Мой отец Курилов Анатолий Константинович родился в 1908 году, в деревне Дитенская Харовского района в семье крестьянина. Папа с мамой познакомились во время учёбы на рабфаке в Вологде, где и поженились. Там появился на свет мой брат Артур.
Свою трудовую деятельность отец начал в 1926 году на Харовском лесозаводе. С 1929 года по 1935 год он занимал ответственные посты на советской и партийной работе.
В 1936 году был направлен в органы государственной безопасности в город Красноярск, затем в Новосибирск, где я и родилась в 1939 году. За добросовестную работу он был премирован именными часами, в 1937 году его перевели в действующую армию на Украину, в город Ровно, а за 6 месяцев до войны – в город Дубно ( 600 километров от границы).
В городе Ровно родилась моя сестра Ирина. Когда мы приехали в Дубно, нам дали дом, где раньше жил бандеровец. Под жилым помещением был большой подвал с потайными дверями и окном, через которое можно легко пролезть.
За неделю до войны хозяин этого дома приходил и ночевал здесь тайком. Как рассказывала мне мама, при объявлении войны отец, будучи военнообязанным, сразу ушёл на фронт.
Некоторые его сослуживцы под разными предлогами отправляли своих родственников подальше от границы. Но наш отец этого не сделал. На руках у мамы нас было трое: Артур 8 лет, мне нет ещё и 2-х лет, Иринке 8 месяцев. Собрав кое-какие вещи и оставив нас на улице под присмотром Артура, мама пошла в отдел госбезопасности.
Несмотря на свой детский возраст, брат, как говорила мама, вёл себя в этой ситуации, как настоящий мужчина. Он прижимал нас к себе, чтобы мы не потерялись в этой многолюдной, плачущей и рыдающей толпе, утешал нас, говорил, что мама сейчас обязательно придёт, нужно ещё потерпеть чуть-чуть.
Нам было ужасно страшно, хотелось есть, пить, мы сильно плакали. Вдали слышны были взрывы и залпы артиллерийских орудий. И вот наша мамочка вернулась, мы были бесконечно рады. Она почти полдня ходила за военным, который отвечал за отправку людей, чтобы он помог нам уехать из города. Нас повезли на машине ещё с одной семьёй, а через час объявили, что город Ровно занят фашистами.
Мы ехали под обстрелами с обеих сторон, неоднократно выходили из машины и прятались в кустах, траве, канавах. В дороге мама прижимала нас к себе, чтобы мы не видели тот ужас, который творился вдоль дороги: искорёженные и разбитые машины, трупы взрослых и детей, плачь и стоны раненых. Дальше мы ехали поездом.
Мама рассказывала, что во время одного из артобстрела, всем пришлось выйти из вагона. Люди прятались в зарослях кустарников, которые росли вдоль железной дороги. Мы поспешили скрыться тоже в них. Людей было много. Когда всё стихло, и прозвучала команда отправления, брата Артура рядом с нами не оказалось.
Его отбросило взрывной волной. Мама долго искала, плакала, решив, что его нет уже в живых. Дорога была каждая минута, без него мы уехать не могли, оставаться и искать его не было уже времени.
Мама подошла к машинисту и со слезами на глазах просила подождать ещё минутку. И в это время она услышала его голос: «Мама!», слёзы радости катились по её щекам. Все вместе мы продолжали путь. Когда мы перебрались через Волгу, нас определили в какой-то колхоз.
Но у мамы была цель – уехать в город Красавино, на её родину. До неё мы добирались 36 дней. В Красавино жил отец мамы и мачеха (матери она лишилась в 5 лет). Совместных детей у них было четверо, и мы в такое тяжёлое время там были не нужны. Мама выпросила комнату, и нам выделили проходную в одной квартире.
Люди жили очень плохо, умирающих не успевали хоронить, их складывали на чердаках. От голода люди пухли. Прожив в Красавино около 6 месяцев, папа написал нам, что его мать болеет и просит маму переехать в деревню Дитенская Харовского района.
В Харовск добирались водным путём. Мама еле уговорила капитана, чтобы он взял нас на пароход, так как на нём везли заключённых. Пока плыли они подняли на судне бунт и выкинули за борт повара и буфетчика. У нас же отобрали все продукты. От Вологды ехали поездом, до деревни – на лошади. Нас встретила слепая бабушка.
В доме ничего не было, кроме лавок вдоль стены, стола, одной чашки без ручки, чугунка, ухвата, лопаты, большой печки, в которой мы мылись. Нам было намного труднее, чем местным жителям, так как у нас не было овощей со своего огорода. Мы с сестрой заболели корью и дизентерией, сестрёнку положили в больницу, откуда уже она не вернулась домой.
Потом не стало бабушки. Похоронить было очень трудно, люди не шли копать могилы, видно берегли свои силы. Мама сушила картофельные очистки, вот за них-то и выкопали могилу. Уже позже мама купила суягную козу, благодаря ей и её потомству мы и выжили.
Весной посадили лук, картофель на своём участке. Помню случай: мама сварила густую картофельную кашу, разрезала ножом, подала каждому. Артур видит, что я не кушаю, и просит отдать ему. Я согласилась, при условии, что он мне потом отдаст обратно.
Были уже взрослые, вспоминали, смеялись над собой. Артур всегда за нами следил во время еды, и, если мы что-то уронили, то быстро под стол и в рот. Однажды мама пекла хлеб и нечаянно разбила стеклянную квашню, но тесто не выкинула, а всё испекла и убрала в сенник, заперла на замок.
Артур через верх отодвинул доски и постепенно всё съел, не думая, что в хлебе могут быть стёкла. Рядом с нами тоже жила бедная семья. Своё зерно они мололи, добавив в него лебеды и клевера, потом пекли хлеб.
Один из сыновей взял кусочек такого хлеба и решил угостить им лошадь, а она хлеб не берёт. Даже лошадь не стала есть то, что ели люди. Во время войны мама вышла на работу агрономом. Когда она уходила на работу, мы оставались на весь день одни.
Мама работала до тех пор, пока папа не вернулся с войны. А он пришёл домой в начале 1946 года, так как был оставлен в Венгрии на зачистке банд, где и был ранен.
Вспоминается, как ждали папу домой. Вечером при свете лучины мама сказала, что скоро придёт отец. Но я его совсем не помнила, не знала, какой он, потому что мне не было ещё и двух лет, когда он ушёл на фронт.
Мы сидели с мамой и фантазировали: вот там папа идёт, вот он поднимается в горку, вот приходит в деревню и стучит в дверь. Когда папа на самом деле пришёл домой, то привёз мне куклу. Я была очень рада, до этого дня у меня были только самодельные куклы.
Идут года, мы взрослеем, стареем, смотрим на внуков и уже на правнуков и представляем себя в их возрасте. У них другая жизнь! Но хочется, чтобы они помнили то, что пережили их сверстники в то тяжёлое время.