Светлой памяти дедушки Джабраила посвящается.
Дедушка мой - Джабраил был честным и порядочным человеком. Оттого и аллах был к нему милостив. У него было крепкое хозяйство – отара овец и табун лошадей. К нему нанимались чабаны из соседних сел. Через год, другой уходили от него уже состоятельными. А дедушку не забывали, всегда поминали добрым словом. Поэтому во всех селениях у него было много кунаков.
Надо признаться, что дедушка был человеком жесткого нрава, но вовсе не лишенным юмора и умения трезво мыслить. Вместе с тем, у него была привычка крепко выражаться. Но на фоне сурового быта и нелегкой кочевой жизни это воспринималось как, ничего не значащая, связка слов.
И вот наступили другие времена. Собрались «национализировать» табун лошадей моего дедушки Джабраил – буба. В это время он находился в кочевке, на территории нынешнего Азербайджана, в кишлаке. Дедушкин табун состоял из отобранных с любовью и трепетом лошадей. Красиво он смотрелся, особенно, вечерней порою, когда лошади, раскинувшись по степи, щипали траву в окружении ароматов полевых цветов...
В это время к нему приехал его двоюродный брат Агададаш. Вроде бы погостить, на деле, чтобы узнать, сколько и чего у дедушки есть. Завидовал ему, да и не прочь был выделиться перед новыми властями – колхозным начальством.
Следом, на следующее утро, прибыл Ярали, командированный колхозным начальством - ставить метки на лошади, т.е. принудительно-добровольным способом организовать очередной взнос в, только что организованный, колхоз. Человек совестливый, нелегко ему было объяснить дедушке логику действий новых властей. Ведь время было такое, во всем допускались только две альтернативы: белые - красные, за или против, друг или враг,… Нет, не хотел Ярали, чтобы дедушка оказался врагом народа. Он его сильно уважал за хозяйственную хватку и справедливость. Но, если честно, немного и побаивался.
Все же пришлось ему объясниться с дедом. Собрав остатки воли в кулак и с трудом подбирая слова, Ярали рассказал дедушке о новой власти, о преимуществах коллективизации, что, вот он приехал ставить метки. И в конце, мимолетом добавил, что бессмысленно идти против новой власти, потому, что теперь она будет установлена везде. Услышав все это, дедушка вскипел и, в свойственной ему манере, высказал все, что он думает и про новую власть и про Ярали и подобных ему «прихвостней» этой власти. От злости замахнулся было в его сторону чабанской палкой (чумахъ), но оказавшийся рядом Агададаш оттолкнул его и, тем самым, спас ему жизнь.
Переполненный эмоциями, дедушка сел на быстрого скакуна и ускакал в степь. Прошло где-то часа два с лишним, он вернулся, спрыгнул с коня на землю, привязал изрядно загнанное животное к дереву. В глубокой задумчивости, сделал несколько шагов по двору. Затем резко повернулся, застелил бурку на старый пенек, сел на него и знаком пригласил колхозных гонцов к себе. Те с осторожностью приблизились к деду. Дедушка поднял правую руку вверх и спокойным голосом сказал:
- На все воля аллаха, надеюсь, он и на этот раз укажет нам правильный путь. Идите и ставьте метки.
… С лошадьми колхозным гонцам было легче. На каждом животном они выжигали каленым железом три буквы ККМ– «колхоз имени Карла Маркса» и порядковый номер. Будто сам основатель теории научного коммунизма пришел с того света и, вот таким, немного странным и болезненным способом доводил преимущество своей теории и «колхозной жизни» до каждого животного. Если не считать отдельных слезинок, невольно скатывавшихся с глаз, лошади спокойно выдерживали этот «урок истории». Словно чувствовали, что их хозяину - не легче.
… Смысл всей дедушкиной жизни и предмет его гордости, - на глазах превращался в серый, ничем не примечательный колхозный актив. Красавчик «куьрен» теперь стал называться ККМ9, а «кияр» превратился в ККМ12…
Чтобы не видеть всего этого, на этот раз, дедушка ушел тихо и незаметно...
Метчики дошли до номера ККМ17. Агададаш шепнул Ярали, что не хватает одного коня. « - Должно быть 18, восемнадцать должно быть!»
Не хотел Ярали еще раз встретиться с Джабраилом, но Агададаш не отступал: « - Наверное, самого лучшего скакуна спрятал! Нельзя этого допускать!»
И вдруг видят: Джабраил ведет за узды старую кобылу, подарившую ему не одного породистого жеребца. Молча открыл загон, запустил в него лошадь, отвернулся и снова ушел.
Пока закончили работу, подготовили протокол за подписью членов комиссии, наступил вечер. Уходить, на ночь глядя, не имело смысла, да и опасно, кругом одни воры и бандиты. Да и протокол надо было подписать у Джабраила, но решили, что соваться к нему сейчас не стоит, лучше уж с утра.
Полез Агададаш под бурку и крепко заснул, с приятным предчувствием, что наступают времена, когда у таких, как он и ему подобные, открываются «возможности» . Укрылся под буркой и Ярали, но не мог никак заснуть, ворочался без конца. С одной стороны, его одолевало противное чувство от совершенного ими акта. С другой, не до конца верил он словам Джабраила и со страхом ждал момента, когда еще раз проявит себя буйный характера деда.
Ночью начался ураган. Ветер свалил стойку, придерживавший вход в загон, и кони разбежались по степи. Услышав шум, и так плохо спавший дед, резко вскочил и в одних кальсонах побежал за ними. Даже проблеска мысли не было, что он спасает не свой, а чужой табун. Догнал он их километрах в трех и, ближе к утру, с большим трудом вернул в загон. Заходит весь в поту, пыли и видит, что Ярали не спит, сидит на краю бурки и весь в напряжении. Дед подошел к нему, схватил двумя руками за ворот, приподнял и… поставил обратно.
«…твою мать, - выругался дед, - да ты видишь, каким трудом нам это богатство давалось! Давай свою бумажку и чтоб твоего духа здесь больше не было!»
А Агададаш до утра так и проспал сладким сном.
… Как шутил дед годами позже, в первый и последний раз в жизни он выругался не для связки слов, а от души и по адресу.
…Прошло еще немного времени, дедушка Джабраил отдал колхозу и отару в 250 голов (правда, по частям), а сам стал работать в колхозе старшим чабаном.
А затем началась война. Все джабинцы, отодвинув на задний план все личное, объединились в единый кулак. Противоречия и обиды, разделявшие Ярали, Агададаш и Джабраила, перед лицом большого горя испарились в один миг. Под председательством Ярали все джабинцы - и стар и млад, работали на пределе сил. А Джабраил и Агададаш, отправив своих взрослых сыновей на войну, сами ни дня не сидели дома. Несмотря на трудности войны, колхоз достиг выдающихся результатов. Ударный труд моих сельчан помог перекрыть не только заказы военного времени, но и увеличить поголовье колхозной отары, несмотря на то, что основная, трудоспособная часть населения воевала на фронте. В это время, как рассказывают старшие, во многих селениях нередко люди умирали от голода.
Дедушка поднял большую семью из двух сыновей и шести дочерей. Правда, не обошлось и без потерь. Старший сын, опора семьи, не вернулся с войны…
Но историю с матом, ценою в табун лошадей, передаваемый сельчанами из уст в уста, вспоминают в селе и по сей день.