорается и мужчина дрожит от возникающей откуда-то силы, мощи, которая приводит женщину к наслаждению.

Первый раз Лёва всегда не сдерживал себя, он постигал партнёршу до самой глубины, но делал это быстро. Он уже понимал, что этого прекрасного всплеска женщине мало и всегда надеялся во второй раз отработать столько, сколько нужно, чтобы она остановилась и благодарно прошептала: "Хватит, милый, хватит".

Но в этот раз Вера вела себя странным образом. В конце первого раза она не позволила Льву выйти, и он кончил в неё.

- Что ты делаешь, залетишь? - спросил он, когда они лежали после первого раза на спинах и приводили свои пульсы в норму.

- Не бойся, не твоё дело, мне уже 27 лет, и я хочу без ограничений.

В разгар второго раза она вдруг остановилась и потянулась к своей сумке, которая лежала на полу около кровати. Лев, возбуждённый, возвысился над ней и спросил:

- Что случилось?
- Подожди, Лёвушка, мы с тобой всё время занимаемся этим в полной темноте...

Она потянула его от себя и зашептала:

- Я хочу понять, почему мне так хорошо с тобой, подожди…

Она включила фонарик и стала светить лучом вниз.

- Ой, какой он у тебя толстый и большой, мама родная, иди ко мне, как хорошо…

… Через три месяца она пошла на аборт, она не предложила Льву пожениться, не предъявляла к нему никаких претензий, её отношение ко Льву было спокойным и всегда доброжелательным.
 Лев стал более спокойным, уверенным в себе, он чувствовал себя в свои 24 года зрелым мужчиной. Ему было приятно, что у него есть Вера - такая женщина. Она была прекрасна в сексе, но вела себя как мать, следила, чтобы Лев не ходил голодным, не ходил с мокрыми ногами и одетый как положено зимой в русской деревне.

Под конец зимы, перед таянием снегов у гидрологов всегда много работы. Предстояло оценить запасы снега - будущей влаги для урожая. Все гидрологи Новгородской и  Ленинградской областей были мобилизованы.

И Вера уехала на месяц. А вскоре и Бердо закончил свои аспирантские дела и уехал в Тбилиси.

Лев очень переживал своё одиночество и с головой окунулся в работу.
 

7. РАДИОАКТИВНЫЕ ИЗОТОПЫ.

В хранилище изотопов около стенки сиротливо стояли две пузатые бочки, красиво раскрашенные и помеченные знаком радиоактивной опасности - контейнеры для нейтронных источников.

Лев переписал инвентарные номера контейнеров, осмотрел сырые углы помещения, потрогал фонарь настенного дозиметра и вышел, закрыв за собой массивную толстую дверь.

В аппаратной сидела Ирина и что-то писала в журнале.
Увидев, что вошёл Лев, она некоторое время смотрела, как он моет сначала резиновые перчатки, затем стянув их - руки,
она сказала тихо:

- Лев Григорьевич, вы были в хранилище, дайте мне Ваши авторучки - ионизационные камеры, я запишу показания.

Лев, ещё не остывший от посещения хранилища, вытащил из нагрудного кармана камеры, посмотрел на их данные и протянул их Ирине.

- Ира, - чуть улыбаясь, он посмотрел на неё, - мы ведь почти одногодки, не надо по отчеству.

- Не… я иначе не могу. Вы едете в Москву, я знаю, надолго?

- Нет, на несколько дней, нужна дозиметрия по нейтронам, невозможно работать…

- Зачем нам нейтроны, у нас и так этого добра хватает.

- Ирина, завари чай и поговорим. Мне нравится, как ты работаешь, но я о тебе ничего не знаю.

Она блеснула глазами и побежала наполнять электрочайник.

…Лев не боялся облучения, иногда его поражало то, что человек ощущает последствия от контакта с радиацией не сразу, а лишь по истечении времени.
С электричеством картина иная, высоковольтную электроэнергию всегда сопровождает озон, он пахнет, кроме того, электричество как хищник, зверь, который притаился и ждёт свою жертву…

Вечная борьба между проводимостью и изоляцией - дотронешься до рваного электрического шнура - ударит, а с мокрыми руками может и убить.
Такие же враги - вода и электричество. Каждый знает насколько страшно электричество в ванной. 

С радиацией - картина другая…

- Лев Григорьевич, - Ирина вернула Льва в лабораторию, - пейте чай, я заварила…

Лев прихлёбывал горячий чай и поглядывал на Ирину.
- Тебе сколько лет? - спросил он, поглядывая на девушку и вдыхая незнакомые, но приятные запахи, которые от неё исходили.

- Мне двадцать…

- Почему ты не учишься?

- Я училась, у меня есть аттестат зрелости, новгородская десятилетка, медаль, между прочим…
- Как ты оказалась на Валдае?

- У нас тут дом, хозяйство, мама, братья…

- А где отец?

- Папа был прапорщик в армии, погиб, уже скоро пять лет. На Валдае жил мой дед, а мы с папой мотались по военным лагерям. На стрельбище, он попал под танковый огонь, на учебных стрельбах…

Они помолчали.
- Ирина, давай договоримся, - твёрдо сказал Лев. - К изотопам ни на шаг. Тебе ещё рожать, новых танкистов, мы тут с Костей сами справимся, хорошо?

- Лев Григорьевич, а что сделать с Костей, он каждый день пьёт. Зотимов забрал его к себе, боится, чтобы он не наломал дров в изотопке…

- Костя - прекрасный электронщик, приборист. Нам очень
нужны такие люди. У каждого свои слабости, надо следить за ним. Спасибо, Ирина, за чай, пойду оформлять командировку. Да… ты спросила про нейтроны…Очень много интересного можно сделать с ними. Достаточно сказать, что сегодня с помощью нейтронов ищут нефть, и очень успешно. А мы можем определять влажность почво-грунтов, искать воду…Я приеду, мы продолжим, хорошо?

- Лев Григорьевич, я Вам всё оформлю - билеты, командировочные… расскажите немного, зачем Вы с Костей каждый день рискуете здоровьем, зачем всё это?..

Лев посмотрел на часы, было ещё полдесятого, он посмотрел на Ирину, затем - в окно. На дворе был уже март, признаки весны. Под утренним солнцем оттаивала сосулька над окном, в полуоткрытое окно дышал лес за проволочной оградой…

- Ну, хорошо, сказал Лев, настраиваясь на небольшую лекцию - экспромт. Оформи мне на четыре дня, в Москву, в контору "Изотоп" и во ВНИИ Геофизика.
А сейчас посмотри на стену и послушай.

На стене висела большая, в полстены таблица Менделеева.

- Ты знаешь, Ирина, что это?

- Ну, конечно, в школе проходили, - весело сказала она, - это периодическая таблица элементов Дмитрия Менделеева. 

- Верно…таблица химических элементов, которые окружают нас, из которых мы состоим сами. На сегодня открыто более сотни химических элементов, среди них есть обычные, широко известные элементы, такие, как кислород, водород, железо, ртуть… Вот справа по вертикали группа инертных газов - от гелия, неона, аргона до радона, а слева группа щелочных элементов, среди которых такие известные, как натрий, калий, магний... внизу группа редкоземельных элементов. Вот уран, плутоний,  а вот полоний…

- Полоний? Полониево-бериллиевый нейтронный источник, я читала в сводном журнале нашего хранилища, - медленно
сказала Ирина.

- Верно… У нас есть этот источник нейтронов, но об этом чуть позже.
Сначала - о радиоактивных изотопах. Открой журнал, посмотри, что у нас есть?

Ирина достала с полки толстую канцелярскую книгу, полистала её и прочитала - кобальт - 60, цезий - 137 и йод - 131.

- Это всё радиоактивные изотопы, испускающие гамма излучение.

Так что же такое - изотопы? Радиоактивные изотопы?

Посмотри, Ирина, на эти элементы в таблице… остановимся для примера на одном элементе - на кобальте.
 Кобальт занимает 27 место в таблице, у атома кобальта 27 электронов в электронной оболочке, в таблице внизу указано размещение электронов в электронной оболочке кобальта по слоям  - 2, 8, 15, 2.
Число электронов в электронной оболочке, окружающей ядро, для нейтрального атома равно числу протонов в ядре. Таким образом, в атоме кобальта находится 27 протонов. Протон - это устойчивая элементарная частица, которая обладает положительным электрическим зарядом, но она в 1836 раз тяжелее электрона.

- Представляешь? – Лев старался удержать внимание Ирины на Таблице.

Он продолжал:   

- Электроны обладают отрицательным электрическим зарядом, протоны - положительным. Заряды с разными знаками уравновешивают друг друга и поэтому атом нейтрален.

- Чуешь, Ирина?

- Чую, чую, - улыбнулась она, но Лев не дал ей отвлечься.
- Этого ещё полдела, слушай дальше.

Кроме электрических свойств атомы веществ обладают весовыми характеристиками, обладают массой, которая характеризуется массовым числом.
Вернёмся к кобальту и на его примере поймем, что такое изотоп.
Итак, ядро атома - положительно заряженная центральная часть атома, в которой сосредоточена основная его масса. Размеры ядра ничтожно малы - 10 в минус 13 степени - 10 в минус 12 степени сантиметра по сравнению с размером атома - 10 в минус 8 сантиметра.
Состоит ядро из протонов и нейтронов. Протоны я упоминал выше, а нейтрон - это электрически нейтральная элементарная частица с массой 1838 электронных масс.
Обрати внимание - протон тяжелее электрона в 1836 раз, а нейтрон в 1838 раз. Отсюда видим, что массы протона и нейтрона почти одинаковы.
Нейтроны и протоны носят  общее название нуклоны.
Массовое число показывает общее число нуклонов в ядре.
Сколько нейтронов в ядре атома? Смотрим в таблицу - кобальт имеет массовое число = 59. Поскольку протонов = 27, имеем число нейтронов в ядре кобальта равно 59 - 27 = 32 нейтрона.   

- Подождите, Лев Григорьевич, но ведь у нас кобальт 60, а в таблице кобальт 59, где ошибка?

- Нет ошибки, вот здесь кроется ответ на вопрос - что такое изотоп?
Ответим точно, как в учебнике по атомной или ядерной физике: «Изотопы - это разновидности атомов одного и того же химического элемента, обладающие разными массовыми числами, но имеющие одинаковый электрический заряд атомных ядер и потому занимающие одинаковое место в периодической системе элементов Дмитрия Ивановича Менделеева».

Лев остановился и торжествующе посмотрел на Ирину. Но она была полностью погружена в таблицу. Её умное лицо светилось от открывшихся научных познаний, но сомнение ощущалось в её глазах.

- Было 59, стало 60, каким образом?

Лев получал удовольствие.
Наконец у него появился слушатель, которому интересны детали, в которых он давно уже разобрался.
- Послушай ещё чуть-чуть, и все встанет на свои места.

Между прочим, хочу тебе сказать, что женщины с огромной пользой для всех занимались ядерными делами. Я тебе укажу имя только одной женщины, которая стояла у истоков - Мария Склодовская - Кюри, которая вместе с мужем Пьером Кюри в первой половине 20 века во Франции очень плодотворно занималась вопросами радиоактивности.

Итак, продолжим.

Различают изотопы устойчивые (стабильные) и неустойчивые - самопроизвольно распадающиеся путём радиоактивного распада, т. н. радиоактивные изотопы.
То, что мы называем химическим элементом, Ирина, на самом деле представляет собой смесь изотопов с различными атомными весами.

В настоящее время известно 250 стабильных изотопов, около 50 естественных радиоактивных и около 1000 искусственных радиоактивных изотопов.

Вот к последним и относятся три элемента, имеющиеся в нашей лаборатории  - кобальт, цезий и йод.

Закончим с кобальтом.

Возьмём сплав кобальта с никелем в виде проволоки диаметром порядка 1мм, нарубаем её по длине по 10 мм. Эти
кусочки взвесим и определённую весовую порцию положим в алюминиевый пенал - ампулу с плотно завальцованной крышкой.
Этот пенал загружаем в ядерный реактор, где он подвергается облучению нейтронами. Под воздействием нейтронного потока исходный природный изотоп кобальт - 59 захватывает нейтрон и испускает гамма-квант. Это приводит к образованию радиоактивного изотопа кобальта - 60, то есть того же элемента - кобальта, но с массой на единицу большей массы исходного изотопа.   

Понятно? – спросил Лев, осторожно улыбаясь.

- Процесс испускания гамма-квантов, а для строгости изложения следует сказать, что испускаются и бета-частицы, но они нас пока не интересуют, повторим, время процесса испускания гамма - квантов характеризуется таким термином как период полураспада и для кобальта - 60 он равен 5,24 года.
То есть для любого эксперимента, который длится часы или дни, такой источник излучения может считаться постоянным. И гамма излучение мощное.

Пока на этом давай остановимся, пора обедать, мы с тобой совсем заболтались.

- Лев Григорьевич, Вы прекрасно рассказываете, спасибо. Последний вопрос - а где всё это можно изучить?
- Ирина, любой университет имеет физический факультет, на котором должны быть кафедры теоретической и экспериментальной атомной и ядерной физики. Десятилетка у тебя есть. Медаль… Имеешь все права поступления, поработай у нас пару лет, присматривайся, вникай и поступай. Надо понимать, что ядерная физика - это не только атомная бомба, но и источник энергии.
В этом деле море интересных задач и огромных перспектив
как в области энергетики, медицины, геофизики и других
применений, например, наша гидрология.

Нейтроны рассмотрим после моего приезда, хорошо?

Лев заметил, что Ирина смотрит на него другими глазами. Он уже знал, что это значит, когда женщина смотрит на тебя чуть более расширенными глазами и молчит.
" Ещё чего не хватало, в лаборатории завести роман, хватит, что о Вере говорит весь Валдай", - подумал Лев и сказал как можно спокойней:

- Пойдем, Ирина, обедать, после обеда ты зайди, пожалуйста, в секретариат оформить мне командировку, а я займусь подготовкой к отъезду.

8. КОМАНДИРОВКА В МОСКВУ.

  Прежде всего, Лев не стал повторять ошибки своего предшественника, он не стал проявлять инициативу без одобрения шефа Арташеса Акопяна - начальника отдела в головном институте в Ленинграде.
Он послал заявку на аппаратуру дозиметрического контроля нейтронов в Ленинград и получил через неделю одобрительный ответ.

Затем он получил разрешение Кузнецова на поездку поездом, через Бологое в Москву. Несмотря на молодость, Лев любил ездить с комфортом, автобус его утомлял.
Он изучил расписание поездов, следующих через Бологое на Москву, и мог выбрать такой поезд, чтобы часам к семи утра быть в Москве. Если, конечно, будут пустые места в поезде, который стоит на станции 5-10 минут. Впрочем, поездка в купейном вагоне ему была положена по должности.

Кузнецов также распорядился о доставке Льва в Бологое ночью в день отъезда.

Был уже конец марта, снег ещё лежал под заборами валдайских улиц, но днём прогревало, и дороги уже были чистые, без опасности гололёда, поскольку до нуля градусов температура ещё не опускалась.
Пантелей под вечер подъехал на газике Зотимова под окна и посигналил. 

Лев уже был готов, он надел меховую куртку, шарф, шапку, схватил чемодан и пошёл к выходу.

Пантелей сосредоточено сидел за рулём, он терпеливо смотрел, как Лев садится, кладёт чемодан сзади и закрывает дверь.

- Лёва, на хрена тебе Бологое, днём спокойно сел бы в автобус и к вечеру был бы в столице нашей Родины, на хрена?..

- Патя, я люблю полежать в дороге, поспать, вытянуть ноги, попить чай, - улыбаясь, ответил Лев.

- Сибарит ты, - ворчал Пантелей, дорога от озера шла вверх, Пантелей следил, как берёт резина покрышек подъём на ночной зимней дороге.

Наконец выбрались на шоссе, Пантелей немного успокоился, но всё же сказал:

- До Бологого поливать 60 километров, Едрово, Выползово, как тебе Кузнецов разрешил, ума не приложу. Обратно бери билет до Лыкошино, это дорога на Боровичи, намного ближе.
Лев знал, что на станции Лыкошино половина хороших поездов просто не останавливается, но промолчал.

В Бологое были во втором часу ночи, через сорок минут Лев сел на поезд Мурманск - Новороссийск, он забрался на свободную верхнюю полку купе, стараясь не потревожить спящих соседей, он знал, что в половине седьмого утра он будет в Москве. 

Утром он проснулся рано.
Лёжа на койке в купе и наблюдая, как мимо вагонного окна стремительно проносятся подмосковные пригороды, Лев опять ушёл в свои размышления…

…Он любил приезжать в Москву.
Так получилось, что преддипломная практика, дипломная работа и предзащита были в Москве, а это - полтора года студенческой, университетской жизни.

Жил Лев со своим сокурсником Гариком Рабиновичем в общежитии, на углу Ленинского и Университетского проспектов, на одиннадцатом этаже, в комнате на четверых.

Компаньоны у двух евреев были интересные - Рамадан Ходжа из Албании и китаец Ван. Полное имя китайца Лев так и не запомнил. Они звали его Ваня, и он добродушно отзывался. Лев так и запомнил Вана сидящим на подоконнике в коридоре с книжкой в руках. В комнате китаец учиться не мог, поскольку там вечно был балаган. Евреи расписывали пульку в преферанс с соседями или ругались с Рамаданом, который был ярый антисоветчик. Он этого не скрывал. Лев никак не мог понять, что хочет Албания от СССР. Рамадан учился в университете Дружбы Народов.

Работа была в Мытищах, это с Ярославского вокзала, вот каждый день, в набитом автобусе до метро "Октябрьская", что в начале Ленинского проспекта, затем на метро до Комсомольской площади, где три вокзала - Ленинградский, Ярославский и Казанский.

На перроне Ярославского вокзала Лев с Гариком покупали горячие пирожки с мясом и кофе в картонных стаканчиках.
Затем они дремали в электричке до Мытищ, где на территории вагоностроительного завода их ждал ангар, в котором стояла установка - макет фотонейтронного генератора для отбивки водонефтяного контакта в скважинах.

В огромной трёхметровой высоты металлической бочке- цистерне была налита вода, а сверху её была налита нефть. В центре бочки была вварена труба, в которую во время экспериментов краном опускалась установка - бетатрон на 30 Мэв и схема регистрации нейтронов, которые создаются  при бомбардировке ускоренными электронами воды или нефти.

Согласно теоретическим расчётам выход фотонейтронной ядерной реакции от воды и нефти должен быть разным, это позволяло геофизикам при прохождении в скважине на разных глубинах не только определять воду и нефть, но и фиксировать глубину погружения по моменту, когда вместо воды начинается нефть.
Работа была интересная, и ребята пропадали в Мытищах целыми днями. Многократное измерение количества или, как говорят физики, выхода нейтронов при разных режимах работы бетатрона, схемы регистрации при контактах как с водой, так и с нефтью и было задачей дипломантов.

… Товарищ, чаю хотите? - спрашивала проводница. - Скоро Москва…
Через полчаса ровно по расписанию в 6.25 утра Лев ступил на перрон Ленинградского вокзала и пошёл на выход.

Чемодан он оставил в камере хранения и остался с сумкой с документами, сопроводительными письмами и небольшой суммой денег.
Лев вспомнил о своём дипломном проекте, потому что контора "Изотоп" находилась тоже на Ленинском проспекте.

До открытия конторы «Изотоп» было несколько часов, и Лев поехал в центр, на улицу Горького и Красную площадь.

День выдался на редкость удачный - чистое небо, слабый ветерок, центр Москвы абсолютно свободный от снега.
Лев вышел из метро на станции "Маяковская" и пошёл по улице Горького вниз к Красной площади.

Когда Лев вошёл на Красную площадь, было почти 8 утра. Из ворот Кремля вышел почётный караул и пошёл, чеканя шаг, к посту № 1 у входа в Мавзолей. Ровно в 8 часов раздался бой курантов на Спасской башне, и солдаты начали отработанный ритуал смены караула.
Ещё будучи студентом, Лев посетил Мавзолей, где покоились два тела - Ленина и Сталина.
Поразили большие руки Сталина, лежавшие на мундире. Поражала мощь власти, поражало провидение грузина, который хорошо понимал механизмы власти.

Сталин ( Джугашвили ) был соратником или современником тех, кто уничтожил власть монархии, он рос как политик, как лидер во времена Гражданской войны, во времена, когда его партия пыталась создать новую экономическую систему, боролась против влияния религии, наконец, ему удалось расправиться с оппонентами и подавить ценой жесточайших массовых репрессий любое инакомыслие, и, тем не менее, он понимал то иррациональное, что необходимо народу - наличие верховной силы, которая думает о тебе и за тебя.

Создать образ мудрого, но мёртвого вождя, не похоронить его и положить в Мавзолей, и это в двадцатом веке, в 1924 году, стать его продолжателем, наместником - вот это идея, вот это комбинация - Капабланке с Ботвинником делать нечего!
Каждый раз, когда Лев бывал на Красной площади, его охватывал почти мистический страх перед мощью государства…

Было ещё что-то ритуальное, когда Лев приезжал в Москву.
Это кафе "Огни Москвы" на самом верху гостинницы "Москва".

Лев пересёк Красную площадь и подошёл к гостиннице "Москва". Он нашёл лифт и поднялся на самый верх.
Утром в кафе народа почти не было. Лев заказал творожную запеканку, сметану, кофе и фирменную выпечку.
Он сел так, чтобы можно было видеть Москву.

Москва сохранила старые названия рек, улиц и районов, это было приятно. Можно перечислять бесконечно, например, реки Городня и Сетунь, районы Чертаново, Марьино, Капотня, Лубянка, улица Яузская или улица Матросская Тишина…

Лев позавтракал, расплатился и пошёл в метрополитен, пора в контору "Изотоп".
Он настраивался на переговоры, задач было несколько. Прежде всего, Лев хотел наладить полную дозиметрию по нейтронам. Полную, то есть дозиметрический контроль нейтронной активности не только в хранилище и в рабочем зале, но и в поле, на выезде.
Гидрологи не жалели денег, и в заявке, подписанной директором института Урываевым и главным бухгалтером значились портативный и стационарный нейтронные дозиметры, а также подтверждалась заявка с точной датой поставки короткоживущего изотопа Йод - 131. С его помощью гидрологи намеревались провести в окрестностях Валдая эксперимент по определению очень малых скоростей движения воды, что важно при изучении движения застойных вод и болот.

В конторе Лев провёл несколько часов, он оставил заявку, смог там пообедать в соседней столовой. Договорились, что Лев заедет за документами через день.

Ночевать Лев собирался в гостинице " Останкино", о чем была сделана предварительная договорённость.

А пока он решил посетить выставку достижений народного хозяйства - ВДНХ.

Когда Лев вышел из метро "ВДНХ", уже было больше трёх часов пополудни. Он пожалел, что поехал на выставку, надо было сразу в гостиницу, взять номер и отдохнуть, уткнувшись в телевизор.
 
Но когда он подошёл к монументу " Рабочий и Колхозница" Веры Мухиной, силы прибавились. Лев знал, что эта работа является эталоном социалистического реализма, что она создавалась в тридцатые годы, годы рывка СССР, время репрессий и подготовки к страшной войне…
Он постоял около монумента, который освещался боковым уходящим солнцем и от этого казался более рельефно, величественнее. Лев любил трудиться, и этот апофеоз труда был ему по нутру… 

Он перешёл проспект Мира и вошёл в главный вход Выставки, под арку.

Уходящие посетители шли ему навстречу, он шел к белому зданию с колоннадой – к Главному павильону, увенчанному многометровой башней, на которой стоял скульптурный ансамбль «Колхозница и Тракторист» со снопом пшеницы над их головами.

Обогнув Главный павильон, Лев прошёл фонтаны - фонтан
"Дружба народов" и фонтан «Каменный цветок», сооруженный по мотивам сказов Бажова. После Петергофа под Ленинградом, в котором Лев бывал неоднократно, его было трудно удивить фонтанами, тем более, что фонтаны Выставки молчали по причине зимнего времени.

Лев обошёл экспонаты Павильона Космонавтики и уже собирался на выход, как услышал из боковой аллеи женский голос, усиленный мегафоном.

В глубине аллеи, около Рыбацкой деревни стоял полуоткрытый автобус, небольшой, человек на 15. Около него стояла молодая женщина, в руках у которой был мегафон. Короткая юбка с широким поясом, тонкий свитер под кожаной утеплённой курткой подчёркивали её стройную фигуру.

- Последняя на сегодня обзорная экскурсия по Выставке. Торопитесь… Угодья Выставки в лучах уходящего солнца…
История, богатство и будущее Выставки и все за сорок минут.

Лев подошёл поближе, что-то было в её голосе, в интонациях, что-то притягивало его. Он подошёл к автобусу, пытался поймать её взгляд, но она не обращала на него никакого внимания.

- Последняя на сегодня обзорная экскурсия по Выставке.
Торопитесь… Вы узнаете, кто создал Выставку, планы её развития, отдохнёте около её водоёмов, увидите Ботанический Сад и всё за сорок минут…

Лев вошёл в автобус, сидело всего несколько человек, парочка влюблённых устроилась на заднем сиденье.
Ждать пришлось недолго. Через несколько минут она вошла в автобус, легко подымаясь по ступенькам, и сказала шофёру:

- Поехали, Стёпа, заводи.
Она села на высокий стульчик в пол оборота к аудитории и по направлению движения, подождала, пока автобус тронется, взяла микрофон и повернулась так, что Лев мог увидеть её лицо.

Лев сидел близко от входа, он увидел большие серые глаза,  лоб, который прикрывала небольшая чёлка, а за нею пышные каштановые волосы, перетянутые резинкой. Одну ногу она чуть отставила по ходу движения.

- Здравствуйте, - сказала она, чуть улыбаясь, - меня зовут Белла. Я расскажу Вам об истории создания Выставки, об её структуре, мы будем ехать потихоньку и часто останавливаться.

Итак, начинаем.

Открытие выставки состоялось 1 августа 1939 года. Первые посетители вошли через арку, построенную по проекту архитектора Полякова в традициях древнеримских триумфальных арок.

При входе на Выставку уже тогда была установлена 24 метровая скульптурная группа «Рабочий и колхозница» скульптура Веры Мухиной. Но немногие знают, что идейный замысел скульптуры принадлежал архитектору Борису Михайловичу Иофану, победившему в конкурсе на строительство советского павильона на Всемирной выставке в Париже в 1937 году.
На Выставке в Париже скульптура была установлена на высоком постаменте. Общая высота сооружения достигала
100 метров.
У архитектора ещё во время работы над конкурсным проектом родился образ монументальной скульптуры, юноша и девушка, олицетворяющие собой хозяев советской земли - рабочий класс и колхозное крестьянство. Они высоко подымают эмблему Страны Советов - серп и молот.
На скульптуру был объявлен конкурс, и его выиграла скульптор Вера Игнатьевна Мухина. Сегодня  - это эмблема " Мосфильма ".
Это один исторический факт.
А второй - необходимо отметить, что первоначально история «Главной выставки страны» началась с обращения Второго Всесоюзного Съезда колхозников-ударников в центральные органы коммунистической партии и правительства с просьбой об организации в Москве Всесоюзной сельско-хозяйственной выставки.
Просьбу удовлетворили, и был создан Главный выставочный комитет. Это было в феврале 1935 года.
Всё создавалось с большим размахом - Всесоюзная сельскохозяйственная выставка стала и своеобразным вкладом в архитектуру столицы. Выросший на ее северной
окраине целый выставочный город площадью в 136 гектаров включил в себя пруды, парки, опытные участки, 250 всевозможных строений.

Посевы и насаждения, занимавшие около 20 гектаров, представляли сельское хозяйство всего Советского Союза. Около 600 сортов различных культур высеяли на одном зерновом участке. Удивительную картину представлял собой выставочный сад: в нем было высажено около 10 тысяч растений. Среди них – 600 сортов плодовых и ягодных культур, богатейшая коллекция мичуринских сортов. На участке технических и южных теплолюбивых культур посетитель видел посевы хлопка, риса, свеклы, льна, конопли, табака, кенафа, каучуконосов, хмеля. Всего на открытых участках экспонировалось 260 культур свыше 3 тысяч сортов.

Архитектурный ансамбль Всесоюзной сельскохозяйственной выставки создали архитекторы Щуко, Гейльфрейх, Поляков, Чечулин, скульпторы Коненков, Мотовилов; монумента-листы А.Дейнека, А.Бубнов, П.Соколов-Скаль и многие другие. Под руководством главного архитектора Чернышева работало более двух тысяч профессионалов и народных мастеров.

Колхозный строй только укреплялся, надо было показать стране примеры труда и быта в новых условиях.

Одним из разделов выставки 1939 года стал раздел «Новое в деревне». Он раскинулся на участке площадью 12 га. Здесь демонстрировалась новь советской деревни. По типовым проектам, рекомендуемым для массового строительства, были возведены: сельсовет, правление колхоза, машинно-тракторная станция, животноводческие фермы, колхозный клуб, школа, родильный дом, детские ясли. Особый интерес
был к яслям, ведь деревня не имела о них понятия.

- Здесь мы сделаем остановку автобуса, - сказала Белла и продолжала, - и Вы можете выйти и посмотреть Выводной Круг, на который выводили образцы десятков лошадей орловской, русской рысистой, советской тяжеловозной пород, крупного рогатого скота…

Все вышли посмотреть конюшни, а экскурсовод открыла сумку, вытащила термос и стаканчик. И стала пить маленькими глотками кофе.

Лев не стал выходить, он сидел на месте и смотрел на неё.

Она заметила его взгляд и недовольно спросила:

- А Вы почему не пошли с ними?

- Я набегался сегодня и потом, знаете ли, даты, которые Вы назвали…через месяц после открытия Выставки началась Вторая Мировая война…

- Это верно, война началась не 22 июня 1941 года. 1 сентября
1939 года Германия напала на Польшу.

- Не будем об этом, Вам надо отдохнуть, ведь это последняя лекция сегодня, не правда ли?..

- Да, верно. А Вы откуда?

- Меня зовут Лев. Я из Питера… Вернее сейчас я на Валдае, после университета первое место работы…

Белла увидела, что люди возвращаются, и тихо добавила:

- Потом продолжим…

Она села на стульчик, подождала, пока все усядутся, и сказала:

- А сейчас Вы увидите наши поля, пруды и Ботанический Сад.

…Смотреть цветочные галереи они уже выходили вместе, и, когда они вернулись в ту точку, от которой экскурсия начиналась, у Льва с Беллой уже установился незримый контакт.
Автобус опустел, Белла со Львом медленно пошли по опустевшей аллее. Они молчали.

Лев последний раз был с Верой два месяца назад. Белла волновала его, но он не торопился. Он всегда умел держать себя в руках наедине с женщиной, он как бы ждал, пока градус обоюдного желания поднимется до такой отметки, когда она не выдержит…

Аллея куда-то повернула и, когда вдали показалась скамейка, они, с трудом сдерживая волнение, сели и начали целоваться, как ненормальные. Они молчали, только, когда Лев стал добираться руками слишком далеко, она очнулась и, с трудом выравнивания дыхание, прошептала:

- Не здесь, только не здесь…

Уже было совсем темно, и Лев не стал останавливаться, он довёл Беллу до того прекрасного мгновения, когда женщина разряжается, хотя это было непросто в уличных зимних условиях.

…Белла привела себя в порядок и сказала почти шепотом:

- Спасибо, у меня уже год никого не было. Очень хорошо, поехали ко мне.

Они сели на метро и долго ехали в какое-то Чертаново, в район новостроек. Только, когда она открыла обшитую входную дверь квартиры, Лев вспомнил, что его чемодан остался в камере хранения на вокзале.

- У меня всё есть, не волнуйся, иди ко мне, - тихо сказала Белла, подходя к нему.

…Провести целую ночь с активной женщиной - для Льва это было первый раз в жизни. Он очень старался, под утро  проснулся поздно, опустошённый, с какой-то лёгкостью в теле.
Беллы уже не было, на столе лежала записка.

" Лев!
Я ушла на работу. Завтрак на кухне. Ключи отдашь соседке.
Надеюсь вечером увидеть тебя. Мы пойдём в театр. Мне было с тобой очень хорошо, хотя всё произошло так быстро, что и не верится.
Белла."

… Они провели вместе ещё три дня.

Студентка Ли - это была студенческая общага, это было впервые, мощно, но одномоментно. С Верой уже была какая-то система, но Вера никогда не оставалась на ночь.
Проснуться ночью, и ощутить рядом горячее тело обнажённой женщины, это было совсем другое.
К концу командировки они сломали кровать, и Лев понял, почему от Беллы ушёл муж.

Ушёл, как она говорила, без объяснения причин.
Но Лев понял из её слов, что муж её заболел и попал от физического и нервного истощения в  постоянный диспансер, в тот самый, в котором  рано или поздно оказывается мужчина, если его потенциал оказывается намного ниже, чем требует от него такая постоянная партнёрша, как Белла.

9. ЛЕТО.

Зима прошла, отшумели паводки, Валдайское озеро открылось во всей своей мощи и красоте.

Валдайская гидрологическая лаборатория оживилась, заработали экспериментальные установки, на которых гидрологи делали свои кандидатские и докторские диссертации, а также учили студентов, которые приезжали на практику со всего Союза.

К 15 июня должен прибыть радиоактивный йод -131, нужно было выбрать место, подготовить и разметить створ лесного ручья, где будут проходить измерения малых скоростей течения воды.
Лев разрабатывал также НИР по определению влажности почво-грунтов с помощью нейтронов.

Работы было много. Ленинградцы стали приезжать в длительные командировки.
С одним из электронщиков - высоким, атлетического сложения парнем по имени Миша Медведев, Лев освоил азы спортивной гребли.
Когда Лев пошёл с Мишей на склад, куда когда-то зимой его водила Вера, Миша сразу подошёл к висящей байдарке, стал гладить её, как живую, и сказал:
- Лёва, это то, что надо, обработаем борта, где надо - пошкурим, покроем лаком и …на воду.   

Миша был профессиональный гребец, без него Лев бы побоялся бороздить просторы Валдайского озера на таком утлом судёнышке.

Байдарка  - интересное плавательное сооружение. 
По энциклопедическому словарю байдарка - это "спортивное или туристское гребное судно, в котором гребец сидит лицом вперед по ходу движения и использует весло с двумя лопастями. В зависимости от назначения различают байдарки спортивные, прогулочные, туристские и для гребного слалома".

Действительно, каждый, кто хоть когда-то сидел в лодке, которая управляется вёслами вручную, помнит, что гребец сидит спиной к направлению движения.
Прекрасные виды академической гребли, все эти одиночки, четвёрки, восьмёрки - все гребут сидя спиной к направлению движения. Поэтому в этих командах есть рулевой, который сидит лицом вперёд по ходу движения и отвечает за то, что лодка не рыскает, а движется по оптимальной линии.  В академической гребле у гребцов ещё и подвижные сиденья.
Нет, байдарка - это совсем другое судно. Оно вообще было не деревянное - карбон, стекловолокно, пушинка, меньше 18 килограмм весом, а берёт на борт двух мужчин до 80 килограмм каждый. До пяти метров длиной, меньше, чем полметра шириной, красота… И каждому гребцу в руки одно весло с двумя лопастями.
 
Но поначалу было очень страшно. Это не по каналам Центрального Парка и Отдыха имени Кирова или по Малой Невке в Питере воду месить, Валдайское озеро - огромное озеро, где ветер и волна приличные.

Второй гребец упирает ноги в палку, которая через канатик управляет рулём. Первый гребец просто работает вёслами,
повернуться на ходу или встать он не сможет - перевернёмся.

Держать лодку только поперек волны, иначе перевернёмся. Высота лодки - 25 см, при полуметровой волне сбоку утонем к чёртовой матери.

" Надо взять черпачок, будем выгребать, но ни в коем случае не застёгивать чехол - не вылезешь при перевороте," - учил Миша.

Прежде всего, Миша стал учить Льва вылезать из лодки при переворачивании, он специально резко поворачивал корпус тела на такой угол, что лодка переворачивалась. При этом нужно было бросить весло, чётко оттолкнуться от днища лодки, вылезти из неё, уйти на глубину и выныривать, а температура воды 16-17 градусов, а ведь надо ещё поймать весло и вплавь отбуксировать лодку к берегу.
Да и сесть в байдарку сложно, с пирса легко, а где его взять на озере.
Нет, высокий пирс был для корабля, который по выходным возил туристов. Ребята с разрешения капитана, Пантелей их познакомил, приделали под пирсом лесенку и пару досок, с которых они могли сесть в лодку.
Льву байдарка чем-то напоминала велосипед, ведь он тоже без движения клонится набок, ногу не выставишь - упадёшь.
Так и с байдаркой, без движения необходимо класть на воду лопасть весла, в одиночке в обязательном порядке, в двойке легче - два человека два весла кладут на воду с разных сторон - можно стоять, только поперек волны.

А пройдёт моторка с мощным мотором, да близко, или корабль…

Но научишься, начинаешь получать огромное удовольствие, скорость высокая, выше 10-15 километров в час, только грести надо мощно и синхронно, поэтому второй всегда подлаживается под ритм первого…

Но однажды они попали в хороший переплёт.

Всегда, когда они выходили "в море", как шутил Миша, он садился вторым, то есть, он не только грёб, но и рулил ногами. На этот раз Лев упросил Мишу поменяться, Миша сел первым, а Лев - вторым.

Погода была хорошая, ветер - слабенький, и Миша согласился. Поначалу всё было нормально, курс держали на гидрометпост, как раз на середине первого плёса.
Когда дошли до поста, а это два километра от берега, Миша скомандовал на разворот, и они стали широко огибать пост, разворачиваясь обратно. Хочешь, не хочешь, а при развороте какое-то время волна бьёт сбоку. К тому же ветер резко усилился и пошёл сильный дождь.
Лев увидел прямо рядом с собой волну и дрогнул, нажав при этом более резко ногой на планку управления рулём. Тросик соскочил, и они оказались без руля.
Миша матерился, а Лев пытался вернуть тросик на место, делая такие наклоны, которые явно не понравились лодке.
Боковая волна, Лев копошится в лодке, а Миша даже не может повернуться.

Положение было критическое. Миша кричит, командуя, перекрывая шум ветра и дождя:

- Лев, плывем без руля, старайся держать курс лодки веслом.

- Лев, ты больше не гребёшь, понял?.. только рулишь веслом.

Кое-как развернули байдарку по волне, пришлось идти не к пирсу, а много левее.

- Лев, - кричал Миша, - держи курс только поперёк волны, около берега повернём.

Миша заработал веслом один, как на финише, мощно и ровно, на дождь не обращали внимания, и так были полностью мокрые.
 
Подойдя почти к берегу, развернули лодку и молча и медленно поплыли к пирсу.

Уже дома, переодевшись и попивая чай с малиновым вареньем, Миша улыбнулся и, глядя на сконфуженного Льва, сказал:

- А ты молодец, не струсил, делал всё что надо. Только нельзя бить ногой по планке, надо держать руль в натяг и управлять плавно. Больше мы так далеко заходить не будем и надо брать спасательные круги, правда их и класть - то некуда в спортивной байдарке, будем искать спасательные жилеты.
…Впрочем, был ещё один вид спорта, в котором ужё Лёва давал фору Мише - это баскетбол, страсть Льва ещё с детских лет.
В университете Лев был в основном составе первой сборной, имел первый разряд, и на Валдае сразу стал играть за город.

Но поиграть в баскетбол они не успели.

Утром в Изотопку вошёл Зотимов, он поздоровался, оглядел
всё вокруг и сказал довольно мрачно:

- Пойдём, Лев Григорьевич, Кузнецов вызывает.

 - А в чём дело? - настороженно спросил Лев.

- Понятия не имею, сейчас узнаем, спокойно…- ответил Зотимов.

Лев стал уже думать, может Белла из Москвы звонит, она же чокнутая, может и разболтать, как они кровать сломали.

Но опасения его оказались напрасны.

Кузнецов усадил их обоих, приветливо поздоровался и сказал:

- Николай Кузьмич, Лев Григорьевич, обратились ко мне метеорологи из Новгородской области, просят помочь в одном деле. Слава о нашей Изотопке дошла до них. Просят помощи.
У них по Новгородской области установлена сеть радиоактивных снегомеров. Зима прошла, надо на летний период забрать изотопы, заменить что-то из электроники, а инженер у них на станции заболел, просят подсобить. Что скажете?
И они оба уставились на Льва.

- А сколько точек? - спросил Лев, чтобы выиграть время.

- Не знаю точно, - ответил Кузнецов. - Пять или шесть.
  Вот номер телефона, можно всё узнать.

Он посмотрел на лица Зотимова и Льва и сказал:
- Знаете что, Вы позвоните им, поговорите, подумайте и завтра дайте мне ответ, хорошо?

Уходя, Зотимов задал ещё вопрос:

-  А как перемещаться по области, небось радиоактивные точки не на центральных площадях колхозов установлены? - спросил Зотимов.

- Нет, они богатые ребята, у них вертолёт свой.

- Николай Кузьмич, я никогда не летал на вертолёте, я хочу, - сказал Лев, не долго думая, когда они вышли от Кузнецова.   

- Лев, ты как маленький ребёнок. Это не просто полетать, это - экспедиция, которая не была нами запланирована. Ты понимаешь? Одному тебе ехать нельзя. Закрывать Изотопку в разгар летнего сезона… Расскажи своим и после обеда я к Вам зайду. А пока я позвоню по телефону метеорологам в Новгород, - и он показал на листок, который ему дал Кузнецов.

Лев пришёл в Изотопку и позвал Ирину и Костю в дозиметрическую.

- Дети мои, - хитро улыбаясь, спросил Лев, - кто из Вас летал на вертолёте?
- Я летал в армии, - хмуро сказал Гадаев, - а что случилось?

Лев рассказал о предложении Кузнецова.

- Ничего хорошего в этом нет, своей работы полно, опять же гробануться можно, - хмуро рассудил Гадаев.

- А я никогда не летала, ни на самолёте, ни на вертолёте, -
- мечтательно сказала Ирина.

- Ладно… подождём, с чем придёт Зотимов, - сказал Лев.

Но Ирина добавила:

- Вам, Лев Григорьевич, одному на наши поля никак нельзя, вертолёт - это хорошо, но точки ещё надо найти, работать на них, дорог нет, комары, а где питаться? Если вы полетите, то я тоже.

Лев благодарно посмотрел на неё и сказал только:

- Спасибо, Ира.

… После обеда Зотимов пришёл в Изотопку и сказал:

- Из телефонного разговора я понял, что снегомерных точек по области - пять. Изотоп - кобальт - 60. Активность каждого излучателя - два милликюри. Это много или мало, Лев?

Лев и Ирина переглянулись. Это был как раз тот изотоп, который Лев выбрал для примера в своей короткой лекции Ирине до поездки в Москву.

- Нет, это не много, - немного подумав, ответил Лев. - Всё зависит от времени, которое придётся проводить в работах с ним, и от степени защиты.
Бета - излучение кобальта опасно в случае, если источник испорчен, разгерметизирован, тогда мы имеем дело с открытым радиоактивным источником, то есть возникает возможность его попадания внутрь организма через руки или при дыхании.

Хотя навряд ли там жидкий раствор… Скорее всего там проволока…
Если излучатель не ударяли, не разломали ампулу из алюминия, то мы имеем дело с находящимся в ампуле кусочком кобаниковой проволоки - гамма-излучателем, действие которого на организм похоже на действие всем нам знакомого рентгеновского аппарата, то есть чем меньше времени мы находимся в зоне его облучения, тем лучше.
С помощью дозиметра надо точно найти место, где излучатель закопан, быстро откопать его и положить в свинцовый контейнер для гамма - источников. Контейнер отнести в вертолёт. Всё…

Зотимов молча выслушал Льва, внимательно поглядывая на Костю и Ирину. Затем он продолжал:

- У метеорологов есть очень большого масштаба секретные карты местности с точным указанием места установки каждого радиоактивного снегомера. Вертолет сбрасывает группу на точку и улетает по своим делам, группе даётся время для конкретной работы, и, когда все закончено, вертолёт возвращается, забирает группу и перевозит её на следующую точку.
Площадь, на которой установлен снегомер, огорожена проволокой и закамуфлирована под геодезический знак.
Изотоп закопан не глубоко в землю, чтобы случайно его не смыло дождём, паводком или не украли дети или животные. Детектор, схема регистрации и автоматическая передающая радиостанция установлены на вышке и находятся на высоте около 3 метров над землёй.

Забрать надо только изотоп. Перед началом зимы он вернётся на своё место, при этом сменят батареи на свежие, электронику проверят, откалибруют в снегосодержании и запустят на автоматический режим для передачи данных о толщине снежного покрова несколько раз в день на центральную метеорологическую станцию в течение зимы.
Что говорим Кузнецову, Лев Григорьевич? - закончил Зотимов.

- Нет, слишком всё это быстро, надо подумать… От них будет кто-нибудь?

- Проблема в том, что вертолёт маленький, много людей не возьмёт. Я ещё узнаю детали поточней. Я бы сам тряхнул стариной и полетал по области, - сказал Зотимов. - Вы пока подумайте, а завтра с утра продолжим обсуждение. Отказываться не очень хорошо, по радиолокационным делам мы и так часто просим их содействия и помощи.
Зотимов ушёл.

- Я так понял, что по электронике там делать нечего, так, Лев Григорьевич? А вот свинцовый контейнер и рацию связи с вертолёта до точки и обратно носить придётся, - сказал Гадаев.

-  А какой вес контейнера, у нас есть такие? - спросила Ирина.

- Не торопитесь, - сказал Лев. - Узнаем, подумаем, никто ещё никуда не летит. Надо посмотреть по каталогу " Изотопы " что это за источник активностью 2 милликюри кобальта - 60 и в каком контейнере они поступают, займись этим, Ирина, хорошо?
А я пойду сам им позвоню, как говорится из первых рук.

…Только когда Лев поговорил с Новгородом, и задача стала ему ясна полностью, он согласился на сбор изотопов.

Он узнал, что на вертолёте будут контейнеры для отдельной транспортировки каждого излучателя. Это было важно, чтобы не подвергаться суммарному облучению.
Его задача - найти с помощью дозиметра пять излучателей, извлечь их, быстро локализовать излучатели и погрузить на борт вертолёта.
Вертолёт достаточно крупный, Ми-8, надёжный, но транспортный, взять может только двух человек и контейнеры. Доставку контейнеров в Новгород - дело пилота, он принимает изотопы под расписку и дело сделано.
Снегомеры установлены по всей области, точные места пилоту известны.
Лев согласился взять с собой Ирину при условии, что в момент раскопки, извлечения изотопа и его укладки в контейнер он будет один.

Ирина радовалась, как маленький ребёнок.

- Лев Григорьевич, надо взять фонарь, маленькую палатку, пусть рацию дадут, консервы, картошки набрать, у меня есть сушёные грибы, из них можно сделать прекрасный суп, примус, - затараторила она.

Льва больше волновала надёжность полевого гамма - дозиметра, " без него будем, как слепые котята и надо не хватануть дозу", от дождя его надо закрывать, батареи запасные взять, опять же лопатка сапёрная, сапоги, перчатки, респираторы, аптечка, спирт, что там ещё…

- И если места отдалённые, дремучие, оружие не плохо бы иметь, так не положено, - подумал вслух Лев.

- У мамани есть пневматический пистолет, от бати остался,
возьмём потихоньку, никто не узнает, - прошептала Ирина, -
если применить придётся, оправдаемся.

- Ну, Ирина, с тобой не пропадёшь, - только и сказал Лев.

Вся работа была рассчитана на пять дней - каждый день по
одной точке и перелёт. Утром вертолёт сбрасывает на точку, утром следующего дня забирает контейнер и перевозит их на следующую точку.
Можно было извлекать изотоп при работающем вертолёте, но Лев отказался, он не хотел спешки, он знал - радиация халтуры не любит, все надо делать продуманно и с наименьшими потерями.

Впрочем, анализ крови, особенно на лейкоциты, Лев сделал сам и Ирину заставил. После сбора изотопов, сделаем анализ снова.

10. СНЕГОМЕРЫ.

И вот настало утро, когда на футбольном поле за Валдайской Гидрологической Лабораторией плавно опустился вертолёт и, не выключая винтов, ждал, пока Лев с Ириной, тяжело нагруженные рюкзаками, побежали к открытой двери.

Дверь закрылась, вертолёт постоял на месте и незаметно, мягко оторвался от земли, которая стала уходить за окном, уменьшаться в размерах, в косом ракурсе оказались вода озера, Лаборатория, домики, шоссе, и они полетели на первую точку. 

Ощущение было великолепным, первые минуты Лев с Ириной привыкали к полёту, у Льва был большой опыт самолётов, но это было совершенно что-то другое.

Через двадцать минут вертолёт начал снижение, вышел второй пилот, он подвёл Льва к заднему борту и показал на пять контейнеров, закреплённых вдоль борта.

- Возьми первый контейнер, парень, - крикнул он, перекрывая шум двигателей. - Вечером доложи по радио на центральный пост метеорологов, как у тебя дела, если всё по плану - завтра в 9.30. мы будем здесь.

- Где мы сейчас? - спросил Лев.

Первая точка - 500 метров от реки Пола, далеко не уходите, мы выйдем прямо на точку, здесь удобно садиться.
Мы около Парфино и Старая Русса рядом…

Вертолёт снижался, наконец, он мягко сел, пилот открыл дверь, Лев спрыгнул, принял от пилота контейнер и поставил его на землю, затем они взяли рюкзаки и, не оттаскивая багаж в сторону, чуть отошли и подождали, пока большая машина поднялась и, набирая высоту, ушла куда-то на восток.

Когда шум вертолета погас за лесом, пришли звуки природы,
Лев с Ириной остались одни.

Вертолёт посадил их в 50 метрах от деревянной пирамиды, похожей на геодезический знак. Лев понял по описанию, что это и есть радиоактивный снегомер.

Он уже сделал движение в сторону Знака, но Ирина остановила его.

-  Нет, Лев Григорьевич, сначала надо устроиться, неровен час - пойдёт дождь, сначала палатка, обустройство, а затем уже Вы командуйте.
- И знаешь, Ирина, нам нужна вода, после изъятия изотопа  на всякий случай нужно будет сделать дезактивацию и проверку на заражение, понимаешь?

- Поле большое, давайте дойдём до леса, там может быть вода, оставим контейнер, никуда он не денется, только пометить надо место, - сказала Ирина и воткнула в землю рядом с контейнером жердягу, которая валялась рядом.
Они дошли до леса, взошли на пригорок и увидели внизу довольно крупную реку.

- Вот эта река и есть Пола, как думаешь? 

- Похоже…

Они нашли на пригорке полянку повыше, так, чтобы с реки не было видно, нарубили топориком, который Ирина вытащила из своего рюкзака, стойки для палатки.

Пока ставили палатку, стало жарко, скинули куртки, Ирина осталась в одной футболке. При работе и наклонах её острые холмики грудей ходили в разные стороны. Лев старался на неё не смотреть.

  Через десять минут палатка стояла и они положили рюкзаки в палатку.
Место было хорошее, до Знака - снегомера по полю было метров 200, до жерди, где они оставили контейнер - метров 100.

Лев вытащил дозиметр, сложил из алюминиевых составляющих полутораметровый щуп и навинтил на последнюю ступень цилиндр со сцинтилляционным детектором.
Надев ремень дозатора на шею, он включил питание и надел наушники.
Дозиметр привычно затрещал от космических лучей. Стрелка прибора медленно пошла вправо. Нормально, это был естественный радиоактивный фон, к которому человек привык и не замечает.
Пока он возился с дозиметром, Ирина обошла вокруг и собрала сушняк.

- Зачем костёр, примус есть, да и вообще, Ирина, давай дело
сделаем, а затем можно и отдохнуть, а?

- Нет, подождите, Лев Григорьевич, - сказала Ирина, - есть
предложение.

Она схватила топорик, ушла в лес и через несколько минут пришла с трёхметровой обтёсанной и довольно толстой палкой.

- Лев Григорьевич, если разместить грузы не в середине палки, а скажем на одной трети с вашей стороны, то вес будет в основном на Ваших руках, но всё равно ведь будет легче.
Давайте вместе оттащим контейнер к знаку, а потом вы извлекайте кобальт, а я пока сделаю обед. Идёт? 
- Хорошо, - только и сказал Лев.

Они надели сапоги, Лев повесил на плечо дозиметр и сумку со спецодеждой и инструментами. Они вместе взяли трёхметровую жердягу и пошли к контейнеру, который так и стоял на месте приземления вертолёта.
Контейнер  был пузатый, не очень тяжёлый, но Льву было приятно, что Ирина помогает.
Наконец, дотащили его до Знака, и Лев сказал строго:
- Всё, Ирина, иди к палатке, дальше я сам, помнишь во время моей лекции по изотопам мы договорились, тебе ещё рожать, никакого облучения, иди…

- Лев Григорьевич, так ведь и у Вас детей нету, да и старше меня Вы не намного. 

- Всё, Ирина, разговоры отставить, я - начальник, я скоро буду, не волнуйся. Да и в палатке разворовать всё могут…

- Хорошо, я отойду, но так, чтобы я видела и палатку, и Вас, хорошо?

- Хорошо, - ответил Лев и забыл о ней.

Он расстелил полиэтиленовую плёнку и закрепил её края  камнями от ветра. Затем он надел специальный халат, он был предназначен для лаборатории, в поле был неудобен, но это вскрытие излучателя в поле было первым для Льва, и он перестраховывался.

Затем он включил дозиметр и обследовал контейнер.

Фон не вырос, контейнер чистый. Тогда он нашёл в сумке плоскогубцы и, откусив проволоку, вскрыл пломбу на контейнере. Снял крышку и обследовал как внутреннюю сторону крышки, так и нишу, куда он должен будет быстро переложить ампулу с изотопом.

Не он укладывал излучатель в снегомер, можно было ждать любых сюрпризов. Например, алюминиевая ампула с кобальтом могла быть больше, чем ниша в контейнере. Придётся возвращать излучатель на место и заказывать другой контейнер. Не зря он так не любил спешки…

Он осмотрел конструкцию Знака, деревянная конструкция была прочной, конус с квадратом в основании, высота около пяти метров, на высоте трёх метров сооружено деревянное перекрытие с круглым отверстием в центре. На перекрытии стояло надёжно закрытое от снега и дождя оборудование. Лев знал, что там находится аккумулятор, схема регистрации излучения и обработки информации, там же и радиостанция.

"Странно, что всё это не разграбили, не разворовали, кто-то
здесь бывает, охраняет, " - подумал Лев.

Зотимов строго приказал - электроники не касаться, только изотоп.
Именно на перекрытии за стеклянной крышкой Лев увидел пакет счётчиков Гейгера, проложив мысленно вертикаль до земли, Лев понял, где зарыт излучатель.

Но, остальное - подскажет дозиметр.

Лев обошёл с включённым дозиметром Знак по периметру снаружи - всё тихо, никакого излучения. Лев зауважал разработчиков. Он нашёл место входа внутрь Знака, повозился с ключом у ржавого замка, но смог его открыть. Он отодвинул калитку на ржавых петлях и вошёл внутрь Знака.
Медленно совершая плавные движения щупом дозиметра, он стал подвигать щуп на вытянутых руках к воображаемой точке оси под счётчиками.
Дозиметр ожил, да так, что Лев был вынужден переключить чувствительность, загрубив дозиметр. Скоро он точно понял, откуда выходит поток гамма-излучения.   
 Но что интересно, интенсивность излучения резко падала при перемещении дозиметра на несколько сантиметров от воображаемого центра. Видимо, излучатель был не просто закопан, а находился в свинцовом цилиндре довольно большой длины. Так делают коллиматоры - устройства, когда Вы хотите получить сфокусированный узкий пучок излучения.
Лев несколько раз проверил это явление и с благодарностью ещё раз подумал о тех, кто разрабатывал полевые снегомеры.
Теперь можно было спокойно копать сбоку. Не рискуя попасть под пучок излучения.

Но вынимать придётся ампулу из свинцового коллиматора, а если заклинит, под пучком придётся вышибать.

Лев отогнал опасения и пошёл за сапёрной лопаткой. Одновременно он подтащил контейнер поближе.
Он положил щуп включённого дозиметра рядом и увеличил звук микрофона. Теперь щелчки он слышал без наушников и
они успокаивали его.
Он стал интенсивно копать, разрубая траву и откидывая червей.
" Вода близко, да и черви от излучения толстые", - пошутил про себя Лев, но стал копать ещё интенсивней.
 
Наконец лопатка нащупала что-то твёрдое, и дозиметр сразу затрещал сильней. Не сильно, Лев правильно копал, он подходил к коллиматору снизу. Ещё чуть-чуть, и он увидел остатки полиэтилена и сам корпус коллиматора. Это оказался свинцовый цилиндр сантиметров пятнадцать длиной, окапывая его сзади и с боков, он смог его даже шевельнуть, но чуть-чуть, он не хотел сбивать юстировку для установки перед зимой.

" Глупости, ампулу с изотопом надо же вынуть" - подумал Лев и подтянул контейнер ещё ближе.

Он быстро вытащил свинцовый цилиндр - коллиматор из земли, направляя его отверстие от себя, он сдёрнул с отверстия коллиматора кусок полиэтилена, перехваченный резинкой, которая чудом сохранилась в земле. Повернув коллиматор вертикально вниз, он принял на перчатку алюминиевую ампулу, встряхнув её, он услышал, как внутри стучит о стенки кобаниковая проволока, облученная в реакторе, и, не обращая внимания на взверевший дозиметр, скинул ампулу с перчатки в нишу открытого контейнера и закрыл его массивную крышку.

Дозиметр сразу благодарно затих.

"Ну, сколько я хватанул?" - подумал Лев. - " Ведь всего несколько секунд."

Он вернул свинцовый цилиндр - коллиматор на место, вернул землю и дёрн, траву, он не хотел, чтобы случайный путник что-то заметил. Несколько дней дождей, ветер, и черви вернутся обратно.

Он завинтил болты крышки контейнера, вытащил его за территорию Знака, общупал его дозиметром, показания были выше космического фона, но достаточно слабые.

Только теперь он посмотрел, где Ирина. Она сидела на куртке метров в тридцати и смотрела, как Лев работает.
Он сделал ей знак, разрешающий подойти.

" Пусть поучится ", - подумал Лев.

- Ну, вот и всё, - сказал Лев, показывая на закрытый контейнер. - Точка номер 1649 сделана.

Он сбросил перчатки, фартук на полиэтиленовую подстилку и провёл над ними щуп дозиметра.
Чисто… Он надел ремешок дозиметра на шею Ирине, дал ей в руки щуп, отошёл на несколько метров от контейнера и попросил, улыбаясь:

- Проверь меня, Ирина…

Она обошла Льва вокруг, поводила щупом и сказала, глядя на шкалу прибора:
 
-  Что-то есть, Лев Григорьевич. Вон 15 делений на первом диапазоне и динамик трещит.

- Это фон от естественной радиоактивности и от космиче-ских лучей. Нормально…Хотя длина пробега квантов жесткого гамма-излучения кобальта - 60 на воздухе довольно большая, десятки метров и более. Но в данном случае тихо, контейнер хороший… Давай собираться.

Они выключили дозиметр, закрыли на замок калитку Знака, сложили инструменты и спецодежду в сумку, надели контейнер и все причиндалы на жердягу и медленно пошли по неровному грунту поля к палатке.
Когда подошли к палатке, Лев залез в рюкзак, вытащил радиостанцию, произвёл несложные действия выхода на связь и, когда в наушниках раздался голос дежурной на центральном посту, поднёс микрофон ко рту и отчетливо сказал:

- Здравствуйте, говорит Лев Галицкий с Валдайской лаборатории. Снегомерная точка номер 1649 обработана. Ждём вертолёт завтра утром в 9.30. Как поняли, приём?

Получив ответ, он выключил радиостанцию и посмотрел на Ирину. 

- Лев Григорьевич, примус мощный, десять минут и всё будет готово.

Она посмотрела на часы и сказала:

- Еще три часа, а у Вас в Питере белые ночи, они здесь тоже чувствуются, предлагаю искупаться, а затем обед, а?..

- Вода ещё холодная, начало июня…

Она засмеялась:

- Я Вам открою секрет, мы всей семьёй - моржи, купаемся зимой при температуре воды 4-5 градусов, а сейчас градусов шестнадцать есть. Я Вас научу…
Как учил нас батя - никаких плавных переходов и промежуточных этапов. Новичок должен сразу войти в холодную воду и пробыть в ней не менее 10-15 секунд. Без одежды на открытом воздухе человек должен оставаться не более 3-4 минут: по-военному быстро разделся, окунулся, оделся. И это зимой, когда вокруг снег и лёд…

Она продолжала:

- Не надо растираться, организм сам должен отработать холод. Обтираться полотенцем тоже не следует. Пять минут спустя купальщика обдаст ударная волна жара — знак того, что холод отработан. В этот момент в кровь вбрасывается шоковая доза адреналина, наступает эйфория, легкое возбуждение. Ради этого и стоит купаться, стоит жить!
Закончив купание, необходимо вытереться насухо, растереть кожу, начиная от конечностей и двигаясь к груди, а затем одеться в сухую одежду.

Лев был мерзляк, его не прельщало купанье в холодной воде, что бы Ирина не говорила. Но стушеваться перед девушкой он тоже не хотел.

- Пошли, - буркнул он.

Берег реки Полы, на котором они расположились, был крутой. Ширина реки в этом месте метров 70. Противоположный берег был пологий. Красиво…

- Так и плавки не взяли, - Лев пытался сорвать купанье.

- Никого же нет, Лев Григорьевич, - засмеялась Ирина. - Вода глубокая, пока входим - не смотрите, а в воде не видно…

Они спустились по крутому склону, покрытому кустами, к воде.
-  Я - направо, Вы - налево, раздеваемся, когда я буду в воде, я крикну.

Лев повернул налево и честно не стал смотреть.
Ирина сбросила одежду, забелев тонким, высоким девичьем телом, она смело вошла в воду.
Течение было ощутимым, чтобы её не снесло, она поплыла навстречу течению.

- Ну, смелей, несколько движений и в воду!

Лев, ругаясь про себя, разделся и, осторожно ступая, пошёл в воду. Он заметил, что Ирина, не стесняясь, смотрит на него.

" Вот чертовка, " - подумал Лев и нырнул в холодную воду.
Сделав несколько размашистых движений кролем, он подплыл к ней.

- Я и не знал, что ты - моржиха, - смеялся он, смело глядя на неё.

Солнце было так расположено, что вода не могла закрыть её обнажённое тело. Широкие девичьи плечи, холмы грудей и острые соски, даже треугольник внизу был почти виден.

Она обожгла его взглядом и отплыла от него. Он без труда догнал её, она снова отплыла. Через некоторое время она сказала:

- Вам для начала хватит. Выходим, Вы - первый…

- Пошли вместе, Ирина, - сказал Лев, и они вышли на берег.

Она растирала его полотенцем, он не сопротивлялся.
Затем они разошлись одеваться и, когда они, одетые, встретились вновь, Лев прижал её к себе и стал целовать.
Она молчала, только вцепилась в его рубашку и прерывисто дышала, иногда отрываясь от него.

Когда они поднялись к палатке, Лев сказал:

- Обед подождёт, Ирина, иди сюда…

Он обнял её за талию и повёл к палатке.
Уложив её на брезентовое днище палатки, он стал ласкать её… Они вновь разделись, и он стал ласкать её всюду.
Она застонала, задвигалась, он положил её на себя. Лев понял, что имеет дело с девушкой и твёрдо решил не лишать её невинности. Она бешено двигалась на нём и стонала всё громче и громче. Наконец, она смолкла, легла на него, уткнув лицо ему в плечо. Она бессвязно шептала:

- Хорошо… очень…

Затем она опустилась к его ногам и взяла от него всё, что он мог ей дать…
Они полежали молча несколько минут, успокаиваясь, затем Лев сказал:

- Ирина, я тебя прошу - постарайся не афишировать всё то, что случилось. Мне с тобой замечательно. Но я и так чуть не вылетел с работы из-за Веры. Она ничего не скрывала.

- Не волнуйтесь, никто не узнает. Тем более, что Вы сохранили меня.
- Ты не довольна?
- Нет, пожалуй, это правильно. Мои братья, если узнают, могут убить Вас, серьёзно. Вам было хорошо?

- Очень…только я прошу тебя, когда мы будем одни, не называй меня на Вы и по отчеству, ладно?

- Хорошо, - сказала она и поцеловала его в плечо. - Спасибо, Лев, - прошептала она.


11. ГОЛОС АМЕРИКИ.

Постепенно работа по сбору изотопов из автоматических снегомерных постов превращалась в рутину. На второй, третьей и четвёртой точках Знаки были установлены довольно близко от населённых пунктов и Лев с Ириной ночевали не в палатке, а где придётся.

Но на последней, пятой точке их ждали проблемы.

Пятая точка была удалена от населённых пунктов, где-то между Пестово и Хвойной. Нет, железная дорога была достаточно близко, во всяком случае, её было слышно, но не видно, леса, болота и река с интересным названием Молога, нет, Кобожа. Точно…река Кобожа.

Вертолёт сделал круг над рекой, вокруг сосновые боры, на реке песчаные отмели, глухомань, они увидели Знак и вертолёт начал снижаться.
Поначалу все как обычно, выбрали место для палатки, подтащили последний, пятый контейнер к Знаку.
Лев прогнал Ирину, после первой ночёвки и последующих мимолётных контактов он стал относиться к ней по-другому, как-то более уважительно, бережно, что ли… Она чувствовала изменения в отношении Льва к ней, ей это нравилось.
Лев открыл калитку Знака, собрал полутораметровый щуп, подсоединил детектор и включил питание.
Детектор отозвался на естественный фон, но при попытке определить место выхода пучка гамма-квантов из земли, дозиметр не реагировал.

Лев повторил поиск, тишина…

Льву это не понравилось. Он вспомнил, что на задней крышке дозиметра есть лючок, а за ним ниша, в ней в специальной фольге находится эталонный излучатель -  алюминиевый диск диаметром 30 мм, на нём нанесено активное пятно радиоактивного кобальта - 60, но с очень малой активностью, менее 1 микрокюри. Этот диск надо приставить к определённому месту щупа и получить отсчёт на первом, самом чувствительном диапазоне. Подкрутить потенциометром отсчёт на красную линию на шкале - то есть отградуировать дозиметр.

Лев сделал градуировку - дозиметр исправен.
Отсюда вывод - нет изотопа, где он? И почему на центральном посту ничего не знают?.. значит, он пропал после таяния снега, когда снегомерные пункты не опрашивались. Следовательно, паводок просто смыл излучатель…

Излучатель надо найти. Лев позвал Ирину и объяснил ей ситуацию.

Оценили местность, наклон, направление - куда шёл паводок. Уклон был, можно было предположить, что излучатель вымыло, но через двадцать метров начинался подъём местности и дальше свинцовый коллиматор весом более килограмма мог тащить только сель.
Двадцать метров наклона они обследовали дозиметром, тишина…

- Это не Кавказ, мощный селевой поток на равнинной местности континентальной России мало вероятен, - сказал задумчиво Лев и почему-то вспомнил Бердо Кочиашвили и "перцовые" зимние дни…

- Значит, его унесли, - закончила его мысль Ирина.

- Кто и куда, надо искать жильё, - заключил Лев.

- Нам только, Лёвушка, не хватает заблудиться в этой глухомани, - протянула Ирина. - Знаешь что…хорошо, что мы не успели расположиться, оставим контейнер на территории Знака, никуда он не денется. Возьмём рюкзаки и выйдем к реке, к этой Кобоже, пойдём вниз по течению, если сможем, если берег позволит… Увидим дорогу, спускающуюся к реке, или широкую тропу, она нас выведет к жилью.

- Пожалуй ты права, связаться с центральным постом мы ещё успеем, пока не будем подымать панику, главное не заблудиться и выйти обратно к Знаку, а то завтра вертолёт нас просто не найдёт, - сказал Лев.

Положили контейнер внутрь пирамидного конуса Знака, закрыли его ветками.

- Ира, почему надо идти вниз по течению, а не вверх? - спросил Лев.
- Давай выйдем к реке, там будет понятней, - ответила Ирина. - Мы эти места знаем, вниз по речке будет мост и железная дорога, ты слышал - поезд проходил? .. на пересечении реки и железной дороги есть посёлок Кабожа, вот к нему и пойдём.

- Так может быть тут и все 10 километров, - удивлённо сказал Лев.

Но им повезло. Метров через 500 от реки вверх шла бывшая,
заросшая лопухами дорога, наверху стояло несколько домов.

Подошли поближе, ни души.

- Брошенная деревня, - сказала Ирина, - таких много в глубинке. Ребята после армии не возвращаются, девчонки  выходят замуж и уезжают в города, а ради 10 - 15 стариков поддерживать электроснабжение, доставку продуктов и всего необходимого - нет смысла.

Пошли дальше по бывшей улице.

Лев дозиметр выключил, берег батареи. Деревня есть, людей нет. Первый дом вообще разобран, растаскали зимой на дрова. Прошли ещё пару домов, и вдруг увидели …кота.
- О, рыжий кот, - весело и авторитетно сказала Ирина, - значит, есть кто живой. Котов без людей не бывает, если, конечно, это не рысь.
"Рысь" подошла к Ирине и стала обходить её вокруг, дотрагиваясь хвостом. Верный признак, что кот высказывает к ней свое расположение.

Четвёртый дом явно был обитаем. Забор стоял, не покосившись, калитка была закрыта, и внутри по двору свободно разгуливала крупная немецкая овчарка. Пёс залаял, но затем замолчал и стал настороженно следить за каждым движением Льва и Ирины.

Из открытого окна было слышно работающее радио, причём  довольно громко. Где-то за домом был слышен приглушённый шум от работающего движка.

Подошли к калитке.

- Послушай, Ирина, радио вещает на английском языке и по-моему это - "Голос Америки". Бред какой-то…

Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел старик довольно живописного вида. Он был в галифе и в тапках, широкая белая ночная, не вправленная рубаха, борода с сильной проседью. На голове - офицерская фуражка и в руках охотничья двустволка.

- Стой! - строго скомандовал он. - Кто такие? Сейчас открою калитку, и мой Чарли в миг положит на землю обоих.
 
Лев с Ириной остановились как вкопанные.

"Если он псих, запросто может открыть стрельбу и положить обоих, как не фиг делать" - подумал Лев и шепотом сказал Ирине:

-  Ирина, надо войти в контакт, действуй!

- Дедушка, мы с Валдая, у нас экспедиция, мы мирные люди…- запела Ирина.

- Мирные люди говоришь, а почему у него радиометр в руках? - спросил старик, спускаясь с крыльца и подходя к калитке. Двустволку он опустил. Собака рядом.

" Назвал собаку именем великого артиста Чарли Чаплина и дозиметр узнал с расстояния, хоть и назвал его радиометром. Впрочем, он прав, поскольку прибор определяет активность, а не дозу. Спрашивать у деда, не стибрил ли он излучатель, довольно смешно, " - подумал Лев.

- Правильно ты подумал, - сказал старик, - изотоп у меня. Снег давно стаял, паводок его вымыл, валяется, светит куда попало. Никто за ним не приходит, не беспокоится, а это радиоактивный излучатель, попадёт детям в руки, пиши пропало…
- А Вы откуда знаете, уважаемый? - спросила Ирина.

- А я, моя дорогая, майор химических войск в отставке, вот живу здесь бобылём, людей месяцами не вижу. Гулял с собакой на природе, мы всегда до этого знака доходим, и зимой на лыжах…Да вы заходите. Чарли, пошёл на место, не трогать, я кому сказал - место, - закричал старик и открыл калитку.

Лев с Ириной, осторожно поглядывая на овчарку, вошли во двор. Дед, закинув двустволку за спину, подошёл к Ирине и ласково сказал:

- Давай, рюкзак, а то нагрузилась сверх меры. Заходите…

- Спасибо, дедушка, я сама, спасибо, - скороговоркой говорила Ирина.

Они дошли до крыльца. Заморосил мелкий дождь.

- Давайте быстрее под навес. Будем знакомиться - майор Бочаров Савелий Игнатьевич, - сказал дед и протянул Льву руку.

- Лев Галицкий, - сказал Лев и пожал сухую крепкую ладонь старика.

- Галицкий, - переспросил, дружески прищурившись, дед. – Старинный славянский род, ишь какую фамилию тебе родители дали.

Ирина, протягивая старику свою руку, назвала себя и, с улыбкой поглядывая на смутившегося Льва, сказала:

- Товарищ майор, Лев действительно соответствует своей фамилии.   

- Поставьте своё ружьё в угол, - сказал старик, показывая на радиометр, - в доме мерить нечего, изотоп во дворе, в глубоком подвале. Я подумал, пока хватятся, начнут искать, пусть изотоп поработает у меня, он там стерилизует картофель… Я знаю, что там кобальт 60, период полураспада более 5 лет, а вот какая активность мне неведомо.

Лев посмотрел выразительно на Ирину и как можно вежливей сказал:

- Верно, Савелий Игнатьевич, это - кобальт - 60, источник гамма излучения, по типу излучения он действительно подходит для торможения прорастания и удлинения срока хранения картофеля. Но мощность источника, по данным метеослужбы, его активность 2 милликюри. Это намного меньше, чем необходимо для этой задачи.

- Жаль… слабенький источник, хотя полмесяца он в подвале уже светит, - сказал майор и продолжил, - да Вы заходите в дом, располагайтесь.

Прошли сени, слева была напольная широкая белая плита с конфорками. Плита работала на дровах. Справа плита переходила в русскую печь с дымоходом, конструкция печи переходила в жилую большую комнату, где у печи были полати, как и положено в старинных русских избах.

Радио по-прежнему работало.

- Савелий Игнатьевич, это " Голос Америки" ? - спросила Ирина, вслушиваясь в уверенную английскую речь диктора.

- Да, у меня две станции " Маяк" из Москвы и " Голос Америки" из Европы, - сказал старик, - здесь не глушат, можно сравнивать новости из Союза и из-за бугра.

- А электричество откуда? - спросил Лев.

- А у меня движок, старый дизель на солярке. Вы попейте что-нибудь, чуток отдохните, а потом я Вам моё хозяйство покажу.

Ирина села на лавку около стены, а Лев присел к столу, на котором лежало всё что угодно - табак, слесарные инструменты, какие-то детали…

- Извините, не ждал гостей, хотя и рад видеть молодых в моей обители, - начал говорить старик, сдвигая всё на край стола.

Неожиданно Лев встал, опустил руки по швам и начал говорить уставным тоном.

- Савелий Игнатьевич, все мы имеем отношение к армии.
Я по военной кафедре университета - младший лейтенант сухопутных войск, командир взвода, военная учётная специальность - ВУС номер 1. Вы - майор, в данном случае неважно, что в отставке.
Поэтому разрешите доложить как старшему по званию.

Старик встал по стойке почти смирно и молча стал слушать Льва.
 
- Товарищ майор, разрешите доложить.

- Слушаю, товарищ младший лейтенант, докладывайте.

- Товарищ майор, мы в этих краях с конкретной целью - изъять изотоп из дистанционного снегомера и локализовать его в контейнер. Непосредственно после локализации изотопа следует по рации доложить на центральный пост метеорологам об успешной завершении операции. После этого они связываются с лётчиками и завтра утром, ровно в 9.30 вертолёт забирает нас вместе с грузом.   

- Понятно, - сказал старик и сделал движение рукой, -садитесь, младший лейтенант. - Как я понимаю, сложилась не стандартная ситуация. Изотоп пропал и оказался в руках довольно странного, полусумасшедшего старика Бочарова. А с другой стороны, мои действия можно трактовать как принятие своевременных мер по сохранению изотопа. Радиоактивные источники не должны бесхозно валяться на полях страны, так я понимаю? А где контейнер?

- Мы спрятали его на территории Знака, нам ещё повезло, что мы нашли Вас, - тихо промолвила Ирина.

- Ну, хорошо, на моих часах два часа пополудни. Когда вы должны выходить на связь с центральным постом?

- Я думаю, что они уже пытались связаться с нами, - сказал Лев.

Бочаров подумал минуту и сказал:

- Хорошо, мне кажется, что целесообразно сообщить на пост
о факте вымывания изотопа паводком. Это позволит в будущем более продуманно выбирать точку установки автоматического радиоактивного снегомера. На крутых склонах нельзя устанавливать их или, если их интересует толщина снежного покрова именно на склоне -  закапывать излучатель более глубоко в землю, соответственно увеличивая при этом мощность источника, что опасно для окружающих с точки зрения экологии. Верно, Лев?

- С этим трудно не согласиться…

- Тогда пойдём в погреб, я покажу вам излучатель, а затем придётся принести контейнер. Когда имеешь дело с радиоактивными материалами, особенно нужен порядок и чёткость, продуманность действий, - сказал Бочаров.

- Савелий Игнатьевич, а как же Вы несли его сюда всю дорогу от Знака до вашего дома? - спросила Ирина.

Старик улыбнулся и сказал:

- Я вам расскажу, а сейчас давайте сделаем дело.

Дождь кончился, и земля дышала запахами цветов, хвои леса, который подступал к бывшей деревушке. Чарли вылез из будки и начальственным взором наблюдал, как его хозяин и молодые люди, пришедшие утром, идут по тропинке к погребу. Ему только не понравилась длинная дюралевая трубка и прибор, который висел на груди у молодого человека. Чарли прислушивался к беспорядочным щелчкам, которые этот прибор издавал.

Бочаров открыл широкую дверь в погреб, дозиметр не показал наличия излучения.

- Здесь два уровня, спустимcя ниже. Радиометр почувствует,
 - сказал отставной майор.

Бочаров стал спускаться вниз, он пошарил по стене, нашёл штепсель и включил свет. Слабая лампочка, работая от движка, освещала погреб светом переменной интенсивности.
- Ирина, - тихим голосом приказал Лев, - не входи в погреб, сами разберёмся.

Лев спустился по лестнице вниз, погреб был довольно большой, но распрямиться полностью он не позволял. Вдоль стен стояли бочки и на полках большие стеклянные банки. Запах был отменный, кислая капуста, солёные огурцы и   маринованные помидоры.
Дозиметр немного ожил.
Бочаров повернулся, подошёл к одной из бочек и позвал Льва.

- Смотри, свинцовую ампулу я оставил здесь для прижима крышки бочки, капуста квасится, прижимать надо. А кобальт внизу, как нас учили в Академии - четыре пи геометрия, то есть он светит во все стороны.

Бочаров прошёл чуть вперёд, открыл на полу дверцу и показав в темноту, сказал:

- Сунь туда щуп радиометра. Картошка там, в большом деревянном ящике…

Лев опустил щуп в лаз, переключил диапазон чувствительности, дозиметр уверенно показал наличие радиоактивного излучения.

- Вот теперь нам нужен контейнер, полезли на воздух, - сказал Бочаров.

Когда они вылезли, Лев спросил осторожно:

- Савелий Игнатьевич, так как же Вы тащили излучатель от Знака до погреба?

- Мне 45 лет, я был совсем в норме, прекрасно ходил на лыжах и в постели был не хуже других… Наш полк участвовал в дезактивации большой площади. 2 милликюри снегомера - это укус комара для меня. Комиссовали меня пять лет назад, жена вскорости бросила меня…
Опять же изотоп был в свинцовой ампуле… Где это было и когда сказать не могу - подписку о неразглашении давал, у Советской власти руки длинные, враз достанут, - печально промолвил Бочаров.

Они вернулись в дом.

- Ирина, изотоп там, ты помоги майору по хозяйству, а я пока схожу за контейнером, - тихо сказал Лев.

- Ещё чего, - уверенно сказала Ирина, - да чтоб я отпустила тебя одного в лес, ни за что…

- Тихо, дети, не ссорьтесь. Если идти лесом, это совсем близко. Вы, конечно, шли вдоль реки, а затем по дороге.

Если лесом, это в три раза ближе. Сколько весит контейнер, какая марка?

- Контейнер "КИЗ-29", вес - 25 килограмм, - чётко ответила Ирина.

- Молодец, девочка, знаешь дело, - одобрительно сказал Бочаров, - но для 2 милликюри кобальта - явная перестраховка, контейнер слишком большой.
- Снегомеры не нашей разработки, метеорологи попросили, да и кашу маслом не испортишь, - примиряюще ответил Лев.

- Ну, хорошо, 25 килограмм для командира взвода на дистанции два километра, а больше здесь по лесу не будет, по армейским нормативам допускается, а? - спросил Бочаров, хитро прищюрясь и глядя на Льва.

Лев опустошил свой рюкзак.

- Лев Григорьевич, возьмите палатку, в неё завернёте контейнер, не будет спине больно, хорошо? - огорчённо сказала Ирина. Ей явно не хотелось, чтобы Лев шёл без неё и тащил один на себе контейнер.

- Ирина не беспокойся, я - не слабак, хорошо, что метеорологи не взяли контейнеры 145 килограмм весом.

- Мы с Чарли пойдём тоже, Ирина остаётся за хозяйку, хорошо? - сказал Бочаров и посмотрел на Ирину. - Не побоишься одна?

Ирина ничего не ответила, она подошла к своему рюкзаку и, пошарив внутри, вытащила пистолет и молча положила его на стол.

Бочаров ничего не сказал, только осмотрел оружие и спросил, перезаряжая пистолет:

- Патроны есть?

Ирина снова полезла в рюкзак и вынула картонную коробку с цифрой "20".
- Ого, - весело сказал Бочаров, - ты сможешь отстреливаться до нашего прихода. Дай коробку…

Он взял коробку, вытащил несколько патронов, наполнил магазин, поставил пистолет на предохранитель и спросил:

- Умеешь пользоваться?
- Умею, ещё в детстве папа научил, - ответила Ирина.

Бочаров не стал больше ничего спрашивать, он только посмотрел на поникшую Ирину и сказал:

- Не бойся, дочка, места здесь спокойные, мы скоро будем.
С плитой умеешь обращаться? Вон кочан капусты, щи сделать сумеешь?.. и картошку возьми…

- Хорошо, дед Савелий, я всё умею, сделаю, - ответила Ирина, пряча слёзы, она посмотрела на Льва такими глазами, что Лев только проглотил комок в горле.

Он понимал, что смерть отца, когда тебе только пятнадцать лет - это очень больно. Впрочем, отец Льва тоже не долго прожил после войны.

12. ЛЮБОВЬ И ИСТОРИЯ.

- Мне кажется, что это просто здорово, что мы случайно встретились, - говорил отставной майор Бочаров Льву, когда они пробирались по узкой тропинке, петлявшей в густом лесу.
Июнь месяц, лес ещё не ожил окончательно после зимней спячки. Кустики черники и брусники стояли без ягод, грибов не было, кроны хвойных деревьев стояли не шелохнувшись, но лес дышал после недавнего дождя.

- Я изучал ядерную физику в военной академии, ты - в университете, я уже отслужил своё этой капризной и временами страшной, "ядрёной" даме, ты только начинаешь, - продолжал он, тяжело дыша и сбивая дыхание от ходьбы по пересечённой местности. - У меня есть целый ряд идей…

Бочаров тащил свинцовый коллиматор, который он снял с бочки с капустой. Коллиматор без изотопа следовало вернуть на место.
Чарли весело носился по лесу, удаляясь и возвращаясь обратно к людям. Ему было скучно на дворе, и он с удовольствием шастал по лесу.
- Хорошо, Савелий Игнатьевич, у нас будет целый вечер для дискуссий. Я очень интересуюсь историей науки, обязательно поговорим, - отвечал Лев, стараясь не отставать от Бочарова.

Лес внезапно отступил, и Лев увидел поле и Знак, который стоял на склоне. Чарли уже добежал до него и совершал круги вокруг него, ожидая пока люди откроют калитку на ржавых петлях.

" До чего собаки умные, - думал Лев, - откуда он знает, что нас интересует именно этот Знак?…"

Контейнер был на месте, под ветками, которые Ирина положила утром. Лев расстелил палатку, положил на неё контейнер и, закутав его, как маленького ребёнка в палатку,
опустил тяжёлый свёрток в рюкзак. 
Коллиматор закопали на прежнее место. Если место неудачное - пусть метеорологи сами разбираются.

Пошли обратно… Льву уже было не до дискуссий, он вдруг понял, что сегодня почти ничего не ел. Бочаров видел, что Льву достаточно тяжело, он помалкивал, но по-прежнему шёл первым, более тщательно выбирая дорогу.

Вернулись… Бочаров помог Льву снять рюкзак около погреба и сказал:

- Тащить контейнер с кобальтом к Знаку не придётся, вертолёт сядет за огородами, на пустыре.

- Откуда это известно? - удивленно спросил Лев.

- Потом объясню, - улыбнулся Бочаров и добавил, - тащи
своё дозиметрическое "ружьё", закончим с этим делом.
Лев пошёл в дом за щупом, увидел около плиты Ирину, он
обнял её сзади за плечи, поцеловал в затылок, схватил щуп и, включая его на ходу, подошёл к открытой двери в погреб.

Бочаров уже спустился в погребе в лаз, он скрылся из виду, но вскоре появился, держа в руках ампулу с изотопом.
Дозиметр сразу заверещал, загоняя стрелку до упора вправо на первом диапазоне.
Не обращая внимания на звуки дозиметра, Бочаров спокойно уложил ампулу с изотопом в нишу контейнера. Лев немедленно закрыл крышку контейнера и закрутил рым-болты.

" Теперь можно связаться с центральным постом, " - подумал Лев и облегчённо вздохнул. Он изрядно устал от перелётов, ночлежек, где придётся, и хождений по полям.

Бочаров как бы прочитал Лёвины мысли и сказал спокойным тоном:

- Сейчас покушаем, отдохнёте, и баньку я сделаю к вечеру.

- Спасибо, Савелий Игнатьевич, - сказал Лев, и ему показалось, что он знает этого человека очень давно.

- Куда поставить контейнер от дождя? - спросил Лев.

- Поставь около дизеля, - показал Бочаров на один из сараев, которые стояли в промежутке между домом и огородом.

- Пойду, свяжусь с центральным постом по радио, - сказал
Лев и пошёл в дом к Ирине.

Ирина уже вытащила рацию и подготовила её для связи.

- Алло! На связи Лев Галицкий из Валдайской лаборатории.
Вы меня слышите?

Эфир ожил, затрещал наводками, и, наконец, ответил:

- Слышно хорошо. Почему так поздно выходите на связь?

- У нас были проблемы - в результате весеннего паводка и по причине установки последнего Знака на склоне излучатель вымыло с места его укладки. Но мы нашли изотоп и ждём завтра вертолёт в 9.30 утра, как договаривались. Как меня поняли?

- Поняли хорошо. Завтра за Вами придёт вертолёт. Он заберёт контейнер с изотопом и доставит Вас на Валдай. Спасибо за работу, как поняли?

- Понял хорошо. Спасибо. Конец связи.

- Ну, вот и всё, Ирина. Теперь можно отдохнуть. Что ты успела наготовить? - спросил Лев, укладывая рацию в рюкзак.

- На плите с дровами сложнее готовить пищу, но получается вкуснее, немножко с дымком, - улыбалась Ирина, поглядывая на Бочарова.

…На дворе, среди цветочных клумб, стоял навес, под которым был вкопан в землю длинный стол из хорошо пригнанных досок.

- Поначалу, когда я купил всё это, - Бочаров сделал движение рукой, - мы всегда любили кушать за этим столом.

Они сидели втроём и ели щи, которые действительно отдавали дымом.

Чарли тихо сидел около Бочарова и гордо ждал еды. Кот Рыжий совершенно не боялся овчарки и тоже ждал своей порции.

- Извините меня, - пробормотал старик, обращаясь к животным. - Сейчас, мои дорогие, сейчас…

Он положил еду собаке и коту по разным сторонам около стола. 

Лев основательно устал от марш-броска с контейнером. Разговаривать за едой не хотелось. Ирина накладывала еду, а Бочаров вдруг встал и пошёл к погребу. Через минуту он вылез оттуда, в руках у него была большая стеклянная бутыль. Он тяжело поставил её на стол и сказал:

- Пейте, это квас моего изготовления. Не самогон, не бойтесь, я завязал с этим…

- А он не радиоактивный, дед Савелий? - хитро улыбаясь, спросила Ирина.

"Ядерщики", молодой и старый, улыбнулись.

- Девочка моя, - медленно начал говорить Бочаров,  - бояться надо открытого источника - радиоактивных аэрозоли в воздухе, порошка, жидкости, всего того, что ты можешь заглотнуть или унести с собой, особенно, если изотопы долгоживущие.

- Савелий Игнатьевич, она шутит, она давно уже это знает, - сказал Лев. 
Они поели и сидели за столом, пробуя холодный и очень вкусный квас.

- Лев, я сейчас движок выключу, будет тишина, а вон в том крайнем сарае - сеновал, идите и отдохните маленько. А моё дело стариковское, я тоже полежу. А потом поговорим, у меня сейчас времени много, есть о чем подумать, - сказал Бочаров. Он тяжело встал из-за стола и медленно пошёл в дом.

Лев и Ирина посмотрели друг на друга. В её глазах блеснуло желание. Лев понял и сказал:

- Ирина, я очень устал, мне нужно немного поспать, хорошо?

- Ну, конечно, - ласково сказала она. - Ты в своей жизни когда-нибудь спал на сеновале?

- Спать, не спал, но видел, в университетских "колхозах", - устало проговорил Лев.

- Пойдём вместе посмотрим, что там у деда, ведь лошади и коровы у него нет, зачем ему сеновал? - говорила Ирина и медленно вела Льва к лестнице, приставленной к широкому окну сарая.

- Не то, что наша Машка, ты бы посмотрел на нашу Маню, подоил бы её утром перед работой. Корова не просто отдаёт тебе молоко, она и разговаривает с тобой, только молча.

Лев вспомнил, что от Ирины действительно пахнет по утрам парным молоком, это приводило в ярость Костю Гадаева.

- Постели одеяльце на сено, я сейчас тебе принесу. Да и со стола надо убрать, а то от мух потом не избавишься, - говорила она тихо, укладывая Льва.

Пахло на сеновале изумительно, Лев сразу уснул.

Он проснулся через час, совершенно отдохнувший и свежий. Солнце уже садилось, сарай изнутри освещался косыми лучами уходящего солнца. Лев повернулся и увидел лежащую рядом Ирину.

- Ты тоже спала, Ира? - спросил Лев.

-  Нет…я лежала и думала о нас. Завтра - снова Валдай, работа, дом, мама, братья. Все эти дни мне было очень хорошо с тобой, Лёвушка. Как-то спокойно на душе…Дед Савелий уже проходил пару раз, он хочет что-то тебе сказать, что-то важное для него… Мы ведь с ним только сегодня познакомились, я не понимаю... Он пошёл баньку растапливать, чудной, одиноко ему здесь…

Лев лежал молча и смотрел на неё. Живые, умные, чуть-чуть монгольские глаза, но не маленькое как у азиатов тело, крепкие, острые груди были спрятаны под курткой. Он уже знал, что она лифчик не носит. Она почувствовала его взгляд, подползла к нему поближе и прошептала ему на ухо: - Лев, иди ко мне… 

Лев, загораясь, понял, что сейчас он должен идти до конца, что настал тот момент в её жизни, когда она созрела до того, чтобы стать женщиной. Целуя её губы и лаская её крепкие груди, он наливался  мужской силой, отметая логику, здравый смысл и осторожность. Он вошёл в неё мощно, как совсем недавно в Москве входил в неистовую Беллу.

Ирина тихо вскрикнула, вонзила ему ногти в спину, она замерла, привыкая к новому ощущению, не отстраняясь и немного помогая ему. Наконец он вышел из неё и отдал всё ей на живот.

- Не очень больно, - проговорила она после паузы. - И вот это я должна была охранять и беречь?..

- Не мудрствуй, - осторожно сказал Лев, - и пойми - при первом же взгляде матери на тебя она всё поймёт…

- Почему ты так решил? - удивленно переспросила Ирина.

- С этой минуты у тебя другие глаза и другая походка…

- Мне уже третий десяток, хватит в девках-то ходить, а?

- Наверное… - тихо ответил Лев.

… Эй Вы, молодые, хватит спать, скоро баня будет…  Выходите…- кричал снизу Бочаров, ему хватало ума и жизненного опыта, чтобы не подниматься по лестнице на сеновал.

- Идём, идём, дед Савелий, - громко ответила Ирина, приводя себя в порядок.

…Стемнело. Они сидели втроём в доме и пили кофе, который сварил Бочаров.

- Когда был штурм Бастилии и какое отношение имеет к этим событиям Наполеон? - вдруг спросил Бочаров.

- Почему Вы спрашиваете о Бастилии? - удивилась Ирина, она посмотрела на Бочарова и, не дожидаясь ответа, продолжала. - У нас в школе был прекрасный учитель истории, еврей, между прочим…

Она посмотрела с улыбкой на Льва и продолжала:

- Он относился к нам, как к взрослым, приучал нас - учеников к самостоятельной работе. У нас это называлось - сделать реферат. И я как раз делала доклад по теме "Штурм Бастилии".

- Здорово, - сказал Бочаров, - расскажи нам.

- Многие столетия власть в европейских государствах принадлежала монархиям. Но на рубеже 18 и 19 веков во Франции произошли события, которые дали начало революционным процессам в Европе по замене монархии властью народа - демократией, - начала Ирина.

Она встала, поставила перед собой стул вместо трибуны и положила руки на спинку стула.

- Роскошь и богатство королевского двора, огромная разница в уровне жизни между элитой и народом, непрерывные войны усиливали напряжённость между власть имущими и народом.
Францией тогда управлял король Людовик XVI, большим влиянием обладала его жена Мария Антуаннета.
Всё началось, как всегда, со случая. Король отправил в отставку одного из своих министров - Жака Неккера, который имел репутацию честного человека.
13 июля 1789 года никому не известный адвокат Камилл Демулен встал на столик в кафе на Parlays-Royal и выступил
с речью, осуждавшей Людовика XVI. Свою речь Демулен закончил призывом "Aux armes!" - "К оружию!"
На следующий день толпа, захватившая оружие в арсенале, начала штурм Бастилии - королевской тюрьмы. После короткого сражения, в котором погибло 87 революционеров, Бастилия была захвачена и из нее были освобождены все семь заключенных.

С тех пор и по сегодняшний день 14 июля во Франции - национальный праздник.

- И всё? - спросил Бочаров. - А где император Наполеон?
- Наполеон не имел никакого непосредственного отношения к штурму Бастилии. Но, безусловно, он поддерживал идею свержения монархии. В момент штурма Бастилии ему было почти 24 года, возраст вполне зрелый для тех времён. Не надо забывать, что Наполеон родился в Аяччо на острове Корсика, который долгое время находился под управлением Генуэзской республики.
В 1755 году Корсика свергла генуэзское господство.
С этого времени Корсика фактически существовала как самостоятельное государство под руководством местного землевладельца Паскуале Паоли, секретарём которого был отец Наполеона.
Обратите внимание, - подчеркнула Ирина, - Корсика - самостоятельное государство под руководством не короля, а землевладельца и отец Наполеона - секретарь Паоли, как мы сегодня бы сказали, президента или премьер-министра. Замечу также, что Наполeoн был вторым из 13 детей Карло Бонапарте и Летиции Рамолино, пять из которых умерли в раннем возрасте, причём отец Наполеона был одним из составителей Конституции Корсики.
Лев сидел в полном шоке от эрудиции Ирины. Она видела его реакцию, щёки её пылали, грудь её вздымалась.
- Дед Савелий, почему сегодня мы обсуждаем штурм Бастилии? - спросила Ирина.
Но Льву не хотелось прерывать Иринино повествование и,  прежде чем Бочаров успел ответить, он сказал:
- Ирина, нельзя ли связать эту историческую нить, то есть связать Наполеона с событиями штурма Бастилии?
Ирина просияла, ей самой очень хотелось рассказать об этом.
- Продолжим… Париж стал центром революционного движения, ситуация стала похожа на события в России в 1905 году - Советы и монархия одновременно. Восставшие не смогли организовать нормальное снабжение города продовольствием, и в октябре 1789 года голодные толпы пошли на Версаль, где до тех пор находилась королевская семья. Легенда приписывает Марии Антуаннетте фразу "Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные". Толпа хотела штурмовать дворец, тогда Людовик вышел к народу и сам согласился вернуться в Париж. Там королевская семья жила под домашним арестом в Тюильри. Как русский царь Николай Второй жил со своей семьёй в Царском селе под Петербургом после Февральской революции 1917 года.
- У тебя интересные параллели, - заметил, наконец, долго молчавший Бочаров. - Ну, а что дальше?
- А дальше, на сцену истории появляются такие легендарные личности, как Дантон, Марат и Робеспьер. Европейские монархии решили объединить усилия для восстановления королевской власти во Франции и недопущению революции в своих странах. По Парижу поползли слухи об иностранном заговоре и близком вторжении. Радикалы якобинцы обвинили короля и его сторонников в поддержке заговорщиков. 10 августа 1792 толпа ворвалась в Национальную Ассамблею и потребовала сместить короля. После отказа они атаковали Тюильри и захватили королевскую семью. Власть перешла к Коммуне, которую возглавили Дантон, Марат и Робеспьер.
Ирина сделала паузу, и все молчали. Чарли скрёбся в двери. Бочаров открыл дверь, пёс вошёл и улёгся у ног хозяина.
- С этого момента начинается полоса террора. Интересна судьба вождей Коммуны. Революция не ограничилась взятием Бастилии. Революционные толпы начали охоту на тех, кому не нравился новый порядок, и за следующий месяц было убито более двух тысяч человек. 22 сентября 1792 монархия была формально упразднена и провозглашена Французская Республика, начавшее новое летоисчисление с этого дня. Вскоре после этого были разгромлены наступавшие на Париж прусские войска. На месте сегодняшней Place de la Concord была установлена гильотина, и начался самый кровавый период революции. Людовик XVI был казнен 21 января 1793, Мария Антуанетта - в октябре 1793. Затем начались расправы над внутренними врагами. Среди них были не только ройялисты, но и умеренные революционеры: были казнены Дантон и Камилл Демулен. Только за полтора месяца в 1794 году было казнено свыше 1300 человек. Такой террор подорвал моральный дух революционеров, и в июле 1794 "умеренные" захватили власть и отправили Робеспьера и его союзников на гильотину.
Новая власть организовала Директорию из пяти человек. Но их власть была очень шаткой: от восстания роялистов в 1795 году их спас молодой офицер Наполеон Бонапарт. За это он был поставлен во главе армии, отправленной в Италию для защиты от войск, угрожавших Франции. После блестящего успеха в Италии, в 1798 году Наполеон во главе экспедиционного корпуса отправлен в Египет, который был быстро захвачен. Возвратившись в Париж, Наполеон в ноябре 1799 года захватывает власть ( 18 брюмера ) и в 1800 году объявляет себя Первым Консулом, сосредоточив тем самым в своих руках всю полноту власти. 18 мая 1804 Наполеон провозгласил себя императором.
- Всё… - закончила Ирина.
13. ЛЕКЦИЯ МАЙОРА БОЧАРОВА.
Нет, не всё, - улыбнулся Бочаров. - Я хочу предложить Вам посмотреть на историю несколько с других позиций. Но сначала я хочу поблагодарить Ирину за прекрасное сообщение. Времена Наполеона притягивают и сегодня людей к тем событиям. Война 1812 года, царь Александр Первый, Кутузов и Барклай де Толли, Бородино…
Сейчас мы немного перекусим. Ирина, помоги мне, - он подошёл к печи, открыл заслонку и взял ухват.
Он вытащил из печи большую сковороду. В избе распространился чудесный запах.
Бочаров продолжал: - Это уральские шаньги… Попробуйте, мать готовила в детстве…
- Действительно, очень вкусно, - сказала Ирина, попробовав и дуя на пальцы.
Лев молча ел, поглядывая на Бочарова и ожидая услышать, что он надумал.
Бочаров съел пару шаньг, отодвинул тарелку и встал из-за стола. Он снял с гвоздя, вбитого в бревно стены, связку ключей, подошёл к углу комнаты и откинул занавеску.
За занавеской на тумбе стоял металлический сейф. Подобрав ключ, он осторожно открыл массивную дверь сейфа, затем другим ключом отомкнул внутреннюю дверцу и вынул из глубины три общих тетради, перехваченные резинкой.
Лев заметил внутри внутренней полости сейфа отливающий серым цветом пистолет Макарова.
- Наградное оружие, - заметив взгляд Льва, сказал медленно Бочаров, - после дезактивации получил от командующего…
Закрыв сейф, он подошёл к столу, уже свободному от посуды, и пригласил Льва и Ирину сесть напротив. Он положил левую руку на тетради, чуть приподнял правую руку, как бы требуя тишины, и начал говорить.
- Я понимаю, молодые люди, - сказал Бочаров, чуть улыбаясь, - что мы почти незнакомы, а я лезу со своими идеями. Очень трудно одному,  публичной библиотеки здесь нет. Лев тоже ядерщик, может мы вместе что-нибудь сварганим…
- Публички здесь нет,- повторил он, - но я кое-что привёз как по истории науки и техники, так и конкретно по ядерной физике. В магазинах «Техническая книга»  ещё кое-что есть, но работы серьёзные уже засекречены, всё в «почтовых ящиках», насмотрелся я на них, пока служил…
Бочаров сделал паузу, посмотрел на пустую чашку и сказал:
- Ирина, подлей чайку, горло пересыхает…
Пока Бочаров пил чай, Лев прошёлся вдоль полок, оглядывая книги, которые удалось Бочарову собрать.
Краткая энциклопедия « Атомная энергия « под редакцией Емельянова, 1958 год, « Атом, Атомное ядро, Атомная энергия « - монография американца Самуэля Глесстона, « Краткий справочник инженера-физика » под редакцией Фёдорова, « Применение радиоактивности в технике « Брода и Шенфельд, перевод с немецкого, « Введение в ядерную технику « американца Меррея …
- Здорово окопался майор, - подумал Лев, но Бочаров заметил обход Льва вдоль полок. 
Он улыбнулся и вдруг спросил:
- Лев, у Вас есть водительские права?
- Есть, и даже на грузовик, уже два года.
- А у тебя, Ирина?
- Нет, но водить умею, в основном трактор, но Газон тоже, брат – шофёр давал порулить.
- Тогда Вы имеете представление о двигателе внутреннего сгорания, сегодня горючее для двигателя – это бензин и солярка. Но так было не всегда.
Послушайте меня… прежде чем заняться атомным двигателем, я хотел сравнить путь создания двигателя внутреннего сгорания с возможным путём создания атомного двигателя. Для этого я попытался построить временную хронологию, попутно ответить на вопрос - сколько лет понадобилось человечеству, чтобы вытеснить лошадь из городов, сёл, полей и дорог? Ведь лошадь – это прекрасное и умное животное, как говорят, верой и правдой служила людям тысячелетия.
Оказалось, этот процесс потребовал примерно 125 лет, то есть весь 19 век и первая четверть 20 века.
Итак, девятнадцатый век… Чем он характерен, чем знаменит? Ирина, как ты думаешь? Что рассказывал вам ваш учитель истории в школе?
Бочаров и Лев уставились на Ирину. Воцарилась тишина…
Я не готовилась специально, - смущённо заговорила Ирина.
- Девятнадцатый век… - начала она. - Как я уже рассказывала, 1793 год – Французская революция, 1799 год – год рождения Пушкина, 1812 год – вторжение Наполеона в Россию, 1825 год – восстание декабристов в Санкт-Петербурге, - начала Ирина. 
- Всё верно, - спокойно остановил её Бочаров. – Обычный набор средней школы – десятилетки. Но посмотрим на это время под другим углом. Именно в 1799 году, в год рождения Александра Сергеевича Пушкина французский инженер Филипп Лебон открыл светильный газ.
 В 1799 году он получил патент на использование и способ получения светильного газа путём сухой перегонки
древесины или угля. Это открытие имело огромное значение, прежде всего для развития техники освещения. Очень скоро во Франции, а потом и в других странах Европы газовые лампы стали успешно конкурировать с дорогостоящими свечами.
- Свечи стали заменять на газовые лампы, подумаешь событие, верно? – риторически спросил Бочаров и продолжил.
-  Однако светильный газ годился не только для освещения. В 1801 году всё тот же Филипп Лебон взял патент на конструкцию газового двигателя. Принцип действия этой машины основывался на известном свойстве открытого им газа: его смесь с воздухом взрывалась при воспламенении с выделением большого количества теплоты. Продукты горения стремительно расширялись, оказывая сильное давление на окружающую среду.
- Видите, приручение взрыва, не атомного, но всё же…, - в полголоса отметил Бочаров.
- По существу, Лебон вынашивал мысль о двигателе внутреннего сгорания, однако в 1804 году он погиб в Париже в возрасте 35 лет, не успев воплотить в жизнь своё изобретение.
- Где Вы нашли эту информацию? – спросил Лев.
- Большая Советская энциклопедия и Сборники «Знание – сила», там можно найти всё что угодно.
- Лебон ушёл в 35 лет, а Пушкин в 38 … - заметила Ирина.
- Лебон, может быть, погиб при взрыве смесей, над которыми он колдовал,  или дуэль, как наш Пушкин, я не нашёл данных, но дело не в этом. А что дальше было интересного в девятнадцатом веке? – опять спросил, хитро прищурясь, Бочаров.
- Думаю, что 1848 год, - ответил Лев.
- Почему?
- Для того чтобы раскачать такой материк, как Европа,- сказал Лев, - нужны были серьёзные и глобальные экономические и политические проблемы. Что-то наподобие кризиса 1929 года, способствующего усилению влияния нацизма. Тогда в Европе было два экономических события мирового значения — сельскохозяйственные бедствия 1845 - 1847 гг. (картофельная болезнь и неурожай зерна и других полевых культур) и разразившийся в 1847 г. сразу в нескольких странах, приобретший международный характер экономический кризис.
К этому следует добавить то, что население Британской Ирландии было сокращено большим голодом, партия « «Молодая Ирландия» в 1848 г. предприняла попытку свержения британского правления, но мятеж был вскоре подавлен.
В 1848 г. грянул всеобщий взрыв народного недовольства.
Катализаторами общеевропейской революции стали выступление в январе 1848 года на Сицилии и революция во Франции. Хотя в основном революции были быстро подавлены, они оказали существенное влияние на дальнейшие политические процессы в Европе. Волнения охватили Францию, итальянские (Сардинию, Неаполь) и германские государства, включая Австрию, в которой активизировались национальные движения итальянцев, венгров и хорватов, Румынию.
Россия, Турция, Голландия и, мне кажется, - добавил Лев, -  и  Великобритания смогли избежать этих событий.
- Стоп! – сказал Бочаров. – Нас всё время сносит на политику и экономику, а я хочу проследить судьбу двигателя внутреннего сгорания, который стал той силой, которая изменила мир… ведь без него не было бы и авиации, танков и трактора, наконец.
Итак, Филипп Лебон погиб…
В последующие годы несколько изобретателей из разных стран пытались создать работоспособный двигатель на светильном газе. Однако все эти попытки не привели к появлению на рынке двигателей, которые могли бы успешно конкурировать с паровой машиной.
- Паровая машина…- прервал Лев Бочарова. – Почему Вас интересуют двигатели внутреннего сгорания? По моему, история паровозов и железных дорог не менее интересна…
- Лев, - огорчённо проговорил Бочаров, - у нас нет времени, вы завтра улетаете. А мы обозначили тему дискуссии – атомный двигатель… Но я прокопал и паровозные дела. Зимой вечера долгие… Мне почему важна хронология развития? Как люди думали? Это позволит предсказать и путь развития атомных двигателей. Давайте максимально сожмём информацию, но дадим представление о двигателях внутреннего сгорания и о паровозах, если хотите…
Итак, двигатель внутреннего сгорания… Француза Филиппа Лебона мы уже заметили.
Далее… Коммерчески успешный двигатель внутреннего сгорания (ДВС) был построен бельгийским механиком Жаном Этьеном Ленуаром. Работая на гальваническом заводе, Ленуар пришёл к мысли, что топливовоздушную смесь в газовом двигателе можно воспламенять с помощью электрической искры, и решил построить двигатель на основе этой идеи.
 Ленуар не сразу добился успеха. После того как удалось изготовить все детали и собрать машину, она проработала совсем немного и остановилась, так как из-за нагрева поршень расширился и заклинил в цилиндре. Ленуар усовершенствовал свой двигатель, продумав систему водяного охлаждения. Однако вторая попытка запуска также закончилась неудачей из-за плохого хода поршня. Ленуар дополнил свою конструкцию системой смазки. Только тогда двигатель начал работать. Видите, водяное охлаждение, смазка…
Всё это есть и сейчас, - добавил Бочаров.
Он погладил овчарку Чарли, которая расположилась около его ног, и продолжал.
- В 1864 году было выпущено уже более 300 таких двигателей разной мощности. Разбогатев, Ленуар перестал работать над усовершенствованием своей машины, и это предопределило её судьбу — она была вытеснена с рынка более совершенным двигателем, созданным немецким изобретателем Августом Отто.
- Так что, для этой идеи полвека улетела впустую? Люди занимались другими делами…- вмешалась Ирина.
- В августе 1867 года Карл Маркс поставил последнюю точку в своём капитальном труде «Капитал», - продолжила она. - И крымская война 1853—1856, или Восточная война — война между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинисткого королевства, - добавила она.
- Учитель истории у вас был серьёзный, - начал было Лев.
- Не будем отвлекаться, воевали постоянно, - прервал их Бочаров и продолжал.
- В 1864 году Август Отто получил патент на свою модель газового двигателя и в том же году заключил договор с богатым инженером Лангеном для эксплуатации этого изобретения. Вскоре была создана фирма «Отто и Компания».
- Посмотрим в этом месте более подробно, - сказал Бочаров и, перелистав несколько страниц первой тетради, он развернул тетрадку и показал Льву и Ирине рисунок.
На первый взгляд, двигатель Отто представлял собой шаг назад по сравнению с двигателем Ленуара. Цилиндр был вертикальным. Вращаемый вал помещался над цилиндром сбоку. Вдоль оси поршня к нему была прикреплена рейка, связанная с валом. Двигатель работал следующим образом. Вращающийся вал, видимо, рукояткой, поднимал поршень на 1/10 высоты цилиндра, в результате чего под поршнем образовывалось разрежённое пространство и происходило всасывание смеси воздуха и газа. Затем смесь воспламенялась.
Ни Отто, ни Ланген не владели достаточными знаниями в области электротехники и отказались от электрического зажигания. Воспламенение они осуществляли открытым пламенем через трубку.
Из-за более полного расширения продуктов сгорания КПД этого двигателя был значительно выше, чем КПД двигателя Ленуара и достигал 15 %, то есть превосходил КПД самых лучших паровых машин того времени.
Вот оно – сравнение ДВС с паровой машиной, - воскликнул Бочаров. Глаза его горели, он ликовал. – Далее…
- Поскольку двигатели Отто были почти в пять раз экономичнее двигателей Ленуара, они сразу стали пользоваться большим спросом. В последующие годы их было выпущено около пяти тысяч штук. Отто упорно работал над усовершенствованием их конструкции. Вскоре зубчатую рейку заменила кривошипно-шатунная передача. Но самое существенное из его изобретений было сделано в 1877 году, когда Отто взял патент на новый двигатель с четырёхтактным циклом.
Бочаров сделал паузу и повторил:
- Кривошипно-шатунная передача и четырёхтактный цикл. 1877 год…
Этот цикл, как мы знаем,  по сей день лежит в основе работы большинства газовых и бензиновых двигателей. В следующем году новые двигатели уже были запущены в производство.
Четырёхтактный цикл был самым большим техническим достижением Отто. Но вскоре обнаружилось, что за несколько лет до его изобретения точно такой же принцип работы двигателя был описан французским инженером Бо де Роша. Группа французских промышленников оспорила в суде патент Отто. Суд счёл их доводы убедительными. Права Отто, вытекавшие из его патента, были значительно сокращены, в том числе было аннулировано его монопольное право на четырёхтактный цикл.
Хотя конкуренты наладили выпуск четырёхтактных двигателей, отработанная многолетним производством модель Отто всё равно была лучшей, и спрос на неё не прекращался. К 1897 году было выпущено около 42 тысяч таких двигателей разной мощности.
Смотрите, до конца века осталось три года, а в нашей лекции ещё нет бензина и карбюратора. А через два года Анри Беккерель открыл радиоактивность, а Рентген – лучи, названные его именем.
Лев оживился, Бочаров наступил на его мозоль, радиоактивные истории, как мы уже знаем, были хорошо известны Льву, и это уже была его тема.
Но Бочаров положил руку на его плечо и добавил:
 - Будем последовательны и доведём сказку о ДВС до конца. Хотя бы до самолётного двигателя, дизеля и танка с трактором. Он почти умоляюще посмотрел на его малочисленную аудиторию. 
Прочитав в глазах Ирины и Льва интерес, он продолжал.
- Однако то обстоятельство, что в качестве топлива использовался светильный газ, сильно сужало область применения первых двигателей внутреннего сгорания. Количество светильных газовых заводов было незначительно даже в Европе, а в России их вообще было только два - в Москве и Петербурге.
Поэтому не прекращались поиски нового горючего для двигателя внутреннего сгорания. Некоторые изобретатели пытались применить в качестве газа пары жидкого топлива.
Ещё в 1872 году американец Брайтон пытался использовать в этом качестве керосин. Однако керосин плохо испарялся, и Брайтон перешёл к более лёгкому нефтепродукту — бензину. Но для того, чтобы двигатель на жидком топливе мог успешно конкурировать с газовым, необходимо было создать специальное устройство для испарения бензина и получения горючей смеси его с воздухом.
Брайтон в том же 1872 году придумал один из первых так называемых «испарительных» карбюраторов, но он действовал неудовлетворительно.
Работоспособный бензиновый двигатель появился только десятью годами позже. Изобретателем его был немецкий инженер Готлиб Даймлер. Много лет он работал в фирме Отто и был членом её правления. В начале 80-х годов он предложил своему шефу проект компактного бензинового двигателя, который можно было бы использовать на транспорте. Отто отнёсся к предложению Даймлера холодно.
Тогда Даймлер вместе со своим другом Вильгельмом Майбахом принял смелое решение — в 1882 году они ушли из фирмы Отто, приобрели небольшую мастерскую близ Штутгарта и начали работать над своим проектом.
Проблема, стоявшая перед Даймлером и Майбахом была не из лёгких: они решили создать двигатель, который не требовал бы газогенератора, был бы очень лёгким и компактным, но при этом достаточно мощным, чтобы двигать экипаж. Увеличение мощности Даймлер рассчитывал получить за счёт увеличения частоты вращения вала, но для этого необходимо было обеспечить требуемую частоту воспламенения смеси.
В 1883 году был создан первый бензиновый двигатель с зажиганием от раскалённой полой трубочки, открытой в цилиндр.
Первая модель бензинового двигателя предназначалась для промышленной стационарной установки.
Процесс испарения жидкого топлива в первых бензиновых двигателях оставлял желать лучшего. Поэтому настоящую революцию в двигателестроении произвело изобретение карбюратора.
Создателем его считается венгерский инженер Донат Банки.
В 1893 году он взял патент на карбюратор с жиклёром, который был прообразом всех современных карбюраторов. В отличие от своих предшественников Банки предлагал не испарять бензин, а мелко распылять его в воздухе.
Для поддержания напора был предусмотрен маленький бачок с поплавком, который поддерживал уровень на заданной высоте, так что количество всасываемого бензина было пропорционально количеству поступающего воздуха.
Первые двигатели внутреннего сгорания были одноцилиндровыми, и, для того чтобы увеличить мощность двигателя, обычно увеличивали объём цилиндра. Потом этого стали добиваться увеличением числа цилиндров.
В конце XIX века появились двухцилиндровые двигатели, а с первого десятилетия ХХ столетия стали распространяться четырёхцилиндровые.
Итак, повторим – создание двигателя внутреннего сгорания потребовало примерно 125 лет, то есть весь 19 век и первая четверть 20 века.
Ну, а какова судьба атомного двигателя?
- Подождите, - прервал Бочарова Лев, - Савелий Игнатьевич, Вы обещали баньку, забыли? Мы неделю мотаемся по полям. Моемся, где попало… и ещё, Вы сказали, что вертолёт сядет не около знака в поле, а в деревне. Откуда Вы знаете?
- Пилот вертолёта – мой сын Андрей, - улыбнулся Бочаров.
- У меня есть ещё один секрет – радиостанция. Я нахожусь в регулярной связи с Андреем, он держал меня в курсе Ваших перелётов.
Бочаров посмотрел на часы и сказал: - Через час у меня сеанс, как раз после бани, перед сном. 
14. БАНЯ И ЯДЕРНАЯ УВЕРТЮРА.

- Пойду, посмотрю, что с баней, - сказал Бочаров и, отодвинув свои тетради, встал из-за стола.

- Можно я полистаю, - спросил Лев, показывая на тетради.

- Конечно, - ответил Бочаров и, позвав Чарли, вышел.

- Ирина, иди сюда, - позвал Лев.

- Ой, не хочу, мне сейчас не до физики, - мягко возразила Ирина и отошла к окну.

- Что, болит? – спросил Лев.

- Нет, просто как-то необычно. Я уже хочу домой, - она подошла ко Льву, обняла его за плечи сзади и зашептала, - мне кажется, после всего, что произошло за эту неделю, я стала старше лет на десять. Изотопы, река, сеновал, лекции Бочарова, а теперь ещё и баня. Это слишком много для меня.
Лев, я всегда ходила в баню только с мамой или с девочками.
Давай попаримся вместе, а?
Но Лев не реагировал, не слышал. Он был погружён в аккуратно исписанные страницы обыкновенных школьных общих тетрадей, расчёты, рисунки, схемы…

- Ирина, ты только посмотри, это эскизы реакторов, вот проект атомного самолёта… - Этот Бочаров – самородок, чудила…

Бочаров вскоре вернулся.

- Пойдёмте, молодые люди, баня готова. Вы, как гости, первые, только всю воду не заберите. Пойдём, Лёва, я Вам всё объясню.

- Нет, Савелий Игнатьевич, Вы мне расскажите. У нас дома, наверно, что-то подобное, а Лев Григорьевич – городской житель, он сходу не разберётся, - возразила Ирина.

Они вышли втроём. Бочаров посадил Чарли на цепь на входе. Пёс был недоволен, стал бегать вдоль входа, шурша цепью по проволоке, натянутой вдоль входной тропинки.

Баня Бочарова была проста. Она находилась в самом конце участка. За глухой стеной бревенчатого сруба, установленного на камнях, за ветхой оградой начинался смешанный лес.   

Сруб бани был высокий, венцов на двенадцать, над ним высокая крыша, зашитая внахлёст, над сооружением труба дымохода.

- Сами сделали, - только и сказал мрачно Бочаров, - ещё, когда жена была со мной, Андрей помогал.

Вошли внутрь, сени, небольшое оконце, скамьи. Ирина зашла в парную и через несколько секунд выскочила оттуда.

- Ой, Савелий Игнатьевич, хорошо, жарко, спасибо, я сбегаю за бельём.
Бочаров сказал:

- Радуйся жизни, Лёва, пока время не пройдёт или хватанёшь дозу, как я. Я не ханжа, попарь девочку, она хочет, я вижу. А потом меня попаришь, хорошо?

Он что-то ещё пробормотал со злостью и ушёл.

Ирина забежала в сени и, посматривая на Льва, заверещала:

 - Лев, здесь я главная, делай то, что я тебе скажу.

Она закрыла сени изнутри на щеколду.

- Ты взял смену белья?

- Да, - ответил Лев.

Он ещё привыкал к запахам русской бани.

Наверху под крышей висели сушёные грибы. Они создавали вместе с вениками, висевшими сбоку, неповторимый аромат.
Оконце освещалось лучами заходящего солнца. Слабая лампочка освещала сени светом переменной интенсивности.
Движок был далеко и не был слышен.

- Ну, раздевайся, что ты сидишь, - нетерпеливо сказала она.
Она уже разделась и стояла перед ним, белея своим телом, и смотрела, как Лев раздевается.

- Вот также она смотрела на меня перед купаньем в холодной реке, - вспомнил Лев. – Никогда не постигну, не пойму этих женщин.

Она взяла его за руку и, открыв тяжёлую дверь, они вошли в парную. Лев ожидал увидеть что-то чёрное, закопчённое. Он из литературы знал, что в русских банях вентиляции нет, поскольку пар не должен уходить и пол должен быть тёплым. Иначе зимой придётся париться в валенках.

Но вместо этого он увидел комнату, обшитую изнутри  светлыми лиственными породами. По стенам были построены полки. Для настоящего жара нужно садиться как можно выше. Лев это понял в парной Ямских бань в Ленинграде.

- Но очень высоко нельзя, а то можно вообще загнуться, - вспомнил Лев.

Посредине комнаты был сооружен металлический квадрат, внутри которого лежали нагретые камни. Топка была под ними. Было очень жарко, но не душно. В углу стояли бадьи с холодной водой. Около квадрата – бадьи с горячей водой.

Лев вспомнил ванную в изотопной лаборатории и ему стало не по себе.

Ирина, прочитав на его лице опасения, взяла Льва за руку и посадила, как маленького ребёнка, на вторую полку.

- Сиди и потей, понял, - сказала она и, зачерпнув кружкой воду, плеснула на камни.
Камни зашипели, как живые, и ответили жаром. Она поддала ещё раз и уселась около него. 

- Сейчас мы погреем наши старые кости, затем спустимся и я тебя намылю и помою, как нашего будущего сына, - улыбаясь, она смотрела на него.

- Какого сына? – испуганно спросил Лев. - Тебе ещё учиться и учиться, - бормотал он, стараясь не смотреть на её холмы, полные молодой силы и желания, и на треугольник, чернеющий внизу.

- А вот мы сейчас его и сделаем, - уверенно сказала Ирина.

- Ирина, в парной, ты хочешь, чтоб я концы отдал, отойди.

- Не волнуйся, - тихо ответила она. – Я понимаю, я шучу. У нас ещё будет время.

Они спустились с верхней полки, отодрали друг друга вениками. Намылились и обдались почти холодной водой. Когда она гладила его, намыливая, Лев было снова завёлся, но она отклонила его руки и сказала:

- Мне ещё немножко больно. Давай сделаем паузу, хорошо?

- Я оденусь и пойду, позову Бочарова. Попарь старика, он совсем один, - сказала она и вышла из парной.

…Вскоре пришёл Бочаров. Он молча разделся, зашёл в парную и залез на верхнюю полку.
Лев больше не стал париться, он сидел внизу, поливая себя чуть тёплой водой и ждал, пока Бочаров слезет вниз. Наконец Бочаров спустился, улёгся на вторую полку и сказал, показывая на веник, висевший в углу:

- Лёва, поработай немного, не бойся, бей похлеще.

Лев обрабатывал его и думал, что у Бочарова вполне молодое тело, никак не похож на старика.

Бочаров как бы уловил Лёвины мысли, и он сказал:
- Офицеров увольняют из армии вполне ещё в форме, не развалившимися мужчинами. Если ко мне, например, забредёт такая девушка, как Ирина, возможно, я начал бы новую жизнь… 

О дезактивации он ничего не сказал.

Они вышли в сени, быстро оделись. Бочаров сказал:

- Иди, Лёва, а я посмотрю, чтобы пожара не было, чтобы топка утихла, я скоро приду.

Уже было совсем темно, движок по-прежнему стрекотал в сарае, не уменьшая впечатления об изолированности одинокого дома в мёртвой деревне.
Лев не понимал, как Бочаров коротает в таких условиях зиму. Какую волю к жизни надо сохранять, чтобы в одиночестве не опуститься в этой глуши, сохранять физическую силу и работоспособность, фантазию, стараться стронуть с секретных тормозов ядерную физику – эту несчастную жертву противостояния идеологий, стереотипов и косности людей, населяющих Землю…

Ирина сидела около лампы и читала книгу.

- Что ты нашла у Бочарова? – спросил Лев.

Ирина молча протянула Льву тонкую брошюру.

Лев прочитал название: «Роберт Оппенгеймер и атомная бомба» М. Рузе. Издание Госкомитета по атомной энергии СССР.

- Где он нашёл эту книгу? У меня её нет, только что издана. 

- Оппенгеймер, кто это? – спросила Ирина.

- Физик, научный руководитель Манхеттенского проекта Лос-Аламосской лаборатории в Америке, в которой группа учёных и инженеров разработали, построили и успешно испытали атомную бомбу, - ответил Лев и продолжил, - каждый физик знает эту историю.

6 августа 1945 года – взрыв атомной бомбы над Хиросимой, Япония, 9 августа – над Нагасаки.
Но ещё ранее, 16 июля 1945 года, в 5.30 утра на полигоне в США, на юге штата Нью-Мексико, примерно в 100 км от города Аламогордо, состоялось первое испытание ядерного оружия, названное Trinity test.
На металлической башне, сооружённой посреди пустыни, был осуществлён первый атомный взрыв.
Оппенгеймер в обстановке секретности руководил этой работой. Американцы гнали изо всех сил. Они боялись, что Гитлер сделает бомбу раньше, у немцев тоже достаточно было интеллекта и знаний для этого…
Результаты взрыва оказались намного мощнее, чем расчёты... Это был шок для учёных и военных…

Ирина, если тебе это интересно, поступай в университет, там тебе всё расскажут. Я думаю, что Бочаров и хочет нам изложить эту историю также подробно, как он подал историю развития двигателя внутреннего сгорания.
Если завтра у нас будет время, тебя ждёт что-то очень интересное. Я, в основном, знаком с этой трагедией, или драмой, как хочешь, понимай.

Бочаров вернулся.

Ирина сразу сказала: - Савелий Игнатьевич, большое спасибо за баню. Расскажите нам про ядерную физику, я Вас очень прошу.

- Нет, на сегодня хватит, - улыбаясь, ответил Бочаров. – Сейчас время связи с Андреем. Мы узнаем, когда он прилетит завтра. Если завтра утром будет время, я с удовольствием расскажу.

Он прошёл в соседнюю комнату, сел к стеллажу и выдвинул закрытую полку. Он приподнял передвижную крышку, на полке стоял радиопередатчик. Он одел наушники, подал питание и через некоторое время стал стучать ключом морзянкой. Он делал паузы и слушал ответы.

Наконец сеанс закончился. Бочаров выключил радиостанцию
и сообщил:

- Поскольку с вашим последним изотопом мы затянули, им дали какое-то задание на утро. Они прилетят к нам в час дня или даже позже, привезут мне солярку для дизельного движка и заберут Вас. Жаль, я уже привык к Вам, - смущённо улыбаясь, проговорил Бочаров, посмотрев на Ирину,  и добавил, - будем собираться спать.
 
Бочаров после сеновала и бани составил себе представление об отношениях Ирины и Льва, поэтому он сказал:

- Ребята, ложитесь вдвоём на большую тахту, а я уж как- нибудь на диванчике покемарю.

Он ушёл выключить движок и проверить, как устроился Чарли. Овчарка должна была охранять усадьбу, дом, но иметь возможность укрыться в случае дождя. 

…Лампа, мигнув один раз, погасла, и Лев с Ириной оказались в темноте. Лишь свет луны освещал комнату и тахту, покрытую светлым одеялом.

- Давай спать, - пробурчал Лев.

- Мы с тобой уже как официальные муж и жена, а? – засмеялась Ирина. – Интересно, что скажут моя мама и братья?

- Бочаров просто интеллигентный человек, который уже знает цену супружеской измены, правильно оценивает прочность брака… Не будет утечки информации, я надеюсь.

- Откуда ты, Лев, такой философ? Откуда у тебя в двадцать пять лет такой опыт? – горячо воскликнула Ирина.
Лев ничего не ответил, он не стал посвящать Ирину в то, что он понял в Москве, когда приводил в сексуальное равновесие Беллу, после того как она год была одна после развода, и они просто сломали кровать…    

Он просто сказал: - Не бери в голову, Ирина, давай спать.

Ирина, видимо, обиделась, она повернулась к стене, и через некоторое время её дыхание стало ровным и безмятежным.



15. ВИЛЬГЕЛЬМ РЕНТГЕН И АНРИ БЕККЕРЕЛЬ.

Утром Лев, просыпаясь, пошарил рукой по месту, где должна была находиться Ирина, но её не было. Он окончательно проснулся, сел на кровати, нашёл свои вещи и стал одеваться. Голова болела, он тоже захотел домой, на Валдай.

Ирина стояла на кухне и жарила оладьи на примусе.
- Здравствуй, дорогая, - сказал Лев, и потянулся к её затылку.
- Где майор?

Ирина мягко отстранилась.

- Делает зарядку с утра. Дрова рубит, ты не слышишь разве?

- Чокнутый, - подумал Лев. Но вслух сказал: - Будем собираться домой. В час прилетит вертолёт. Отдадим последний изотоп и домой. Мне всё это порядком надоело.

- А мне нравится здесь, - возразила Ирина. – Жаль только, что телевизора нет, и по нашей кормилице я соскучилась. Я уже привыкла общаться с ней во время утренней дойки. Мы с ней разговариваем. Правда, говорю, в основном, я, а она только шумно вздыхает, кивает головой и машет хвостом. Но я её понимаю… Бочарову надо завести корову.

- Ирина, я прошу тебя, оставь.

Лев ещё не отошёл ото сна и, он злился, что не тронул её ночью.    

Но Ирина продолжала:

- Лёва, я хочу услышать, как Бочаров понимает ход развития ядерной физики, огромные энергии, но начали с бомбы, у людей так всегда – сначала надо придумать, как угробить друг друга, а потом хоть трава не расти…

- Насчёт травы ты точно подметила, не только трава, но и всё вокруг, мне эти размышления уже сидят в печёнках, давайте просто радоваться жизни, - возразил Лев.

- Радоваться жизни, - повторил внезапно появившийся Бочаров. Он был в белой рубахе, в галифе, в том виде, как они увидели его первый раз.

– Лев, с утра наколи дровишки. Я всегда любил длительный бег, длительное равномерное движение – основа здоровья, но оставить хозяйство надолго я не могу, разворуют к чёртовой матери… Вот я и нашёл замену.

- Савелий Игнатьевич, Лёва, завтрак готов, - торжественно сказала Ирина.

- Готов, - повторил строго Бочаров. – Посмотрим…
Они сидели за столом и молча поедали оладьи, запивая их чаем с брусничным вареньем.

- Ягод у нас тут навалом, - сказал Бочаров. – Вот скоро приедет на каникулы мой внук Ванька, с мамой Еленой – женой Андрея. Будут шастать по лесу целыми днями. Хотя она уже на шестом месяце, второго внука ждём, я надеюсь.

- Хорошо, Савелий Игнатьевич, Вы не будете один. С внуком всегда веселее, - заверещала Ирина.

Лев недовольно покосился на неё.

Но Ирина, казалось, не обращала внимания на него.

- Савелий Игнатьевич, мы ждём Вашей лекции по ядерной физике, до вертолета три часа, успеем.

Ну, хорошо, - вздохнул Бочаров. – Я даже не знаю, что Вам рассказать, хотя я думаю, что произошло чудо, огромный прорыв в понимании устройства мира. Но всё как-то наспех, не до конца, ощущение, что кто-то очень мешал физикам и химикам думать и экспериментировать…

Лев оживился. – Кто-то мешал? – повторил он и зло продолжил:

– Вы подержите мужское население целого материка несколько лет зимой в окопах,  потравите людей газом, поубивайте  шрапнелью, это в первую мировую войну, затем устройте революцию, гражданскую войну, голод, затем вторую мировую войну, когда в Европе и Азии уже все дрались против всех, тогда посмотрим, будет ли у людей интерес к тому, чем отличаются гамма-лучи от альфа частиц… Просто смешно.

- Верно, - спокойно сказал Бочаров. – Ирина, давай уберём со стола, а я пока найду свои ватманы, я ведь не только писал в тетради, но кое-что и чертил, зимние вечера длинные, время было…

Лев явно не был настроен слушать истории про мадам Кюри и Резерфорда, он считал, что знает эту сагу досконально. Но профессиональный интерес всё же был – что смог накопать
отставной майор химической службы в зимней глуши, как далеко ушла его фантазия, докопаться до конструкции атомного самолёта. Но подводные лодки и ледоколы с атомными двигателями уже есть…

Лев сел в угол и старался не мешать лектору и будущей студентке. Он вспомнил, как он рассказывал ей в лаборатории про изотопы…

- Прежде всего, - начал медленно Бочаров, потирая пальцы, -  не надо думать, что всё придумано в последние сто лет. Эволюция всегда зиждется на определённой базе, на накопленном опыте. Давайте аккуратно рассмотрим эту базу.

Он подошёл к первому ватману, на котором была представлена таблица Менделеева, но в усечённом виде.

Заметив удивление Льва, Бочаров сказал, улыбаясь:

- Верно, чего-то не хватает. Это таблица в том виде, как её видел Дмитрий Менделеев в 1869 году.
 63 элемента…Учёный отправил в научные учреждения России и других стран первый вариант системы «Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве», в котором элементы были расставлены по девятнадцати горизонтальным рядам (рядам сходных элементов, ставших прообразами групп современной системы) и по шести вертикальным столбцам (прообразам будущих периодов).

Интересно, - продолжил Бочаров, - что и до Менделеева предпринимались попытки систематизировать элементы.

Он заглянул в тетрадь и почти прочёл:
-  В 1829 году Дёберейнер опубликовал найденный им «закон триад»: атомный вес многих элементов близок к среднему арифметическому двух других элементов, близких к исходному по химическим свойствам (стронций, кальций и барий; хлор, бром и йод и др.). Первую попытку расположить элементы в порядке возрастания атомных весов предпринял  Александр Эмиль Шанкуртуа (1862), который разместил элементы вдоль винтовой линии и отметил частое циклическое повторение химических свойств по вертикали. Обе указанные модели не привлекли внимания научной общественности.
В 1866 году свой вариант периодической системы предложил химик и музыкант Джон Александр Ньюлендс, модель которого («закон октав») внешне немного напоминала менделеевскую, но была скомпрометирована настойчивыми попытками автора найти в таблице мистическую музыкальную гармонию.
В этом же десятилетии появились ещё несколько попыток систематизации химических элементов; ближе всего к окончательному варианту подошёл Юлиус Лотар Мейер (1864).
Д. И. Менделеев, как я уже упоминал, опубликовал свою первую схему периодической таблицы в 1869 году в статье «Соотношение свойств с атомным весом элементов» (в журнале Русского химического общества); ещё ранее (февраль 1869 г.) научное извещение об открытии было им разослано ведущим химикам мира.
Этим я хочу подчеркнуть значение базы, на которой зиждется любое открытие.

Но самое интересное произошло в течение примерно 15 лет, к концу 19 и в начале 20 века. Обратите внимание, это был период без больших и кровопролитных войн.

Жаль, что я не астролог, может быть, он может объяснить этот грандиозный скачок в науке и технике именно в эти годы.

Вот ориентировочный список этих открытий, может быть случайных, а, может быть, имеется закономерность.

1. Открытие электрона. Это сегодня каждый школьник знает, как устроен кинескоп в телевизоре или осциллографе. Термоэлектроны, вышедшие из нагретого катода электронно-лучевой трубки ускоряются в вакууме электрическим полем, приобретают энергию и тормозятся в экране, вызывая свечение. А до 1897 года человечество вообще не подозревало о существовании электрона. Атомно-молекулярные представления были.

Атому вообще несколько тысячелетий. История науки сообщает, что понятие об атоме как наименьшей неделимой части материи было впервые сформулировано древнеиндийскими и древнегреческими философами.   
Atomos – по гречески неделимый. Называют имена Левкиппа и Демокрита, это V – IV век до нашей эры.

Ещё в те времена было провозглашено – « Счастье не в богатстве, не в стадах и золоте, не в рабах и деньгах. Счастье – в хорошем расположении духа. Благодушие или эвтюмия – такое состояние, при котором душа живёт безмятежно и спокойно, не возмущаемая ни боязнью демонов, ни какой-либо другой страстью.»

Бочаров сделал паузу и посмотрел на аудиторию. Состояние Ирины сложно описать. Было видно, что Бочаров полностью овладел ею.
Лев переместился поближе, он начал понимать, что вскоре влияние Бочарова будет необходимо ограничить.
Но Бочаров спокойно продолжал.

- Два слова о молекуле. Ещё в 1860 году международный съезд химиков в Карлсруе, в Германии определил молекулу, как наименьшую частицу вещества, обладающую всеми его химическими свойствами. А атомы объединяются в молекуле в большинстве своём с помощью химических связей.
Тогда уже витало в воздухе, что химических связей недостаточно для понимания. Ведь недаром у алхимиков в попытках превратить одни элементы в другие ничего не получалось. 

Да, так английский физик Джозеф Джон Томсон открыл мельчайшую частицу отрицательного электричества – электрон. Эту частицу тогда называли атомом электричества, - Бочаров улыбнулся и добавил, - Томсон представлял себе атом как «пудинг с изюмом», это его фраза.
Атом не пустой, для атома углерода, он заявил, что шесть электронов вкраплены в сплошную сферу положительного заряда, равного по сумме зарядам шести электронов, поэтому атом нейтрален.

Это 1897 год …

2. Второй пример -  8 ноября 1895 года немецкий физик Вильгельм Конрад Рентген открыл лучи, которые названы его именем.

И снова физики замечали ранее это излучение, можно назвать великого Николу Тесла, который еще в 1882 году писал о тормозном излучении, которое возникает при работе катодно-лучевой трубки. С 1892 года Генрих Герц и его ученик Филипп Леонард говорили о почернении фотопластинок при работе этой трубки.  Однако никто из них не осознал значения сделанного ими открытия и не опубликовал своих результатов.
По этой причине Рентген не знал о сделанных до него открытиях и открыл лучи независимо — при наблюдении флюоресценции, возникающей при работе катодно-лучевой трубки. Эксперимент Рентгена имеет принципиальное значение для дальнейшего развития физики, поэтому нам стоит рассмотреть его более внимательно.
Рентген поместил катодно-лучевую трубку в непрозрачный кожух. Он, видимо, интуитивно чувствовал, что существует опасность для здоровья. Когда трубка работала, то за анодом на стекле появлялось маленькое пятно, светящееся холодным, зеленовато-желтым светом.  Явление свечения некоторых веществ – флюоресценция давно было известно учёным.
8 ноября 1895 года, когда его ассистенты уже ушли домой, Рентген продолжал работать. Он снова включил ток в катодной трубке, закрытой со всех сторон плотной чёрной бумагой. Кристаллы платиноцианистого бария, лежавшие неподалёку, начали светиться зеленоватым цветом. Учёный выключил ток — свечение кристаллов прекратилось. При повторной подаче напряжения на катодную трубку свечение
в кристаллах, никак не связанных с прибором, возобновилось.
В результате дальнейших исследований учёный пришёл к выводу, что из трубки исходит неизвестное излучение, названное им впоследствии икс-лучами. Эксперименты Рентгена показали, что икс-лучи возникают в месте столкновения катодных лучей с преградой внутри катодной трубки. Учёный сделал трубку специальной конструкции - антикатод был плоским, что обеспечивало интенсивный поток икс-лучей. Благодаря этой трубке (она впоследствии будет названа рентгеновской) он изучил и описал основные свойства ранее неизвестного излучения, которое получило название — рентгеновское. Как оказалось, икс-излучение способно проникать сквозь многие непрозрачные материалы; при этом оно не отражается и не преломляется. Рентгеновское излучение ионизирует окружающий воздух и засвечивает фотопластины. Также Рентгеном были сделаны первые снимки с помощью рентгеновского излучения.
Всему миру известен рентгеновский снимок руки Альберта фон Кёлликера, сделанный Рентгеном 23 января 1896 года.

3. Эксперимент французского физика Анри Беккереля.
Сотни учёных во всех странах мира стали лихорадочно повторять эксперимент Рентгена и изучать эти новые лучи.

Но в этом месте Бочаров устал. Он сказал:

- Давайте сделаем перерыв. Можно вообще прекратить, если скучно.

- Нет, - сказал Лев, - я примерно эти вещи рассказывал гидрологам на Валдае, но Ваш рассказ более увлекателен, как думаешь Ирина?
 Она ничего не сказала, только подошла к Бочарову и поцеловала его в щёку.

- Ирина, ты что, - только вздохнул Бочаров.

- Папа мой очень похож на Вас, Савелий Игнатьевич, - только сказала она, и слёзы появились на её глазах.

- Ну что ты, Ирина, прости, я не хотел, - пробормотал Бочаров.

Она справилась с собой и продолжала:

- Надо обязательно довести рассказ до атомной бомбы, я прошу Вас…

- До бомбы ещё далеко, - сказал Бочаров.

- Савелий Игнатьевич, - вмешался Лев, - прежде чем Вы перейдёте к Анри Беккерелю, я хочу добавить пару деталей, раскрывающих полнее характер Вильгельма Рентгена.

- Рентген возражал против присвоения трубке с вольфрамовым антикатодом ( анодом ) его имени. Также он возражал называть Х-лучи его именем.

Почему? Такова была этика учёных того времени. Он не стремился ни к патентованию, ни к финансовому вознаграждению. Немногие знают, что в момент открытия ему было уже 50 лет, он занимал должность профессора и ректора Вюрцбургского университета. Значит, у него были коллеги во всём физическом мире, ученики, сотрудники лабораторий. Он – первый в истории физики лауреат Нобелевской премии в 1901 году.
Умер он в 1923 году, значит, он мог наблюдать первую мировую войну, падения самодержавий в Европе и в России, русскую революцию, создание Веймарской республики в Германии. Последние годы, мне помнится, он жил в Мюнхене. Пивной путч нацистов ведь был в Мюнхене, нет?
Скромность учёного всегда не бывает лишней, - добавил Лев.
- Браво, Лев, - воскликнул Бочаров. – Давай дальше двигаться вместе.
- Попробуем, - только и сказал Лев.

Ирина ликовала, с трудом сдерживая свои эмоции.
Они сделали перерыв. Бочаров ушел по хозяйству, Ирина подошла ко Льву и уткнулась головой в его грудь.

Лев осторожно отстранил её и сказал:
- Впереди самое интересное, боюсь, нам не хватит времени дойти, как ты говоришь, до бомбы. Сколько времени ещё до вертолёта? Два часа… Ирина, всё это я могу досказать тебе уже дома, я достаточно хорошо знаком с ядерной сагой, как ты уже могла убедиться на примере изложения рентгеновского открытия.

- Нет, я хочу услышать все от Бочарова, больно хорошо он излагает, ты уж не обижайся, хорошо?

- Да ради Бога, - только и сказал Лев, поскольку Бочаров вернулся.

- Так на чём мы остановились? На Анри Беккереле, я вспомнил. Давайте откроем Ирине радиоактивность, - улыбнулся Бочаров, - а затем я приготовил Вам сюрприз. Мы успеем. Кто-то из великих как-то сказал: «Если Вы знаете хорошо предмет, Вы можете объяснить его суть и ребёнку».

Итак, французский учёный Анри Беккерель. Он был из семьи физиков, его дед и отец изучали фосфоресценцию, флюоресценцию. В доме была большая коллекция минералов. Факт, что многие минералы меняют окраску под воздействием солнечных лучей, был хорошо известен.

Как мы уже говорили, при работе первой трубки Рентгена за анодом на стекле появлялось маленькое пятно, светившееся холодным, зеленовато-жёлтым светом.
Изучая это явление, Беккерель пришёл к убеждению, что это свечение и есть причина испускания новых лучей. А значит и другие светящиеся вещества могут испускать такие же или подобные лучи.      
В решении этой задачи, необходимо было исключить влияние солнечных лучей. И Беккерель в одном из опытов взял фотографическую пластинку, тщательно закрыл её в несколько слоёв чёрной бумаги и положил на неё кусок первого попавшего под руку флюоресцирующего вещества из коллекции деда, свечение которого под воздействием солнечных лучей было особенно сильным.

- Это была двойная сернокислая соль урана и калия, - осторожно вставил Лев.

- Верно, - сказал Бочаров и продолжал. – Беккерель выставил
эту соль и закрытую фотопластинку под солнечные лучи. Он рассуждал – если флюоресцирующее вещество, освещённое ярким солнечным светом, не только светится видимым светом, но и испускает невидимые глазом всепроникающие рентгеновские лучи, то они пройдут через бумагу и отпечатаются на фотопластинке.

Опыт удался – кусочек соли оказался способным оставлять на фотопластинке такие же следы, как и лучи Рентгена.

Повторив опыт несколько раз, Беккерель уже подготовил статью об этом явлении.

Закрытых контор – так называемых «почтовых ящиков» - тогда не было, и учёные свободно обменивались полученными результатами.
Но Анри Беккерель был педантом, и он решил повторить опыты ещё раз.

На этом месте изложения глаза Бочарова заблестели. Лев тоже заулыбался.
- Дело в том, что настали ненастные, дождливые дни. Не было солнца, и Беккерель спрятал приготовленный пакетик с фотопластинкой и лепёшкой соли на ней в ящик письменного стола.
Через несколько дней наступила ясная погода, и Беккерель, наткнувшись в ящике стола на этот пакет, вспомнил о нём и решил на всякий случай проявить фотопластинку.
К его изумлению, на фотопластинке отпечаталось изображение не только соли, но и монеты, случайно оказавшейся между солью и закрытой фотопластинкой. Причём, изображение было более резкое и ясное, чем при опытах, когда соль флюоресцировала под действием солнца.    
Повторив опыты, Беккерель окончательно убедился, что соль урана излучает невидимые лучи, похожие на лучи Рентгена.
Это произошло 26 февраля 1896 года – отправной пункт всей новой физики ХХ века.

- Через три с половиной месяца после открытия Рентгена, - добавил Лев.

- Вот в этой точке давайте остановимся, - сказал Бочаров, - и я постараюсь Вас немного отвлечь от физики на нечто другое явление нашей жизни, не менее замечательное.

Ирина, сделайте, пожалуйста, нам чаю, - попросил Бочаров и ушёл в угол, где стоял его сейф и стеллаж с радиостанцией.

16. СЕРГЕЙ РАХМАНИНОВ И ЛЕВ ТОЛСТОЙ.

- Давайте немного отдохнём от физики, помолчим и послушаем музыку, - сказал Бочаров, он вернулся и сел около стола, держа бережно в руках граммофонную пластинку. – Это - уникальная пластинка. Запись самого Рахманинова. Он исполняет свой 2 концерт для фортепьяно с оркестром.
Он посмотрел на пластинку и прочёл: Филадельфийский оркестр. Дирижёр Л.Стоковский. Фортепиано С.Рахманинов.
Концерт №2 c-moll. 10 – 13 апреля 1929 года.
- Жена где-то достала, давно, - добавил он, поджимая губы. – Интересно, что Рахманинов написал этот концерт в 1900 году. Ему было 27 лет. Опять начало 20 века.

- А я думал, что он написал его в эмиграции, в Штатах, - задумчиво сказал Лев. – Он в 1917 году уехал с семьёй на гастроли, куда-то в Скандинавию… Да так и не вернулся.

- Немногие знают, что Рахманинов из здешних, новгородских мест, - сказал Бочаров. - Ирина говорила мне, что ваша первая снегомерная точка была около реки Пола. Так, если проплыть вверх по этой реке, вы попадёте в глухомань, район Залучье. Там около деревни Пинаевы Горки была усадьба Семёново. Вот там в 1873 году Рахманинов и родился. Усадьба не сохранилась, как мне известно, после революционных событий и гражданской войны.

- Почему Вы, физики, так любите классическую музыку? - спросила вдруг Ирина, но мужчины только молча посмотрели на неё и не ответили.

Бочаров  поставил иголку на пластинку и отошёл к окну.

Изба наполнилась аккордами в верхнем и среднем регистрах солирующего фортепиано.
Лев прекрасно знал этот концерт. Мама гоняла его в детстве
в ленинградскую филармонию.
Ирина сидела молча, её глаза были широко раскрыты, она смотрела куда-то в окно.
Вступил оркестр, прошла главная тема, маршеобразная, но смягчённая, это не Шостакович в его 7 симфонии.
Затем 2 часть – музыка редкой красоты,  наступило состояние покоя, полного растворения в природе…
И, как положено, 3 часть – «Праздник жизни». Главная партия рождается из слияния звонов, стремительно летящих скерцозных мотивов, плясовых и маршевых ритмов. Её сменяет лирический дифирамб – тема побочной партии. Она звучит трижды, раз за разом все ярче. Присутствует кода.

Невозможно передать впечатление от этой музыки.
Сложнейшая партитура… Лев знал, что Рахманинов был высокого роста, что-то под 2 метра, значит, у него были большие кисти, он легко брал октавы, владел инструментом  и был виртуозом фортепианной игры.

Концерт закончился. Все молчали. Бочаров снял пластинку и спрятал её в конверт.

- Я часто зимними вечерами слушаю этот концерт. Удивительной силы эмоциональный заряд…, - сказал он и добавил:
А ведь это 1900 год. Что это было за время? Когда осознаёшь, что произошло через каких-то десять – двадцать лет, уму не постижимо.

- Ну, хорошо, - добавил Бочаров, - давайте попьём чай, съедим что-нибудь и продолжим. У меня есть ещё кое-что, но это уже из области литературы, и, если хотите, публицистики. Немного становится понятным, почему была первая мировая война, революция и гражданская война.
Что-то я слишком откровенен с Вами. Что значит одиночество, всё же общение необходимо.

- А вы приезжайте к нам, на Валдай, чай не в другой стране живёте, - сказала Ирина и смело посмотрела на Бочарова.

- А куда ж я с кошкой и собакой сдвинусь, - засмеялся Бочаров и добавил, - спасибо, Ирина. Лучше вы приезжайте ещё. Ну, мы ещё не прощаемся, время есть.

Пока пили чай, смачивая, макая в горячий чай, ванильные сухари, Бочаров отошёл к книжной полке, поискал там что-то и вернулся к столу со стопкой напечатанных на машинке листков.

- Что это? - спросила Ирина.

- Ты, Ирина, проходила в школе, на уроках литературы произведения Льва Николаевича Толстого. «Война и мир», «Анна Каренина», можно добавить автобиографическую трилогию «Детство, Отрочество и Юность «, «Воскресенье», Севастопольские рассказы… И много ещё…

Но Толстой был и не только писатель, он был философ. Он был основатель определённого философского течения – толстовства, кратко суть этого течения обозначают фразой – непротивление злу насилием.
 
- Ну, да, - сказал Лев, - тебя ударили по щеке, подставь другую. 
Бочаров поморщился и недовольно сказал:
- Не надо упрощать, продолжим… Толстой был великий человек, можно упомянуть его философские произведения «Исповедь» и «В чём моя вера». Он вёл обширную переписку, к нему обращались, он отвечал.
Так вот, к 1900 году, к тому времени, в котором мы рассматриваем развитие физики, Льву Николаевичу Толстому было 72 года, он был 1828 года рождения. Для тех времён это был приличный возраст.
 И в 1902 году, находясь в Крыму, он почувствовал себя так плохо, что подумал, пришёл час его ухода.
Чувствуя, что надо успеть сказать что-то важное, что-то, что он не успел сказать, Толстой написал письмо императору всея Руси, царю Николаю Второму. Когда я его нашёл - это письмо, оно настолько поразило меня своим верным предвидением, что я его перепечатал и храню.
Вот оно. Я понимаю, - продолжал Бочаров, - что времени у нас в обрез, я прочитаю Вам только несколько цитат из письма, которые невозможно не знать, размышляя не только о судьбе ядерной физики, но и вообще, о развитии как русского, так и мирового сообщества в начале 20 века.
Послушайте, как написано само обращение к царю:
«Любезный брат!
Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку - брату. Кроме того, еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти.
Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и вам и какое большое зло она может принести людям и вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь».
Бочаров оторвался от текста и как бы для себя пробормотал:
- Мне неведомо, было ли это письмо открытым, было ли оно опубликовано в прессе, или было послано только царю, пусть в этом разберутся историки, но каков тон – как он оценивает деятельность первого человека – самодержца!
И, посмотрев с недоверием на молодых людей, молча сидящих за столом, он добавил: - И писал ли кто-нибудь в таком тоне Сталину?
Ирина вздрогнула и посмотрела на Льва. Лев молчал и о чём - то сосредоточенно думал.
Бочаров продолжал: - Далее Толстой описывает картину состояния Российской империи к тому времени. К текстам великих людей, надо относиться очень деликатно, нельзя вырывать из него куски. Наверное, также нельзя обращаться с партитурами Баха, Моцарта, Бетховена…
Но я позволю себе озвучить наиболее важное из того, что Толстой считал нужным донести до царя. Напоминаю, всё, что вы сейчас услышите, Толстой написал в 1902 году. Ещё не было русско-японской войны, событий 1905 года, первой мировой войны и Октябрьской революции. Послушайте…
«Треть России находится в положении усиленной охраны, то есть вне закона. Армия полицейских - явных и тайных - все увеличивается. Тюрьмы, места ссылки и каторги переполнены, сверх сотен тысяч уголовных, политическими, к которым причисляют теперь и рабочих. Цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время 40-вых годов. Религиозные гонения никогда не были столь часты и жестоки, как теперь, и становятся все жесточе и жесточе и чаще. Везде в городах и фабричных центрах сосредоточены войска и высылаются с боевыми патронами против народа. Во многих местах уже были братоубийственные кровопролития, и везде готовятся и неизбежно будут новые и еще более жестокие.
И как результат всей этой напряженной и жестокой деятельности правительства, земледельческий народ - те 100 миллионов, на которых зиждется могущество России, - несмотря на непомерно возрастающий государственный бюджет или, скорее, вследствие этого возрастания, нищает с каждым годом, так что голод стал нормальным явлением. И таким же явлением стало всеобщее недовольство правительством всех сословий и враждебное отношение к нему».
«Ведь вы не можете не знать того, что с тех пор как нам известна жизнь людей, формы жизни этой, как экономические и общественные, так религиозные и политические, постоянно изменялись, переходя от более грубых, жестоких и неразумных к более мягким, человечным и разумным. «
«…цари могут быть и бывали и изверги и безумцы, как Иоанн IV или Павел, а во-вторых, то, что, какой бы он ни был хороший, никак не может управлять сам 130-миллионным народом, а управляют народом приближенные царя, заботящиеся больше всего о своем положении, а не о благе народа».
«Самодержавие есть форма правления отжившая, могущая соответствовать требованиям народа где-нибудь в центральной Африке, отделенной от всего мира, но не требованиям русского народа, который все более и более просвещается общим всему миру просвещением. И потому поддерживать эту форму правления и связанное с нею православие можно только, как это и делается теперь, посредством всякого насилия: усиленной охраны, административных ссылок, казней, религиозных гонений, запрещения книг, газет, извращения воспитания и вообще всякого рода дурных и жестоких дел».
Бочаров прекратил цитировать и сказал:
- Это он говорит самодержцу. Толстого не посадили в Гулаг, он прожил ещё 8 лет и умер от простуды… Я заканчиваю, ещё пару мыслей…
«Мерами насилия можно угнетать народ, но нельзя управлять им. Единственное средство в наше время, чтобы действительно управлять народом, только в том, чтобы, став во главе движения народа от зла к добру, от мрака к свету, вести его к достижению ближайших к этому движению целей. Для того же, чтобы быть в состоянии сделать это, нужно прежде всего дать народу возможность высказать свои желания и нужды и, выслушав эти желания и нужды, исполнить те из них, которые будут отвечать требованиям не одного класса или сословия, а большинству его, массе рабочего народа».
«И те желания, которые выскажет теперь русский народ, если ему будет дана возможность это сделать, по моему мнению, будут следующие:
Прежде всего, рабочий народ скажет, что желает избавиться от тех исключительных законов, которые ставят его в положение пария, не пользующегося правами всех остальных граждан; потом скажет, что он хочет свободы передвижения, свободы обучения и свободы исповедания веры, свойственной его духовным потребностям; и, главное, весь 100-миллионный народ в один голос скажет, что он желает свободы пользования землей, то есть уничтожения права земельной собственности.
«И вот это-то уничтожение права земельной собственности и есть, по моему мнению, та ближайшая цель, достижение которой должно сделать в наше время своей задачей русское правительство.
В каждый период жизни человечества есть соответствующая времени ближайшая ступень осуществления лучших форм жизни, к которой оно стремится. Пятьдесят лет тому назад такой ближайшей ступенью было для России уничтожение рабства. В наше время такая ступень есть освобождение рабочих масс от того меньшинства, которое властвует над ними, - то, что называется рабочим вопросом».
«Для русского народа такое освобождение может быть достигнуто только уничтожением земельной собственности и признанием земли общим достоянием, - тем самым, что уже с давних пор составляет задушевное желание русского народа и осуществление чего он все еще ожидает от русского правительства.»
Лев поднял руку как на семинаре и спросил:
- Уничтожение земельной собственности и признание земли общим достоянием…А как же имение Толстого «Ясная поляна», разве Толстой сам не был землевладельцем, не понимаю? Он не дожил, его имение тоже могли сжечь в пламени революции…
Бочаров не ответил. Он понимал, что не может сказать молодым людям, которых он случайно встретил, всего, что он уже давно понял.
Он помрачнел и сказал:
- Позвольте мне закончить…
«Я лично думаю, что в наше время земельная собственность есть столь же вопиющая и очевидная несправедливость, какою было крепостное право 50 лет тому назад. Думаю, что уничтожение ее поставит русский народ на высокую степень независимости, благоденствия и довольства. Думаю тоже, что эта мера, несомненно, уничтожит все то социалистическое и революционное раздражение, которое теперь разгорается среди рабочих и грозит величайшей опасностью и народу и правительству.
Нельзя делать добро человеку, которому мы завяжем рот, чтобы не слышать того, чего он желает для своего блага. Только узнав желания и нужды всего народа или большинства его, можно управлять народом и сделать ему добро.
… Любезный брат, у вас только одна жизнь в этом мире, и вы можете мучительно потратить ее на тщетные попытки остановки установленного богом движения человечества от зла к добру, мрака к свету и можете, вникнув в нужды и желания народа и посвятив свою жизнь исполнению их, спокойно и радостно провести ее в служении богу и людям.
Простите меня, если я нечаянно оскорбил или огорчил вас тем, что написал в этом письме. Руководило мною только желание блага русскому народу и вам. Достиг ли я этого - решит будущее, которого я, по всем вероятиям, не увижу. Я сделал то, что считал своим долгом.
Истинно желающий вам истинного блага брат ваш
Лев Толстой.
16 января 1902.
Бочаров закончил и только добавил:
- Расстрел царской семьи - российского императора Николая Второго, его семьи и прислуги - был осуществлён в полуподвальном помещении дома Ипатьева в Екатеринбурге - Свердловске в ночь с 16 на 17 июля 1918 года во исполнение постановления исполкома Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, возглавлявшегося большевиками.
…Наступила тишина.
Ирина с широко раскрытыми глазами смотрела на Бочарова и не могла сказать ни слова.
Лев тоже молчал и смотрел в окно, как Чарли управляется со своей цепью.
Бочаров явно жалел, что поднял эту тему. Видимо, ему позарез было необходимо поделиться с кем-то о том, что мучило его и не находила ответа.


17. БАСКЕТБОЛ И АВАРИЯ.
После сбора изотопов на просторах Новгородской области и лекций Бочарова прошло две недели.
Жизнь вошла в своё привычное русло. Июнь на Валдае –прекрасное время. Всё расцвело, зазеленело. Гидрологи работали изо всех сил. Льва их деятельность почти не касалась.
 Но к 15 июня должен прибыть радиоактивный йод -131. Для Льва новым было то, что работать надо было с открытым источником. Жидкий радиоактивный йод поставляли в стеклянных ампулах. 
А 1 июля в Новгороде должны начаться областные соревнования по баскетболу. Лев после схода снега начал снова тренировать бросок с дальней дистанции. Он был небольшого для баскетбола роста – около 1 метра 75 сантиметров. Он понимал, что его оружием в игре могут быть только две вещи – скорость в отрыве от защитников и проходе под щит, но более эффективное – дальние броски. За хорошо поставленный дальний бросок его ценили в любой команде.
За домом, в котором жил Лев, был большой участок земли. В конце участка было плоское место, в конце которого Лев и Пантелей установили столб, к которому они прибили щит и на высоте 260 сантиметров надёжно прикрепили кольцо с сеткой.  На расстоянии 6 метров от щита, справа и слева от точки выполнения броска при персональном замечании, Лев пометил точки, от которых надо было попадать в кольцо.
Перед этими точками установили две высокие тумбы, обозначающие защитников. Бросок был сложным, надо было бросать в прыжке. Подпрыгнуть, и подняв руки на уровень ушей, бросить правой рукой.
Лев старался каждый день хоть двадцать минут уделять этому упражнению. Сложность состояла в потере времени, если никто не стоял при подборе, и за мячом приходилось бежать и возвращаться на точку броска. Часто сын Зотимова, двенадцатилетний Игорь, приходил и помогал Льву с этим.
Лев считал, что после дриблинга и выхода на точку броска семь попаданий из десяти – хороший результат, хотя многое зависело от настроя, помощи коллег и просто везения в конкретный момент игры.
…1 июля утром к входу ВНИГЛа подошёл автобус.
Лев и гидролог Валера Солнцев сели в автобус и поехали в Новгород, где должны были состояться областные соревнования по баскетболу. Собрали 8 команд, которые должны были сыграть по олимпийской системе. Это значит, что для того чтобы стать чемпионом области, нужно было выиграть три игры.
Команда, которая проигрывала, выходила из соревнования. 
В автобусе сидело ещё 6-8 человек, тренер, представитель команды. Игроки почти не собирались ранее. Но с Валерой Лев был сыгран. Валера был заметно выше Льва. Они договорились, что Валера должен был занимать место перед Львом на том месте, где всегда располагался защитник, мешающий дальнему броску Льва. Причём Валера располагался спиной ко Льву, но лицом к щиту. В случае промаха он должен овладеть мячом, так называемый подбор.
Видя перед собой не чужого защитника, а рослого Валеру, Лев мог сосредоточиться и выполнить точный бросок.
Противник подбирался по жребию. Оставалось надеяться, что сильные команды Новгорода, Старой Руссы попадутся по жребию не в начальной стадии турнира. Так и произошло.
Первый противник была команда из Малой Вишеры. Где они набрали пять человек, было непонятно. Лучше бы им играть в регби, мощные, здоровые парни, они ко второму тайму уже устали и встали, замены у них не было, игра шла в одни ворота.
После игры был день отдыха, валдайцы отсыпались, гуляли по святым местам Новгорода, изучали памятник тысячелетию России…
Со следующей командой из города Старая Русса пришлось повозиться. В первом тайме они повели в счёте, пришлось отыгрываться. У них была большая скамейка запасных, и они выглядели более свежими. Положение удалось выправить, Валера разыгрался, выполнил несколько проходов, и два удачных дальних броска Льва закрепили победу. Так команда Валдая дошла до финала.
Но в финале произошло невероятное.
В середине первого тайма тренер вдруг взял минутный перерыв и сказал Льву, что его срочно зовёт к телефону какой-то Зотимов. Игра шла в школе. Летние каникулы, но учительская была открыта.
- Николай Кузьмич, что случилось, у нас финальная игра? – спросил Лев, прижимая трубку к уху.
- Лев, у нас проблемы, авария в Изотопке, Гадаев в больнице. Пантелей на Газоне уже выехал за тобой, немедленно собирайся.
- Да что случилось? – вскипел Лев.
- По пьяному делу Костя опрокинул плохо закрытый  контейнер с изотопами в шахту, сорвал подъёмник и уснул в хранилище, подонок. Встречай Пантелея. Он будет через полтора часа.
Лев положил трубку и с облегчением вспомнил, что Ирины уже нет в Изотопке. Помогая Гадаеву, она наверняка бы хватанула дозу. Ирина уехала в Ленинград поступать в университет неделю назад.
« Кто разрешил Косте Гадаеву работать с изотопами, да ещё одному?» – думал Лев, сидя справа от Пантелея в Газоне. Было уже темно, и фары выхватывали встречный транспорт на трассе Ленинград – Москва.
- Патя, что ты знаешь, расскажи? – попросил Лев.
- Я знаю мало. Изотопка сейчас закрыта. Решили без тебя ничего не делать. Будет скандал…
- Сколько времени Гадаев лежал в Изотопке? - спросил Лев.
- Не знаю, там прохладно, сколько он там дремал, приходил в себя, не знаю. Вроде он сам пришёл к Зотимову, но уже под вечер.
Пантелей оборвал речь, он внимательно вглядывался в шоссе.
Лев уже понял, что Гадаев хватанул серьёзную дозу. Но было также ясно, что собирать ампулы с кобальтом придётся ему. И сделать это нужно будет максимально быстро и продуманно.
- Вези меня прямо к Зотимову, - попросил Лев и постарался успокоиться.
«Прав был Бочаров, в ядерной физике уцелеть довольно трудно …», думал Лев и пожалел, что Ирины нет рядом. Он уже привык к её житейской мудрости и осторожности.
Когда они подъехали к домику, в котором жил Зотимов, в доме горел свет и Зотимов не спал.
- Николай Кузьмич, как так получилось, что Костя полез в хранилище? Он – электронщик. Никогда к изотопам сам не лез, зачем? Как он себя чувствует? Куда его увезли?
- Не знаю, наверно он хотел проверить многоканальный спектрометр, над которым он колдует уже полгода. Хотел проверить его работу при большой интенсивности излучения.
Ты же знаешь, какой он самостоятельный. Увезли его в Москву.
- Сколько времени он пробыл в Хранилище при открытом источнике?
- Я думаю, часа три. Он пришел ко мне самостоятельно к концу рабочего дня.
- Кто знает об этом?
- Кузнецов и Акопян в Ленинграде. Он завтра приедет. И не один, а в составе комиссии.
Увидев мрачное лицо Льва, Зотимов добавил:
- Лев, за тобой вины нет. Ты был на сборах в Новгороде, а вот мне влетит, я думаю.
- Николай Кузьмич, у меня есть план. Всё это можно быстро ликвидировать, - сказал Лев и посмотрел на Зотимова.
- Нет. Сейчас всё надо делать публично, по протоколу, - жестко сказал Зотимов и добавил:
- Всё это наша пьянка. Зря я подключил Гадаева к тебе. А что ты думаешь делать? - спросил Зотимов, когда они сели за стол и стали пить чай из больших белых чашек, которые поставила жена Зотимова Дарья.
- Дайте мне лист бумаги. Я напишу, пока я ехал с Патей, было время подумать.
…На следующий день приехали ленинградцы. Собрались у Кузнецова в кабинете. Акопян хмуро посмотрел на собравшихся, помолчал и затем, повернувшись ко Льву, сказал:
- Ну, спортсмен, докладывай, что собираешься делать. Хранилище третий день с открытым источником. Народ мимо пройти боится, надо немедленно ликвидировать ситуацию.
Лев подошёл к доске, которая висела напротив стола. Приколол к ней ватман с планом хранилища. Он нашёл этот чертёж в архиве.
Лев взял указку, полностью сфокусировался на плане и, не обращая внимания на участников совещания, медленно и четко начал говорить:
- При работе с открытым радиоактивным излучателем главное и единственное, что необходимо сделать при ликвидации аварии - сократить время облучения. Для этого предлагаю выполнить работы в два этапа.
Первое – вернуть в рабочее состояние подъёмник пробки, закрывающей шахту. Я осмотрел сегодня хранилище,
пробка, а она весит 200 килограмм, наполовину закрывает шахту, она стоит в неустойчивом положении. Её положение и явилось причиной, почему Гадаев уронил контейнер в шахту. При падении контейнер открылся, перевернулся и облучённая кобаниковая проволока россыпью лежит на дне шахты.
Поэтому надо набросить на шахту свинцовый лист, у нас есть такой. Он – тяжелый, но вдвоём за несколько секунд это можно выполнить. После этого, в условиях, когда уровень излучения резко снизится, надо втащить в хранилище стремянку, взобраться по ней к цепям привода крана и восстановить правильное положение цепей привода.
Второе – создать яркое освещение дна шахты, с помощью исправного подъёмника быстро спуститься на дно шахты, собрать магнитом проволочные кусочки, а они длиной 10 мм и диаметром 1мм, они должны быть в пластмассовых ампулах, вручную в перчатках с магнита сбросить проволоку в контейнер, закрыть его и, оставив его в вертикальном положении, с помощью подъёмника вылезти из шахты.
Первая операция – укладка листа – 5 секунд.
Починка подъёмника на лестнице – 20 секунд.
Спуск в шахту, сбор проволоки в контейнер, выход из шахты –30 секунд.
Перенос пробки и закрытие шахты – обычная операция.
Дозиметрические измерения уровня радиации в Хранилище.
 Лев замолчал, положил указку, повернулся и посмотрел на Акопяна.
- Кто всё это будет делать? – тяжело посмотрев на Кузнецова, спросил Акопян.
Воцарилась тишина.
Лев сказал:
- Если мне кто-то поможет, я лист положу. После ремонта подъёмника я опущусь в шахту, соберу проволоку и переложу её в контейнер.
- Хорошо, - сказал Кузнецов. - С подъёмником я помогу, а остальное - прощу Галицкого и Зотимова выполнить работы. Работы выполнить сегодня, всем участникам сдать анализы крови для оценки ущерба здоровью, который зависит от вашей сноровки и организованности работ. Организационные выводы будут сделаны после ликвидации аварии.
- С листом ты это здорово придумал… А где ты его возьмёшь? – спросил Зотимов, когда они вышли из кабинета Кузнецова и медленно шли к Изотопке.
- Николай Кузьмич, передвижные защиты и зеркала в нашем рабочем зале, одно из них можно временно снять, - сказал Лев.
- Они тяжёлые…
- До хранилища довезём на тележке для перевозки контейнеров, а внутри вдвоем перекантуем. По размеру эта защита точно накроет шахту. Николай Кузьмич, кто это сидел рядом с Акопяном? Я его вижу первый раз…
- Это новый заместитель директора ГГИ по административным и хозяйственным вопросам Стародубцев Владимир Дмитриевич, между прочим, муж нашей Веры Васильевой, - ответил Зотимов, глядя на Льва, он добавил: - Они приехали вместе, Вера сейчас в отделе гидрологии…
Лев был в шоке. Вера вышла замуж, его Вера, которая так ухаживала за ним в его первую зиму на Валдае. Вера, которая сделала из него мужчину… он вспомнил её фонарик, которым она подсвечивала их первые ночи… жуткое чувство обиды полоснуло его душу, и Лев сказал тихо:
- Николай Кузьмич, извлечение кобальта будет во второй половине дня, я пока пойду, хорошо?
Не ожидая ответа, он повернулся и пошёл в отдел гидрологии, он очень хотел увидеть Веру.
Она увидела его раньше, чем он её. Она пошла к нему по проходу между столами, подошла к нему, взяла его за рукав, развернула и вывела из отдела.
-  Вера, как ты смогла? После всего, вот так просто, ничего не сказав…
Они дошли до беседки, которая была рядом с Главной аллеей, она посадила его на скамейку, встала перед ним и стала молча на него смотреть.
- Лев, - начала она, не отрывая от него своего взгляда, - ты похудел, не ешь ни черта регулярно, наверное… Я знаю, у тебя сегодня ликвидация аварии, я узнала, упросила Володьку взять меня на Валдай…
Она помолчала и продолжала: -
Лёвушка, мне было очень хорошо с тобой, так уже никогда не будет, но ты прости… Понимаешь, ты – прекрасный любовник, но на роль мужа ты не подходишь. Мне скоро 29 лет, нужна стабильность…
- Стабильность, понял, - повторил Лев.
Вера перебила и продолжала:
- Мы с Володькой с одного курса, так получилось, наши пути разошлись, он женился, остался в Питере, а я уехала на Валдай… Он был комсомольский лидер, спортсмен, думал, что всегда море по колено, а я тихо отошла и уехала… Потом появился ты…
Она оглянулась вокруг, подошла ко Льву ближе, вытащила откуда-то свёрнутый листок и сказала:
- Лёвушка, здесь мои координаты в Питере, приедешь, позвони, найди меня, понял?...
И ещё я хочу тебе сказать. Есть решение о переводе тебя в Питер. Хотя эта авария очень некстати. Твоя статья в «Вопросах гидрологии», что-то там о определении влажности почво-грунтов, что-то о нейтронах замечена в институте…
А сейчас я пойду, береги себя на этой ликвидации…Спасибо тебе за всё…
Она прижалась ко Льву, поцеловала его в щёку и убежала. Лев остался сидеть в беседке.
18. ОБЛУЧЕНИЕ И СМЕРТЬ МАЙОРА БОЧАРОВА.

О ликвидации много рассказывать не хочется. Всё было по плану, который Лев изложил на совещании. Работали вдвоём с Зотимовым. Остальных отогнали за Главную аллею.

Свинтили в главном зале передвижную защиту, погрузили её на тележку и по рельсам коридора отвезли её ко входу в Хранилище. В дозиметрической комнате проверили софиты освещения, их тоже перенесли к входу.
Работали молча и слаженно.

В Хранилище дозиметрию отключили, чтобы она не орала, не мигала и не действовала на нервы. Индивидуальные дозиметры, конечно, взяли, Акопян настоял, хотя Лев понимал, что их зашкалит.

Открыли дверь Хранилища и стали кантовать защиту до открытой шахты, осторожно положили её на отверстие и вышли перевести дух. Измерять уровень излучения не стали, поскольку уменьшить его уже было нечем.

Пока Лев и Зотимов приводили дыхание в норму, ленинградцы проводили измерения уровня гамма-излучения в помещении Хранилища.
Акопян зашёл и сказал:

- Шахта закрыта хорошо, можно работать с подъёмником. Отдыхайте пока, когда слесари починят подъёмник, дадим команду.

- Арташес Мовсесович, - сказал Зотимов, - я смогу работать на исправном подъёмнике, скажите только когда можно начинать.

Лев пока молча одевался. Бахилы, фартук, перчатки, шлем с фонарём на лбу, поскольку внешнее освещение в шахте будет перекрываться телом. Это было понятно.
 
Наконец, все ушли. Зотимов отцепил захват цепи подъёмника от пробки и скомандовал:

- Лев Григорьевич, цепляйся за цепь и я тебя опускаю.

Лев положил большой двухцветный магнит в карман фартука, взялся руками за цепь и, обхватив её ногами, повис на цепи. Зотимов стал перебирать цепь, блок заверещал, и через пять секунд Лев оказался на дне шахты.
Поправив фонарь, он увидел лежащий контейнер с болтающейся на цепочке заглушкой, на дне россыпью валялись радиоактивные проволочки и раскрытые ампулы. Он стал магнитом собирать проволочки и сбрасывать их в полость контейнера.

Собрав магнитом проволочки и скинув их в контейнер, он прошёл магнитом пол шахты, ещё раз, убедился, что на магните ничего не осталось,  завинтил по резьбе заглушку контейнера, проверил его вертикальное положение и крикнул: - Подымай.
 
Заверещал блок, и Лев поднялся на поверхность и ступил на пол Хранилища.

Зотимов подошёл к шахте, внимательно изучил дно и, быстро подняв подъёмником пробку, переместил кран и опустил пробку на отверстие шахты.

Всё…

Ушли в дезактивационную, там ленинградцы проверили фартук, бахилы, перчатки и погнали Льва, а затем и Зотимова в душ.

Затем  посадили Льва и Зотимова в микроавтобус и повезли в поликлинику делать анализ крови на лейкоциты. Что успели хватануть Лев и Зотимов, предстояло определить врачам.

Судя по всему, они отделались лёгким испугом.

Кровь Зотимова ничего не почувствовала. Изотопы лежали на дне достаточно глубокой шахты. Он подошёл лишь на мгновение, когда они закрывали отверстие защитой.

У Льва всё получилось сложнее. Он подвергался прямому облучению, когда спускался в шахту, искал магнитом кобаниковую проволоку и сбрасывал её с магнита в контейнер.

Врачи диагностировали у него первую стадию лучевой болезни, лёгкую степень поражения, небольшое уменьшение
количества белых кровяных телец (лейкопения) и тромбоцитов, астенический синдром.

Прописали месяц не подходить к Изотопке. Усиленное питание, специальные талоны, молоко, творог каждый день.

Кузнецов выписал ему премию – два месячных оклада.

А Костя Гадаев умер, с ним долго возились в Москве, переливали кровь, но организм был ослаблен длительным пьянством, иммунная система ни к чёрту, и Костя ушёл. Макет его многоканального спектрометра остался стоять в углу.
Лев больше не брал в руки баскетбольный мяч. Ему казалось, что если бы он не уехал в Новгород, ничего бы не случилось.
Так он остался и без Ирины, и без Кости. Зотимов выделил ему одного из своих работников – пожилого Олега Дмитриевича, аккуратного, дотошного радиста.
Подошла осень. За время месячного отпуска Лев съездил в Ленинград, повидал маму. Он не стал ей рассказывать об этой аварии. Его тянуло на Валдай, к нейтронному макету, он уже думал о поступлении в аспирантуру.
В кадровом смысле его перевели в штат института, прибавили оклад. Теперь жизнь на Валдае была как длительная командировка. С командировочными он стал прилично зарабатывать.
Но быт наладить он никак не мог. Обедать, а вернее ужинать он ходил в ресторан «Валдай», около автобусной остановки, где когда-то Пантелей усаживал его и Лукерью в сани…
Лукерью Лев видел там часто, она работала официанткой в зале. Увидев Льва, она всегда улыбалась, называла его «Касатик», старалась покормить его получше.
И в один дождливый, осенний вечер Лев вошёл в ресторан и увидел в углу за широким столом кампанию летчиков. Их было много, не меньше 12 человек, стол был заставлен закусками, кружками с пивом, водкой, но веселья не было. Лев понял, что они кого-то поминают.
Лукерья усадила его неподалёку от кампании, и он стал ждать, пока заказанная им свиная отбивная будет готова. Пока он потягивал пиво, кто-то из летчиков повернулся и Лев узнал Андрея, командира вертолёта Ми-8, на котором он с Ириной катался за изотопами.
Андрей тоже узнал его и, махнув рукой, грустно улыбнулся и крикнул:
- А, физик, иди к нам. Выпей с нами.
Лев подошёл, он подумал, что кто-нибудь из этой кампании гробанулся, у лётчиков это бывает, но Андрей сказал:
- Выпей физик за моего батю, Бочарова Савелия Игнатьевича, 40 дней сегодня как похоронили.
У Льва подкосились ноги, он сел на стул и спросил, глядя в никуда:
- Как убили, за что?...
Андрей наливал ему стакан водки, бутерброд с килькой и ставил рядом кружку пива.
- Не знаю,- сдавленным голосом промолвил Андрей. - Чарли овчарку застрелили, батю тоже, ничего не взяли, только сейф вскрыли, тетрадки его пропали, оружие – двустволка и наградной браунинг тоже. Батя несколько дней не выходил на связь. Мы почуяли что-то неладное, слетали туда и увидели всё своими глазами. Радиостанцию они забрали…
Лев понял, что тормозов у него больше нет. Он пил водку, запивал пивом, тыкал вилкой в отбивную и…отключился.
…Когда он проснулся, он увидел себя раздетым, лежащим на кровати у Лукерьи.
Лев никак не мог понять, почему смерть этого отставного майора доставила ему столько боли.
Случайная встреча, два дня, история замены лошади на автомобиль, проект атомного самолёта и модернизация атомных электростанций в тетради, Рахманинов и письмо Льва Толстого царю, Ирина на сеновале, деревенская баня и этот даже не старик в просторной белой рубахе и галифе, Чарли и рыжий кот – и всё это за два дня.
Лукерья хлопотала у плиты и обрадовалась, увидев, что Лев проснулся.
- Что ж ты, касатик, столько принял, так ведь и концы отдать можно. На, попей, это огуречный рассол, тебе легче будет, -
говорила она, поддерживая его голову. – А я баньку затопила, я тебя на ноги поставлю.
Лев встал с трудом, вышел в сени, зачерпнул холодной воды из ведра, помыл лицо и шею, вернулся и спросил:
- Как я сюда попал, Лукерья?
- Летчики на своём автобусе доставили, в лучшем виде, Андрей адрес оставил, сказал, чтобы ты не пропал совсем, а нашёл его.
- Я никогда так не напивался, первый раз в жизни до полной отключки, очень жаль майора…
… К вечеру Лев пришёл в себя, потом была баня. Лукерья медленно и аккуратно мылила его по всем местам его молодого тела и  смывала до тех пор, пока он полностью не пришёл в себя, и, спустившись пониже, где было не так жарко, он развернул Лукерью и долго, как когда-то Беллу в Москве, работал над ней столько времени, пока она перестала стонать и сказала:  «Хватит».
После аварии в Изотопке, поездки в Ленинград прошло больше двух месяцев, по реакции Лукерьи Лев понял, что на его потенцию авария особенно не повлияла.
Лукерья его не отпускала, просила, чтобы он пожил у неё хоть недельку, но Лев, пообещав, что он будет заходить часто, ушёл к себе, в свою холостяцкую обитель.
…Жизнь в его доме стала шумной.
В комнату, где когда-то жил один аспирант Бердо Кочиашвили, поставили ещё кровати и сделали там женское общежитие. Приехала очередная группа студентов из Воронежского университета. Комнату Льва отделяли от них несколько метров коридора. Они стирали, вешали бельё прямо на кухне, пили, шумели, часто засыпали прямо у двери Льва.
После истории с Верой и Ириной Лев стал более осторожен, не шёл на контакт. Тем более, что когда становилось невмоготу, он ходил к Лукерье, которая всегда приводила его в норму.
Но одна из студенток отличалась своим обликом. Она была красива и прекрасно сложена, никогда не пила, просила у Льва книги, особенно, стихи.
Лев обратил на неё внимание, когда в один из выходных был поход на лодках на второй и третий плёсы Валдайского озера.
Лев сидел в большой плоскодонке рядом с ней и смотрел, как бежит волна рядом за бортом.
- О чём Вы думаете, Лев? – тихо спросила она.
- Я был здесь зимой, посещал то, что осталось от Иверского монастыря. А на второй и третий плёсы еду впервые.
- А мне что-то холодно на ветру, - сказал она.
Лев распахнул куртку и накрыл её плечи.
- Спасибо, - сказала она.
Второй плёс прошли и через небольшой проход попали на третий плёс, который по размерам напоминал реку. Лев знал, что там, через несколько километров находится санаторий ЦК КПСС. Народ говорил, что именно там умер ближайший соратник Сталина Андрей Жданов.
Вскоре лодки пристали к берегу, и ребята стали устанавливать палатки для ночлега. Компания устроилась на пригорке, кто-то играл на гитаре, пел…
Место было низким, комары докучали. Лев сел в плоскодонку, он решил спать в лодке.
- Можно мне с вами? - спросила она.
- Можно…
Лев сел за весла, сделав несколько гребков, он отдалил лодку от берега метров на двадцать, стало более ветрено, комаров сдуло. Он сбросил якорь, чтобы лодку не унесло, бросил куртку на маты, лежащие на дне, и лёг. Она устроилась рядом.
Он помолчал немного, затем сказал:
- Расскажи о себе… Как тебя зовут?
- Елена, - просто сказала она и продолжала:
- Мы из Воронежа. Папа – офицер, лётчик, руководит комиссией по расследованию авиационных катастроф,
полковник. Мама – учительница литературы в школе. У меня есть брат, Стас, поступает в военное училище, школу закончил.
Она замолчала. Лев не старался поддерживать беседу.
«Стабильность им нужна, видите ли…У меня ни квартиры, ни дома, не муж я оказывается, а любовник… Зачем убили Бочарова, кому он помешал…?»  Мысли путались…
- Давай спать, Лена, - сказал он и отвернулся к борту.
Она ничего не сказала и затихла рядом.
  … Постепенно стала вырисовываться тема кандидатской диссертации Льва – нейтронный влагомер. Точнее - почвенный влагомер-плотномер для поверхностных измерений, представляющий собой сочетание нейтронного влагомера с плотномером по рассеянию гамма-излучений.
В главном зале Изотопки установили большой бак - кубометр специальной конструкции с трубами для ввода приборов и укладки разных грунтов. Лев и Зотимов долго работали над конструкцией макета.
В то памятное утро Лев с Олегом Дмитриевичем аккуратно укладывали почвенный дёрн в бак для создания исследуемой среды, с которой предстояло взаимодействовать нейтронам полониево-бериллиевого источника с атомами водорода, которые, как известно, входят в формулу воды.
Раздался звонок в дверь, и радист пошёл смотреть, кто пришёл.
- Лев Григорьевич, это к тебе, - медленно произнёс Олег Дмитриевич со странным выражением лица.
- Кто там, какого чёрта, - говорил Лев и шел по проходу к входу.
Около дверей стоял мужчина средних лет, худощавый, с портфелем в левой руке. Он спокойно смотрел, как Лев идёт навстречу.
Когда Лев подошёл поближе, входящий негромко поздоровался и протянул Льву удостоверение, не выпуская его из рук.
Лев только прочитал – Комитет Государственной безопасности, майор - фамилию прочитать не успел, входящий убрал удостоверение.
- Извините, я без предупреждения, без повестки, хочу просто познакомиться с Вами, есть несколько вопросов, можно войти?
- Я не готов, не знал, не предполагал, почему я вас интересую, - растерянно бормотал Лев, приглашая входящего в дозиметрическую, в дальнем углу которой стоял стол Льва.
Кабинета у Льва не было, просто в самом безопасном месте с точки зрения уровня радиации Лев поставил большой стол, на котором стоял городской телефон. После аварии ранг Изотопки в сознании начальства поднялся, и Льву поставили городской телефон с выходом в Ленинград и куда угодно.
Около стола хватило места для небольшого журнального столика и двух кресел. Входящий быстро оценил обстановку, сел в кресло, спиной к окну, подождал пока Лев сядет в противоположное кресло, и замолчал.
Воцарилась пауза.
Лев спросил, - А как вы зашли на станцию, Кузнецов знает?...
- Нет, у Вас открытая организация, охраны, забора нет, красота, как в парке, - засмеялся майор и продолжал, - повторяю, это не допрос, есть несколько вопросов, надо поговорить.
Конец фразы майор произнёс более строгим голосом, давая понять, что не так просто он ехал из Новгорода.
- Лев Григорьевич Галицкий, правильно? - спросил майор подчёркнуто вежливым тоном и продолжил:
- Мы встречаемся первый раз. Если можно, паспорт покажите, пожалуйста.
Лев встал, подошёл к входу к вешалке, вытащил из куртки паспорт и, протянув его майору, сел в кресло. 
Майор медленно изучал документ, перелистал все странички документа, положил его на стол, и спросил:
- Сколько времени вы работаете в валдайской научно-исследовательской гидрологической лаборатории ВНИГЛ?
- Скоро будет два года, - ответил Лев.
- А прописки валдайской у вас нет, как же вы живёте здесь без прописки? А ведь вы играли за город в баскетбольной команде. И никто из милиции, из спорткомитета ни разу не посмотрели ваш паспорт. В Ленинграде хороших баскетболистов пруд пруди…
Он улыбнулся и сказал:
- Я не по этому вопросу, эти олухи к нам не имеют отношения. Тем более, что вас уже перевели в штат ленинградского института, вы здесь как бы в командировке. Ценный работник… Лев Григорьевич, я по другому вопросу, - добавил он и положил на столик свой портфель.
Он щёлкнул замками, засунул руки в портфель и вытащил три толстых общих тетради.
Лев мгновенно узнал тетради отставного майора Бочарова.
Тетради подействовали на Льва отрезвляюще, он понял, что Контора убила майора. Лев мигом собрался и, готовый к схватке, спросил с трудно скрываемым гневом:
- Зачем надо было убивать старика, ради этих тетрадей, старик – гений, выдающийся мыслитель, вы понимаете?
Майор ожидал этой реакции, он сказал:
- Никто его убивать не собирался. Я не должен вам что-либо рассказывать, но я расскажу:
- Всё произошло мгновенно. Оперативная группа добралась до этой глухомани уже под вечер, машину оставили на въезде в деревню, к дому Бочарова подошли двое, в штатском.
Овчарка не стала раздумывать, перемахнула через забор и вцепилась в руку нашего работника, пришлось применить оружие. На выстрел вышел Бочаров с оружием, увидел лежащую собаку, стал стрелять. Пришлось положить и его тоже. Мне кажется, что он перепутал наших сотрудников с бандитами.
Это называется провал оперативной операции, людей наказали. Жаль Бочарова, но тетради его оказались чрезвычайно интересными.
В них мы увидели записи, в них указывалась ваша фамилия и Ирины, которая сейчас поступила в ленинградский университет. Ваша лаборантка… Это её брат сообщил нам об этом интересном старике. Исследования в области ядерной физики – в совершенно закрытых областях, опять же коротковолновая радиостанция, пистолет в сейфе… Прямо детективный роман, а, Лев Григорьевич, что скажете?
Лев помолчал немного, потом спросил:
- Товарищ майор, почему вам не жаль талантливых людей? Этот старик стоил дюжины «почтовых ящиков», в которые вы заключаете способных людей?
- Я повторяю, никто не хотел его убивать. Забрали бы его из глухомани, дали бы ему московскую прописку, отдел в НИИ, квартиру, и работал бы он на благо страны…
- Он уже поработал на дезактивации заражённых площадей, лишился здоровья, семьи, - тихо сказал Лев.
- Хорошо, оставим это, теперь по делу. Лев Григорьевич, что Вы видели в этих тетрадях, что Вы поняли из его разработок? И давайте откровенно, не уходите от ответственности. Мы получили информацию от брата Ирины, а ведь Вы должны были прийти к нам, Вы ведь гражданин, верно?
- Я видел эти тетради мельком, мы были у Бочарова всего два дня, жаль, чрезвычайно интересный человек… Его разработки носят общий идейный характер, постановка вопроса, не более.
- Что произвело на вас наибольшее впечатление? Я имею в виду не его исторические и политические мысли, а ядерную физику.
Лев понимал, что тетради уже в руках Организации, что экспертов у них хватает, что майора интересует он не как эксперт, а как будущий потенциальный осведомитель.
« Разбежались…хорошо, поиграем», - подумал Лев и сказал миролюбиво:
- Можно посмотреть тетради?
Майор молча подвинул тетрадки на столе.
Темы в тетрадях Бочарова шли подряд, без всякой системы. Политика перемешалась с музыкой, история науки и техники
с новыми идеями в ядерной физике. Видно было, что он работал один, без редактора и помощников.
Лев уже понимал, что такое длинные, тёмные вечера в деревне, а ведь  Бочаров жил не на Валдае, а в глухой, мёртвой деревне. Книги, радиоприёмник, граммофонные пластинки, Чарли и рыжий кот – всё, что окружало его.
- Вы изучали материалы? – спросил Лев майора.
- Вопросы должен задавать я, но не важно…да, я внимательно прочитал всё, что Бочаров написал. Там есть вещи, совершенно секретные, хорошо, что материалы попали в руки к нам, а не, например, в Соединённые Штаты. Вы так не считаете?
Лев ответил:
- Если посмотреть, как Бочаров описывает историю развития двигателей внутреннего сгорания, а это период примерно в 125 лет, не видно, как государства тогда управляли этим процессом. Талантливые одиночки, предприимчивые капиталисты провели процесс по замене лошади на паровоз, железную дорогу и двигатель внутреннего сгорания.
- Этот процесс коренным образом отличается от ядерной физики, - вставил майор.
- Верно, создаётся впечатление, что Бочаров пытался втолковать будущему читателю – надо закрыть «почтовые ящики» и предоставить отрасли академической науки –ядерной физике - возможность свободно развиваться. Ведь
до конца тридцатых годов все исследования были открытыми.
- Не понимаю, ведь ваши работы совершенно открыты, что вы имеете против закрытых НИИ? Понимаю, вас не приняли в эту сферу, Лев Григорьевич, верно?
Майор улыбался.
- Нет, дело не в моей пятой графе, - четко ответил Лев, - просто настоящие новые идеи рождаются почти случайно, но в определённой, творческой, свободной атмосфере. Хотя секретность, - Лев сам себе возразил, - которая окружала работу группы генерала Лесли Гровса и Роберта Оппенгеймера в Лос Аламосе в Штатах по созданию первой атомной бомбы была жуткой.
- Мы достаточно быстро узнали в деталях о работах в Лос Аламосе, но мы уходим от темы, - сказал майор, посмотрев на часы. Так, что вас заинтересовало в его идеях?
- Пожалуй, две темы. Ликвидация радиоактивных отходов в атомном реакторе и атомный самолёт. Начнём со второй темы, как более понятной для простого читателя.
Лев нашёл эту тему во второй тетради, раскрыл в нужном месте и повернул тетрадь в сторону майора.
- Видите, здесь у Бочарова два рисунка. На первом рисунке изображено устройство турбо-реактивного атомного двигателя для самолёта. На втором рисунке – схема расположения ядерной силовой установки на самолёте.
- Что здесь нового? – спросил майор. – Есть реакторы на электростанциях, подводных лодках, на ледоколах, на авианосцах…
- Это всё крупные сооружения, где большие габариты корабля и окружающая водная среда или бетонная защита отделяют человека от реактора. Есть случаи, когда надо элементы прикладной физики отдалять от человека. Например, высоковольтные линии электропередачи. Никому не приходит в голову залезать на эти столбы под током…
Ядерная силовая установка наиболее подходит для самолётов с большим радиусом действия – стратегические бомбардировщики или трансатлантические перелёты. Например, Москва – Владивосток.
Вес биологической и тепловой защиты энергетического реактора, начиная с некоторой дальности полёта, становится равным весу запаса топлива. Начиная с этой дальности, ядерная силовая установка более экономична и эффективна, чем установки с другими типами авиационных двигателей.
- Видите, что пишет Бочаров, - сказал Лев и показал майору записи:
«В атомных самолётах применимы установки на промежуточных и быстрых нейтронах, отличающиеся компактностью и относительно небольшим весом.
Ядерным топливом служит лёгкий изотоп – уран 235. Теплоносителем является жидкий металл (натриево-калиевая эвтектика), обеспечивающие высокие рабочие температуры в активной зоне реактора и интенсивную теплопередачу, а, следовательно, и малые габариты теплообменников.
Горячий теплоноситель из реактора поступает в теплообменник, помещённый в туннеле турбореактивного двигателя, где отдаёт тепло воздуху, нагнетаемому компрессором.

Нагретый в теплообменнике воздух вращает турбину, сидящую на одном валу с компрессором, а затем, пройдя турбину, поступает в реактивное сопло и, расширяясь в нём, создаёт необходимую реактивную тягу».
- Вот такого специалиста мы ликвидируем, как западного шпиона.
- Ну, хорошо, а вторая тема? - спокойно спросил майор.
- Она даётся в более общем виде, - ответил Лев. – Создаётся впечатление, что вся мировая ядерная энергетика создаётся в спешке.
Впервые уран был открыт Клапротом в 1789 году. Изотоп уран-235 был открыт Демпстером в 1935 году. Открытые академические исследования…
Понятно, что построение первого реактора, Энрико Ферми, на стадионе Чикагского университета  - Чикагская поленница - была новаторской работой. Они впервые научились управлять реакцией деления. Это было уже во время войны. Точнее, 2 декабря 1942 года первая установка для проведения цепной реакции была введена в эксплуатацию… Это время Сталинградских сражений…
Лев продолжал:
- Атомные бомбы Лос Аламоса, а затем авиационные атомные бомбы для Хиросимы и Нагасаки, август 1945 года – это не были спокойные академические исследования. А потом всё закрыли, и что там сейчас проектируется, никто не знает…
Идея Бочарова - спаривать атомный реактор с ускорителем тяжёлых частиц кажется настолько грандиозной, что мне просто трудно сейчас говорить об этом. Обрабатывать радиоактивные отходы, получающиеся при делении ядер тяжелых элементов и расщеплять их до получения стабильных, не радиоактивных изотопов. И в непосредственной близости от атомного реактора… Эта идея доступна только гению, а я к таким людям себя не отношу.
Лев закончил таким тоном, что майор понял, что от этого молодого человека он больше ничего не услышит.
Майор сложил тетради и положил их в портфель.
- Лев Григорьевич, спасибо за беседу. Прошу Вас ни с кем не делиться об этом нашем разговоре. Беседа была очень полезной, я думаю, что мы ещё вас побеспокоим.
Майор протянул руку, которую Лев пожал.
- Всего хорошего, - сказал майор и ушёл. Входная дверь Изотопки тяжело закрылась. Лев пошёл в главный зал. Олег Дмитриевич укладывал дерн аккуратно.
Лев сказал: - Олег, мне на сегодня хватит. Я, пожалуй, пойду.
19. ВОРОНЕЖ.
Уже был конец сентября. Валдай постепенно окрашивался в осенние цвета. Часто моросил дождь. Водная гладь Валдайского озера хмурилась, морщилась, лодки качались у причала.
В выходные дни Лев часто усаживался у причала один, он брал с собой большой зонт, книгу, читал и смотрел, как рыбаки неподвижно сидят в лодках и ждут, пока ленивая рыба подплывёт, наконец, к крючку, чтобы заглотить наживку.
Он никогда не понимал смысла в рыбной ловле, поскольку полагал, что нельзя просто тратить своё драгоценное время и ждать удачи. Успех в жизни надо достигать активными и собственными усилиями, действиями…
В этот раз он взял с собой книгу Ремарка «Три товарища». Ему нравился спокойный и уверенный стиль Ремарка.
Он не услышал, как кто-то подошёл к нему сзади и осторожно спросил:
- Здравствуйте, можно с вами посидеть?
Лев обернулся и увидел Елену, студентку воронежского университета, практикантку, ту самую, которая спала рядом с ним в плоскодонке на третьем плёсе Валдайского озера.
Её группа уезжала куда-то в район на полевые измерения, вернулись, значит…
« Опять будет балаган дома», - подумал Лев, но ничего не сказал, улыбнулся, подвинулся на широком бревне и сказал:
- Конечно, садитесь…
- Что вы читаете? – спросила Елена, расправляя юбку на коленях.
- Эрих Мария Ремарк, очень хорошо…
- Дадите почитать?
- Конечно, вещь небольшая, сегодня можете зайти и взять, я заканчиваю, - спокойно ответил Лев и почувствовал, что общаться с ней легко.
Они помолчали.
- Вы ещё долго на Валдае? - спросил Лев, поскольку  молчать было неудобно.
- Да, мы здесь почти целый семестр, ещё два месяца, скучно здесь, хочется в город, в филармонию, - сказала она и вздохнула.
- В филармонию? - переспросил Лев и посмотрел на неё.
- Вы любите музыку?
Он повернулся к ней и стал изучать её лицо.
Крупный лоб, прикрытый небольшой чёлкой, ровный нос, умные, красивые, славянские глаза, чуть пухлые, капризные губы, безупречная молодая шея, свитер, закрывающий небольшие, упругие груди девушки.
Она вспыхнула под бесцеремонным взглядом Льва, но ничего не сказала.
- Да, всё своё детство я училась в музыкальной школе, по классу фортепиано. Закончив музыкальную десятилетку, почему-то пошла в университет. В детстве совмещать музыкальную школу и спортивную гимнастику было достаточно трудно.
- Какие достижения в спорте?
- У меня первый разряд по спортивной гимнастике. За команду университета, в первой команде…
- Интересно, у меня тоже первый разряд по баскетболу, играл за Валдай недавно.
- Я знаю, - тихо ответила Елена.
- Сколько Вам лет, Елена?
- Двадцать, скоро двадцать один, я на третьем курсе…
- Пойдём, Елена, домой, уже темнеет. Вечером заходите, я дам вам книгу Ремарка, - сказал Лев, и они медленно пошли к дому, преодолевая небольшой подъём.
…Вечером раздался осторожный стук в дверь, Лев поднялся с тахты и сказал:
- Открыто, входите.
Елена вошла. Она была в той же юбке, но рубашку она сменила на белую кофту, которая свободно висела на её округлых, но сильных плечах гимнастки.
- Заходите, Лена, - сказал Лев. – Хотите чаю, у меня есть кипятильник, печенье, варенье.
- Спасибо, с удовольствием, - улыбнулась она и присела около стола.
- Это вы соорудили щит с кольцом, можно тренироваться, а для меня спортзала здесь нет, поправляюсь, придётся в Воронеже восстанавливать форму, - выглядывая в окно, продолжила она.
- Мне кажется, что для растяжек, шпагата нужен только станок, не правда ли? – спросил Лев.
- Это верно, но необходимо двигаться, нужен зал, - ответила она и посмотрела на Льва, не мигая.
- Шпагат…Мне кажется это очень трудно, - сказал Лев.
- Нет, если бы не юбка, я могла бы сейчас показать выход в шпагат, я давно уже умею…
Лев улыбнулся. Он подошёл к двери, повернул ключ и попросил тихо:
- Покажи шпагат, Лена.
Она блеснула глазами, немного поколебалась, затем в несколько приёмов скатала юбку на талии и, показав длинные, стройные ноги, опустилась в шпагате.
Сделав несколько пружинистых движений с поднятыми руками, он легко вышла из шпагата, встала и опустила юбку на место.
Лев вздрогнул, он не ожидал от неё такой смелости. Он понял, что она непросто ищет контакта с ним, заход к нему за книгами, ночлег в плоскодонке, который он безмятежно проспал, наконец, сегодня она нашла его у озера.
- Хорошо, Лена, - тихо сказал он, - иди сюда.
Он привлёк её к себе, и стал легонько снимать с неё одежду.
Она молчала, незаметно помогая ему, и, когда на ней не осталось ничего, Лев откинул покрывало на тахте и аккуратно положил её и накрыл одеялом. Он плотно закрыл занавеску на окне, быстро разделся и нырнул к ней под одеяло.
Наклонившись на локте над ней, он стал осторожно и медленно целовать её в губы. Она лежала, не двигаясь, и тогда он тихо попросил: - Разожми губы, дай язычок.
Она раскрыла губы и, загораясь, стала отвечать ему, зашевелилась под его сильными руками, которыми он ласкал её окаменевшие груди. Опустив руку ниже, он стал гладить её бугорок. Она изогнулась спиной, вцепилась в него руками, застонала и бурно забилась в оргазме. Льву показалось, что она сделала это первый раз в жизни.
Лев не пошёл до конца, отдав всё ей на живот.
Когда они успокоились, она спросила: - Ты меня пожалел?
- Да… я тебе потом объясню почему, тебе было хорошо?
- Хорошо, это не то слово, это что-то неописуемое, потрясающее.
- Мне тоже было хорошо, спасибо тебе.
Они оделись, и Лев пошёл на кухню за водой для чая. Они попили чай в тишине. Говорить о чём-то не хотелось.
Наконец она сказала:
- Лёва, я не хочу уходить. Можно я останусь? Мы теперь всегда будем вместе, хорошо?
- Конечно, мы будем вместе, но внешние приличия надо соблюдать. Мы ещё не расписались, у тебя есть родители,
группа. Мы живём достаточно близко, чтобы общаться каждый день.
- Хорошо, - просто сказала она, взяла книгу Ремарка со стола, потянулась, поцеловала его и ушла, тихонько закрыв за собой дверь.
Лев лежал и думал:
« Она моложе меня на пять лет, красива, из интеллигентной семьи, может, хватит ходить к Лукерье, пора создать семью, такая спортсменка нарожает мне кучу детей, надо подумать». Он засыпал, ощущая на руках её  небольшие, но потрясающие холмы…
…К Лукерье Лев больше не ходил. Возвращаясь с работы, он уже поглядывал на дверь справа, стараясь угадать, приехали студентки со своих гидрометеорологических постов или нет. Он, в сущности, был одинок, ему тоже не хватало общения.
В один из дней Лев вернулся с работы чуть позднее. Открыв входную дверь, он сразу понял, что воронежские студентки вернулись в очередной раз с практики.
Елена, увидев его, медленно вышла из общей комнаты под пристальными взглядами своих сокурсниц. Она вошла в его комнату и бросилась ко Льву.
- Ну, как ты без меня? - спросила она, целуя его и заглядывая в глаза.
- Скучал, Лена, - ответил Лев.
- У нас сейчас начнётся мытьё и стирка. Удивительно, как это в общежитии нет даже душевой, - с горечью сказала Лена.
Лев посмотрел на её взлохмаченную голову и сказал:
- Знаешь что, у меня в Изотопке есть ванна и душ. Я думаю, что я могу нарушить режим и предложить тебе там помыться. Только не говори об этом, всех девиц я не могу туда пустить.
- Лев, спасибо, замечательно. Только можно взять с собой Милку, мою подругу, я очень прошу.
- Хорошо, только по-тихому, чтобы другие не догадались.
Через десять минут они втроём вышли из дома, пересекли улицу и вошли в Лабораторию, как обычно, в заднюю калитку. Главная аллея слабо освещалась. Они прошли по Главной аллее, свернули налево и подошли к Изотопке.
- У вас по программе должны пройти занятия у меня, я всё покажу и расскажу, а пока идите только за мной, никакие двери не открывать. Свет зажигать не будем, сторож может увидеть. Я вам дам мощный фонарь для подсветки, всё включу и подожду. Мойтесь спокойно, - сказал Лев и открыл дезактивационное помещение.
Он подошёл к ванной, проверил - идёт ли вода, включил нагреватель, установил фонарь.
- Нагреватель мощный, через 5 минут он будет нормально прогревать проточную воду. Воду не экономить, мойтесь, сколько хотите, входную дверь в Изотопку я закрою на ключ.
Девочки зачарованно смотрели на белый кафель, на никелированные краны.
- Лёв, - спросила Мила, - а облучения здесь нет?
- Есть, специально для вас я создал радиацию, для подъёма вашей потенции, - пошутил Лев. – Мойтесь спокойно, не только душ, можно и ванну наполнить, с гамма-квантами мы сейчас не работаем, а нейтроны мы возим в специальных парафиновых контейнерах прямо в рабочий зал, туда и обратно.
Он закрыл дверь дезактивационной комнаты и пошёл за свой стол, взял журнал с описаниями последних экспериментов по калибровке нейтронного влагомера и стал читать.
Через полчаса первая вышла Лена. Она сказала:
- Лёвушка, как хорошо, принять ванну после полевых работ, почему ты раньше не говорил, что у тебя в деревне есть такое чудо. После такой ванны ты можешь делать со мной всё, что хочешь.
- Ну да, поэтому ты взяла с собой подругу, - он улыбнулся, привлек её к себе и стал целовать её губы, массируя холмы.
Она тихонько застонала, ответила ему, но он сказал:
- Не надо, сейчас Мила выйдет.
Он вспомнил, как после сбора изотопов в Новгородской области, в тот небольшой промежуток времени, пока Ирина не уехала в Ленинград, они после работы на этом месте свободно занимались этим.
- Лена, я отношусь к нашим отношениям очень серьёзно, не торопи события. Давай сделаем всё как положено, если мы действительно подходим друг другу, давай дойдём до конца после загса, что ты скажешь?
Она резко отошла от него, да и Мила вышла через пару минут.
- Ой, Лев, большое спасибо, очень хорошо.
Лена помрачнела, ей как будто не понравилось Лёвино предложение.
Они вышли из Изотопки. Осенний вечер был спокоен, безветренно. Уже был октябрь, но не было холодно.
Они дошли до беседки, той самой беседки, где Лев прощался с Верой.
- Девочки, сегодня вечер сюрпризов. Лена, ты говорила, что ты окончила музыкальную десятилетку. Это уже достаточный уровень. Что ты играла на выпускном экзамене?
Лена заулыбалась, она поправила волосы, и сказала:
- Рахманинов, Шопен, Бетховен… я уже месяц не подходила к инструменту…
- Кузнецов купил недавно пианино для Дома Культуры, чешское «Реслер», я сейчас сбегаю за ключом, хотите посмотреть?
- Нет, - сказала Мила, - я пойду, отдохну, после ванны хочется полежать. Спасибо, Лев, как мало нужно человеку, просто помыться в человеческих условиях…
Мила ушла.
- Пойдём, Лена, вместе, Захарыч, сторож, тоже любитель музыки…
Они вошли в сторожку. Захарыч сидел у окна и пил чай.
- Здравствуй, Захарыч, открой зал, пожалуйста, Лена нам поиграет, ты же любишь слушать классическую музыку…
- Ребята, только не гробить инструмент. Кузнецов требовал по пьяному делу или просто бренчать – не пускать.
Он снял со стены связку ключей и пошёл открывать зал, включил свет на сцене, а сам уселся в задних рядах у входа.
Лена поднялась на сцену, Лев остался в первом ряду. Она открыла маленькую верхнюю крышку пианино, открыла клавиатуру, села и сказала негромко:
- Фредерик Шопен, ноктюрн номер 20 до диез минор.
С первыми аккордами Лев узнал это изумительное произведение – ноктюрн для Кристи.
Лена сидела, выпрямив спину. Она тщательно выговаривала тему правой руки, спокойные вступительные аккорды и тема, на которую наплывали волны левой руки…
Лев сидел, не шелохнувшись. Он был очарован и подавлен тем, что ему никогда так не сыграть.
Лена отыграла и продолжала сидеть, глядя на клавиатуру, сложив руки. Захарыч вдруг встал, стал громко хлопать и крикнул: - Браво, браво, ещё что-нибудь.
Лена посмотрела на Льва, который сидел молча и, не отрываясь, смотрел на неё. Она нашла в темноте зала старика - сторожа, встала, поклонилась несколько раз, затем проговорила:
- Сергей Васильевич Рахманинов. Элегия.
Она вновь села за инструмент, потёрла руки, положив их на клавиатуру, она мгновение подождала и стала играть.
«Элегия» - это просто более крупное произведение, чем ноктюрн Шопена. Там есть лирика и эпические места. Лев знал, что «Элегию» Рахманинов написал молодым человеком, также как и его второй концерт для фортепиано с оркестром, который Лев слушал вместе с Ириной у Бочарова…
Окончательно Елена покорила сердце Льва именно в этом сельском Доме Культуры. Они медленно шли по Главной аллее Лаборатории домой. Лев держал её за руку и молчал.
- Почему ты молчишь, Лёва? – спрашивала она. И он отвечал: - Потому что мне хорошо.
В этот вечер он уже не отпустил её, они вошли к нему в келью, и он терзал её до утра, пока не отдал ей все свои силы. 
… Практика воронежских студентов подошла к концу. Лев и Елена договорились, что он приедет в Воронеж познакомиться с её родителями. Она стала писать письма, он отвечал. 
Вот одно из её писем.
Лёвушка!
Я никогда не думала, что будет так плохо без тебя. Не знаю, не знаю, что случилось, но случилось со мной что-то совершенно необыкновенное: я живу только прошедшим. Я хожу, как сомнамбула. Мне всё время кажется, что ты рядом, что я могу взять тебя за руку, сказать в сотый, в тысячный раз «Люблю, люблю тебя!»
Вчера, когда я, наконец, вернулась домой, я была, как мёртвая. Во мне был лёд. Я совершенно спокойно убрала в комнате, даже позавтракала, но когда села за рояль, у меня в груди поднялась буря. Я плакала, я рыдала, я кусала себе руки, но не могла успокоиться. Это так страшно, ты не представляешь, мой дорогой, мой единственный, люблю тебя!
Я целовала твою фотографию, я умирала от любви к тебе. Это звучит, может быть громко и банально, но это было так.
Потом мне нужно было уйти по делам, и я побрела по улицам. Слёзы опять катятся из глаз, а рядом Милка. Ну и пусть она видит, как я люблю тебя.
День прошёл в тумане, я не знаю, как я пережила его. Сегодня я целый день была с Милкой. Она очень предупредительна, и мы много говорили с ней о тебе. Вернее, говорила я, а она слушала. Сегодня я просто успокоилась. Она жалеет, что не попрощалась с тобой и многие недоразумения между нами как-то рассеялись.
Теперь я знаю, что я хочу-хочу дождаться тебя, хочу быть с тобой, мой Лёвушка, мой дорогой Галицкий, люблю тебя. Если так тяжело расставаться с любимым человеком, то, как же тяжело, если тебя бросит любимый. Я бы не пережила такого кошмара.
С самого первого дня дома я начну считать дни, нет сначала месяцы и дни до твоего приезда, буду много, много играть и заниматься языком. Всё для тебя. Хочу, чтобы ты всегда любил меня, хочу быть такой, какой ты хочешь меня видеть.
Звонил Лёшка, он всё-таки женился на Аллочке, говорит, что доволен, ругал тебя за то, что ты не ответил ни на одно письмо и не позвонил.
Купила 5 симфонию Бетховена и 1 концерт Листа. Послушаю и, как будто, побуду немного с тобой.
Целую тебя тысячу раз. Не говори, пожалуйста: - Хватит целоваться.               
 Целую своего Галицкого, дорогого и любимого. До свидания, твоя Лена.
…После таких писем Лев менялся, ходил мрачный, старался не смотреть на женщин, Лукерью избегал.
« Можно оказывается быть верным кому-то одному, - думал он, лежа вечером на своей тахте и слушая как завывает ветер над осенним Валдаем. Налетает дождь с озера, бьёт в стекло.
Лев заваривал кофе, ставил свой любимый «Эгмонт» Бетховена и вспоминал Елену, как она делает шпагат, а затем стонет под его телом…
…Наконец, он взял отпуск на двенадцать дней и поехал в Воронеж. Лена встречала его на вокзале. Она показалось ему какой-то другой, незнакомой. Он отогнал невесёлые мысли, такси быстро доставила их в новый район, застроенный пятиэтажками.
Мать Лены, Мария Алексеевна, тепло встретила его и сразу повела его в гостиную, где за столом сидел толстый, крепкий мужчина в кителе, а рядом с ним стоял молодой человек.
Лев понял, что это отец и брат Лены.
Он как можно приветливее улыбнулся и шагнул к ним.
- Здравствуйте, я – Лев Галицкий, - сказал он, смело глядя в глаза отцу. Он знал, что родители всегда хотят видеть в друге дочери уверенного, спокойного и надёжного человека.
- Здравствуй, - медленно ответил полковник, он встал и протянул руку. 
- Лёва, помойтесь с дороги. И пойдём за стол, - улыбаясь, говорила Мария Алексеевна.
- Иди сюда, Лёва, ты будешь жить в моей комнате.
Она взяла Льва за рукав и повела в свою комнату, которая на 60% была занята роялем.
- Пока не поженимся, будешь спать на раскладушке, ногами под рояль, - засмеялась она, видя, что Лев не в своей тарелке.
- Не бойся отца, у него такое строгое выражение лица, из-за его работы… Когда постоянно расследуешь трагедии, вырабатывается определённое выражение лица. На самом деле, папа – добрейший человек.
- Действительно, мне немного не по себе. Мне кажется, что я просто немного одичал. Отвык от городской обстановки…Не волнуйся, дорогая.
… Вечером все сели за стол.
Салаты, паштет, колбаса, красная рыба, горячая картошка, нарезанный чёрный хлеб, водка, вино, лимонад… Стол был сервирован красиво.
- Вы пьёте, Лев? – спросил полковник.
Лев улыбнулся:
- Не так чтобы регулярно, но под хорошую закуску, почему нет?
Полковник улыбнулся, налил Льву, себе и сыну.
- Дамы, вам портвейн 777, хорошо?
Выпили за знакомство, за будущее детей, за женщин, за страну…
Обстановка разрядилась, и вдруг брат Стас спросил:
- Лев, Лена рассказывала, что у вас в это лето в лаборатории умер от лучевой болезни сотрудник, это не секрет, можно рассказать?
Отец ничего не сказал, только осторожно посмотрел на Льва.
- Это верно, - спокойно ответил Лев, посмотрев на Лену.
- Сотрудник заснул в Хранилище изотопов при открытом излучателе. Спал долго, он был один в лаборатории, делал, что хотел. Он был алкоголик и всегда к концу рабочего дня доходил до определённого состояния. А тут он был один целый рабочий день, перебрал лишнее.
- А куда смотрело начальство? – строго спросил полковник.
- А начальство в это время защищало цвет города на областных соревнованиях по баскетболу. Доиграть даже не дали.
- Лена рассказала, что вы лично ликвидировали аварию, облучились?
Лев понял, что их волнует здоровье жениха.
Ему показалось, что ядерная физика – это как клеймо. Он вспомнил судьбу майора Бочарова, все это ему не понравилось. Но он овладел собой и, глядя в глаза полковнику, сказал:
- На этот раз обошлось. Но должен сказать, что ядерная физика, как, впрочем, и авиация, не для слабонервных, во всяком случае, не для алкоголиков.
Полковник одобрительно посмотрел на Льва, перевёл взгляд на сына и сказал:
- Давайте, мальчики, по последней. Лев, не стесняйтесь, вы дома. А потом мы попросим дочку поиграть нам, хорошо?
…Все сели на Ленкину кровать и стул. Лена села за рояль и стала играть свой классический репертуар. «Времена года» Чайковского. Когда она дошла до «Осенней песни» Лев, видимо, под влиянием выпитого, или, желая взорвать семейную идиллию, вдруг сказал:
- Лена, дай я попробую немного. Я, правда, больше по части французского шансона и американского блюза.
- Ты умеешь? – спросила она.
Лев ничего не ответил и начал играть «Опавшие листья,  Се-си-бон и О, Пари «, подряд без остановки, закончил блюзом с мощными джазовыми аккордами. 
- Почему на Валдае ты мне никогда не играл? – спросила Лена.
- Всё это по слуху, из радиоприёмника, слухач не является серьёзным пианистом, - ответил Лев.
- А мне очень нравится, - сказал Стас. – Буги-вуги или рок можешь?
- Могу, - ответил Лев и заиграл.
Елена выскочила из комнаты. Лев понял, что Лена не любит джаз. Он прекратил играть, извинился и пошёл её искать.
Он нашёл её на кухне. Обнял её за плечи и сказал:
- Прости меня, не будем ссориться. Давай закончим вечер ноктюрном Шопена, которым ты покорила моё сердце. Пойдём, не огорчай родителей…
Они вместе вернулись. Она села за рояль и сыграла, но не ноктюрн Шопена, а что-то более сложное, современное.
- Что это? – спросил отец.
- Это Сергей Прокофьев, папа, это не джаз, но очень близко к нему и сложно.
… Дни в Воронеже пролетели быстро. Лев действительно спал на раскладушке, ногами под рояль.
Он почти не трогал Елену. Они ходили в кино, в филармонию. Гуляли по городу, даже один раз зашли в ресторан, покушать, послушать музыку.
К концу визита Мария Алексеевна зашла в комнату Лены. Лев и Лена сидели и смотрели фотоальбомы семьи. На фотографиях было много снимков отца в разные годы службы в авиации, в том числе, и во время войны.
- Лёва, - медленно сказала Мария Алексеевна, - мы рады, что Лена нашла такого друга, как Вы. Но мы просим вас обоих не торопиться с бракосочетанием. Лена должна закончить образование, Вы тоже ещё не пустили корни. Я так поняла, что Вы уедете с Валдая. Вы оба молоды, хорошо, что вы вместе, но с загсом не стоит торопиться.
Голос её дрогнул, она поджала губу и вышла из комнаты.
Лена взяла Льва за рукав и сказала:
- Лёвушка, не обижайся на них, я у них одна дочка. На зимние каникулы я приеду к тебе на Валдай. Хорошо? – она прижалась ко Льву и заплакала.
И Лев понял, что ему дали от ворот поворот. Отца вообще не было дома, он был где-то в командировке, на очередном расследовании…
20. ТРЕТЬЯ ЗИМА ВАЛДАЯ.
Лев вернулся на Валдай из Воронежа почему-то очень спокойный.
Он так и не понял, чем он не подошёл полковнику. Ясно, что в таких вопросах в семье слово мужчины является решающим. Женщины мыслят иначе и ясно, что Мария Алексеевна ничего не имела против Льва.
Сама Елена слишком стремительно вошла во взрослые интимные отношения. Поначалу ей всё так понравилось, что она ничего не соображала. Это понятно…
Что не понравилось полковнику – перспектива Льва остаться без здоровья, работая в области ядерной физики, или то, что Лев был евреем и не скрывал этого.
Не важно, какова была причина, важно было то, что это был уже второй случай сбоя у Льва в вопросе создания семьи и какого-то обустройства жизни.
По своей природе Лев был оптимистом – всё, что не делается, делается к лучшему. Он послал всё к чёрту, и окунулся в работу. Лена продолжала писать горячие письма,
Лев отвечал редко.
Подошли зимние каникулы у студентов. Лена так и не приехала к нему. Писала, что завалила сессию, и ей придётся в каникулы пересдавать хвосты.
А после каникул приехала на практику очередная группа студентов из Воронежа. Среди студентов оказалась подруга Елены. Подружка, ничего не ведая, рассказала, как прекрасно они с Леной катались на лыжах с ребятами в каникулы после успешно сданной сессии на спортивной базе университета.
Узнав об этом, Лев просто перестал отвечать на письма.
... На работе всё как раз шло нормально. Нейтронный влагомер уже был, в основном, создан. Необходимо было решить проблемы эталонирования прибора и от макета, от бака в рабочем зале Изотопки перейти к варианту полевого прибора. Задача была определять влажность почво-грунтов непосредственно в поле, а не таскать образцы в лабораторию.
Для этой цели руководство пригнало к Лаборатории небольшой грузовичок с двумя ведущими мостами. Его было необходимо переоборудовать в полевую лабораторию.
Льву всё это очень нравилось, он имел право водить этот вездеход, что в его 26 лет казалось ему верхом счастья.
Уже выпал снег, подморозило… У Льва началась третья зима Валдая.
Из Ленинграда приехал в длительную командировку электронщик Миша Медведев, с которым Лев прошлым летом катался на двуместной байдарке по Валдайскому озеру. Лев вспомнил, как они чуть не утонули, разворачиваясь около гидрометеорологического поста в центре первого плёса.
Вторая, большая комната на зимнее время вновь была отдана специалистам и аспирантам, также как в первую зиму приезда Льва на Валдай в ней  жил Бердо Кочиашвили.
Мишу Медведева поселили в этой комнате. Это было удобно, поскольку вечером они могли спокойно обсуждать положение дел и намечать ближайшие задачи.
Вечерами Лев снова играл на аккордеоне французский шансон и фронтовые советские песни, вот только Веры уже не было.
К концу декабря лёд на Валдайском озере окончательно окреп и в выходные дни Лев с Зотимовым и с Мишей стали совершать лыжные походы по окрестностям Валдая.
Зотимов был ещё в хорошей форме, и он гонял Льва и Мишу по 10-15 километров. Они, разгорячённые, мокрые,  возвращались после пробега в Изотопку, где в дезактивационной можно было помыться горячей водой. Эпизод, когда воронежская Лена со своей подругой Милой мылись здесь после полевых работ, терялся в памяти.
Миша привёз готовые печатные платы регистрации нейтронного излучения и управления элементами влагомера.
Конструктивно влагомер был создан по принципам приборостроения, применяемого в методах скважинной геофизики. Разница была в том, что в геофизике приборы опускают в скважины, пробуренные на сотни метров, если не на километры. А нейтронный прибор для определения влажности почво-грунтов погружался не очень глубоко. Самые лучшие почво-грунты – это максимум полметра, а если расширить сферу применения прибора для решения дорожных и аэродромных задач – ещё метра три-четыре.
... Лев и Миша сидели на кухне и молча пили чай с тульскими пряниками, которые буфетчица Лаборатории где-то достала. За окном было темно и тихо.
- Лев, - вдруг спросил Миша, - твоё отчество какое?
- Григорьевич, - ответил Лев и удивлённо посмотрел на Мишу.
- А почему ты спросил?
- А потому, что я не Михаил Семёнович, как принято меня называть…
- А как же тебя величают?
Я – Абрам Бенционович на самом деле, я такой же еврей, как и ты…
Они помолчали.
Лев сказал:
- Мой отец прямо перед войной закончил военную академию имени Фрунзе в Москве, прошёл всю войну – Брест, Москва, Сталинград, Курская Дуга, Кенигсберг, внезапно умер после войны достаточно молодым… Мне как-то неудобно было забывать о нём…
- А мне поменяли имя и отчество ещё до войны, отец был обвинён в троцкизме и был расстрелян по решению тройки…
Воцарилась тишина. Лев уже пожалел, что дома не было ни грамма спиртного.
Но раздался стук в дверь.
- Кто это, на ночь глядя, - сказал Лев и пошёл открывать.
Вернулся он вместе с Зотимовым.
- Ребята, я к вам ненадолго, немного обсудить кое-что.
Он вытащил из кармана полушубка поллитра «Московской» и банку шпрот.
- Лев, - сказал он тоном командира, - свари в мундирах картошку, поговорим. Как дела, Миша, помощь моих электронщиков не нужна? Скажи только…
- Нет, - спокойно ответил Миша, - через несколько дней будем запускать новую электронику и проверку всего нейтронного влагомера в баке. - А что с переносом влагомера в грузовик – полевая нейтронная лаборатория?
- А вот с этим есть проблемы, - тяжело посмотрев на ребят, сказал Зотимов.
- Какие? - спросил Миша. – Питание от аккумулятора, потребление небольшое, грузовик даже не заметит.
Лев молчал, поскольку он уже кое-что знал.
- А как ты представляешь эти работы в полевых условиях? – спросил Зотимов и продолжал:
- Выезд  с радиоактивным излучателем из лаборатории в поле мы не можем делать без специального разрешения органов Санитарного Надзора. Никто ещё не отменял «Основные санитарные правила обеспечения радиационной безопасности».
- Подождите, - перебил Миша, - разве мы не выезжали летом на болота для определения малых скоростей движения воды?
Лев возразил:
- Верно, мы оформляли и получили разрешение, но это был гамма-излучатель иод-131 с небольшим периодом полураспада – чуть более восьми дней. Этот изотоп, в основном, применяется для изучения функций щитовидной железы, прямо на человеке.
Всё дело в активности, мы провели опыт в глубоком лесу, вдали от населённых пунктов, активность была мизерная, поскольку было необходимо определить только пики прохождения радиоактивной волны через два створа, в начале дистанции и в конце отмеренной длины ручья. 
- Нейтроны - это совершенно другое, - продолжил Лев. – Зарядить нейтронный влагомер мы собираемся полониево-бериллиевым источником нейтронов с периодом полураспада – 140 дней. Использование радио-бериллиевого источника более предпочтительно, поскольку период полураспада радия – 1600 лет, но его гамма излучение более мощное. С полонием работать лучше…
- Как предотвратить кражу нейтронного влагомера вместе с грузовиком? Угоны автомобильного транспорта – обычное дело в нашей жизни, - спросил Зотимов.
- После окончания измерений парафиновый контейнер с источником надо снимать с грузовика и отвозить в надёжное место, - медленно предложил Миша.
- Как деньги, в хранилище банка, - добавил Зотимов, улыбаясь. – Значит каждый день, к концу рабочего дня излучатель  надо вынимать из зонда и переносить в контейнер, значит, наш уважаемый Лев Григорьевич будет каждый день облучаться при переносе. Здорово… И кто будет увозить с поля совхоза тяжёлый контейнер в милицию или в банк под охрану? Сколько будут стоить эти перевозки туда и обратно? Посмотри картошку, Лёва…
Лев слил воду из кастрюли и положил дымящуюся картошку в мундире на тарелку. Зотимов открыл шпроты, нарезал хлеб. Затем он распечатал бутылку и разлил всем троим по стаканам.
- Давайте, мальчики, выпьем за научно-технический прогресс, - сказал Зотимов и, не дожидаясь ответа, выпил и вытащил из банки шпроту.
Миша выпил, взял картофелину и, обжигаясь, проглотил её, подумал и сказал:
- Не надо ничего вынимать, охранять надо не излучатель, а весь грузовик, он ведь не останется в поле на ночь, а уедет в машинный парк, где уже будут отдыхать комбайны, трактора и автомобили совхоза. Там есть сторож, ограда, замки. В поле нужно больше думать о том, чтобы измерять не дождевую воду, которой при плохом дренаже в поле по колено, а измерять влажность почво-грунтов. Герметизация зонда и защита его от посторонней воды – это задача. Не забывайте, что нейтроны реагируют только на атомы водорода, а откуда они в данной точке измерения зонд не знает.
- Это решаемая проблема. При бурении надо герметизировать скважину сверху, чтобы вода сверху не затекала, и диаметр бура и диаметр обсадной трубы надо подбирать точно, - сказал Зотимов, вновь разливая водку по стаканам.
Они выпили, поговорили ещё о разных делах, и Зотимов откланялся.
Лев спросил:
- Миша, почему ты мне сказал о подлинных твоих имени и отчестве?
- Потому что меня это мучает, - ответил Миша или Абрам, Лев уже не знал, как к нему обращаться.
- Слушай, Лев, может нам пора отвалить из ядерной физики? Пока мы не нахватали доз? Так сказать сдвинуться по электромагнитной шкале излучения вправо, перейти через область рентгеновского излучения в область, например,  вакуумного ультрафиолета.
Там есть очень интересные задачи, например, экспрессное определение химического состава металлов и сплавов по ходу плавки и управление металлургическим процессом.
- Ты говоришь о спектральном анализе, - уточнил Лев и спросил, - а с чего это вдруг?
- Дело в том, что в Питере на одном оборонном оптико-механическом предприятии создают крупное конструкторское бюро гражданского,  в том числе, спектрального приборостроения. Ты – физик, какая разница для тебя в какой области работать. Разберёшься…
И в Питер вернёшься и зарплата намного больше, - закончил Миша.
- Ну, Абрам Бенционович, ты даёшь, а как же диссертация, карьера?
- А там диссертацию и сделаешь, насколько мне известно, там идет набор и физиков, и электронщиков, и конструкторов. Направление гражданское, евреев могут взять… Как я понимаю, у тебя идёт уже третий год работы на периферии, гражданский долг ты выполнил…
- Ладно, Миша, пойдём спать. Спасибо за предложение, надо подумать.
Мама в Питере одна, зовёт всё время. Она хочет, чтобы я, наконец, женился…
… Утром в Изотопку позвонил Арташес Акопян из ГГИ.
- Здравствуй, Лёва, это - Акопян.
- Здравствуйте, Арташес Мовсесович, слушаю Вас.
- Как вы там с Медведевым, как зимуете, как подвигаются дела?
Акопян, ассимилированный армянин, получивший образование в Ленинградском университете, десятки лет проживший в Питере, всё равно не избавился от акцента и всегда говорил по-русски слишком правильно, медленно и аккуратно.
Лев подробно рассказал шефу о текущих делах и остановился, стараясь понять, зачем Акопян позвонил.
- Послушай, Лёва, Стародубцев Владимир Дмитриевич хочет раздвинуть рамки применения нейтронного влагомера. Гидрологии ему мало. Он связался с проектными организациями, разрабатывающими документацию по строительству новых аэродромов, особенно, военных.
Мало того, связался с рядом крупных контор сельскохозяйственного  и дорожного профиля.
Может быть, устроим, если не всесоюзное, но хотя бы  межотраслевое совещание на Валдае?      
Лев испугался.
« Опять муж Веры крутится », - подумал он.
- Арташес Мовсесович, ведь мы ещё не вышли из лаборатории. Показывать надо полевой вариант, а у нас ещё нет буровой установки, грузовик не оборудован, мы ещё не умеем работать в поле. Раньше лета нам не успеть.
Акопян засмеялся.
– Так ведь зима в разгаре. Как раз к лету все эти проблемы надо решить. Поговори с Медведевым, Зотимовым и  Кузнецовым, через неделю пришли мне план работ.
- Без помощи геофизиков из ВНИИ Геофизика нам бурение и полевые особенности не освоить.
- Так съезди в Москву, какие проблемы. Подумайте, жду ответа.
… Лев решил, что пока Миша Медведев настраивает электронику, он съездит в Москву во ВНИИ Геофизика, где у него были друзья ещё со времён дипломного проекта. Конечно,  «Отбивка водо-нефтяного контакта в скважине методом фото - нейтронного каротажа», а так называлась его дипломная работа, сильно отличалась от его теперешних задач, ему удалось быстро найти в институте специалистов по работе геофизических приборов в скважинах небольшой глубины.
Они подобрали ему миниатюрную бурильную установку, познакомили его с проектом установки её на транспортное
средство, рассказали, где можно найти проектную документацию, с кем надо связаться и что надо читать по этому вопросу.
Остановился он, как всегда, в гостинице «Останкино».
Вечером, поглядывая с большой кровати в телевизор, он вдруг вспомнил Выставку Достижений Народного Хозяйства и экскурсовода Беллу, с которой он когда-то провёл чудесные три ночи, когда они сломали кровать.
После разлуки с Леной, он почему-то к Лукерье ходить не хотел. То ли его отталкивала её работа, не понятно, с кем имеет контакты здоровая женщина за сорок, работавшая в общепите…
Он подумал:
«Я в Москве буду ещё почти неделю, почему не ощутить мощь Беллы ещё раз».
Он стал искать её телефон, не нашел, нашёл только адрес, ну да, Чертаново…
На следующий день он смотался из института пораньше и поехал в Чертаново.
Зайдя предварительно в гастроном, он купил килограмм молдавского винограда, бутылку сухого вина, около магазина купил гвоздики и в приподнятом настроении пошел искать Белкину пятиэтажку. Пятиэтажки были одинаковы, но Лев нашёл её и дом и парадную.
Он поднялся на третий этаж, узнал обшитую дверь, подошёл в квартире и осторожно позвонил. Он даже вспомнил, как открывалась дверь соседней квартиры, и старушка выясняла, кто это к Белле пришёл.
В этот раз дверь соседней квартиры не открылась, Лев позвонил ещё раз.
Внезапно дверь открылась, и Лев увидел Беллу, мощную, высокую, в красивом халате, с открытым декольте.
Лев радостно улыбнулся и протянул ей цветы, вино и виноград.
Белла быстро вышла из квартиры, плотно прикрыла за собой дверь, молча приняла у Льва цветы, вино, затем пакет винограда, пересекла лестничный пролёт, подошла к приёмному оконцу мусоропровода, нажала ногой на педаль, оконце открылось,  и она  бросила в оконце сначала виноград, цветы, а затем и вино. Бутылка загрохотала, пролетая по трубе вниз.
Лев молча и изумлённо следил за её действиями.
- Лев, - сказала она, - ты не мог позвонить?
- Я не нашёл телефона, извини…
- Ты думаешь, я буду сидеть и ждать полтора года, пока ты вновь приедешь… Я выхожу замуж за немца-аспиранта и уезжаю в Германию.   Забудь мой адрес, ты понял? Уходи, Лев, быстрее, он может выйти в любую минуту.
Лев уже пришёл в себя, он смог даже пошутить:
- Белочка, если ты с ним выступаешь также мощно, как со своим первым мужем, а затем и со мной, он быстро не встанет.
Она оценила его шутку, улыбнулась, но твёрдо сказала:
- Лев, я не шучу, для меня это шанс уехать из Союза, и я его не упущу. Мне было с тобой очень хорошо, но всё в прошлом, желаю тебе найти подругу, которая будет для тебя не только женщиной в постели, но и преданным другом.
Белла посмотрела на Льва, повернулась и исчезла за дверью.
После замужества Веры, отъезда в университет Ирины, а затем после исполнения Еленой Рахманинова и Шопена в клубе вкупе с вежливым отказом в Воронеже – баскетбольный бросок Беллы подарка в мусоропровод был уже перебором. И это после годового перерыва, после развода, когда Белла случайно встретила Льва и три дня пила его вдосталь.
Уверенность Льва в обращении с женщинами куда-то пропала. Легкость, с которой они вступали с ним в полновесные интимные отношения, а затем куда-то пропадали, привели Льва в состояние ступора.
Можно сколько угодно глушить себя работой и спортом, но в 26 лет этого было недостаточно.
21. КУРИНЫЙ БУЛЬОН И ФАРШИРОВАННАЯ РЫБА.
Зима пролетела быстро, в основном потому, что приходилось решать в Изотопке совершенно новые задачи.
Прежде всего, тройка – Лев, Миша и, конечно, Зотимов с его ребятами – создали дизайн и конструкцию полевой лаборатории так, чтобы загрузка зонда нейтронным излучателем и, соответственно, перенос его в контейнер после завершения измерений происходили без участия человека и без появления излучателя при выходе из скважины в положении «без защиты».
Для этого пришлось спроектировать и изготовить в конторе »Изотоп» специальный парафиновый контейнер, который как бы нависал над скважиной, когда зонд уходил на заданную глубину.
Кроме того, были изготовлены калибровочные объёмы различного наполнения с известным, заданным  количеством влаги для разных задач – для почв, для дорог, для аэродромов. Зонд заходил в этот калибровочный объём для проведения калибровочного отсчёта перед уходом на заданную глубину скважины для рабочего измерения влажности.
Полевая лаборатория была снабжена дозиметрическими приборами как по гамма-квантам, так и по нейтронам с выходом сигнальной индикации для постоянного наблюдения радиационного состояния зонда. Это было необходимо как для персонала, постоянно обслуживающего лабораторию, так и для людей, которые могут находиться вблизи полевой лаборатории.
Миша к концу февраля уехал в Питер. Он передал ребятам Зотимова инструкцию по работе полевой нейтронной лаборатории. Льву он обещал сходить в оптико-механическое объединение с целью разузнать, что там происходит.
… Кроме создания полевой нейтронной лаборатории Лев должен был исполнять рутинные обязанности, которые лежали на нём как на начальнике изотопной лаборатории. Среди многих обязанностей были лекции, которые Лев должен был читать группам приезжающих студентов со всего Союза. Лев их называл: лекции по ядерной гидрологии. Хотя речь шла просто о методах применения радиоактивных изотопов для гидрологических задач.
Ещё в бытность в лаборатории Ирины Лев вместе с ней изготовил демонстрационный материал, который позволял исключить или минимизировать контакт слушателей с радиоактивным излучением.
…Как-то в середине мая Зотимов забежал в Изотопку и сказал Льву:
- Лев, у меня сейчас будет группа студентов Черновицкого университета из Украины. После моей лекции и обеденного перерыва их приведут к тебе.
Лев попросил Олега Дмитриевича немного прибрать на его рабочем месте, а сам пошёл искать плакаты с описанием методик применения, о которых он должен был рассказать студентам. Жаль, что Ирины нет, она всегда знала, где и что лежит, с ней эти занятия проходили проще…
Занятия Лев обычно проводил в рабочем зале, поскольку это самое большое помещение в Изотопке. В этом году простора было меньше, поскольку большое место занимал бак с почво-грунтами, в котором они проводили испытания нейтронного индикатора. Но зато слушателям было интересней смотреть на реальное сооружение, чем на плакаты. Надо заметить, что первый эскизный макет зонда висел над баком, а для грузовика был сделан второй образец, который имел уже более оформленный вид. На рабочем столе, который обрамлял зал по периметру, Лев поставил плакаты, раздвинув передвижные параллелепипеды защит с зеркалами.
Одну из таких защит Лев с Зотимовым снимали и перевозили в Хранилище, когда ликвидировали аварию Константина Гадаева, пусть земля ему будет пухом.
О самой лекции рассказывать нечего, рутина, но среди студентов – рослых буковинских ребят и девчат была одна девушка, худенькая, почти школьница, с короткой стрижкой пышных чёрных волос, ни следа косметики, спокойные большие тёмно карие  и грустные глаза, ровный небольшой нос, чуть пухлые губы. На ней был синий спортивный костюм – штаны и свитер, которые не могли скрыть все те прелести, которыми обладают девушки в расцвете сил и загоревшие под южным солнцем.
Лев закончил лекцию, ответил на вопросы, и, показав студентам саму Изотопку, включая Хранилище, он попрощался с ними и пошёл за свой стол заниматься текущими делами.
Закончился рабочий день. Олег Дмитриевич выключил аппаратуру, проверил, надёжно ли установлен выключенный, но ещё горячий паяльник, наиболее частая причина пожаров в лабораториях, откланялся и ушёл.
Лев перестал писать доклад  для межотраслевого совещания по полевой лаборатории, спрятал написанное в стол и пошёл домой.
Закрыв Изотопку, он вышел на Главную аллею и пошёл неторопливо к задней калитке Лаборатории.
Проходя мимо беседки, он услышал, как кто-то с ним поздоровался, он поднял голову и увидел девушку, которая была у него сегодня на лекции.
Он почему-то обрадовался, поклонился и спросил:
- Лаборатория закрыта, куда Вы идёте?
- Хочу в библиотеку, почитать что-нибудь, - ответила она и остановилась.
- Библиотека открыта после работы у нас только два раза в неделю, по понедельникам и четвергам, а сегодня вторник. Там никого нет.
Лев заулыбался, глядя, как она смущается. Он сказал:
- За время моей жизни на Валдае я собрал неплохую библиотеку. Пожалуйста, заходите, выбирайте что хотите.
- Спасибо, - просто сказала она.
Они пошли к калитке вместе.
Лев открыл входную дверь дома ключом и пропустил девушку вперёд.
Аспирантская комната была пуста, Миша Медведев уехал, но никто пока не приехал.
- Моя обитель дальше по коридору, - сказал Лев и пригласил её движением руки.
Он открыл дверь в комнату и пропустил её вперёд. Она увидела полку с книгами и пошла к ней.
- Давайте познакомимся, - сказал Лев и стал ждать, пока она протянет руку.
Она повернулась, посмотрела ему в глаза, протянула руку и сказала:
- Меня зовут Мария, Мария Ранович.
- Лев Галицкий, - ответил Лев, он пожал её крепкую, чуть влажную кисть и быстро отпустил её.
- Лев, - улыбаясь, сказала Мария, - где у вас метла и мокрая тряпка? 
- А что, так уж грязно?
- Нет, просто некоторое запустение в жилище. Видно, что здесь живёт холостяк, которому не важен быт.
- Это верно, - тихо ответил Лев и пошёл в сени за шваброй и тряпкой.
- Комната небольшая, Лев, Вы идите и посидите пока на кухне, я мигом. Я ничего у вас не возьму.
Лев вышел на кухню, он решил пока вскипятить воду, полагая, что от чая или кофе Мария не откажется.
Через какое-то время Мария вошла на кухню со шваброй и тряпкой и сказала:
- Всё в порядке, более, не менее, где можно руки помыть?
Лев показал на умывальник, стоящий около сеней, и снял с гвоздя полотенце.
Мария наклонилась над умывальником и стала мылить руки, подымая руками клапан умывальника. Она помыла несколько раз лицо, фыркая от удовольствия. Закончив мыться, она приняла из рук Льва полотенце, вытерла лицо, засмеялась и, вытирая руки, спросила:
- Что вы едите каждый день, Лев, кто вам готовит?
- Почему вы спрашиваете, Мария?
- Потому что Вы бледный и худой, разве не так?
- Мария, вы говорите точно как моя мама, почему?
- Не знаю…
- В Лаборатории только буфет, не всегда есть силы и настроение идти в ресторан на автобусную станцию, - оправдывался Лев.
- Что Вы такое говорите? Валдай – хоть и районный центр, но как большое село. Значит, у людей есть участки, а это овощи с грядки, яйца. Я думаю, что и коровы есть, значит можно иметь свежее, если не парное молоко.
Лев вспомнил Ирину и её диспуты с Костей Гадаевым по поводу коровы, но ничего не сказал, только проглотил комок в горле и кивнул.
- Опять же озеро, а значит - живая рыба. Если бы можно было купить цыплёнка, я Вам бы сделала куриный бульон с клёцками, меня мама научила, - добавила она и замолчала, поняв, что она режет по живому.
Лев смотрел на неё расширенными глазами и молчал. Слёзы были рядом. Они помолчали, и Лев сказал:
- Мария, я думаю, что цыплёнка можно найти, может быть даже купить.
 - А как же иначе, - засмеялась она. – Не воровать же его, помните, как старик Паниковский хотел гуся у Ильфа и Петрова в « Золотом телёнке «.
- Помню, конечно, - сказал Лев и добавил:
- Здесь неподалёку живет женщина одинокая, у неё куры и есть петух, значит, есть цыплята. Но один я туда не пойду. Давайте сходим вместе.
- Пошли, - просто сказал она.
Они вместе пошли к Лукерье.
Подошли к дому Лукерьи. Лев постучал в калитку. Лукерья оказалась дома. Она вышла на крыльцо, увидела Льва, подошла к калитке, открыла и уставилась на Марию.
- Здравствуй, Лукерья. Хорошо, что ты дома.
- Здравствуй, касатик. Решил всё же навестить старушку.
- Послушай, ко мне приехала двоюродная сестра, погостить несколько дней. Хочет сготовить мне что-то домашнее. Я знаю, что у тебя есть куры. Можно у тебя купить цыплёнка?
- Двоюродная сестра, говоришь? А мне кажется, я её видела на автобусной остановке, группа студентов выходила из московского автобуса.
- Нет, ты ошиблась, хотя она из Москвы, это верно.
Лев врал напропалую.
- Лев, я с тебя деньги не возьму, от тебя и так осталась половина. Заходите, подождите, цыплёнка надо поймать и приготовить. Думаю, что вы не сможёте справиться.
Она ушла на двор, к чулану, где находились куры. Оттуда поднялся жуткий шум.
Мария зашептала:
- Лукерья права. У нас всегда эту процедуру делает папа. В Черновцах на рынке запросто можно купить не только живую курицу, цыплёнка, но и гуся.
Лукерья вскоре вернулась, держа на бумаге сизого ощипанного цыплёнка, в другой руке у неё был пакет.
- Куриный бульон хочешь сделать? – спросила Лукерья строго, обращаясь к Марии. – С клёцками? Мне думается, ты - еврейка, как и Лев, да?
- Вы не ошиблись, - спокойно ответила Мария. – Я могу и фаршированную рыбу приготовить, хотите научу?
- Нет, спасибо, - сверкнула глазами Лукерья. – На вот, возьми, здесь всё, что нужно для бульона – морковь, перец, лавровый лист, несколько головок лука. Соль найдётся у тебя, касатик? Да, ещё яйцо и мука для клёцек…
Лукерья засмеялась, выразительно посмотрела на Льва и, глубоко вздохнув, сказала:
- Гуляйте, ребята, денег не надо, - она повернулась и пошла в дом.
Лев и Мария постояли немного и молча пошли обратно. Когда они вернулись на кухню, Мария осторожно спросила:
- Скажите, Лев, почему она Вас назвала касатик и не взяла денег?
- Так уж получилось. Лукерья – это первый человек с Валдая, с которым я познакомился ещё во время приезда. Её муж по пьянке убил человека, давно уже сидит где-то под Архангельском. Детей у неё нет. Она, по сути, хороший и добрый человек.  Работает в ресторане на автобусной станции.  В зимние, морозные вечера она не раз мне помогала.
А ты - еврейка? Как я не догадался, как она тебя сразу определила!
Русские сразу определяют нас, как евреев, встречаются среди них и антисемиты, но мне как-то везёт на русских, наверное, потому, что я не пытаюсь скрывать своё еврейство, когда они это чувствуют, это их страшно раздражает. Ты спокойно и достойно ответила ей, мне это понравилось.
Мария его почти не слушала. Она летала над кухонным столом, чистила и нарезала морковь, лук. Вода на примусе уже кипела. Цыплёнок лежал покорно на столе и ждал своей участи. Одновременно она делала на деревянной доске клёцки из муки и яйца.
… Когда всё было готово, и кухня наполнилась чудесным ароматом куриного бульона. Лев достал тарелки, ложки, и они стали молча и осторожно, чтобы не обжечься, есть куриный бульон с клёцками, поглядывая друг на друга.
Когда тарелка опустела, Лев попросил добавки. Мария, довольная, сказала:
- Хорошо, надо доесть всё, холодильника нет, завтра это будет не тот бульон.
Лев доел, отодвинул тарелку и сказал:
- Не трогай посуду, Мария, я завтра помою, пойдём, посмотрим книги, я обещал.
- Нет, мухи разведутся, надо сразу же помыть и убрать, а вдруг кто-нибудь зайдёт.
И снова Лев её послушал и пошёл в комнату. Он снял туфли и прилёг на тахту. На душе было спокойно и хорошо. Незаметно он задремал.
Сколько он проспал, он так и не понял. Когда он открыл глаза, он увидел Марию, сидящую за столом и читающую книгу.
- Прости, Маша, после бульона я как-то разомлел, прости…
- О да, ничего, я пока выбрала себе, что читать.
Лев спустил ноги с тахты, притянул её к себе, усадил на тахту рядом,  осторожно обнял её плечи и стал целовать в губы. Мария не сопротивлялась, но почти не отвечала.
- Подожди, - сказал Лев. Он вышел из комнаты, дошёл до входной двери, проверил, что она закрыта. Было уже темно. Лев посмотрел на ходики на кухне, было почти десять вечера.
Он вернулся и сказал осторожно:
- Мария, уже поздно, давай спать.
Она попросила выключить свет, и почти в полной темноте они разделись и, откинув покрывало, нырнули под одеяло.
Лев наклонился над ней и стал целовать её в шею, затем дотронулся до груди. Ощущение было потрясающим, он стал действовать более активно, она задышала глубоко и часто, даже застонала, но когда он стал стягивать с неё трусики, Мария вдруг с силой упёрлась руками в его грудь и зашептала:
- Лев, я знаю тебя всего четыре часа. И тебе надо сразу всё, сразу всё. Лев, мы – не животные, так нельзя, ты слышишь?
- Почему же ты легла со мной, Мария? - с отчаянием спросил Лев.
Она помолчала, успокаивая дыхание, затем сказала:
- Не знаю, мне с тобой очень хорошо, не хочется возвращаться туда.
В звуках её голоса послышались слёзы, и Лев сразу отрезвел.
- Хорошо, ты считаешь, что не надо, ничего не будет. Иди ко мне и ничего не бойся.
Он уложил её голову себе на плечо, и скоро они оба заснули.
Утром они проснулись от стука в окно. Лев встал, отодвинул занавеску и увидел молодую девушку.
- Мария у вас? – спросила она строго.
- Не волнуйтесь, она скоро придёт, - ответил Лев, закрыв занавеску, он лёг обратно.
Мария приподнялась на локте, закрывая груди одеялом, и испуганно прошептала:
- Это староста группы, будет скандал.
- Не волнуйся, мы взрослые люди, это никого не касается, тем более, что ничего не было.
Она улыбнулась и опрокинулась на подушку.
… На следующий день после работы Лев сам нашёл дом, в котором остановились черновицкие студенты. Он прошёл сени, постучал в первую комнату, раздалось громкое «Можно», он осторожно открыл дверь и увидел большую комнату, похожую на аспирантскую комнату в его доме. На нескольких кроватях лежали и сидели студентки. У окна на кровати лицом к окну спала Мария.
Лев добродушно сказал:
- Здоровеньки булы.
Мария услышала, повернулась, встала с кровати и быстро пошла к нему.
- Маша, я за тобой.
Когда они вышли, Лев спросил в шутку:
- Ну, как реакция общественности, тебе не попало?
- Нет, уже третий курс, девочки повзрослели, реагируют с пониманием.
Она улыбнулась, чуть прижалась ко Льву и спросила:
- Куда мы пойдём сегодня? Если ты захочешь сегодня снова куриный бульон, у Лукерьи не останется цыплят.
Они засмеялись. Лев сказал:
- Давай сегодня попробуем достать живую рыбу, заодно я тебя познакомлю с главной достопримечательностью Валдая - озером. До темноты ещё часа четыре. Успеем.
Они зашли ко Льву домой, он взял куртку, деньги, сумку, ведёрко для рыбы. Он уже более смело прижал её к себе и несколько раз поцеловал, дотронувшись до груди.
- Лёва, не отвлекайся, - с явным удовольствием сказала она, отвечая ему и одновременно отстраняясь, - всему своё время.
Они вышли из дома, подошли к озеру. Лев нашёл плоскодонку, на которой он когда-то спал с Еленой на третьем плёсе. Мотора, конечно, не было. Он осторожно провёл Марию в лодку, усадил её, отвязал лодку от кола, сам сел на вёсла. Оттолкнул лодку от берега и сказал:
- Мария скорости не будет, зато надёжно, ты плавать умеешь?
- Не очень, - ответила она. – В Черновцах есть река, Прут, серьёзная река, но плавать в ней невозможно, течение быстрое и вода холодная, Карпаты рядом… Черновцы – очень красивый город - маленький Париж.
- Мы сейчас догребём до рыбаков, - сказал Лев, работая вёслами, - может быть, купим прямо улов. Можно искупаться.
- Не, я не буду, я и тебе не советую, берег далеко.
- Сначала рыба, затем купанье.
Вдали были видны две рыбацкие лодки. Лев стал грести более мощно, и вскоре они осторожно подплыли к первой лодке.
- Здравствуйте, - приветливо сказал Лев, - извините, у вас можно приобрести рыбы?
- Нет, я свой улов не продаю, и говорите тише, рыба пуглива, - ответил рыбак, недовольно оглядывая большую плоскодонку и людей, сидящих в ней.
Лев стал грести обратным ходом, развернул лодку, и они поплыли к следующей лодке. Второй рыбак тоже отказал, но он оказался добрее.
- Ребята, никто вам свой улов не отдаст. Надо с чем-то вернуться домой. Вон, видите пирс, вот гребите туда. Второй дом от пирса слева, там Тимофей, вот он торгует, только не говорите, что я вас послал.
Они причалили к пирсу, привязали лодку и пошли ко второму дому слева.
- Знаешь что, давай ты попробуй, у женщин лучше получается.
Мужчина сам вышел и спросил, оглядываясь вокруг:
- Рыбы хотите, заходите.
Они прошли по тропинке, которая завернула за дом. Они увидели большой металлический бак, наполненный водой, сбоку торчал шланг. Вода была явно проточная. Живая рыба ходила кругами по баку.
Этот Тимофей был явно доволен их реакцией.
- Какую рыбу вы хотите? Есть пелядь ( сырок ), его много, жарить хорошо, есть окунь, плотва.
- Дяденька, а щука у Вас есть? - осторожно спросила Мария.
- Щука, говоришь? – переспросил Тимофей. – Щука редко бывает, дорого.
Лев не стал отступать.
- Мы заплатим.
Тимофей взял широкий черпак и деревянный молоток. Он стал водить черпаком в воде, нашел щуку и ловко подцепил её. Вытащил черпак из воды, рыба забилась беспомощно. Он ловко и точно ударил её молотком по голове, рыба затихла.
Понимая, что щука только что была живая, купаться к удовольствию Марии они не стали и постарались быстрее вернуться домой.
- Лев, - сказала Мария, когда они положили щуку на кухонный стол, - я делаю фаршированную рыбу второй раз в жизни. И первый раз, в основном, её делала мама, а я была только на подхвате. Но ничего, справимся, лук остался от вчерашнего бульона, но вот без свёклы нам не обойтись. Я пока её разделаю, а ты, Лёва, достань 2-3 свёклы, только к Лукерье больше не ходи. Хорошо?
Она посмотрела на него так, что Лев понял, Мария  интуитивно догадалась, что женщина средних лет не зря называет молодого мужчину «касатик».
- Хорошо, Мария, свёкла – это не цыплёнок, достану в другом месте, может ещё что-нибудь надо по мелочи?
- Лук есть, мука тоже, перец надо достать, мясорубка есть? Если бы была суббота, надо свежую халу и красное вино. Но сегодня не суббота, обойдёмся…
- Мария, вы – религиозные? – удивлённо спросил Лев.
- Что ты, папа – член партии, он – начальник крупного строительно-монтажного управления, у него работает 600 человек. Это традиции, суббота и основные еврейские праздники мы отмечаем, правда, без синагоги и шума.
- Я тоже вырос в коммунальной квартире, вокруг было много евреев и они между собой говорили только на «маме лошн» - на идиш. То, что ты сейчас хочешь сделать, называется  фаршированная рыба - гефилте фиш. Моя мама прекрасно умеет её приготовить.
Он ушёл к Зотимовым за свёклой и перцем, хотя он не представлял, что он скажет жене Зотимова, зачем ему всё это.
… Мария возилась не менее двух часов. Лев лежал на тахте в комнате и читал «Бильярд в половине десятого» Генриха Бёлля.
- Лёва, пойдём, попробуем, что получилось. Тем более, что это последний наш совместный кулинарный вечер…
Лев вздрогнул и спросил:
- Почему последний вечер, Мария?
- Потому что мы завтра уезжаем…
- Как, насовсем? - закричал Лев.
- Нет, не насовсем, а в Яжелбицы, 30 километров от Валдая, мы поедем учиться практической гидрологии…
- А потом? – спросил Лев.
- А потом мы поедем на неделю в Ленинград, в твой Питер, а там мы сядем на белый пароход и поплывём через всю Россию в Астрахань…
Мария стояла в центре комнаты и смотрела на Льва в упор, не мигая. 
Лев бросился к ней, с силой прижал её к себе и стал шептать ей в ухо что-то несвязное.
Она с трудом освободилась, поправила одежду и сказала:
- Пойдём, Лёвушка, пойдём…
Они опять провели вечер вместе, слава богу, никто не приходил.
Рыба была вкусной, ели молча, но костей не было, Мария постаралась. Спиртного или вина не было, но почему-то не хотелось. Лев заварил кофе, но говорить он не мог. Он только держал Марию за руку, смотрел на неё и тихонько вздыхал.
Потом они не стали ничего убирать на столе и пошли ко Льву в комнату. Не выключая света, Мария разделась полностью. Блеснув чёрным треугольником внизу, она легла под одеяло и сказала тихо:
- Лев, иди ко мне.
… Это была прекрасная ночь. Но когда она требовала:
- Лев, иди до конца.
Он не терял самоконтроля, ласкал её всюду, доводя её до самых вершин, и шептал:
- До конца только после загса. Машенька, ты будешь моей женой, я хочу этого.
- Лев, мы знакомы всего два дня, - говорила она под утро, глядя на него, довольная и опустошённая, она лежала на кровати, полностью открытая. – Лев, мы знакомы всего два дня…
22. ПРИБЛИЖЕНИЕ ФИНАЛА.
Мария уехала. Но Лев знал, что она рядом.
Однажды после работы он взял вездеход – полевую нейтронную лабораторию и погнал его, никому не говоря ни слова, по тракту «Москва –Ленинград» в Яжелбицы.

Он доехал до реки, съехал с шоссе на обочину и включил оба ведущих моста. Патя долго учил его, пока он разобрался с управлением вездехода.

Лев дождался, пока на всесоюзной трассе не было движения, пересёк шоссе и прямо по крутому склону спустился с дороги. Склон был настолько крутой, что он чуть не перевернулся. Он медленно поехал вдоль реки Полометь, зная, что скоро будет база гидрологов.

Он с трудом нашёл дом, в котором остановились черновицкие студенты.

Мария не ожидала, и Льву показалось, что она не очень рада его приезду.

Лев вытащил брезент, и они уселись, прикрытые грузовиком.

Река Полометь довольно резво катила свои воды.

Мария реагировала вяло. Лев подумал, что она ошеломлена кратковременностью и насыщенностью её валдайской встречи с ним и тем, что всё это так внезапно оборвалось.

- Маша, ты не довольна, что я приехал? – прямо спросил Лев.

- Нет, что ты, я просто немного болею. Да и устала я от этой полевой романтики.

- Иди ко мне, - смело сказал он и притянул её к себе.

- Не надо, Лёва, давай просто посидим.

- У тебя нет температуры? – встревожено спросил Лев и положил ей на лоб ладонь.

- Нет, у меня просто «дела», первый день, у меня всегда болит… да и условий в поле нет никаких.

- Какие дела, Мария? - спросил Лев.

Она тихо засмеялась и сказала:

- Лёва, ты – как маленький, ты, что не знаешь, что у девушек и женщин бывают месячные?

Она развеселилась, лицо её разгладилось, и её большие глаза уставились на него.

Лев смутился и негромко сказал:

- Ну, видишь, как хорошо, ты не залетела, слава богу…

-  Первую ночь я так перепугалась, что почти заплакала. А вторую ночь, когда я уже созрела, ты меня пожалел.

- Мы же не животные, - осторожно напомнил Лев. - Видимо, сначала надо долго гулять, ходить в кино, играть на гитаре под окном. С родителями познакомиться. Через полгода посмотрим…

- Лев, не надо, - сказала она, - вот мы уже и ссоримся.

Они замолчали. Затем Лев полез в сумку, вытащил оттуда плитку шоколада, пачку печенья, пару яблок и сказал:

- Поешь, Мария, это всё, что можно взять с собой в нашем буфете. Это, конечно, не куриный бульон и фаршированная рыба.

- Как говорят, «путь к сердцу мужчины лежит через желудок», - тихо сказала она и прижалась ко Льву.

Когда Мария поела, они ещё посидели, прижавшись друг к другу, затем Лев сказал:

- Пойдём, найдем твою начальницу. Я должен точно знать, где вы остановитесь в Питере и когда вы приедете туда. Я сделаю всё, чтобы вырваться домой. Я хочу тебя с мамой познакомить. Кроме того, сейчас белые ночи, ты не представляешь, что такое белые ночи в Ленинграде.
Получив всю информацию, Лев отогнал ребят от вездехода и с трудом развернулся, рискуя съехать в реку.
Он смотрел на Марию, как бы желая запомнить её надолго. Она стояла в своём спортивном костюме, в котором он увидел её впервые на своей лекции, и смотрела на него.

Он махнул ей рукой, включил передачу и погнал вездеход по бездорожью к шоссе «Ленинград – Москва «.

Утром Лев получил нагоняй от Зотимова:

- Лев, ты с ума сошёл, кто тебе разрешил брать грузовик? Ты не мог, в конце концов, попросить у меня Газик? Что бы ты сказал автоинспекции, если бы она тебя остановила на дороге? У тебя есть путевой лист?...машина специальная должна иметь специальные документы. У перекрёстка на Долгие Бороды, на повороте в санаторий ЦК КПСС они всегда дежурят.
 Чтобы это было в последний раз!
 
… Приближалась дата межотраслевого совещания по полевой нейтронной лаборатории.
Кузнецов был доволен, что собирается столь внушительная аудитория.

Всё происходило в зале клуба. В том самом зале, где Лев и сторож Захарыч слушали Рахманинова и Шопена в исполнении Елены Воронежской. С тех пор Лев не был в зале.

На совещание приехала масса народу.

Из ГГИ был Акопян, Стародубцев, Миша Медведев, Вера Васильева. Стародубцев, когда ехал на Валдай,  всегда брал Веру с собой. Лев заметил, что она в положении.

Две сушёные старушки приехали из Института агрохимии и почвоведения АН СССР.

Крепкие ребята из Леноблпроекта и несколько человек в военной форме. Лев догадался – аэродромщики.

Гидрологи ВНИИГЛа и все ребята Зотимова во главе с начальником Кузнецовым.

Совещание открыл Акопян. Он сказал несколько слов и предоставил слово Льву.

Выступать Лев научился ещё в университете, на бесчисленных семинарах на кафедре. Главное – сфокусироваться на материале, говорить чётко и не быстро, при этом внимательно следить за аудиторией, вежливо реагируя на любую реплику слушавших его людей.

За ним выступал Миша, он рассказал об электронике, приборах считывания информации.

Вопросов было много. В основном, людей волновала техника безопасности при работе с нейтронным излучателем и вопросы калибровки при разных физико-химических свойствах исследуемой среды.

Затем все вышли из зала, и пошли на опытный участок, где Лев и Миша продемонстрировали работу нейтронного индикатора на реальных почво-грунтах. Прямо бурили в месте, которое указывали академические старушки, делали скважину, армировали её, переносили автоматически излучатель из контейнера в зонд, калибровали  прибор, опускали его в скважине на заданную глубину  и проводили рабочее измерение.

Затем вынимали зонд, накрывая скважину парафиновым контейнером, перемещали излучатель в контейнер и устанавливали  зонд и контейнер в начальное положение. Дозиметрия при этом работала и показывала зелёную индикацию. 

Аэродромщики сразу стали просить провести измерения на одном из будущих аэродромов ленинградского Военного Округа.

Как Льву показалось, Акопян, Стародубцев и Кузнецов остались довольны. Когда Кузнецов подошёл к нему, Лев воспользовался ситуацией и попросил десять дней отпуска.

- Согласуй с Акопяном и Зотимовым. Я не возражаю.

После совещания Лев умудрился оказаться около Веры, он незаметно пожал ей локоть и сказал:
- Поздравляю, Верочка, желаю тебе благополучно доносить.

- Спасибо, Лев, мы ещё увидимся, - сказала она и пошла к своему Стародубцеву.

Совещание закончилось, Лев и Миша собрали демонстрационные материалы и понесли их в Изотопку.

- Где ты остановился, Абрам Бенционович, у меня?

- Да, - ответил Миша, - у меня много информации, надо серьёзно поговорить.

- Ну и отлично, - сказал Лев, - надеюсь, что нам никто не помешает.

… Они сидели на кухне и пили чай с печеньем.

- Ну, как тебе совещание? – спросил Лев.

- По-моему, всё прошло штатно, нормально, - ответил Миша.

Он никогда не был многословен.

- Что ты узнал в оптико-механическом объединении? Что за контора, название есть?

Есть, - улыбнулся Миша, - это – ЛОМО, ленинградское оптико-механическое объединение имени Ленина, четыре завода, более 10.000 работающих, оборонный монстр…
Сейчас идет расширение Центрального Конструкторского Бюро в сторону гражданской продукции, - спектральные приборы, микроскопы, телескопы, фото и кинокамеры…
У них очень мощная оборонка, все покрыто секретностью, знаю только в общих чертах, например, перископы для атомных подводных лодок, оптика и системы наведения ракет…

Это целый оптический город, работать там очень престижно, - проговорил Миша и замолчал.

- С кем ты общался? – спросил Лев после паузы.

- Ты ведь знаешь, что я закончил ЛЭТИ имени Ульянова ( Ленина). На ЛОМО полно моих сокурсников, работающих в оборонных конструкторских бюро. Они меня вывели на начальника электрической лаборатории гражданского спектрального бюро Неймана Аркадия Ильича. Вот он и набирает физиков и электронщиков. Очень умный и приветливый человек. Мне он понравился.

- Миша, но это совершенно новая отрасль, оптика, спектральный анализ, физика газового разряда, - сказал Лев.
Он продолжил, задумчиво помешивая ложечкой остывший чай.

- Помню на выпускном вечере по поводу обмывания дипломов заведующий кафедрой экспериментальной физики
Владимир Александрович Шкода-Ульянов, провозглашая тост, сказал - «Уважаемые друзья, вы не знаете ничего, но узнать можете всё».

- Он прав, - сказал Миша, - университет даёт именно такое образование, настоящий учёный может раз в три-пять лет менять направление своей деятельности. Смотри, Лев, через полгода у тебя три года стажа. Ты освоил несколько методик применения радиоактивных изотопов в гидрологии, активно участвовал в разработке и создании нейтронного влагомера.

Конечно, карьерист на твоём месте сейчас бы всё это просто описал, сделал кандидатскую диссертацию, женился, построил дом на Валдае, дети, приезжие студентки…

А меня вообще от диссертаций тошнит, я бы их все похерил… Платить надо за конкретную отдачу, а не за дипломы и должности.

- Ладно, Миша, успокойся. Акопян знает что-нибудь?

- Нет, кроме тебя я ни с кем не говорил об этом.

- Хорошо, Миша, тогда я тоже расскажу тебе кое-что откровенное. Послушай…

Первое.

Ещё в школе я был очарован этими не подвластными глазу и обонянию частицами – нейтронами, протонами, электронами, гамма-квантами и ещё целым рядом чудесных,
колдовских нейтрино, мезонов, кварков и чёрт там знает, что ещё найдут в будущем.

Меня захватывал и поражал этот гигантский по своему размаху и стремительный по времени процесс развития ядерной физики.
Я считаю, что наиболее важнейшими сферами развития ядерной физики являются две – ядерные энергетические реакторы и приручение термоядерной энергии.

Ты, наверное, не знаешь, что в прошлом году я случайно провёл неделю в полётах на вертолёте по Новгородской области для сбора кобальта – 60 со снегомерных точек.

Это было скорее развлекательная поездка, сам понимаешь, когда ещё простому смертному доведётся летать на вертолёте и спать где придётся, тем более, что я путешествовал не один, а в компании с молодой девушкой – Ириной, ты ведь её знаешь. Мы так полетали, что она поступила в университет на ядерную физику.
О других деталях полётов Лев умолчал, поскольку никогда не обсуждал с кем бы то ни было факты своей интимной биографии. 

- Хочешь ещё чаю, Абрам?

- Налей.

Лев наполнил чашки и продолжал:

- Там было пять снегомерных точек. Четыре раза всё проходило нормально, а на пятой точке изотопа не было. Дальше начались невероятные, я бы сказал, чудесные вещи.
Мы смогли найти изотоп в нескольких километрах от точки в заброшенной, мёртвой деревне. Но один участок в этой деревне оказался обитаем. Именно в нём хозяин использовал этот изотоп для стерилизации картофеля в подвале.

Миша прервал его.

- Насколько я знаю, для этой операции нужна кобальтовая пушка, на порядки с более мощным излучением.

- Верно, - сказал Лев, - более мощное, если ты хочешь в какие-то реальные сроки воздействовать на картофель. Но хозяин не торопился, не найдут изотоп – пусть хоть год облучает. Дело в том, что хозяин этот был ядерщиком – военным офицером, которого списали домой в возрасте чуть больше сорока, после лучевой болезни, которую он получил, участвуя в дезактивации больших площадей после ядерного взрыва.

Миша прекратил прихлёбывать и поставил чашку.

- Миша, это история человеческой жизни, от него ушла жена, дети и он стал бобылём в глухой деревне.

Этот Бочаров Савелий Игнатьевич оказался очень сильным учёным, он провёл глубокие и очень интересные исследования не только в самой науке, но и в истории науки и техники. Раскопав историю создания двигателя внутреннего сгорания и паровых двигателей, он хотел показать читателю, как должна осуществляться эволюция развития любой отрасли науки и техники. Он утверждал, что ядерная физика развивается неверно, главным образом, потому, что её засекретили. А в тюрьме, как бы хорошо она не была оборудована,  настоящее творчество невозможно.

Он также пытался показать свою правоту на примере электричества, которую не засекретили и мы получили всё, что душа пожелает - мощные электропечи, трансформаторы и линии высоковольтных передач, двигатели, аккумуляторы  и полупроводники, а вкупе с математикой  и компьютеры.

- Лёва, я понимаю, как это интересно, но какое это имеет отношение к нашему сегодняшнему выбору – уходить из ГГИ на ЛОМО или нет?

- Самое прямое, Миша. Я хотел заниматься ядерными реакторами, поскольку приручение термоядерной энергии сегодня, видимо, невозможно, нет идей и техника отстаёт. Это вопрос следующих столетий, если человечество не уничтожит себя ранее.
А меня, как еврея, заниматься реакторами не пустили.
А изотопы для меня скучно. Может быть в медицине интереснее – рак, тонкая диагностика мечеными короткоживущими изотопами …

Второе. Здоровье. Майор Бочаров ушёл из активной жизни из-за облучения после сорока лет. Я уже был в переделке из-за пьянства и смерти моего сотрудника, месяц не работал.

- Да, эта история прогремела в институте, - сказал Миша, -подожди, где опубликованы исследования Бочарова, где можно почитать?

- Можно, - сказал Лев, - но не в научных открытых журналах, а в архивах новгородского КГБ, или, может быть, уже  на Лубянке.
Дело в том, что Бочаров занимался не только наукой, но и политикой. Физики любят думать и рассуждать также и на вопросы государственного устройства. Одна сволочь навела на него КГБ, они приехали к нему. А поскольку он был военный человек, который жил совершенно один, если не считать прекрасную немецкую овчарку Чарли и рыжего кота, не помню, как его звали.

Бочаров жил вооружённый до зубов – у него была двух- ствольное охотничье ружьё и наградной пистолет, который ему вручили после дезактивации и отправки на пенсию.

Когда они пришли, а сотрудники КГБ всегда ходят очень уверенно, Чарли свободно гулял, где хотел. Когда они подошли, Чарли бросился, поранил одного из них, они его пристрелили. Дело было под вечер, немного темно, Бочаров не разобрался, увидел умирающую собаку, психанул и открыл стрельбу. Тут они его и положили.
Он и нас с Ириной чуть не пристрелил, когда мы подошли. Было утро, Чарли был привязан, а у нас в руках ничего, кроме дозиметра не было. Мы ведь искали изотоп…

Лев от волнения замолчал. Миша терпеливо ждал, когда Лев сможет продолжать.

- Да, так я о здоровье. Ради реакторов и я мог положить свою жизнь, как канадский еврей Луис Злотин. А для изотопов не хочу. Видит Бог, как трудно мне это говорить. Я чувствую себя предателем своей мечты.

И, наконец, третье, что тоже важно, это возвращение в Питер.
Валдай – прекрасное место, но я - городской житель, мне хочется не только дышать на брегах Невы, но, простите, иметь нормальный водопровод, придуманный ещё рабами Рима, тёплый туалет и ванну не на работе рядом с хранилищем радиоактивных изотопов.

Ты знаешь, Абрам, после сегодняшнего доклада на совещании такое подробное откровение уже выше моих сил, давай спать, утро вечера мудренее. 

- Лев, я хочу тебе сказать только вот что. Любая отрасль техники интересна… Я думаю, когда ты послушаешь Неймана об управлении металлургическими процессами и что физики и приборостроители соорудили для того, чтобы простая девочка после техникума могла управлять этим оборудованием, ты поймёшь, что интересно не только в ядерной физике. Пойдём спать…

Утром, после совместного завтрака, Лев с Мишей пошли в Изотопку, и Лев сказал:

- Я выбил себе отпуск после совещания, собираюсь в Ленинград. Очень просил бы тебя организовать встречу с Нейманом, и пока никому ни слова, Хорошо?
23. БЕЛЫЙ ПАРОХОД.
Было уже начало июня.
Лев сидел в шикарной белой «Волге - 21» и ехал по набережной Обводного канала в Ленинграде в направлении общежития института водного транспорта, где остановились на неделю студенты черновицкого университета.
Ровно в 10 часов утра около входа у него была назначена встреча с Марией Ранович.
Лев оделся как можно приличней, на нём была вельветовая рубашка, светлый пиджак, брюки темно серые и, что самое главное, чёрные туфли, которые он надевал только в театр или в филармонию.
«Хорошая обувь – крайне важная деталь для человека, если он хочет произвести впечатление на окружающих», - говорила тётя Роза, соседка в квартире - портниха и отменная кулинарша по части еврейской кухни.
Он не опоздал, подъехал вовремя. Марии не было. Лев вышел из машины, закрыл её и пошёл к вестибюлю.
- Лев, ты что, меня не видишь? - спросила молодая женщина, стоявшая перед ним.
- Мария, это ты? Мария, - повторил Лев и остолбенел.
Перед ним стояла молодая женщина в черном строгом костюме - короткая юбка, жакет, но самое главное, она была на каблуках, которые сразу поставили её попку на такое место, что от её фигуры стала исходить какая-то космическая энергия.
- Мария, тебя просто невозможно узнать.
Она весело рассмеялась и сказала:
- Но ты тоже денди. Вот, что значит городская атмосфера. Лёва, у тебя машина, белая «Волга», ты ещё и богатый, почему я раньше не знала?
Они оба расхохотались, он обнял её и повёл к машине.
- Нет, Машенька, это не моя машина. У меня в Питере много очень хороших друзей. Мой сокурсник - Арон Евсеевич Бренман действительно с деньгами. Его мама – директор крупного гастронома. Когда он узнал, что ты приедешь, он написал мне доверенность, и я могу пользоваться. Главное – не разбить машину и чтобы у меня её не украли.
Поехали ко мне, я тебя познакомлю с мамой. Мы поедим, а затем я проведу экскурсию по Питеру, хотя в белые ночи, вечером и ночью надо ходить пешком вдоль Невы. И чтобы не получилось снова, как на второй день на Валдае, скажи сразу мне точно, когда у тебя пароход?
- У нас есть ровно пять дней. При твоих темпах это очень много. Я два дня, которые мы провели вместе на Валдае, никак не могу забыть, так это всё было здорово.
Лев выразительно посмотрел на неё и сказал:
- Пять дней это много. Бог за семь дней сотворил мир, может быть, нам удастся за пять дней – построить семью.
- Лёва, не отвлекайся от дороги, «Волга» - это не вездеход, на котором ты умудрился приехать в Яжелбицы.
По дороге Лев стал комментировать:
- Это Загородный проспект, когда-то это действительно была окраина Петербурга, задолго до революции, в эпоху конского транспорта. Это – Ямская улица, теперь это улица Достоевского. Смотри, видишь мемориальная доска, здесь жил Фёдор Михайлович Достоевский, а в соседнем доме – Ленин.
Они пересекли Разъезжую улицу и около дома 25 по улице Достоевского Лев припарковал машину.
… Надо всё же сказать, что Лев приехал раньше, два дня назад. Он ещё с Валдая позвонил маме и сообщил, что едет в отпуск и, в этот раз не в Воронеж, а домой.
Когда он приехал домой и смог, наконец, обнять маму, он сказал ей после обеда.
- Мама, я хочу тебя познакомить с девушкой, на которой я хочу жениться.
- Как её зовут? – спросила мама.
- Мария, Мария Ранович…
- Сколько ей лет?
- Не знаю, мама, она на третьем курсе, сколько это? девятнадцать, двадцать, не знаю…
- Где ты с ней познакомился?
- На Валдае, мама, она, как и Лена, приехала туда на практику.
Она посмотрела на сына, вытерла лоб рукой и осторожно спросила:
- Ты давно её знаешь?
- Нет, мы общались два дня, потом я видел её ещё один раз… Не волнуйся, мама, я чувствую, что на этот раз это то, что нужно. Увидишь…
В дверь постучали. Вошла тетя Роза.
- Лёвушка, ты приехал, насовсем? Мама всё время одна, надо вернуться.
- Роза, прекрати, - сухо сказала мама.
- Вы знаете, тётя Роза, возможно, что скоро я вернусь домой, мне предложили работу в Ленинграде. И возможно я буду не один. Тётя Роза, я решил жениться.
- Слава Богу, тебе уже много лет, давно пора. А кто она, эта девочка?
- Тётя Роза, она – еврейка…
- Не может быть, Лёва, что с тобой произошло, как ты смог?!
У тёти Розы, кроме диабета, было хорошее чувство юмора.
Лев решил подыграть.
  - Вы знаете, я на Валдае, всё время в сухомятку или по столовым. А эта девочка, как пришла ко мне, сразу стала делать уборку, а затем заставила меня купить цыплёнка и сварила такой куриный бульон в первый день, а на второй день – такую гефилте фиш, что я зарыдал и бросился к её ногам. 
- Подумаешь, куриный бульон и фаршированная рыба, а что было между вами потом?

- А потом всё было как по нотам, но она сказала, что она скажет мне, что она согласна выйти за меня замуж только при условии, что, когда она придёт к нам домой, её тоже накормят куриным бульоном и фаршированной рыбой.

В комнате воцарилась тишина. Мама и тетя Роза сделали стойку.

- Когда она придёт? - сухо спросила тетя Роза.

- Через два дня на обед я привезу эту девочку сюда, - чётко ответил Лев.

- Лев, ты помнишь мой «наполеон» и «лекех»?

- Как я могу забыть то, что сопровождало меня всё детство.
- Так вот, кроме бульона и рыбы, на десерт я сделаю «наполеон» и «лекех».

… Вот после таких событий Лев вёз Марию к себе домой.

Рассказывать, какое впечатление произвела Мария на маму и тётю Розу, не стоит. Мама, как и Лев, в минуты большого волнения не могла говорить. Она только бегала на кухню и обратно, и тетя Роза тоже. Они приносили блюда и уносили пустые тарелки.

Когда после салатов, подали куриный бульон с клёцками, а затем фаршированную рыбу, причём, была свежая хала и красное вино, Мария посмотрела на хитрые физиономии женщин и сказала:

- Всё очень вкусно, но как-то странно похоже на то, что я делала на Валдае…

Все рассмеялись.

Мария добавила:

- Лев говорил мне, что вы из Белоруссии. У вас всё немного по-другому, но тоже очень вкусно.

Затем убрали со стола и подали десерт – коронный «наполеон» тёти Розы и её «лекех» - пирог с мёдом.

Обед закончился, и Лев попросил:

- Мама, сыграй что-нибудь.

Мама подошла к чёрному роялю фирмы «Шредер», открыла крышку. Затем поискала ноты, поставила их на пюпитр и заиграла. Это был Ференц Лист. «Грезы любви»…

Лев вернулся домой…

Мама была пианисткой с великолепной школой, свободно читала с листа.

 Сам Глазунов принимал её в консерваторию. А училась она у профессора Николаева, в том же классе, в котором  несколько лет раньше мамы играл Дмитрий Шостакович.

Мама закончила играть, повернулась к Марии и сказала тихо, с улыбкой:

- Я хотела, чтобы Лев был музыкантом, а он стал физиком.

… Далее был второй день – Эрмитаж,  На третий день - Русский Музей.
Вечерами Лев и Мария гуляли вдоль Невы, ночью – смотрели, как разводят мосты на Неве.

Спала Мария на кровати Льва, а он спал на раскладушке.
По утрам они долго спали после ночных гуляний, а мама уходила на работу. Они оставались одни.
Их тянуло друг к другу, но серьёзно Лев старался Марию не трогать, хотя делать это получалось непросто. В городе она нравилась ему даже больше, чем на Валдае.

Льву казалось, что Мария не очень довольна тем, как Лев к ней относился.
Но он твёрдо решил, не трогать её до загса, хотя иногда ему казалось, что это ошибочное решение.

Воронежский опыт сопровождал его. Лену он ведь тоже решил не трогать до загса, может быть, поэтому загса и не было?

На четвёртый день у её группы была экскурсия в Петергоф, а Лев договорился с Мишей о встрече с Нейманом на ЛОМО.

Машина ещё была у Льва, это было удобно.

… Лев забрал Мишу со 2-линии Васильевского острова, где находился ГГИ, и повёз его на Выборгскую сторону, на Чугунную улицу, где находился ГОМЗ – государственный
оптико-механический завод – головное предприятие объединения ЛОМО.

Лев ехал туда первый раз, дорогу показывал Миша.

Лев взял с собой диплом университета, выписку предметов с оценками, журнал «Вопросы гидрологии» с его статьёй о определении влажности почво-грунтов и доклад - отчёт для межотраслевого совещания по нейтронному индикатору влажности. Три года стажа, больше ничего у Лёвы не было.

Нейман оказался довольно молодым, что-то за сорок, полноват, голова очень большая, залысины, очки и добрый, но умный взгляд.

Он сразу сказал:

- Я поговорю с вами обоими, но не вместе, хорошо? Кто первый? Миша, мы с вами уже встречались, давайте Вы, Лев
Григорьевич, правильно?

Миша остался сидеть в вестибюле, а Лев с Нейманом пошли в небольшую комнату со стеклянными стенами, но плотно закрываемой дверью.

Сели друг против друга за небольшой столик и Нейман дружелюбно сказал:

- Вы что-то принесли с собой, можно посмотреть?

Лев отдал ему все материалы, которые принёс, и замолчал.

Таких комнат было несколько, и Лев мог видеть всех, кто сидел в соседних кабинках.

Нейман увидел, что Лев смотрит, и сказал:

- У нас оборонная контора, к этому надо привыкнуть.

-  Мне это хорошо знакомо, - ответил Лев, - до того, как поехать на Валдай, я несколько месяцев приходил в «почтовые ящики», надеясь получить серьёзную работу по ядерной физике. Они твёрдо держали оборону.

- Это понятно… Лев, вы проходили серьёзные курсы по оптике и физике газового разряда, это видно по вашей выписке предметов. Уверяю Вас, что у нас проблемы не менее интересные. Мне не нужно объяснять вам, что такое спектральный анализ, без него сегодня не может обойтись никто, это основа физики и аналитической химии.
Я хочу послушать Вас, расскажите мне коротко о методах применения изотопов в гидрологии и, если можно, подробней о нейтронном индикаторе. Он похож на наши методы. Я потом Вам объясню.

Лев взял несколько листов чистой бумаги, которые лежали на столе, и стал рассказывать об определении толщины снежного покрова, об измерения малых скоростей течения воды и, наконец, об определении влажности почво-грунтов нейтронным методом.

Он рисовал схемы, применял формулы и старался говорить медленно, поглядывая иногда в глаза Нейману. Важно, чтобы Нейман понял, что Лев его не боится, но уважает.

Нейман слушал, его глаза поблескивали за очками. Видно было, что Лев ему нравится.

- У нас очень много проблем, - сказал Нейман. - Почему мы сейчас принимаем специалистов? В стране идёт колоссальное развитие металлургической промышленности. Не является секретом, что это оружие – танки, самолёты, ракеты, корабли, подводные лодки. Всё это огромное количество сплавов черной и цветной металлургии, это сталь, алюминий, всевозможная цветнина – бронза, медь, специальные сплавы. Необходимы экспрессные методы эмиссионного спектрального анализа, источники возбуждения спектра, многоканальные оптические полихроматоры, схемы регистрации и методы обработки данных. Надо быстро и точно выдавать химический элементный состав очень дорогих материалов по ходу их изготовления.

Лев, если вы нырнёте в эту сферу, вы не заметите, как пролетят десятилетия, я уже 16 год после университета в этой области, не замечаю время.

Вы были молодым начальником лаборатории. Эту должность я Вам не обещаю. У нас всё скромнее, я – начальник лаборатории. До руководителя группы или руководителя направления, скажем, по источникам возбуждения спектра вы можете вырасти быстро, Я вам гарантирую. Но оплата у нас хорошая, если мне удастся взять Вас на должность старшего инженера, это в полтора раза выше, чем вы получаете сейчас.
Кроме того, у нас высоко оплачиваются сверхурочные и работа в цеху, когда выходит изделие, за которое вы отвечаете.
Дайте мне несколько дней, я вам позвоню. Национальность ваша не имеет особенного значения, я ведь тоже еврей, что делать?

Нейман улыбнулся и дал понять, что аудиенция закончена.

Они вышли из комнаты, и Нейман пригласил Мишу.
Миша вышел довольно быстро, они встречались уже второй раз.

- Ну, что, Миша, как ты думаешь, возьмёт он нас?

- Мне кажется, возьмёт, хотя мы с тобой оба евреи, как у них с этим вопросом?

- Гражданское направление, кому-то надо обеспечивать гонку вооружений, а?
… Лев вернулся домой, мамы ещё не было, она работала на двух работах. Лев сел за рояль, попробовал клавиши. Рояль преданно ответил.

Полностью Лев помнил только «Лунную сонату» Бетховена, конечно, только 1 и 2 части. Третья часть была в хорошем темпе, и класса Льва на неё не хватало. Первая часть была широко известна, но Лев любил её играть.

Он тщательно отыграл и лёг на диван. Завтра Мария уплывала, и Лев должен был что-то придумать, чтобы Она согласилась связать свою жизнь с ним.
У них не было времени. Мария не писала ему трогательных писем, она вообще больше молчала, но чем-то она привлекала его. Лев даже не мог толком объяснить чем, но потерять её он очень не хотел.
В общем, и жить вместе им было негде, а если дети пойдут?

Лев знал, что в Ленинграде начинается кооперативное строительство. Он разобьётся в лепёшку, но построит кооперативную квартиру и настругает с Марией столько детей, сколько она захочет.

Пришла мама.

- Скажи мне, мама, как тебе Мария? – спросил Лев.

- Дорогой Лёва, - медленно сказала мама, - брак – это всегда лотерея. Мы с твоим отцом прожили счастливо несколько лет, появился ты, а затем война, он рано умер, и всё кончилось. Мы остались одни. Но дело не в этом. Девочка она красивая, не злая, умная. А как сложится жизнь, не будешь ли ты гулять? Не сделаешь ли ты её несчастной?
- Ну, что ты, мама, я, конечно, погулял, но я прошёл хорошую школу, многое понял, она мне нравится. Мне кажется, это тот человек, который мне нужен…Времени мало, она завтра уплывает в Астрахань, а оттуда в далёкие Черновцы, запросто её можно потерять.

- Веди себя, Лёва, как порядочный человек, а там как получится.

- Спасибо, мама.

Лев оделся, взял ключи от машины и поехал на пристань, куда должен был пришвартоваться корабль на подводных крыльях, который доставит Марию из Петергофа.

Мария была в спортивном костюме, без каблуков, она была больше похожа на ту девочку, которую он увидел впервые на лекции в Изотопке. Она помахала своим девчонкам, подбежала к машине, прыгнула на переднее сиденье и потянулась поцеловать его.

- Лев, Петергоф – потрясающее зрелище, почему ты не поехал с нами, я очень скучала. Подумать только, как я к тебе привязалась. Мне кажется, что я тебя знаю уже много лет.

- Ты знаешь, Мария, у меня точно такое же ощущение. Что это? Родство душ?.. я не представляю, что ты завтра уедешь. Когда ты будешь в Черновцах, я к тебе приеду, хорошо?

- Хорошо, - сказала она, и они замолчали.

Затем Мария сказала:

- Завтра в десять утра я должна быть в группе. В час дня корабль уходит с пристани на Неве, с Речного Вокзала за Володарским мостом.

- Поехали домой, Мария, ты должна покушать, отдохнуть.

… После ужина они вышли погулять. Было светло как днём.

- Давай дойдём до Невского проспекта, по улице Марата, это близко.

Они прошли по улице Достоевского немного, и Лев сказал:

- Мария, у меня сегодня было интервью, скорее всего, я распрощаюсь с Изотопкой, с Валдаем и вернусь в Ленинград.
Меня приглашают в мощную фирму, я буду прилично зарабатывать. Ты сможешь перевестись в ленинградский университет. Мы сможем купить кооперативную квартиру, машину и зажить нормально.

Я понимаю, что мы почти не знакомы, твои меня не видели никогда. Но я чувствую, что мы рождены друг для друга, и я
приглашаю тебя выйти за меня замуж, не бойся, я тебя не подведу. 

Она молчала долго, затем взяла его крепче за локоть и сказала:
- Лев, не скрою, мне хорошо с тобой, я всё свое детство и юность боялась ребят, а с тобой мне как-то не страшно, я уже давно была бы с тобой до самого конца, но ты почему-то всё время тормозишь.

- Мария, когда ты сказала мне, что мы – не животные, меня как озарило, может действительно это просто уважение будущего партнёра на долгие годы? Ты знаешь, у меня довольно большой опыт в этом деле.

- Я это поняла уже в первую ночь, когда ты через четыре часа после знакомства положил меня в постель, и я беспрекословно подчинилась. Мои догадки подтвердились, когда Лукерья дала нам бесплатно цыплёнка и всё к бульону.
Это были довольно приличные деньги, я поняла, что ей было с тобой хорошо. Женщины это всегда ценят.

- Не будем об этом. Всё это в прошлом, надо начинать с чистого листа.

- Хорошо, Лёва, завтра мы расстаёмся. Если это ощущение необходимости - быть вместе - у тебя не пропадёт, позвони мне и приезжай.

Они дошли до Невского проспекта. Шли мимо кафе.

- Слушай, здесь очень хорошее мороженое и кофе. Зайдём, - сказал Лев.

- Зайдем, - сказала Мария.

Они заказали пломбир и кофе гляссе.

Когда надо было расплатиться, Лев похлопал себя по карманам и сказал:
- Слушай, Мария, я без денег.

- Ничего, - сказала Мария, - у меня есть, я заплачу.

Когда они вышли, Лев сказал:

- Нехорошо получилось с деньгами.

- Ничего страшного, - весело сказала Мария, - просто, если мы всё же будем вместе, бюджет будет в моих руках.

- Не возражаю, - сказал Лев и поцеловал её в затылок. 

24. ЭПИЛОГ.

Дальше всё было как в хорошей сказке.

Белый пароход увёз Марию Ранович из Ленинграда в далёкую Астрахань.

На Рыбинском водохранилище корабль попал в шторм. Волна не была очень большой, но частая трясучка была такой мощной, что весь экипаж и пассажиры лежали в лёжку, только Мария спокойно сидела на палубе и смотрела вдаль. Она смотрела в сторону Ленинграда или Валдая, в общем, на север, как люди при молитве смотрят или в сторону Иерусалима или в сторону Мекки.

Свои страхи она оставила на Валдайском озере, когда Лев предлагал ей, не умеющей плавать, купаться с плоскодонки в огромном озере вдали от берега.

Она сидела на палубе и вспоминала вторую ночь со Львом на Валдае, ей становилось душно, тревожно и радостно одновременно от ощущений, которые её охватывали.
Нейман получил разрешение взять Льва и Мишу - Абрама на работу. Лев и Миша объявили Акопяну, что они уходят. Он, конечно, «обрадовался», но у нас не крепостное право.

Нейтронный индикатор влажности забрали аэродромщики - военным важнее, чем гидрологам.   

Прощание с Валдаем было тяжелым, особенно, с Зотимовым. Они крепко выпили в последний вечер.

Лев не стал тянуть, когда Нейман сказал, что можно приходить оформляться. Лев и Миша пришли, и с первого июля они стали старшими инженерами специальных конструкторских бюро ЦКБ ЛОМО. Лев – в СКБ спектрального приборостроения, а Миша – в СКБ астрономического приборостроения.

… Через две недели Мария добралась, наконец, до дома.

Лев позвонил:

- Мария, я приезжаю, мне дали три дня, не считая дороги, и я приезжаю за тобой. Хорошо?

- Не знаю, - сказала она, - приезжай, поговорим.

- О чём ты говоришь?!... Поговорим… ты согласна?

- Ну, хорошо, допустим, я согласна, но я должна учиться и родители тебя никогда не видели.

 - Но ты…ты ведь видела меня, так расскажи им.

- Они не верят.

- Поверят, я через неделю буду в Черновцах.

Отбой.
Два поезда. «Ленинград-Львов» через Вильнюс, Белоруссию, Галичину. Затем поезд »Львов-Черновцы». Всё очень красиво, но страшно медленно.

Наконец, красивый вокзал в Черновцах. Лев видит дорогое лицо Марии и рядом с ней стоит какой-то парень.

Лев целует Марию, сжимает её в объятиях и спрашивает у парня агрессивно:

- Ты кто такой?

- Как кто? Я брат Маши, родной… Владимир.

- Мария, почему ты мне не говорила, что у тебя есть брат?

- У меня не один брат, есть ещё второй. Михаил.

- Всё будет хорошо, ребята, не волнуйтесь. Ведите меня…

Сели на троллейбус, который взял резко в гору. Проехали мимо танка Т-34 на постаменте две остановки и сошли. Город – сказка, чисто, машин мало, очень красиво.

У Лёвы в руках маленький чемодан, одна рубашка, мыльные принадлежности, коробка конфет.

Подошли к дому, зашли в ворота, крыльцо, поднялись на ступеньки, вошли на веранду, дверь открылась, Лев предстал перед родителями Маши.

Мама Марии, как увидела Лёву, сразу пересекла всю гостиную, взяла его за руку и ввела в комнату. Удивительно, как положительно Лев действовал на матерей невест.

Папа прижался к печи и растерянно смотрел на пришельца. Он явно не был похож на воронежского полковника.

Из другой комнаты вышла пожилая женщина и стала строго смотреть на Льва.

Рядом с ней появился красивый мальчик, видимо, второй брат Маши.

Лев прервал молчание и сказал:

- Здравствуйте, меня зовут Лев Галицкий, я очень рад с вами познакомиться. Я приехал за вашей Машей.

Если бы Лев бросил гранату, впечатление было бы более слабым.

Когда прошло первое замешательство, и вечером они смогли на минуту остаться с Машей вдвоём, она ему поведала расстановку сил.

Бабушка сказала:

- Пусть покажет паспорт, может быть, он вообще женат и хочет просто погубить нашу девочку.

Младший брат сказал:

- Зачем он вообще приехал, его никто не звал, он может спокойно уехать хоть завтра.

Папа, он был большой начальник, у него было много подчинённых, они ему советовали:

- Он приехал за дочкой, он не лысый, не старый, только хорошо, удачно выдать дочку замуж – очень большая проблема, но пусть зарегистрируются в Черновцах. Без регистрации не отпускать девочку ни в коем случае.

На старшего брата Лев произвёл хорошее впечатление, он гордо ходил по дому, поскольку именно он привёз Льва с вокзала.

Покушали, выпили, у евреев тоже без этого нельзя. Наконец, Лев сказал:

- Машенька, покажи мне твой маленький Париж, хорошо?

Они вышли из дома, и Мария повела Льва не на улицу имени Ольги Юлиановны Кобылянской, нет, а в резиденцию Буковинского митрополита, по совместительству, черновицкий университет. Это было впечатляющее зрелище, не слабее питерских красот.

Уложили Лёву спать отдельно, в гостиной, далеко от Маши. Спалось Льву очень хорошо, ему казалось, что он живёт здесь очень давно.

На утро папа приехал на легковой машине с работы и сказал, что они не возражают, но надо зарегистрироваться, а это две недели.

На это Лёва сказал:

- Спасибо большое за доверие, но у меня новое и хорошее место работы,  отпуск пока не положен, мне дали всего пять дней, зарегистрироваться можно и в Ленинграде.

Папа ничего не ответил, но поскольку он был начальник городского масштаба, то ему разрешили завтра в выходной день открыть загс и их зарегистрируют.

На утро обнаружилось, что единственная белая рубашка, которую Лев взял из дома порвалась, и Ева Борисовна, так звали эту очень милую маму Марии, дала ему другую рубаху.

Мария одела тот же чёрный костюм, в котором она кушала деликатесы тети Розы в Ленинграде. Но дома, в Черновцах она была ещё красивее, Лев ни о чём не жалел.

Они все вышли из дома, а вечером ещё приехали родственники со Львова, соседи, сослуживцы, и они все вместе толпой пошли в загс по середине улицы.

Напрасно Лев говорил, что можно взять такси, нет, они прошли всю улицу имени 28 июня, мимо кинотеатра « Жовтень « - бывшую синагогу, затем Главную площадь города и на пешеходной улице имени Кобылянской вошли в загс, их там расписали.

После загса и свадебного застолья, что бывает у нормальных людей?

Правильно – брачная ночь. Выяснилось, что уединиться молодожёнам у Рановичей негде. Главный инженер  управления, которым руководил отец Марии, отдал молодожёнам на одну ночь свою спальню с приличной двуспальной кроватью. Кровать по размерам не уступала тахте, которую так успешно освоил Лев на Валдае.

- Машенька, дорогая, не бери в голову, - говорил Лев, бережно заводя её в чужую спальню. - Это ещё можно пережить, не волнуйся, всё будет хорошо.

Действительно, все было сделано хорошо. Наконец, можно было идти до конца, что они с Машей и сделали ночью, даже не один раз.

Осталось ещё одна важная деталь – выписаться из университета для перевода в ленинградский университет.

В последний момент не смогли найти зачётную книжку Марии Ранович, пришлось по всем ведомостям создавать дубликат новой зачётной книжки.

Позднее Лев подумал, что кто-то из «доброжелателей» решил таким образом тормознуть процесс. Но ничто уже не могло остановить наших героев.

Наконец, Лев Галицкий поехал со своей женой в Ленинград.

Во Львове они сделали остановку и сыграли у многочисленных родственников вторую свадьбу.

В Ленинграде была третья свадьба, на которую Лев позвал всех своих друзей.

Началась их новая совместная жизнь, полная радостей и печали.

Но об этом уже рассказано в другой книге.

 25. ИЗ ПОЭЗИИ ЛЬВА ГАЛИЦКОГО.
ПРОЩАЙ
Вере

Ты незаметно превратилась в тень,
которая мелькает раз от разу,
А я, как мальчик, всё взываю к ней
или гоню её, как сладкую заразу –
пора смеяться надо мной и всем кому не лень...

Я облик твой по-прежнему не забываю,
и потому – взываю всё, взываю,
А тень молчит, идёт за мной и не уходит прочь –
никак мне власть твою не превозмочь...

Я знаю, для меня ты превратилась в тень,
что чинно следует за Бонапартом-мужем,
Кроме тебя, он никому не нужен,
и время властвует над ним,
      вздымая свой кистень...

Я – первый, он всего второй,
он тоже молод и силён, как конь могучий,
что на лужайке машет нам хвостом,   
Иль машет чем другим, не знаю,

не пойму, ведь это твоя тайна -
за прочной дверью страстно ты кричишь ему –
О – о, вира, майна, вира, майна, вира, майна...
 
Иль по-другому –
молча, с придыханьем, шепотком…
дрожит твой голос образа, не тени,
которую ты мне пошлёшь потом...

Прощай... ты как-то незаметно
                превратилась в тень.

           МУЖЧИНЕ

После свидания с Беллой

Вас когда-нибудь пили,
                как воду в пустыне,
с жаждой, настоенной на сотнях одиноких ночей?..

Вас когда-нибудь били в минуты признанья,
             как бьётся о камни вскипевший ручей?..

Вы ей не перечьте, Вы ей повинуйтесь,
            пускай побушует, себя утоляя.

Воздаст Вам сторицей, как речка в разливе
                напоит весною луга на Валдае…

Не надо злословить
над страстию женской,

Над чувством прекрасным,
   как Жизнь и Земля,

И будьте достойны,
сильны, но не резки

В такие мгновенья…
простите меня.


ЛЮБОВЬ
Елене
Любовь накрывает меня, как снежный ком,
как лавина,
как сель, срезающий горы будто бритвой,
мой старенький телефон хрипит,
захлёбываясь от мощи адреналина и молитвы...

А разум мой?... он отстаёт от бурных эмоций,
желание вонзается в меня, будто стронций
бомбит гамма-квантами моё тело...

И я, как мавр Отелло, мучаюсь
и страдаю от тихой ревности,
которая всегда рядом с любовью...
            
Любовь накрывает меня, как белый саван в ночи,
напрасно я внушаю себе:
– Уймись, замолчи!..
но желание вновь тисками сжимает грудь,
Когда ты шепчешь мне в телефон:
- Не забудь меня, не забудь...


ВАЛДАЙСКАЯ ИСТОРИЯ

Марии Ранович

Сырые поленья трещат в печи,
на канделябре медном наплыв от свечи,
где-то далеко у озера работает движок,
«Ну, давайте, мальчики,
последнюю на посошок...»

Холостяцкая жизнь...
в комнате четверо нас,
по радио старинный русский романс...
на столе разложен преферанс,
водка по стаканам разлита,
за окном мороз, Валдай и ...суета...

Суета погожих зимних дней,
простота заснеженных,
застуженных полей,
дорога между хатами пуста,
лишь овчарка, гремя цепью,
роется в кустах...

Каденция романса – гитарный перебор,
что это? -  везёт в любви,
а в картах недобор,
где ты, Машенька – цветок из Черновиц,
Я не слышу скрипа половиц...

Захватила мою душу Мария
как-то ненароком, невзначай,
и поёт, сбивая ритм, тенор:
« Ну, иди, встречай,
встречай судьбу из буковинских полонин,
замени Валдай студёный на луга равнин,
высоко в Карпатах найдёшь
цветок счастья – эдельвейс,
и поверь мне  - оценить красоты Маши
сможешь без бинокля от фирмы Цейс...

Когда она придёт – держи её, не упусти,
всем остальным скажи
прощальное прости...»

Затихает по радио русский романс,
на столе раскиданный пасьянс:
придёт, иль не придёт ко мне
Маша-Машенька – загадочный дружок...
...Тихо, слышу шум в сенях...
Прощайте, мальчики...
  и холостяцкую на посошок.

МИШЕ – АБРАМУ МЕДВЕДЕВУ


 Послушай, друг,
пусть слабые ноют,
надо лететь, закусив удила,

Только такою жизнью
промучиться стоит,
чтобы не стыдно было
за наши дела,

Чтобы покрытый седою шапкой,
соскочив на ходу под откос,
ты мог сказать потомкам,
не шамкая:

- Я не зря пожил
  и никогда
не сигналил “SOS”!

 СЛОВА…

Слова…слова…слова…

Так много сказано
и спрошено,
поэзии уже не сотня лет,
иное слово полностью
изношено,
как пара модных,
но затасканных штиблет.

Но всё напрасно…

Ищут, шепчут, пишут…

И снова тело здесь, а мысли вдалеке,
Ещё мгновение –
и слово вновь взволнованно задышит,
познав себя в построенной строке.

Так вот и я – минутами ночными,
на кухне примостясь в настроенной тиши,
с надеждой Музу жду,  нацеливая наготове,
как скальпели, свои карандаши.

                КОНЕЦ.

  Ашдод.  21.09.2014.
   
               
ПОСЛЕСЛОВИЕ  АВТОРА
Дорогой читатель!

Сегодня 21 сентября 2014 года. Я завершил работу над своим вторым романом « Валдайская история «.

Считаю необходимым поделиться с Вами, дорогой читатель, некоторыми мыслями после завершения большой для меня работы – писал этот роман я почти пять лет с 2010 по 2014 год.

Конечно, были перерывы в написании. Я, как и большинство писателей сегодня, не могу существовать на доходы от литературного труда, поскольку этих доходов попросту нет. И это, может быть, хорошо.

Представление о том, что писатель должен творить за письменным столом, а сегодня на столе обязательно компьютер, за окном обязательно вода, например, Валдайское озеро, Нева, Средиземное море, Тихий океан в Калифорнии – это представление неверно. Сегодня жизнь так стремительно меняется, что писатель, описывая жизнь, должен в ней находиться, иначе он начинает привирать.

Наиболее достоверная проза получается только тогда, когда писатель пережил то, о чём он пишет, лучше, конечно, непосредственно участвовать в описываемых событиях. Впрочем, можно возразить, что нужно время для изучения и осмысливания описываемых событий. Часто длительность периода осмысливания достигает полувека и более. Примеров много…

Какие проблемы я старался поднять в этом романе?

Первое - тревога за судьбу ядерной физики. Мы вспоминаем об этой замечательной отрасли науки и техники лишь во время серьёзных аварий мирового масштаба.

Развитие ядерной физики по времени совпало с двумя мировыми войнами, с применением человечеством двух радикальных ветвей социализма – национал-социализма и большевизма, которые охватили не только две великие страны – Германию и Россию, но и повлияли на весь мир, в том числе, на США, Японию и Китай.

Создание ядерного оружия явилось важнейшим фактом развития человечества.

Теперь, желая начать серьёзную войну, элита любой страны должна десять раз подумать, поскольку последствия ядерной атаки, в первую очередь, экологические, могут преобразовать её победу в поражение. Если правителю не жаль свой или чужой народ, если он не считается с людскими потерями, если ему не жаль городов и сёл, созданных до него - с помощью войны можно было на протяжении всей  мировой истории относительно быстро решать многие проблемы пространства и питания. 
Бомба и созданное средство точной доставки – ракета сдерживают инстинкты правителя, которому удалось на время обуздать собственную элиту и «демос» - народ.

Применение ядерной физики началось с бомбы. Но приручение взрыва, управление взрывом – это и есть задача учёного и инженера. Как это делалось, автор и хотел показать на примере ДВС – двигателя внутреннего сгорания. Факт, что сегодня человек, достигший определённой зрелости и ответственности, после нескольких уроков, без учёбы в университете, может сесть за руль и управлять последовательной работой двух-четырёх микровзрывов, которые перемещают в пространстве аппарат весом, намного превышающим вес водителя.

Как надо доработать первый ядерный реактор - «Чикагскую поленницу» Энрико Ферми, чтобы не получился снова Чернобыль? Кто и когда будет этим заниматься? Если для замены лошади на двигатель внутреннего сгорания понадобилось около 125 лет, то, сколько нужно времени для замены нефти и газа на ядерное топливо? История того же Чернобыля, и авария на атомной электростанции в Фукусиме, Япония, закрытие атомных станций в Германии показывает несовершенство сегодняшних технических решений.   

Понятно, что правительства опасаются попадания ядерных технологий в «случайные» руки, поэтому жёстко пытаются держать эту деятельность под контролем. Отсюда эти «почтовые ящики», в Советском Союзе были ещё и «шарашки», сам Сергей Павлович Королёв вышел оттуда.

Но, как это не грустно осознавать, закрытая деятельность «почтовых ящиков» сильно напоминает тюремную атмосферу. Сомнительно, что можно ожидать появления там действительно ярких и необычных идей.
Для продумывания этих проблем и появляется в романе отставной майор химических войск Бочаров Савелий Игнатьевич – настоящий русский самородок, которых было так много на Руси… Подумать над его идеями предлагается читателю. Символична его кончина…

Второе. Посмотрите, как начинают творить люди в периоды между войнами! Конец девятнадцатого века и начало двадцатого – пример того, как могут творить люди, если им дают возможность жить в условиях мира.   Серебряный век русской поэзии – начало ХХ века! Этот период также интересовал автора – отсюда главы  «Вильгельм Рентген и Анри Беккерель», «Сергей Рахманинов и Лев Толстой». Чего стоит письмо Льва Толстого царю в 1902 году?..

И, наконец, третье. Отношения между мужчиной и женщиной. Вечная тема любви и секса. Эту проблему люди решали столетиями и так и не смогли её решить, поскольку осмыслить эту проблему невозможно. Для автора важны все женщины, которых он пытался показать.

Наиболее интересным образом является образ Лукерьи. Несчастная женщина, судьбу которой сломал опять же пьяница. Она одинока, без детей, без образования, уже в «бальзаковском» возрасте, работает официанткой в провинциальном ресторане-столовой Валдая. Она встретила молодого, ещё почти «чистого» мальчика… И когда человеческое, женское счастье в очередной раз проходит мимо, ей хватает душевных сил подняться над ситуацией, и она накрывает еврейской молодой паре обеденный стол, отказываясь от платы…

В заключение, ещё один момент. Это – атмосфера Валдая. Не только прекрасная Валдайская научно-исследовательская лаборатория ВНИГЛ, в которой работали и работают, я надеюсь, и по сей день, скромные труженики – гидрологи, но и сам Валдай с его озёром и с Иверским монастырём, который восстановили и проложили к нему дорогу.

Сырые поленья трещат в печи,
на канделябре медном наплыв от свечи,
где-то далеко у озера работает движок,
«Ну, давайте, мальчики, последнюю на посошок...»

Холостяцкая жизнь... в комнате четверо нас,
по радио старинный русский романс...
на столе разложен преферанс,
водка по стаканам разлита,
за окном мороз, Валдай и ...суета...

Суета погожих зимних дней,
простота заснеженных, застуженных полей,
дорога между хатами пуста,
лишь овчарка, гремя цепью, роется в кустах...


Автор «Валдайской истории» сознательно оставляет своих героев в 60-ых годах двадцатого столетия.
Другой роман автора «Бег на длинную дистанцию» ( 2006 г. ) продолжает историю Льва Галицкого и его окружения, из которой видно – как евреи жили в России в эпоху Брежнева и почему он и его друзья уехали в Израиль в 1989 году.

Ещё почти нет персональных компьютеров, нет мобильных телефонов, Интернета, крушения Советского Союза, нет России Путина и современного Израиля. 

Для этих событий надо написать третью книгу, в которой должен появиться не только двадцать первый век, но и показаны судьбы наших героев, живущих сегодня в Израиле, России, Америке и Европе.

Хватит ли времени?..

---

РАЗМЫШЛЕНИЯ  НАД  РОМАНОМ   
В.М.ДОЛГОПОЛЬСКОГО  «ВАЛДАЙСКАЯ ИСТОРИЯ»


Предваряя  нижеследующие  впечатления  от  прочитанного,  уместно  вспомнить  слова  А.Вознесенского: : - Язык – наша связь с потусторонним.
И далее: - Мы уходим в Слово, и не важно, кто является посредником – пергамент, книга или Интернет.

И  вот  я,  как  читатель,  пройдя  через  этот  мир  слов  под  названием «ВАЛДАЙСКАЯ ИСТОРИЯ»,  хочу  поделиться  своим  видением  авторского  замысла.

Эрнесту Хемингуэю принадлежат слова: “Задача писателя неизменна. Сам он меняется, но задача его остаётся та же. Она всегда в том, чтобы писать правдиво и, поняв, в чём правда, выразить её так, чтобы она вошла в сознание читателя частью его собственного опыта”.

Представив  своё  сознание,  как  чаши  весов:  на  одной  из  которых – язык,  как  связь  с  потусторонним,  а  на  другой – правдивость,  как  часть  собственного  опыта,  задаёшься  вопросом:  какая  же  из  чаш,  в  данном  случае,  перевешивает?  И  что  удивительно,  похоже,  весы  находятся  в  равновесии.  Попробуем  разобраться  в  причине  этого.

Что  касается  конструкции  романа,  я  бы  поделил  его  на  три  основные  части:

Первая – это  начальные  десять  глав,  где  мы  знакомимся  с  главным  героем  и  собственно  с  причиной  всего  дальнейшего  развития  сюжета,  а  именно  с  началом  трудового  пути  инженера-физика Льва  Галицкого.

Вторая  часть  (шесть  глав) – это  как  бы  сюжет  в  сюжете.  Может  показаться,  что  за  неимением  более  глубокого  анализа  внутреннего  мира  главного  героя,  эта  часть  и  была  задумана  автором  в  виде  некоей  компенсации.  Данная  часть  изобилует,  в  некотором  роде, вне сюжетными  компонентами,  но  в  отличие  от  оных,  не  нарушает  естественного  хода  повествования.  Может  быть  эта  часть,  являющаяся  как  бы  центральной,  и  есть  воплощение  основной  авторской  идеи. 
Три  человека,  совершенно  разных  по  социальному  положению:  деревенская  девушка,  городской  юноша  и  отставной  военный слушают  классическую  музыку,  говорят  о  литературе,  рассуждают  об  исторических  путях  развития  науки  и  человечества,  и  всё  это  происходит  в  заброшенном,  удалённом  от  человеческого  жилья  месте. 

Как  будто  автор  решил  уединиться  и  донести  до  читателя  некую  идею  причинно следственной  подоплёки  всего  сущего,  но,  учитывая  время  происходящих  событий  (начало шестидесятых годов двадцатого столетия),  герои,  имеющие  ограниченный  доступ  к  информационным  материалам,  оперируют  познаниями  из школьной  программы  и  обще разрешённых  публикаций. 

Современный  читатель  остаётся  под  впечатлением  какой-то  недосказанности  и,  возможно,  наивности  происходящего.  Может  это  и  верно,  ибо,  как  говорил  А.Твардовский: - Читатель - человек думающий и чувствующий, ищет в литературном произведении отражение реальной трудной и радостной жизни, а не подобие всего этого.

Третья  часть  (остальные  главы).  Эту  часть  я  бы  сравнил  с  машиной  времени,  которая  рванула  на  зелёный  свет  светофора.  События  разворачиваются  стремительно  и  неудержимо  несутся  к  финалу.

И  вот  в  финале  читатель,  просуществовавший  в  оболочке  Льва  Галицкого  более  трёхсот  страниц  и  неожиданно  выброшенный  за  пределы  сюжета,  задаётся  вопросом:  а  кто  же  он,  главный  герой  романа?  Коллекционер  интимных  отношений  с  женщинами?  Или  молодой  специалист,  ищущий  применения  своим  знаниям?  О  его  происхождении,  нам  известно,  что  он  вырос  в  культурной,  интеллигентной  семье.
Тем  не  менее,  относительно  личного,  духовного  багажа  главного  героя,  читатель  остаётся  в  неведении,  ибо  никаких  запоминающихся  умозаключений  за  Галицким  не  водится,  (это  что  касается  языка,  как  связи  с  потусторонним). Также  за  пределами  досягаемости  остаются  эмоциональные  и  душевные  порывы  нашего  героя,  в  частности,  его  хобби  (кроме,  разве  что,  баскетбола).  Хотя,  как  приложение,  отдельно  подборка  стихов  Льва  Галицкого,  но  в  тексте  об  этом  ни  слова,    то  есть  непонятно,  когда  написаны  эти  стихи,  может  быть  уже  в  зрелом  возрасте?
Тем  не  менее,  он  прекрасно  играет  на  разных  музыкальных  инструментах  (очевидно,  это  заслуга  матери,  которая  была  известной  пианисткой),  то  есть  весьма  одарённый  юноша,  пользующийся  успехом  у  женщин. Такие  обычно  не  стремятся  обременять  себя  семейными  узами,  но  наш  герой  и  тут  вне  стереотипов. 
Роман  заканчивается  свадьбой. Приятно,  конечно.  Возможно,  это  объясняется  национальностью  избранницы:  она  тоже  еврейка,  а  это  и  гармония  родословных  связей,  и  общность  интересов  и  традиций,  даже  на  подсознательном  уровне,  что  немаловажно  в  семейной  жизни. 
А  вот  воспримет  ли  читатель  содержимое  романа,  как  часть  собственного  опыта – решать  самому  читателю.  Ему  предстоит проникнуть сквозь мембрану вещей, извлечённых из закоулков памяти автора, и, восстанавливая путь, пройденный главным героем, пробиться к пониманию его глубинного смысла.

В.С.Шпагин.            15.11.2014.